Антиохийский собор 324 года и его послание к Александру, епископу Фессалоникскому

В 1905 году высокоученый гёттингенский профессор-филолог Эдуард Швартц в 4-м из своих «Сообщений» (Mittheilungen) «К истории Афанасия» (Zur Geschichte des Athanasius) издал¹ по сирийской рукописи Codex Parisinus 62, с переводом на греческий язык, совершенно неизвестное дотоле послание многочисленного (из 56-ти епископов) антиохийского собора к «Александру, епископу Нового Рима».

Как показывает само содержание этого новооткрытого послания, оно может принадлежать только доникейскому антиохийскому собору. В нем епископы самым решительным образом высказываются против Ария, в заключение своего вероизложения предают анафеме его учение и даже троих из его сторонников, присутствовавших на этом соборе, – Феодота Лаодикийского, Наркисса Нерониадского и Евсевия Кесарийского – подвергают отлучению; но в своем вероизложении не употребляют никейских терминов ἐκ τῆς οὐσίας и ὁμοούσιον. В списке епископов этого собора (в заголовке послания) стоит – на 39-м месте – Λοῦπος – очевидно, епископ Тарсский, присутствовавший на анкирском и неокесарийском соборах, но к 325-му году уже умерший: на никейском соборе присутствовал Феодор, епископ Тарсский – видимо приемник Лупа. Но – самое главное – отцы этого антиохийского собора, подвергнув отлучению трех епископов – сторонников Ария, не решились, однако, низложить их, предоставляя окончательное решение вопроса о них «великому и священному собору в Анкире». Что это за собор в Анкире, прекрасно разъясняет другой документ, тоже сохранившийся только в сирийском переводе, изданный еще в 1857 году Cowper'ом и затем в 1883 году аббатом Мартеном², но не обращавший на себя внимания и – как одинокий – возбуждавший сомнения относительно подлинности. Швартц и этот документ дает в греческом переводе³ и признает за подлинный.

В рукописях документ этот не вполне точно озаглавливается, как «письмо императора Константина к собору 318 отцов». Но из самого этого письма видно, что оно написано раньше, чем собор никейский собрался. Константин Великий говорит здесь, что раньше состоялось соглашение, чтобы собор епископов собрался в Анкире галатийской; теперь же по многим причинам и в частности потому, что идут епископы из Италии и остальных частей Европы, решено перенести этот собор в Никею вифинскую, куда император и приглашает епископов прибыть без промедления.

Следовательно (предполагая, что оба эти документа подлинны) антиохийский собор из 56-ти (59-ти с отлученными) епископов состоялся в такое время, когда Константин Великий решил уже перенести дело Ария на суд великого собора восточных епископов и назначил местом его Анкиру. Собор этот, однако, не состоялся и перенесен был в Никею. Следовательно антиохийский собор состоялся не ранее 324 года и не позже самого начала 325 года.

Но подлинны ли эти два документа, сохранившиеся только в сирийском переводе и сообщающие нам о фактах прежде совершенно неизвестных?⁴

Сам Швартц в 1905 году видимо и не предполагал, чтобы кто-либо заявил какое сомнение в подлинности изданного им послания, и потому в своей статье не ставил прямо вопроса о его подлинности, а постарался только при помощи списков епископов никейского вселенского и поместных: анкирского, неокесарийского и антиохийского (около 333 года) соборов указать кафедры епископов, упоминаемых в заголовке этого послания и распределить их по провинциям, а также точнее установить дату этого собора.

Список епископов в адресе этого послания открывается именами: Εὐσέβιος, Εὐστάθιος, Ἀμφίων. Из них Εὐστάθιος – есть конечно Евстафий Антиохийский, переведенный на антиохийскую кафедру незадолго до никейского собора из Верии⁵, хорошо известный как выдающийся борец против арианства.

Ἀμφίων – есть епископ Епифанийский в Киликии, исповедник⁶ и член 1-го вселенского собора.

И большую часть из остальных 53-х имен мы встречаем в списках епископов никейского собора.⁷

Но имя «Евсевий» в начале списка представляет собою загадку.

На никейском соборе присутствовало 5 епископов с именем Евсевия⁸:

1. Евсевий Кесарийский в Палестине [25].

2. Евсевий Антиохийский в Карии, по-видимому митрополит [169].

3. Евсевий Милетский в той же Карии [173].

4. Евсевий Никомидийский в Вифинии [193] и

5. Евсевий из Исаврии [190], название кафедры которого искажено в списках. Вот полный список ее обозначений по изданию Гельцера.⁹

I. 188. Eusebius Pariciae Isauriae (варианты pariciae B. parichiae A. parriche C. parochiae F. parrochiae D. hisauriae E.).

II. 188. Eusebius Diocesis Isauriae (diocesis auriae K, diocessis auriae M. dyoces isariae O. dyocaesariae P. dicensis I. hisauriae H.).

III. 187. Eusebius Particianus (Euseuius Q. particiasi Q. pariciasis R. patritias T. patricius S. paricias U.¹⁰

Феодор Чтец [= Сократ, по Швартцу] 185:

Εὐσέβιος Παροικίας.

Сирийский Index coenobii Nitriensis 189:

אוםבים רפרוק(י)א איםורפולים – Εὐσέβιος Παροικίας Ἰσαυροπόλεως.

Авдишо (Ebed-Iesu) 190 אוםבים רפרו(ה)קיאנראיםוריא = Εὐσέβιος παροικίας Ἰσαυρίας.

Арабский 119, «ws'bjws »IBwjkj's – Eusebius pa(r)oicias.

Армянский 182 Ευσεβιος j (варианты ασυRоц k. σουRαцυοц m. ισοRαцοц n) = διοικήσεως Ἀσορέων.

Синайский 117 = Иерусалимский 118: Εὐσέβιος παροικίας Συρίας.

О. Кунтц в примечании к латинским спискам говорит: ex ΔΙΟΚΑΙΣΑΡΕΙΑΣ corruptum est. ΔΙΟΚΑΙΣΑΡΕΙΑΣ, ΔΙΟΙΚΗΣΙΣΑΡΙΑΣ, diocesis isauriae, et dioecesis synonymo παροιχια posito, pariciae isauriae. С ним соглашается и Гельцер¹¹.

Диокесария был незначительный¹² городок близ Селевкии исаврийской.

Если это предположение Кунтца – Гельцера верно, то ни один из пяти Евсевиев, присутствовавших на никейском соборе, не мог поставить свое имя на 1-м месте в адресе послания антиохийского собора 324 года.

Собор этот, как сказано в самом послании, составился из епископов провинций: Палестины, Аравии, Финикии, Килисирии (Κοίλης Συρίας), Киликии и некоторых епископов Каппадокии.

Следовательно, ни Евсевий Никомидийский, митрополит Вифинии, ни Евсевий Антиохийский, митрополит Карии, ни Евсевий Милетский на этом антиохийском соборе не присутствовали. Евсевий Никомидийский, сверх того, хорошо известен, как виднейший покровитель Ария, его «солукианист».

Митрополит Палестины Евсевий Кесарийский на этом соборе несомненно присутствовал, но как отлученный не мог поставить свое имя на 1-м месте в заголовке его послания¹³.

Остается Евсевий Диокесарийский. Что он мог быть в числе членов этого собора, это не только возможно, но и очень вероятно. «Исаврия» правда не названа в числе провинций, епископы которых явились на этот собор. Однако на 14-м месте в адресе послания этого собора стоит имя Ἀγάπιος. На никейском соборе присутствовал всего один Агапий, епископ Селевкии исаврийской, ближайший сосед Евсевия Диокесарийского. И Κύριλλος, имя которого занимает 30-е место в заголовке послания, есть, очевидно, епископ Уманадский (Οὑμανάδων) в Исаврии¹⁴.

Следовательно, как справедливо заключает Швартц, Исаврия включена в адресе этого послания в соседнюю, более обширную, провинцию Каппадокию¹⁵.

Но как епископ незначительного городка, этот Евсевий, каковы бы ни были его личные качества, не мог быть председателем этого антиохийского собора и поставить свое имя в адресе послания на 1-м месте выше самого антиохийского епископа.

Поэтому¹⁶ Швартц считает правильным чтение сирийского Index coenobii Nitriensis – Εὐσέβιος παροικίας Ἰσαυροπόλεως и думает, что этот Евсевий был епископом древней столицы Исаврии – Исавры. К 324 году и Исавра давно перестала быть митрополией Исаврии, и Швартц не решается признать Евсевия «исавропольского» – митрополитом Исаврии. Однако в объяснение того, как этот Евсевий мог очутиться во главе многочисленного антиохийского собора Швартц весьма остроумно привлекает к делу 190-е письмо Василия Великого (к Амфилохию Иконийскому), из которого видно, что епископ исаврский и в его время (в 70-х годах 4 столетия) имел право поставлять епископов в соседние с Исаврою небольшие города и местечки (μικροπολιτείαις ἤ μικροκωμίαις).

Титул «παροικίας Ἰσαυροπόλεως» – думает Швартц¹⁷ – и означает, что власть епископа исавропольского простиралась за пределы его города. «Подле него, вероятно над ним, конечно, стоял митрополит; но насколько этот последний уполномочен был до никейского собора контролировать хиротонии» исаврского епископа «неизвестно (kann man nicht wissen): во всяком случае, это право, развившееся исторически, давало епископу Исавры известное преимущество (Präponderanz), которое объясняет и самовольное вмешательство Евсевия» [в дела антиохийской церкви].

Этот Евсевий Исавропольский, по мнению Швартца, и был инициатором и председателем этого антиохийского собора и он именно ведет речь в первом лице в начале послания, говорит, что «придя в Антиохию и увидя церковь» тамошнюю «сильно возмущенною плевелами» еретического «учения некоторых и раздорами» увидел, что один он не в силах уничтожить эти раздоры, и счел нужным созвать для этого соседних «единодушных сослужителей».

Повод к такому вмешательству в дела антиохийской церкви постороннего епископа, представила, по мнению Швартца, кончина Филогония Антиохийского, последовавшая, по его предположению 20 декабря 324 года¹⁸.

«По смерти Филогония» – думает Швартц¹⁹ – арианская партия сделала попытку посадить на антиохийскую кафедру одного из своих» – «В этот опасный момент – Евсевий» Исаврский «явился в Антиохию и быстро собрал православный собор. Евстафий Верийский решительный антиарианин был избран и» его имя «стоит поэтому на 2-м месте; было естественно, что Евсевий удержал [за собой] на соборе председательство». Если об избрании Евстафия не сказано ясно, то может быть потому, что хотели дождаться согласия императора.

Следовательно, этот антиохийский собор состоялся вскоре после 20 декабря 324 года в последние дни 324-го или в самом начале 325 года.

Собор этот означал собою значительную победу, одержанную «партией Александра – не только над обоими Евсевиями –, но и над императорской политикой, выразившейся в его письме к Александру и Арию». «Но Константин быстро, даже удивительно быстро переменил курс: он превратил восточный [анкирский] собор во вселенский и тем создал новое положение»²⁰.

Статьей Швартца имел возможность воспользоваться профессор А. А. Спасский в своем капитальном труде: «История догматических движений в эпоху вселенских соборов, т. 1-й, Тринитарный вопрос» (Сергиев Посад, 1906), и разумеется обратил должное внимание на изданные Швартцем новые документы²¹.

Историю антиохийского собора 324 года А. А. Спасский вводит в свое изложение истории арианского спора в его доникейской стадии, а относительно его послания считает нужным заметить²²:

«Можно было бы сомневаться в подлинности документа: он назначен Александру, епископу Нового Рима, излагая свой символ ссылается на веру духовных отцов – – , где переписчик ставит цифру 318 отцов, т.е. никейских. Но доказательства, приведенные Schwartz’ем, устраняют всякие сомнения».

О Евсевии «Исавропольском», как главном деятеле этого антиохийского собора А. А. Спасский не упоминает, но относит собор, как и Швартц, к самому концу 324 года, и поводом к созванию его считает кончину Филогония Антиохийского ²³.

Ни Швартц, ни Спасский²⁴ не заявляют ни малейшего сомнения в том, что антиохийский собор 324 года адресовал свое послание действительно к Александру епископу позднейшего «Нового Рима» – Константинополя, тогдашней Византии.

Относительно Швартца это не вызывает удивления. В западной церковно-исторической науке и в настоящее время признается за бесспорную истину²⁵, что сохранившееся у Феодорита (I, 4 Val) послание святителя Александра Александрийского «Ἡ φίλαρχος» адресовано было им действительно, как сообщает Феодорит, к Александру, епископу «константинопольскому», несмотря даже на то, что многие, в числе их и Швартц²⁶, на основании Геласия Кизикского, думают, что этот Александр в то время еще не был епископом, а был только пресвитером или – самое большее – епископом-викарием престарелого Митрофана Византийского.

Раз сам Александр Александрийский почему-то счел нужным обратиться с особым обширным посланием к соименному ему епископу ли – пресвитеру ли незначительного в то время городка Византии, то нет ничего невозможного и в том, что к нему же обратился с посланием и антиохийский собор 324 года, высказавшийся столь решительно в пользу Александра Александрийского и против Ария с его покровителями.

Но с г. Спасским случился в данном случае довольно странный инцидент: русский ученый обнаруживает недостаточное знакомство с русской же (весьма бедной количественно) церковно-исторической литературой, если не ставит и вопроса: да действительно ли святитель Александр Александрийский и по его примеру антиохийский собор 324 года обращались с особыми обширными посланиями к Александру, епископу (или даже пресвитеру) скромного городка Византии.

Не кто меньший, как В. В. Болотов еще в 1892 году в своих «Addendis Superaddenda» к рецензии на сочинение Н. Н. Глубоковского «Блаженный Феодорит»²⁷ доказал ясно, как 2×2=4, что истинным адресатом послания «Ἡ φίλαρχος» был не Александр Византийский, а Александр Фессалоникский, епископ не только одного из величайших городов Империи, но и апостольской кафедры.

Как оказывается, В. В. Болотов в данном случае (сам не зная об этом) имел предшественника в лице Балюза, который открыл адресата послания «Ἡ φίλαρχος» еще в 1663 году²⁸; но его гипотеза – к стыду западной церковно-исторической науки – вызвала полемику и к концу 19 века была позабыта до того прочно, что о ней не знали ничего ни корифей немецкого богословия Адольф Гарнак, ни сам В. В. Болотов, заявивший в своей статье, что он будет благодарен читателю, который укажет ему предшественника. Получить эту (уже посмертную, к сожалению) благодарность пришлось преемнику В. В. Болотова по кафедре церковной истории в Петербургской духовной академии А. И. Бриллиантову²⁹.

Сам собою возникает вопрос³⁰, не тот же ли Александр Фессалоникский скрывается и под Александром епископом «Нового Рима» новооткрытого послания антиохийского собора 324 года?

Кто даст себе труд несколько ближе ознакомиться с этим посланием, тот легко убедится, что послание это даже не могло быть адресовано Александру Византийскому. Как на причину церковных беспорядков, которые они собрались устранить, отцы этого антиохийского собора указывают на тот факт, что раньше, ὲν τῷ μεταξὺ χρόνῷ, т.е. при Ликинии, епископам «здешних мест» запрещено было собираться на соборы, διότι κεκώλυτο ἐπισκόπων συνόδον συναχθῆναι ἐν τοῖς τῶν μερῶν τούτων τόποις, т.е., как совершенно правильно поясняет Швартц, в восточной половине империи, где до 18 сентября 323 года царствовал Ликиний. Кому сообщают об этом, тот очевидно сам не был подданным Ликиния и не испытал на себе действия его известного запрещения собираться на соборы³¹.

Но Византия находилась до 18 сентября 323 года во владениях Ликиния, и епископ византийский и сам хорошо знал о запрещении Ликиния собираться на соборы.

Следовательно, адресата этого послания нужно искать не в восточной половине империи, а в западной, которая и до 323 года принадлежала Константину, а не Ликинию. А из западных современных никейскому собору епископов, достаточно влиятельных, чтобы самый факт обращения к ним с посланием многочисленного собора не представлял собою загадки, только один и носил имя Александра – епископ Фессалоникский.

Сомнение в подлинности открытого Швартцем документа заявил впервые в 1907 году современный корифей французской церковно-исторической науки Дюшен³², но заявил совершенно голословно.

Но в 1908 году против его подлинности самым решительным образом высказался знаменитый берлинский профессор Адольф Гарнак³³.

В своем докладе, читанном в заседании берлинской Академии наук 14 (1) мая 1908 года Гарнак объявил изданное Швартцем антиохийское послание «грубым подлогом без всякого исторического значения». – В особом Anhang Гарнак решает вопрос и об изданном Мартеном письме Константина, переносящем собор из Анкиры в Никею, и признает и его подлогом, относя, как и Мартен, упоминание об Анкире к известному поместному собору в Анкире.

Э. Швартц в том же 1908 году дал обстоятельный (на 70-ти страницах!) ответ на статейку Гарнака в виде Mittheilung VII своих «Zur Geschichte Athanasius»³⁴, предложенного в заседании геттингенского научного общества 17 (30) мая 1908 года.

Статья Гарнака подвергнута здесь прямо уничтожающей критике. Но имя истинного адресата новооткрытого послания не всплыло в этой полемике, и при том же Швартц, как не богослов, не мог осветить значение спорного документа и с историко-догматической точки зрения и в изложении хода и смысла событий перед никейским собором у него не обошлось дело без некоторых гипотез довольно рискованных и даже прямо ошибочных.

Поэтому Гарнак не счел себя разбитым на голову и в новом докладе, прочитанном в заседании берлинской академии наук 11 марта (26 февраля) 1909 года³⁵ пытается вновь отстоять свое мнение о неподлинности открытого Швартцем документа, равно как и связанного с ним письма Константина. Теперь, впрочем, после разъяснений Швартца, уже сам Гарнак не решается объявить спорное послание подлогом совершенно «грубым» и вынужден признать, что предполагаемый фальсификатор был гораздо более сметливым (raffiniert) и гораздо менее невежественным человеком, чем он предполагал это ранее.

Швартц на эту новую статью Гарнака – насколько знаю – до сих пор не отвечал, вероятно потому, что не находил нужным: новых сколько-нибудь важных аргументов Гарнак в этой статье не приводит, а старые все опровергнуты Швартцем в его Mittheilung VII.

Но эта полемика между двумя авторитетнейшими представителями богословия и филологии в современной Германии произвела довольно странное впечатление на некоторых «случайных прохожих» по истории церкви 4 века. – В 1909 году аббат Но (Nau) – профессор математики в католическом институте в Париже, но знающий сирийский язык и уже не в первый раз выступающий в качестве издателя и исследователя по истории сирийской литературы, переиздал вновь спорное послание вместе с принадлежащими – по Швартцу – тому же антиохийскому собору 324 года – 16-ю канонами и некоторыми другими неизданными документами³⁶. Послание издано у Но по двум рукописям, кроме Cod. Par. 62, еще по Vatican. Siro 148, который сверил для него abbé Tisserant³⁷.

Но признает это послание подлинным, но приписывает его, как автор того (греческого) собрания канонов и соборных документов, которое в переводе на сирийский сохранилось в Codex Parisinus 62, – антиохийскому собору ἐν τοῖς ἐνκαινίοις 341 года! Сколько-нибудь сведущий в истории 4 века читатель, и не имея под руками самого послания, и из того немногого, что сообщено в нем выше в начале этой заметки, легко поймет, что это предположение – чистая невозможность: в 341 году Феодота Лаодикийского и Евсевия Кесарийского уже не было в живых. И об Александре Александрийском († 17 апреля 328 года) в послании идет речь, как о живом лице: он называется ὁ τίμιος καὶ ἀγαπητὸς Ἀλέξανδρος, а не μακάριος, как принято было в то время именовать умерших епископов. Не говорю уже о том, что антиохийский собор 341 года не стал бы анафематствовать Ария, ибо восточные в то время считали его православным.

В 1910 году за подлинность найденного Швартцем послания антиохийского собора решительно высказался в своей «Истории догматов» берлинский профессор Р. Зееберг³⁸.

Пишущий эти строки еще в 1907 году (зная о скепсисе Дюшена) пришел к твердому убеждению в подлинности изданных Швартцем документов и нисколько не был обескуражен первой статьей Гарнака: еще не имея в руках ответа самого Швартца я был в состоянии доказать (и тогда же записал это), что вся статейка Гарнака представляет собою сплошное недоразумение. Нисколько не разубедила меня в этом и 2-я статья Гарнака.

Недостаток места не позволяет мне вступить здесь в подобную полемику со знаменитым берлинским профессором, и я ограничиваюсь лишь тем, что привожу главнейшие положительные аргументы за подлинность спорных документов и опровергаю лишь важнейшие возражения Гарнака.

1. Для вопроса о подлинности спорного послания далеко не безразлична уже правильная установка его адреса. Выражение «τῆς Νέας Ῥώμης» казалось несколько подозрительным и А. А. Спасскому³⁹, а у Гарнака и во 2-й статье⁴⁰ фигурирует в качестве аргумента против подлинности этого послания.

Но «подделать» послание к Александру Фессалоникскому, с ясным указанием на место жительства адресата в самом послании, когда-нибудь в 5–6 веках, даже в конце 4 века было невозможно. Ведь даже ученый Феодорит, сохранивший для нас послание «Ἡ φίλαρχος», «отуманенный позднейшею славою «царствующего града» Константинополя», смело отождествил его адресата с одноименным ему епископом «константинопольским». А какой-то фальсификатор, человек – по Гарнаку – настолько невежественный, что не мог понять даже того, что отцы антиохийского собора не могли окончательное суждение о трех покровителях Ария предоставить известному поместному собору в Анкире, состоявшемуся до начала арианского спора, оказался в состоянии понять, что истинным адресатом послания «Ἠ φίλαρχος» был Александр Фессалоникский, и сочинил послание к нему же выдуманного им антиохийского собора 324 года.

2. Настоящим «водяным знаком», удостоверяющим подлинность новооткрытого послания, является имя Λοῦπος. – Луп, епископ Тарсский присутствовал на анкирском и неокесарийском поместных соборах, состоявшихся вскоре после окончания гонения, но еще до начала арианского спора. На никейском соборе присутствовал уже Феодор Тарсский, следовательно, Лупа в 325 году уже не было в живых. Однако, Афанасий Великий в своем послании к епископам Египта и Ливии⁴¹, перечисляя по именам 26 виднейших поборников православия – «мужей апостольских», называет в числе их и «Лупа и Амфиона из Киликии».

До 1905 года церковно-историческая наука была не в состоянии ответить на вопрос: когда же и где Луп Тарсский показал себя столь решительным поборником православия, что Афанасий Великий счел нужным поименовать его в числе «мужей апостольских»? Только новооткрытое послание антиохийского собора 324 года дает ясный ответ на это вопрос: Луп Тарсский был одним из участников того антиохийского собора, на котором восточные епископы самым решительным образом высказались в пользу святителя Александра Александрийского и против Ария, подвергли даже отлучению трех виднейших покровителей его на «Востоке» и тем подготовили в весьма значительной мере и осуждение Ария на никейском вселенском соборе⁴².

3. В целом список епископов в адресе послания говорит за его подлинность. Привожу этот список, сопоставляя его со списками епископов соборов: никейского вселенского (Νικ), анкирского (Ανκ), неокесарийского (Νκσ) и латинским (Αnt) и сирийским (Αντ) списками антиохийского посленикейского собора, издавшего 25 канонов, обычно, но ошибочно отождествляемого с антиохийским собором, «ἐν τοῖς ἐγχαινίοις» (на обновлении храма) 341 года⁴³.

1. Εὐσέβιος – по Schwartz Исаврский в Исаврии (Νιχ 190).

2. Εὐστάθιος Антиохийский в Килисирии (Νιχ 50).

3. Ἀμφίων Епифанийский в Киликии (Νικ 84, Ανκ 16, Νκσ 8) исповедник, Soz. I, 10 и «муж апостольский» Athan. ad. ep. Aeg et. Lib. n. 8.

4. Βασσιανός Рафанейский в Килисирии (Νικ 54).

5. Ζηνόβιος Селевкийский в Килисирии (Νικ 51).

6. Πιπέριος Самосатский в Килисирии (Νικ 57 Αnt 16, он же, думаю, скрывается и под одним из двух Петров [14 и 28] в Αντ).

7. Σαλαμάνης Германикийский в Килисирии (Νικ 56 Ανκ 17 Νκσ 15).

8. Γρηγόριος Виритский в Финикии (Νικ 46) – видимо непосредственный преемник по кафедре «великого» Евсевия Никомидийского. Арий в письме к Евсевию у Феод. I, 5 зачисляет Григория в число своих единомышленников.

9. Μάγνος Дамаскский в Финикии (Νικ 42 Αnt 4 Αντ 29).

10. Πέτρος Никопольский в Палестине (Νικ 28; в Никее присутствовал еще из Палестины Πέτρος Ἀιλᾶς; но Аила – древний Элаф – лежала слишком далеко от Антиохии, и ее епископ, поэтому, едва ли явился на собор, созванный в 324 году Евстафием. А Πέτρος №47 есть, очевидно, Петр Гиндарский в Килисирии ср. под №47). – Соседство с Лонгином Аскалонским говорит за то, что Πέτρος №10 есть Петр Никопольский.

11. Λονγῖνος Аскалонский в Палестине (Νικ 27).

12. Μανίκιος Епифанийский в Килисирии [Νικ 64 Ant 13 (Mauritius) Αντ 5 (Μανίκιος, не Manicheus, как передает Но)].

13. Μόκιμος (арабское имя) кафедра неизвестна (Αντ 25).

14. Ἀγάπιος Селевкийский в Исаврии (Νικ 177 Ant 25 Αντ 7? 12?).

15. Μακεδόνιος Мопсуестийский в Киликии (Νικ 90 Ant 19 Αντ 6), исповедник, впоследствии видный деятель среди евсевиан.

16. Παῦλος Неокесарийский в Килисирии (? ср. №38) (Νικ 66 Ant 15 Αντ 22).

17. Βασσιανός-Βασσώνης Гавулский в Килисирии (Νικ 71).

18. Σέλευκος хорепископ из Килисирии (Νικ 68).

19. Σώπατρος Беританский в Аравии (Νικ 76).

20. Ἀντίοχος Ришайнский в Месопотамии (Νικ 80 Ant 8 – Rhesinatis Αντ 21; не капитолиадский в Палестине Νικ 39, как думал Швартц в 1905 году: этот последний на соборе около 333 года не присутствовал, и его кафедра лежала дальше от Антиохии, чем Ришайна).

21. Μακάριος Иерусалимский в Палестине (Νικ 21) – один из самых убежденных противников Ария. В письме к Евсевию у Thdrt I, 5 Арий называет его в числе трех «еретиков-неучей» вместе с Филогонием Антиохийским и Еллаником Трипольским (ниже №23). Один из «мужей апостольских» по Афанасию Великому (ad ep. Aeg. et Lib. 8). – Александр Александрийский обращался к нему с особым посланием Epiph. haer. 69, 4.

22. Ἰάκωβος Нисивинский в Месопотамии (Νικ 79 Ant 9 Αντ 17) «муж апостольский» по Ath. I. c. [ἤ Ἰακώβον καὶ τῶν σὺν αὐτῷ τῶν ἀπὸ μέσης τῶν ποτάμων; следовательно к числу безукоризненно православных епископов нужно относить, по Афанасию, и Антиоха Ришайнского].

23. Ἐλλάνικος Трипольский в Финикии (Νικ 44) – «еретик-неуч» по Арию у Thdrt. I, 5; низложенный впоследствии евсевианами Ath. hist. arian. mon. n. 5. На соборе около 333 года присутствовал его приемник Феодосий Αντ 9. (Ant om).

24. Νικητᾶς Флавиадский в Киликии (Νικ 87 Ant 22).

25. Αρχέλαος Долихский в Килисирии (Νικ 58 Ant 10 Αντ 13).

26. Μακρῖνος Ямнийский в Палестине (Νικ 29). Александр Александрийский обращался к нему с особым посланием Epiph. h. 69, 4.

27. Γερμανὸς Неапольский в Палестине (Νικ 22 Ανκ 18 Νκσ 2).

28. Ἀνατόλιος Емисский в Финикии (Νικ 49 Ant 2 Αντ 16).

29. Ζωίλος Гавалский в Килисирии (Νικ 61).

30. Κύριλλος Уманадский в Исаврии (Νικ 183).

31. Παυλῖνος Аданский в Киликии (Νικ 89). – Так отождествляет и Швартц. Павлина Тирского-Антиохийского, по-моему, к концу 324 года уже не было в живых.

32. Ἀέτιος Лиддский в Палестине (Νικ 34). В начале спора Аетий был на стороне Ария, который называет его в числе тех восточных епископов, которые учили, что «Отец безначально предшествует Сыну». Но это был бесспорно епископ из числа непостоянных. В 325 году он подписал никейский символ. Около 333 года он вновь является в рядах евсевиян (Εus. Vita Const. III, 62: адрес письма Константина Великого к собору епископов в Антиохии, собравшихся для выбора преемника Евстафию или Евлалию). Но к 343-му году мы видим его снова в рядах защитников никейской веры. В приводимых Афанасием Великим в Apol. c. ar. n. 50 подписях под постановлениями сердикского собора в ряду епископов Палестины 2-е место занимает Αέτιος. Что разумеется епископ лиддский, доказывается тот факт, что о переходе Аетия на сторону Афанасия Великого знает и Филосторгий (ΙΙΙ 12 p. 485 D).

33. Μωσῆς Каставалский в Киликии (Νικ 86 Ant 21 Αντ 4).

34. Εὐστάθιος Арефусский в Килисирии (Νικ 65 Ant 27 (кафедра не названа) Αντ 3).

35. Ἀλέξανδρος – кафедра неизвестна (Ant 29 Αντ 24).

36. Εἰρηναῖος – кафедра неизвестна.

37. Ραββούλας – кафедра неизвестна. Судя по имени – из Месопотамии (ср. Schwartz VI. S. 288).

38. Παῦλος Максимианопольский в Палестине (ср. №16). (Νικ 31).

39. Λοῦπος Тарсский в Киликии (Ανκ 4 Νχσ 11).

40. Νικόμαχος Вострский в Аравии (Νικ 72 Αnt 5).

41. Φιλόξενος Иерапольский в Килисирии (Νικ 55).

42. Μάξιμος Елевферопольский в Палестине (Νικ 30).

43. Μαρῖνος Севастийский в Палестине (Νικ 23).

44. Εὐφραντίων Валанейский в Килисирии (Νικ 59) – один из выдающихся противников Ария. Евсевий Кесарийский писал к нему в защиту Ария особое послание, цитируемое у Athan de syn. 17 и в актах 7-го вселенского собора (приведено у Schwartz VI, 263). Потом он был низложен евсевианами Ath. de fuga sua n. 3. Hist. arian. ad. mon. n 5.

45. Ταρκωνδίμαντος Эгейский в Киликии (Νικ 91 Ant 24 Αντ 1). – У Филосторгия (по сообщению Никиты) приводится в числе тех, qui ab Ario steterunt на никейском соборе.

46. Εἰρηνικός – кафедра неизвестна.

47. Πέτρος [ср. №10] Гиндарский в Килисирии (Νικ 69 Ant 14 Αντ 14? 28?).

48. Πηγάσιος Арвокадамский в Килисирии (Νικ 70).

49. Εὐφόχιος Тианский в Каппадокии (Νικ 95) – один из «мужей апостольских» по Афанасию Великому I. c.

50. Ασκληπιός Газский в Палестине (Νικ 37) – решительный антиарианин. Александр Александрийский писал ему особое послание. Вскоре после никейского собрания он был низложен евсевианами Ath. de fuga 4. hist. arian. 5. Сердикский собор его оправдал (Ath-apol. c. ar. n. 47).

51. Ἄλφειος Апамийский в Килисирии (Νικ 53 Νκσ 4 Ant 11 Αντ 11). Судя по Eus. V. C. III, 62 он был около 333 года в числе евсевиан.

52. Βάσσος Зевгмский в Килисирии (Νικ 62 Ant 12 Αντ 2).

53. Γερόντιος Ларисский в Килисирии (Νικ 63 Νκσ 12).

54. Ἡσύχιος Малой Александрии в Киликии (Νικ 92 Ant 20 Αντ 15).

55. Αὐίδιος – кафедра неизвестна.

56. Τερέντιος – кафедра неизвестна.

Отлучены были этим собором.

57. Феодот Лаодикийский в Килисирии (Νικ 52 Ant 17 [Theodorus] Αντ 10).

58. Наркисс Нерониадский в Киликии (Νικ 85 cf. 93 (дублет). Ανκ 13 Νκσ 13 Ant 23 Αντ 20) и

59. Евсевий Кесарийский в Палестине [Νικ 25 Ant 1 Αντ (отдельно от прочих)].

Таким образом, из 59-ти (58) епископов, упоминаемых в этом послании – 50 (или 51, если считать и Евсевия №1) присутствовали и на никейском вселенском соборе. Из остальных 8-и один (Луп Тарсский) не мог явиться в Никею потому, что уже умер; но на соборе присутствовал его преемник. Из остающихся 7-ми епископов (№№ 13, 35, 36, 37, 46, 55, 56), имен которых мы не встречаем в никейских списках, двое (13 и 35) присутствовали на позднейшем антиохийском соборе, издавшем каноны, на котором мы встречаем всего 25 (или 26, считая Аетия Лиддского) из членов этого собора [№№ 6, 9, 12, (13), 14, 15, 16, 20, 22, (24), 25, 28, (32?), 33, 34 – 35, (40), 45, 47, 51, 52, 54, 57, 58, 59 – в скобках имена, засвидетельствованные лишь одним списком]. Из бывших членов анкирского собора на этом антиохийском соборе мы встречаем 5 епископов, из бывших членов неокесарийского собора – 7 епископов (№№ 3, 7, 27, 39, 58 для обоих соборов №№51, 53 для одного неокесарийского). Из них только одного Лупа Тарского мы не встречаем в никейских списках. – 5 имен (№№ 36, 37, 46, 55, 56) новооткрытого послания не встречаются больше нигде, и кафедры этих 5-ти епископов потому нам совершенно неизвестны.

Все это говорит весьма веско за подлинность новооткрытого послания. Вполне понятно, что огромное большинство членов этого антиохийского собора, состоявшегося накануне никейского собора и столь решительно высказавшегося против Ария, явилось и на никейский собор, созванный для окончательного соборно-вселенского решения спорного догматического вопроса. – Но с другой стороны было бы удивительно, если бы в адресе новооткрытого послания мы не встретили ни одного имени, неизвестного нам из других списков. Тогда был бы повод подозревать, что список этого послания сфабрикован на основании никейского и других списков. А следовательно №№ 36, 37, 46, 55 и 56 в списке новооткрытого послания представляют собою – как и имя Λοῦπος (хотя и не в такой степени) – тоже, «водяные знаки», доказывающие подлинность этого документа. Непонятно, с какой целью фальсификатор стал бы придумывать эти имена, да еще столь необычные, как Εἰρηνικὸς, или столь чуждые грекам, как Ραββοῦλας, когда к его услугам был никейский список с его 220-ю (или даже до 240) именами? И раз он пустился на выдумки, то почему его изобретательности хватило лишь на 5 имен из 59-ти?⁴⁴

За полную независимость списка епископов в новооткрытом послании от никейского списка говорит и совершенно различный порядок имен в обоих списках. В никейских достоверных списках⁴⁵ имена епископов расположены по провинциям. В списке собора 324 года имена епископов из одной провинции лишь изредка стоят рядом; см. №№ 6–7, 10–11, 47–48, 52–53. Но и здесь независимость этого списка от никейского доказывается, например, тем, что №№ 6–7, 10–11 в никейском списке стоят в обратном порядке (57–56, 28–27)⁴⁶.

По провинциям епископы, присутствовавшие в 324 году на соборе в Антиохии, кафедры которых неизвестны, распределяются таким образом:

Из Килисирии, в столице которой собрался собор, явилось 20 епископов (№№ 2, 4–7, 12, 16–18, 25, 29, 34, 41, 44, 47, 48, 51–53, 57), из Палестины – 11 (№№ 10, 11, 21, 26, 27, 32, 38, 42, 43, 50, 59), из Киликии – 9 (№№ 3, 15, 24, 31, 33, 39, 45, 54, 58), из Финикии – 4 (№№ 8, 9, 23, 28), из Месопотамии – 2 (№№ 20, 22; но сверх того из Месопотамии же был – судя по имени № 37), из Аравии – 2 (№№ 19, 40 + судя по имени № 13), из Исаврии – 2 (№№ 14, 30), из Кападокии – 1 (№ 49).

На никейском соборе присутствовало из Килисирии – 23 епископа (по коптскому списку), из Палестины – 19, из Киликии – 10, из Финикии (по коптскому списку) – 12, из Месопотамии – 4 (5, если считать Иоанна Персидского), из Аравии – 6, из Исаврии – 17, из Каппадокии – 10.

Сравнение этих цифр тоже говорит за историческую достоверность разбираемого списка. Вполне естественно, что на собор, назначенный в столице Килисирии – Антиохии явились почти все епископы Килисирии и соседней с ней Киликии⁴⁷, которые явились потом и в Никею.

Из более отдаленных от Антиохии провинций – Финикии, Палестины, Месопотамии, Аравии на этот антиохийский собор явилось от ⅓ до ½ из числа списков, присутствовавших потом в Никее. Гористая Исаврия и Каппадокия, лежавшая уже в другом диоцезе (понтийском) и тоже отделенная от Антиохии горами, имели на этом соборе только немногих отдельных представителей.

Можно указать даже мотивы, почему известные епископы не явились на этот собор. Например, в числе его членов мы не встречаем Патрофила Скифопольского, известного сотрудника Евсевия Кесарийского в покровительстве Арию. Решение, к которому придет этот собор, вероятно можно было предвидеть заранее, и Патрофил, отказавшись явиться на этот собор, оказался более мудрым «сыном века сего», чем его митрополит Евсевий, и избавил себя от неприятности подвергнуться отлучению. Не явились еще на этот собор из Палестины Гаян Севастийский, Савин Гадарский, Иануарий Иерихонский, Илиодор Завулонский, Силуан Азотский и Петр Аилский; из Финикии – Зинон Тирский, Аней Птолемандский, Феодор Сидонский, Филокал Панеадский и Фадоней Аласский. К Зинону святитель Александр обращался с особым посланием (Epiph. h. 69, ₄). Но его предшественником был Павлин, переведенный потом в Антиохию, известный покровитель Ария⁴⁸.

Влияние Павлина вероятно и сказалось в том, что большинство епископов Финикии было настроено в пользу Ария и потому не явилось на этот собор. Возможно, что под влиянием того же Павлина стояли и епископы соседних с Финикией городов Палестины: Завулона и Гадары.

В числе епископов, присутствовавших на этом антиохийском соборе, мы встречаем ряд таких лиц, догматическое направление которых нам известно и из других источников.

Афанасий Великий Ep. ad epp. Aeg. et Lib. n. 8 перечисляет по именам 26 виднейших поборников православия. Из них всего 8 принадлежит тем провинциям, епископы которых явились на этот антиохийский собор, и всего 7 (так как 8-й –Филогоний Антиохийский к этому времени уже умер) действительно могли быть членами этого собора. И из числа этих 7-ми на нем действительно присутствовали 6 (№№ 2, 3, 21, 22, 39 и 49). Не явился только Леонтий Кесарие-Каппадокийский. Но это и неудивительно: Кесария лежала от Антиохии гораздо дальше Тианы, и потому сам Леонтий мог поручить Евпсихию Тианскому быть представителем Каппадокии на этом соборе. Возможно также, что Евпсихий и лично был более убежденным противником Ария, чем Леонтий, которого Филосторгий (конечно несправедливо) причисляет даже к числу сторонников Ария; или же Евпсихия мог пригласить на этот собор Луп Тарсский, кафедра которого лежала ближе к Тиане, чем Кесария каппадокийская.

Убежденными противниками Ария на этом соборе были, кроме того, Асклипий Газский, Елланик Трипольский, Евфрантион Валанейский и – вероятно – Антиох Ришайнский (которого Афанасий подразумевает в числе мужей апостольских). – К числу их, думаю, нужно отнести и адресатов посланий Александра Александрийского: Лонгина Аскалонского и Макрина Ямнийского – соседей по кафедрам Макария Иерусалимского и Асклиния Газского; а также Петра Никопольского, Германа Неапольского и Павла Неокесарийского, имена которых встречаются в подписях под постановлениями серкидского собора у Ath. apol. c. ar. 50 (под №№5 или 11, 7 или 14 и 15).

Следовательно, 10–15 из числа членов этого собора были бесспорно на стороне святителя Александра Александрийского.

Встречаются в числе членов этого собора и 5 таких епископов, которые упоминаются в числе сторонников Ария (№№8, 15, 32, 45 и 51). Но все они присутствовали потом и в Никее и подписали никейский символ – по-видимому, без особых колебаний. Следовательно, участие их на этом антиохийском соборе не только ничему не противоречит, но и объясняет наилучшим образом, почему у Ария оказалось так мало сторонников и в Никее: значительная часть его покровителей на востоке еще в 324 году перешла, хотя, быть может, и не совсем добровольно, на сторону его противников. Не излишне еще отметить, что о Македонии Мопсуестийском и Алфии Апамийском нам совершенно неизвестно, высказывались ли они в пользу Ария до 325 года; а Аетий Лиддский был человек колеблющийся в своих убеждениях, и его переход на сторону святителей Александра и Евстафия в 324 году не более удивителен, чем его позднейший переход из рядов евсевиан на сторону Афанасия Великого – после 343 года.

4. Весьма веско за подлинность новооткрытого послания говорит и его вероизложение – строго православное по смыслу, но без характерных никейских терминов «ἐκ τῆς οὐσίας τοῦ πατρὸς» и «ὁμοούσιον τῷ πατρὶ». На это отсутствие термина «ὁμοούσιος» обратил внимание уже автор того канонического сборника, сирийский перевод которого сохранился в cod. Par. 62. Это казалось ему тем более непонятным, что он приписывал это послание посленикейскому антиохийскому собору (ἐν τοῖς ἐνκαινίοις)⁴⁹.

Насколько важно это отсутствие никейских терминов, в особенности термина «ὁμοούσιος» в новооткрытом документе в смысле аргумента за его подлинность, легко убедится всякий, кто даст себе труд ознакомиться с предметом спора между Александром и Арием, во-первых, по посланиям Александра и во-вторых, по сообщениям церковных историков 5 века. В посланиях Александра нет ни ἐκ τῆς οὐσίας, ни ὁμοούσιον. Термины эти были пущены в ход не Александром, а Арием и Евсевием Никомидийским в смысле reductio ad absurdum учения Александра. Однако, Созомен I, 15 (где дается краткий, но содержательный очерк истории арианства в его начальной стадии) говорит, что Александр после долгих колебаний τοῖς ὁμοούσιον καὶ συναΐδιον τὸν Υἱὸν ἀποφαινόμενος ἔθετο. И Феодорит I, 5, разъясняя по поводу письма Ария к Евсевию, почему Арий назвал Филогония Антиохийского, Елланика Трипольского и Макария Иерусалимского – «еретиками неоглашенными», говорит: Ἀντιπάλους δε κέκληκε – συκοφαντίας κατὰ τούτων συρράψας ἐπειδήπερ ἀΐδιον καὶ προαιώνιον ἔφασαν τὸν υἱὸν, καὶ τοῦ πατρὸς ὁμότιμόν τε καὶ ὁμοούσιον. Людям 5 века казалось бесспорным, что кто признает Сына Божия вечным, тот признает его и единосущным Отцу. Следовательно, если кто-либо в 5–6 веках вздумал бы сочинить послание с вероизложением, направленным против Ария, тот не опустил бы в нем термина «ὁμοούσιον».

Учение о Святом Духе в новооткрытом послании изложено с такою же лаконическою краткостью, как и в никейском символе⁵⁰, и термин «Троица» в нем не встречается.

В отношении к учению о Святом Духе даже послание святителя Александра Ἡ φίλαρχος – полнее⁵¹ этого антиохийского. Между тем в 5 веке церковный историк Сократ уверяет, будто Александр Александрийский, богословствуя о Святой Троице, называл ее «Троицею в Единице»⁵² и это будто бы и послужило поводом к спору с Арием.

Если бы разбираемое послание было подлогом – хотя бы 5-го века, то фальсификатор изложил бы учение о Святом Духе полнее и вероятно употребил бы и слово «Троица».

5. Вероизложение заканчивается, как и никейский символ, анафематизмом. Анафематизм этот в 1908 году показался Гарнаку только легким перифразом никейского. В 1909 году он уже не настаивает на этом.

В действительности антиохийский анафематизм имеет лишь то общее с никейским, что оба они направлены против арианских положений. Вот эти анафематизмы:

Из этого сопоставления ясно, что в обоих анафематизмах сходны, но не тождественны, только те выражения, которые принадлежат самому Арию. Во всем же остальном оба анафематизма совершенно оригинальны. Весьма знаменательно, что в антиохийском анафематизме нет ничего соответствующего словом никейского: ἢ ἐξ ἑτέρας ὑποστάσεως ἢ οὐσίας. Это не случайность. Никейский символ, окончательная редакция которого принадлежала по всей вероятности Осию Кордубскому, не различает οὐσία от ὑπόστασις: оба эти слова передавались по латыни через substantia и потому считались на западе синонимами; поэтому во Святой Троице западные вслед за Тертулианом признавали только три лица, tres personas, не три ипостаси. Но святитель Александр Александрийский видел в Сыне Божием особую ὑπόστασις – φύσις, и конечно в этом с ним согласны были и все восточные оригенисты. Вполне понятно поэтому, что отцы антиохийского собора 324 года, не связанные еще никейским символом, не внесли в свой анафематизм ничего подобного приведенному выражению и ограничились лишь тем, что наименовали Сына Божия – «истинным рождением» [ἀληθῶς γέννημα; в самом же вероизложении – γέννημα κυρίως = рождением в собственном смысле слова] и «образом Отца во всем», и в частности в том, что Он, как и Отец, непреложен по своей природе, а не по свободной воле.

Но особенно интересно в антиохийском анафематизме выражение: προσέτι δὲ κἀκείνους οἳ τῇ αὐτεξουσίῳ θελήματι αἀτοῦ ἄτρεπτον εἶναι αὐτὸν ἠγοῦνται – καὶ μὴ φύσει ἄτρεπτον κατὰ τὸν Πατέρα, соответствующее никейскому ἢ τρεπτον, ἢ ἀλλοιωτὸν. Ни Гарнак, ни даже Швартц не заметили, что авторы антиохийского вероизложения пользуются здесь «Фалией» Ария. Ср. отрывки из Θάλεια у Athan. c. ar. I, 9: οὐκ ἔστιν ἄτρεπτος ὡς ὁ Πατὴρ, ἀλλὰ τρεπτός ἐοτι φύσει ὡς τὰ κτίσματα n. 5 καὶ τῇ μὲν φύσει, ὤοπερ πάντες, οὕτως καὶ αὐτὸς ὁ Λόγος ἐστὶ τρεπτὸς, τῷ δὲ ἰδίῳ αὐτεξουσίῳ, ἕως βούλεται, μένει καλός; ὄτε μέντοι θέλει, δύναται τρέπεσθαι καὶ αὐτὸς ὤσπερ καὶ ἡμεῖς, τρεπτῆς ὢν φύσεως.

Следовательно, о заимствовании этой части антиохийского анафематизма из никейского символа не может быть и речи. Мало того: обнаруживающееся здесь тонкое знакомство с арианской доктриной говорит, по-моему, также и за доникейское происхождение этого анафематизма. После 325 года убежденные противники Ария самое точное изложение православного учения стали видеть в никейском символе, а возродившееся к 30-м годам 4 века арианство приняло уже другую более мягкую форму: не только учение о нравственной изменяемости Сына, но и ἐξ οὐκ ὄντων и ἦν ποτε ὄτε οὐκ ἦν отступили на задний план и не находили явных защитников и среди покровителей Ария. Об «изменяемости» Сына, по-видимому, ничего не говорили даже и Аетий и Евномий. Поэтому углубляться в смысл этого арианского учения для православных полемистов после 325 года – уже не было побуждений. Тем менее можно предполагать, что этим учением особенно заинтересовался какой-нибудь фальсификатор 6–7 века. Напротив, такой содержательный анафематизм, как этот антиохийский, вполне понятен в 324 году, когда арианство в его чистом виде далеко не было разбито на голову, а имело видных покровителей, и самая Θάλεια Ария распространялась и находила читателей.

Самый порядок расположения отдельных частей в антиохийском и никейском анафематизмах совершенно различный. Разность между обоими анафематизмами настолько значительна, сходство так ничтожно, что едва ли можно допустить и зависимость никейского анафематизма от антиохийского. Самое большее, что можно допустить – это только то, что никейские отцы последовали примеру антиохийских в том, что прибавили и к своему символу такое полемическое заключение; но редактировано оно было независимо от антиохийского вероизложения.

Дальнейшие аргументы за подлинность спорного послания выясняются при разборе выражений Гарнака, к которому теперь и перехожу⁵³.

Священник Д. Лебедев