Монашеское житие: дом Бога и врата небес

Жизнь в монастыре по-человечески проста и в то же время Божественна. Люди и предметы составляют единое государство, которое управляется законами, не объяснимыми мирскими критериями. Это собор светоносных личностей, живое таинство будущего века, тайноводственное общение, дорога между небом и землей.

Монахи, пребывая в своем монастыре, подобны пришельцам и странникам (см.: 1Петр. 2:11). Но в то же время они живут нормальной жизнью, ежедневно общаются друг с другом. При этом все они, став на путь монашества в одной точке отправления, устремлены к восхождению вверх по духовной лествице, ведущей к причислению к лику святых нашей Церкви, к достижению возлюбленного Царствия Божия. И увидел я новое небо и новую землю... святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная... се, скиния Бога с человеками (Откр. 21:1–3). Этот прообраз значим для нас: он символизирует монастырь, который есть жизнь и пример подлинного жития. Монастырь – это то недостающее звено в цепи, которое ее логически замыкает и все приводит в порядок. Богом заготовлено все необходимое для реализации монашеского призвания, взаимного сосуществования и брака Бога и человека¹. Монастырь – это сообщество, причина и образ глубокой жизни, устроенной по Богу. Он есть дом Божий и врата небесные (Быт. 28:17), место присутствия человека и в то же время место, избранное Богом и горячо хранящее памятование о Страшном Суде. Монашеская жизнь во граде ориентирована не на осуществление мирских и идеологических на мерений, но на достижение духовности путем аскезы и мистического зрения Бога. Город-монастырь живет как рабочая мастерская, внутри которой распределены все обязанности. Устремления же мастеровых направлены не на нечто желанное, но на Желанного, то есть Бога, сходящего с Небес и обитающего в каждом из них.

Это убеждение монахов глубоко укоренено в традиции и является опорой в их жизни, по духу и силам превосходящей привычную для человека, но уже ставшую ангельской... Монахи, как и люди, имеют свои слабости, метания, борения, они падают и поднимаются, но никогда не боятся, поддавшись минутному чувству. Благодаря своим трудам они сегодня – сопричастники мучеников, а завтра воссядут на престолах со всеми святыми. Следовательно, стены градамонастыря не загораживают горизонты, но, наоборот, открывают зрение таинств и врата небес.

Так давайте понаблюдаем за тенистым сим и добросочным Древом Жизни, древом монашеского жительства.

Монашеская жизнь некоторым образом лишена родословной. Образцом иноческого совершенства служит жизнь ангелов, обращавшаяся вокруг Престола и небесного мира Божия еще до сотворения чувственного мира. Корни ее родословного древа тянутся к райскому саду – Эдему, что на восходе солнца. Все начинается тем общением сына с Родителем в раю, что (увы!) из-за грехопадения Адама и Евы превратилось в плачевное поражение и ожидание искупления, о котором повествуется в Евангелии. Монашество, таким образом, имеет отправной точкой жизнь окончательно обретенного райского блаженства.

В Ветхом Завете Бог подготовил падшего человека для принятия Своего Сына. Так, Он открыл человеку Свой Лик, поведав о том, что Бог Сын един со Отцом и Святым Духом, а также о Божественном, нераздельном, ипостасном общении с человеком.

Так Христос освободил человека из рабства, дал ему Церковь, Крещение, все церковные таинства. А для большей радости, покоя и обогащения Святыми Дарами и Божественной жизнью Он построил в миру некий надмирный мир – монашество, благодаря чему перстный человек уподобляется ангелам и восседает на Престоле, собеседуя с Богом о том, что возможно вместить человеку.

Уже в иудаизме и языческом мире мы находим подобие монашеских форм жизни, например, в Египте.

Святые мужи Ветхого Завета – пророки Моисей, Илия, Иоанн Предтеча, жившие по горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11:38), – прообразовали монашество. Пророк Исаия составил увещевание для дивных монахов, «птиц, что обозревают высоты», мудрейших среди многих. О сих, лучших мира сего, было проречено: На стенах твоих, Иерусалим, Я поставил сторожей, которые не будут умолкатъ ни днем, ни ночью. О, вы, напоминающие о Господе! не умолкайте (Ис. 62:6)! Это значит, что на крепостные стены Церкви Господь поставил этих крылатых воинов и доблестных многоочитых аскетов, непрестанно воспевающих и лицезреющих Бога славы, неусыпными стражами в знак доверия и почета. Мы уже говорили с вами о том, что монастырь есть изображение Горнего Иерусалима, Царствия Божия. В Древней Церкви прообразами монашеской жизни были совместные трапезы любви – агапы², апостольское общение и апостольские общины в Иерусалиме.

В Церкви монашество явило образец идеальной и удивительной жизни и убеждений древних аскетов-отшельников и пустынников, которые в нерастленности и девстве совершали великие подвиги духа.

Сочный плод монашеского жития вызрел на Востоке в эпоху святого императора Константина и передавался из поколения в поколение как образец для всеобщего подражания. Христиане наделяли монахов, этих парящих в выси орлов духа, прекраснейшими эпитетами и величайшими похвалами за соблюдение девства, аскезы, поста, общежительного устава, послушания, нестяжания и достойного ношения своего духовного всеоружия. Все люди: бедные и богатые, грешные и святые, патриархи и цари – именовали «граждан Небес», и мужчин, и женщин, блаженными, бесплотными, абсолютно свободными, а их житие – ангелоподобным. Монахов любили, почитали и стремились приблизиться к ним, возносили славословия как «воинам Христовым». С тех пор и доныне монашество – это «священное воинство, Божественный и всеблагой чин, монашеское и ангельское жительство».

Образование института монашества стало одним из важнейших моментов в мировой истории. На протяжении следующих периодов развития монашества, в разные эпохи и на разных территориях, иноки, жившие в постоянном приобщении ко Христу, сохраняли этот эсхатологический образ жизни, несмотря на все противодействия и притеснения вначале со стороны язычников, затем обмирщвленного общества, ересей, расколов и заканчивая астматическим удушьем нашей эпохи. Все это свидетельствует о неиссякающей способности человека восходить к Богу и возможности познания Бога для находящихся в лоне Церкви. Таким образом, во все времена и эпохи монастырь остается одним – живой иконой Царства Божиего, в котором братия постоянно пребывает в ожидании наставлений, подобных дождю и росе, сходящих на зелень, ливню – на траву (см.: Втор. 32:1–2). Несмотря на все преобразования и оскудение духовной жизни, любой паломник по монастырям заверит вас в том, что аскетическая традиция жива в обителях. Ибо велика сила духовного семени, которое способно прорасти сквозь тернии!

В Ветхом Завете Бог ставил пророков стражами вдохновенной проповеди во Святом Духе на протяжении их жизни. Так же и в Церкви. Бог призывает монахов на смотровые башни пророков и мучеников для возвещения жизни будущего века. Они стоят выше смерти, принимают на себя Божественные обетования во плоти, прообразуют грядущее Царство.

Святой Антоний и блаженные отцы его эпохи: святой Пахомий, основатель и устроитель общежития, Василий Великий, внесший усовершенствования в монашеское житие, пришедшие за ними Савва Освященный, святой Феодосий, затем Феодор Студит, святой Афанасий Афонский и многие другие, каждый в свое время, воспитали сотни сотен монахов и возвели тысячи тысяч духовных твердынь, которые направляли по пути духовному и молодых юношей, детей, и стариков. Каждый из них, как некогда пророк Моисей, однажды услышал глас Божий: Взойди ко Мне на гору и будь там (Исх. 24:12). И вот результат: И взошел Моисей на гору, и покрыло облако гору, и сошла слава Божия (Исх. 24:15–16).

Бог призывает монаха на служение лично, в конкретном месте и в определенный час, подобно пасхе – это переход из тела душевного в тело духовное (1Кор. 15:44). И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного (1Кор. 15:49). И этот переход есть отречение от мира, удаление в пустыню, то есть в монастырь, восхождение на гору Божию. Нельзя оставить без ответа воззвание Христа, обращенное ко всем: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возъми крест свой, и следуй за Мною (Лк. 9:23). Сам Христос, словом побуждавший толпы людей, ходивший по земле и чудотворивший, уходил в пустынные места и молился (Лк. 5:16).

Большинство монастырей было основано безмолвниками, многие из которых жили в пещерах и лишь потом были вынуждены выстроить великолепные архитектурные сооружения с целью служения душе и радения о Духе. Эта цель ктиторов-исихастов остается и по сей день ненарушимым рубежом, а исихастский дух продолжает оставаться главным критерием для монаха. Но время бежит, и мы бежим вместе с ним. Поэтому нам нужно «задержаться» и посмотреть на жизнь Отцов, на «иного жития вечнаго начало»³. Как апостолы и их преемники основывали Поместные Церкви, так и преподобные ктиторы закладывали очаги апостольской жизни, устраивали повсюду храмы и подворья ради достижения Божественной любви и осуществления встречи человека с Богом.

Монастыри незыблемо крепились на священных канонах нашей Церкви. До сих пор монашескую жизнь регулируют разного рода уставы, начертания, завещания и установления ктиторов и великих основателей, которые в них определили будущее монастырей и монахов. Церковь санкционировала и бережно хранила монашеские заветы с тем, чтобы обезопасить законную силу этих священных учреждений, являющихся местом, где восседает сама Церковь, а также с тем, чтобы ей не потерять свою цель. Без признания монастырей как церковного института мы бы имели дело с бесконечными сложностями, ибо звено между монашеским мироощущением и его приятием миром Церкви отсутствовало бы.

Пословица гласит: «Будет монастырь хорош – придут и монахи». Это правда! Никогда не прекратится приток новоначальных в монашескую общину (только разве наступит конец света!), где всегда готовы к встрече с Господом, грядущим с ангелами Его. Вселенная наполнена монастырями – центрами жизни, украшениями епархий, священными прибежищами, светильниками для слепцов, телескопами для зрячих и рупорами для слышащих, алтарями мистического сияния и радости. И поколения монахов застроили вечные пустыни и высочайшие горы, населили побережья, наследовали землю. Все они, увенчанные, возрадуются вовеки.

Отшельническое и пустынное житие с первых дней и до нашего времени не прекращает обретать своих учеников. За время существования Церкви, в эпоху гонений и после нее, пустынники вписали золотые страницы в ее историю. Они росли и крепли духовно, стали подражателями и участниками ангельского жития. Эта форма подвижничества, стоящая на грани с крайностями, опасностями, лишениями и полным самоотречением, начиная с четвертого века развивается уже как хорошо организованное монашество. Преподобные Иларион, Савва, Евфимий и другие великие отцы соединяли уединение с общением с другими монахами, что естественным образом постепенно привело к созданию небольших сообществ и в конце концов – общежительных монастырей, Небесного града, своего рода государства. В нем общее все: тела, души, устремления, имущество, предпочтения, желания, борьба, поты, венцы!

Общежительные монастыри, или киновии, не уничтожили предшествующие формы, остающиеся все еще в действии, даже на Святой Горе – такие, как каливы, келии, скиты, подворья⁴ и т.п. Тем не менее именно эта форма монашеского жития возобладала почти повсеместно. Киновии стали принимать, питать, закалять, формировать, освящать и совершенствовать монахов, этих воинов благой битвы и граждан небес, наших друзей и предстателей, живущих с дерзновением. Общество составляет одну с ними семью, фитиль которой не гаснет, но сияет.

Мы с уверенностью можем сказать, что святогорская община является самой большой из населяющих «пустыню». Она вносит свой вклад в служение Вселенной и обладает неким жизненным зарядом благодати, Божественного богатства, действенной молитвы, молясь с особым усердием о спасении мира. Что трогательнее и проще жизни на Святой Горе?! Она полна духовных сил, которые спасают монахов и приходящих. Монахи летят, как облака (Ис. 60:8), к не имеющему пределов горизонту. Благодаря рвению к познанию незримого, живого и всевидящего Бога ладан их сердец, благоухание их жертв, созерцание, потоки слез и библейские восклицания, славословия, похвалы складываются в сокровищницу вечности.

На Святой Горе было успешно осуществлено соединение отшельнических традиций исихазма⁵ и общежительной традиции. Святой Афанасий Афонский, будучи исихастом и вкусив сладости пустыни, преуспел в таковом объединении внутри огромной царской киновии ради спасения многих. Он воспринял цветущую студийскую традицию⁶, из которой сохранил: 1) необходимость влияния духовного отца-старца на личность монаха; 2) принятие во внимание особенностей индивидуального пути монаха; 3) возможность исихастских аскетических подвигов, ибо для всех времен остается верным то, что «велик труд безмолвия».

В результате этого чудесного соединения святогорское монашество стало бесконечным собором, некоей жизнью в себе, где все люди достойны и развиваются как порознь – члены (1Кор. 12:27) одной Плоти Христовой, как одно общение в любви и служении, усердии и молитве, что приносит радостное облегчение в исповедании помышлений и участии в богослужении. Все это дает покой человеку, который оказывается вознесенным благодаря искреннему и безоговорочному послушанию старцу. А соблюдение правил монашеской жизни подпитывает в человеке духовную силу и стремление к Богу.

Для того, чтобы человеку не сбиться с курса и хранить неизменными свой облик и миссию, Святая Гора придерживается единой установленной традиции, которая заключается не в приверженности одному образцу, но в глубоком церковном сознании, концентрации более чем тысячелетнего опыта человеческой природы, пребывающей в общении с Богом. Поэтому святогорцы остаются традиционалистами и непрерывно углубляют достижения Отцов. Таким образом, они выходят за пределы собственного «я» и сворачивают с тропинки падшей природы. Эта традиция вступает в самую глубину будущей жизни и порывает с человеческими правами в предвкушении вечности.

Теперь давайте взглянем на побег плодоносного древа.

Как мы уже говорили, нельзя нам позабыть в своем повествовании и о монастыре Симонопетра. Он имеет благословение пещеры, из которой вышел его основатель, имевший целью заложить устремленную в небеса обитель, не изменив при этом молитвенного настроя пещеры. Ему удалось преодолеть опасности, благодаря трудам и созиданию Духа он успешно справился с этим делом.

Святой Симон жил незадолго до эпохи исихастских споров⁸, когда на Афоне было более трехсот монастырей и множество подвижников. Он посвятил себя умному созерцанию. Однако, получив в Божественном видении повеление, он ос новал вокруг себя общину для того, чтобы сделать общежительный устав на Скале ступенью к созерцанию. Лучшим наследием, оставленным святым Симоном духовным чадам, был опыт боговедения. Они же, в свою очередь, должны осуществить святогорский синтез совместной жизни братии в исихии с упованием на Бога. Это было шествие к некоему «беспредельному пределу» людей, стоящих здесь, монахов, которые не вкусят смерти, пока не увидят Царствие Божие (см.: Мк. 9:1).

Жизнь Симонопетры была не всегда легкой. Невзгоды, набеги, бремя долгов, следующие один за другим пожары, турецкая оккупация, войны, вторжения на Афон... Иногда жизнь на Святой Горе затухала, порой ее огонек еле-еле тлел, но в конце концов ее огонь разгорался! Святые старцы приходили, чтобы найти некое пристанище, другие – чтобы воспринять руководство обителью, но, не выдержав неблагоприятных условий, уходили. Другие, оставаясь, отдавали свою жизнь. Историю пишет Бог.

В 1973 году Симонопетра была вновь, после долгих лет отчаяния, заселена братией, пришедшей из Болыних Метеор⁹. Молодая поросль Метеор свила духовное гнездо на Скале святого Симона. И сейчас обитель с радостью, надеждой, благодарностью Богу и благословением старейших отцов расселила на заброшенных территориях свыше пятидесяти иноков, наполнивших жизнью и молодостью келии и храм.

Монастырь наш тринадцатый в чреде, состоящей из двадцати благословенных святогорских обителей. В этом духовном улье ежедневно бурлит жизнь. Это характерно для афонских монастырей. Все они имеют единство традиции, но различаются характерами и насельников, и окормляющего их старца.

В начале каждого года игумен назначает каждому монаху его послушание, которое он принимает как из рук самого Христа и преподобного Симона. Каждый монах, исполняя нужды братьев, делает общее дело – подобно хорошему хозяину, он вносит свой собственный вклад. Служитель спешит выполнить свое послушание среди братии с рвением и смиренномудрием. Однако руководствующийся собственной волей самоуправец и вольнолюбивец остается один. А исполнитель унизительной, с мирской точки зрения, работы является самым блаженным!

* * *

Труд и общие послушания являются неким радостным успокоением пред лицом Господа, знатока человеческих сердец и разума. Он радуется, видя сердца учеников чистыми. Сельскохозяйственные работы особенно успокаивают монаха, упражняют тело для бодрствования духа и освобождают ум для полезных занятий. Более того, монахи выращивают чистую пищу, которую с давних времен ели аскеты и киновиоты.

Комитеты и канцелярии неусыпно блюдут порядок и предотвращают нежелательные ситуации.

Церковнослужители и певчие получают особое вознаграждение за свое рвение, а также за необходимость сосредоточивать одновременно внимание на пении и на молитве.

Трапеза ежедневно «изобилует»: служители, занятые ее приготовлением, не знают устали. Общая трапеза монахов с ее богослужебным характером есть выражение и преображение всех плотских потребностей в богоносные средства.

Двери архондарика¹⁰ всегда распахнуты для гостей. Их служители приветливы. Привратники, искренние и в то же время сдержанные, любезно встречают паломников на время их пребывания в обители, словно сожительствуя им. Монастырские духовники обычно молчаливы и терпеливы.

Сидячие работы имеют свои плюсы, равно как и неизбежные минусы, – необходима предельная концентрация внимания. Для тяжелых работ выбирают сильных монахов, способных к постоянному физическому труду.

Существует и противопожарная служба. В полном снаряжении она незамедлительно прибывает к очагу возгорания. Любой из пожарных осознает меру своей ответственности.

Вероятно, разумное использование современных технологий, направленное не на получение прибыли, но на помощь брату, открывает новые возможности. Таким образом, вещи и инструменты становятся в монастыре богоносными, как в Горнем Иерусалиме. Об этом сказано у пророка Захарии: В то время даже на конских уборах будет начертано: «Святыня Господу», и котлы в доме Господнем будут, как жертвенные чаши перед алтарем (Зах. 14:20).

И наконец, ко всем вышеперечисленным службам подходят слова из книги Премудрости Сираха: если ты работаешь, доволен своей службой и не стремишься к большему, чем имеешь, то станет сладкой твоя жизнь. Жизнь довольного своею участию и труженика сладостна (Сир. 40:18). Все вышеперечисленные работы обеспечивают монастырские нужды. Орудия труда традиционны, а время выполнения работ обозначено в монастырских расписаниях. Иначе монахам бы грозила опасность выйти за пределы «приосененной горы» нашей жизни.

Личные особенности, слабости, страсти, человеческие предпочтения и преходящие устремления, вероятно, есть и будут. Однако монастырь – это дверь отверста на небе, и... голос... взоиди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего (Откр. 4:1). Тяга к Небу всегда поднимает ввысь.

Время от времени монахи, имея особые на то причины, вынуждены покидать Гору. Они уходят, но по истечении отведенного им срока возвращаются в дом свой и дом Божий.

Симонопетра обладает своими особенностями. Она сияет особой благодатью, озарена ярким светом основателя обители. Ибо труды праведного – к жизни (Притч. 10:16), к жизни и радости, свету и вновь к свету и радости сердечной. Этим проникнута и конечная цель, то есть ожидание Бога в богочеловеческом обиталище.

Киновиальная жизнь обители подражает вечному богослужебному собранию по образцу славословия ангелов. Каждое проявление общежития носит не общий характер, но богослужебный, запечатлевая таинство Церкви.

Сразу же после полуночи начинаются утренние службы. Божественная литургия совершается ежедневно. В полдень читаются часы, а за три часа до заката – вечерние молитвы.

Торжественным богослужебным действом является всенощное бдение. Всенощная хранит разум неусыпным. Благозвучно и созвучно трепещут сердца, сопричаствуя сотрясающей крепости Высших Сил и радостному торжеству святого или празднуемого события. Рассеянность позабыта, глаза бодры и следят за отблесками свечей на вращающемся паникадиле и хоросе¹¹. Они схватывают радость с небес, впитывают влагу умиления и составляют один хоровод вместе с людьми и ангелами. Так, подобно единорогу, возносится ум на поднебесный жертвенник, и дух возвышается преподобно и благоговейно, чтобы таинственно найти место милости у священного ковчега и поучаствовать в том, что не видел... глаз, не слышало ухо, и не приходило... на сердце человеку (1Кор. 2:9).

Когда в храме нет бдения, то служат канон¹² своеобразную литургию монаха, которая совершается в час, когда все окружало тихое безмолвие и ночь в своем течении достигла средины (Прем. 18:14). Тогда на зов монаха является всемогущее Слово, дабы воссиял свет истинный. Ибо приходящие среди ночи не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господъ Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков (Откр. 22:5), и узрят лице Его (Откр. 22:4).

Встреча монаха с Богом в келии посреди ночи есть центр его жизни. Она задает ритм его повседневной деятельности – труда, отдыха, трапезы и прочего. Верный монах выходит, словно из горящей, но неопаляющей печи. Встреча с Богом становится формирующим основанием каждого монаха в отдельности, а следовательно, и всего тела, то есть всей братии.

Кроме обычных часов храмового богослужения, монахи собираются, согласно древнему обычаю, на своем собственном собрании, где братия встречается с духовным отцом в простоте, искренности и для «угощения». Там ведутся благочестивые беседы, делаются необходимые объявления, совершаются наставления и тайноводственные поучения монахов, то есть служение слова.

Самые прекрасные и благоговейные моменты переживает братия во время пострига нового монаха. Это своего рода крещение, второе рождение к новой жизни и обручение Богу: измена десницы Вышняго (Пс. 76:11). Постригаемый среди радующихся братьев, молитв и наставлений чинопоследования, воззваний: «Господи, помилуй», становится равным ангелам. Отныне он ходит по ангельским дорогам и мыслит так, как они. Все обновляется. Отныне он всецело принадлежит Богу и воинствующей Церкви. В своих движениях и словах он являет образ Христа, сокрытый в нем. Его оправданием и жизненным пространством является Он – «Чаемый».

«О, каким честным превосходством наделена наша святая и священная схима! Каким духовным благоуханием дышит она... о призвание, касающееся Небес! О призвание, достигающее Бога... о призвание, которым спасается мир!»

Прежде чем постричь кого-либо в монахи, следует, чтобы он еще и еще раз все взвесил. Чтобы алкал и жаждал, насыщался и испытывал упоение! А это дается только Богом. Отныне и впредь духовная жизнь монаха зиждется на непрерывной, живодательной аскезе. Аскеза – словно подрезание растений для того, чтобы ветви налились соком. Аскеза – это наши слезы, скорбь, приносящая радость, наша боль, наше возрастание во Христе. Пророк Исаия говорит: И ветвь произрастет от корня его; и почиет на Нем Дух Господень (Ис. 11:1–2). Цветок есть Спаситель – бывший, сущий и будущий, грядущий (см.: Откр. 1, 8) к нам. Ибо мы Его призвали!

Человек, а также и монах, имеет одно стремление: привыкнуть как бы видя Невидимого, быть твердым (см.: Евр. 11:27). Но нам это трудно из-за нашей неумелости и небрежности. Нам это кажется недостижимым из-за нашей природы и вместе с тем достижимо, ибо об этом говорит Господь, этого Он от нас хочет, Он, Кто всегда истинен.

Конечно же, монастырь приносит плоды Духа. Он изменяет человека, дает ему возможность стать сопричастным Божеству, ибо, действительно, Святой Дух упражняет и возвышает человека. Жизнь монаха динамична, продвигаясь и восходя к Богу, она полна постижения, видения Бога. Монах, равняясь на образцы святости, принимает в себя таинства Божии и уготовляет полноту сердца, Божественный непрестанный поиск Сына Божия и света Его Царствия. Человеку необходимо этому научиться. На это нацелены монашеское воспитание и монашеская жизнь. В этом заключается суть нашего личного подвига.

Видимый человек живет, чтобы обрести невидимого Бога. Мы появились на свет не случайно! Нас сотворил Божественный Дух, нас наставляет дыхание Вседержителя (Иов 32:8)! Поэтому наши сердца ищут лик Отца для того, чтобы почувствовать себя истинными Его сыновьями. Они узнают Его и просят: Выслушай, взывал я, и я буду говоритъ, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне (Иов 42:4).

Из-за своей слабости мы испытываем необходимость в человеке, имеющем тот же облик, что и мы. Поэтому Господь-Творец дает Своему творению такого же раба во Христе – старца, который станет «крайним полюсом», краем, пределом, центром, осью жизни монаха. Старец есть мера, глубина и высота для монаха, пример достижения свободы славы детей Божиих (Рим. 8:21). Поэтому монахи да подчиняются в своих действиях старцу, часто сообщают ему о своей жизни, о падениях и взлетах, о своих монашеских подвигах, в которых они упражняются и научаются, а также и о ходе молитвы, через которую они обретают желанный град.

Быть духовным отцом – значит осуществлять гармоническое сотрудничество между собой, то есть старцем, и монахом-подопечным для воспитания свободы и возделывания личности. Ученичество же не должно превращаться в культ личности, но быть мужественным и смиренным устремлением к Богу.

Закалка духа делает подвижника сильным, опытным, живым, заставляет бороться. Он предуготовляет завтрашний день, сражается с Богом и Его побеждает! Так он обретает одежду славы, и назовут их сильными правдою, насаждением Господа во славу Его (Ис. 61:3). Возделывающий, насаждающий и подвизающийся получают венцы. И Господь вспомнит его по имени, и призовет его. И будешь венцом славы в руке Господа и царскою диадемою на длани Бога твоего (Ис. 62:3).

Путешественник отправляется по морям, земле и воздуху, чтобы выполнить поставленную цель, а после отдыхает у себя дома и пожинает плоды своих трудов – удач, печалей, радости. Труженик, земледелец, ученый борются всю жизнь затем, чтобы создать свое житие, семью, насладиться благами и устроить своих детей. То же самое происходит с любым отцом, а еще более с духовным отцом и духовным урожаем. Посевы и сокровища – это его духовные чада. Они есть суть жизни отца.

До сих пор мы говорили об образах Неба. Теперь же наша цель само Небо, где все праведные упокояются. Но Небо не только... на небе! Потому что Церковь поднимается и спускается к нам как полотно, наполненное чадами Божиими!¹³

Жизнь монахов настолько близка Богу, что поначалу имеет два стремления: жить душа в душу, следуя апостольской общности, и иметь в качестве жизненного образца находящийся перед лицом нашим исповеднический конец святых мучеников, простирая и его в вечность.

Урожай, успех есть мир в Боге. А входим в покой мы уверовавшие (Евр. 4:3), во внутреннейшее за завесу, куда предтечею за нас вошел Иисус (Евр. 6:19–20), ибо Он приготовил им город (Евр. 11:16). Все для нас, а мы для всех. Мы собраны здесь, как облако, и ожидаем встречи, имея вокруг себя такое облако свидетелей (Евр. 12:1), имена которых известны.

Такой конец, не имеющий конца, мог бы стать основанием вечности и поспособствовать тому, чтобы даровать нам духовное познание и опыт благодати, заставить работать эти Божественные дарования внутри нас. Открытые этому монахи обретают силу и плоды мученической борьбы. Их духовные очи «видят Царя, и от этого наступает радость великая». Так достигается наслаждение от трудов урожая.

Мы собираем и другой урожай, но уже не в келии, а в архондарике. Каждый день туда приходят люди, братья. Они стекаются отовсюду. Гостеприимные монахи – в их полном распоряжении. Радость, вера, восклицания вырываются из сердца привечаемых. Изменяется их жизнь, ибо они находят ее смысл. Плачут от радости, отыскивая то, что каждому из них было необходимо. Становятся одним целым с монахами, вот оно – живое изменение десницы Господней. И вот, наконец, другой урожай – в сердцах и домах людей, которые ушли из обители... для того, чтобы скоро вернуться.

Монастырь не есть миссионерский центр, это посев постоянный и неустанная жатва, упокояющие душу монаха.

Глубок урожай сердца! Собравший его монах наполняется миром и раздает его другим. Он внушает радость даже четвероногим! Он счастлив и ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах (Иов 40:16). Прекрасное описание монашеской жизни и радости. Монах живет в обычном мире, но в преображенном времени, поэтому он водит хороводы со святыми посреди ангельского убранства.

Мир нашей обители не сосредоточен на одной маленькой скале. Симоновой скалой являются также и восемь подворий ее: Благовещения в Ормилии на Халкидики, Вознесения в Афинах, святого Харлампия в Фессалониках, три – во Франции и еще два – в Греции. Все они широко известны у нас на родине. Эти места также имеют тайноводственное значение. Там собираются как «урожай» те, кому Церковь становится близка.

Жизнь каждого подворья связана с другими: всюду возможно рождение и возрождение! Паломников подворий ждет насыщение радостью и духовной пищей. Покидая подворье, каждый чувствует что-то свое: и жизнь моя видит свет. Вот, все это делает Бог (Иов 33:28–29). Вся жизнь сосредоточена в Божественном свете, и они поют славословия Подателю благ. Тот, Кто соберет однажды весь мир, уже готовит нас и наших единомышленников. Разве не к нам обращается Он словами: «Я напою душу утомленную и насыщу всякую душу скорбящую» (Иер. 31:25)?

Монастырь – это ковчег святых, освященный град. Прообразы и их запечатления, Небо и монастырь по благодати одно есть. Небесный Сион и монашеская община – это уготованный Богом мир. Это – казна для тех, кто хочет захватить Царствие Божие. Это – кладовая, в которой все хранилища открыты. Здесь можно хранить наши инструменты и оружие, духовное и боевое, для орудия нашего труда перед Богом. Это – гардероб, содержащий черные одежды обетов и красные от крови плащи аскезы. Это винные погреба для «вина нового», хлебные амбары для Хлеба Жизни, наблюдательные пункты, чтобы смотреть нам на Солнце и на звезды духовные. Это хранилища особые, ибо иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд (1Кор. 15:41).

Сам Господь говорит: сын человеческий! это место престола Моего и место стопам ног Моих, где Я буду жить среди сынов Израилевых во веки (Иез. 43:7). Сын человеческий... ты находился в Едеме, в саду Божием... все, искусно усаженное у тебя в гнездышках... приготовлено было в день сотворения твоего... ты был на святой горе Божией (Иез. 28:12–14). И восклицает вновь: В доме Отца Моего обителей много... И когда пойду и приготовлю вам место, приду опятъ и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я (Ин. 14:2–3). Он дает нам Свое обетование: ты будешь для Меня «венцом славы» в Моих руках и царскою диадемою на длани Бога твоего (Ис. 62:3).

Ангел Божий – символ Христа, показал однажды Иоанну Богослову последнее пристанище Бога с людьми (Откр. 21 и 22, 1–5). Так и повседневная жизнь ангельской общины в обители, во всякой обители, да будет для современного человека окном, распахнутым в небеса.