В. Петерсен о зависимости прп. Романа Сладкопевца от прп. Ефрема Сирина

Рассматривается одна из важных работ американского исследователя, посвящённая выявлению литературной и, в некоторых случаях, текстуальной зависимости прп. Романа Сладкопевца от произведений прп. Ефрема Сирина. Приводятся примеры подобной зависимости, обнаруженные В. Петерсеном. Работы этого исследователя позволили подтвердить высказанное предшествующими учёными предположение о сирийских истоках жанра кондака.

The author considers a seminal work of the American scholar W. L. Petersen, which seeks to identify the literary and textual dependence of St. Romanus the Melodist upon the works of St. Ephraim the Syrian. Examples of this dependence are offered. The work of this scholar allows us to confirm the previously expressed hypotheses about the Syrian origins of the Kontakion.

Учитывая, что из материалов данного сборника два посвящены переводу кондаков прп. Романа Сладкопевца на русский язык, мы не можем обойти стороной одну интересную публикацию, имеющую непосредственное отношение к двум переведённым авторами сборника кондакам. Речь идёт о статье В. Петерсена «Зависимость Романа Мелода от Ефрема Сирина».¹

Во второй половине XX века велась оживлённая дискуссия на тему о возможных источниках кондакарной поэзии в целом и прп. Романа Мелода как её ярчайшего представителя. Некоторые учёные, основываясь на достаточно веских аргументах, доказывали зависимость как жанра кондака, так и творчества прп. Романа от сирийской литературной традиции.

Прежде всего, обращали внимание на сирийское происхождение Романа, который родился в городе Эмесе (ныне Хомс), а затем, до переезда в Константинополь, служил диаконом в церкви города Берит (нынешний Бейрут). Город Эмеса был двуязычным, в ходу там были и сирийский, и греческий языки. Есть факты, которые свидетельствуют и о двуязычии самого прп. Романа. Кондак, написанный на день празднования его памяти, говорит о еврейском происхождении гимнографа.

Далее, еврейские имена собственные, встречающиеся в кондаках, вписываются в метрические схемы произведений Романа как раз в еврейском, а не греческом их произношении². Кроме того, у Романа цитаты из Ветхого Завета следуют еврейскому тексту или сирийской Пешитте, а не греческому переводу LXX.

Жанр кондака, который прославил прп. Романа (или, наоборот: который прославил прп. Роман?), представлял собой исполнявшуюся нараспев метризованную проповедь³. В отличие от квантитативной метрики классического греческого стиха, в которой метр основывался на долготе и краткости слогов, кондак ввёл в греческую поэзию тоническую метрику, в основе которой лежало противопоставление слогов по принципу ударности – безударности⁴, что характерно и для современной поэзии. Однако, новизна кондака заключалась не только в метрическом своеобразии, но и в привнесении в повествование драматического начала, подчёркнутого диалогизма, обращении пристального внимания на психологию (душевные переживания) персонажей.

Начало научному изучению творчества Романа Мелода положил Карл Крумбахер, обративший, в частности, внимание на существующие параллели в текстах Романа и произведениях свт. Василия Великого, свт. Григория Нисского, а также т. н. «греческого Ефрема»⁵. После смерти Крумбахера его ученик П. Маас продолжил работу над критическим изданием произведений Романа. В 1963 году Маас вместе со своим учеником Трипанисом опубликовал первую часть творений прп. Романа, считающихся подлинными: Sancti Romani Melodi Cantica. Cantica Genuina, но не дожил до выхода в свет второй части этого издания Cantica dubia, содержащей предполагаемые произведения Романа.

Именно Поль Маас сформулировал в наиболее отчётливой форме теорию о сирийских корнях поэтической формы кондака. Опираясь на работы исследователей конца ΧΙΧ – начала XX веков, обнаруживших определённые метрические и морфологические соответствия между кондаками Романа и сирийской поэзией, Маас отметил семь особенностей, так или иначе роднящих кондак с тремя главными жанрами сирийской поэзии: мадраша, согита и мемра: 1) акростих является семитским изобретением и обязательно присутствует в согите; 2) рефрен обязателен в мадраше; 3) диалог является неотъемлемой частью согиты; 4) в согите библейские темы раскрываются в драматической манере; 5) мемра является метрической проповедью; 6) сирийские размеры основаны на принципе словесного ударения; 7) мадраша отличается сложным метрическим строением⁶.

Однако, другой исследователь творчества прп. Романа⁷, издатель и переводчик его произведений⁸, Гродидье де Матон, вопреки гипотезе о сирийских корнях жанра кондака, настаивал на независимости творчества Романа от сирийского влияния, утверждая, что кондак является порождением «греческого гения»⁹. Сравнив несколько кондаков Романа с соответствующими им по темам гимнами прп. Ефрема Сирина, он пришёл к выводу об отсутствии связи между ними. По его мнению, отмеченные предшествовавшими учёными параллели между произведениями Романа и корпусом греческого Ефрема вполне допустимы, поскольку Роман писал на греческом языке, но зависимость от сирийских текстов Ефрема или любого другого сирийского источника Гродидье де Матон отрицал.

Несколько работ В. Петерсена на эту тему позволили подкрепить новыми данными теорию о сирийском влиянии, которое мог испытывать прп. Роман в своём творчестве. В статье Dependence of Roman the Melodist upon the Syriac Ephrem этот учёный, во-первых, уличает Гродидье де Матона в некоторой противоречивости высказываний, приводя цитаты, в которых тот фактически признаёт близость кондака к вышеуказанным жанрам сирийской христианской литературы. Во-вторых, он указывает на следующую логическую ошибку де Матона: признак литературной зависимости от какого-либо автора, вообще говоря, не является автоматическим свидетельством о происхождении поэтической формы из того же источника¹⁰. Петерсен указывает, что французский исследователь не привёл каких-либо убедительных примеров связи кондака с греческой поэзией¹¹, а также не опроверг семь признаков их сходства с сирийскими поэтическими формами, выявленных Маасом, так что выводы последнего в полной мере сохраняют свою силу.

В этой ситуации доказательство существования литературной зависимости Романа от сирийских источников обеспечило бы подтверждение наблюдений Мааса о сирийских истоках поэтической формы кондака, делает заключение Петерсен и далее приводит некоторые обнаруженные им примеры текстуальных совпадений у прп. Романа и прп. Ефрема Сирина. Все эти случаи свидетельствуют о близком знакомстве прп. Романа с комментарием прп. Ефрема на Диатессарон, который является главным экзегетическим произведением Ефрема¹².

Пример 1

… immo insuper impossibile erat illi [Joseph] ut non crederet Mariae, quae multa testimonia habebat, nempe silentium Zachariae, et conceptionem Elisabeth …

Ефрем Сирин. Комментарий на Диатессарон II.4 (Армянская версия)¹³

Из-за лакуны в сирийском тексте в этом месте Толкования автор статьи опирается на армянскую версию, которая является переводом с сирийского. Прп. Ефрем объясняет, почему Иосиф не мог не поверить словам Марии о сверхъестественном зачатии: всякое сомнение с его стороны должны были исключить немота Захарии и чудесное зачатие, происшедшее у неплодной Елисаветы.

Теперь обратимся к диалогу Марии и архангела Гавриила в кондаке прп. Романа на Благовещение (кондак IX, икос 8). Дева сомневается в предсказанном Ей архангелом чудесном зачатии, поскольку никогда не знала мужа. Прп. Роман передаёт мысли Гавриила в этот момент такими словами:

Ἰδοὺ κωφὸς ὁ ἱερεὺς καὶ κυοφόρος ἡ στεῖρα, καὶ Μαρία ἀπιστεῖ μοι¹⁴

Вот, священник нем, и неплодная беременна, а Мария не верит мне…

Здесь три совпадения: немота Захарии, беременность Елисаветы и опора на эти два чудесных явления как средство убеждения в истинности слов ангела.

Пример 2

ܡܬܠ ܓܝܪ ܕܢܘܪܐ ܕܩܕܚܬ ܒܐܕܡ

ܡܢ ܐܠܥܗ ܗܘ ܩܕܚܬ ܒܗ

ܡܬܠ ܗܢܐ ܐܬܬܪܥܬ ܕܦܢܗ ܕܐܕܡ ܬܢܝܢܐ

ܘܢܦܩ ܡܢܗ̇ ܪܕܝܐ ܕܡ̈ܝܐ

ܠܕܘܥܟ ܢܘܪܗ ܕܐܕܡ ܩܕܡܝܐ

Quia enim ignis qui arsit in Adamo

e costa sua arsit in eo,

ideo perfossum est latus Adami Secundi,

et exiit ex eo fluvius aquarum

ad exstinguendum ignem Adami primi.

Ефрем Сирин Комментарий на Диатессарон XXI.10 (Сирийская версия)¹⁵

А в пятом пасхальном кондаке (кондак XLIV, икос 5) прп. Роман Мелод влагает в уста Адама такие слова:

δεύτερος Ἀδὰμ δι’ ἐμὲ γενήσεταί μου ὁ Σωτήρ·

.....

ὃν Χερουβὶμ οὐχ ὁρᾷ τούτου νύξουσι πλευράν

καὶ ὕδωρ ἀναβλύσει καὶ τὸν καύσωνά μου σβέσει.¹⁶

Вторым Адамом ради меня станет мой Спаситель;

……

Тому, Кого не видит Херувим, пронзят ребро,

и вода ударит ключом и жар мой угасит.¹⁷

Этот отрывок исключителен по длине и количеству совпадений между текстами Ефрема и Романа. Кроме двух небольших различий (первое: у Ефрема огонь ܢܘܪܐ, а у Романа жар, зной καύσων; второе: у Ефрема нейтральное изойдёт поток воды ܢܦܩ ܪܕܝܐ ܕܡ̈ܝܐ, у Романа – экспрессивное хлынет вода ὕδωρ ἀναβλύσει) используемый образ в двух фрагментах полностью одинаков.

Пример 3

ܐܘ ܕܚܝܒܗ ܗܘܐ ܦܘܡ ܐܢܫܘܬܐ

ܩܥܐ ܘܙܟܝܗ ܦܘܡ ܒܖ̈ܝܬܐ

ܫܬܩܘ ܓܝܪ ܗܢܘܢ ܘܩܥܝ ܟܐ̈ܦܐ ܐܝܟ ܕܐܡܪ

ܘܐܦ ܐ̈ܦܝ ܬܪܥܐ ܣܕܩ ܐܕܢܝ̈ܗܘܢ ܕܐܛܝܡܢ ܗܘܝ.

Aut quia damnaverat Eum os hominum, clamavit

et iustificavit Eum os (aliarum) creaturarum.

Tacuerunt enim isti, et clamaverunt lapides, sicut dixerat.

Et velum scidit aures eorum, quae occlusae erant.

Ефрем Сирин Комментарий на Диатессарон XXI.5 (Сирийская версия)¹⁸

Здесь мы видим, как прп. Ефрем Сирин связывает слова Спасителя о том, что «камни возопиют» (Лк.19:40) с моментом Его смерти и распятия, что является характерным именно для него. Подобное сопоставление прп. Ефрем делает ещё раз в другом месте Толкования (XVII,2).

Аналогичное сопоставление мы находим и у прп. Романа Мелода во втором пасхальном кондаке (XLI, икос 19):

Εἰ καὶ οἱ τηροῦντες τὸ μνῆμα ἀργύριον ἔλαβον

ἵνα σιγήσωσι θέλοντες, οἱ λίθοι μᾶλλον κράξουσιν¹⁹

Если стерегущие гроб возьмут серебро,

дабы молчать добровольно, тогда камни (ещё) более возопиют.

Конечно, у Ефрема «вопиющие камни» связываются со смертью Спасителя, а у Романа – с Воскресением, но сама идея такой связи слов из Лк.19:40 со смертью/Воскресением является уникальной.

Поскольку обнаруживается взаимосвязь между текстами прп. Ефрема, насколько нам известно, не переводившимися на греческий язык, и сочинениями прп. Романа, можно сделать уверенный вывод о влиянии на него сирийской литературной традиции, что вполне естественно, учитывая его сирийское происхождение. Таким образом, если более ранние исследователи в основном изучали связь между прп. Романом и греческими авторами, то В. Петерсен обратил внимание также на существование многочисленных параллелей между текстами прп. Романа и его великого предшественника, прп. Ефрема, что, не умаляя таланта и заслуг творца кондаков, служит подтверждением существования преемственности между выдающимися христианскими гимнографами.

Источники и литература

1. Petersen W. Dependence of Roman the Melodist upon the Syriac Ephrem // Patristic and Text-Critical Studies: The Collected Essays of William L. Petersen. / ed. by Jan Krans, Joseph Verheyden. Leiden, Brill: 2012. P. 152–160.

2. Maas P. Das Kontakion. ByZ 19 (1910). P. 290.

3. Grosdidier de Matons.  Romanos le Mélode et les origines de la poésie religieuse à Byzance. Paris, 1977.

4. Romanos le Mélode: Hymnes. J. Grosdidier de Matons // Sources Chrétiennes. Tome II (№ 110, 1965), tome IV (№ 128, 1967).

5. Saint Éphrem. Commentaire de l’Évangile Concordant. Texte syriaque / ed. Leloir L., Dublin, Manuscript Chester Beatty. 1963.

6. Saint Éphrem. Commentaire de l'Évangile concordant. Version armenienne. / ed. Leloir L., Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium 145, Louvain. 1964.