О некоторых вопросах историчности Корана

Тема, которая предлагается для рассмотрения, достаточно современная и поэтому актуальная. В настоящее время в сети Интернет, в различных социальных сетях и христианских апологетических сообществах активно распространяются переводные материалы (в основном видеоролики) по теме историчности основателя ислама Мухаммада и Корана, признаваемого мусульманами за последнее и непогрешимое во всех отношениях откровение Бога. На наш взгляд, целесообразно сделать краткий обзор этих материалов и дать им оценку с точки зрения применимости в православной апологетике и возможной миссионерской деятельности среди мусульман.

Следует сказать, что в среде светских специалистов в области исламской литературы исследования историко-критической школы исламоведения известны достаточно давно, примерно с 1970-х годов. Однако определенно время результаты их работы оставались известными лишь в научных сферах. Постепенно исследования и результаты работы этой школы заинтересовали христианских апологетов и полемистов на Западе, специализирующихся на работе среди мусульман. В качестве примера можно привести такого апологета, как Джей Смит (Ph.D.).

С недавнего времени подобные материалы стали распространяться в основном в электронном виде, и среди православной аудитории. Например, А.Л. Дворкин в своей лекции «Возникновение ислама. Нерассказанные истории», прочитанной 5 февраля 2013 в Северном Арктическом Федеральном Университете (г. Архангельск), использует этот материал¹. В нем он прямо ссылается на одного из представителей этого направления – английского историка Тома Холланда и его книгу («В тени меча»)².

Начало историко-критической школы исламоведения (historical-critical school of Islamic studies)³ можно возвести к трудам венгерского востоковеда и арабиста Игнаца Гольдциера (ум. 1921), который первым высказал предположение о более позднем и сомнительном происхождении хадисов – рассказов о поступках и словах основателя ислама Мухаммада⁴. В настоящее время это направление в исламоведении развивается в основном представителями двух западноевропейских университетов: Школой восточных и африканских исследований Лондонского университета (работы Джона Уонсбро и его учеников: Эндрю Риппина, Нормана Колдера, Г.Р. Хоутинга а также Патрисии Кроун и Майкла Кука) и «Школой Саарбрюккена» в Саарландском университете в Германии (Герд Пуин, Элизабет Пуин, Карл-Хайнц Олиг, Гюнтер Люлинг и Кристоф Люксенберг)⁵.

О взглядах представителей этого направления на возникновение ислама и текст Корана можно, например, судить по переведенной статье Дэвида Хола «Поиск исторического Мухаммада»⁶ и серии коротких видео с уже упоминавшимся апологетом Джеем Смитом, размещенных на канале «Центра Исламских Исследований и Просвещения» (CIRA) (ведущий канала Аль Фади – бывший мусульманин из Саудовской Аравии ставший христианином)⁷. На русскоязычных православных ресурсах сети Интернет можно встретить выдержки из книги «Происхождение Корана Классические исследования священной книги Ислама» под редакцией Ибн Варрака (Prometheus Books 1998)⁸. Материал книги также находится под влиянием ревизионистской школы исламоведения.

Представители историко-критической школы исламоведения высказывают сомнения в достоверности основных источников мусульманского предания о жизни и деятельности Мухаммада и об истории появления текста Корана. Например, по мнению Патрисии Кроун (ум. 2015) собственно мусульманские литературные источники о жизни арабского пророка датируются примерно 750–800 годах н.э., т.е. спустя «через четыре-пять поколений после его смерти»⁹. Используя критический подход к исследованию исламской литературы, обращаясь к истории соседних с арабами народов и учитывая данные археологии, эпиграфии и даже нумизматики, представители этого научного направления ставят под сомнение многие факты из ранней истории ислама. Некоторые авторы даже сомневались в реальности существования самого Мухаммада, однако сейчас от таких крайних мнений большинство известных представителей этого направления отказалось¹⁰.

Ученые данного направления, в частности, считают, что, вопреки утверждениям мусульман о неграмотности основателя ислама, это не соответствует действительности¹¹. По мнению этих исследователей, значение Мухаммада в первоначальном исламе была несколько иное, о чем свидетельствует, например, первое упоминание этого имени в дошедших до нас исламских источниках лишь спустя примерно 67 лет после его смерти¹². Это несколько странно, учитывая, что в исламском предании и дошедшем до нас жизнеописании Мухаммада он называется «лучшим из лучших сынов Адама»¹³.

По предположению этих исследователей, арабские язычники, с которыми полемизирует Мухаммад, на самом деле придерживались преимущественно монотеистических взглядов. Они знали библейского Бога и были не на прямую знакомы с библейскими концепциями и историями. Однако их монотеизм был засорен арабскими языческими элементами¹⁴.

Если обратиться к археологии, в частности, к исследованиям Дэна Гибсона, то получается, что кибла (направление для молитвы) многих древнейших мечетей, не только на Ближнем Востоке и Северной Африке, но и в Испании, и Китае, была ориентирована не на Мекку или Иерусалим, а скорее всего на Петру¹⁵, столицу Набатейского царства, образованного набатеями – арабскими племенами, использовавшими арамейскую письменность, повлиявшую на создание арабского письма.

Существуют проблемы и с исламской географией, по мнению Патрисии Кроун, «ни один источник за пределами Аравии не упоминает Мекку» до начала арабских завоеваний. И хотя существование её и святилища Каабы сейчас ведущие исламоведы-ревизионисты не отвергают, но вместе с тем говорят, что об этом месте ничего неизвестно с достаточной достоверностью¹⁶. В общем, отсутствует исторический и культурный контекст для понимания проповеди Мухаммада и Корана. Отсюда у исследователей рождаются подозрения, что история с Мухаммадом искусственно привязывается к Мекке, территории свободной от влияния христианства и иудаизма, чтобы избежать неудобных вопросов об истоках библейских рассказов в Коране¹⁷.

Подозрения в искусственности создаваемого исторического и географического окружения увеличиваются из-за некоторых мест в самом тексте Коране. В частности, в нем противники Мухаммада описываются как земледельцы, выращивающие пшеницу, виноград и оливки (см.: К. 6:99, 141; 16:11; К.80:27–29; К.95:1)¹⁸. Но проблема в том, что такие сельскохозяйственные культуры никак не могут произрастать в Мекке и Медине и их окрестностях¹⁹. Это главные продукты средиземноморского региона, например, они могли расти в Набатейском царстве.

В качестве еще одного примера рассмотрим некоторые идеи, высказанные профессором семитологии и арабистики К. Люксенбергом. Данный представитель историко-критической школы исламоведения предполагает, что имеющиеся в Коране неясности с арабским текстом становятся более понятными, если использовать соответствующие омонимы из сирийского языка. Схожее по звучанию, но отличающееся по значению слово на сиро-арамейском языке в кораническом контексте арабского языка VII века н.э. позволяет, по его мнению, более правильно понять смысла текста. Поскольку арабское письмо возникло на основе набатейского письма, которое восходит к сирийско-арамейскому, а также в силу предполагаемого влияния на Коран сирийской христианской литературы, данный автор пытается дать новые варианты перевода некоторых мест исламского первоисточника.

Обратимся к объяснению К. Люксенбергом текста из Суры 17:64 «Аль-Исра’» («Перенес ночью»). В кораническом тексте речь идет о том, что Иблис (сатана), после того как он отказался поклониться Адаму, был изгнан Аллахом из рая, однако падший дух испрашивает для себя отсрочку до Судного дня для того чтобы губить или одерживать победу (ла-‘ах̣таниканна) над людьми (К.17:62).

Далее коранический Аллах разрешает диаволу следующие действия: «Соблазняй, кого ты можешь из них, твоим голосом и собирай против них твою конницу и пехоту, участвуй с ними в их богатствах и детях и обещай им, – поистине, обещает сатана только для обмана!» (К.17:64) (пер. И. Крачковского).

Место действительно не совсем ясное. Непонятно, какая может быть у сатаны конница и пехота, и как он может участвовать в «их богатствах и детях»? В толкования Корана на это место ясности не больше. Ас-Саади говорит о том, что «многие толкователи Корана говорили, что это не является единственным проявлением того, как сатана делит с грешниками их богатство и детей, ибо если человек не упоминает имени Аллаха перед едой, питьем или половой близостью, то сатана становится соучастником этого начинания»²⁰. У авторитетнейшего Ибн Касира в его тафсире насчет «пехоты» и «конницы» содержится не менее странное объяснение: «“и собирай против них твою конницу и пехоту” – т.е. каждого конного и пешего, идущих неповиноваться Аллаху. Катада сказал, что у Иблиса есть своя конница и пехота из людей и джинов, которые подчиняются Иблису»²¹.

Люксенберг, используя свой подход, предполагает, что в слове ʼаджлиб (собирай) диакритическая точка под буквой ﺟ /дж должна стоять не снизу, а вверху (ﺧ /х̱), тогда это место приобретет иное звучание и значение: واخلب عليهم (ва х̱луб ^‘алайхим). Из словаря Lisān (I, 363b), статьи خلب (х̱алаба) получаем значение «перехитрить кого-то» (К.17:64)²².

В отношении «конницы» Иблиса (би-х̱айлика), точнее «твоей конницы», Люксенберг предлагает другое прочтение: вместо би-х̱айлика предлагается либо بحيلك (би- х̣ийалика -«твоим коварством»), либо بحبلك (би-х̣абалика – «твоими сетями»). «Следуя сиро-арамейскому значению, возможно как „ловушка, сети“, так и „хитрость, обман“»²³.

Под «пехотой» (ва раджилика – «твоей пехотой»), вместо ر /р предполагается неправильно прочитанная د /д. В результате чтение ودجلك (ва-даджалика) соответствует сиро-арамейскому duggālā и даёт более осмысленное значение „ложь, неправда и обман“²⁴. Таким же образом объясняется значение арабского слова шарикхум – «участвуй с ними»,²⁵ которое в свете предложенной реконструкции восходит к сиро-арамейскому глаголу sarrek (заманивать, соблазнять) и должно быть представлено в виде II породы арабского глагола. В результате Люксенберг получает чтение شرّكهم (шаррикхум – «соблазняй их»)²⁶.

Таким образом, рассматриваемый айят из Суры 17:64 будет выглядеть следующим образом: «Так поступай твоим голосом, кого можешь из них, перехитри их твоею сетью и твоими ложью и обманом, соблазняй их богатством и детьми и (поэтому) давай им обещания – ведь ничего кроме заманчивых обещаний (не может) дать им сатана!»²⁷.

Предложенная К. Люксенбергом реконструкция арабского текста дает на первый взгляд более понятный смысл. По большому счету, если не углубляться в детали, то нечто похожее или частично близкое по смыслу можно найти у арабских комментаторов данного айята, т.е. ничего принципиально противоположного в понимании К.17:64 как у рассматриваемого ученого, так в тафсирах мы не обнаружим. Конечно, есть и другие примеры, когда К. Люксенберг предлагает свой, радикально отличающийся от арабского оригинала смысл текста²⁸.

Тем не менее, при всей оригинальности предложенного подхода и отдельные возможно интересные попытки прояснить текст арабского первоисточника, метод профессора К. Люксенберга не находит поддержки у большинства исследователей. Современная наука не имеет свидетельств о существовании хотя бы в каком-либо виде Корана на сиро-арамейском языке, а арабский текст священной для мусульман книги имел обращение примерно в конце I века хиджры в тех районах, где сирийский язык был разговорным²⁹.

Несмотря на это, сложности с текстом и содержанием Корана никуда не исчезают. По мнению другого исследователя этого направления – Майкла Кука, если Библия позволяет найти ответы на вопросы о жизни Моисея и Иисуса Христа, то в Коране ни слова не говориться о жизненном пути Мухаммада. «Написать биографию пророка, на основании одного лишь Корана – задача невыполнимая, и также практически невозможно связать его жизнь со Священным Писанием, не выходя за рамки последнего»³⁰.

Также известно, что исламское предание, толкования Корана (тафсиры) имеют более позднее происхождение, и толкователи текста священной для мусульман книги часто не понимали, о чем в ней идет речь. Сам же текст Корана практически не позволяет во многих случаях понять его смысл, т.к. упоминавшийся исторический и культурный контекст мало в нем присутствует. Иногда ученым исламоведам все же удается понять текст используя современные лингвистические и этнографические инструменты.

В качестве примера можно привести более успешный опыт реконструкции «темных» мест Корана, который находим у отечественного специалиста в области коранистики Е.А. Резвана. Одним из направлений его научных исследований является кораническая этнография. Исследуя в полевых условиях жизнь современных арабских кочевников, он с коллегами докопался до смысла некоторых из «темных» мест Корана, где говорится о посмертной судьбе грешника. В одном месте говорится об одежде грешников «из смолы» (К.14:51) (Крачковский), а в другом в отношении грешника приводится более странная фраза: «заклеймим Мы его по хоботу (а)лх̱уртум(и) (الْخُرْطُومِ)!» (К.68:16)³¹.

Откуда хобот у грешника и какая связь со смолою? Е.А. Резван говорит: «Оказалось, что когда у верблюда болеет кожа, ее лечат горячей смолой. Естественно, животному больно, ему это не нравится. И для того чтобы верблюдом управлять в такой ситуации и увести туда, куда нужно, ему продевают в нос специальную палочку и за нее тянут. Верблюду больно, но он идет туда, куда нужно. Такого рода практики встречаются в Аравии до сих пор. В некоторых местах и сейчас так лечат верблюда. В Коране отражено вот это самое явление»³².

Следует отметить, что попытки учитывать культурный и исторический контекст самими мусульманами обычно приводит таких исследователей к неприятным последствиям. Показательна, к примеру, история преподавателя история преподавателя Каирского университета Насра Хамида Абу Зайда. Попытка рассмотреть Коран не только как откровение Аллаха, но и как «культурный продукт» своей эпохи привели его и его семью к преследованию и эмиграции в 1992 году³³.

Однако, на наш взгляд, слишком увлекаться результатами критического направления в исламоведении не стоит. Существует немало конструктивной критики подобных взглядов и некоторых крайних выводов «ревизионистской школы исламоведения». По мнению профессора Е.А. Резвана, хотя приверженцы рассмотренных выше подходов смогли критически переоценить некоторые привычные факты и выявить слабость аргументации своих предшественников, их исследования не стоит воспринимать как разрушение всего мусульманского предания³⁴.

В вопросах апологетики с исламом и миссионерской деятельности должен быть использован взвешенный подход к результатам историко-критической школы исламоведения. Представляется сомнительным радикальное отрицание историчности Мухаммада и основных этапов формирования текста Корана. Однако очевидно, что отношение и к личности основателя ислама и тексту его откровений в раннем исламе заметно отличались от того оптимистичного консерватизма, который можно видеть у современных его апологетов. Это важный вывод, и он доставляет определенные трудности исламским проповедникам.

Также важно отметить еще один положительный момент, значимый для диалога с исламом, который был обозначен в трудах историко-критической школы исламоведения. Это проблемы с содержанием Корана, которые возникают при соотнесении его текста с историческим, культурным и религиозным фоном арабского мира VII века н.э. в котором распространялись откровения Мухаммада. Сочетание данных современной исторической науки и исследований арабского текста Корана при соответствующем их сопоставлении и сравнении, позволяют выявить новые проблемные для исламского вероучения вопросы. Надеемся более подробно осветить данную тему в следующей статье.