Неделя 4-я по Пятидесятнице
«Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник (военачальник, у которого в распоряжении сто воинов) и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает. Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его». А сотник отвечает: «Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой… Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры… И сказал Иисус сотнику: иди, и как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час».
Вот как бывает! Сотник только попросил – и тут же слуга выздоровел, хотя он болел тяжело, лежал в расслаблении, не мог даже встать. А мы часто молимся о болящих очень долго, и ничего не получается. Господь нам дает образ, пример сотника; если мы будем ему подражать, то и наша молитва будет так же действенна. Поэтому нужно очень внимательно в это Евангелие вчитаться, вслушаться, всмотреться, чтобы мы могли тоже свою молитву сделать такой же плодотворной.
Чем же этот сотник замечателен? Да очень многим. Во-первых, он просил не за себя, не за сына, дочку или внучка, не за воина даже, который был в его подчинении, а за денщика своего. Это говорит о его великой любви, потому что редко какой начальник так любит своего подчиненного, что будет о нем заботиться, куда-то пойдет, станет хлопотать. Вот первая добродетель: у него было очень милостивое сердце, способное на любовь к человеку, который намного ниже его по положению.
Дальше мы знаем, что сотник сказал: «Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой». Этот человек обладал великим смирением. Он мог просто послать пару воинов и приказать: вот этого приведите мне. Сотник был оккупантом, главой гарнизона – в Москве глава гарнизона по меньшей мере генерал армии, – то есть в масштабе Капернаума он был большим начальником. Но вместо того, чтобы послать своих подчиненных за Иисусом, он сам идет к Нему и просит у Него. Мало того, что просит. Когда Господь сказал: Я сейчас приду, исцелю твоего отрока (потому что видел, что этот человек милосердный и действительно сострадает больному), он ответил: я недостоин, чтобы Ты ко мне пришел. То есть сотник имел великое смирение, имея такую огромную власть. А власть страшно портит людей. Даже есть такая поговорка: хочешь узнать своего друга, сделай его себе начальником.
Мало кто из людей может выдержать бремя власти, потому что все остальные начинают перед ним спину гнуть, угодничать, подхалимничать. И человек, если у него не хватает ума (а чаще всего обычно не хватает), начинает эти знаки внимания принимать на собственный счет, хотя люди смиряются перед властью, а не перед ним. Потому что стоит ему умереть, как его забудут напрочь и вообще никогда не вспомнят, будут только смеяться. То есть кланяются-то перед его положением, а человек по своей глупости, неразумию, по своей греховности относит это к себе.
Но сотник этому искушению не поддался, он с великим смирением подошел – к кому? К какому-то странствующему проповеднику, которого любой мог обидеть, который и дома-то не имел постоянного, не имел где главу приклонить, был просто нищим. И он этому нищему говорит: я недостоин, чтобы Ты вошел в мой дом. И дальше: «Я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает». То есть сотник показал, что подчиненные слушаются его беспрекословно – но здесь власть Божественная, и он свою власть складывает, он признает, что она ничто по сравнению с той, которую имеет Сын Божий. То есть будучи человеком, имеющим огромные возможности, тем не менее он с глубочайшим смирением подошел к Спасителю.
«Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры». А в чем эта вера проявилась? Он сказал: скажи только слово, и исцелеет отрок мой. Он не говорил: надо обязательно что-то сделать, что-то обязательно «заказать», какие-то действия произвести. Он имел такую сокрушительную веру, что не нуждался ни в каких доказательствах того, что Иисус – Сын Божий. Скажи только слово – и исцелеет. И Господь удивился, говорит: во всем Израиле Я не нашел такой веры. Хотя позже Господь еще раз столкнулся с таким же проявлением великой веры, которая была также сопряжена с великим смирением, – когда жена хананеянка просила за свою дочь. Христос отказывался ее исцелить, но женщина своим смирением склонила Его.
То есть мы видим в сотнике самые главные христианские добродетели: веру, причем очень сильную; милосердие и любовь к человеку, ему не только чужому, но и который находится у него в подчинении; и огромное смирение. Поэтому выздоровел его отрок в тот же час. «Много бо может молитва праведнаго».
Он был праведен, этот сотник, и Господь его услышал сразу. И если Господь сразу не исполняет наши молитвы, это не потому, что Он нас не слышит. Господь слышит все, Он знает даже наши мысли. А почему же медлит? Потому что мы далеко не праведны. Господь любит праведники, а грешники милует. Поэтому если мы хотим заслужить у Бога милость, хотим склонить Его волю к нашей просьбе, то должны свою волю соединить с волей Божией. Сотник с верой, и любовью, и смирением подошел к Спасителю и попросил: исцели моего отрока. И если бы Господь Иисус Христос ответил ему: ты знаешь, голубчик, Богу угодно, чтобы твой отрок болел, – то можно быть уверенным, что он отошел бы смиренно и сказал: ну что ж? пусть будет воля Твоя. Но Богу было угодно, чтобы отрок исцелел.
Мы часто хотим получить от Бога того, другого и третьего – и не получаем не только потому, что в нашей молитве нет смирения и веры, но в нашей молитве часто нет и любви. В ней бывает в основном себялюбие, потому что мы обычно просим себе. И если даже молимся за кого-то, то это чаще всего не из сострадания к этому человеку, а потому, что его тяжелая участь досаждает нам, нам трудно терпеть. Поэтому мы просим за него, чтобы получить облегчение себе. И Господь, видя это, наши скорби не прекращает. Он ждет, когда наша вера окрепнет, когда наше милосердие к ближнему нашему вырастет, когда наше смирение даст дорогу благодати Божией. И если мы хотим, чтобы Господь призрел на нас, и похвалил нас, и рад бы был нашим делам, мыслям и словам, нам нужно в этих трех добродетелях преуспевать.
Во-первых, в смирении. А смирение – это значит иметь всегда мирный, невозмутимый дух; считать себя хуже всех, недостойным того, что тебе дается.
Во-вторых, в вере. Надо несомненно и твердо веровать каждому слову, которое сказал Господь – не в какие-то магические действия или заклинания, а в то, что раз Господь сказал, то, значит, это истина. То есть нужно свою душу так повернуть к Евангелию, чтобы каждое слово действительно воспринималось нами как истина. Так, на словах вроде бы мы веруем в Евангелие, а на деле нет, потому что творим такие дела, которые не только с Евангелием никак не сочетаются, они даже и с Кораном-то никак не сочетаются и вообще ни с каким вероучением. Даже религиям, которые имеют массу заблуждений, – и тем мы не соответствуем, не говоря уж о высшей нравственности, которую принес на землю Господь Иисус Христос. Мы живем так, что если нам всю нашу жизнь показать, то мы ужаснемся, умрем от разрыва сердца. Мы просто привыкли к этому греху, живем в нем, и нам кажется, что мы хорошие. Мы ослеплены собственным себялюбием, но когда видим такой же грех в другом, то возмущаемся: как же так? да как же он может? Хотя сами делаем не только то же самое, но и в тысячу раз хуже.
Ну и, конечно, нет у нас милосердия. Господь дал главную заповедь, без которой нельзя войти в Царствие Небесное, она, собственно, и открывает туда вход: возлюби ближнего. И не просто возлюби, а как самого себя; не желай ближнему того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе. Как просто! Если не хочешь, чтобы тебя убили, – и ты никого не убивай. Если не хочешь, чтобы тебя обидели, – и ты никого не обижай. А у нас получается, что мы себя всегда предпочитаем другому. Надо нам научиться входить в положение другого, воспринимать окружающих людей не как биологические объекты, которые мешают или помогают нам жить в данный момент, а подумать, что у них тоже есть чувства, заботы, какие-то скорби. Надо научиться воспринимать другого человека именно как самого себя.
Вот как этот сотник: болен слуга. Да пусть хоть помрет, какая разница? Другого возьму, подумаешь, слуга! На что он нужен? Только сапоги чистить, да одежду гладить, да пыль с френчика стирать. Ан, нет. Он его боль воспринял как свою. Болеет-то один, а сострадает другой. Но у нас так не получается. И от того, что мы нарушаем эту заповедь, мы совершаем иногда чудовищные поступки – например, мать убивает свое дитя во чреве. А хоть на секунду она бы представила: что, если ее разодрать на клочки щипцами и бросить в ведро – хорошо это, приятно? А потом прийти в храм и сказать: молитву дайте, а я завтра еще одного буду резать? Это происходит от того, что человек не чувствует чужую боль; он не понимает, что рядом живой человек, и не сострадает ему.
Кому нравится, когда на него орут, когда ему хамят? Никому, все обижаются, слезы на глазах. А когда сам орешь? Подумай о том, что перед тобой не просто предмет какой-то, а человек, у которого есть душа, ум, сердце; войди в его жизнь. Но это можно осуществить только тогда, когда есть к человеку любовь. Если же ее нет, то получается один эгоизм, себялюбие. Господь говорил: «Да будут все едино», и молился об этом единстве. А оно может осуществиться лишь в любви. Без нее нельзя достичь Царствия Небесного, потому что туда можно войти только любя Бога. Но если человек любит Бога, это значит, что он любит вообще все.
Вот представьте себе, что какой-то человек очень щедр. Тогда он дает всем, он уже не разделяет, потому что, если бы он для одного был щедр, а для другого нет, это уже не щедрость. Вот так и любовь. Это такое свойство, которое милует и любит все. Поэтому Господь и сказал, что вторая заповедь подобна первой. Если человек научился любить Бога, то он не выбирает, он любит все: и дерево, и насекомое, и тем более человека, как высшее творение Божие. Любовь – это метод познания, потому что только любя ты можешь и узнать. Вот кто-то любит, допустим, биологию – и он ее узнает. А другой говорит: ой, я математику не люблю. Значит, у него нет о математике никакого представления. Так и здесь. Почему человек не любит Бога или почему не любит ближнего? Да потому, что он о Боге не имеет никакого представления, он и другого человека не чувствует.
Как же ты, человек, не ходишь в храм? Это удивительно. Литургия идет воскресная – а ты что-то там, в миру, ей предпочитаешь. Ну бывают невозможные обстоятельства: человек сидит в тюрьме, или у него нет обеих ног, или еще какие-то страшные беды – схватили, ударили, заболел, температура сорок один. Конечно, как тут поднимешься? Но не рваться всем сердцем в храм, когда есть служба? Это говорит о том, что человек совершенно не понимает, что здесь происходит; у него совершенно сердце холодное; он абсолютно не чувствует присутствие Бога в Божественной службе. А раз он не чувствует Бога, как он может любить Его? Раз он не любит Бога, как может любить другого человека? А если нет любви – тогда возможен всякий грех, всякое безумие, любые страшные поступки, даже уму непостижимые.
Отчего это происходит? Оттого, что человек живет грехом, а не любовью к Богу. Поэтому, естественно, когда с ним нечто случится и он начинает молиться, пытается как-то увернуться от тяжелых обстоятельств – ничего не происходит. Он говорит: «Господи, помоги!» Молчание. Он ничего не получает, потому что Господь знает: если ему сейчас помочь, освободить от того, что его мучает, дать то, о чем он просит, этот человек опять вернется к своим прежним делам. Пусть уж лучше он поскорбит и, находясь в этой скорби, прося постоянно у Бога, толкаясь то в одни двери, то в другие, может быть, в этом толкании постепенно что-то поймет, в его сердце ниспадет хотя бы один луч благодати Божией.
То, что достигается трудно, больше и ценится. Мать любит больше то дитя, с которым она больше намучилась. Это естественно. И художник любит именно ту картину, которая ему не давалась и которую он писал очень долго. Во что человек больше вкладывает труда, то ему дороже. Именно поэтому Господь так устроил, что путь в Царствие Небесное такой трудный – чтобы мы ценили ту благодать, которую Господь нам дает, потому что это самая величайшая драгоценность.
И образ этого евангельского сотника должен быть запечатлен в нашем уме и сердце, нам нужно понять: если мы хотим что-то получить от Бога немедленно, то должны обладать, во-первых, крепкой верой в то, что Господь нас слышит. А если Он нам чего-то и не дает в данный момент, то, значит, так нам нужно. Мы должны иметь величайшее смирение и просить у Бога именно со смирением. Должны быть готовы принять то, что Господь даст, несмотря на наши просьбы, и ничего не требовать от Него, как это обычно у нас бывает: мы чуть не «с ножом к горлу», желаем во что бы то ни стало, а если нам не дается, впадаем в отчаяние.
И нужно обязательно стремиться к милосердию, свое сердце стараться умягчать. Вот, допустим, я человек жестокий, злой, грубый. Как мне себя изменить? Только постоянным упражнением своего сердца, все время приучая себя к милости, все время стараясь делать добро людям всем, без разбора, независимо от того, как они ко мне относятся и кем приходятся – не только своим, а вообще всем. Мы часто думаем: давать или не давать, хорошо это или нехорошо? Но если ты чувствуешь, что жаден, то лучше дай, потому что этим самым будешь упражнять свое сердце в милосердии. Вот ты сидишь в автобусе и очень устал. Вошел человек, и ты видишь, что он не так устал, как ты. Но если хочешь приобрести милосердие, то все-таки встань ради него, потому что милосердие можно приобрести только таким путем: отказываясь, отрывая от себя ради другого.
Кто-то тебе постоянно досаждает своей грубостью, хамством, неразумием, властолюбием, раздражает своей суетливостью. Ты можешь ему выговорить, поставить на вид, можешь его заставить изменить поведение. И этому человеку, может быть, будет полезно, если ты его возьмешь в какие-то рамки; но будет ли польза от этого самому тебе? не повредишь ли ты своей душе? Не лучше ли тебе потерпеть, смириться и подождать, пока он сам поймет? Тогда это окажется более прочно, потому что, пока ты его держишь, он будет держаться, но как только ослабишь, он вернется к прежнему. А если он поймет сам, это совсем другое. Можно человека заставить в церковь ходить, каждое утро ему звонить: ну что ж ты спишь, пойдем в храм, да там так хорошо… И так его всю жизнь понуждать. Но как только ты умрешь, понуждать никто не будет – он опять не будет ходить. Другое дело, когда он своими ножками раз пришел, два пришел, остался – и уже навсегда. Это гораздо прочнее, тут уже не надо ни тащить, ни заставлять.
Поэтому нужно всегда, в каждом поступке прежде всего стяжать для себя духовную пользу. Некоторые говорят: это же эгоизм, сам себя спасаешь! Да, именно себя, потому что только так ты можешь помочь другому. И притом это есть высший подвиг, потому что спасать себя можно лишь одним способом: постоянно отказываться от своего ради другого. А это уже совсем не эгоизм, и те, кто упрекают христиан в эгоизме, так поступать не могут. Наоборот, они много говорят о милосердии, о любви к ближнему, палец о палец не ударяя, а истинный христианин как раз постоянно и занимается только тем, что жертвует собой ради другого. К этому и надо стремиться. И если мы действительно будем в этом преуспевать, тогда молитва наша будет действенной, Бог нас будет слышать, потому что мы будем в непосредственном общении с Ним в любви. Аминь.
Крестовоздвиженский храм, 5 июля 1987 года