История древнего востока. Том 1
Содержание
Отдел первый. Сеннаарско-египетская эпоха. Древнейшие сумерийские государства Выступление семитов Вавилон и Хаммурапи Вавилонская религия и культура Передняя Азия до XVI века Архаический Египет Древнее Царство Переходное время Религия и литература в эроху среднего Царства Описание бедствий страны Часть I Часть II Часть III Гиксосы Отдел второй. Египетское преобладание. Расцвет Египта при первых царях XVIII династии Aменхотеп III Сирия и Финикия под египетским владычеством Египетская религия в эпоху Нового Царства и попытка реформировать ее Аменхотеп IV (Эхнатон)и Азия Египет и хетты. Хетская культура Рамессиды Cостояние Египта в эпоху XIX и XX династий
Книга является подробным курсом по истории Древнего Востока и охватывает материалы древних обществ Египта, Вавилонии, Ассирии, Палестины, Сирии, Малой Азии и Ирана. Книга снабжена большим количеством переводов с оригиналов различных литературных памятников и письменных документов социально-экономического характера, рисующих нам различные стороны жизни древне-восточных обществ. Предисловие акад. В.В.Струве и И.Л.Снегирева посвящено определению значения работы акад. Б.А.Тураева в развитии исторического изучения народов Древнего Востока и характеристике социально-экономической формации Древнего Востока. Книга Рассчитана на учащихся старших курсов вузов и преподавателей.
Предисловие
Переиздаваемый Ленсоцэкгизом капитальный труд покойного академика Б. А. Тураева, обнимающий 5 тысячелетий истории культуры человечества, был напечатан в 1913 г. студенческим издательским комитетом при историко-филологическом факультете тогдашнего Петербургского университета. В 1917 г. Б. А. Тураев пополнил свою «Историю Древнего Востока» рядом вставок и между прочим написал новую главу об истории Персии эпохи Сасанидов. В 1923 г. издательство Брокгауз-Эфрон решило опубликовать этот дополненный труд Б. А. Тураева и допродало Н. Д. Флиттнер и В. В. Струве быть редакторами его. В 1924 г. появился первый том этого издания под названием «Классический Восток», обнимавший введение и историю Вавилонии до XVI в. Последующие тома не могли появиться в виду ликвидации издательства Брокгауз-Эфрон. Сданный в печать второй том «Классического Востока» с дополнениями Н. Д. Флиттнер при этом затерялся.
Данное издание, предпринятое Ленсоцэкгизом, появится под старым, названием, которое выбрал для своего труда Б. А. Тураев – «История Древнего Востока». В виду краткости срока подготовки переиздания мы решили ограничиться лишь самыми существенными добавлениями и исправлениями. В первый том издания входят первый том «Классического Востока» и вторая часть первого тома «Истории Древнего Востока» изд. 1913 г., посвященная истории Египта до исхода Нового царства. Второй том нового издания соответствует второму тому издания 1913 г., расширенному в 1917 г. дополнениями Б. А. Тураева.
«История Древнего Востока» Б. А. Тураева среди прочих соответствующих трудов является до сих пор непревзойденной по своему широкому охвату как в отношении пространства, так и в отношении времени. «История Древнего Востока» по мысли автора охватывала в пространстве мир, простирающийся «от Кавказского хребта и Средней Азии до Персидского залива, Южной Аравии, страны африканских озер, от рубежа Ирана и Индии до Геракловых столпов». Во времени «История Древнего Востока» обнимала период, начинало образования первых классовых обществ за пять тысячелетий до нашей эры.
Б. А. Тураев выполнил полностью эту программу своего труда, объявленную им в введении. Он дал не только историю главнейших обществ Древнего Востока, как вавилонского, так и египетского, но включил в свое изложение и историю всех прочих древних обществ Передней Азии и северо-восточной Африки. Труд Б. А. Тураева в этом отношении является не только более исчерпывающим, чем «Древняя история народов Классического Востока» Г. Масперо, но превосходит даже соответствующую часть грандиозного труда Эд. Мейера «История древнего мира», посвященную истории древне-восточных обществ. Правда, может быть, смерть помешала Эд. Мейеру переработать в более полном виде историю древнейшего периода классового бытия человечества. Последняя часть второго издания его «Истории древнего мира» – вторая половина второго тома, появившаяся уже после смерти его в 1931 г. – обнимает собой историю Востока лишь с XII до середины VIII в. Но каков бы ни был охвата нового издания «Истории древнего мира», доведенного до конца Эд. Мейером, перед нами на данный момент тот факт, что «История Древнего Востока» является пока единственным трудом, написанным одним автором, который довел историю Вавилонии, Сирии, Палестины, Ирана, Египта, Карфагена, Нубии, Аксума вплоть до позднейшего эллинизма.
Вполне понятно, что столь всеобъемлющий труд был создан лишь в конце жизни Б. А., в качестве итога всей его предшествующей напряженной научной работы. Многочисленные издания древне-восточных памятников и текстов русских и иностранных музеев, специальные исследования, крупные монографии, диссертации, университетские курсы и даже такой монументальный труд, как «Египетская литература», являлись лишь отдельными архитектурными частями того величественного исторического построения, которое объединило в себе развитие всех древне-восточных обществ.
В качестве особой заслуги Б. А. Тураева, как историка, надо отметите, что он с одинаковым вниманием и интересом отнесся ко всем разнообразным обществам, которые подлежали его обзору и оценке. Хотя он, подобно большинству историков Древнего Востока, по своей специальности был египтологом, он с равной объективностью рассматривал наравне с культурой Египта и культуру Вавилонии. В этом отношении Б. А. стоит неизмеримо выше, нежели Эд. Мейер, который также, как известно, был египтологом. Последний, в своем пристрастии к Египту, обратился со всем ожесточением против теории панвавилонизма, стремившейся выводить всю культуру человечества из одного центра – Вавилонии. Эд. Мейер, опираясь на труды ассириолога и астронома патера Куглера, выступил против перегибов панвавилонской школы. В вопросе же о древности астрального мировоззрения и вообще астрономических достижений Вавилонии в пылу полемики Эд. Мейер и Куглер сами допустили перегиб и пытались доказать, что лишь в халдейскую эпоху (т. е. в I тысячелетии до н. э.) сложилось астральное богословие и создалась астрономия Вавилонии. В борьбе же с панвавилонизмом Эд. Мейер пытался доказать большую древность и вместе с тем большую значимость египетской культуры по сравнению с вавилонской и поэтому в своем изложении он ставит на первое место египетское общество и лишь на второе место вавилонское. Б. А. избегнул этих перегибов Эд. Мейера, несмотря на то, что он в такой же степени четко и определение видел все ошибки и заблуждения панвавилонизма. Вот его подлинные слова: «В ряде своих изданий они хотят заставить весь мир, все человечество, не исключая Японии и до- колумбовской Америки, видеть в Вавилоне своего учителя: все мифологии мира они выводят из вавилонского звездочетства; в самой истории Древнего Востока они распоряжаются произвольно, не стесняясь самыми смелыми гипотезами и самыми рискованными построениями. Подвергая полному пересмотру материал, они слишком стараются везде говорить новое и слишком злоупотребляют правом историка заключать о предыдущем на основании более известного последующего. При этом они теряют всякую историческую и лингвистическую перспективу». Вполне осознав таким образом всю порочность панвавилонской теории, Б. А. вместе с тем не отрицал значения вавилонской культуры для древнего Средиземноморья. Отнюдь не настаивая на большей древности вавилонской культуры перед египетской, он признавал большую действенность первой перед второй и поэтому он начинал изложение истории Древнего Востока с истории Вавилонии. Мы лично полагаем, что подобное распределение материала при изложении истории Древнего Востока вполне правильно. Если и на данном этапе наших знаний мы не можем твердо и точно установить, какое из обществ – египетское или вавилонское – является более древним, то зато от Вавилонии дошли до нас и судебник Хаммурапи и большое количество хозяйственных документов, рисующих характер общества. Поскольку от Египта такого материала до нас не дошло, то поэтому и придется для истории Египта пользоваться некоторыми умозаключениями по аналогии с вавилонским материалом.
В вопросе о древности астрального мировоззрения Вавилонии Б. А. также избегнул перегибов Куглера и Эд. Мейера. По мнению Б. А. Тураева «то, что уже в клинописи идеограммой бога служит знак звезды, доказывает, что уже в глубокой сумерийской древности этот астральный характер не был чужд представлениям о богах. Затем астрализация божеств проводится последовательно: Мардук был сопоставлен с планетой Юпитером и созвездием Тельца, Набу с Меркурием, Ниниб с Сатурном и звездой Ориона, Нергал – с Марсом, Истар с Венерой, Сириусом и, может быть, созвездием Девы, семь злых духов – с плеядами». Он видел свидетельство о древности астрального богословия и в мифе о мироздании, который хотя и дошел до нас из библиотеки Ассурбанипала, но являлся, очевидно, простым ассирийским переводом мифа. В пятой таблице, как известно, подробно повествуется о сотворении небесных светил, знаков Зодиака и их отношении к 12 месяцам. Все это свидетельствует о больших познаниях вавилонян в области астрономии уже в эпоху первой вавилонской династии. Указывая на повествование пятой таблицей мифа о мироздании, о сотворении небесных светил, знаков Зодиака, Б. А. признавал большую древность некоторых частей вавилонской астрономии. Такую сдержанность по отношению к выводам Куглера уже в 1913 г. надо особо отметить, ибо тогда реакция против Куглера еще не началась. Она началась лишь с 1915г. со стороны таких ассириологов и астрономов, как Вейднер, Виролло, Унгнад, Фосорингэм, Шнабель и др. Их выводы нашли отражение в капитальном труде одного из крупнейших ассириологов современности Б. Мейсснера, посвященном культуре Вавилонии и Ассирии. Мы имеем здесь следующее суждение о древности астрологического мировоззрения в Вавилонии: «факт, что знание неба и его явлений является в Вавилонии и Ассирии чрезвычайно древним, мы видим уже по одному тому, что богословие всегда было неразрывно связано с астрологическими измышлениями». Поэтому и Б. Мейсснер, как и Б. А. Тураев, излагает вавилонскую религию в тесной связи с астральным мировоззрением. Оба они видят в обозначении бога звездою в вавилонской клинописи доказательство того, что уже в глубокой сумерийской древности астральный характер не был чужд представлениями о богах.
Большой ценностью труда Б. А. Тураева является богатая насыщенность конкретным материалом из различных сторон общественной жизни древне-восточных народов. Мы здесь имеем в виду в первую очередь не фактическую сторону изложения курса, а огромное количество выдержек из первоисточников. Если взять тексты первоисточников, иллюстрирующие курс, то мы получим солидную хрестоматию по истории народов Древнего Востока. Б. А. Тураев обладал энциклопедическими знаниями в своей области, что относится к владению им и древне-восточными языками. Вследствие этого, в основной своей массе, переводы источников были выполнены им самим, что естественно необычайно повышает ценность этой части труда. В большинстве случаев Б. А. Тураев, базируя свои положения на том или ином источнике, приводит из него пространные выдержки, а весьма часто приводит его с небольшими сокращениями или просто полностью. Эту часть труда нашему читателю надлежит использовать в первую очередь при изучении научного наследства Б. А. Тураева, бывшего первоклассным филологом.
Переходя к методу исторического исследования Б. А. Тураева, следует сразу отметить, что он нас ни в коем случае не может удовлетворить. Б. А. Тураев был весьма далек от марксизма, более того, никогда не выступая в своих работах прямо против принципов марксистского анализа исторических фактов, он тем не менее стоял на диаметрально противоположных позициях, которые являлись целиком идеалистическими.
Прежде всего в отношении определения места и значения древне-восточных, обществ в общем процессе исторического развития человечества он, целиком следуя за немецкими и французскими исследователями (Мейер, Масперо и др.), отделил резкой чертой историческое развитие обществ Переднего Востока (Древнего Востока в узком смысле этого термина) от древнейших периодов истории Индии и Дальнего Востока. В результате этого получилось недопустимое отделение и противопоставление исторического развития древнейших обществ Египта, Вавилонии, Ассирии, Персии и т. д. историческому развитию народов Индии и Китая. В то время как первые полноправно вошли, как предшественники античной культуры Средиземноморья, в общее построение всемирной истории, вторые оказались в стороне от нее. Между тем общества Индии и Китая и страны Переднего Востока, на этом этапе исторического развития, характерны одними и теми же социально-экономическими закономерностями и представляют единое целое – одну формацию. Не существовало каких-либо специфических отдельных путей развития обществ Индии и Китая, отличных от развития обществ Египта или Вавилонии. Это чрезвычайно ярко подтверждается и всеми последними археологическими открытиями и указывает на полную ложность наименования «Классический Восток», предложенного французским историком Г. Масперо, который закреплял это противопоставление восточных народов между собою и в исторической терминологии.
Определение социально-экономических закономерностей, характерных для древне-восточных обществ, занимает у Б. А. Тураева второстепенное место. В целом для древне-восточных обществ Б. А. Тураевым устанавливается феодальный строй, что также отражает чрезвычайную зависимость его концепции от исторических построений буржуазных ученых Запада. Им оставляются в тени факты, говорящие о чрезвычайно сильном развитии рабства и его месте в социальной структуре Египта и Вавилонии, и, естественно, в связи с этим отсутствует разбор процессов напряженной классовой борьбы между рабами и рабовладельцами, имевшей место на Древнем Востоке. История Древнего Востока получает у него свое развитие не в процессе борьбы антагонистических классов, а в результате завоеваний и смены одних царских династий другими. Такое крупное событие в истории древне-египетского общества, как социальная революция рабов и общинников, яркую картину которой мы имеем в известном Лейденском папирусе, завершающая процесс классовой борьбы эпохи Среднего царства, остается совершенно неотмеченной и попадает в рубрику неясных «смут», как называет Б. А. Тураев периоды обострения классовой борьбы, – оставляется без должного исторического анализа.
В настоящий момент, после целого ряда исследований, посвященных пересмотру конкретного материала памятников социально-экономической истории Древнего Востока, и давшей большие результаты дискуссии об определении его социально-экономической формации, мы имеем отличное от построений Б. А. Тураева определение социально- экономического строя древне-восточных обществ. Процесс разложения первобытно- коммунистических отношений архаической формации дает нам основные антагонистические классы не феодальной формации, а первое в истории деление общества на два класса – класс рабов и рабовладельцев. Борьба двух этих классов и дает нам с момента образования древне-восточных государств вплоть до конца древне-восточной истории основное противоречие, движущее развитие древне-восточных обществ. Произведенный пересмотр фактического материала с одновременной проработкой высказываний основоположников марксизма по поводу исторического развития обществ Востока целиком опроверг существование извечного феодализма в странах Древнего Востока и троцкистскую теорию о существовании какой-то особой «азиатской» формации.
В действительности социально-экономическая структура обществ Древнего Востока определяется как ранний этап рабовладельческой формации. В отличие от античных обществ Греции и Рима, также принадлежащих к рабовладельческой формации, в обществах Древнего Востока преобладающей формой эксплуатации рабов было крупное рабовладение. Сторонники же «азиатского способа производства» извращали единство и последовательность развития общества в период докапиталистических формаций. Кроме архаической, рабовладельческой и феодальной формаций они утверждали особый, отличный от западных обществ путь социально- экономического развития восточных обществ. Троцкистская концепция «азиатского способа производства» давала неверное историческое определение классовой структуры в странах современного Востока, смазывала процессы классовой борьбы в них и тем самым являлась контр-революционной по отношению к развитию революционного национально- освободительного движения в колониальных и зависимых странах Востока.
Центр интересов самого Б. А. Тураева лежал не в выяснении социально-экономических основ исторического развития древне-восточных обществ, а в рассмотрении развития духовной культуры Древнего Востока и преимущественно основ его религиозной идеологии. До революции Б. А. Тураев стоял чрезвычайно близко к кругам церковных деятелей (был членом «Поместного Собора Российской церкви» Это естественно не могло не отразиться на его подходе к культуре древне-восточных обществ. Он много занимался историей первохристианства, историей коптской и абиссинской церквей. В исследовании духовной культуры различных древне-восточных обществ он прежде всего останавливался на религиозной идеологии. Им тщательно отмечались все элементы развития религиозной идеологии древне-восточных обществ в сторону приближения ее к христианским религиозным верованиям: религиозный синкретизм и зарождение монотеистических идей, характер религиозных представлений, связанных с верой в загробное существование, нормы религиозной этики и т. д. Если не одни эти моменты, то во всяком случае именно они для Б. А. Тураева были основными и решающими при определении высоты культурного развития того или иного конкретного общества Древнего Востока.
Б. А. Тураев не рассматривал древне-восточные религии как уродливый нарост идеологий народов Древнего Востока, находящий себе для данного этапа исторического развития свое закономерное материалистическое объяснение, не, вскрывал и для данного периода общественного развития реакционную сущность религии, а наоборот, считал ее прогрессивным моментом в развитии данных обществ. Этим чрезвычайно ярко иллюстрируются слова В. И. Ленина о том, что всякий идеализм есть путь, дорога к поповщине. Б. А. Тураевым этот путь был пройден целиком. Указанная установка Б. А. Тураева пронизывает все построение его труда и это надо постоянно иметь в виду, равно как то, что его интерпретация исторического развития отдельных древне-восточных народов основывается конечно на изначально приписываемых им духовных качествах.
Здесь мы переходим к вопросу о расовой теории, как она нашла свое преломление в труде Б. А. Тураева. Нельзя сказать, что он был ярким приверженцем расовой теории, но несомненно, что она нашла свое значительное отражение в его построениях. Она проявилась у него в первую очередь в двух вопросах: в вопросе классификации древне-восточных языков и трактовке их взаимоотношений между собою, и в менее четкой форме при определении роли миграций на Древнем Востоке. В вопросе классификации языков и народов Древнего Востока Б. А. Тураев придерживался точки зрения так наз. индо-европейской теории буржуазной лингвистики, по которой все наличные языки земного шара делятся на ряд языковых семей, восходящих в свою очередь к искусственно реконструктивному праязыку, а их носители, естественно, к соответствующему пранароду. Таким образом, отдельные древне-восточные языки не представляли, исходя из этой теории, отдельного исторического этапа единого процесса глоттогонии, а являлись этапом развития одного какого-либо праязыка. Таким образом, например, все семитические народы и языки исторически имели где-то в Аравии свою прародину, пранарод и праязык; более того, к ним присоединились и хамитические народы Северной Африки. Этот неизвестный культурный очаг и дал путем ряда миграционных волн распространение семитических и хамитических племен по территориям долины Двуречья, Сирии, Палестины, Египта и Северной Африки. Но новое диалектико-материалистическое учение о языке академика Н.Я. Марра дает нам резко отличную картину исторического развития языков и, следовательно, принцип их классификации, хотя бы на частном примере древне-восточных языков. Путь единого процесса языкотворчества заключается не в развитии языка от праязыкового единства к множественности, а наоборот, от множественности языков к единству. Близость языков, наличие в них общих закономерностей, которые объединяют известную группу языков в систему (по старой терминологии – семью языков), являются результатов социального схождения их носителей, и каждая языковая система – семья является лишь конкретным историческим этапом – одной из стадий единого процесса языкотворчества. Исходя из этого, древне-египетский язык на новых методологических основаниях определяется как занимающий исторически промежуточное положение между стадиями исторического развития языков хамитической и семитической систем.
Мы отнюдь сейчас не отрицаем исторически бывших миграций отдельных племен и народов Древнего Востока, но мы придаем им иное значение, чем это делается сторонниками индо- европейской теории, точно так же, как и фактам культурного заимствования. В буржуазной исторической науке миграциями чрезвычайно часто объясняются резкие изменения и движения вперед культуры какого-либо общества, особенно на ранних этапах его социально- экономического развития. Миграцией обычно объясняют, например, внезапный расцвет египетской культуры при перерастании доклассового общества в классовое в долине реки Нила. Б. А. Тураев отрицает факт изменения культуры древне-египетского общества в эту эпоху в результате одной внезапной миграции, но вместо этого говорит о длительном проникновении чужеземных племен в Египет и занятии ими всей территории Нильской долины, результатом чего было деление египетского государства на ряд отдельных провинций – номов. В данном конкретном случае он в несколько смягченном виде все же проводит теорию миграций, как фактор, оказавший огромное влияние на развитие египетской культуры. Это будет по существу отрицанием революционного характера перехода от архаической доклассовой формации к классовому обществу, игнорированием имевшихся налицо в доклассовом обществе в момент его разложения внутренних противоречий, разрешаемых революционным взрывом старых общественных отношений и переходом общества к классовой структуре. При признании внешнего фактора – миграции со всеми вытекающими из этого последствиями за фактор, движущий развитие общества, в основу кладется реакционное положение о том, что не все народы по данным своего духовного развития способны к самостоятельному развитию, а потому резкое изменение в прогрессивном культурном развитии того или иного народа возможно лишь под «руководством» (читай при завоевании или порабощении со стороны соседнего народа, стоящего на более высоком уровне своего социально-экономического развития. Такое понимание миграции является для нас совершенно неприемлемым и служит на современном этапе лишь теоретическим обоснованием империалистической политики господствующих классов капиталистических стран в отношении колониальных и зависимых стран Востока. В этом виде миграционная теория является лишь разновидностью расовой теории фашизма.
В характеристике взаимоотношений природы и общества, влияния естественно- географической среды на развитие древне-восточных обществ, Б. А. Тураев примыкает к группе исследователей, чрезвычайно переоценивающих роль географического фактора в истории (Реклю, Мечников и др.). В изданном первом томе «Классического Востока» Б. А. Тураев прямо ссылается на Мечникова и, следуя за ним, считает области великих речных долин «школами государственности», утверждая этим совершенно ложную теорию, по которой государство является не продуктом непримиримости классовых противоречий, а результатом влияния естественно-географической среды на общество.
Мы здесь смогли остановиться лишь весьма кратко на главных недостатках: труда Б. А. Тураева, не оговаривая более мелких вопросов, что потребовало бы значительно больших размеров предисловия.
В. В. Струве, И. Л. Снегирев Ленинград, 24 июня 1935 г.
Введение
История Древнего Востока – первая глава истории человечества, история цивилизаций, генетически предшествовавших эллинству и христианству. Необычайный интерес и важность изучения этого периода истории вызвали соревнование народов в отыскании и разработке богатого наследства, оставленного народами Древнего Востока, и в настоящее время энергичные археологические исследования и интенсивная работа над добытым материалом ежедневно обогащают науку новыми открытиями, в несколько десятилетий заново создавшими эту отрасль исторического знания. Еще не забыто то время, когда об этой половине, по времени, истории человечества знали только то, что сохранила нам библия и пересказали, нередко в превратном виде, греческие писатели. Вследствие этого, за отсутствием данных и недостатком научного метода в эпоху априорных логических построений всеобщей истории, ни одному отделу последней не приходилось столько терпеть от этих ненаучных операций, как нашему. Все это изменилось почти на наших глазах. Истекшее столетие заставило говорить камни, испещренные древне-восточными письменами, и открыло как на поверхности земли, так и в недрах ее, литературы и архивы культурных народов, потомки которых не сохранили исторической традиции. Изучение непосредственных свидетелей их исторической жизни рассыпало в прах здания, выстроенные из негодного материала априорных историко- философских теорий, и положило фундамент тому, что со временем будет иметь право называться историей Древнего Востока. В настоящее время это здание воздвигается, и из года в год мы наблюдаем его быстрый рост и расширение, значительно выходящее за пределы предполагавшегося на основании априорных соображений плана. Правда, еще не наступило то время, когда мы будем иметь возможность говорить об истории Древнего Востока так же, как мы говорим теперь о других периодах истории, но и в настоящее время мы располагаем уже многими несомненными выводами, знаем хорошо многие эпохи и можем с большей или меньшей полнотой проследить по современным событиям письменным и вещественным памятникам жизнь культурного человечества больше чем за три тысячелетия до н. э. Само собою понятно, что ряд веков должен был подготовить это развитие.
Такая древняя цивилизация, которая начала собою историю человечества, конечно, оказала могущественное влияние во все стороны и на все эпохи. В настоящее время, под влиянием необыкновенных результатов новых открытий, в науке замечается течение даже слишком переоценить это влияние. Но если мы и не пойдем за крайними представителями этого направления, все же огромное влияние цивилизаций, развившихся в восточном углу средиземноморского мира, на весь примыкающий район и на все протяжение истории, до нашего времени включительно, не может подлежать сомнению. Можно даже спросить, не устарел ли в настоящее время самый термин «история Древнего Востока» так же, как и традиционные термины для других отделов истории древнего мира.
Термин «Восток», который мы прилагаем к странам, выработавшим начало всемирно- исторической цивилизации, представляет наследие римского времени и той культурной двойственности, при которой романизованному Западу противополагался эллинистический Восток. Сначала для римлян «Востоком» было все за Иллирией, и это наглядно выразилось в разделении империи. Однако, неоднородность этого «Востока» сознавалась его населением и выражалась между прочим в реакциях против эллинизма. Уже диоклетиано-константиновская префектура «Oriens» обнимает только Египет и передне-азиатские провинции империи с придатком Фракии и второй Мизии; диоцез «Oriens» уже ограничивается только Сирией. Таким образом, наш термин греко-римского происхождения, но для древних классических народов он был скорее географическим, чем культурно-историческим. Для нас дело обстоит иначе. С одной стороны, наша цивилизация захватила район неизмеримо больший, чем классическая, и проникла в страны, для которых области древних цивилизаций: отнюдь не могут, быть названы восточными, с другой – и древне-восточная культура, имела свое распространение на западе и юге и, достигнув блестящего развития в Карфагене, приобщив себе Нумидию, Мавританию и (чрез Египет) тропическую. Африку, она тем самым сделала «Древний Восток» условным культурно-историческим термином для обозначения стран древних цивилизаций, возникших к востоку от Греции и непосредственно хронологически и духовно предшествовавших греко- римской.
Археологические изыскания в областях греческой культуры, энергично ведущиеся со времен Шлимана и в наше время увенчавшиеся такими неожиданными результатами: на острове Крите, доказали, что за много веков до 1-й Олимпиады и даже до «Троянской войны» здесь процветала богатая культура, близко примыкавшая к древне-восточным и находившаяся с ними в постоянном взаимообщении. Вместе с тем почти доказано, что и древнейший культурный народ Италии – этруски, оказавшие такое могущественное влияние на Рим, – восточного происхождения. Таким образом история Древнего Востока начинает превращаться в древний период истории средиземноморской культурной области. Но можно пойти еще дальше и предложить вопрос, в каком отношении к «Древнему Востоку» находятся те области, которые являются «Востоком» для нас и которые также обладают древней цивилизацией? Можем ли мы назвать этот древний период истории средиземноморской культурной области древне-восточным по месту происхождения цивилизации, и если да, то в каком смысле? Имели ли Древний и Дальний Восток общий корень культуры, или: их цивилизации возникли независимо и потекли по параллельным руслам? Наука пока не дает ответа на этот вопрос [лишь в, смысле полноты освещения]. Китайская и вавилонская, даже древне-американская культуры имеют немало аналогий; посредственные сношения между ними могли существовать, но сведения об этом еще слишком несовершенны. [Чрезвычайно интересны в этом отношении последние раскопки древнейших культур Индии и Китая. На основании этих раскопок в настоящий момент уже можно твердо говорить о чрезвычайно близком социально-экономическом развитии обществ древнейшего Китая и Индии и Передней Азии. Совершенно несомненно, что общества древнейшей Индии вели довольно оживленный обмен с районами: Иранского плоскогорья и южной частью долины рек Тигра и Евфрата]. Поэтому нашему рассмотрению будут подлежать исторические судьбы народов, среди которых элементы этой цивилизации возникли [наиболее рано], т. е. египтян, древнейших, обитателей Сеннаара, затем семитов Вавилонии и Ассирии. Далее следуют народы, культура которых менее самостоятельна и находится в большей или меньшей зависимости от двух предшествующих, а именно: а) семиты Сирии, Аравии и Финикии, пересадившей семитическое население и восточную культуру на Дальний Запад; б) племена «алародийской» или «яфетической» расы, которая, занимая северные области древне-восточного мира, распадалась на отдельные народности: хеттов, митанни, халдов; в) эламиты, народ не семитический и не арийский; г) негро-нубийское население мероитского царства; и, наконец, д) древнейшие представители арио-европейского элемента – [господствующий слой населения хеттского и митаннийского царств в эпохи Амарнского и Богазкеойского архивов, и] особенно мидяне и персы, которым принадлежит завершение дела объединения большей части древне-восточного мира в одну правильно организованную империю. Культуры эгейская, а также этрусская не войдут в нашу схему в виду их связи с создавшимися на их основе эллинской и римской цивилизациями, составляющими предмет изучения других частей исторической науки. Таким образом, географический район, подлежащий нашему историческому изучению, простирается от Кавказского хребта и Средней Азии до Персидского залива, Южной Аравии, страны африканских озер, от рубежа Ирана и Индии до Геракловых столпов.
На вопрос о хронологических пределах истории Древнего Востока давались различные ответы. Одни полагают, что она оканчивается там, где культурное первенство переходит к грекам, т. е. на времени развития эллинской цивилизации, совпавшем с эпохой после столкновения эллинского мира с объединенным восточным в лице персидской монархии и с началом того времени, когда судьбы Востока и Запада тесно сплетаются и Восток начинает наводняться греками, предвестниками эллинизма. Но рассматриваемая сама в себе, история восточных стран и после персидского завоевания обнаруживает тот же характер и те же явления, что, и до него: национальные культуры продолжают не только жить, но и развиваться, политическая жизнь не умерла и нередко возрождается. Гранью, которая оставила более заметные следы в их судьбах и начала новую эпоху в их истории, были завоевания Александра Великого и планомерное распространение эллинизма, превратившие Восток из Древнего в эллинистический. Нои этот переворот, усилив на почве древней культуры новые элементы, не уничтожил этой самой культуры: она и под господством классических народов продолжала жить и даже оказывать могущественное влияние на западный мир. Народы Древнего Востока большею частью рано приняли христианство, но и здесь они не вполне разорвали со своим прошлым, которое напоминает о себе то в суевериях, то в направлении литературы, то в характере богословского мышления, начиная с гностицизма. Мусульманское завоевание, переход множества потомков носителей древне-восточных цивилизаций в ислам, господство арабской культуры, наконец, совершенное забвение туземных языков и культурное отчуждение от западного мира обусловили то, что древне-восточные цивилизации были окончательно потеряны для историка, так как пережитки их представляют уже интерес скорее для этнолога и языковеда. Таким образом, арабское завоевание было окончательной предельной гранью Древнего Востока, но и христианизация последнего может также считаться концом его, так как новая религия не могла не внести существенных изменений в жизнь и миросозерцание народов, для которых религия была главным и основным элементом культуры. Отсюда в науке различаются Восток Древний, христианский и мусульманский; Древний с недавнего времени, по почину Масперо, весьма удачно стали называть классическим.
Представители рас, создавших древне-восточную культуру, не сохранили исторической традиции, за исключением одних евреев, которые обязаны этим сохранению своей религии. Прочие народы, менявшие большею частью несколько раз религию, не помнят своего древне-восточного прошлого, не исключая даже персов, удержавших из своего до-сасанидского времени только имя Дария. Это еще раз доказывает, что история Древнего Востока представляет единственный пример совершенно законченной исторической жизни народов, большею частью окончательно сошедших с исторической сцены. Этого мы не имеем в истории классических народов, которые продолжают жить в своих потомках, говорящих на языках, непосредственно восходящих к классическим, и в тех многочисленных наследиях их культуры, которые до сих пор господствуют. Между тем, напр., уже за тысячу лет до н. э. древние египтяне говорили на языке, который находился к языку Древнего царства в таком же отношении, как итальянский к латинскому; язык времени христианства, т. е. контский, находится в таком же отношении уже к этому, так наз. ново-египетскому; наконец, сам коптский к XVII в. окончательно вымер, и в настоящее время только церковная служба у немногочисленных оставшихся христианами потомков древних египтян, совершаемая на коптском языке и большею частью непонятная даже для самих священников, представляет единственный остаток на берегах Нила языка. великого культурного народа, языка богатой литературы, процветавшей в течение нескольких тысячелетий. От великих культур азиатского Двуречья не уцелело и этого остатка.
Представляя вполне законченное целое, история Древнего Востока должна иметь особенный интерес для исследователей. На ней удобнее, чем на какой-либо другой, можно проследить ход исторических процессов, действие сил и факторов, создающих исторические явления. К сожалению, в настоящее время наша молодая наука еще не в состоянии дать ответа на все запросы этого рода. Источники наши, изучение которых еще не пережило своего первого столетия, несмотря на свою подавляющую многочисленность, все еще недостаточны для периода в несколько тысячелетий, и при этом во многих случаях они дают нам только показную сторону жизни народа, скрывая обыденную, давая не столько историю, сколько ее остов. Мы должны вообще признаться, что Древний Восток еще не имеет такой истории, какая может быть написана для древних классических народов; иногда периоды в десятки, а то и сотни лет нам известны по каким-нибудь случайным упоминаниям, нередко позднейшим и спорным. Но к этой области поговорка: «dies diem doeet» особенно приложима, и открытия, снабжающие историка драгоценнейшим материалом, который приводит к капитальным, нередко самым неожиданным выводам, делаются часто, и все более и более раскрывают нам различные стороны жизни и культуры, суживая проблемы и освещая темные пункты в наших сведениях. Таким образом, интересоваться движением разработки древне-восточной истории, следить за ее движением – долг всякого историка; к ней не может относиться безразлично и всякий образованный человек как к первому периоду своей истории, тем более, что элементы культуры, выработанные в этом периоде, вошли в общий обиход и надолго сделались достоянием всего исторического мира. Древне-восточная математика и медицина послужили сначала для греческих философов, потом для александрийских ученых, а наконец, чрез арабов, распространились по средневековой Европе. Вавилонская система мер и весов господствовала во всем мире до введения метрической, и до недавнего времени оставляла следы в русской метрологии. То, что наши алфавиты восходят к Древнему Востоку, известно каждому. Несомненно влияние восточной (особенно египетской) государственности сначала на эллинистические монархии, а затем на Рим, Византию и т. д. В Египте – корни европейского искусства; он впервые дал тип пропорционированной человеческой фигуры и создал стиль, в котором многообразие жизни подчинено единому представлению. Библия за много веков до греков (Псевдо-Аристотеля) провозгласила идею единства человечества и создала даже хронологическую схему для этой всемирно-исторической концепции, послужившей затем исходным пунктом дальнейшего развития у византийских и других христианских хронографов и историков. Общим местом представляется всемирное значение древне-восточных религиозных представлений. Большинство ученых не отрицает их влияния на греческую религию, всем известно широкое распространение египетских и других древне-восточных культов, не исключая иудейства начиная с последних времен римской республики. Наконец, в лице христианства Древний Восток духовно покорил Запад, подчинивший его оружием.
Если, таким образом, до сих пор Европа многим пользуется из того, что выработано на Востоке несколько тысячелетий тому назад, то наше отечество находится с ним в еще более близких связях. Я уже говорил о наших [до метрических] мерах и нашем алфавите, более близком к своему первоисточнику. Кроме этого, у нас были и литературные связи. Влияние византийской культуры на нашу сблизило нас духовно с другими потомками великих древне-восточных культур, ведь и сама Византия покоится не на одной Греции и даже не на одном эллинизме. Восточная империя переварила в себе богатое культурное наследство, полученное из разных источников и от разных народов, вошедших в ее состав, и уже в таком виде передавала его дальше подчинившимся ее культуре народам. Вот почему одни и те же литературные памятники так часто оказываются и в славянском, и в коптском, эфиопском, армянском, сирийском облике, вот почему церковную живопись коптов можно принять по ошибке за старые русские иконы, а произведения песнопевцев греческой и русской церкви по манере, стилю и тону напоминают не Гомера и Пиндара, а древне-вавилонские и египетские гимны. Но и роль Древнего Востока в истории нашей культуры значительна. Наша равнина, находясь в ближайшей географической связи с иранским миром и, чрез Черное море – с Малой Азией, была в тесном культурном общении с «алародийским» или «хеттским» и иранским культурными мирами уже, вероятно, во II тысячелетии до н. э., Средняя Азия составляла часть древне-персидского царства, а Закавказье входило в состав Ванского царства, могущественного соперника ассирийской державы. До сих пор в районе Эривани находят клинообразные надписи – памятники этого царства, культура которого находилась в близком общении с ассиро-вавилонской. На Кавказе действительно попадаются туземные произведения, выдающие несомненное ассирийское и ванское влияние; последнее можно проследить до Приднепровья. В эпоху владычества скифов (с VII в.) принесенная ими иранская культура, отложившись на алародийском слое, сообщила свой основной тон государственности, религии, быту. В эпоху эллинизма наш юг стал получать чрез Александрию произведения египетского и египтизирующего искусства. Самые центры ассиро-вавилонской культуры – Ниневия и даже Вавилон – находились в ничтожном расстоянии от нашей границы, и тем самым напоминали нам, что интерес к изучению Древнего Востока должен быть у нас более жив, чем в Западной Европе, а изучение великого прошлого наших окраин – наш долг и пред ними и пред наукой. Нами сделано в этом отношении слишком мало не только в смысле ученых и археологических изысканий, но даже в деле простого собирания памятников и спасения их от исчезновения, между тем как Музеи Берлина и Лондона богаты не только предметами египетской и вавилонской культуры, но даже памятниками, вывезенными из Закавказья. Не относясь с должным рвением и интересом к тому, что находилось у нас дома, мы уже совершенно пренебрегали тем, что находится за пределами. Русский ученый, посвятивший себя исследованию судеб древне-восточного мира, был поставлен в условия менее благоприятные, сравнительно с теми, в каких находятся ученые в Западной Европе, где уже успели сознать важность изучения Востока не только с чисто-научной, но и с политической стороны, благодаря чему у европейского ученого образовались под руками прекрасные коллекции рукописей, надписей и вещественных памятников, постоянно пополняемые результатами новых экспедиций, щедро субсидируемых правительствами и самим обществом. Наличность почти в каждом университете восточных кафедр обусловливает приобретение для ученой работы новых сил, а близость и доступность как периодических, так и дорогих монументальных изданий облегчает знакомство с новым материалом. Отрадным предвестником более благоприятного будущего для изучения Древнего Востока у нас было приобретение весной 1909 г. в государственную собственность для Московского музея изящных искусств первоклассной коллекции В. С. Голенищева. Этим просвещенным актом сохранен был для России и будущих русских исследователей богатейший научный материал, и Москва была приравнена к центрам, обладающим крупными собраниями египетских и других древне-восточных памятников. Во время последней войны мы добились путем раскопок некоторых крупных научных успехов и на Кавказском фронте, когда русские войска стали проникать в области Ассирии и Персии и в их руках были Бехистунская скала и течение реки Диалы. В виду этого, изучение Древнего Востока можно считать задачей, важность которой для нашей науки уже осознана. Мы, ее представители, возлагаем особенные надежды на основанную в 1919 г. в Петров граде Академию истории материальной культуры, задачи которой не ограничиваются исследованием России в археологическом отношении, но в числе разрядов коей имеются и изучающие Древний Восток в археологическом и историко-художественном отношении.
Источники занимающего нас периода истории разбросаны по множеству разных изданий, большею частью мал о доступных; изданы они далеко не всегда безупречно, весьма часто сами дошли в обезображенном и крайне поврежденном виде. При этом ученому приходится работать под постоянной мыслью, что, быть может, в это время найден или даже разрабатывается, а то уже и напечатан новый памятник, делающий: его выводы в лучшем случае неполными, а в худшем – устарелыми или совсем ошибочными. Последнее обстоятельство заставляет как ученых, так и их читателей относиться крайне осторожно к общим выводам, широким обобщениям и красивым гипотезам в области древне-восточной истории. Едва ли может идти речь об общих характеристиках культур (напр., о пресловутых: неподвижности, теократизме, деспотизме и т. п.), имевших историю в несколько тысячелетий, прошедших несомненно различные стадии развития и притом принадлежащих народам самых различных рас. Если и в прошлом столетии на обособленности древне-восточных цивилизаций едва ли можно было настаивать, хотя бы уже в виду ассирийских завоеваний, то в настоящее время новые открытия ее совершенно опровергли, и мы располагаем крупными данными, позволяющими нам видеть в интересующем нас предмете не комплекс бессвязных историй отдельных стран, а действительно первый отдел всемирной истории. Даже для самых первобытных времен истории культурного человечества мы не лишены указаний на связь, существовавшую между его членами, которые до последнего времени казались нам разбросанными и предоставленными сами себе. Отсюда будет понятно то явление, что древне-восточный мир, несмотря на великое разнообразие климатов, рас и условий, представляется единым целым, столь во многих отношениях отличным от греко- римского.
Источники
Единственным туземным источником, обнимающим весь Древний Восток на всем его хронологическом протяжении, можно назвать библию. Правда, она представляет литературу незначительного в политическом отношении еврейского народа, во здесь мы находим непрерывную цепь памятников, в которых так или иначе затронуты все древне-восточные страны и народности. При этом в библии мы имеем образцы древне-восточных произведений. В большей или меньшей степени многое применимо здесь и к другим странам и, во всяком случае, дает нам некоторую возможность дополнить и оживить сведения, почерпаемые из памятников этих стран. Как исторический источник, библия представляет высокую ценность: уже давно доказано, что те места ее, где говорится об Египте и Вавилоне, написаны людьми, хорошо осведомленными в жизни этих монархий; новые открытия все больше и больше убеждают, что эти люди были настоящими представителями господствовавшей в их – время культуры; их сведения постоянно подтверждаются и выясняются. Однако, даже специально исторические книги ветхого завета не могут быть названы таковыми с нашей точки зрения: это скорее назидательные писания, имевшие целью на примерах истории воспитывать народ в духе религии. Книги пророков современны событиям, кругозор их авторов, нередко и политических вождей своего народа, обнимает весь тогдашний мир; высокая поэзия их и сама по себе имеет прелесть и интерес. Наконец, ветхий завет сохранил нам и правовой кодекс, и сказания о древнейших временах, и памятники дидактической литературы, и произведения не только религиозной, но и светской лирики.
Для нашей цели ветхий завет будет рассматриваться как исторический источник. Скажем здесь только, что приписывание отдельных библейских книг определенным авторам во многих случаях надо понимать не в нашем, а в восточном смысле. Восток не знал литературной собственности; индивидуальность творчества и авторов почти в современном смысле с достаточной ясностью проявляется лишь в книгах пророков.
Скажем несколько слов об истории библейского текста. Греч. τα βιβλια есть перевод евр. hassepharim, «Писания», встречающегося впервые в книге пр. Даниила. Первоначально книги были написаны на пергаменте древне-семитическим шрифтом без гласных и без разделения слов. Такой текст легко подвержен искажениям и мог быть понятен только до тех пор, пока его язык оставался живым и разговорным. В последние века пред н. э. евреи утратили свой древний язык, стали говорить по-арамейски и ввели так наз. квадратный шрифт. Книги были переписаны этим шрифтом, и для большей вразумительности их орфография стала улучшаться; сначала ввели в редких случаях обозначение гласных при помощи ближайших к ним по природе согласных, потом стали разделять слова. К концу I века н. э. у евреев завершился «канон» из 22 (Иосиф Флавий, Против Апиона, 1, 2) или 24 (талмуд) книг, а во II в. было установлено чтение гласных; самые знаки для гласных букв появились не раньше VII в. в так наз. масоретском или массоретском тексте (первая сохранившаяся датированная рукопись – 916 г.): появляется сословие массоретов – хранителей и, в исключительных случаях, исправителей текста. Таким образом, текст, печатаемый в современных изданиях еврейской библии, в своем настоящем виде – довольно позднего происхождения; различные указания убеждают нас, что он идет от единственной рукописи. Благодаря этому, приходится искать источников для текстуальной критики, независимых от массоретского текста. На первом месте здесь надо поставить самарянское пятикнижие, идущее еще с IV в. н. э. и написанное на еврейском языке особым самаританским шрифтом, также без гласных. В нем до 6 тыс. вариантов против массоретского текста. Интересно, что эти варианты сближают в 1600 случаях самарянское пятикнижие с текстом самого раннего перевода всей библии, знаменитого греческого перевода так наз. 70 толковников, восходящего к III в. до н. э. и сделанного постепенно в Египте. Этот единственный в истории пример перевода целой литературы на совершенно чуждый язык, конечно, выполнен не с одинаковой степенью совершенства: в передаче отдельных книг библии замечаются все возможные градации от строгой буквальности (пятикнижие) до крайней вольности (Иов), от изящества и верности до недомыслия; кроме того, некоторые книги настолько расходятся с массоретским текстом, что их перевод указывает на особую редакцию (напр., Иеремия, Притчи), а кн. Даниила даже была признана в христианской церкви переведенной неудовлетворительно Однако, в общем, это – замечательное произведение человеческого духа, имеющее для нас большую важность не только по своему значению в христианской церкви, но и в качестве источника библейского текста, как древнейший свидетель его полного объема. Первоначально у евреев этот перевод пользовался большим авторитетом и чуть ли не был признан официальным для евреев-эллинистов. Обстоятельства изменились, когда христиане стали им пользоваться для полемики. Иудеи наложили на него запрещение, и для своих целей вызвали к жизни ряд новых переводов на греческом языке: Акилы, Фиодогиона, Симмаха и др., появившихся во II и III вв. н. э. Перевод 70 не дошел до нас в подлинном виде. К III в. относится критическая работа Оригена, так нэп. гексаплы, имевшая целью в видах исправления перевода и приближения к еврейскому тексту сопоставить в 6 параллельных столбцах еврейский текст в оригинале и транскрипции и тексты четырех греческих переводов. Работа эта в руках неумелых переписчиков еще более запутала дело; благодаря небрежности пользования ею, первоначальный вид перевода 70 еще более затемнился. На рубеже III и IV вв. были сделаны новые попытки исправления текста 70 – Лукиана, пресвитера Антиохийского, и Гесихия, одного из египетских епископов. Первая из них получила официальное признание в Антиохии и Константинополе и потому известна лучше других. Для реконструкции первоначального текста 70 необходимы как эти две рецензии, так и сирийский перевод одного из столбцов гексапл, сделанный в 617 г. Павлом, еп. Теллы. Самые гексаплы до нас не дошли. – Древнейшие рукописи В. 3. – Ватиканская (IV в.), Синайская (в Лондоне – IV в.), Александрийская (в Лондоне – V в.). В 1902 г. найден в Фаюме еврейский папирус с текстом десяти заповедей и начала 6-й главы Второзакония, написанный во II в. н. э. и свидетельствующий в пользу перевода 70, к которому он ближе, чем к массоретскому тексту. Свидетелями до-массоретского еврейского текста библии могут быть также признаны так наз. «Таргумы» – истолкования его на арамейском языке, разговорном у евреев послепленного периода. «Таргумы» являются менее надежным источником, так как дают не столько переводы, сколько толкования, и притом в целях назидания. До нас дошли «Таргумы», записанные уже в I в. н. э., но на основании древнего устного предания. См. общие курсы «Введения» к В. 3., например, Соrnill, Einleitung in d. Alte Testament, 1891; Вaudissin, Einleitung in die Bucher des Alten Testamentes, 1901; Юнгеров, Общее историко-критическое введение в свящ. ветхозаветные книги. Казань, 1902; Корсунский. Перевод 70 и его значение. Сергиев посад, 1898.
Другим важным источником, обнимающим весь Древний Восток, хотя и на краткий период времени, являются так наз. документы из Теллъ-эль-Амарны. В l887 г. египетские феллахи нашли в Среднем Египте, в развалинах эфемерной столицы фараона Аменхотепа IV, ныне арабской деревне Телль-эль-Амарне, государственный архив, перенесенный этим царем из Фив. Было найдено и поступило в Британский и Берлинский музеи и различные частные коллекции 358 документов, начертанных вавилонской клинописью, на вавилонском, частью на туземных языках, и представляющих дипломатические и др. письма царей великих держав того времени (Вавилонской, Ассирийской, Митанни, Хеттов, Кипрской) к фараону, а также донесения князей сирийских, финикийских и палестинских городов (между прочим, из Иерусалима до евреев), находившихся в вассальных отношениях к Египту. Само собой разумеется, что эти памятники имеют такой интерес, которым едва ли могут похвалиться многие из других, дошедших от Древнего Востока. К сожалению, они обнимают лишь немногие годы царствования Аменхотепов III и IV, приблизительно начало XIV в. до н. э. Можно надеяться, что когда-либо будут найдены и другие части египетских государственных архивов. См. подробнее в статьях Соловейчика в Журн. мин. нар. проев. 1896 г. [Некоторые дополнения к истории находки архива см. у А. Н. Sаусе, The discovery of the Tell-el-Amarna tablets (The Amer. Journ. of Semit. Languages, 1917, стр. 89 и ел.)]. Последнее издание и перевод документов, сделанные на основании нового сличения с оригиналом, принадлежат Кnudtzоn'y, Die El Amarna Tafeln, в серии Vorderasiatische Biblio-thek, 1909–1912.
В настоящее время аналогичные клинописные документы найдены в самой Палестине (письма местных князей – в Телль-Таанек и Лахише) и в Каппадокии, где (в Богазкеое) проф. Винклер открыл огромный, значительно превосходящий Телль-амарнский, архив хеттского царя, его переписку с вассалами и царями и, между прочим, клинописный дубликат знаменитого союзного договора между: хеттским царем Хаттушилем и фараоном Рамсесом II, известного до тех пор только в иероглифическом египетском облике. Он был заключен после продолжительной войны за преобладание в Сирии на 21-м году царствования египетского царя. В тексте договора делаются ссылки на предшествующие мирные трактаты, заключавшиеся при предках обоих государей. Текст (иероглифический) списывался, переводился и разрабатывался много раз. [Теперь начинают становиться доступными богатые сокровища Богазкеойского архива. Тексты издаются в автографии Н. Figullа и др. в серии Keilschrifttexte aus Boghazkoi (изд. Deutsche Orientgesell-schaft), из которой появились уже 7 вып. Транскрипция текстов печатается в серии Die Boghazkoi Texte in Umschrift (также изд. Deutsche Orientges.). E. Forrer выпустил в 1922 г. первые 2 выпуска серии. Комментированные переводы текстов, а также исследования и монографии по поводу вопросов, поставленных издаваемым материалом, печатаются в серии Boghazkoi Studien (Leipzig) под редакцией О. Wеbеr'а. Первым выпуском серии было знаменитое исследование Fr. Нrоznу, Die Sprache der Hethiter, ihr Bau u. ihre Zugehorigkeit zum indogermanischen Sprach-stamm. Ein Entzifferungsversuch, появившееся в 1916 г.]. – Другие договоры дошли: до нас уже из Ассирии, напр., – документ о мире между ассирийским царем Асархаддоном и царем Тира Ваалом I, клинописный, сохранившийся, к сожалению, до такой степени плохо, что можно уловить только его общий смысл. В лучшем виде дошел договор царя Ассурнирари с Матиилу арпадским, в нем, между прочим, описываются церемонии, которыми сопровождалось заключение договора.
Сюда примыкают и многие другие подлинные документы, частью международного, частью внутреннего характера, напр., донесения ассирийских чиновников и губернаторов, как по различным текущим делам, так и по таким крупным вопросам, как, напр., царю Ассурбанипалу – о состоянии Элама и других восточных стран, вероятно, Асархаддону – о Вавилонии, о том же – Саргону II и т. п. Документов этого рода имеют высокую ценность уже потому, что их авторы не старались прикрашивать своих сведений, а, напротив, в их интересах было сообщать одну правду. Стиль – строго деловой без литературных претензий. К сожалению, у них не было привычки выставлять даты, а иногда недостает у документов и адреса. Кроме того их стиль очень труден для понимания. У нас есть и письма царей, напр., переписка Хаммурапи, царя вавилонского, с Синиддиннамом, управителем Ларсы (касаются внутреннего управления); письма других древне-вавилонских царей из династии Хаммурапи; письмо Умманалдаша эламского к Ассурбанипалу и др. Сюда же можно отнести и такие памятники, как манифест Ассурбанипала к вавилонянам и его же воззвание к обитателям Приморской области; утвержденная грамота брату его Шамашшумукину, его же; знаменитый манифест Кира после покорения Вавилона и т. п. – Из Египта мы имеем также несколько царских писем и большое количество действительных и фиктивных (служивших школьными образцами) деловых бумаг и писем чиновников и частных лиц. Сюда же следует отнести отчет о путешествии египетского посла Унуамона, отправленного во время раздвоения Египта в конце XX династии в Финикию, уже тогда вышедшую из-под египетского владычества, покупать лес для потребностей Карнакского храма. Он рассказывает о своих приключениях у филистимлян, финикиян, на Кипре, при дворах местных князей. Папирус приобретен В. С. Голенищевым, им переведен и издан; в настоящее время хранится в Москве. Другой египетский памятник, повествующий о пребывании в Южной Палестине около XX в. египетского вельможи Синухета, не имеет официального характера и примыкает к категории беллетристических произведений, дошедших до нас в значительном количестве из Египта.
Из дипломатических сношений ассирийского царства вышло даже своеобразное произведение, которое обыкновенно называют синхронистической историей Ассирии и Вавилона с XV по IX в. до н. э. Текст этот представляет историческую справку, составленную по поводу договора, заключенного между обеими странами при царе Ададнирари III; ассирийские официальные историографы припомнили все предшествующие сношения военного и мирного характера и договоры и упоминают каждый раз об установлении границ. Все это написано, конечно, с ассирийской точки зрения, а потому здесь обходится неприятное для ассирийской гордости. Во всяком случае, текст имеет для историка весьма важное значение, так как восполняет пробелы вавилонских летописей и дает сведения о том периоде Двуречья, от которого до нас дошло мало других памятников. От древнего, до-вавилонского, Сеннаара у нас есть другой аналогичный документ, так наз. конус владетеля Ширпурлы (Лагаша) Энтемены: рассказу о своей победе над соседним городом он предпослал краткую историю предшествующих отношений двух городов-соперников.
Исторических трудов в нашем смысле нет, до них не могла подняться древняя восточная историография. Летописи, в дошедших до нас памятниках, в редких случаях идут чрез целый период истории, а большею частью ограничиваются одним царствованием. Родина звездоблюстительства, Вавилония, несомненно вела летописи для практических целей – датировок еще в древнейшие времена. Доказательством этому являются два сохранившихся списка годов царствований из древнейшего вавилонского периода с датами по выдающимся событиям мирного или военного характера. Подобные же «даты» приводятся и в относящихся к древнейшему периоду документах, напр.: «год, когда царь Шульги разрушил такой-то город в такой-то раз», или «когда он выдал царевну за князя Аншанского», или «когда царь Пурсин: назначил верховного жреца в Эриду» и т. д. Подобное же летосчисление велось в глубокой древности и в Египте, как теперь удалось доказать на основании большой иероглифической надписи, обломки 2 копий которой хранятся в Палермском и Каирском музеях и в собрании Флиндерса Петри. Это – древнейшие египетские анналы, доходящие до V династии. Здесь годы обозначены цифрами по царствованиям, но в тоже время упоминаются и главные события, а также высота Нила. Из Вавилона дошли до нас настоящие хроники. Одна из них, сохранившаяся в жалких обрывках, представляет перечень царей с мифических времен с обозначением продолжительности царствований, рода смерти и мест погребения. Другая, более обстоятельная, имеющаяся в копии от 22-го года царя Дария, идет от вступления на ассирийский престол Тиглатпаласара IV в 3-й год Набонасара вавилонского (745) до царствования, Шамашшумукина (688). Это – перечень событий по годам царствований, дающий точные даты не только по годам, но часто по месяцам и дням. Наконец, есть у нас отрывок хорошей подробной летописи о последних днях Вавилона во время нашествия Кира. Вероятно, выдержками из подобных хроник следует считать списки вавилонских царей, доходящие до Ассурбанипала. От более древнего времени сохранился огромный список до-вавилонских династий после потопа. [Этот список теперь почти целиком восстановлен на основании фрагментов различных копий его, найденных преимущественно в Ниппуре]. Он дает и года царствования, но не различает последовательных династий от параллельных. [Недавно был опубликован также и список мифических царей до потопа]. Подобные же списки мы имеем и из Египта. Так, в Турине находится так называемый Туринский царский папирус, содержащий полный список царей с легендарных времен до XVII династии с датами в годах, месяцах и днях. К сожалению, во время перевозки в Европу, он рассыпался на 164 кусочка, которые хотя большею частью и склеены, все же не дают полного текста. В Ассирии роль таких царских списков играли перечни чиновников «limmu», эпонимов, дававших имена годам. Кроме имени того или другого limmu. в этих списках обозначалось еще, где находился в данном году царь. Напр., под 797 г.: «Ассурбелуссур из страны Киррури. Поход в город Мансуаги». Иногда бывали и другие пометки, напр., под 803 г.: «Ассурурниши из земли Арбаха. Поход к морскому берегу. Чума». Если походов не было, писалось «в стране» (г. е. дома). Такие списки имеются у нас 817–723, а также 860–708 (с перерывами). Отрывок списка 708–704 имеет уже характер более обстоятельной летописи, приближающейся к вавилонским хроникам. Зато отрывки текста, дающие списки эпонимов 911–666, представляют перечень одних имен, без всяких исторических прибавок.
Летописи, шедшие непрерывно, были у евреев и у финикиян. Первые впоследствии обработали их в виде известных нам «Книг царств»; хроники финикиян велись в городах при храмах, а может быть при дворах, и известны нам по извлечениям, сделанным Иосифом Флавием уже не прямо из них, а из воспользовавшихся ими эллинистических писателей около II в. до н. э., Менандра Эфесского и Дия. Имеющиеся в нашем распоряжении отрывки идут от современника Соломона Хирама до персидского владычества: местами это простые списки царей с годами, местами – повествования о событиях. Вероятно, оригинал имел характер повествовательный в стиле вавилонской хроники и Книг царств. – Книги царств, особенно же Парали-поменон, являются уже дальнейшим шагом историографии от летописей. В основу их положен так наз. религиозный прагматизм – освещение исторических фактов с точки зрения верности религии. Подобное же направление существовало в эти поздние эпохи и в других восточных литературах, чему доказательством могут служить различные мессианские пророчества в Египте и приложения их к истории, а также поздние вавилонские хроники якобы царей Аккада и Ура и набонидово изложение последних времен Вавилона.
Гораздо больше дошло до нас по-годных повествований об отдельных царствованиях. Как фараоны Египта, так и цари других держав имели специальных писцов для увековечивания их подвигов, особенно военных. Изображения таких писцов даже дошли до нас на барельефах, представляющих батальные сцены. В Египте материал, собранный такими писцами во время похода, потом обрабатывался на пергаменте и давался для хранения в сокровищницу главного храма; в Ассирии он наносился на глиняные многогранные призмы и хранился во дворцах. В египетских текстах иногда встречаются ссылки на «анналы предков со времен Служителей Гора» и на древние записи «на коже из шкуры животного», но мы не имеем ни одного такого текста в подлинном виде, если не считать уже упомянутого Палермского камня. До нас дошло извлечение из анналов Тутмоса III на стенах Карнакского храма. Здесь дается перечень походов царя по годам с обозначением количества полученной дани, а иногда с некоторыми фактическими подробностями похода. Целью этого извлечения было не столько увековечение подвигов царя, сколько символическое поднесение верховному божеству результатов похода. Таково же происхождение многочисленных списков покоренных стран и городов, которые нередко встречаются на стенах храмов и пользование которыми требует некоторой осторожности, как потому, что цари иногда позволяли себе копировать чужие списки, так и потому, что они не всегда считали обязательным следить за географией и удерживали устаревшие и потерявшие смысл имена, что вело к недоразумениям. От многих фараонов (напр., Хатшепсут, Тутмосов I и II, Аменхотепов, Сети I, Рамсесов II и III, Мернептаха и др.) сохранились также длинные надписи на стенах храмов и отдельных плитах. Они большею частью датированы и почти современны событиям, но официальны, а также иногда слишком трескучи и витиеваты, часто до невразумительности, так что иногда напоминают скорее похвальные оды, чем исторические тексты. Значительно лучшее впечатление производят по своей обстоятельности надписи эфиопских царей, сидевших в Напате и оттуда в VIII–VII вв. покорявших Египет. Оставленные ими длинные тексты на горе Баркале в Нубии написаны египетскими иероглифами частью на египетском, частью на туземном языке. Последние еще не разобраны, равно как и многочисленные эпиграфические памятники нубийского государства Мероэ, развившегося в более позднее время. От него мы имеем и курсивные тексты, исследование и разбор которых находится еще в начальной стадии.
Еще более содержательны исторические тексты [хеттских царей (напр., Boghaz-koi-Texte, III, № 1) и] многочисленных ассирийских царей. Они, в противоположность вавилонским, имеющим мирный и религиозный характер, повествуют главным образом о войнах и походах, и редактированы или в форме пo-годных записей, или в форме повествований о всех или об отдельных походах того или другого царя, или о его постройках. В первом случае они наиболее важны, так как обнимают собой целое царствование в хронологическом порядке, и весьма обстоятельны (напр., Салманасара II, частью Ассурнасирпала и Саргона II). Тексты, описывающие исключительно все или некоторые походы, менее тщательны: они не следуют строго хронологическому порядку, путают последовательность событий в угоду географии или большей ясности, нередко опускают подробности. Особенно страдают грехами против исторической точности надписи, имеющие целью торжественное прославление деяний царя. Нечего и говорить, что во всех этих текстах, не исключая и летописных, мы напрасно будем искать сведений о поражениях ассириян: они замалчиваются, если не выдаются за победы, и историку приходится догадываться о них из тона надписей, читая между строк, если он не в состоянии проверить ассирийскую надпись параллельным иностранным источником. Искать красот стиля или художественности изложения в этих повествованиях бесполезно. Они написаны по общим шаблонам и рано сложившимся схемам. Подобно барельефам ассирийских дворцов, изображающим с одинаковым выражением и жертвоприношение, и лагерные сцены, и страшные казни, здесь монотонный стиль мешает в одно битвы, описания природы, жестокости завоевателей, их постройки и т. п. Только анналы Саргонидов, особенно же царя Ассурбанипала, в этом отношении составляют исключение: в них уже намечаются и чисто литературные достоинства, может быть, не без влияния Вавилона.
Из Египта дошло, кроме царских надписей, весьма много текстов, начертанных в гробницах вельмож, чиновников, полководцев и т. п. Многие из них – автобиографии, сообщающие важные сведения о событиях, в которых покойный принимал участие; в них нередко приводятся подлинные письма царей, разного рода документы и т. п. Многочисленные барельефы дают иллюстрацию к этим надписям. Лучший перевод этих текстов сделан на англ. яз. Вrеasted'oм (4 тома серии Ancient Records, 1906). Летописи ассирийских и тексты вавилонских царей переведены в собрании Keilinschriftliche Bibliothek, т. I–III. Роскошное издание текстов с переводом и комментарием – Budge and King, Annals of the Kings of Assyria, 1902. King, Chronicles concerning early Babyl. Kings, 1907. Тексты древних царей и князей Сеннаара переведены Thureau-Dangin в 1т. серии Vorderasiatische. Bibliothek: Die Sumerischen und Akkadischen Konigsinschriften, 1907. [Ср. также литературу, приводимую в конце соответствующих глав].
Ассирияне были учителями ванских царей, оставивших до сотни клинообразных надписей в Закавказье, а также в турецкой Армении. Они большею частью строительные (кроме больших анналов царей Аргишти и Сардура II), сначала писались на ассирийском языке, потом клинопись была приспособлена к туземному. (См. М. В. Никольский, Материалы по археологии Кавказа., V). [Теперь мы имеем почти полный свод халдских надписей в издании С. F. Lehmann – Нaupt, Corpus Inscriptionem Chaldicarum. I–II. Berlin – Leipzig, 1928–1934]. Строительный характер носят большею частью и надписи эламских царей, восходящие в глубокую древность и написанные сначала фигурным письмом, потом также клинописью, большею частью на туземном языке. Множество надписей о царских сооружениях и пожертвованиях храмам дошло до нас из Египта, древнего и нового Вавилона, а также Аравии и Финикии; южно-арабские надписи минеев, савеев и др., начертанные особым южно-арабским шрифтом, находимые в значительном количестве, уходят в сравнительно большую древность (I тысячелетие до н. э.), тогда как финикийские надписи гораздо более нового происхождения и почти все дошли до нас от V – I вв. до н. э. От евреев у нас пока только одна надпись, найденная в силоамском водопроводе и оставленная работавшими там мастерами; она относится ко времени царя Езекии. Кроме того, найдена в Мегиддо печать с именем министра царя Иеровоама; в развалинах дворца царя Ахава в Самарии найдено много черепков (ostraca) с текстами, представляющими препроводительные документы при сосудах с вином и елеем, доставлявшимися царю в качестве подати. Несколько древнее интересный, единственный пока эпиграфический памятник близко родственного евреям народа – моавитян. Он поставлен царем Мешой (IX в.) и повествует об избавлении его от нашествия врагов; таким образом, он может быть поставлен наравне с царскими надписями египетских и ассирийских владык. (См. Соловейчик, Исследования о надписи Меши. Журн. мин, нар. проев. 1900, 10). До сих пор представляют загадку иероглифические надписи, находимые в Северной Сирии и Малой Азии и приписываемые хеттам; многочисленные попытки разбора их до сих пор не увенчались успехом. [В настоящий момент уже чтение хеттского иероглифического письма не является тайной. Блестящие работы чешского ученого Грозного дают теперь возможность пользоваться и хеттскими иероглифическими надписями как историческим источником]. Надписи персидских царей составлены клинописью на персидском языке, часто с переводами на эламский и вавилонский и даже египетский (надпись Дария I, близ Суэца). Они частью строительного характера, но большая Бехистунская надпись Дария I сообщает историю смут, сопровождавших его воцарение, а Накши-рустамская – список провинций персидской монархии; суэцкая говорит о прорытии канала между Нилом и Чермным морем.
Весьма важно, что древне-восточные монархи и вельможи позаботились оставить историкам не только тексты, но и иллюстраций к ним. Многочисленные барельефы на стенах храмов, дворцов, гробниц и на плитах изображают нам сцены богослужения, походов, охот, пиршеств, морских экспедиций, построек и т. п. Само собой разумеется, что такого рода материал имеет первостепенную важность. Он дошел до нас в подавляющем количестве, главным образом, из Египта, Эфиопии, Ассирии, от хеттов и персидских царей; кое-что оставили нам Вавилония и Финикия.
От текстов собственно исторических перейдем к памятникам права. Кроме Моисеева закона, у нас долго не было другого древне-восточного кодекса. То, что сообщает Диодор о египетских законах, -трудно для проверки и отрывочно. Давно уже были известны отрывки из семейного права Сеннаара, возбудившие, различные толкования. В недавнее сравнительно время наука обогатилась первостепенным памятником этого рода: в Сузах был найден каменный столб с изображением вавилонского царя. Хаммурапи, стоящего перед богом солнца и правосудия Шамашем. Самый текст законов, исполненный архаической клинописью, помещен тут же. Кроме этого важнейшего памятника, у нас есть еще поздние списки законов Хаммурапи, а также отрывки ново-вавилонских законов, указывающих, невидимому, на дальнейшее развитие законодательства в Вавилоне. [Много нового для истории права Месопотамии и Малой Азии принесли последние годы. Вероятно, на месте древнего Урука были найдены фрагменты сумерийского кодекса, легшего в основу семитического свода законов Хаммурапи (см. Yale Oriental Series. Babylon. Texts, т. I, 1915, №28, табл. LI, стр. 20). Храмовой архив Ассура подарил нам значительные фрагменты обширного ассирийского кодекса XV–XII вв. (см. О. Schroder, Keilinschriften aus Assur verschiedenen Inhalts, №№ 1 и 2. H. Ehelolf, Ein altassyrisches Rechtsbuch. Mitteil. aus d. Vorderas. Abt. d. St. Mus. zu Berlin, Heft 1. 1922). Наиболее же сенсационным, пожалуй, было открытие в Богазкеое хеттского свода законов, восходящего к XIV в. (см. F. Нrоznу, Code hittite provenant de l'Asie mineure. I-re partie. Transcription, traduction frangaise. Paris, 1922. H. Zimmern und J. Friedrich, Hetitische Gesetze aus dem Staatsarchiv von Boghazkoi. D. Alte Or. XXIII, Heft 2. 1922; перевод с немецкого на русский сделан А. А. Захаровым в сборнике «Хетты и хеттская культура»). Нечто новое мы узнали теперь и о египетском законодательстве. Согласно свидетельству текста на обороте так наз. «Демотической хроники», были собраны в эпоху Дария I законы прежних египетских царей (см. W. Spiegelberg, Die sogenannte Demotische Chronik des Pap. 215 der Bibliotheque Nationale zu Paris. Leipzig, 1915, стр. 10, cл.; табл. VII и Vila)]. От кодекса финикийского сакрального права дошли до нас обломки камней с надписями, найденные в Марсели и Карфагене и относящиеся к IV–III в. до н. э. Они написаны на финикийском языке и по тону приближаются к книге Левит.
Не менее интересны и еще более близки к еврейскому храмовому кодексу южно-арабские храмовые законы, встречающиеся в различных древних минейских и савейских надписях. Это – статьи, так сказать, южно-арабского сакрального уложения о наказаниях, отчасти разобранные и изученные Grimme (Orienta-listische Literaturzeitung, 1906) и Glaser'ом (там же и в Altjeinenische Nachrichten, I, 5–48).
Далее, от различных эпох Древнего Востока мы имеем множество деловых документов самого разнообразного содержания. Холмы Вавилонии, скрывающие развалины культурных центров, существовавших еще до возвышения Вавилона, равно как сам Вавилон и Ниневия, дали нам десятки тысяч глиняных табличек с начертанными на них долговыми обязательствами, контрактами, купчими и др. разного рода сделками, а также целые архивы приходо-расходных счетов, важных для хронологии и, особенно, для исследователя экономических условий. Дошли до нас льготные иммунитетные грамоты городам, храмам, отдельным лицам, а также, в довольно значительном числе, так называемые вавилонские кудурру – пограничные камни, на которых находятся надписи о величине владений, о праве хозяина; приводятся заклинания на посягающих на эти права, и помещаются символы божеств, призываемых в свидетели. Так как поземельная собственность нередко зависела от политических переворотов, то иногда в надписи приводится указание на политические события. Правовые документы, начертанные клинописью, охватывают собой период от древнейших времен до нашей эры; они встречаются еще при Селевкидах и Арсакидах, указывая не только на живучесть культурных традиций, но и на прозябание в эти поздние времена вавилонского языка.
Документы подобного рода в Египте попадаются в большом количестве, главным образом, уже в сравнительно позднее время от VII в. до н. э. и написаны так называемым демотическим шрифтом. Но и от более раннего времени есть образцы этого рода письменности, напр.: завещания на гробницах вельмож Древнего и Среднего царств, дарственные грамоты городам и храмам от времени конца Древнего царства, законодательный указ царя Харемхеба и т. п. Кроме того, у нас довольно много актов судебных процессов (напр., дела о заговоре против Рамсеса III, о разграблении царских гробниц и т. п.). Эти памятники дошли до нас на папирусах, большей частью из придворной школы будущих египетских чиновников, учившихся на них канцелярскому стилю. Подобное же происхождение имеют и многочисленные письма египетских бюрократов, а также деловые бумаги от времен Среднего и Нового царств. Весьма много дошло до нас из Египта разного рода счетов, приходо-расходных книг, дарственных записей. Особенно важен для историка единственный в своем роде памятник этого характера, составленный от имени Рамсеса III ко дню его погребения, как отчет перед богами. Это самый большой из известных до сих пор папирусов (так называемый Papyrus Harris), состоящий из 79 больших листов. Царь, после молитв богам, дает описи несметных даров, которые поступили якобы за его время во все главные египетские храмы; кроме того, он, в назидание потомству, излагает историю своих подвигов. Дарственных записей сохранилось довольно много, особенно от ливийской, саисской и птолемеевской эпох; они начертаны на камнях, при изображениях царя, подносящего божеству иероглиф поля.
Многочисленны памятники богословской и религиозной литературы древне-восточных народов. Ритуальные тексты, мифы, гимны богам, заклинания и сборники магических формул дошли до нас во множестве, как из Вавилона и Ассирии, так и из Египта, и отчасти [хеттской области (Богазкеоя) и] Финикии. Есть у нас и произведения дидактической литературы, особенно представленной в библии книгами, носящими имя Соломона, и бывшей в ходу в Египте, где эти произведения носят большею частью светский характер, представляя учебники хорошего тона, и, для придания авторитетности, обыкновенно приписываются различным мудрецам, жившим гораздо раньше их появления на свет. Несколько нравоучительных текстов и изречений, иногда высокой морали, дошло и из ассиро-вавилонской письменности.
Наконец, историку оказывает не мало услуг изящная литература, а также произведения, имеющие отношение к науке. От вавилонской старины у нас есть различные эпосы, имеющие весьма важное значение в культурной истории человечества и примыкающие одной стороной к области богословия и мифологии. Египет богат волшебными сказками и фантастическими путешествиями. Вавилонские жрецы оставили нам множество астрономических выкладок и записей наблюдений, а также словарей и даже что-то вроде грамматик; египтяне также не были чужды наблюдениям неба; кроме того, от них дошли математические и медицинские сборники. Медицинские тексты есть и среди клинописной литературы.
К этим многочисленным письменным памятникам присоединяются, в качестве наших источников, и вещественные. Здесь на первом месте назовем вавилонские цилиндры, служившие печатями и частью амулетами. Они приготовлялись из дорогих камней, на них вырезались имя владельца и изображения религиозного характера. Для отпечатка подписи их катали на поверхности еще мягкой глиняной таблички. В Египте первоначально также были цилиндры, потом их заменили так наз. скарабеи – фигурки жуков разных величин с надписями на овале внизу. Иногда скарабеи были настолько велики, что давали место для длинных памятных записей (напр., «исторические» скарабеи Аменхотепа III). Египет оставил нам великое множество вещей храмового и погребального культа и домашнего обихода. Знамениты египетские гробницы содержат все, чем их обитатели пользовались при жизни мебель, платье, письменные принадлежности, даже памятники письменности.
Таков богатейший материал, находящийся в нашем распоряжении. Будучи туземным, он иногда односторонен и пристрастен, и часто прекращается на целые периоды, может быть, революционных эпох. Но эти неудобства не могут перевесить преимуществ современного материала, оставленного свидетелями событий.
Переходим теперь к известиям о Древнем Востоке, сохраненным нам греческими писателями.
Между ними, по времени и обширности, первое место принадлежит Геродоту Но он не был первым из греков, писавших о Востоке. Колонии в Малой Азии, основанные на восточной почве и приобщенные восточному миру после персидских завоеваний, имели деятельные сношения с различными странами его и интересовались ими: путешествия обусловливались как любознательностью греков, так и политическими событиями в греческих общинах (поэт Алкей); они не были редкостью, особенно после того, как в Египет и вообще на Восток начался наплыв греков, и даже последние стали поступать в наемники к фараонам и персидским царям, а потом принимать участие в восстаниях египтян против персов. Но в это время цветущая пора туземных культур уже была позади, к тому же у посещавших Восток греков не было ни понимания его, ни знания местных языков; на все стороны его жизни они смотрели чрез греческие очки. Со времени наплыва на Восток иностранцев там образовался класс людей, которые усваивали себе кое-что из окружавшей их жизни и культуры. Такие люди были пригодны в качестве переводчиков и брались за роль гидов и чичероне: для туристов. Услугами именно этих людей и приходилось пользоваться греческим писателям: Гекатею Милетскому, а за ним Геродоту. Каковы сведения, почерпаемые из такого источника, знает всякий, обращавшийся к гидам не только на Востоке, но даже в Европе, и притом в наше время. К тому же гиды Геродота не принадлежали к настоящим туземцам и не умели читать по-египетски. Уже среди египетских греков начался род религиозного синкретизма, т. е. сопоставление своих богов с египетскими, приурочение своих мифов к египетской истории. Это, конечно, не могло остаться без влияния на характер трудов, черпавших сведения из этого источника; кроме того, и сами египтяне в это время едва ли лучше знали свою историю, чем, напр., жители Рима первой половины средних веков – древнюю римскую, когда с поражавшими воображение памятниками Рима соединялись легенды и перепутывались эпохи. То же самое повторяется во все времена и во всех странах, то же самое отразилось и на данных Геродота об Египте: в них хронология перепутана, история заменена легендой, да и то часто неверно понятой и перешедшей через несколько редакций и несколько, рук. Все это еще усугублялось тем, что греки смотрели, на Египет как на страну чудес, и охотно отдавали в своих описаниях предпочтение необыкновенному. Сведения, сообщаемые Геродотом о Вавилоне и Ассирии, еще более спутаны, что вообще соответствовало худшему знакомству греков с прошлым передне-азиатской державы. Кроме того, Геродот в своем большом труде лишь мимоходом говорит об азиатском Двуречье, имея в виду посвятить ему специальное сочинение "Ασσυριοι λογοι, оставшееся ненаписанным. Впрочем, Геродот в числе своих источников не раз упоминает рассказы жрецов ιερεις. Но едва ли это были высшие жрецы, носители древних традиций и культуры; вероятно Геродоту приходилось иметь дело с низшей храмовой прислугой, с которой ему к тому же приходилось объясняться при помощи тех же переводчиков. Наконец, Геродот путешествовал скоро и бегло: в Египте он был едва ли более четырех месяцев. Тем не менее, несмотря на все эти неблагоприятные условия, труд Геродота все-таки имеет большую ценность уже потому, что дает нам представление о Востоке времени его путешествия, т. е. в половине V века.
Все, что он видел сам, он описывает добросовестно; его промахи происходят или от греческой точки зрения, или от недоразумений, или от несовершенства его источников. Только изредка он позволяет себе измышления (напр., Крез и Солон). Нередко Геродот передает туземные рассказы легендарно-исторического характера, чрезвычайно важные как отражение туземных, до нас не дошедших литературных памятников, и для знакомства с фольклором того времени; иногда он каким-то образом мог пользоваться подлинными документами, напр., перечнем персидских сатрапий с их данью, описанием царской дороги, похода Ксеркса и т. п. Возможно, как полагает Wells, что эти сведения он получил от эмигранта и поклонника эллинства Зопира, внука одноименного вельможи – сподвижника Дария. Собранная Геродотом масса культурно-исторического материала делает эти мемуары туриста по царству Ахеменидов весьма важным источником для знакомства с ближайшими к нему тремя веками египетской древности и с персидской монархией, а также и с религией ее, о которой он дает, в общем, верные сведения, доказывающие, что в его время маздеизм уже существовал и нарисованная им картина в некоторых чертах может дополнить ту, которую дает Авеста. – Лучшее издание посвященной Египту II книги Геродота с обширным египтологическим комментарием принадлежит Видеману (Herodots II Buch. 1892). См. Клингер, Сказочные мотивы в истории Геродота (Киевские унив. известия, 1902–3). [Аlу Wolf, Volksmarchen, Sage u. Novelle bei Herodot. Gottingen, 1921; M. Piереr, Orient. Literaturzeit. 1923, cтр. 101 cл.;] How and Wells, A. Commentary on Herodotus, 1912. C. Clemen, Herodot als Zeuge f. d. Mazdaismus. Archiv f. Religionswiss. 16 (1913). Sоurdille, 5, Herodote et la religion de l'Egypte, 1910. Его жe, La duree et l'etendue du voyage d'Herodote en Egypte, 1910. [Ценные дополнения к этому исследованию Sourdille дает U. Erenberg, Zu Herodot (Klio XVI, 1920), стр. 318 wit]. Wells в Journal of Hellenic Studies, XXVII (1907). [К. Тrudinger, Studien zur Geschichte der griechisch-romischen Ethnographic. Basel, 1918, дает оценку Геродота и прочих греческих и римских историков, как наблюдателей чужого, негреческого мира].
Подобное же следует сказать и о Диодоре, посетившем Египет в 60–58 г. до н. э. Его компилятивный труд, составляющий первые три книги компилятивной «Библиотеки», важен главным образом потому, что при составлении его он пользовался, кроме личных наблюдений, кроме труда Агафархида книдского (при описании Нила) и Геродота, особенно Гекатеем Абдеритом, жившим в Египте при Александре Великом и первом Птолемее. (Сочинения этого добросовестного автора до нас не дошли, кроме небольших отрывков). Диодор видел Египет четырьмя столетиями позже Геродота, когда эллинизация пустила еще более глубокие корни и когда забвение древности шло быстрыми шагами вперед. С другой стороны, вследствие греческого господства в Египте, облегчался доступ к источникам и легче было найти хорошо осведомленных людей, и греческих литературных источников за это время появилось не мало. Особенную важность имеют также те места у Диодора, где излагается история греко-персидских сношений V–IV вв. (кн. XI, XIV–XVI), а также судьба Египта и Финикии в персидское время – это единственное связное и полное изложение событий по источникам, до нас не дошедшим, хотя хронология Диодора не всегда надежна. Нельзя забывать и того, что Диодор с его первым и притом весьма посредственным опытом всемирной истории является продуктом великой эпохи, когда распространились идеи стоиков о братстве народов и об историках как орудиях сближения греков и варваров. Поэтому его изложение не свободно от влияния этих идей, поэтому он и остановился, между прочим, на Гекатее, который всецело был проникнут настроением великой эпохи Александра и, при всей своей добросовестности и подготовленности к путешествию (он обладал даже сведениями в языке), все-таки остался греком, и в египетской истории и нравах хотел видеть подтверждение своего миросозерцания. Он модернизирует и эллинизирует Египет, перенося в его древность идеалы своего времени: просвещенный абсолютизм, философскую этику, рациональную религию, стараясь представить мифологию частью истории культуры. Идеализация «варваров» особенно сказалась в восхвалении египетских законов т даже в скрытой оппозиции птолемеевскому господству. Имеет большую важностью что Гекатей был в Египте при жизни Манефона, и его труд, таким образом, является ценным дополнением к нему. Этим именно и объясняются некоторые совпадения Диодора и Манефона – едва ли Диодор непосредственно пользовался сочинением египетского историка. Вторая книга «Библиотеки», посвященная Азии, излагает историю Ассирии и Вавилонии главным образом по россказням Ктесия и говорит о халдеях, Индии, Аравии и Скифии, частью по хорошим источникам. Третья, содержащая нередко важные данные об Эфиопии, составлена большею частью по Артемидору и., Агафархиду. – См. Вusоll, Diodors Verhaltniss zum Stoicismus. Jahrb. f. kl. Pnill 139 (1889). Sсhwartz, HekaTaeos von Teos. Rheinisches Museum, 40 (1885).
Гораздо выше первый дошедший до нас полностью труд по всеобщей географии, принадлежащий Страбону. Это уже не компиляция, а критическое, научное сочинение, считающееся классическим. В частях, посвященных Востоку, оно дает для наших целей весьма много ценного материала, не только географического, но и исторического, особенно для эпохи, современной автору (I в. до н. э.).
В начале IV в. до н. э. за историю Востока, особенно Персии, взялся врач Артаксеркса II, Ктесий из Книда. Это был фельетонист, наслушавшийся тенденциозных россказней какого-то мидянина-патриота, не обладавший ни талантом, ни наблюдательностью Геродота, но поставивший целью своего труда конкуренцию с ним. Последнее обстоятельство для нас иногда оказывается полезным, так как OEM приводит другие версии сказаний, чем Геродот, выдавая их за более достоверные и древние и в некоторых случаях, действительно, сообщая интересные древние сказания. Кроме того, труд его имеет некоторое значение для истории V века. Во всем остальном к нему надо относиться с крайней осторожностью, и уже в древности он приобрел репутацию фальсификатора и лжеца, хотя и ссылается на персидские у официальные летописи (διφδεραι). Исследования о сохранившихся (у Фотия) отрывках Ктесия принадлежат Marquart'y (Die Assyriaca des Ktesias). Philologus, VI Supplementband и Krumbholz'y (Zu d. Assyriaca d. Ktesias). Rhein. Mus., 41 (1886).
Плутарху принадлежит трактат «Об Исиде и Осирисе», написанный им в Дельфах, между 120 и 130 гг. н. э. Ученый автор пользовался греческой литературой (между прочим, Манефоном и Гекатеем Абдеритом) своего времени и дал нам наиболее полное сочинение об египетской религии, в которое вставлены, между прочим, в высокой степени ценные выдержки из Феопомпа о персидской религии. Данные его в значительной своей части подтверждаются памятниками. С другой стороны, многие из них прошли чрез греческое миросозерцание или касаются египетского культа в Европе. Само сочинение посвящено Клее, жрице Исиды в Дельфах, где Плутарх был верховным жрецом. По своим воззрениям и настроению Плутарх был последователь Платона и при помощи его философии рассматривал египетские мифы, но он жил в переходную эпоху и не был последователен. Его по справедливости называют предтечей неоплатонизма, у него уже замечается стремление к богословскому эклектизму, к вере в божественную иерархию. Его учение о боге, как существе премудром, чистом и совершенном, и материи, как орудии зла, было дуалистическим, и с этой стороны египетская (поздняя) и, особенно, персидская религии давали ему средства и материал для изложения этого миросозерцания. Боги всех народов были для него тожественны, особенно египетских он не различал от греческих, тем более, что их культ был тогда распространен по всему миру. Он обладал колоссальной начитанностью и пользовался хорошим материалом, а потому его книга является важным источником, особенно, если исключить из нее то, что составляет продукт религиозного и философского миросозерцания автора. Среди биографий Плутарха имеются такие, как напр., Артаксеркса II и Александра В., для нас особенно важные потому, что основаны частью на потерянных источниках.
Плутарх пользовался, между прочим, важным трудом Дейнона, написавшего историю Персии до Артаксеркса III. Гораздо хуже то, что Плутарх говорит о евреях и их религии, – это может быть интересно разве только как характеристика тех россказней какие ходили даже среди образованных и ученых кругов конца I в. н. э. и притом современников Филона о народе еврейском. Лучшее издание трактата «Об Исиде» – раrthеу, 1850. См. статью Guimеt, Plutarque et l'Egypte. Nouvelle Revue, т. 110 (1898). Я. Елпидинский, Религиозно-нравственное мировоззрение Плутарха Херонейского. Спб., 1893.
Столь же ценный труд для знакомства с религией и культом финикиян, арамеев и отчасти хеттов II в. н.э. представляет трактат «О Сирийской богине», помещаемый в собрании сочинений знаменитого Лукиана Самосатского и, вероятно, ему принадлежащий, несмотря на внешний облик благочестия и ионийский диалект. Автор подражал Геродоту и по языку и по тону, но между строк можно, прочесть чисто лукиановский скептицизм и юмор. Описываются культы финикийского Библа и, особенно обстоятельно, сирийского Иераполя, где арамейская религия наслоилась на хеттскую. Не касаясь множества других греков, писавших о Востоке, сочинения которых или дошли до нас в ничтожных отрывках или только слегка касались нашего предмета, перейдем к историкам, занимающим по важности особое место среди других, писавших по-гречески. Во время эллинизма, как известно, многие из образованных уроженцев Востока задавались мыслью познакомить греков, и вообще лиц, не знавших их языков, с прошлым своих стран, черпая сведения из туземных источников и обрабатывая их на греческом языке. Египет нашел такого историка в лице знаменитого уроженца г. Севеннита, первосвященника Манефона (вероятно – Мер-не-Тхути – «возлюбленный Тотом»), современника Птолемея I, которому он содействовал во введении своеобразной унии греческой религии с египетской в виде культа Сараписа. Конечно, трудно было найти более подходящего автора: он находился на высоте образованности своего времени, принадлежал обеим культурам, обладал египетской традицией и имел доступ к первоисточникам. К сожалению, языческая древность почему-то не оценила его труда по заслугам, и он не дошел до нас полностью. Понадобился он только иудейским и христианским хронографам. Уже сравнительно в раннюю эпоху из его труда иудейские апологеты делали извлечения, которые они приводили для доказательства древности иудейского народа, а также составили конспект, так наз. epitome из всего его сочинения. Это epitome дает таблицу династий от доисторического времени до вторичного покорения Египта персами. 30 династий – не родов: деление на династии обусловливалось скорее происхождением их из той или другой египетской местности и другими соображениями, а не родством. Каждое царствование (а в менее важные эпохи сумма их или целая династия) определяется датами в круглых годах царствования, кроме того, нередко присоединены заметки, частью анекдотического, частью синхронистического (с греческой и библейской историями) содержания. Первые восходят к Подлинному Манефону, вторые принадлежат эксцерптаторам. Их эксцерпты, будучи перерабатываемы и списываемы, дошли до Иосифа Флавия, Евсевия и Африкана. Из последних их заимствовал византийский хронограф Синкелл, отдавший, впрочем, перед ними предпочтение фальсификациям – так наз. «Древней хронике» и «Книге Сотиса» (вероятно, принадлежащей Панодору), в которых египетская древность представлена менее отдаленной и более приближающейся к библейской. Эти фальсификации, частью ходившие под именем Манефона, частью выдававшие себя за его источник, оценены только в 1845 г. Восkh'ом (Manetho und die Hundsternperiode). В своем сочинении против Аниона, для доказательства древности еврейской истории Иосиф Флавий приводит отрывки из истории Нового царства у Манефона, а Африкан и Евсевий, эксцерпты которых приведены у Синкелла, заимствовали из египетского историка таблицу царей с историческими пометками. Эта таблица долго была единственным сколько-нибудь надежным основанием хронологии, она сделалась исходным пунктом для установления системы египетской истории. Манефон разделил свой труд на 3 части (τομοι): первая обнимала собой династии I–XI; вторая XII–XIX; третья XX–XXX. Хотя это деление довольна механично – почти по декадам, но все-таки оно дало мысль делить историю Египта на три периода: Древнего, Среднего и Нового царств, что удерживается и до сих пор, покоясь на культурно-исторических основаниях. Точно также и деление каждого периода на династии удержано до сих пор. К сожалению, от труда Манефона мы имеем почти один скелет, и притом такой, который более всего подвержен порче он состоит из имен царей и дат их царствований, а всем известно, что имена и числа более всего страдают в рукописях от переписчиков; между тем, в данном случае мы их имеем, по крайней мере, из третьих рук, и имена эти были непривычны для греческого уха. В виду этого, конечно, не приходится удивляться, что списки Манефона далеко не всегда подтверждаются памятниками; напротив, то, что уцелело, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, убеждает в важности труда египетского хронографа, хотя он и не может быть назван историческим в нашем смысле, и уже в своем первоначальном виде не был свободен от хронологических погрешностей и слишком зависел от легендарного материала. Сохранение его было бы прежде всего ценна потому, что он отражает представления египтян времен Птолемеев об их прошлом, затем оно было бы особенно важно для установления хронологии. [Манефону посвящено большое исследование В. В. Струве, Манефон и его время (Записки колл. востоковедов, тт. III и IV)]. Вавилонская культура нашла своего эллинистического историка в лице Бероса (вероятно, Бел-риу-шу – «Бел его пастырь»), жреца храма Мардука в Вавилоне, современника Александра В. и первых Селевкидов. Он посвятил Антиоху I Сотеру (281–262) свой труд Βαβυλωνιαχα или Χαλδαιχα, состоящий из трех книг: в первой рассказывались мифы до-потопа, во второй – излагались мифы и история от потопа до Фула (Тиглатпаласара IV), в третьей – до смерти Александра Великого. Сведения свои Берос черпал из клинописных источников, и то немногое, что от него дошло, действительно подтверждается памятниками, и для нас в высокой степени ценно. Судьба его труда; подобна манефоновской: из языческих писателей им пользовались только продолжатель аполлодоровой хроники Александр Полигистор и Абиден. От них заимствовали цитаты из него Иосиф Флавий, Африкан и Евсевий. До нас дошли только эти последние извлечения, сделанные со вторых рук и заключающие в себе сказания о первобытных временах мира и человечества, о потопе, патриархах, о Синахерибе, Навуходоносоре и его преемниках, кончая покорением Вавилона Киром.
У евреев автором, соответствующим двум только что упомянутым, был Иосиф Флавий, о котором распространяться излишне и труды которого дошли полностью. Что касается финикиян, то до нас дошли отрывки большого труда, посвященного их древностям и принадлежащего Филону, эллинизированному уроженцу г. Библа. Свой труд Филон пустил в обращение под именем Санхуниафона, какого-то древнего финикийского мудреца. Он был насквозь проникнут эвгемеризмом, но составлен, хотя и в позднее время (при Адриане – II в. н. э.), может быть, по туземному сочинению лица, которому был доступен богатый доброкачественный материал. Эвгемеристическая тенденция сильно вредит книге и затрудняет пользование ею, но многие данные ее подтверждаются новыми открытиями и она необходима для историка. До нас дошли отрывки из первой книги, содержащие космогонию и мифы; сохранены они Евсевием в его Προπαρασχευη Ευαγγελιχη из религиозно-полемических целей. См. мою книжку «Остатки финикийской литературы». Спб., 1903.
История науки
Разработка источников истории Древнего Востока могла начаться только с памятника, доступного до открытия ключей к пониманию египетской и вавилонской письменности – с библии. Еще в 1753 г. врач Людовика XIV Жан Астрюк обратил внимание на то, что в пятикнижии имя божие приводится то в форме Элохим, то Иегова (сб. Яхве), повидимому, без последовательности, но иногда в соответствии с тем, что некоторые повествования приводятся в двойной форме (напр., рассказы о творении, о потопе и т. п.), представляя различия в религиозном миросозерцании, а потому относясь к различным временам и кругам. Таким образом, пятикнижие представляет переработку двух источников третьим – редактором. В 1798 г. Ильгеш указал, что элохистическая часть неоднородна, среди нее имеется более новый: слой, который впоследствии был назван священническим кодексом. Он заключает в себе священнические законы Исх. 25–31, 35–40, значительную часть книг Левит и Чисел, предваряя все это сказанием о творении (Быт. 1, 1) и потопе. Граф, Вель-хаузен (1878) и Реус считают эту часть самой новой и возникшей уже во времена после вавилонского плена, приводя ее в, связь с реформой Иосии в 621 г., произведенной после открытия в храме Книги закона, которую они отождествляют с Второзаконием. С точки зрения этой книги обработаны так наз. исторические книги ветхого завета, в основание которых легли источники первостепенного значения, каковы героические песни, эпические повествования, предания о местных святынях, списки, семейные хроники и т. п. И здесь первоначально общей редакции предшествовали памятники, восходящие к иеговисту и элохисту. Wellhausen, Prolegomena zur Geschichte Israels. 6 изд. 1905 (русск. перевод Н. М. Никольского, 1909). Ему возражает Кillеl, Geschichte d. Volks Israel. 3 изд. 2 тома. 1916. Die alttestamentliche Wissenschaft. 2 изд. 1912. Наглядно представлены составные части библейских книг, будучи напечатаны на разноцветных частях бумаги (еврейского текста и английского перевода) в редакции, Наирt, так называемой радужной библии: The sacred Books of the Old Testament. 1895–7. 20 вып. Перевод с обширным комментарием в изд. Die Schriften des Altea Testaments. Gottingen, 1911. Fr. Вaumgartel, Elohim ausserhalb d. Pentateuch. (Beitr. z. Wiss. v. А. Т. вып. 19). Leipzig, 1914.
Интерес к Египту не прекращался у греков после Диодора, и находились люди, умевшие узнавать кое-что даже из египетской грамоты. Мы, напр., знаем, что в эпоху Римской империи жил какой-то Гермапион, толковавший египетские надписи на обелиске, попавшем в Рим. Из цитаты у Аммиана Марцеллина видно, что он верно читал эти надписи (17, 4, 17–23). Имел довольно близкие к действительности представления и Климент Александрийский. В конце IV в. н. э. жил Гораполлон, оставивший большой трактат об иероглифах. Он объясняет их идеографически, что для поздних эпох было до известной степени правильно, но обусловило превратное представление обо всей иероглифической системе в новой Европе, где интерес к Египту, как стране, упоминаемой с первых же страниц библии, был всегда велик. Особенно возрос этот интерес в эпоху возрождения и реформации, когда искание« первоисточников сделалось потребностью. Однако, сведения о Древнем Востоке были тогда еще слишком ничтожны, и Чириако Анконский, лично посетивший Египет, еще говорит о финикийских письменах у пирамид. Но в это время римская пропаганда, задавшись целью восполнить урон, понесенный на Западе, обратила внимание на потомков древних египтян – коптов; язык их сделался предметом изучения, чему содействовало и поступление в европейские библиотеки, особенно в Ватикан и Париж, рукописей из их монастырей. XVI и XVII вв. были богаты учеными, посвятившими себя коптскому языку, и чрез него обращавшими взор к древне-египетскому. Но классическая древность завещала, к сожалению, ложное представление о древнем Египте, как стране чудес и седалище высшей премудрости; трактат Гораполлона о поздних иероглифах поддерживал его; отсюда неудачи всех попыток найти ключ к иероглифам. Ученые были твердо убеждены, что последние не буквы и слоги, а непременно идеограммы, под каждой из которых скрывается какое-нибудь непременно очень мудреное, мистическое понятие. Таким путем, не умея прочесть ни одного иероглифа, они беззастенчиво переводили с обелисков, стоящих на площадях Рима, целые надписи, находя в них то описания близких к христианству таинств, то морально-политические рассуждения, то физические трактаты, то, наконец, псалмы Давидовы. Типичным представителем этого направления был ученый XVII в. иезуит Афанасий Кирхер, оставивший, однако, на ряду с абсурдными переводами, и здравую теорию о связи египетского языка с коптским. Исход из этого был естественен – занятия египтологией сделались признаком диллетантизма. Так продолжалось до самого конца XVIII столетия. См. Quatremere, Recherches sur la langue et la litterature de l'Egypte. 1808. Marestaing, Un egyptologue du XVIII siecle, le pere Kircher.
Литературный папирус: «Сказка о потерпевшем кораблекрушение» . Собрание Гос. Эрмитажа.
В 1798 г. была, как известно, предпринята наполеоновская экспедиция в Египет, имевшая не только военный, но и научный характер. Результатами ее были: во-первых, 24 тома текста и 12 атласов изображений «Description de l'Egypte», способствовавших своими прекрасными воспроизведениями древне-египетских памятников искусства поддержанию интереса к древнему Египту, и, во-вторых, так называемый Розеттский камень, с которого египтология датирует свое рождение. Этот камень найден в августе 1799 г. при земляных работах солдат у форта St. Julien возле Розетты; представлял он базальтовую плиту, на которой было начертано почетное постановление египетских жрецов в честь Птолемея V Епифана за оказанные им по усмирении восстания благодеяния храмам. Текст был редактирован на трех языках и тремя шрифтами: древне-египетском – иероглифами, разговорном языке времен Птолемеев – так наз. демотическим шрифтом, и греческом. Заключительные слова греческой редакции... τοις δε ιεροις χαι εγχωριοις χαι ελληνιχοις γραμμασιν... не оставляли сомнения в том, что две первые – оригинал последней. Присутствие в тексте собственных Имен подрывало веру в исключительную идеографичность иероглифов. Необходимо было предположить среди них существование алфавитных знаков. Еще датчанин Цоэга высказывал мнение, что слова, заключенные в египетских текстах в овалы, – собственные имена царей. Руководствуясь этим соображением, Франсуа Шамполлион (1790–1832) приступил к своим работам над Розеттской надписью. Первый толчок к занятиям древним Египтом дали ему результаты наполеоновской экспедиции и направили его сначала на занятия коптским языком, а затем египетской историей – на основании древних авторов. Еще будучи 17-летним юношей, составил он труд по этому предмету, а через три года выступил с рефератом о собственных именах в Розеттской надписи, заставляющих предполагать возможность алфавитных знаков. Неустанно работая, переходя от разочарований к открытиям, вынося неприятности и недоброжелательства, нередко уклоняясь от верного пути, он, наконец, пользуясь надписью на двуязычном обелиске, доставленной ему из Фил, успешно разложил на буквы имена Птолемея и Клеопатры, и затем, перейдя к Розеттской и другим известным в то время надписям, успел разобраться в сложном египетском шрифте, состоящем из нескольких сот знаков, фонетический характер большинства которых он окончательно признал 23 декабря 1821 г.; затем, пользуясь коптским языком, начал успешно переводить тексты, составил первый опыт грамматики и словаря. Кроме того, ему принадлежит прекрасное издание египетских памятников в 4 больших атласах: Monuments de l'Egypte et de la Nubie 1835 г. и cл. Эти результаты его путешествия 1828–9 г. выпущены уже после его смерти; к нему пояснительный текст – Notices descriptives – первое подробное описание памятников древнего Египта. Атласы были также изданы после его смерти в Италии его спутником Розеллини. (См. о Шамполлионе книгу Н artleben, Champollion, sein Leben und sein Werk. 2 тома. Berlin, 1906). После его ранней смерти, преемник ему не сразу нашелся. Выдвинулись люди, желавшие идти самостоятельным путем и полемизировавшие с Шамполлионом при его жизни; это были, в особенности, немцы Шпон, Зейффарт, итальянец Сальволини, петербургский академик Клапрот и русский грек Гульянов. Но их попытки, конечно, не привели ни к чему. Археологические изысканий прусской экспедиции, снаряженной Фридрихом-Вильгельмом IV, и работы ее руководителя, берлинского проф. Лепсиуса, скоро дали науке новую пищу в виде огромного количества памятников, изданных в 12 фолиантах «Denkmaler aus Aegypten und Aethiopien». Французская наука выдвинула в это время археолога Мариэттаи талантливых исследователей Руже и Шаба, которые направили египтологию на настоящий путь. Изучение открытого в 1867 г. Лепсиусом нового трех язычного, сохранившегося в целости, танисского постановления в честь Птолемея Эвергета доказало неопровержимо торжество молодой науки. Во второй половине XIX в. с пользой и успехом трудился на ее ниве Бругш, оставивший теперь уже значительно устаревшие справочные книги, словари, сборники надписей, а также обширные собрания частью сырого, частью слегка переработанного материала. В настоящее время изучению египетской древности посвящают себя ученые всех стран, всюду имеются прекрасные музеи, существуют специальные кафедры и специальные периодические органы, посвященные изданию и разработке памятников. Наконец, для охраны и извлечения последних из земли в Египте существуют правительственные Service des antiquites, постоянная французская миссия, английское общество Egypt Exploration Fund; постоянно предпринимаются раскопки и частными учеными. С успехом трудится в Египте и немецкое Orientgesellschaft. Археологические изыскания производятся также в определенных областях египетской культуры: Нубии, Оазах (экспедиции Бругша, Голенищева, Штейндорфа, 1899), Синайском полуострове (работы Weil'я, Les inscriptions egypt. de Sinai, 1904, и Flinders Petrie, Researches in Sinai, 1900). CM. E. Катаров, Прошлое и настоящее египтологии (Богословск. вестн., 1915).
Математический папирус. Собрание Гос. музея изобразительных искусств в Москве.
Первое известие о клинописи принес в Европу итальянский путешественник Рietrо dellа Vаllee в 1621 г. из Персеполя, где он срисовал несколько клинописных знаков и высказал предположение, что их надо читать слева направо. Он же вывез из Египта конто-арабский словарь и две мумии. В 1674 г. Сhardin в своем описании путешествия в Персию уже привел целую клинообразную надпись, а в 1762 г. граф Сауlus издал алебастровую вазу с именем Ксеркса, написанным тремя; клинообразными и египетским иероглифическим шрифтами. Различные путешественники за это время успели скопировать в Персеполе несколько новых текстов, большею частью трехязычных, но наиболее точные копии удалось сделать только в 1765 г. Карстену Нибуру, который в то же время распознал в клинописных текстах три различных системы и в простейшей из них – 42 алфавитных знака. Он же дал первые рисунки персепольских развалин. В 1802 г. датский академик Мюнтер определил силлабический характер второй системы и считал третью написанною идеографическими знаками; все три, когда они соединены на одной надписи, он совершенно верно считал переводами одного и того же текста на разные языки, причем на первом месте должен стоять господствующий язык т. е. для Персеполя – персидский. А так как первая система – наиболее простая и алфавитная, то он немедленно приступил к ее разбору. Четыре десятка ее знаков он разложил на гласные и согласные, руководствуясь априорным положением, что первые встречаются чаще. Затем, пользуясь зендским языком, стал, определяться какие гласные встречаются чаще. Таким путем, однако, ему удалось разобрать только две буквы – а и б; кроме того, он обратил внимание ученых на то, что в надписях повторяются те же группы знаков, иногда с видоизменениями в концах. Он распознал в этом повторение слов с различными падежными окончаниями. Дальнейший шаг сделал Гротефенд, воспользовавшись двумя небольшими надписями клинописью первого рода из числа привезенных Нибуром. Найдя в них параллельные тождественные группы знаков, он, руководствуясь предположением Тихсена, что в персепольских надписях надо искать титулатуру Ахеменидов, заключил, что наиболее часто встречающаяся группа знаков должна обозначать слово «царь», а предшествующая ей, различная в обеих надписях – имя царя. Таким образом он разложил обе надписи:
X царь а царь царь + βY c d
Z Царь а царь царь + βX царь + е с d
X, Y, Z – собственные имена; β и е – окончания падежа, а с и d – пока неизвестные группы знаков.
Взяв за образец титулатуру Сасанидов, Гротефенд предположил, что а – «великий»; царь + β – «царей», с – «сын», d – Ахеменид. Тогда получится: X, царь великий, царь царей, Y–а сын, Ахеменид, – Z, царь великий, царь царей, X–а царя сын, Ахеменид. Оставалось угадать собственные имена. В династии Ахеменидов было два случая, когда дед не был царем: отец Кира – Камбиз и отец Дария – Виштаспа. В данном случае дед царя не назван царем; он мог быть только Виштаспой, так как имя его по длине подходило к группе знаков и, кроме того, что еще более важно, имя царя начиналось теми же знаками, что слово «царь». Очевидно, это был Ксеркс, по-персидски Кшаярша, тогда как «царь» – «кшаятия». Недостаток материала и ошибочное предположение о полной тожественности древне-персидского и зентдского языков были причиной того, что Гротефенду удалось правильно определить на основании собственных имен только 9 знаков. Тем не менее, это был решительный шаг по пути разбора клинописи. Доклад об этом открытий Гротефенд сделал 4 сентября 1802 г. в заседании Геттингенского ученого общества, но в Германии он не имел успеха, и только французские ученые как следует оценили его. Так, следуя его системе, Бюрнуф в 1836 г. определил все знаки древне-персидского клинописного алфавита. Весьма важное значение для проверки работ Гротефенда и Бюрнуфа, а также для дальнейшего движения, имели работы Раулинсона. Этот англичанин служил офицером в персидской армии и, стоя на западной границе Персии, почти не знал об успехах европейской науки. Самостоятельно занявшись клинописью в 1835 г., он пришел к тем же результатам, что и Гротефенд, исходя из других надписей. Особенно плодотворно было открытие им громадной надписи, начертанной Дарием I на Бехистунской скале и повествующей об усмирении им многочисленных мятежей и низложении различных самозванцев, С большой затратой времени, средств и сил, с опасностью для жизни скопировал он эту трехязычную надпись, помещенную на высоте 100 футов от подошвы скалы. До 50 встречающихся в ней собственных имен дали возможность окончательно проверить чтение его предшественников, а самый текст, дал материал. (400 строк) для грамматики и словаря древне-персидского языка. Эта же надпись дала Раулинсону средство для проникновения в две другие системы клинописи. Более сотни силлабических знаков второй системы были разобраны им и Норрисом (1855); язык был признан, после долгих колебаний, наречием области Суз, новоэламским. Труднее было справиться с третьей системой. Она состояла из нескольких сотен знаков, но занимала меньше места, чем две предыдущие. Сначала полагали, что она не силлабическая, а идеографическая, т. е., что в ней каждый знак служит для изображения целого понятия. Но внимательное рассмотрение трехязычных надписей убедило, что, будучи переводом персидского текста, третья система заключает в себе и собственные имена персидских царей, написанные несколькими знаками, а следовательно, в ней есть если не буквы, то слоговые знаки. Еще Мюнтер в 1802 г. говорил, что некоторые знаки третьей системы напоминают те, которые начертаны на кирпичах, находимых в развалинах Вавилона. Богатые археологические находки Лэйярда и Ботта в Ниневии окончательно убедили ученых в тожественности третьей системы ахеменидских текстов с ассиро-вавилонской клинописью.
Ясно стало, что персидские цари после текста на своем и эламском языках поместили перевод на языке первенствующего культурного народа Азии. После многих недоумений этот язык признали семитическим, а шрифт его – смесью идеограмм с силлабическими знаками. После этого Xинксу, Опперту и др. удалось положить начало разбору вавилонской клинописи. Независимо от европейских, ученых, Раулинсон пришел к тем же результатам, разбирая на месте Бехистунскую надпись с привлечением одноязычных ассирийских. В своей работе, вышедшей в 1851 г., он дал перечень 246 вавилонских знаков с большей частью верными чтениями. В 1857 г. новая ветвь исторической науки «ассириология» могла уже выдержать первое испытание: по поручению Royal Asiatic Society ассириологи Раулинсон, Тальбот, Опперт и Хинкс прочли присланную каждому из них ассирийскую надпись. Их самостоятельные переводы оказались весьма близкими и сходными. В недавнее время обращено внимание на найденные в Вавилоне и теперь находящиеся в Британском музее глиняные таблички времен Селевкидов с клинописью в транскрипции греческими буквами. Эта транскрипция вполне подтверждает принятую в новой науке. О клинописи и ее разборе см. подробнее: Каиlеn, Assyrien und Babylonien, 1891. Астафьев, Древности вавилоно-ассирийские, 1882. Ср. Sаусе и Pinches, Greek transcriptions of Babylonian tablets (Proceedings of the Soc. Bibl. Arch., 24).
По всей области рек Тигра и Евфрата и в Сирии уже давно обращали на себя внимание выдающиеся из окружающей равнины холмы, которые заключают в себе развалины древних городов. Еще путешественники XVI и XVII вв. указывали на холмы против Моссула, как на место древней Ниневии. В конце XVIII в. папский представитель в Вавилонии, архиепископ Beauchamp обратил внимание ученых на холмы у Хилла, как на остатки Вавилона, а также на развалины к югу от Багдада на Тигре (Memoire sur les antiquites Babyl, aux environs de Bagdad, 1790), откуда уже мог послать во Францию памятники; английская Остиндская компания стала заботиться о составлении вавилонской коллекции, которая, найдя себе место в East India House в Лондоне, была родоначальницей богатейшего ныне собрания Британского музея. Последний скоро также получил новые приобретения науки в Вавилонии. Англичанин Рич, уполномоченный Остиндской компании в Багдаде, занялся описанием вавилонских развалин и издал в 1815 г. свою «Memoirs of the ruins of Babylon». Ему удалось побывать также в окрестностях Моссула, собрать и там древности, снять точные планы, составить подробные описания. Его разнообразная коллекция, выставленная в Британском музее, возбудила всеобщий интерес к библейскому Вавилону и Ниневии, и французский вице-консул в Моссуле. Поль Ботта начал в декабре 1842 г. раскапывать стоящий на месте Ниневии холм Куюнджик, но без особенных результатов. Тогда он перешел к другому холму – Хорсабаду, и здесь его работы увенчались успехом – были найдены остатки дворца царя Саргона; стены оказались покрыты прекрасными барельефами, которые тотчас же после открытия зарисовал художник Flandin. В 1846 г. результаты были доставлены в Лувр, и на счет правительства было предпринято роскошное издание их (Monuments de Ninive, в 5 томах).
Успехи французов возбудили соревнование англичан. В 1845 г. молодой англичанин Лэйярд (Layard) на средства мецената Кеннинга успешно начал раскапывать у Моссула холм Нимруд вверх по Тигру, место древнего города Калаха. Здесь он открыл интересные скульптуры и дворец Ассурнасирпала и, принявшись снова за оставленный французами Куюнджик, нашел впервые остатки ниневийского дворца. Открытия его побудили Британский музей дать ему средства для дальнейших работ. В 1849–51 гг. продолжалась вторая его экспедиция, в которой принял участие оказавший большие услуги ассириологии английский консул Рассам. Были раскопаны дворец Синахериба в Куюнджике, развалины дворца Тиглатпаласара в Калат-Шергате, древнем Ассуре, а также найдена во дворце Ассурбанипала его придворная библиотека. Это удивительное открытие до сих пор остается одним из неисчерпаемых сокровищ Британского музея. И другие находки Лэйярда превзошли все ожидания. Множество прекрасных барельефов, украшавших стены дворцов, вводили в самую жизнь ассириян, масса мелких древностей давала материал для археолога, а бесчисленное количество клинописных текстов еще ждало исследователя. Результаты экспедиции изложены в трудах: Layard, Monuments of Nineveh, 1849; Nineveh, and its remains (2т. 5-е изд.), 1850; Discoveries in the ruins of Nineveh and Babylon, 1853. Русский перевод: Путешествие и труды Лэйярда и открытие памятников Ниневии. Библиот. для чтения, 1857. После возвращения Лэйярда в Англию, его дело продолжали Рассам и Лофтус, также сделавшие интересные находки. Затем, до 70-х годов о Ниневии мало думали. Толчок к новому интересу подали работы Джорджа Смита над документами, найденными в библиотеке Ассурбанипала. Ему удалось найти среди них вавилонское сказание о потопе и другие части эпоса Гильгамеша. Сообщение его произвело такую сенсацию, что редакция «Daily Telegraph» дала Смиту 1000 гиней (10000 руб.) на отыскание недостающих частей эпоса. В 1873 г. Смит отправился в Ниневию, и ему действительно удалось в Куюнджике найти то, чего он искал. Впоследствии его посылали еще два раза производить раскопки, и он нашел немало новых памятников ассирийской литературы исторического и религиозного содержания; его работы и издания найденных и разобранных им космогонических текстов имели необыкновенный успех и были одной из причин пробуждения того интереса к Древнему Востоку, который так силен в Западной Европе, особенно в Англии. После него раскопки продолжал неутомимый Рассам. Получив, благодаря содействию Лэйярда, теперь уже британского посланника в Константинополе, необычайные льготы, он, однако, стал слишком злоупотреблять ими и обратил археологические изыскания в спорт, копая сразу во многих местах и гоняясь лишь за необычайным. Наиболее важной находкой его на этот раз были знаменитые балаватские бронзовые врата с прекрасными мелкими барельефами, изображающими подвиги Салманасара II. После его возвращения в 1882 г. в Англию, Ниневия не видала исследователей до, 1903 г., когда экспедиция Британского музея с Кингом и Томпсоном во главе вновь принялась за Куюнджик и открыла остатки разрушенного храма Набу. В том же году немецкое Orientgesellsehaft начало производить раскопки в Калат-Шергате, древнем Ассуре, и обследовало памятники, начиная с древнейших времен ассирийского царства и кончая эпохой его падения. Найдено множество надписей, громадное количество таблеток из храмового архива, остатков частных домов и погребений самого разнообразного типа.
Вавилония долго после Рича не привлекала археологов, только в 1852–4 гг. французское правительство снарядило сюда экспедицию под начальством Френеля и Оппертa. К несчастью, ее результаты погибли, потонув в Тигре. В 1854 г. англичане Тэйлор и Лофтус открыли под холмами Варка и Мукайяр развалины городов Эреха и Ура, интересных также и для библейской истории. В том же году Раулинсон обследовал башню Бирс-Нимруд, которая оказалась описанным у Геродота храмом с семью этажами. Дальнейшие разыскания Рассама установили, что эта местность – Борсиппа, предместье Вавилона, лежавшего на противоположном берегу Евфрата. В 1876 г. Рассам и Раулинсон копали холм Абу-Хабба, который оказался местом древнего Сиппара с его знаменитым храмом бога солнца Шамаша, состоявшим из 300 зал и помещений для жрецов, архивов и т. п. В архивах найдено множество клинописных табличек делового содержания: храм служил также присутственным местом для сделок разного рода. В 1877 г. начал свои плодотворные изыскания в лежащем еще далее к югу холме Телло француз де-Сарзек. Здесь были найдены развалины храмов и дворцов, превосходящих по древности все, до тех пор найденные в этих местах. Памятники культуры, процветавшей здесь еще до основания Вавилона, состоят из великолепных диоритовых статуй, сосудов, бронз и великого множества клинописных табличек. Все это является в настоящее время лучшим украшением Лувра. См. Е. de-Sarzec, Decou-vertes en Chaldee. – После смерти de-Sarzec'а раскопки продолжал с 1903 г. капитан Сrоs, успевший сделать важные открытия. См. Сrоs, Неuzеу и Тhurеа и Dangin, Nouvelles fouilles de Tello. Paris, 1910–11.
В последнее время Вавилонию исследуют, главным образом, немцы и американцы. В 1887 г. Петерс снарядил экспедицию от Пенсильванского университета. Раскопки производились на холме к юго-востоку от Вавилона, заключавшем в себе развалины знаменитого древнего города Ниппура, и привели к богатым результатам. Нашли большой храм бога Энлиля, основанный еще раньше храмов, найденных в Телло, бывший одним из главных мест паломничества и переживший много эпох истории. От всех их остались интересные следы, а в архивах множество деловых документов, главным образом, XVIII–XIII вв. и даже персидских времен. Найдены также гробницы, что особенно интересно, так как погребальный культ в Вавилонии нам мало известен. Раскопки потом были возобновлены под руководством проф. Гильпрехта. Весной 1900 г. найдена богатая храмовая библиотека. Результаты экспедиции публикуются в ряде томов «The Babylonian Expedition of the University of Pennsylvania» с 1896 г. См. еще Peters, Nippur. 2 т., 1898. В 1899 г. начала свои работы в Вавилоне экспедиция, снаряженная немецким Orientgesellschaft, под руководством Кольдевея. Исследовали дворец Навуходоносора и великий храм Мардука, открыли священную дорогу, по которой направлялись праздничные процессии Вавилона в лежавшую напротив Борсиппу, установили план Вавилона и т. п. В 1902 г. немцы раскопали холм Фара, заключавший в себе развалины весьма древнего, «допотопного» города Шуриппака, на месте которого потом не было поселения. Здесь открыты храмовая башня и интересный некрополь, равно как под соседним холмом Абу-Хатабом (др. Киссура). Отчеты помещаются в малодоступных «Mitteihmgen» Общества. В 1903–4 гг. американская экспедиция сделала интересные находки (между прочим, найдены древнейшие сумерийские статуи) под холмом Бисмайя (др. Адаб).
Важными для разрешения проблем истории и этнографии древнейшего Сеннаара, оказались археологические исследования, произведенные Pumpelly по почину Carnegie Institution в Вашингтоне в 1903–4 гг. в Закаспийской области и близ Ашхабада, а также немецкой экспедицией Губерта Шмидтав Мерве. Найденные ими доисторические культуры обнаружили, повидимому, некоторые параллели к памятникам древности «к западу от Иранского плоскогорья» и дали повод к предположениям о выселении сумерийцев с востока.
В 1894 г. персидский шах разрешил Франции производить раскопки во всей Персии, под условием уступки персидскому правительству половины найденного. В 1900 г. за французскими учеными была признана монополия археологических изысканий. Конечно, прежде всего было обращено внимание на область, граничившую с древней Вавилонией, имевшую с ней общую культуру и игравшую роль в ee истории – Элам, т. е. Сузиану. Результаты раскопок, предпринятых здесь де-Морганом, превзошли самые смелые ожидания. Были найдены памятники, всех эпох, начиная с доисторической (между прочим, архаическое письмо). Не говоря уже о древностях эламского царства, история которого теперь, в общем, может быть уже написана, начиная с доисторических времен, археолог нашел замечательные произведения вавилонского происхождения, доставленные в Элам в качестве военной добычи. Результаты экспедиции делаются доступными ученым в прекрасном многотомном издании «Delegation en Perse». Клинописный материал разрабатывает ассириолог иезуит Sсhеil.
Французские археологи наиболее потрудились и для изучения культуры, сменившей в Сузиане эламскую – персидской.
Еще в 1840–1 гг. Flandin и Соstе, а несколько позднее Fеrgussоn и Техiеr, определили положение и общий план Персеполя и его дворцов, а также нашли интересные скульптуры и реконструировали тронную залу Ахеменидов (Ападана). В 1895 г. супруги Dieulafoy производили изыскания в Сузах. Был найден дворец Артаксеркса I, построенный на месте сгоревшего дворца Дария. Удалось из кусочков собрать замечательные эмалевые фризы, изображающие шествие львов и воинов царской гвардии (к сожалению, при реставрации недостающие части были подделаны), найдено также много раскрашенных изразцов с растительным орнаментом, украшавших парапеты дворцов, и, наконец, колонны со своеобразной капителью из быков. Всеми этими сокровищами гордится Лувр, единственный из европейских музеев, обладающий большой коллекцией древне-персидских памятников. См. Flandin – Coste, Voyage en Perse. Dieulafoy, L'Acropole de Suse.
В начале нашего века работали в Персии King и Thompson, занимавшиеся главным образом новым сличением Бехистунской надписи. Это было весьма трудное в техническом отношении предприятие: приходилось работать, вися на канате в 70 метров. Результаты изданы в 1907 г. под заглавием: The sculptures and inscriptions of Darius the Great... A new collation of the Persian, Susian and Babylonian text with English translations.
Область, примыкавшая к ассиро-вавилонской культуре с севера – Ванское царство, – появилась на горизонте историков с 1840 г., когда был издан отчет об экспедиции француза Шульца в Армению в 1827 г., с приложением 42 найденных здесь клинообразных надписей. С тех пор мало-по-малу делались известными новые надписи, и теперь их в распоряжении ученых более сотни. Так как они написаны на туземном языке, то чтение их потребовало подготовительных работ и была облегчено существованием ассиро-ванской двуязычной надписи. После первых неудачных попыток, их стал удовлетворительно объяснять Guуаrd (1880), потом англичанин Сэис. В 1894 г. Московское археологическое общество снарядило экспедицию под руководством М.В. Никольского в русское Закавказье для отыскания новых и проверки старых надписей, а также для изучения древней географии и топографии области Ванского царства. Экспедиция с успехом исполнила эти поручения, и результатом ее работ был, между прочим, прекрасный том – сборник надписей, найденных в русской Армении, c фототипическими воспроизведениями как текстов, так и видов мест их находок (5-й т. «Материалов по археологии Кавказа»). К сожалению, ее деятельность ограничилась только русской Арменией, а потому результаты снаряженной в 1898–1900 гг. немецкой экспедиции Лемана и Белька, обследовавшей как русскую, так и главным образом турецкую и персидскую Армению, были несравненно богаче. В 1911–12 г. И. А. Орбел и был командирован Академией наук в Ванскую область, между прочим, для изучения ванской старины. Результаты командировки из памятников клинописи и искусства, сделавшись предметом изучения Н. Я. Марра и Б. В. Фармаковского, выяснили важность изучения ванской старины, между прочим, и для понимания археологического прошлого нашего Юга. Все это привело Русское археологическое общество и Академию наук к убеждению в необходимости систематического изучения Ванской области. Война ускорила начало этого дела, временно отдав последнюю в наши руки. Уже с начала войны стали с фронта приходить известия и письма о находках клинообразных надписей, затем и самые надписи в фотографиях, эстампажах и натуре. Зимняя экспедиция 1915 г. в Ван С. В. Тер-Аветисяна дала, между прочим, фотографии 20 клинообразных надписей, большею частью найденных в свое время немцами и до сих пор не изданных. В конце мая 1916 г, отбыла из Петрограда экспедиция во вновь занятые местности, снаряженная по почину Археол. общества (Н. Я. Марр и И. А. Орбели). Проработав в Ване до конца июля, экспедиция открыла, между прочим, три больших клинообразных надписи, составляющих одно целое в 100 строк, повествующих о постройках и 23 походах ванского царя Сардура II. Это – одна из самых больших и важных ванских надписей: ее значение может быть сравнено с тем, какое имеют карнакские анналы Тутмоса III, Бехистунская надпись и т. п.
Ванское царство, примыкая в культурном отношении в ассиро-вавилонскому миру, этнографически стоит ближе к области третьей древне-восточной культуры – хеттской, распространенной по Малой Азии и Северной Сирии и замеченной еще, начиная с 40-х годов XIX в., путешественниками (напр., Тексье). Попытки читать загадочные иероглифы этих памятников делались и делаются постоянно. Над ними трудились Мессершмидт, Кондер, Сэйс, Иенсен, Клюге, Глейе и др., но пока без общепризнанного успеха, что и понятно, в виду того, что в данном случае у науки нет средства, давшего ей ключ к чтению египетских иероглифов или клинописи – нет двуязычных надписей. До сих пор известна только одна печать, на которой стоит имя царя Таркудиму, начертанное клинописью; несколько стоящих тут же хеттских иероглифов, может быть, представляют транскрипцию этого имени, а может быть и не имеют к нему никакого отношения; во всяком случае, их недостаточно для отыскания ключа к чтению больших текстов. [Резко изменилось дело после работ Грозного, который дал теперь ключ к чтению хеттских иероглифов в своем фундаментальном труде (В. Нrоznу, Les inscriptions ffittites hieroglyphique. Praha. I–II. 1933–1934)]. Поэтому до сих пор приходится довольствоваться накоплением археологического материала. Наиболее плодотворной была экспедиция, предпринятая сюда в 1890 г. из Оксфорда Рамзеем и Хогартом. Были обследованы главные местности Каппадокии и собрано достаточное количество хеттских памятников. В 1893 –4 гг. в Малой Азии работали француз Шантр и академик Я. И. Смирна в, сообщившие интересные находки, между прочим, и хеттских древностей. Еще раньше русский генерал Люндеквист впервые открыл древности Мараша, города, лежавшего на границе хеттского и семитического, сирийского мира (подробнее см. в моей брошюре: к истории хеттского вопроса, 1901). Памятники ближайшего к нему семитического, или скорее семитизированного царства Самаля нашла в 1889 г. экспедиция, снаряженная немецким Orient-Comite, под холмом Зендширли. Характерные произведения этой своеобразной смешанной культуры, состоящие из интересных, хотя и грубых барельефов, колоссальных царских статуй и идолов с надписями, сосудов, архитектурных обломков и т. п., представляют в настоящее время украшение Берлинского музея. В самой Месопотамии, в Тель-Халер немецкий археолог Ф. Оппенгейм также нашел памятники, примыкающие к хеттскому стилю. Здесь найдены барельефы религиозного и светского характера, остатки огромного дворца и храма, множество статуй, керамики и мелких предметов. В то же время американцами сделаны важные открытия в Сардах, дающие новые указания на родство лидян с этрусками. Найденная лидийско-арамейская двуязычная надпись, может быть, поможет разрешению филологических вопросов. В 1906 г. в центре хеттской культуры, Богазкеое, производил раскопки проф. Винклер, сделавший замечательные открытия, знаменующие новую эру в изучении культуры Древнего Востока. Hogarth, Woolley и Lawrence исследовали Кархемиш и соседние холмы и сделали много ценных находок: в 1914 г. вышел первый том их изд. «Carchemish».
Что касается до собственной Сирии, то здесь до самого недавнего времени было сделано немного, несмотря на весь интерес, какой имеют для христиан и евреев места, освященные библейскими воспоминаниями. Здесь никогда не прекращалась историческая жизнь, и население всегда было густо, отчего древние памятники шли на новые потребности, и древние культурные слои загромождались множеством: более новых. Долго даже финикийские надписи, попадавшиеся уже с XVII в; на берегах и Островах Средиземного моря, были недоступны пониманию археологов, пока не была (1735) издана двуязычная греко-финикийская надпись, найденная на Мальте, и не дала возможности англичанину Swintоn'у и французскому аббату Barthelemy, нашедшим ключ к алфавитным финикийским текстам, убедиться окончательно в чистом семитизме финикийского языка (см. подробнее в моей брошюре: Очерк истории изучения финикийской древности. Спб., 1893). Экспедиции для раскопок, посылавшиеся в Финикию, имели долгое время малоосязательные результаты. Одна из самых крупных была предпринята в 1860 г. Ренаном по повелению Наполеона III (результаты изданы в труде «Mission en, Phenicie»). Хотя ее работы и весьма важны для науки, все же добыто ею гораздо меньше того, что при таких же затратах добывалось в Египте или Ассирии. К тому же найденные памятники все сравнительно позднего времени. Более успешны были раскопки на, Кипре (Чеснолы, Чеккальди и Рихтера) на Крите (Эванса) и в Карфагене, ведущиеся по почину кардинала Лавижер и французскими монахами – peres blans – с 1876 г. В 1903–4г. в Сидоне производил; раскопки Оттоманский музей (Макриди-беи) с субсидией барона Ландау. Об археологических открытиях в колонизованном финикиянами Карфагене см. Dеlattrе, Les tombeaux puniques de Carthage. Lyon, 1890. Его же, Necropole punique de S. Louis. L., 1896, и дальнейшие отчеты о карфагенских раскопках в журнале Cosmos. В 1912 г. обнаружены, повидимому, финикийские остатки в Севилье, давшие повод помещать здесь библейский Фарсис (раскопки англ. археолога Wishaw).
Палестина, конечно, всегда была предметом интенсивного внимания науки. Во многих странах существуют Палестинские общества, включающие в свою задачу и всестороннее изучение ее. И б. Православное палестинское общество имело ученый отдел, сделавший не мало для палестиноведения. В Иерусалиме даже создался русский музей местных древностей. Целый ряд западно-европейских религиозных конгрегации посвятил себя археологическому изучению страны библии. Раскопки в Палестине представляют исключительные трудности, так как страна была все время обитаема, и один период сменял непосредственно другой. На одном и том же холме селились представители различных культур и национальностей, начиная от хананеев и их предшественников и кончая арабами, крестоносцами и нашими современниками, почему такой холм (tell) заключает в себе несколько городов, построенных один поверх другого. Будучи разрушен, город поднимал уровень холма и составлял наслоение, в котором сохранялись фундаменты, обломки и остатки утвари и предметов культа. Таких наслоений иногда были целые десятки, подобно геологическим, отложениям. Они бывают различной толщины, в зависимости от продолжительности существования города; каждое из них имеет особенности, отличающие его от смежных. Случается, конечно, что предметы из одного слоя проникают в другой, или потому, что ими пользовались позднейшие обитатели, или случайно – от дождя и т. п.
Опытный археолог сумеет разобраться в этом, отнести каждую вещь к соответствующей эпохе и установить относительную археологическую хронологию, подтверждаемую эпиграфическими или другими находками, хронология которых несомненна. Таким путем раскопаны: Лахиш–Флиндерсом Петри и Блиссом в 1902 г., Геф–Блиссом в 1900 г., Гезер – Макалистером – 1902, Тааннек – Зеллином в 1902–3, Мегиддо – в 1905 – немецк. археологами (главным образом Шумахером). Гарвардским университетом – Самария – 1911– 12, английским Palestine Exploration Fund – древний Бет-Шемеш (Вифсамис). [Существовал и] существует ряд ученых журналов, посвященных палестиноведению, напр.: Православный палестинский сборник, Сообщения Православного палестинского общества, Zeitschrift d. Deutschen Palestine Vereins, Palestine Exploration Fund, Revue Biblique. CM. Vincent, Canaan. Par., 1907.
Самая южная область семитического мира – Аравия, – несмотря на свою замкнутость, особенно привлекает внимание ученых. Впервые южно-арабские надписи попали в Европу в 1810 г., когда наш соотечественник 3етцен прислал из Мохи копии пяти ничтожных cавейских надписей. В 1845 г. французский путешественник Арно списал в Марибе, Сане и Сирвахе 56 надписей и 20 амраиских бронзовых дощечек. Явилась возможность ознакомиться с химьяритским языком. В 1869 г. французский семитолог Галеви, переодевшись в костюм бедного палестинского еврея, собрал в Аравии более 70 текстов; ему первому из европейцев удалось проникнуть к северу до Неграна и Верх. Джофа, области древнего царства минеев. Но еще более ценны результаты четырех экспедиций неутомимого археолога Глазера (1882–4, 1885–6, 1887–8, 1892–4), открывшего множество надписей и древностей, в том числе длинных текстов. Приучив своих бедуинов делать эстампажи, он рассылал их во все стороны, а сам, сидя в Сане, собирал и проверял их работу. В настоящее время эта отрасль востоковедения обладает богатейшим: материалом и обещает привести к важным и неожиданным результатам, но пока, к сожалению, материал этот издается крайне туго и продолжает лежать в музеях, библиотеках и записных книжках путешественников. В 1890 г. англичанин Бент нашел савейские надписи на противоположном берегу Чермного моря, в африканской: Абиссинии. См. D. Н. Мuller, Epigraphische Denkmaler aus Abessinien.
Покорение англо-египетскими войсками Судана (1900) и приобщение Южной Нубии к культурному миру обусловили возобновление прерванных после Лепсиуса. систематических научных исследований и в этой области Древнего Востока. В Хартуме был устроен музей нубийских, особенно мероитских древностей. С 1897 до 1905 г. хранитель египетского отдела Британского музея Budge четыре раза командируется в мероитскую Эфиопию для производства изысканий. Результаты см. в книге: The Egyptian Sudan, 1905–6. В 1906–7 г. в Нубию, как в нижнюю, так и в суданскую, был командирован чикагский египтолог, проф. Breasted, сообщивший результаты своих работ в двух отчетах в American Journal of Semitic Languages. С 1907 г. Пенсильванский университет ведет археологические работы в южной части местности между первым и вторым катарактами. Пока найдено много замечательных остатков мероитской культуры с I в. до н. э. по III в. н. э. С 1909 г., по почину Ливерпульского университета, в широких размерах ведутся археологические изыскания в Мероэ. Gаrstang и Sаусе открыли остатки царских, дворцов и храма Солнца, и в них много замечательных предметов искусства и художественной промышленности, барельефы исторического содержания, надписи. Одновременно начала работу в Нубии и Судане экспедиция Оксфордского университета. Памятники искусств и ремесел описывают Mac-Iver и Woolley, a находимые мероитские надписи исследуются Griffith, который близко подошел к разбору и чтению этих загадочных текстов. См. Есklеу В. Сохе jun. Expedition to Nubia. I. Areika. Oxford, 1909. II. Karanog, 1910. Sаусе, Garstang, Griffith. Meroe, 1911.
Научная разработка собранного материала не заставила себя долго ждать. До его открытия ученым приходилось топтаться на месте, собирая и комментируя известия; древних классиков и библии. Этот подготовительный период дал не мало почтенных трудов, имеющих значение и теперь, как своды классического материала, напр. Я Bunsen, Aegyptens Stelle in d. Weltgeschichte. Ham., 1845. Jablonski, Pantheota Aegyptiorum. Франкф.-на-М., 1701. Восhart, Ghanaan. Франкф.– на-М., 1681. Selden, De diis Syris. Лейпц., 1672. Heeren, Ideen. 3 части в 6 томах. Gottingen, 1824 –1826. Movers, Die Phonizier. I–III. Bonn, 1841–1856. Stark, Gaza und die Philistaische Ktiste. Иена, 1852. Niebuhr, Geschichte Assure und Babels. Берл., 1857.
Открытия новых источников произвели, конечно, переворот в науке и вызвали потребность пересмотра древне-восточной истории. Но на этом пути было не мало увлечений. Открытий делалось слишком много; находки первостепенной важности быстро следовали одна за другой; некогда было разобраться в материале и тщательно изучить его. Ученые, казалось, забыли, что древние культуры жили тысячелетия и не могли не иметь истории и развития. Данные времен Птолемеев применялись без оговорок для суждения об эпохе за 3 000 лет до н. э.; по ассирийским текстам судили о древнем Вавилоне, не хотели понять также, что и языки, и религии имели свое развитие и видоизменялись в течение веков. Ко всему этому присоединилась популяризаторская горячка. Молодые науки еще сильно нуждались в кропотливых предварительных изысканиях, в расчленении, классификации материала. Однако, это не мешало ученым браться за большие труды общего характера, носившие к тому же популярный характер и рассчитанные на широкую публику. Много скороспелого, непродуманного и ненадежного появлялось тогда в ученой литературе и вызывало отповедь и недоверие со стороны трезвых умов. Так, великий ученый Гутшмид в 1876 г. зло осмеял недочеты ассириологии в статье Neue Beitruge zur Geschichte d. alten Orients. Потребовался авторитет и эрудиция самого главы немецких ассириологов, Эбергардта Шрадера, чтобы оправдать научность новой отрасли востоковедения (Keilinschriften und Geschichtsforschung, 1878). Но не мало и почтенных, солидных трудов, особенно по части издания памятников и их разработки, оставил нам первый период истории египтологии и ассириологии (до 80-х годов). Назовем труды Бругшa: Thesaurus inscriptionum Aegyptiacarum, «где собрано множество египетских надписей самого разнообразного содержания. Aegyptisches Worterbuch, Geschichte Aegyptens unter den Pharaonen (имеется русск. перев.). Religion und Mythologie d. alt. Aegypter, Die Aegyptologie и мн. др. Все они, конечно, сильно устарели; все стоят на старой точке зрения неподвижности египетской культуры; но, благодаря обилию собранного материала, к ним и теперь приходится обращаться. К тому же времени относится и прекрасное издание corpus'a клинообразных надписей Британского музея в 5 больших фолиантах (Cuneiform inscriptions of Western Asia), за которым в недавнее время последовало продолжение(Cuneiform texts), а также начало издания знаменитого предприятия Парижской академии надписей – Corpus inscriptionum Semiticarum. Пока изданы финикийские, арамейские и южно-арабские надписи. – Тогда же возникли и специальные органы, посвященные Древнему Востоку: Zeitschrift fur agyptische Sprache und Alterthumskunde, Recueil de travaux relatifs a l'archeologie et la pbilologie egyptiennes et assyriennes и Proceedings of the Society of Biblical Archeology. Была сделана и попытка перевода всех наиболее важных иероглифических и клинописных текстов на английский язык, так наз. серия Records of the Past, но вполне удачной назвать ее нельзя. То же самое, но еще в большей мере, следует сказать о труде Menant, посвященном летописям ассирийских царей: им пользоваться и тогда можно было только с большой осторожностью. Все-таки заслугой этих книг (между прочим, и русской переработки книги Menant, сделанной проф. Астафьевым, – Древности вавилоно-ассирийские) было, развитие интереса к Древнему Востоку в широких кругах общества. С этой стороны заслуживают упоминания и романы Эберса.
Были и попытки общих обзоров истории Древнего Востока. Наибольшею известностью пользуются книги Ленормана и Масперо. Многотомная история Ленормана (9-е изд., 1881), удостоившаяся двукратного перевода на русский язык, не заслуживает внимания: ее автор, талантливый ученый, не свободен от фантастических построений и необдуманных выводов. Труд Масперо, Histoire ancienne des peuples de l'Orient (первое издание 1875) в настоящее время пользуется наибольшим распространением; в 4-м издании он переведен на русский язык, а в 5-м расширен до 3 больших томов с прекрасными иллюстрациями и обильными ссылками на всю литературу до 1896 г. Здесь едва ли не впервые история Древнего Востока изложена как цельный период всемирной истории, а не как механическое соединение историй отдельных государств. Масперо – великий египтолог, а потому в его труде написана по источникам и имеет самостоятельное значение главным образом история Египта. Недостатком книги можно считать слишком догматический тон.
Имя Масперо вводит нас уже во второй период истории нашей науки. Накопление материала и увеличение числа ученых сил, а также более трезвое отношение, дали возможность углубиться в открытые источники, классифицировать их и распознавать эпохи. Масперо и Эрману принадлежит заслуга провести этот исторический метод в своих работах; первый последовательно применил его к истории египетской религии (в своих замечательных статьях в Revue de l'histoire des religions), и тем совершенно упразднил систему Бругша; второй (особенно в своей прекрасной книге Aegypten und aegyptisches Leben) – к египетским государственными бытовым древностям и языку. Оба они создали школы молодых ученых, которым наука обязана весьма важными открытиями и разработкой многих существенных вопросов египтологии. Открытия древнейших памятников Вавилонии поставили на очередь применение того же метода к истории Вавилона и Ассирии (напр., в истории вавилонской религии Jastrоw'а, сначала написанной по-английски, потом вышедшей в значительно расширенном немецком издании: Die Religion Babyloniens und Assyriens), и в настоящее время ассириологи с успехом трудятся над изучением древнейших периодов истории Передней Азии, давая обильный материал для специальных периодических изданий: Zeitschrift fur Assyriologie, Beitrage fur Assyriologie, Assyriologische Bibliothek, Revue d'Assyriologie и др. Появилось и издание полных переводов клинописных текстов, сделанных немецкими учеными, объединившимися около главы немецкой ассириологии Шрадера – в сборнике Keilinschriftliche Bibliothek. Здесь в шести томах даны транскрипции и переводы летописей, строительных надписей по царствованиям, юридических текстов, документов из Телль-Амарны, религиозной и эпической поэзии. С 80-х годов появились и новые общие труды по истории Древнего Востока. В 1884 г. вышел первый том знаменитой Geschichte des Altertums Эдуарда Мейера, представляющий замечательный опыт построения истории Древнего Востока на основании доступного в то время материала. Книга была образцовым компендием в течение 25 лет. На ряду с нею появляются другие ценные коллективные труды – наука уже стала разветвляться. Материал настолько разросся, что для одного лица разработка истории всех народов Древнего Востока сделалась задачей нелегкой, и удобнее было разделить труд между несколькими специалистами. И вот появляются такие коллективные труды. В Allgemeine Geschichte in Einzeldarstellungen, под редакцией Онкена, Египет написан Дюмихеном и Эд. Мейером, Финикия – Пичманом, Ассиро-Вавилония – Гоммелем, Персия – Юсти. Все эти труды весьма обширны и стараются соединить строгую научность с доступностью изложения. Конечно, они уже значительно устарели. Труд Пичмана при всех своих недостатках (доведен только до персидского времени и не обнимает всех сторон культуры) – пока единственный после Моверса (в 40-х годах) по истории финикиян, выходящий за пределы краткого очерка или статьи. В то же время готская фирма Пертеса выпустила серию Handbucher fur alte Geschichte, в которой история Египта принадлежит Видеману, Ассиро-Вавилонии – Тиле, Израиля – Киттелю, Мидии и Персии – Прашеку. Это – весьма почтенные труды, хотя частью и устаревшие. Книгу Видемана, конечно, нельзя назвать историей – это хорошее справочное пособие, в котором перечислены все известные ко времени выхода ее (1888) источники в порядке царствований, и притом большею частью лишь те, в которых упоминается тот или другой царь. Труды Тиле и Киттеля принадлежат пока к наилучшим среди общих историй Ассирии и Израиля. Тиле принадлежит еще краткая всеобщая история древних религий, написанная первоначально по-голландски, но переведенная на многие языки. При всех знаниях и талантливости автора, едва ли под силу одному ученому самостоятельное обозрение всех религий древности. В этом отношении следует поставить выше коллективный труд по истории религий, изданный под редакцией Шантепи-де-ля-Соссэй, имеющийся: и в русском переводе. В нем египетская и вавилонская религии написаны хорошими знатоками этого дела – Ланге и Иеремиасом. В недавнее время появились еще труды по египетской религии, написанные Эрманом, Штейндорфом, Навиллем, Брестедом. Упомянем еще о попытке всеобщей истории древнего, и в частности восточного искусства, принадлежащей Perrot и Chipiez (Histoire de l'art dans Pantiquite), в десяти больших томах. Это – весьма ценный, основной труд, недостатком которого является, впрочем, излишняя растянутость. Особенно ценны части, посвященные финикийскому, ассирийскому и персидскому искусству. Конечно, во многих частях он уже сильно устарел: после его появления наука обогатилась, такими открытиями, и художественный материал так разросся, что новый большой труд по истории искусства Древнего Востока является настоятельной необходимостью. Работы Масперо (Archeologie Egyptienne, 1887; Egypte в серии Ars una, 1912, есть русский перевод, и др.), Г. Ф. Биссинга (Denkmaler ágypt. Sculptur. 1906–11 и др.), Капарa (Les debuts de l'art en Egypte, 1904 и др.) могут считаться только подготовительными к такому труду. Проф. Ф. И. Шмидту принадлежит попытка на основании истории искусства исследовать ход исторической эволюции. Первый том, содержащий введение, искусство Древнего Востока и крито-микенского мира, вышел под заглавием: Законы истории. Введение к курсу всеобщей истории искусства. Харьков, 1916.
Обращали на себя внимание и научные приобретения древне-восточных народов. Radet, Cantor, Oppert и Бобынин писали об египетской математике; иезуиты Strassmaiеr и Еррing – о вавилонской астрономии (Astronomisches aus Babylon и др.); бар. Oefele, В. Модестов занимаются древне-восточной медициной и написали несколько чрезвычайно ценных исследований в этой области (первому принадлежат Vorhippokratische Medizin, Keilschriftmedizin in Parallelen и мн. др.).
Неожиданные открытия конца XIX в. в области древне-вавилонской культуры в связи с находкой Телль-Амарны и доисторических памятников Египта, а также с открытием второстепенных культур и народов Древнего Востока, произвели новый переворот в науке. Мы теперь переживаем уже третий период ее истории, в котором долгое время главными двигателями были немецкие ученые, принимавшие лично до мировой войны деятельное участие в извлечении из земли остатков древних культур (немецкое Orientgesellschaft). Роль Вавилона и его влияние на культуру человечества теперь выступили более ярко; вместе с тем, подавляющая масса делового материала дала возможность заняться экономической стороной жизни древне-восточных народов, их политикой и государственностью; история Древнего Востока начинает становиться историей в настоящем смысле этого слова, скелет начинает облекаться в плоть и кровь. Представители точных наук приходят на помощь ориенталистам-историкам в вопросах хронологии (см. ниже), антропологии, геологии и палеонтологии; они вместе со специалистами по доисторической археологии содействуют уяснению вопросов о происхождении рас Древнего Востока (Вирхов, Люшан, Эттеркинг, Швейнфурт и др.) или стараются уяснить геологическое и доисторическое прошлое их стран (de-Morgan, Les premieres civilisations, 1909), Открываются новые широкие горизонты, археология и лингвистика обещают содействовать снятию завесы с великого вопроса о происхождении и связи восточных культуру заговорили об едином миросозерцании единой эпохи человеческой культуры, загоревшейся на заре истории у устьев Евфрата и оттуда распространившейся во все стороны. Но тут-то и начинаются увлечения. Берлинское Vorderasiatische Gesellscbaft, уже самым именем своим доказывающее расширение кругозора, в лице своих талантливых представителей: Винклера, Штукена, Мессершмидта, Вебера, Хюсинга и др., идет слишком далеко по этому пути. В ряде своих изданий они хотят заставить весь мир, все человечество, не исключая Японии и до- колумбовской Америки, видеть в Вавилоне своего учителя; все мифологии мира они выводят из вавилонского звездочетства; в самой истории Древнего Востока они распоряжаются произвольно, не стесняясь самыми смелыми гипотезами и самыми рискованными построениями. Подвергая полному пересмотру материал, они слишком стараются везде говорить новое и слишком злоупотребляют правом историка заключать о предыдущем на основании более известного последующего. При этом они теряют всякую историческую и лингвистическую перспективу. Такими недостатками страдают и их общие, написанные для широкой публики труды: Geschichte Babyloniens-Assyriens и Geschichte Israels Винклера и третий том Weltgeschichte Гельмольта, написанный Винклером и Нибуром. При всей талантливости изложения, ставящего новые точки зрения, книги эти требуют при пользовании большой осторожности; смелые авторы мало считаются с затруднениями. Не вполне свободна от указанных недостатков и популярная серия, предпринятая Vorderasiatische Gesellschaft под заглавием Der alte Orient. Впрочем, этот ряд написанных специалистами популярных брошюр по различным отраслям древне-восточной истории уже гораздо осторожнее и большею частью дает только то, что твердо установлено в науке. Но есть и исключения. Особенно ярко и грубо проявились все отрицательные стороны нового направления в переработке Винклером и Циммерном знаменитого труда проф. Шрадерa, Keilinschriften und das alte Testament и во втором издании книги Jеrеmias'a, Das alte Testament im Licbte des alten Orients. Авторы привлекли к делу богатейший материал клинописи и семитической археологии, дали множество ценных заметок и экскурсов, сообщили своим трудам даже общую идею, но при этом наполнили их невозможными сопоставлениями и комбинациями. Если в других своих трудах Винклер свел на солнечные и звездные мифы всю ветхозаветную историю до Давида, то здесь он, вместе с Циммерном, вывел из Вавилона всю христианскую догматику. В связи с этим следует упомянуть и о знаменитом споре по великому вопросу, формулированному Деличем в виде «Babel und Bibel». Этот спор, в связи с пропагандой панвавилонизма, имел одно несомненно благое последствие – необыкновенно содействовал развитию интереса к Древнему Востоку среди самых широких слоев общества.
Реакция против «панвавилонизма» считает в числе своих представителей такую величину, как Эд. Мейер, который в своем огромном, непрерывно продолжаемом и обновляемом труде Geschichte des Altertums и в подготовительных статьях к новому изданию его первого тома следовал старой осторожной и трезвой методе и высказывался резко против «берлинских откровений». Египтологи школы Эрмана в своих изданиях: Zeitschrift fur agypt. Sprache и Untersuchungen zur Geschichte Aegyptens и в отдельных трудах (напр., Breasted. History of Egypt) также не считаются с этими «откровениями» и оберегают свою науку от опасного пути ассириологов («Vestigia terrent»). Удар панвавилонизму нанесен и на его собственной территории основательными работами иезуита Куглера, посвященными вавилонской астрономии. В своем рассчитанном на много томов труде Sternkunde und Sterndienst in Babel этот первоклассный специалист, достойный продолжатель Штрассмайера и Эппинга, может быть, заходя в своей реакции слишком далеко, отрицает глубокую древность вавилонской астрономии и старается доказать, что до половины VIII в. она не имела научного характера, «не обладала сознательным стремлением к познанию звездной закономерности». На ряду с этим богослов Грессман вместе с ассириологом Унгиадом и египтологом Ранке иначе подошли к проблеме Babel und Bibel. Вместо проведения недоказуемых положений и рискованных комбинаций, они дали в руки интересующемуся этим основным вопросом культуры объективный материал – точный, строго проверенный перевод текстов и возможно полное собрание изображений, иллюстрирующих ветхий завет. Таким путем появилось в 1909 г. прекрасное издание Altorientalische Texte und Bilder zum Alten Testamente. Здесь личный элемент сведен до самых кратких пояснительных примечаний, и читатель поставлен лицом к лицу с источниками.
Наконец, в 1911 г. Куглер нанес едва ли не окончательный удар панвавилонизму, подвергнув в своей книжке Im Bannkreis Babels. Panbabylonistische Konstructionen und Religionsgeschichtliche Tatsachen теорию Винклера систематическому разбору по пунктам, доказав ее астрономическую и ассириологическую несостоятельность. «На развалинах панвавилонизма» была названа одна из его предыдущих статей. Многочисленные нападки вынудили Винклера написать книжку для оправдания своего метода: DerAlte Orient und Geschichtsforschung (1906) и вместе с А. Иеремиасом начать серию полемических брошюр Im Kampfe um den Alten Orient. Здесь вспоминаются времена Гутшмида и Шрадера. Совершенно чужды увлечений и вышедшие два первых тома A History of Babylonia and Assyria – L. King'a, посвященные истории Сумира и Аккада (1910) и истории Вавилона (1915) и дающие попытку изложения истории Вавилона до Хаммурапи на основании всего известного пока материала. Но увлечения распространяются и на другие области, кроме религиозной. В 1906 г. появился труд Jеnsеn'a, Das Gilgameschepos in der Weltliteratur, превосходящий все раньше написанное и производящий психопатическое впечатление. Если в нем автор злоупотребляет литературными аналогиями, то превосходящее меру злоупотребление лингвистикой мы находим в первой половине труда Ноmmеl'я, Geographic und Geschichte des Alten Orients, вышедшей в известном сборнике Ivan'a Muller'a (1904). Несколько примыкает к этому направлению и специальный орган, посвященный древне-восточной Культуре и выходящий под ред. Ф. Лихтенберга с 1907 г. – «Memnon», а также выдержавший два издания учебник проф. Виппера, Древний Восток и эгейская культура, грешащий модернизацией в своем изложении социальных и экономических отношений.
Эти отрицательные явления, неизбежные при быстром движении науки, представляются, конечно, лишь эксцессами, свойственными переходному времени. Общее направление научной деятельности в современный нам период несомненно следует признать не только разносторонним, много обещающим, но и трезвым и критическим. Легкость сношений и большее совершенство технических способов воспроизведения памятников обусловили возможность новых изданий и пересмотра старых; источники даются в руки исследователей в новых сличенных и тщательно проверенных изданиях. Предприняты и отчасти выполнены грандиозные планы исчерпывающих коллективных трудов, каковы, напр.: берлинский египетский словарь, каталоги Каирского музея, серии изданий и переводы иероглифических и клинописных текстов и памятников искусства (напр., v. Bissing'a, Wreszinsk'oro, издание Assyrian Sculptures, Sarre и др.).
Вместе с тем, не ослабевают усилия расширить этот материал привлечением все еще непонятных письмен не только, хеттов, митанни и мероитов, но и носителей критско-микенской цивилизации. Открытие последней разрушило традиционную схему «древней истории» и превратило изучаемый нами отдел исторической науки в первую главу истории средиземноморского мира. Исследования Б. В. Фармаковского, М. И. Ростовцева и школы Н. Я. Марра включили сюда и наш Юг. Выстроенное на этом фундаменте здание будет, во многих наиболее существенных частях, не похоже на те, которые отражали состояние научного материала прежнего времени. За созидание его взялся ученый, в своем знаменитом труде систематизировавший сведения второго периода нашей науки. Новое издание тома Geschichte des Altertums Эдуарда Мейера уже по внешнему виду указывает на необычайное развитие этой отрасли исторической науки. Материал, изложенный им в одном томе, пришлось распределить в двух больших томах и привлечь к делу не только «Древний Восток», но и Эгейский мир, и древнейшую Европу. Пред нами пока первая половина этого труда, который составит эпоху в истории науки. К сожалению, не свободен от упрека в искусственности построения большой талантливый труд Германа Шнейдера в двух томах: I. Kultur und Denken der Alten Aegypter, II. Kultur und Denken der Babylonier und Juden, 1910. Автор–натуралист и философ – пользуется материалом в переводах специалистов и, исходя из теории Гердера и Гегеля, рассматривает историю развития человечества, как целого, с историко-философской точки зрения. Он старается проследить развитие человеческого духа, начиная с Египта, проходя чрез Вавилоно-Иудею и кончая эллинством. Талантливый наблюдатель «со стороны» подметил не мало черт, ускользавших от специалистов, и дал несколько превосходных очерков, касающихся религии, литературы, искусства и, особенно, науки народов Древнего Востока. Но он мало считается с затруднениями, представляемыми недостаточностью и случайностью материала, и без всяких оговорок рисует цельную картину непрерывного развития культур. Конечно, и незнакомство с языками изучаемых народов не могло не отразиться на цельности представления об их «культуре и мышлении». Последний труд общего характера по истории Древнего Востока, имеющий научное значение, принадлежит одному из хранителей Британского музея Н. R. Наll The ancient History of the Near East, 1913. Он рассчитан на студентов, но может быть полезен и для специалистов. Особенностью его является, между прочим, то, что в общую схему включены и эгейская культура и история Греции до Персидских войн, «когда западная цивилизация определилась, как отличная от восточной, и началась наша собственная эра культуры». Книга снабжена многими прекрасными иллюстрациями.
Итак, накануне мировой войны наша научная область достигла огромных успехов и небывалого расцвета, привлекла к работе множество специалистов Старого и Нового Света, добывавших материал на местах, разрабатывавших его в кабинетах и знакомивших с ним в аудиториях, привлекая многочисленные новые силы. Широкие круги общества живо стали интересоваться Востоком, доходя иногда до увлечений и крайностей. Для печатания монументальных изданий и исследований издательства и ученые общества охотно открывали кредиты; в одной Англии появилось несколько новых журналов, посвященных Востоку вообще и Египту в особенности (напр., Ancient Egypt и Journal of Egyptian Archeology, оба с 1914). И наша наука начала активную деятельность на ниве Древнего Востока, созидая музеи, издавая и разрабатывая тексты, производя археологические изыскания на местах, пока сопредельных.
После окончания империалистической войны 1914 г. крупным событием в пределах науки о Древнем Востоке было празднование всем культурным миром столетия, со дня рождения египтологии, дисциплины, созданной гением француза Фр. Шамполлиона. Во Франции в честь Шамполлиона был издан громадный сборник, в котором приняли участие ученые многих стран, Recueil d'Etudes Egyptologiques, dediees a la memoire de Jean-Francois Champollion a. Poceagiori du Centenaire de la lettre a M. Dacier relative a l'alphabet des hieroglyphes phonetiques lue a l'Academie des Insc. et B.-L. le 27 Sept. 1822. Paris, 1922. К сборнику была приложена библиография трудов Шамполлиона: Riссi, Essai de bibliographie de Champollion le Jeune. Из исследований сборника, имеющих непосредственное отношение к Шамполлиону, можно отметить: Navillе, La grammaire de Champollion; Сapart, Champollion et Fart egyptien и др. Во Франции же было издано, в связи с юбилеем, прекрасное введение в египтологию, Н. Sоttas et E. Driоtоn, Introduction a l'etude des Hieroglyphes. Paris, 1922. Из исследований, посвященных дешифровке Шамполлионом иероглифов, нам известны во Франции: Веnеdite, Le dechiffrement des hieroglyphes (Rev. Arch. 1922, стр. 176–183), в Швейцарии: Naville, Champollion, Genf. 1922, в Германии: A. Erman, Dil Entzifferung der Hieroglyphen (Sitzungsber. d. Рreus. Akad. d. Wissensch., 1922) и A. Wiedemann, Die Entzifferung der Hieroglyphen (Neue Jahrb. 1923, I, стр 1– 15). У нас юбилей бессмертного открытия Шамполлиона был предварен прекрасной книгой Е. Кагарова: Прошлое и настоящее египтологии. Серг. пос., 1915. Согласно желанию, высказанному еще Б. А. Тураевым, день прочтения Шамполлионом знаменитого письма, адресованного Дасье, был ознаменован торжественным заседанием Академии наук, с докладами, посвященными дешифровке иероглифов и истории египтологии. В Москве также состоялось торжество в честь столетнего юбилея египтологии. И в Петрограде, и в Москве, в качестве докладчиков, выступали ученики Б. А. Тураева, создателя русской египтология и истории Древнего Востока. В связи со столетним юбилеем египтологии, появились статьи и брошюры следующих авторов: Т. Н. Бороздиной, Новый Восток, III, 1923; B. В. Струве, Анналы, II, 1922; Н. Д. Флиттнер, Как научились читать иероглифы, Пгр., 1922; И. Г. Франка- Каменецкого, Новый Восток, II, 1922; его же, Как научились читать египетские письмена, М., 1922; А. В. Шмидта, Развитие египтологии в России (Наука и ее работники, 1922, 3–4).
Если чествование великого открытия Шамполлиона объединило научный мир во имя прошлого, то учрежденный при Чикагском университете Востоковедный институт мог бы объединить всех специалистов по истории Древнего Востока во имя будущего. Это учреждение, The Oriental Institute of the University of Chicago, было основано в 1919 г. на средства Рокфеллера. Из задач, поставленных институту, в особенности важными являются: подготовка и ведение раскопок, составление ассиро-вавилонского словаря на основании всех известных теперь текстов и работа над мало еще исследованной «Книгой Мертвых», заупокойной литературой Древнего Египта. О Чикагском институте востоковедения см. обстоятельную статью J. Н. Breasted, Amer. Journ. of Semit. Lang, a Liter., t. XXXV, № 4, июль 1919 г., стр. 196– 204, и А. Фpeйман, Востоковедный институт в Чикаго (Восток, III, 1923, стр. 166). Чикагский институт развернул чрезвычайно большую экспедиционную и издательскую деятельность. Его деятельностью были охвачены Египет, Палестина, Сирия и Малая Азия. В Египте был захвачен исследованием ранне-исторический период (К. S. Sanfоrd and W. J. Arkell, First report of the Prehistoric Survey Expedition; их же, Prehistoric survey of Egypt and Western Asia); в Палестине около Мегиддо были проведены раскопки Armageddon (Сl. S. Fisсher, The Excavation of Armageddon и P. L. 0. Guy, New Light from Armageddon); более поздние периоды Египта были затронуты при раскопках в Фивах (Uvо Ноlsсher, Excavations at Ancient Thebes 1930–31); чрезвычайно важные данные из области древне-египетской архитектуры и исторической эпиграфики были получены в результате шестилетней стационарной работы в Мединет-Абу (Н. Nelson and Uvо Нolsсhеr, Medinet Habu, 1924–28; Uvо Hоlsсher and S. Wilsоn, Medinet Habu Studies, 1928–29; H. Nelsоn, Medinet Habu Reports; H. Nelsоn, Medinet Habu, 2 тома); в Малой Азии в течение трех лет было произведено археологическое обследование памятников хеттской культуры (Н. Н. v. d. Оsten, Explorations in Hittite Asia Minor) и в течение четырех лет проводились большие раскопки в Анатолии (Е. F. Schmidt, Anatolia through the ages; R. A. Martin and J. A. Morrison, Discoveries in Anatolia; H. H. v. d. 0sten and E. F. Schmidt, Researches in Anatolia, 4 тома). Работы Института опубликовываются в трех сериях (Oriental Institute Communications; Studies in ancient oriental civilisation; Oriental Institute Publications). Кроме того отдельные издания, входящие в последнюю серию, содержат новые издания текстов (Cuneiform Series I, II; The Edwin Smith Surgical Papyrus) и работы по языку (В r. Meissner, TBeitrage zum Assyrischen Worterbuch, I–II).
Большое значение в деле изучения древнейших периодов истории Передней Азии и Средиземноморья имел Петербургский институт яфетидологических изысканий, организовавшийся в 1921 г. при Российской академии наук, под руководством акад. Н. Я. Марра. Задачи этого нового научного учреждения были столь всеобъемлющи (см. Положение об Институте яфетидологических изысканий, Яфетич. сборник I), что в число сотрудников входили специалисты языков всех стран и времен. Дело в том, что основатель института Н. Я. Марр ввел в область лингвистических изысканий новый оригинальный метод, так называемый метод палеонтологии языка. Опираясь на энциклопедическое знание языков яфетических, семито- хамитских и индо-европейских, пользуясь установленными им основными законами яфетического сравнительного языкознания и применяя метод палеонтологии языка, Н. Я. Марр встал на путь, который в конечном результате должен был привести его к установлению единства процесса языкотворчества. Направляя на том этапе работы Яфетидологического института в данном направлении, Н. Я. уже установил факт важнейшего значения, а именно – исторические взаимоотношения яфетических, семито-хамитских и индо-европейских языков. Оказывается, что эти три, казалось, совсем обособленные друг от друга группы языков соответствуют различным стадиям исторического развития языков. Одна из ранних стадий сохранилась в яфетических языках, а поздняя стадия выявляется в лице индо-европейских языков. Первую попытку к сближению русских исследователей с заграничными на почве яфетидологии сделал Н. Я. Марр, выпуская совместно с проф. Ф. А. Брауном на немецком языке серию «Japhetische Studien zur Sprache u. Kultur Eurasiens». Первые два выпуска уже появились: F. Вraun, Die Urbevolkerung Europas u. die Herkunft der Germanen, 1922 и II. N. Marr, Der Japhetische Kaukasus u. das dritte ethnische Element im Bildungsprazess der mittellandischen Kultur, 1923. Ряд новых выпусков готовился к печати, из которых важнейшими должны были быть: N. Мarr, Abriss einer vergleichenden Grammatik der japhetischen Sprachen; его же, Grammatik der georgischen Sprache mit Texten; его же, Grammatik der altarmenischen Schrift-sprache; его же, Grammatik der baskischen Sprache auf historischer Grundlage; F. Вraun, Ureuropaische Gebirgs-und Flussnamen; F. Вraun u. N. Marr, Die Metalle u. ihre Bezeichnungen in der europaisch- Vorderasiatischen Kulturwelt и др. Уже первые два выпуска этих Japhetische Studien встретили живейший отклик в среде заграничных специалистов в виде писем, рецензий и исследований.
В своем дальнейшем развитии яфетическая теория Н. Я. Марра, базировавшаяся главным образом на материалах живых яфетических языков Кавказа и мертвых языков Передней Азии, переросла свои рамки. Н. Я. Марром в свою исследовательскую орбиту были втянуты почти все языки Средиземноморья, Европы и Дальнего Востока. Тем самым из специальной лингвистической дисциплины, занятой яфетическими языками, яфетическая теория Н. Я. Марра превратилась в общее учение о языке, диаметрально противоположное лингвистическим теориям буржуазных ученых. Разрешая проблемы единого процесса глоттогонии, Н. Я. Марр решительно порвал с буржуазными теориями праязыков отдельных языковых семей и материалистически поставил и разрешил вопрос о классификации языков по системам, как определенным, социально обусловленным этапам – стадиям единого процесса развития языка. Он опроверг идеалистические концепции, связывавшие характер языка того или иного народа с качеством его «духа», и взамен этого определил язык как надстройку, соответствующую в своей форме и содержании и обусловленную в конечном счете уровнем развития производительных сил и производственных отношений, достигнутых обществом. Он выдвинул требование исторического подхода к языку и, в частности, к языкам Средиземноморья и Древнего Востока. С этой точки зрения взаимоотношения между, например, семитскими и хамитскими языками рисуются как взаимоотношения между двумя стадиями, из которых более древней стадией являются хамитские языки. Родство или неродство между теми же языками следует рассматривать как результат социального схождения или расхождения... При новом подходе отдельный язык, например, древне-египетский, исторически следует определить как межстадиальный, находящийся между стадией языкового развития хамитских языков, с одной стороны, и стадией семитских языков, с другой стороны. Н. Я. Марр решительно выступил против весьма распространенной в буржуазной исторической науке и археологии теории миграций, которая получила чрезвычайно большое распространение и в отношении народов Древнего Востока. Теория миграций по своему существу является лишь разновидностью расовой теории, столь теперь пропагандируемой фашистской наукой. Развитие нового учения о языке Н. Я. Марр завершил поднятием лингвистического анализа на философский этап – изучение языка неразрывно с мышлением; истории языка в связи с историей мышления, на основе диалектико-материалистического метода, разработанного основоположниками марксизма. Целый ряд работ Н. Я. Марра имеет непосредственное отношение к Древнему Востоку в целом и отдельным его обществам. Учет их совершенно необходим при историческом исследовании общества Древнего Востока. Основные работы следующие: Определение языка второй категории ахеменидских клинообразных надписей по данным яфетического языкознания (ЗВО, т. XXII, стр. 31–106); Халдская клинообразная надпись из села Леска Ванского округа (ИАН, 1915, стр. 1731–1738); О Чалдырекой халдской надписи (ЗВО, т. XXIII. стр. 111); О халдском puli 'камень' и pili ('камень', 'каменная труба́) 'водопровод' (ИАН, 1917, стр. 1279– 1282); Материалы по халдской эпиграфике (ЗВО, т. XXIV, стр. 37–124); Обломки делибабинской халдской надписи (ЗВО, т. XXIV, стр. 125–132); Надпись Сардура II (Зап.-Кавк. муз. Сер. В, I); Яфетический Кавказ и третий этнический элемент в созидании средиземноморской культуры (МЯЯ, т. XI, Лейпциг, 1920); Нарицательное значение термина qepa в «митанских» женских именах (по яфетическим данным) (ИАН, 1920, стр. 121–127); Фрагмент халдской надписи ив Алашкерта (ИАИМК, I, стр. 51–60); Каппадокийцы и их двойники (ИАИМК, т. II, стр. 332–336); 'Лошадь' 'птица́, тотем урарто-этрусского племени, и еще два этапа в его миграции (Я. С., т. I, стр. 133–136); Яфетический подход к палеонтологии семитических языков (Я. С., т. I, стр. 143–145); Яфетиды (Восток, кн. I, стр. 137–142); Надпись Сардура II из раскопок ниши на Baнской скале. Пгр., 1922; 'Север' и 'мрак' -> «левый» от Пиренеев до Месопотамии (ДАН, 1924, стр. 8–11); »Смерть» «преисподняя́ в месопотамско-эгейском мире (ДАН, 1924; стр. 12–14); Заметки по яфетическим клинописям (ИАИМК, т. III, стр. 288–304); Пережитки еще семантических групп »Небо-Вода́ из шумерского языка (ДАН, 1924, стр. 63–64); Шумерские слова с основой en в освещении одного из положений яфетической семантики (ДАН, 1924, стр. 45–46); Яфетидизм в ассирийском из семантической группы «Небо́ »гора́ «голова́ (ДАН, 1924, стр. 163–164); Филистимляне, палестинские пеласги и расены или этруски (Еврейская мысль, т. I, стр. 1–31, Лгр., 1925); От шумеров и хеттов к палеазиатам (ДАН, 1926, стр. 135–136); К пересмотру распределения шумерского словаря. I. mu (ДАН, 1927, стр. 7–12); Египетский, шумерский, китайский и их палеонтологические встречи. § 1 »Пить» ← "вода́ (ДАН, 1927, стр. 82–84); Иштарь (Я. С., т. V, стр. 109–178); Карфаген и Рим, fas и jus (САИМК, т. II, стр. 372–415).
В настоящий момент целый ряд стран – Франция, Америка, Англия и Италия – производят раскопки во всех странах, таящих в недрах своих следы культуры Древнего Востока. Прекрасным введением к этому новому периоду раскопок может служить книжка славнейшего из современных археологов, Flindеrs Petrie, Eastern Explorations; Past a. Future. London, 1918.
С большим успехом возобновили французы свои раскопки на далекой окраине Древнего Востока, в Эламе. См. Oruveilhier, Les principaux resultats des nouvelles fouilles de Suse. Paris, 1921. Чрезвычайно много в настоящий момент сделано в отношении ранне-классового общества Передней Азии. Очень ярко сейчас выступает социально-экономическое единство древнейших периодов Индии, Иранского плоскогорья и Двуречья. См. О. Сhristran, Die Beziehungen der Aftme-sopotamisohen Kunst zum Osten (Belveder, 1926, H. 12); E. Mасау, Sumeriaa connexions with ancient India (J. R. As. S., 1925); Б. Богаевский, Восток и Запад в их древнейших связях (По поводу новых открытий в Индии. Новый Восток, 1926, № 2); А. 3ахаров, Новейшие раскопки в Западной Индии (Новый Восток, № 3–4). Раскопки в Индии см. Panсh. Mitra, Prehistoric India, its place in the World's Culture. Calcutta, 1927; John Marshall, Mohenjo – Daro and the Indus Civilisation. London, 1931. Раскопки и археологические обследования Ирана: Н. Наrgreaves, Excavations in Baluchistan 1925, Sampur Mound, Masting andi Sohr Damb, Nal (Arch. Surv. of India, Mem. 35, 1929); Aureд Stein, An Archeological Tour in Waziristan and Northern Baluchistan (Arch. Survey of India. Mem. 37, 1929); его же, An Archeological Tour in Gedrosia (Arch. Survey of India, Menu 43, 1931). Этому вопросу – энеолиту в Двуречье уделено место в целом ряде изданий последних раскопок. Напр., Hall and Wооllеу, Al-Ubaid. Oxford, 1927; Неinriсh and Andrae, Fara. Berlin, 1931; E, Herzfeld, Die Ausgrabungen von Samarra. Berlin; 1930; Andrae, Die archaischen Ischtar-Tempel in Assur. Leipzig, 1922; M. Freiherr v. 0ppenheim, Der Tell Halaf. Leipzig, 1931; Jordan, Dritter vorlauf. Ber. uber d. Ausgr: Uruk (Abh. d. Preuss. Akad. d. Wiss. 1932, Phil.-hist. kl. № 4); Gadd, History and Monuments of Ur. London, 1929. В Двуречье, как известно, раскопки всегда давали наибогатейшие результаты, и уже в конце войны они снова начались. Англичанами были произведены тогда раскопки вблизи крепости: Салихия на Евфрате, см. А. Воissier, Les fouilles de Salihiyeh sur PEuphrate (Rev. arch. 1923, janv.–avr.). В 1918–19 гг. Британским музеем были начаты разыскания: в Эриду; там нашли первые следы каменных сооружений в Вавилонии (см. Восток, I, стр. 124). В то же время Британский музей копал и на месте древнего Ура. Здесь был раскопан, между прочим, дворец Шульги (Н. R. Hall, Recent excavations at. Ur of the Chaldeens. Journ. of the Manchest. Egypt и Orient. Soc. IX, 1921). В 1922 г. в Уре возобновила работы совместная экспедиция Британского музея и Филадельфийского университета, которая завершила начатое в 1918–19 гг. и выявила с достаточной полностью историю этого важнейшего вавилонского города. О послевоенных раскопках см. Langdоn, Ausgrabungen in Babykmien seit 1918 (Der Alte Orient, XXVI, 1927). Если Двуречье археологически завоевано англичанами и американцами, то в Сирии, являющейся ныне колонией Франции, раскопки ведутся французскими учеными. Французское правительство не жалеет средств на археологические изыскания и основало, в целях сохранения памятников и производства раскопок, особое Service des antiquites de Syrie, охватывавшее также и Киликию в момент ее оккупации французскими войсками (см. J. Сhamоnard, A propos du Service des antiquites de Syrie в Syria, 1920). Раскопки ведутся одновременно в Тире, Сидоне, Библе и в Тель-Неби-Мунд, являющемся местом древнего Кадеша. В особенности важными оказались раскопки в Библе, где был обнаружен египетский храм, восходящий к Тинисской эпохе, и таким образом доказано, что уже в эту древнейшую эпоху Финикия являлась провинцией египетской культуры. О раскопках в Библе см. Montet, Comptes Rend., 1922, стр. 7 сл. и 1923, стр. 84 сл. Вообще о новейших раскопках в Сирии см. Е. Pоttier, Comptes Rend. 1923, стр. 255 сл. Е. Montet, Fouilles а Bible. Paris, 1924. Филиальным отделением Service des antiquite des Syrie в Палестине является «Ecole francaise d'Archeologie a Jerusalem» (Compte Rend. 1922, стр. 359 сл.). В Иерусалиме в 1918 г. возобновились начатые в 1914 г. раскопки, тогда быстро прерванные войною. Одной из главных задач их было отыскание гробницу рода Давидова, что, к сожалению, не удалось, но зато было установлено много других ценных данных. См. R. Weil, La cite de David. Compte-rendu des fouilles executees a Jerusalem sur le site de la ville primitive. Paris, 1920. На ряду с французами копают англичане у Аскалона, американцы у Гивы Саула и у Бетсена, а евреи у Тивериады (см. R. Vincent, L'annee archeologique 1921 en Palestine в Rev. Bibl. 1922 № 1 и Gressmann, Ergebnisse d. Ausgrabungen in Palastina в Deutsche Literaturzeit. 1923, стр. 63 cл.).
Как в Палестине, так и в Египте, нет монополии какой-нибудь одной страны на произведение раскопок. Наоборот, как раньше, так и теперь, в Египте продолЛ жают работать ученые целого ряда стран над извлечением из почвы богатого наследия древности. В Дендера копает экспедиция, снаряженная на средства египетского правительства. Французы работают в Фиванском некрополе. Здесь же, в Долине царей, работают и англичане, достигшие открытием гробницы царя Тутанхамона большого успеха. См. Н. Саrter und А. Е. Масе, Tut-ench-Amun. Em agyptisches Konigsgrab. Leipzig, 1924; сокращ. русск. пер. Г. Кapтep и A. Meйc, Тутанхамон, ГИЗ. М.–Л., 1927. На западе же Фив в Дер-эль-Бахри производят розыскания и американцы. К югу от Фив в Гебелене начали свои раскопки итальянцы (E. Sсhiaparelli, La Missione Italiana a Ghebelein в Ann. d. Serv. 21, 1921, стр. 126–28). В Среднем Египте, в Телль-Амарне, англичане успешно продолжают в полном объеме начатые немцами раскопки столицы царя еретика, а в Гизе американская экспедиция очищает от песка мастабы около пирамид. Американцы же раскапывали в 1922 г. пирамиду в Лиште (см. В. Авдиев, Восток, III, стр. 119–165). Общий очерк раскопок в Египте см. Rоeder, D. archaeologischen Unternehmungen in Aegypten в D. Neue Orient, III, вып. I. Berlin, 1918 и Aegyptus, II 1921, стр. 87–90. В Нубии продолжались американские раскопки, руководимые Рейснером. В 1922 г. ему удалось раскопать гробницы древнейших царей Эфиопии Пианхи, Шабака и др., см. отчеты Рейснера в Jour. Eg. Arch., IV, V, VI и т. д. Продолжались также работы экспедиции Оксфордского университета, см. Griffith, Oxford excavations in Nubia в Annals of Arch, and Anthr., т. VIII, № 1, 3–4; т. IX, № 3–4. На севере Африки, в Карфагене раскопки продолжались и во время войны, см., между прочим, A. Gauckler, Necropoles puniques de Carthage. Paris, 1915. Может, быть, теперь будут возобновлены раскопки и в другом пункте финикийского колониального мира, а именно – у устья Гвадалквивира, где A. Sсhultеn предполагает найти древний Tartessos, библ. Фарсис; см. Ad. Schulten, Tartessos. Ein Beitrag zur altesten Geschichte des Westens. Hamburg, 1922. Одним из самых важных исторических материалов, которыми располагают ныне музейные собрания Германии, являются несколько десятков тысяч клинописных таблеток Богазкеойского архива, раскопанного в свое время Винклером. Этот материал, быстро издаваемый (тексты в автографии Keilschrifttexte aus Boghazkoi, а тексты в транскрипции и переводе Boghazkoi-Stndien; имеются еще и другие серии), проливает столь яркий и неожиданный свет на все проявления культуры Древнегр Востока, что можно без преувеличения говорить о новой эре в изучении Древнего Востока, которая предваряется этими текстами из архива хеттского царства. Не менее ценные данные дает архив из Ассура, также раскопанный немцами. Начиная с 1915 г., эти тексты стали издаваться в нескольких сериях: исторические в Keilschrifttexte aus Assur Mstorischen Inhalts (I вып. ее появился еще в 1911 г.), религиозные в Keilschrifttexte aus Assur religiosen Inhalts, а юридические в Keilschrifttexte aus Assur verschiedenen Inhalts. Этот материал в значительной степени пополняет наши сведения о политической, социально-экономической и культурной сторонах ассиро-вавилонской жизни, уступая в этом отношении лишь немногим знаменитой Куюнджикской библиотеке. Теперь также началось и издание памятников, откопанных в Фаре, древнем Шуриппаке, под названием Die Inschriften von Fara в серии Wissensch. Veroffentlich. d. Deutsch. Or.-Ges. В той же серии продолжается издание результатов раскопок в Вавилоне; 45 вып. содержит исследование О. Reuther, Die Innerstadt von Babylon (Merkes). На ряду с перечисленными немецкими изданиями привлекают внимание также издания результатов американских раскопок в Вавилонии. На первом месте здесь, конечно, стоят публикации вавилонской секции Пенсильванского университета, продолжающей издавать неистощимые сокровища Ниппурского архива. За время войны появились ценные издания, выпущенные Роebеl'ем, Chiera, Ungnad'oм и Lutz'ом. Почетное место займут в будущем издания приобретений другого американского университета, а именно Yale-университета. Университет издает таблетки своих коллекций в нескольких Yale Oriental Series, из которых самыми важными являются серии Babylonian Texts и Researches. Из изданий, посвященных сирийским памятникам, можно указать на монументальное издание Alte Denkmaler aus Syrien, Palastina u. Westarabien. Berlin, 1918. Прекрасный труд издан по повелению Ахмеда Джемал-паши и является результатом германско- турецких работ по охране памятников во время войны. Из результатов французских раскопок в Финикии имеются более обстоятельные отчеты лишь о раскопках Contenau в Сидоне 1914г., см. G. Сontenau, Syria, 1920, стр. 16 cл., 108 cл., 198 cл., 237 cл. Из богатого наследия Ed. Glaser'a появились Altjemenische Studien I von Ed. Glaser, изд. О. Weber'oм в Mitteil. d. Vorderas.-Ag. Ges. 28, 2 вып. На основании эпиграфических сокровищ, собранных тем же Глазером, издали в 1923 г. F. Hоmmel, N. Rhodokonakis и D. Nielsen капитальный труд: Handbuch der sudsemitischen Epigraphik. В Египте продолжаются прежние серии, публикации раскопок, издаваемые англичанами (Egypt – Exploration Fund и др.) и французами (издания Археологического института при Каирском музее). Из этих изданий одним из наиболее ценных является труд Gardiner'a и Peet'а, содержащий corpus древнеегипетских надписей Синайского полуострова. Вместе c египетскими иероглифическими надписями изданы и 11 текстов, написанных протосемитическими иероглифами, которые являются предками букв позднейшего финикийского алфавита. В 1920 г. был издан посмертный труд талантливого W. M. Mullеr'а, III том его Egyptological Researches, серии, в которой помещались результаты эпиграфических и археологических розысканий названного ученого. В 1923 г. появилось продолжение роскошного издания материалов экспедиции Е. V. Sieglin, т. II, ч. I. A. Malerei u. Plastik d. griechisch- agyptischen Sammhmg E. v. Sieglin, Ausgrabungen in Alexandria. Leipzig, 1923. Из отчетов о нубийских раскопках появился обстоятельный труд H. Junker'a, Bericht iiber die Grabungen d. Akad. d. Wissensch in Wien auf den Friedhofen von El.-Kubanieh Slid, Winter 1910–11 (Denkschr. d. Akad. d. Wissensch. phil. – hist. kl. 62, 3), Wien, 1919. И у нас вышло роскошное по внешности и прекрасное по содержанию издание, посвященное русской Ванской экспедиции 1916 г,: Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван. Доклады Н. Марра и И. Орбели. Петербург, 1922.
Издание материалов, добытых раскопками, не отвлекало внимание научного мира и от издания музейных сокровищ. Так, Contenau издал в 1919 г. каппадокийские таблетки Луврского музея: Trente tablettes Cappadociennes. Paris, 1919, a Ed. Pottier – каталог ассиро-вавилонской коллекции того же музея: Catalogue d'antiquites assyriennes du Musee du Louvre. Paris, 1917. Mоret описал одну из частных коллекций Франции: Monuments egyptiens de la collection du compte de Saint-Feriol (Rev. egyptol. 1919, I). Британский музей продолжает свое монументальное издание Cuneiform Texts, а с 1921 г. начал новую серию, посвященную каппадокийским таблеткам, приобретенным в 1919 г.: Cuneiform Texts from Cappadocian Tablets in the British Museum, ч. I. Лондон, 1921. Неутомимый Бедж продолжает публикацию факсимиле иератических папирусов того же музея: Е. A. Wallis Budge, Facsimiles of egyptian hieratic texts in the British Museum (II ser.). Лондон, 1923. В Германии Штейндорф описал египетское собрание Лейпцигского университета (Statten d: Bildung, т. I). Pедер издал каталог недавно основанного Pelizaus-Museum в Гильдесейме (G. Rоеdеr u. А. Iрреl, Die Denkmaler des Pelizaus Museums. Berlin, 1921). Памятники скандинавских музеев становятся доступными в изданиях P. Lugu, Ausgewahlte Denkmaler aus Aegypten Sammlungen in Schweden. Leipzig, 1923, и M. Mоgensen, Steles egyptiennes au Musee National- de Stockholm. Kopenhagen, 1919. Во время войны был издан Katalog der Babylonischen u. Assyrischen Sammlung Оттоманского музея в Константинополе. Из описаний коллекций американских музеев можно отметить Carol Ransom Williams, The egyptian Collection in the Museum of art at Cleveland, Ohio (Journ. of egypt. Arch. V, I стр. 166–178 и 272– 285) и А. Т. Clay, Babylonian records in the library of J. P. Morgan (из изданий Yale-университета). У нас продолжались работы над изданием памятников Госуд. Эрмитажа, в котором принимали участие Б. А. Тураев, Ф. Гесс В. К. Шилейкои др. С 1921 г. стал издаваться особый орган для статей, посвященных памятникам Эрмитажа – «Сборник Государственного Эрмитажа». Среди статей имеются исследования, трактующие памятники Древнего Востока. Богатая сокровищница московского Музея изящных искусств, в котором хранится большая коллекция В. С. Голенищева, описывалась в многочисленных трудах Б. А. Тураева. В деле описания Б. А. Тураеву помогали его московские ученики, Т. Н. Бороздина-Козьмина и В. М. Викентьев, а также и петербургские ученики. После смерти Б. А. Тураева над подготовкой к печати некоторых его рукописей с описанием предметов коллекции работал проф. И. Г. Франк- Каменецкий. Предметы ассиро-вавилонского происхождения в коллекции Голенищева описывались В. К. Шилейко в XXV т. «Записок Вост. отдел. Арх. о-ва», в «Сборнике в честь Мальмберга» и т. д. Им же подготавливалось новое издание каппадокийских таблеток голенищевского собрания, а также Музея письменности, основанного П. П. Лихачевым в Петербурге. Памятники этого музея продолжали издаваться и во время войны. Египетские памятники описывались Б. А. Тураевым в его «Египтологических заметках», издававшихся с 1916 г. Академией наук. М. В. Никольский продолжал свое капитальное издание «Документов хозяйственной отчетности древней Халдеи из собрания Н. П. Лихачева». В 1915 г. он издает II том этой серии – Эпоха династии Агаде и эпоха династии Ура (Древности восточные. Труды Вост. ком. Москов. арх. о-ва, V, Москва, 1915). Судьбе было угодно, чтобы этот II том был последним томом грандиозной серии, задуманной М. В. Никольским. Преждевременная смерть не дала ему завершить свое важное дело. В 1915 же году В. К. Шилейко выпустил свою ценную книгу: Вотивные надписи шумерийских правителей, в , которой он издал и памятники из собрания Н. П. Лихачева. После смерти своего учителя, М. В. Никольского, В. К. Щилейко оставался единственным, неутомимым издателем клинописных сокровищ музея Н. П. Лихачева.
Новые раскопки, издания результатов прежних раскопок, опубликование сокровищ, хранящихся в музеях, привели к новому расцвету дисциплин, изучающих историю культуры Древнего Востока. Одним из признаков этого расцвета является издание новых журналов одновременно с большинством старых periodica. Во Франции издается с 1920 г. «Syria, Revue d'art oriental et d'archeoldgie», Paris. «Kemi» – египтологический журнал. В Чехословакии «Archiv orientalni». В Германии «Archiv fur Orientforschung». В Австрии, правда, прекратил свое существование такой почтенный орган, как «Wiener Zeitschrift fur d. Kunde des Morgenlandes», но зато в Германии из «Zeitschrift der Deutschen Morgenland. Gesellschaft», охватывавшего все востоковедные дисциплины, выделились в 1922 г. два новых журнала: «Zeitschrift fur Indologie u. Iranistik» и «Zeitschrift fur Semitistik u. verwandte Gebiete». В Италии был основан в 1920 г. периодический орган «Aegyptus, rivista italiana di egittologia e di papirologia», Milano. С 1922 г. ориенталисты Голландии, Дании и Норвегии стали сообща издавать журнал «Acta Orientalia, ediderunt Societates Orientales Batava, Danica, Norvegica», Lugduni Batavorum. В Америке в 1917 г. появились «Journal of the Society of Oriental Research», Ohio и «Harvard African Studies». У нас с 1921 г. стали издаваться «Известия Рос. академии ист. мат. культуры». Вышли 5 томов и в дальнейшем издание продолжалось по выпускам, число которых достигает сейчас 119. Среди многочисленных статей в них имеется немало посвященных Древнему Востоку. В 1922 г. появился I том «Ежегодника Рос. института истории искусств», в котором помещено несколько статей, трактующих о памятниках Древнего Востока. С 1922 г. стали издаваться 2 новых журнала, посвященные востоковедению: «Восток» в Петербурге и «Новый Восток» в Москве.
На ряду с журналами появились новые серии исследований, посвященные тем или другим проблемам культуры Древнего Востока. В Англии начинает издаваться серия The Theban tombs series, под ред. Gardiner'a, посвященная роскошному изданию всех важнейших фиванских гробниц. Первый том этой серии издал Gardiner: The Tomb of Amenemhet, London, 1915. В Италии в 1919 г. появилась серия Orientalia commentarii de rebus Assyro-Babylonicis, Arabicis, Aegyptiacis etc. editia Pontificio Institute Biblico (III том содержит труд А. Маllоn'a, Les Heb-reux en Egypte, Roma, 1921). Германский ученый В. Meissner издает с 1916 г. серию исследований Altorientalische Texte u. Untersuchungen, Leiden; из других германских исследователей Witzel – с 1918 г. свои Keilinschriftliche Studien, Leipzig, а Е. F. Weidner с 1923 г. – Archiv f. Keilschriftforschung, Berlin. У нас с 1922 г. стали издаваться Институтом яфетидологических изысканий, переименованным в дальнейшем в Яфетический институт, а затем в Институт языка и мышления им. Н. Я. Марра, сборники, обнимающие и статьи, посвященные Древнему Востоку («Яфетический сборник», переименованный в дальнейшем в «Язык и мышление»). Тем же Институтом было начато издание на немецком языке Japhetische-Stu-dien zur Sprache u. Kultur Eurasiens. Будем надеяться на то, что снова возродится серия, созданная, как и многие другие начинания в области Древнего Востока, Б. А. Тураевым, а именно – «Культурно-исторические памятники Древнего Востока», первые два выпуска которых содержали 2 исследования И. М. Волкова: Законы вавилонского царя Хаммураби, 1914, и Арамейские документы иудейской колонии на Элефантине V в. до Р. X., 1915.
Усилившийся интерес к Древнему Востоку сказался во введении обильного египтологического и ассириологического материала в последние тома как энциклопедии Pauly- Wissоwa, Realenzyklopadie des Klassischen Altertums, посвященной преимущественно греко- римской древности, так и словаря Rоsсher'а, Ausfuhrliches Lexikon d. griechiesch. u. romisch. Mythologie и Reallexicon d. Vorge-schichte – Ebert'а. Тот же интерес выявляется и в увесистых сборниках, которые преподносятся в день научного юбилея тому или другому исследователю в области истории Древнего Востока, каковы, например, сборники: в честь Sachau, Berlin, 1915; в честь F. Ноmmel'я (Mit. d. Vorderas. Ges. 1916 и 1917); в честь Baudissin'a, Giessen, 1918; в честь С. F. Lehmann-Haupt'a, 1921 и др.
Этот растущий интерес к истории Древнего Востока, выявляющийся в издании новых журналов, новых серий, расширении энциклопедий, посвященных греко-римскому миру, восточным материалам, и, наконец, в печатании солидных сборников, посвященных заслуженным деятелям в деле изучения Древнего Востока, привел к интенсивнейшей и всестороннейшей разработке нового и старого материала.
Продолжалась успешная дешифровка текстов еще недоступных пониманию и филологическая разработка памятников уже поддающихся чтению. Большим событием было издание Н. Я. Марром своей работы: Определение языка второй категории ахеменидских надписей. Успехов в чтении эламских надписей достигли и Husing и Scheil (см. работу последнего Dechiffrement d'un document Anzanite relatif aux presages в Rev. d'Assyr. 1917, XIV, стр. 29 сл.). Griffith успел еще более приблизиться к пониманию мероитских надписей (ср. его статью в Шамполлионовском сборнике: Meroitic funerary inscriptions from Faras, Nubia). Самым блестящим триумфом науки было, конечно, чтение хеттских таблеток Богазкеойского архива, в основу которого легло прекрасное исследование Нестора ассириологии Фр. Делича Sumerisch- Akkadisch-Hettitische Vocabularfragmente (в Abhandl. d. Preus. Akad. d.. Wiss., 1914, phil.-hist. Kl. № 3). Совершенно новым была расшифровка хеттских иероглифов Грозным. Это был, конечно, еще больший триумф, чем раскрытие чтения клинообразных надписей (В. Нrоznу, Les inscriptions hittites hieroglyphique, Praha, I–II, 1933–34). Ряд других исследователей, как Сейс и Форер, также работали в этой области (см. Е. Fоrrеr,– Die Hethitische Bilderschrift). Чрезвычайно важным явилось также открытие семитического алфавитного клинообразного письма в Ras Schamra (см. Hans Bauer, Das Alphabet von Ras Schamra. Seine entzifferung und seine Gestalt. Halle –Saale, 1932). В дисциплинах, уже переживших стадию дешифровки и чтения, продолжалось филологическое углубление. В Bruxelles начала выходить новая серия Bibliotheca aegyptiaca, посвященная изданию литературных памятников Древнего Египта. Вышли три части: А. Н. Gardiner, Late-Egyptian stories, I–II, 1931–32; A. M. Вlасkman, Middle-egyptian. stories, 1932; R. Faulkner, The Papyrus Bremner-Rhind, 1933. Появились монографии, посвященные тому или другому специальному грамматическому вопросу, напр., В. С. Голенищевa, Quelques remarques sur la syntaxe egyptienne (Сборник в честь Шамполлиона). Masрerо, Introduction a l'Etude de la phonetique egyptienne (Rec. d. trav. т. XXXVII–XXXVIII, 1917). Проблемы древне-египетского языка у нас теперь развиваются с точки зрения нового учения о языке целым рядом авторов. См. В. В. Струве, Яфетидологическое письмо и египетский алфавит (Я. С., т. VII); его же, Стадиальность египетской глагольной формы sdm–n–f. (Сборник в честь Н. Я. Марра); Ю. П. Францов, К палеонтологическому анализу древне-египетских земледельческих терминов. Термин mr 'мотыга́ (ДАН, 1930, стр. 189–194); И. Г. Лившиц, Детерминатив к древне-египетским словам mwt 'мертвец' и hftj 'враг' (Я. С., VI); его же, Время – пространство в египетской иероглифике (Сб. в честь Н. Я. Марра); И. Л. Снегирев, Магический жест ka и название 'душа́ и 'бык' в древне-египетском (ДАН, 1930); его же, Заметки по египетской семантике, I–II (ДАН, 1931); его же, Иероглифическое письмо и палеонтология семантики (Изв. АН, 1933); его же, Материалы к историческому определению древне-египетского языка (Сб. Язык и мышление, т. I); Б. Б. Пиотровский, По поводу древне-египетского 'железо́ (ДАН, 1929); его же, Амулеты в форме глаза в Древнем Египте ('глаз' –> 'солнце́ –> «жизнь») и древнеегипетский термин »металл» (Изв. ГАИМК, т. IX, в. 3). Издавались краткие популярные грамматики: Еrman, Kurzer Abriss des agyptischen Grammatik, Berlin, 1919; M. Murray, Elementary Egyptian Grammar, London, 1920; Steindоrf, Kurzer A,briss d. Koptischen Grammatik, Berlin,1921 и др. На ряду с ними появились и более обстоятельные грамматики того или другого языка: -Fr. De-Нtzsсh, Sumerische Grammatik, Leipzig. 1914; Bauer и Leander, Histor. Grammatik d. Hebraischen Sprache, 1918; E. Naville, Evolution de la langue egyptienne, Paris, 1920 (труд, направленный против теории Erman'a о родстве египетского языка с семитическими). A. Gardiner, Egyptian Grammar. Oxford, 1927. Синтаксису древне-египетского языка посвящена рабрта Gunn. Studies in egyptian syntax. Paris, 1924. Издаются словари, весьма облегчающие понимание текстов: Fr. Delitzsch, Sumerisches Glossar, Leipzig, 1914; W. E. Вudge, An egyptian Dictionnary, London, 1920 (к сожалению, этот словарь, вследствие некоторой небрежности автора, не слишком ценен); A. Erman u. Н. Grapоw, Aegyptisches Handworterbuch, Berlin, 1921; Spiegelberg, Koptisches Handworterbuch, Heidelberg, 1921. Закончены работы по грандиозно задуманному словарю египетского языка, который использует почти все египетские тексты. О ходе работ над этим словарем см. Erman, Sitzungsber. d. Berl. Akad. d. Wiss. phil.-hist. Kl., 1919, стр. 55 и 1920, стр. 117; его же, Das Worterbuch der agyptischen Sprache, Zeitschr. d. Deutsch. Morgenl. Ges. т. 76 (1922). стр. 72 cл. В настоящий момент печатание основной части закончено в 5 томах. Ожидается выход в свет указателя источников и дополнительных томов. Подобный же словарь разрабатывается в Гейдельберге для ассиро-вавилонского языка, см. С. Веzоld, Zettelproben d. babylonisch-assyrischen Worterbuches d. Heidelberger Akad. d. Wissenschaften (Sitzungsber. d. Heidelb. Akad., philos.-hist. KI., 1920, XVI и след.). Халдский язык получил исчерпывающую трактовку в работах И. И. Мещанинова, который далеко продвинул вперед понимание этого языка и издал впервые большое количества новых текстов. Его перу принадлежит многочисленная серия работ, из которых основные: Халдоведение. Баку, 1927; Язык ванских клинообразных надписей на основе яфетического языкознания, Лгр., 1932 и Язык Ванской клинописи, Лгр., 1935.
Изучая тексты с точки зрения филологической, наука не забывала, конечно, исследовать всесторонне и их содержание. Социально-экономические вопросы была затронуты в работах: G. Соntenau, Umma sous la Dynastie d'Ur, Paris, 1916; V. Sсheil, Recueil de lois assyriennes, Paris, 1921; W. M. Flinders Petrie, Social life in ancient Egypt, London, 1923; С. А. Котляревский, Социально-экономические и правовые отношения Вавилонии по законам Хаммураби (Новый Восток, III, стр. 329 сл.); И. Н. Бороздин, Хеттские законы (ibidem, IV, стр. 291 сл.) Д. А. Ольдерогге, К организации цехового управления в Древнем Египте эпохи Среднего царства (ДАН, 1928, стр. 97–99); его же, Управитель бурга hká – h. t; И. М. Лурье, Обработка кожи в Древнем Египте (Изв. ГАИМК, VII, 1931, вып. I, стр. 1–17); его же, Горное дело в Древнем Египте(Труды VIНИТ, серия I, т. III, стр. 105–138); его же, К вопросу о судебных оракулах в Древнем Египте (Зап. Кол. вост. 1930, IV, стр. 51–72); Н. А. Шолпо, Ткачество в Древнем Египте (Труды VIНИТ, сер. I, вып. 5) и др. Материальная: культура Древнего Востока стала предметом исследований: J. dе Моrgan, La prehistoire orientale, I–III, 1925–27; G. Соntenau, Manuel d'archeologie orientale. Paris, 1927; H. Francfort, Studies, in Early Pottery of the Near East, 1924; Сhilde, The most ancient East. London, 1928; G. Воsоn, Les, metaux et les pierres dans les inscriptions assyro-babyloniennes, 1914; H. F. Lutz, Textiles and Costumes among the peoples of the Ancient Near East, Leipzig, 1923 его же, Viticulture and Brewing in the ancient Orient, Leipzig, 1923; A. Neuburger, Die Technik des Altertums. У нас было основано в лице Рос. академии истории материальной культуры специальное ученое учреждение, изучающее материальную культуру всех стран и всех времен.
На ряду с материальной культурой изучалась и духовная культура Древнего Востока: так, чрезвычайно интенсивно протекала работа над историко-религиозными проблемами. Были переизданы греко-латинские источники к религиозным системам Востока: Clemen, Fontes historiae religionis Persicae, Bonna, 1920; Th. Hорfner, Fontes historiae religionis Aegyptiacae, Pars I. Auctores al Homero usque ad Diodorum continens, Bonna, 1922; F. Jасоbу, Die Fragmente der griechischen Historiker, I часть. Genealogie u. Mythographie, Berlin, 1923. Продолжали переиздаваться и древне-восточные религиозные тексты, так К. Sethе закончил свой колоссальный труд D. altaegyptischen Pyramidentexte nach d. Papierabdrucken u. Photographien d. Berliner Museums выпуском в 1923 г. Ill и IV томов. Его же, Dramatische Texte zu altagyptischen Mysterienspielen. I. Das Denkmal Memphitischen. Theologie der Schabakostein des Britischen Museums, Leipzig, 1928. P. Вuсher, Les hymnes a Sobk – Ra. Paris, 1930 (extr. de «Kemi»). Совершенно новые материалы; относительно бога Сета были изданы S. Sсhоll, Bucher und Spruche gegen den Gott Seth (Urk. d., Aegypt. Alt, VI Abt., H. I, Leipzig, 1929); чрезвычайно интересную работу выпустил А. Моret, La mise a mort du dieu en Egypte, Paris, 1927. Продолжались также научные переводы древне-восточных религиозных текстов: известный перевод библии Kautzsch'a (ныне покойного) появился в 4-м издании под редакцией A. Bertholet; в 1922–23 г. Наиважнейшие религиозные тексты Египта были, переведены G. Roeder'oм в Urkunden zur Religion des Alten Agyptens, ubersetzt u. eingeleitet, 1923. Хрестоматия по истории религий была издана в Лейпциге Е. Lehmann'oм и Н. Haas в 1922 г. У нас был предпринят А. Л. Коцеиовским впервые не только в России, но и на Западе, научный перевод труднейших, но весьма важных для всякого историка религии египетских текстов пирамид. Первая часть перевода появилась в 1918 г. в I части его широко задуманного труда – «Пирамидные тексты» (Одесса). Смерть, вырвавшая из нашей среды и этого выдающегося ученого, не дала завершиться научному предприятию, которое сделало бы, наконец, пирамидные тексты доступными широким кругам научного мира. Некоторые другие религиозные тексты были переведены Б. А. Тураевым во II томе его истории египетской литературы, к сожалению, еще до сих пор не изданном. В. К. Шилейко были приготовлены к печати переводы религиозных текстов Ассиро-Вавилонии (во «Всемирной литературе»). На ряду с изданиями и переводами текстов появлялись и исследования. Монографии, посвященные отдельным божествам древне-восточного пантеона: P. Boylan, Thoth, the Hermes of Egypt, Oxford, 1922; у нас: И. M. Волков, Древне-египетский бог Себек, Пгр., 1917; И. Г. Франк-Каменецкий, Памятники египетской религии в Фиванский период (Культурно-исторические памятники Древнего Востока, вып. 5–6, Москва, 1917–18), монография, посвященная главным образом религии Амона, и отдельные работы, напр., М. Э. Матье, Религия египетских бедняков (Сб. Религия и общество, стр. 29 – 40). В 1914 г. появилась очень полезная энциклопедия всех богов Ассиро-Вавилонии: A. Deimel, Pantheon Baby-lonicum. Nomina deorum e textibus cuneiformibus excerpta et ordine alphabetico distributa, Romae. Кратким введением в изучение египетского пантеона может служить книжка A. Sсharff'a, Goetter Aegyptens, Berlin, 1923. Развитию главных религиозных идей (бог и человек, жреческое посредничество, жизнь после смерти) и нравственности посвящены популярные книжки S. A. Mercer, Growth of religious a. moral ideas in Babylonia a. Assyria, ibidem, 1919. Строго научной трактовке тех же вопросов посвящена прекрасная книга J. H. Breasted'a, Development of religion a. thought in Ancient Egypt, появившаяся в 1923 г. во втором издании. Ценным введением в историю египетской религии является исследование А. Л. Коцеиовского, предваряющее его перевод пирамидных текстов (см. выше). Появились и несколько трудов, охватывающих всю совокупность религиозных явлений той или другой культурной области Древнего Востока: А. Ungnad, Die Religion der Babylonier u. Assyrer, Jena, 1921 – труд, являющийся скорее хрестоматией по истории религия Ассиро-Вавилонии; G. Нolsсhеr, Geschichte d. israelitischen u. judischen Religion, Giessen, 1922 (в книге много оригинальных и плодотворных наблюдений); L. V. Schroder, Arische Religion, I том, Einleitung. Der altarische Himmelsgott, das hochste gute Wesen, II том, Naturverehrung u. Lebensfeste, Leipzig, 1916.
Богатейшая сокровищница литературы Древнего Востока привлекала и в послевоенный период внимание исследователей. Прекрасные переводы лучших образцов египетской литературы дал Еrman, Die Literatur der Aegypter, Leipzig, 1923. К сожалению, Erman оставил без внимания поздний период египетской истории (I тысячелетие до н. э.), давший так много прекраснейших образцов поэтического творчества. В этом отношении неизмеримо полнее II том «Египетской литературы» Б. А. Тураева, содержащий все важнейшие образцы литературных произведений Египта, начиная с Древнего царства вплоть до позднейшего времени. К сожалению, этот труд, не имеющий себе равного во всем мире, как мы уже говорили выше, еще до сих пор не напечатан. Когда он, наконец, появится, то одна из существеннейших лакун нашей научной литературы о египетской культуре будет заполнена. Из историко-литературных исследований можно назвать на Западе краткий обзор Веzоld'a, Babylonian Literature в Encyclop. of Rel. a. Ethics., т. VIII (1915), стр. 83 cл. И в этой области нам принадлежит, благодаря всеобъемлющему таланту и неутомимой трудоспособности Б. А. Тураева, бесспорный суверенитет. I том капитального его труда – «Египетская литература», вышедший в Москве уже после смерти Б. А., охватывает в едином историко-литературном исследовании все великое, почти необозримое многообразие литературного наследия древнего Египта. Ни для одной из прочих литератур не имеется пока подобного труда. Б. А. руководил также отделом Древнего Востока в большом предприятии «Всемирная литература», поставившем себе целью перевести все важнейшие памятники мировой литературы. Смерть не дала Б. А. возможности довести это дело до конца. (О работах В. К. Шилейко для этого отдела см. выше). Из отдельных работ по истории литературы Древнего Востока должна быть отмечена книга В. М. Викентьева, Древне-египетская сказка о двух братьях -(серия «Культурно-исторические памятники Древнего Востока», вып. 4, М., 1917); И. Г. Франк-Каменецкий, Грузинская параллель к древне-египетской повести о двух братьях (Я. С., IV, стр. 39–71); G. Franzоw, Zu der demotischen Pabel vom Geier und der Katze (Zeitschr. f. Agypt. Spr. B. 66, ss. 46–50). M. Matthiew, The chiasm in egyptian poetry (PSE, I–1929, стр. 1–3); eе же, Quelques remarques stylistiques sur la litterature du Moyen Empire (PSE, IV, 193Э, стр. 15–19); eе жe, Zum Ausdruck mátw–hr.k in dem Papyrus № 1115 der Ermitage (ДАН–13, 1928, стр, 291–292); ее же, Формула m rn–k (Зап. Кол. вост., 1930, т. IV, стр. 33–49).
В последние годы нашелся и исследователь египетской музыки в лице С. Sachs: Die Tonkunst der alten Agypter (Archiv f. Musikwissensch., т. II, 1920); его же, Altagyptische Musikinstrumente (D. Alte Orient, 1921). Исследование о египетском танце принадлежит Т. Н. Бороздиной: древне-египетский танец. М., 1919. На науку Древнего Востока также обращалось внимание исследователей. Продолжались исследования в области вавилонской астрономии и астрологии; из них можно отметить большую работу Weidner'a – Handbuch d. babylon. Astronomie, 1915; исследование Воll'я и Bezold'a – Antike Beobachtungen farbiger Fixsterne (Afoh. Munch. Akad. т. XXX, 1918) и написанную Bezold'oм первую главу книжки Воll'я – Sternglaube und Sterndeutung, Leipzig – Berlin, 1917 и второе изд. 1919 г. О чрезвычайно больших знаниях египтян в области строения человеческого тела говорит нам недавно изданный Брестедом пап. Эдвин Смит. Более того, если правильно предположение Брестеда, то древние египтяне подошли вплотную к определению мозга как центра деятельности человеческого тела (J. H.Breasted, The Edwin Smith Surgical Papyrus, 2 тома). О таких же поразительных сведениях египтян в математике свидетельствует один папирус Среднего царства из бывшей коллекции В. С. Голенищева. Б. А. Тураев в сотрудничестве с математиком проф. Д. В. Цинзерлингом подготовил его издание. Большая способность египтян к математической спекуляции доказывается уже одной той задачей Московского папируса, которую Б. А. Тураев успел издать в своем исследовании: The volume of the truncated pyramid in egyptian mathematics в Anc. Egypt, III, 1917 г. Полностью этот папирус был издан В. В. Струве (W. W. Struve, Mathematischer Papyrus des staatlichen Museums der schonen Kunste in Moskau, Berlin, 1930, в серии Quellen zur Geschichte der Mathematik).
Исследование изобразительного искусства Древнего Востока продолжалось с большим успехом. В новой переработке начали выходить выпуски известной серии Kunstgeschichte in Bildern, изд. Е. A. Seemann'a в Лейпциге (см. рец. Т. Н. Бороздиной-Козьминой, Новый Восток, III, стр. 543 cл.). Исследования о пластике: В. Меissnеr, Grundzuge d. babylonisch-assyr. Plastik. (D. Alte Orient, 1915); H. Fechheimer, D. Plastik d. Agypter, Berlin, 1923; его же, Kleinplastik der Agypter, Berlin, 1922; Ф. В. Баллод, Египетский «Ренессанс», Москва, 1917; Т. Н. Бороздина, Египетские скульптурные модели; Нам. Муз. изящн. искусств, выпуск II, Москва, 1917. Связь пластики с плоским рельефом была предметом исследования Н. Sсhafer'a: Grundlagen d. agyptischen Rundbildnerei, u. ihre Verwand-schaft mit denen der Flachbildnerei, 1923 (в серии D. Alte Orient). Тот же автор написал большой труд о египетском рисунке и рельефе: Von agyptischer Kunst, besonders der Zeichenkunst, Leipzig, 1919. Уже в 1922 г. появилось второе издание этой интересной книги.
Ценным дополнением к книге Шефера является исследование Ф. Ф. Гесса, Композиция человеческой фигуры в египетском рисунке и рельефе (Изв. Рос. ак. ист. мат. культ., I, 1921, стр. 73–94). Египетскому же искусству посвящена работа: его же, Египетское искусство времени Аменофиса IV, Москва. Архитектуре посвящен I том роскошного издания J. Сараrt, L'art egyptien, Брюссель, 1922. Прикладное искусство Египта трактуется в большой статье Н. Д. Флиттнер в I томе Ежегодника Рос. института истории искусств. Появилось также несколько монографий, посвященных всем отделам изобразительного искусства той или другой страны Древнего Востока: P. Handcock, The archaeology of the Holy Land, London, 1916; Gapart, Lecons sur Part egyptien, Ltittich, 1920. В 1921 г. появилось второе издание труда G. Maspero о египетском искусстве – L'Egypte в серии Hist. generale de l'art. Второй раз была издана в 1923 г. и известная книга Flinders Реtriе – The arts a. crafts of anc. Egypt. В 1924 г. вышел первый русский труд, I обнимающий почти все искусство Древнего Египта: Ф. В. Баллод, Очерк истории древне-египетского искусства, Москва–Саратов, 1924. О значении искусства Древнего Востока для истории мирового искусства см. небольшую, с большим энтузиазмом написанную статью Bissing'a – Die Bedeutung der orientalischen Kunstgeschichte fur die allgemeine Kunstgeschichte, Utrecht, 1922. За время войны и после нее появились не только монографии, посвященные отдельным сторонам различных древне-восточных народов, но и труды, охватывающие в полном объеме многогранную культуру некоторых стран Древнего Востока. Ценные обзоры ассиро-вавилонской культуры дали М. Jastrow – The civilisation of Babylonia a. Assyria, Philadelphia, 1915; B. Meissner – Babylonien u. Assyrien, том I (обнимающий материальную культуру), Heidelberg, 1920; G. Соntenau – La civilisation assyro-babylonienne, collection Payot, Paris, 1922 (небольшое, но ценное исследование); L. Dеlароrte, La Mesopotamie. Les. civilisations babylonienne et assyrienne, Paris, 1923 (обширный труд). Прекрасным пособием для всех изучающих культуру Египта является монументальный Atlas zur altagyptischen Kulturgeschichte, Leipzig, 1915–23 Wreszinsk'ого, дающий в великолепных воспроизведениях все важнейшие для культурной истории гробничные фрески и рельефы. Таким же полезным собранием изобразительного материала является издание W. Schmidt, Levende og dode i det gamle Aegypten, Album til ordning of Sarcophager etc., Kopenhagen, 1919. Этот альбом, предназначенный для иллюстрации мира мертвых Египта, может служить, благодаря своему богатству, прекрасным пособием для ознакомления и с миром живых людей Египта. Из трудов, посвященных культуре Египта, надо отметить: Bissing, D. Kultur d. alten Aegyptens. Leipzig, 1919 (небольшое исследование, 21-й выпуск серии Wissensch. u. Bildung); A. Wiedemann, Das alte Agypten, Heidelberg, 1920(ценный, но скучноватый справочник); А. Еrman, Aegypten u. aegypt. Leben im Altertum в новой переработке Ранке, Tubingen, 1923. Переработка Ранке, к сожалению, не слишком совершенна, много нового материала осталось неиспользованным. Действенности египетской культуры уделено много внимания в труде G. Elliot Smith, The ancient Egyptians a. the origin of civilisation, London, 1923. Одним из очень ценных вкладов в научную литературу о культуре Египта является посмертный труд Б.А. Тураева Древний Египет, Петербург, изд. «Огни», 1922. О культуре до-израильской Палестины см. Р. Карге, Rephaim, 1919 (крупный, очень ценный труд). Культура Израиля и Иуды стала предметом исследования A. Bertholet: Kulturgeschichte Israels, Gottingen, 1919, и M. Weber: Das antike Judentum, Tubingen, 1921. В этой связи надо будет отметить и 2 важных труда по эгейской культуре: посмертный труд D. Fimmen'a, Die Kretisch-Mykenische Kultur, Leipzig – Berlin, 1921, и роскошное монументальное издание A. Evans'a The Palace of Minos at Knossos, London, 1921, являющееся обстоятельным обзором эгейской культуры, иллюстрированным результатами кносских раскопок. Были сделаны попытки охватить в одном труде культуры Древнего Востока во всем его объеме. В. В. Струве, Проблема зарождения, развития и упадка рабовладельческих обществ Древнего Востока (Изв. ГАИМК, вып. 77); А. Моret et Davy, Des clans aux empires. Paris, 1923; J. Hunger и Н. Lamer переиздали свой небольшой, но важный атлас Altorientalische Kultur im Bilder, Leipzig, 1923. Jeremias издал Handbuch der altorientalischen Geisteskultur, Leipzig, 1913, а в 1916 т. он выпустил в третьем издании Das Alte Testament im Lichte des Alten Orients. (Достоинства и недостатки его труда в 1 и 2-м изданиях, отмеченные выше Б. А., остались те же и в 3-м издании). Хороший обзор древне-восточной культуры, не зараженный панвавилонизмом, дает A. Yirkus своем Altorientalischer Kommentar zum Alten Testament, Leipzig – Erlangen, 1923.
В разбираемый нами период истории науки о Древнем Востоке не были забыты и исторические исследования. W. King выпустил A History of Babylon, London, 1915, а в 1916 г. переиздал свою A History of Sumer a. Akkad, появившуюся в первом издании в 1910 г. L. Dеlароrte, La Mesopotamie: les civilisations babylonienne et assyrienne. Paris, 1923; A. Moret, Le Nil et la civilisation egyptienne. Paris, 1924; Flinders Petrie приступил также к новому изданию (10-му) своей капитальной A History of Egypt. London, 1923. Петри продолжает держаться своей старой хронологической системы, т. е. датирует Менеса-Нармера 5546 г. до н. э., а начало XII дин. – 3579 г. до н. э. Известный эллинист-папиролог W. Schubert напечатал историю эллинистического Египта: Aegypten von Alexander dem Grossen bis auf Mohammed, 1923. R. Кittel выпустил в 1922–23 г. свой фундаментальный двухтомный труд Geschichte des Volkes Israel в пятом издании. Во Франции теперь начал издаваться такой же капитальный труд по истории Израиля и Иуды: L. Desnoyers, Histoire du peuple hebreu des juges a la captivite. Первый том, обнимающий период судей, появился в 1923 г. Историю юга России в связи с историей Древнего Востока продолжал трактовать в многочисленных работах М. И. Ростовцев, см. его: Эллинство и иранство на юге России, Петроград, изд. «Огни», 1918; South Russia in the prehistoric a. classical period, American Historic. Review, т. XXVI, 1921; Iranians a. Greeks im South Russia, Oxford, 1922 и др. работы. В 1921 г. напечатал историю юга России немецкий ученый М. Еbеrt, Sudrussland im Altertum, Bonn–Leipzig. На ряду с монографиями, посвященными описанию исторического процесса в отдельных древне-восточных странах, появились и труды, пытающиеся обнять историю Древнего Востока во всем его объеме. Так, труд Н. R. Наll'я, The ancient History of the near East появился в 1916 г. уже в 3-м издании. Ассириолог Е. G. Кlаubеr написал небольшую по объему, но дельную Geschichte des alten Orients (I том серии Weltgeschichte in gemein- verstandlicher Darstellung), Gotha, 1919. В Кембридже под редакцией J. B. Bury, S. А. Соrk, F. E. Adсосk вышел коллективный труд The Cambridge Ancient, History, первые тома которого посвящены Древнему Востоку. Прекрасным введением в историю Древнего Востока может служить книга академика В. П. Бузескула: Открытия XIX и начала XX века в области истории древнего мира. I. Восток. Петроград, 1923. Акад. Бузескул сумел чрезвычайно ясно и удобообозримо расположить весь тот ценный материал, которым насытил свою книгу. Многочисленными указаниями о заграничной научной литературе, приводимыми В. П. Бузескулом, мы воспользовались с большой благодарностью. Много ценных библиографических данных мы получили также из обстоятельной статьи проф. А. А. Фреймана, Востоковедение в Германии (Восток, III, 1923, стр. 160 сл.) и из многочисленных сообщений о научной жизни Запада и рецензий на вновь появляющиеся заграничные книги, помещенных в «Востоке» и «Новом Востоке». Более полные сведения о том, что сделано востоковедами Петербурга за последние годы, можно получить в недавно изданной Академией наук книжке «Востоковедение в Петрограде 1918–1922», Петроград, 1923. См. также обзор В. В. Струве, Советская наука о древне-восточных обществах за 15 лет ее существования.
Библиографические обзоры: Е. F. Wеidnеr, D. Assyiiologie 1914–1922. Wissenschaftliche Forschungsergebnisse in bibliograph. Form abgeschl. am 31 Juli 1922 (Leipzig, 1922). Перечислено около 2 000 работ. G. Contenau, Les resultats des etudes assyriennes (Rev. histor., 1922); его же, Essai de bibliographic hittite. Paris, 1922. – По египтологии: Rоеdеr, Aegyptologie в Zeitschr. d. Morgenl. Ges., начиная с 72 тома: Griffith, Bibliography в Journ. of Egypt. Arch., начиная со II тома; J. Сapart, Une bibliographie de l'Egypte anc. (в Bulletins de la classe des lettres de l'Acad. royal de Belgique, 1921). – По истории религий: С. Clemen, Religionsgeschichtliche Bibliographie im Anschluss an d. Arch. f. Rel.-Wis., начиная с 1915 г.
Хронология
Древний Восток не знал научной хронологии и не вел летосчисления по эрам. Для 11 практических обыденных потребностей как в Вавилонии, так и в Египте и Израиле, сначала отмечали года по выдающимся событиям. В Вавилонии это видно из многих документов древнейшего времени (напр.: «год, как Шульги воцарился», «год, когда было нашествие на Ганхар во 2-й раз») и из списков таких дат, составлявшихся в сокращенной форме для справочных целей постепенно, на основании получавшихся циркулярным порядком распоряжений о наименовании года. Не каждый год мог получить особое название: приходилось иногда обозначать года по названию предшествующего года, напр.: «год, после того, в который был основан Дурмати»... Возможно, что к таким приемам прибегали, образуя как бы своеобразные малые эры, особенно в отдаленных городах, куда не доходили во-время новые распоряжения. Следы подобного обыкновения сохранились и в библии (см. Амос 1, 1. Исаия 14, 28 и др.). В Египте, как это ясно из Палермского камня и многочисленных следов в более позднее время, года сначала датировались по событиям (напр., «год битвы и поражения нижне- египтян»), потом (со II дин.) особенно стали употребляться датировки по цензам, ведшимся каждые два года от начала каждого царствования («год второго счисления», «год после пятого счисления»); мало-по-малу счисления стали производиться ежегодно, и таким образом, путем опущения слова «счисления», датировки естественным путем стали делаться по годам царствования. Несмотря на неудобство, происходящее от постоянной перемены исходного пункта, в Египте Нового царства, начиная с XVIII дин., счет велся от вступления на престол каждого царя, хотя раньше, в эпоху Древнего и Среднего царств и в позднейшие времена, начиная с XXVI дин., устраняли происходящую при этом путаницу, начиная счет годов царя с предшествующего воцарению новолетия и присчитывая, таким образом, к ним последние месяцы предшественника. В Вавилонии, где счет по годам царствований вошел в употребление со времени касситов, и в поздней Ассирии поступали иначе – начинали счет с следующего за воцарением нового года, а первые месяцы каждого царя называли «началом царствования».
Счет по событиям и царствованиям, весьма непрактичный для деловой жизни, хотя и снабжает историка драгоценными сведениями в наименованиях годов, но до чрезвычайности затрудняет научную хронологию. Долгое время египетская история излагалась почти без хронологического масштаба, не по столетиям,а по династиям. Только для Древнего царства у нас есть остатки анналов на так наз. Палермском камне [и других фрагментах Каирского музея и собрания Петри]. Если бы Туринский папирус лучше сохранился и обнимал всю историю Египта, и если бы манефоновские цифры возбуждали больше доверия, было бы значительно проще: мы бы знали продолжительность каждого царствования, и отсутствие эры не было бы так ощутительно. Но, к несчастью, Туринский папирус дает только Древнее и Среднее царства в крайне поврежденном виде; иногда для целых династий (IX–X) пропали даты. От царей Нового царства у нас есть датированные надписи, но какой год царя был последним – мы не знаем, так как, кроме известных нам текстов, могли быть не дошедшие до нас другие, с более поздними датами; наконец, от последних лет царя может вовсе не быть документов. Только в немногих случаях мы знаем продолжительность царствований некоторых фараонов. Были в Египте и смутные времена, от которых совсем не дошло памятников. Как, определить их продолжительность? Долгое время египтологи были в отношении хронологии в беспомощном положении. Опорными пунктами их, если не считать танисской надписи Рамсеса II, датированной по местной эре 400 годом «царя Сети-Нубти», были исключительно известия греческих писателей о XXVI династии, а для более древнего времени – упоминания об Египте в ассирийских летописях и библии. Но библейская хронология сама представляет затруднения. Открытие архива в Телль-Амарне дало возможность, на основании вавилонской хронологии, приурочить время XVIII дин.; что же касается Древнего царства и начала Египта, то здесь между учеными были колебания на целые тысячелетия: одни начало египетского государства относили к 5869 (Шамполлион), к 5700 г. (Бек), другие (Бунзен) – к 3620 г. или (Лепсиус) – 3892 г. Кроме неисправности манефоновских цифр, здесь еще осложняли дело способы египетских датировок и несовершенство египетского года. Он был солнечным, но состоял из 12 равных месяцев по 30 дней + 5 дополнительных дней в конце; начало года и начало подъема Нила теоретически совпадали с первым появлением на утреннем небе созвездия Сириуса и летним солнцеворотом. Но Сириус восходил каждые 4 года днем позже, таким образом год Сириуса почти совпадал с полным солнечным годом в 365 1/4 суток, следовательно, египетский гражданский год был меньше настоящего на 1/4 суток и расходился с ним на целый день каждые 4 года. Само собой разумеется, через большой промежуток времени это несовершенство года, устраняемое у нас при помощи високоса, в Египте должно было повести к большим неудобствам: времена года не совпадали, праздники не приходились в надлежащее время, пока чрез 365 х 4 = 1 460 нормальных или 1 461 гражданских лет разница не достигала целого года, и египтяне снова не видели на утреннем небе в день нового года Сириуса(αποχαταστασις). Этот период в 1460 л. был известен в эллинистическое время, как период Сириуса, и Цензорин упоминает об его начале под 139 г. н. э. (по ошибке вместо 140 г.), когда восход созвездия пал на день нового года; математик Феон упоминает и предшествующий период, как эру царя Менофрия (может быть, Менпех-тира-Рамсеса I) 1321 г. Невидимому, и Манефон говорил об этих «периодах Сириуса», но какую роль играли они в фараоновском Египте, и как справлялись египтяне со своими календарными затруднениями, мы не знаем. Полагают, что они привыкли к ним: в жизни одного поколения разница против постоянного года на какие-нибудь 10–15 дней не особенно заметна. Нам известно только, что когда солнцеворот разошелся с началом египетского года более чем на полмесяца, месяцы были передвинуты на один назад. Других исправлений календаря не делалось. За это говорит прежде всего следующее место у Гемина (I в. до н. э.): «Египтяне держатся совершенно другого мнения, нежели греки, ибо они считают свои года не по солнцу, а свои дни и месяцы – не по луне, но поступают по своим своеобразным основаниям. Они хотят, чтобы жертвы богам не приносились всегда в определенное время года, но проходили чрез все времена года, и летний праздник делался осенним, зимним и весенним»... Кроме того, мы знаем, что при Птолемее III (238 г.) была попытка календарной реформы, «чтобы времена года снова отправляли свои функции». Реформа эта, состоявшая, вероятно, в вставке, не привилась. Это также заставляет сомневаться, чтобы подобные реформы имели место раньше. Наконец, александрийский постоянный юлианский год, введенный в 25 г. и начинавшийся 29 августа, долго оставался в употреблении только у одних греков и называется в демотических документах «годом ионян»; туземцы продолжали довольствоваться своим подвижным годом. Между тем, наблюдения звездного неба в Египте играли не последнюю роль. До нас дошли не только таблицы звезд, но и самые инструменты для наблюдения (в Берлинском музее), о которых еще греки говорят (Климент Алекс.), называя их φοινιξ и ωρολογιον один гороскоп, сидя на корточках на крыше храма, смотрел одним глазом в дырочку пальмового инструмента на сидевшего против него лицом на одном меридиане товарища и, при помощи орологии с отвесом, определял положение звезд относительно его тела (если над головой – в зените); это заменяло египтянам ночные часы, напр.: «пятый час ночи, – созвездие «голова птицы» над левым глазом». Для определения дневных часов у них существовали особые приборы, хотя и довольно примитивного характера и не точные, дававшие указания по длине или направлению тени. Такие постоянные наблюдения приучили египтян отмечать и положение Сириуса, его восход всегда сопровождался известными празднествами, хотя бы и не приходился на день гражданского нового года. Отмечался, хотя и теоретически, и день нового года Сириуса. Уже на могильных плитах Древнего царства различали между «новолетием» и «первым днем года», разумея под первым, вероятно, начало нового года по Сириусу. В канопском декрете мы имеем официальное утверждение, что день восхождения Сириуса «есть день, в который восходит звезда Исиды и который в свящ. писаниях считается днем новолетия». И в надписях, и на папирусах сохранилось несколько заметок относительно этой звезды, которые можно понять как данные о ее восходе. Напр., в Элефантине найдена заметка из времен Тутмоса III, что восход Сируса был 28 числа 11-го мес.; в папирусе Эберса, что – в 9-й год Аменхотепа I–9 числа того же мес., а Берлинским музеем приобретен папирус, содержащий предписание о праздновании восхода Сириуса 16 числа 8-го месяца в 7-й год царствования Сенусерта III. Самая поздняя дата имеется в канопском декрете: в 9-й год Птолемея III (238г.) восхождение Сириуса пало на 1-е число 10-го месяца. Вспомогательными данными являются упоминания в текстах о высоте Нила в тот или другой месяц подвижного года, о сборе льна, о температуре и т. п. Таковы данные, которые относятся уже к области, недоступной для историка; на помощь должен придти математик-астроном. Такой действительно нашелся в лице Mahler'a, который в своих многочисленных статьях обратил внимание на данные египетских текстов о Сириусе, фазах луны и т. п., пытался восстановить хронологию египетской истории Среднего и Нового царств и, между, прочим, на основании указаний о двух новолуниях в царствование Тутмоса III, вычислил его года, хотя, может быть, и не совсем точно, так как исходил от действительного, а не видимого новолуния. Комбинируя данные, полученные астрономическим путем, с теми, которые можно получить путем тщательного исследования датировок Туринского папируса, других царских списков и Манефона, Эд. Мейер дал приблизительную хронологию всей египетской истории. Он полагает, что египетский календарь мог возникнуть только в то время, когда предсолнечный восход Сириуса действительно совпадал с летним солнцестоянием и началом разлития Нила и приходился, на 19 июля (юлианское). А это было в 4241 г. на широте Мемфиса и Илиополя. Просчитывая вверх к древнейшей, определенной астрономической дате восхода Сириуса в 7-й г. Сенусерта III–1882–1879–8 гг., сохранившиеся года Туринского папируса– 955 (Древнее царство) + 160 + ? (XI дин.) + года царей XII дан., предшественников Сенусерта III + предположительное время для IX и, X дин., он определяет начало I династии между 3400 – 3200 гг. Конечно, не все с ним согласны, некоторые получают более раннюю дату, определяя астрономическим путем 7-й год царствования Сенусерта, другие стоят за так наз. «длинную» хронологию, отступая на один период Сириуса вверх и относя таким образом дату Сенусерта III к 3342 г., а следовательно, «Мину» – в V и даже в VI тысячелетие. Другие, напр., Леман-Хаупт, вносят поправки в его исходную дату. Действительно, она предполагает циклический характер периода Сотиса: на самом деле, солнечный год не ровно на 1/4 суток больше 365 дней и не безусловно равен году Сириуса; последний на разных широтах восходит не в один день; кроме того, не приняты в соображение изменения, вносимые предварениями равноденствий. Астрономически самая ранняя дата, добытая Эд. Мейером, должна быть изменена в 4236 г. и, пожалуй, было бы более правильным, не ставя для доисторических эпох точных данных, признать, что египетский календарь восходит к V тысячелетию.
В 1917 г, немецкий египтолог Л. Борхардт выступил с новой хронологической схемой египетской истории, отличной от схемы Эд. Мейера. Опираясь на тщательно продуманное восстановление аннал Древнего царства, он получил путем остроумной комбинации и для Тинисской эпохи астрономически определенную дату восхода Сириуса. В связи с этим важным наблюдением, Борхардт указывает на невозможность пользования для вычисления начала I династии – 955 годами Туринского папируса, каковое число лет Эд. Мейером рассматривалось точной суммой лет правления царей Древнего царства. Контекст Туринского папируса, в котором сохранились эти 955 лет, настолько испорчен, по мнению Борхардта, что на основании его никаких выводов делать нельзя. Опираясь на данные выводы, Борхардт определяет начало первой династии 4186 г. до н. э. Его хронология встретила сочувствие среди некоторой части египтологов, а в 1919 г. ее принял и известный историк древнего мира, Леман-Хаупт. Г. Готье, издавший в 1915 г. новые фрагменты аннал Древнего царства, пришел путем одного восстановления этих аннал, примерно, к тому же определению времени начала династической истории Египта, что и Борхардт.
Ассиро-вавилонская хронология может быть точно установлена для последнего тысячелетия, особенно с 911 г. Здесь решают дело царские списки и списки эпонимов. В числе первых особенно важен так наз. Птолемеевский канон вавилонских царей, сохранившийся в Альмагесте и идущий от александрийских астрономов, обработавших вавилонские астрономические выкладки времени царя Набонасара (747–734), с которого и начинается список. Это случайное обстоятельство дало повод древним говорить о какой-то «эре Набонасара», а хронограф Панодор даже вывел заключение, что список не идет вверх от Набонасара потому, что этот царь якобы уничтожил документы своих предшественников... Списки эпонимов имеются у нас с перерывами с 911 г. и точно датируются, благодаря упоминанию в них солнечного затмения, определяемого астрономически 15 июня 763 г. Далее вверх идут хроники и списки вавилонских династий с годами, приводящие нас приблизительно к 2060 г, для начала первой вавилонской династии. Для ассирийской хронологии служат приводимые иногда в текстах синхронистические указания. Так, царь Синахериб, разгромив Вавилон в 689 г. до н. э., нашел в нем печать ассирийского царя Тукультининиба I, якобы пожертвованную этим царем 600 лет тому назад. Тот же царь взял из Вавилона два ассирийских идола, увезенных вавилонянами 418 лет до этого времени из Ассирии (так наз. дата бавианской надписи). После покорения Элама Ассурбанипалом в 650 г., последний нашел там идол богини Наны, похищенный эламским завоевателем Кудурнахунди, по его словам, 1635 лет тому назад. Салманасар II (1300) говорит в своей надписи, что Шамши-Адад, патеси Ассура, за 580 лет до него, основал храм бога Ассура, который он возобновил после пожара, а Эришу, патеси Ассура, был еще за 159 л. до Шамши- Адада. Это приведет нас к 2040 г. По одной вавилонской хронике отец этого Эришу–Илусума был современником Суму-абу, основателя первой вавилонской династии, что вполне совпадает с датой, полученной из расчета вавилонских династий.
Правда, Куглер в 1912 г. установил на основании астрономических данных, дошедших от I вавилонской династии, что начало этой династии восходит не к 2060 г. до н. э., как того требуют царские списки Вавилонии, а к 2225 г. до н. э. Эд. Мейер в третьем издании I тома своей Geschichte des Altertums, § 328, условно принял датировку Куглера, но Ф. Вейднер в своих работах 1915 и 1921 гг., восстанавливающих историю Ассирии на основании новых данных, полученных из раскопок в Ашуре, приходит путем сопоставления синхронистических указаний в истории Вавилонии и Ассирии к старой датировке начала I вавилонской династии 2060 г. (или, точнее, 2052 г. до н. э.).
Для древнейших времен Сеннаара оказывают услуги остатки списков, например, найденный в Ниппуре и перечисляющий 40 царей Ура и Исина, начиная с Уренгура, с 342 годами, что приводит к концу XXIV в., а затем также относительное положение культурных слоев, обнаруживаемых при раскопках: остатки более древнего периода всего глубже. Из сопоставлений этих слоев, имен царей, шрифта, стиля и т. п. в разных центрах, получаются нередко решающие данные. Династия Агадэ с Саргоном I и Нарамсином на немного поколений оказывается старше Уренгура и может быть отнесена к концу первой половины III тысячелетия, а потому приходится признать ошибочным: показание последнего вавилонского царя Набонида. Последний нам сообщает, что во время работ по обновлению знаменитого храма бога Солнца в Сиппаре был найден документ древнего сиппарского царя Нарамсина, «документ, которого ни один царь не видел 3 200 лет». Таким образом, время этого царя по данному указанию падало на XXXVIII век. Между тем, и новейшие данные, полученные путем раскопок в Телло, Ниппуре, а также дошедший из Киша (?) современный Хаммурапи список древних династий первой половины III тысячелетия, не позволяют принять такой ранней даты.
[Открытия последних лет дали науке возможность почти полностью восстановить, подлинный список древнейших династий вавилонской традиции, начиная с царей до потопа вплоть до династий Исина и Ларсы, непосредственных предшественниц первой вавилонской династии. Но и этот полный царский список Сумиро-Аккада также не допускает отнесения царствования Нарамсина к XXXVIII веку, наоборот, он весьма веско говорит в пользу датировки Нарамсина временем, близким Уренгуру, родоначальнику династии Ура, ибо, согласно списку, лишь два с небольшим столетия отделяют обоих царей]. Поэтому мы можем вполне определенно утверждать, что наши современные сведения не дают возможности отнести древнейшие памятники Вавилонии – раньше чем к средине IV тысячелетия. Таким образом, начало двух великих культур Древнего Востока одновременно [а если правильна хронология Борхардта, то культура Египта древнее], и мы начинаем с изложения истории Вавилонии только в виду ее более широкого влияния на окружающий мир.
Lehmann-Haupt, Zwei Hauptprobleme d. altorientalischen Chronologie. Leipz., 1898. Mahler, статьи в Aegyptische Zeitschrift, тт. 32, 37 и друг. и в Denkschriften Венской академии. Во франц. переводе Moret: Еd. Мahler, Etudes sur le calendrier egyptien. Annales du Musee Guimet. Bibl. d'Etudes XXIV (1912). Rost в Orientalistische Literaturzeitung, III. Болотов, Antedatierung или Postdatierung, в Христ. чтении 1896, II, и др. Sеthе, Chronologie d. altesten agyptischen Geschichte u. die Entwicklung der Jahresdatierung bei den alten Aegyptern (Beitrage zur alt. Gesch. Aegyptens). Lpz., 1903. Ed. Меуer, Aegyptische Chronologie, Berl., 1904 и 1907. Abhandl. Берлинской академии наук. Ginzеl, Handbuch der mathematischen und technischen Chronologie. Lpz., 1906. Mahler, D. Siriusjahr u. d. Sothisperiode. Orient. Literaturzeitung, 1905–6, «Длинной хронологии» египетской истории держатся Fl. Petrie и Knobel. См. ряд статей их в Historical Studies во II т. Studies of archeol. in Egypt. 1911. Даты Сириуса по ним с неравномерными промежутками, это: 4235, 2775, 1317, 139; первая династия – 5546. Молодой, талантливый, столь безвременно скончавшийся в ноябре 1919 г. астроном М. А. Вильев в 15 положении своей диссертации «Аналитическое решение основной задачи теоретической астрономии» (Пгр., 1918) говорит: «В настоящее время астрономия не дает возможности сделать выбор между короткой и длинной хронологией египетской истории». Ср. Lehmann-Hanpt, Sothis Periode und «Ebers Kalender». Klio VIII. Millosevich, II sorgere iliaco di Syrio, Roma. 1917. [B 1919 г. закончилось колоссальное издание Готье царских датировок Египта от всех эпох – Н. Gauthiеr, Livre des roi d'Egypte, т. I-V (Mem. Inst. Franc. Caire, т. 17–21), 1908–1919. Тот же Готье издал новые фрагменты аннал Древнего царства: Quatre nouveaux fragments de la pierre de Palerme (Le musee Egyptien: Recueil sur les fouilles d'Egypte), 1915, стр. 29–63, pi. XXIV-XXXVI; сурового критика это издание встретило в лице Al. Gаrdiner'a, Journ. of Egypt. Archaeol. III (1916), стр. 143–145. Свою новую хронологическую схему Борхардт установил в своем труде: Die Aiinalen u. d. zeitliche Festlegung d. Alten Reiches der agyptischen Geschichte (Quellen u. Forschungen zur Zeitbestimmung d. agyptischen Geschichte, I, 1917). Положительную оценку теории Ворхардта дает Леман-Хаупт, Kliо 1919 (XVI), стр. 200 cл. Принимает ее с некоторыми оговорками и Г. Шефер во 2 изд. своего Von agyptischer Kunst (1922), стр. 272 сл. Вопросы хронологии и датировки трактуются Sethe, Die Zeitrechnung der alten Agypter im Verhaltniss zu des anderer Volker. 1. Das Jahr (Nachr. d. Gesellsch. d. wissensch. zu Gottingen phil.-histor. Kl. 1919, стр. 287–320); его жe, Zur Jahresrechnung des Neuen Reiches (Ag. Zeitsehr. 1923, 58 сл.); N. Scholpo, Zur chronologie der 4-ten Dynastie (PSE, I-1929, стр. 4–10); его же, Miszellen zur Geschichte und chronologie des Alten Reiches (PSE, VII-1931, стр. 29–39); его же, Die 6 Zeile der Annalen und die 3 Dynastie (PSE, III, стр 1–5)]. Lehmann-Haupt, Berossos Chronologie und die keilinschriftlichen Neufunde. Klio VIII. Sсhnabel, Studien zur babylonisch-assyrischen Chronologie. Berl., 1908. Воsse, Die chronologischen Systeme im Alten Testament und bei Josephus. Berl., 1908. Sсheil, Les plus anciennes dynasties connues de Sumer-Accad. Comptes rendus Acad, Inscript., 1911. Thureau-Dangin, статьи в Oriental. Literaturzeit. Zeitschr. f. Assyriol. и проч.
[Ed. Meуer, Die iiltere Chronologie Babyloniens, Assyriens und Agyptens. Berlin, 1925. Полемику Вейднера с Куглером см. Weidner, Studien zur assyrisch-babylonischen Chronologie u. Geschichte auf Grund neuer Funde (Mitteil. d. Vorderas. Ges., 1915, стр. 46–68) и Die Koniige von Assyrien (ibidem, 1921, вып. 2). Новые тексты для хронологии Ассирии изданы О. Schroder, Keilschrifttexte aus Assur versch. Inhalts, № 9–15; 17–18; 182 и 216. Список 10 царей до потопа (ср. 10 патриархов библии). S. Langdon, The Chaldean Kings before the Flood (Royal Asiat. Soc. Journ., 1923, стр. 251 cл.). Новые фрагменты списка царей после потопа изданы Роebel'ем, Historic. a. gram, texts № 2 сл. (Univers. Mus., Philadelphia V, 1914). Они были исторически использованы Роebel'ем (ibidem, № 73 cл.) и Тhurеаu-Dangin, Chronologie des dynasties de Sumer et d'Accad; новые важные фрагменты, ценные, между прочим, для окончательной реконструкции династии Аккада, нашел среди ниппурских таблеток Lеgrain, Museum Journal, Philadelphia, 1920, стр. 175 cл., ibidem, 1921, стр. 75 cл. Реконструкцию царского списка Сумиро-Аккада, на основании этого нового материала, см. Ungnad, Die Rekonstruktion der altbabylonischen Konigslisten (Zeitschr. f. Assyr. 1922, XXXV, стр. 1 cл.) и Роеbеl, Ein neues Fragment der altbabylon. Konigsliste (ibidem, стр. 39 cл.), см. также Аllоtte de la Fuije, Sur d'anciennes listes sumeriennes de dynasties royales. Journ. As. (XI Sec.) V, 555 cл. L. Langdоn, The early Chronology of Sumer a. Egypt a. the similarities in their culture (The Journ. of Eg. Archaeol. VII, 1921, стр. 133–51); В. Meissner, Zeitschr. Deutsch. Morgenl. Ges., 1922, № 76, стр. 86 cл. Новые списки династии Ларсы изданы Clay, Yale-Orient. Series Babyl. I (1915) № 32 и Тhureau-Dangin, La chronologie de la dynastie de Larsa (Rev. d'Ar., 1918, XV, стр. 1 cл.). В запутанных вопросах хронологии эпохи касситов разбирается Леман-Хаупт путем использования синхронизмов, засвидетельствованных Т.– Амарнским и Богазкеойским архивами и синхронистической хроникой, в Klio XVI (1920), стр. 242–301. Порядок следования хеттских царей на основании данных Богазкеойского архива устанавливает Нrоznу, Hethitische Konige (Boghazkoi Stud., 5 Heft). Из новых трудов, посвященных вопросам библейской хронологии, см. М. Тhilo, Die Chronologie d. A. T. dargestellt beurteilt unter besonderer Berucksichtigung d. masoretischen Richter- u. Konigszahlen. Bremen, 1917].
Географические условия
Древний Восток – область культуры, зародившейся в подтропических странах, примыкающих к восточным берегам Средиземного моря, и распространившейся до Индии, Атлантического океана и тропической Африки. От дальневосточных цивилизаций она отделялась непроходимой стеной Гиндукуш и Соломоновых гор. Этот торный массив Мечников называет одним из наиболее изолирующих на всем земном шаре. Лежащая к западу от него громадная область так называемого Ближнего Востока представляет великое разнообразие степей, пустынь, плодородных речных долин, оазов, горных стран, морских берегов, островов. Если обширные степные пространства, напр., Аравия или,– отчасти, Каппадокия, были удобны для пастушеских племен и для увеличения населения, бывшего причиной постоянных нашествий на соседние страны, то, культура могла зародиться и развиться только в плодородных или теплых речных долинах, где природа, давая населению в изобилии необходимое, в то же время требовала от него коллективного и организованного труда и, таким обpaзом, была школой государственности. Такими областями были в Азии – южная часть бассейнов двух великих рек Тигра и Евфрата и других, меньших, впадающих восточнее их в Персидский залив: Хоаспа, Евлея (Улай); в Африке – Нила. На Евфрате возникла вавилонская культура, имевшая крупными областями своего распространения и влияния на среднем Тигре – Ассирию, на верховьях двух рек и у больших озер Армении – Ванское царство, на Хоаспе и Евлее и плодородных крайних горах Ирана – Элам: даром Нила (вероятно от семитич. Нахр – Нахайр реки; по-египетски Хапир, потом Хапи и Пиур, откуда др.-персидское Парава) был Египет, геологически начинающийся там, где могучая река, пробив ниже первого порога у нынешнего Gebel Silsileb нубийский твердый песчаник, образовала в мягком египетском известняке более широкую долину. Сами египтяне называли свою страну «Кимет», т. е, «Черная», Чернозем, в противоположность «Красной земле» – пустыне. Имя «Египет», вероятно, перешло к грекам от финикиян, называвших Мемфис Хикупта от египетского Хаткапта – «храм Духа бога Пта»). В настоящее время несомненно, что не только дельта Нила, но в значительной мере и Верхний Египет обязан своим происхождением отложениям речного ила, составившегося из размываемых Голубым Нилом, Собатом и Атбэрой абиссинских горных пород, вместе с растительными элементами из лесов Судана, приносимыми Белым Нилом. Точно также и почва Вавилонии до самой линии между Самаррой на Тигре и Хитом на Евфрате аллювиальная, а лагуна Шат-эль-Араба заполнилась только на глазах истории: в древности Тигр, Евфрат и Евлей (Керха) впадали отдельно в залив Нар-Маррату. Но, созидая культурные базы, реки требовали от их жителей неустанной работы. В Египте недостаток подъема реки влек за собою голод, излишний разлив грозил большими бедствиями; в Вавилонии, кроме того, равнина между двумя реками была слишком низка и легко обращалась в болото, непригодное для культуры и вредное для жизни. Только умелое распределение влаги, проведение ее в наиболее отдаленные и возвышенные места, заготовление запасных резервуаров на случай недостаточного разлития, осушение болот путем канализации – могли поддерживать культурную пригодность почвы. Но это требовало совместной работы всего народа под сильной властью: отсюда древнейшие крупные политические образования на началах деспотизма и крепостничества. Отсюда же могущественное влияние экономических факторов на политическую историю, а также постоянная связь сильной центральной власти с заботой о водяных сооружениях. В настоящее время Египет, всегда бывший густо населенным и сравнительно хорошо управляемым, представляет разительную противоположность области древнего Сеннаара – Вавилонии. Этот цветущий край, этот сад Эдемский, удивлявший Геродота и других попадавших туда греков и римлян, теперь представляет пустынное болото. И причиной атому не перемена климата, который остался тем же, а плохое управление и обезлюдение, обусловившее расстройство системы каналов и шлюзов, а следовательно, превращение страны в болото.
Итак, в двух больших речных бассейнах возникли древнейшие культуры. Но условия нильских разливов были проще, чем те, какие выпали на долю обитателей берегов двух азиатских рек. Здесь не было такой строгой периодичности, было больше случайностей, участие человека, вооруженного машинами, требовалось более интенсивное, особенно если принять в соображение наличность двух рек, имевших каждая свои особенности. Обе они переносят воды Черного моря в Индийский океан, так как их питают южные склоны Армянских Альп, получающих огромное количество влаги от водных испарений восточных ветров, дующих с Черного моря, покрывающих снегами горы вокруг их истоков и затем превращающихся в осадки в западных долинах. Но быстрый Тигр с высокими берегами представляет менее удобств для орошения, и его подъем оканчивается скорее: начав подъем в марте, он уже к средине июня входит в обычный уровень, между тем как Евфрат разливается с апреля по сентябрь, медленно протекая и выходя далеко из низких берегов. Вот почему на нем были расположены почти все древние города, где процветало наблюдение небесных явлений. В то время, как африканская река впадала в Средиземное море, азиатские были направлены к югу; между обеими областями лежали пустыня, море и громадный Аравийский полуостров. К тому же долина Нила была узка (в самом широком месте не более 20 верст) и заперта двумя стенами – ливийской и аравийской горных цепей. Поэтому, возникнув, может быть, из общего источника, эти, культуры долгое время не находились в особенно деятельных сношениях и, развиваясь более или менее самостоятельно, отмежевали себе особую область распространения. Египтяне, двигаясь вверх по Нилу, понесли свою цивилизацию в Нубию и Эфиопию до Судана; здесь еще в первые века н. э. были царства, культура которых покоилась на древне-египетских основах, хотя и подверглась сильному влиянию африканского варварства. Ископаемые богатства нубийских гор, богатая фауна лесов, а главное – та же нильская долина, но сначала более узкая, а потом переходящая в обширные луговые и лесные пространства, влекли сюда с давних пор египтян. Египетская колонизация приобщила культуре и ближайшие западные базы, начиная с непосредственно примыкающего Фаюма; минеральные богатства привели египтян и на Синайский полуостров [а потребность в ливанском кедре заставила их уже в глубокой древности завязать сношения с Финикией, в особенности с Библом].
Создатели великой азиатской цивилизации направились по противоположному пути. Вавилония нуждалась в камне и лесе – цари начинают экспедиции в Аравию и на Синай, идут вверх по Евфрату к Аману и Ливану. Евфрат, подходя в среднем течении близко к Средиземному морю, приводит их кружным путем к финикийскому побережью с его гаванями. За ним идет их культура, подчиняющая себе всю Переднюю Азию и Аравию и таким образом делающаяся, несмотря на направление своих рек, средиземноморской. В этих странах не могло образоваться ни самостоятельных культур, ни великих держав. Сирия, изрезанная горами, представляет соединение мелких областей, не связанных ни речной областью, ни дорогами. Сюда спасались не только с востока, но и из-за моря (филистимляне) остатки теснимых народов; здесь селились самые разнородные племена, и море, создавая торговое соперничество, не только не объединяло их, а разобщало даже части одного и того же народа, например, финикийские города. Жители последних, поселившись на островах из-за безопасности и не имея распространения на восток, в занятую и отрезанную Ливаном и Ермоном Сирию, увидели единственный путь – на запад, и заселили многие местности на островах Средиземного моря (Кипре, Сицилии, Мальте, Сардинии и др.), в Карфагенской области и Испании. Разобщенные и малочисленные сирийские племена, позже вступив на арену истории, не выработали ни своей государственности, ни культуры. Сначала они подверглись могущественному влиянию вавилонской цивилизации потом, когда Египет обратил взоры на Азию, они вошли в состав Египетского царства и не остались без его культурного влияния. Промежуточное положение, делая Сирию предметом раздора в политическом отношении, осудило ее на роль постоянного заимствователя и компилятора чужих культур. Но в то же время ее географическое приморское и международное положение сделало из нее передатчика приспособленной к дальнейшему распространению уже не египетской или вавилонской, а древне-восточной культуры. Это распространение дошло, как известно, до берегов океана. Карфагенская культура проникла в Нумидию и Мавританию и открыла впоследствии области до самой Гвинеи. Подобная же роль выпала и на долю Малой Азии. Это тоже был мост из Азии в Европу. Имея вблизи себя Евфрат, соединяясь с его областью рядом горных проходов через Тавр и Аман, эта плодородная страна с долинами, естественными путями сообщения, с плоскогорьями, понижающимися к западу, – была местом развития своеобразной хеттской культуры; жители этого полуострова делали на суше то, что финикияне – на море, и сыграли видную роль в деле передачи восточных элементов на запад, в область так называемой островной и микенской культуры; в лице выходцев этрусков они снабдили восточными элементами Италию и Рим.
Пустыня также сыграла свою роль в истории. Хотя она и разъединила две великих цивилизации и высылала племена, враждебные им, но она иногда давала повод к грандиозным предприятиям в видах улучшения средств сообщения и ирригации. Наконец, иногда она способствовала и плодородию. Проф. Воейков особенно подчеркивает роль пустыни в образовании египетского оазиса и называет ее вторым после Нила фактором, создавшим его культуру. Он сравнивает ее с костром, над которым образуется столб нагретого воздуха; малое давление, производимое им, служит причиной почти постоянного северного ветра с Средиземного моря (только в апреле и мае дует юго-восточный хамсин). Этот морской ветер обогащает Египет солями, необходимыми для растений, сметает с него песок пустыни, поддерживает влажность и умеренность климата. Последний в Египте гораздо ровнее, чем в Вавилонии; отсутствие дождей делает его еще более однообразным. Зимы, конечно, нет, но от декабря до марта температура иногда приближается к точке замерзания; летом она доходит до 35° в тени. Но и здесь скоро жаркое время умеряется разлитием Нила, который к концу июля уже выступает из берегов, в октябре достигает высшей точки, а в январе снова входит в берега. Сообразно этому, египтяне знали не четыре, а три времени года: наводнение, зиму или посев и жатву. Между тем, в области двух азиатских рек переходы температуры резче и климат суровее. В Вавилонии летом нестерпимые жары, зимой идут дожди, и после них пустыня покрывается растительностью, но стоит подуть летним ураганам, как роскошный луг превращается в песчаную пустыню.
Имея сходные географические условия, области двух великих древнейших цивилизаций имели и важные различия, также положившие печать на их характер. Египет, длинный и узкий оаз в долине одной реки, запертый с обеих сторон, с юга также мало доступный и легко охраняемый уже в силу крайней узости долины (в глубокой древности он даже оканчивался у нынешнего Gebel Silsileh, где обе горные цепи непосредственно подходят к воде, не оставляя свободного места), с северо-востока несколько более был подвержен внешним влияниям.
Таким образом, египетская цивилизация была более обособлена, менее подвержена внешним влияниям и опасностям, но зато и менее влияла на соседние народы. Иначе дело обстояло с вавилонской. Обширная область двух рек связывала Армению, а за нею Кавказ, Иран, Сирию; она была открыта со всех сторон и могла по всем направлениям распространять блага своей цивилизации, но к ней непосредственно примыкали и горная страна, и пустыня. Степная Месопотамия, орошаемая весенними и осенними дождями, превращается весною в цветущий сад, чтобы после знойного лета сделаться пустыней; она была долго населена кочевыми и охотничьими племенами; равным образом и лежавшая на противоположном берегу и по Тигру Ассирия воспитала население, закаленное в борьбе с дикой фауной и горными племенами. Воинственные горные племена всегда были готовы броситься на плодородную, а потом культурную страну. Таким путем, вероятно, Вавилония получила свое древнее культурное сумерийское население, таким же путем явились и племена, сокрушившие Ассирию. Никакие меры обороны не могли быть действительны, так как за горами простирались необъятные пространства Восточной Европы и Средней Азии, всегда поставлявшие новые контингенты разноплеменных завоевателей и грабителей. И приобщенные культуре страны Севера и Востока, как Ванское царство и Элам, находились в постоянных близких враждебных или мирных отношениях с Вавилоном и Ассирией. С юго-запада Двуречье примыкало к аравийской пустыне, врезавшейся углом в культурную область. В обширной Аравии, окруженной морями, жило однородное население – семиты, только в центре полуострова (Неджед) и на юго-западе (в Иемене) образовавшие культурные области. Отсутствие рек и бесплодие делало остальные части, кроме оазов у источников (напр., Тайма, Эль-Ола, Джоф, Фаран, Кадет и др.), лишь областями номадов, постоянно напиравших на Двуречье и Сирию. И такие постоянные нашествия и даже этнографические перевороты могли бы быть прекращены только после покорения и колонизации необъятного полуострова, что оказалось не по силам ни царям, ни народам. Отсюда понятно, что древние считали Вавилонию классической страной столкновения рас и смешения языков; вся история двуречной цивилизации представляет постоянное чередование вторжений новых рас, ассимиляций, перерывов, смен языков и смешений национальностей. Вопрос об этих национальностях, игравших роль в создании древне-восточных культур, об их происхождении и взаимодействии, имеет основное значение для уразумения судеб этих культур.
Прекрасный очерк географии Египта из древних авторов дает Диодор (гл. 30–411-й книги) на основании Гекатея и Артемидора или Агафархида; место об естественной обособленности Египта могло бы быть написано и ученым нашего времени. Историческая география Египта создана – Бругшем (Geographic d. alten. Aegyptens. 3 т., 1857); после него Dumiсhen, Gedgraphie d. alten. Aegyptens. В., 1879. J. de Rouge, Geogr. ancienne de la Basse Egypte, 1899. См. еще Клингeн, Среди патриархов земледелия. Ч. I. Египет. Спб., 1898. [О климате Египта см. Мeinardus, Mit. Geograph. Ges. Hamburg, 1918 (31), стр. 210 сл. О флоре Египта на основании изображений карнакского храма – Sсhweinfurth, Botan. Jahrbucher f. Systematik, Pflanzengeschichte u. Pflanzengeographie, т. 55, вып. 5, стр. 464–480, Leipzig, 1919. О культурных злаках др. Египта (пшенице, ячмене и полбе) писал A. Schulze в Ber. d. Deutsch. Botan. Ges. т. XXXIV (1916), вып. 8, стр. 601–619 и вып. 9, стр. 697–702 и в Abhandl. d. Naturforsch. Ges zu Halle and. Saale, Neue Folge № 5 (1916), стр. 395 cл.]. По исторической географии Азии – Delitzsch, Wo lag das Paradies, 1881. Im Lande des einstiges Paradieses, 1903 [статьи Тоfteen'a в Journ. of semit. Lang. a. Lit. XXI, 83–99, XXIII, 323–357; Jоhus'a, ibidem, XXII 228–238; Streсk'a, ibidem, XXII, 207– 223, в Babyloniaca II, 242–256 и Mit. d. Vorderas. Ges., 1906, 3]. В. В. Бартольд, Историко- географический обзор Ирана. Спб., 1903. Sасhаu, Zur historischen Geographie von Nordsyrien. Berl., 1892. (Sitzungsberichte Берл. акад. наук. XXI). [E. Littmann, Zur Topographie d. Antiochene u. Apamene (Zeitschr. f. Semitistik u. ver-wandte Gebiete, I, 1922, стр. 163–195)]. Ramsay, The historical geography of Asia Minor (Royal Geogr. Society Supplem. IV). Garstang, The land of the Hittites. Lond., 1910. M. B. Hикольский, Древняя страна Урарту (Землеведение, 1891, 1). Неrzfeld, Untersuchungen uber die historische Topographie der Landschaft am Tigris. (Memnon, I, 1907). Обширная историческая география Финикии помещена в 4 и 5-й главах Geschichte der Phonizier Pietschmann'a. Berl., 1889. [О Палестине ср. Sсhwobel, Die Laridesnatur Palastinas, Leipzig, 1914]. В обильной рискованными положениями книге Ноmmel'я, Grundriss der Geographie und Geschichte d. alten Orients I, кроме общего географического введения, имеется обстоятельная историческая география Вавилонии. Адамов. Ирак Арабский. Бассорский вилайет в его прошлом и настоящем. Спб., 1912 – описание местности и современного населения области древней Вавилонии. Исторической географии Аравии посвящен I т. Glasеr, Skizze d. Geschichte und Geographie Arabiens. von den altesteh Zeiten bis zum Propheten Muhammad. Berl., 1890. Д.И.Мечников, Цивилизация и великие исторические реки. Пер. Городецкого. Спб., 1898. Филиппсон, Средиземье. Пер. Вельского. М., 1911.
Этнография древнего востока
Библия сохранила единственный в своем роде памятник, доказывающий, что еврейский народ опередил, может быть, своих более культурных соседей, не только созрев до сознания единства человечества, но и до его классификации по генеалогической таблице, знаменитой родословной народов в X гл. Книги Бытия. Все стоявшее на его горизонте и известное ему человечество он распределил по трем cынам Ноя: Симу, Хаму и Иафету. Что здесь имели место не соображения о родстве языков, понятно само собой и не оправдывается данными: вавилоняне помещены в число потомков Хама, куда отнесены также в самой тесной связи хананеи, ближайшие родственники евреев по языку, финикияне и хетты, тогда как чуждый по языку Элам помещен в список сынов Симовых. Возможно, что в родословной народов отразилось географическое соседство, а кое-где и политические условия.
Для суждения о родстве народов в современной науке, конечно, руководствуются не политикой, а другими критериями, но относительно их все-таки не достигнуто полного соглашения. Важное значение имеет язык, но и он не является непогрешимым свидетелем: вспомним коптов, говорящих по-арабски, многих из малоазиатских греков – по-турецки и т. п. Антропологический тип, выводимый из краниологических изысканий, не является определенной, бесспорной и постоянной величиной. Еще меньше значения имеют суждения по так наз. народному характеру (в этом особенно повинен Ренан). Не говоря уже о малой разработанности народной психологии, мы видим примеры различий в характере среди отдельных частей не только расы, но и одного племени. Нельзя забывать также, что сходные географические и исторические условия могут выработать и сходные «народные характеры». Итак, наиболее надежным и для нас доступным критерием все же остается язык. Для более древних времен этот критерий наименее ошибочен: расы одного происхождения непременно первоначально должны были говорить общим языком; только многовековые судьбы, в связи с политическими переворотами, могли произвести изменения. Новейшие открытия дали нам возможность, на основании данных языкознания, комментировать библейскую родословную народов, а затем, с необходимыми поправками, удержать ее принципы. Группа народов, говорившая на языках того же корня, что еврейский, до сих пор в науке называется семитической или семитской: это – вавилоняне, ассирияне, финикияне-хананеи, арамеи, халдеи, евреи в широком смысле, арабы с их ушедшей в Африку эфиопской ветвью. Это – весьма тесная в лингвистическом отношении группа; близость языков ее может быть сравнена с той, которая замечается между отдельными представителями, напр., славянских или германских наречий. Менее определенным остается до сих пор понятие хамитов. Сюда относятся, прежде всего, египтяне, а затем светлокожие африканские племена, напр., берберы, кабилы, ливийцы, галлы. Лингвистическое родство здесь, повидимому, также существует, но оно гораздо более отдаленно и менее заметно, чем у семитов. Впрочем, единственным литературным языком культурного народа здесь остается один египетский с его потомком – коптским; все другие мало известны и изучаются в своем современном виде, будучи употребляемы у племен, стоящих на низких ступенях цивилизации и рассеянных на огромном пространстве значительной части африканского материка. Египетский язык и отчасти другие, так наз. хамитские, имеют некоторые точки соприкосновения в грамматике и словаре с семитическими; это напоминает то родство, которое существует между великими подразделениями индо-европейской группы; необходимо для семитов и «хамитов» (по крайней мере, египтян) предположить общую прародину. Где она находилась? Вероятно, в Аравии, где история не знает других племен, кроме семитов, и где семитизм в наиболее чистом виде сохранился до настоящего времени. Накоплявшееся здесь в течение нескольких веков население всегда искало выхода и распространения в областях, более способных его прокормить, и по временам изливалось в больших движениях, сообщивших семитическое население соседним странам к северу и западу. Винклер хочет различить в истории четыре таких переселения: первое, вавилоно-ассирийское, произошло на заре истории, может быть, в IV тысячелетии до н. э.; второе, наводнившее Сирию и многие другие страны хананеями (амореями), относится к III тысячелетию, следующее, арамейско-халдейское, началось тысячелетием спустя; последнее великое переселение семитов было арабское, закончившееся уже под знаменем ислама и придавшее Древнему Востоку совершенно новую физиономию. Таким образом, семитический мир, вследствие выселений, разделился на группы. Обыкновенно различают северных семитов от южных; к первым относят вавилонян, ассириян, хананеев с финикиянами, амореями, евреями (израильтяне, моавитяне, аммонитяне, идумеи), арамеев и халдеев, ко вторым – арабов с их южно-аравийскими культурными племенами савеев и минеев, и абиссинов.
Но были ли семиты первыми, занявшими Вавилонию и Сирию, или, по крайней мере, первой культурной нацией Передней Азии? Этот основной вопрос истории человечества, поставленный вскоре после открытия чтения клинописи, до сих пор волнует ученых и делит ассириологов на два непримиримых лагеря. Уже Гинкс, Опперт и Раулинсон заметили, что клинопись рассчитана не на семитический язык: ее знаки, вышедшие из иероглифов, изображали звуки, не соответствовавшие семитическим именам предметов, изображавшихся этими иероглифами (напр., «звезда», идеограмма для «бога» и «неба», не «илу» или «шаму», а «ан» и «дингир»; «рука» не «кат», а «шу», вода – не «му», а «а» и т. д.); фонетика и грамматика, обусловленные этими знаками, представляют полное игнорирование законов семитизма. Наконец, были найдены сил-лабары, где клинообразным идеограммам, вышедшим из иероглифов, соответствовали силлабические чтения несемитические и семитические в параллельных столбцах, а также в значительном количестве найдены религиозные тексты и даже исторические надписи, в которых несемитический текст сопровождается семитическим переводом. До самых последних времен вавилонской культуры существовал искусственно этот несемитический язык и, употребляясь для религиозных целей, соответствовал средневековой латыни. Все это заставляет предположить, что клинопись, а частью, может быть, и другие элементы культуры, восходит не к семитам, а к другому народу, ближайшее определение которого пока не достигнуто в науке. Цари Вавилона, а потом Ассирии, титулуют себя «царями Сумира и Аккада»; замечено, что этот титул, принятый еще царями Ура, входит в употребление в Вавилоне с Хаммурапи, объединившего всю страну. Аккад – имя Северной Вавилонии, населенной семитами уже в глубокой древности, а имя Сумира, может быть, соответствующее фонетически библейскому Сеннаару, – Южной Вавилонии; встречается иногда в более поздних текстах термин – «язык прорицаний», «волхвований» или, как в 1889 г. доказал Бецольд, однозначащий этому «lisan sumeri», язык Сумира. Таким образом оказывается, что сами ассиро-вавилоняне отличали от своего семитического языка другой «сумерийский» язык, имевший отношение к культу, а следовательно, священный – и более древний. «Аккадским» языком определенно назван в одном указе времен I вавилонской династии семитический перевод, в противоположность сумерийскому оригиналу. И, вообще, в официальной терминологии Аккад означал семитический элементе государства. Эти термины, употреблявшиеся ассиро-вавилонскими семитами, удержаны в науке, но насколько они точно передают настоящее положение дела, и действительно ли народ, изобревший клинопись, называл себя сумерийцами, мы не знаем; точно так же пока не много можно сказать о расовой принадлежности и происхождении этого народа. Язык его, представленный надписями и текстами, еще недостаточное изучен; невидимому, он принадлежит к так наз. агглютинирующим. Это, а также некоторые подмеченные грамматические особенности и даже, кажется, слова дали повод целому ряду ученых сблизить его с монгольскими и финскими языками, но эта теория не получила общего признания, и едва ли до основательного грамматического и лексического изучения, блестяще и вполне научно начатого Thureau-Dangin, можно будет категорически ответить на вопрос. [Русскому исследователю, акад. Н. Я. Марру, удалось в последние годы убедительными лингвистическими доводами доказать принадлежность сумерийского языка к языкам яфетическим]. Возможной предположить, что климатические условия, а может быть этнографические перевороты обусловили эмиграцию с Иранских гор на запад и что выселения с сев.-вост. были, может быть, одновременны и обязаны тем же условиям, что, и выселения семитов из Аравии. На появление «сумерийцев» с сев.-вост. может указывать и то, что их исторический центр – г. Ниппур – с культом их верховного бога Энлиля находится как раз у входа из иранских проходов в плодородную равнину, где впоследствии старались укрепиться такие же выходцы с Ирана – касситы. Отсюда сумерийцы распространились на юг и заняли нижнее течение двух рек до морского берега. Северная часть Вавилонии была населена семитами, имевшими центром г. Сиппар-Агаде (Аккад). Возможно, что оба элемента населения издревле жили рядом, совместно вырабатывая великую культуру, ведя между собой войны и мирные сношения. На древних памятниках до-вавилонского периода мы видим постоянное резко обозначенными два этнографических типа: характерный семитический и безбородый, с тонким прямым носом и другими признаками, несвойственными семитам и указывающими на присутствие другого народа неизвестной расы.
В таком виде представляется большинству исследователей положение вопроса о древнейшем населении Вавилонии, особенно после талантливых исследований Эд. Мейера. Но существует, правда, теперь уже немногочисленная, школа, держащаяся иных взглядов. Во главе ее стоял пок. ассириолог Halevy, с 1874 г. ведший неутомимую борьбу с «сумерийской теорией» и доказывавший, что письменность изобретена» семитами. Он утверждал, что первоначальное письмо, состоявшее из идеограмм, было предназначено только для глаз. Затем писцы стали, для удобства чтения, обозначать каждый знак особым именем, представляющим сокращение семитического слова, обозначением которого была данная идеограмма. Из этих, большею частью односложных обозначений развилось силлабическое письмо, чисто-фонетическое, но оно не могло сразу и окончательно вытеснить прежнего, освященного религией и древностью идеографического письма – последнее продолжало употребляться, нередко рядом с новым, являясь как бы аллографией в одних и тех же текстах, написанных двояким образом. Но оно было не только аллографией, но и аллофемией, так как жрецы в своем кругу привыкли читать идеографическое письмо, произнося фонетические обозначения. Таким образом, нельзя говорить о двух языках – дело идет лишь о двух способах письма, тем более, что уже в древнейших «сумерийских» надписях попадаются семитизмы, и выходит, будто народ – изобретатель клинописи – с первого начала думал не на своем языке. Искусственность этой теории бросается в глаза. Едва ли можно допустить как странное происхождение «обозначений» идеограмм произвольными сокращениями слов (далеко, заметим, не всегда допускающих даже насильственное объяснение из семитических языков), так и долговечность «аллографии» и превращение ее в профессиональный условный жреческий жаргон. Что касается самого серьезного возражения Галеви – об отсутствии чисто-сумерийских надписей, то оно потеряло значение, так как раскопки в Ниппуре и других городах Южной Вавилонии обнаружили их в достаточном количестве.
В доисторические времена, еще более древние, чем переселение вавилонских семитов, другая ветвь этого племени направилась из Аравии чрез море на Запад. Родство египетского языка с семитическими замечается в корнях, суффиксах, грамматических формах, в законе трехбуквенности и второстепенного значения гласных. Это уже давно указывало на доисторическую этнографическую связь; к этому присоединились культурные указания: найдены аналогии в искусстве, быте и религии древнейшего Египта и Вавилона. Наконец, на азиатские связи указывают флора и фауна: сикомора, священное дерево египтян – аравийского происхождения (Швейнфурт); из Азии происходят виноград, хлебные злаки, быки, овцы и козы; встречающиеся уже в древнейшие периоды египетской истории.
Несомненно, и древнейшее население Египта было уже смешанным. Как антропологические исследования гробниц, так и рисунки самих египтян древнейшей эпохи дали возможность Фл. Петри распознать не менее шести различных расовых типов. Краниологические изыскания Oetterking'а над египетскими черепами также убеждают в том, что египетская раса сложилась из различных этнических элементов, что в ее тип входят элементы бушменские, негрские, ливийские, хамито-семитские, но что все это переработалось и дало один народ, в котором господствующим является хамито-семитский элемент, обнаруживающий на всем протяжении истории морфологически два типа: более тонкий и более грубый. Цельный египетский народ сложился уже в глубочайшей древности, за пределами истории и доступной вычислению хронологии. Данные археологии указывают на большую близость его и к ливийской ветви хамитов; возможно, что египтяне и были одним из ливийских племен, подвергшимся, уже в силу своего географического положения, особенно сильному смешению с семитами. Но возможно предположить и вообще, что хамитское население Африки явилось сюда с Востока, выделившись из пранарода, в состав которого входили и предки будущих семитов. На это указывает, между прочим, некоторое родство «хамитских» языков с семитическими. Египтяне, как крайняя к Востоку ветвь этих «хамитов», выделившаяся, может быть, позже, и, во всяком случае, обновляемая постоянно новыми слоями переселенцев, оказались наиболее близкими к своим азиатским соседям. Переселения с Востока шли не чрез Север, так как Дельта более нового геологического образования, а частью чрез Южную Аравию и Сомалийский берег (Пунт), частью чрез проход от нынешнего Коссейра (Вади Хаммамат) к древнему г. Копту; это доказывается культом бога Мина с его примитивной грубостью в древнейшем Египте. Переселения происходили не сразу большой массой уже потому, что они направлялись не чрез открытую обширную равнину, а чрез море и узкий проход; потому они не могли иметь такого бурного характера, как в Азии, и могут быть сопоставлены с теми которые направлялись с половины I тысячелетия до н. э. из Южной Аравии в Африку и дали семитическое население Абиссинскому плоскогорью. И там и здесь семитизм не удержался в первоначальной чистоте: переселявшиеся небольшими группами в течение многих веков, были втянуты африканской средой и подверглись сильному ее влиянию, сказавшемуся в языке, антропологическом типе и культуре. Египтяне, кажется, называли африканских хамитов общим именем «Ону»; невидимому, они причисляли к ним и доисторические слои населения Нильской долины. Навилль и Капар указывают на имя Илиополя «Ону» и Дендера «Онет» и на некоторые другие географические имена классического Египта, как на след этих Ону; они же объясняют «праздник поражения Ону», справлявшийся впоследствии, как воспоминание покорения Египта поздним слоем, явившимся с юга и создавшим государство.
Если мы вспомним еще, что сама окружавшая египтянина природа была полна контрастов, но отличалась грандиозностью в простоте и правильностью во всех явлениях, то для нас будет понятен и характер этого народа, в котором грубый и отталкивающий африканский фетишизм уживался с удивительной чисто-семитической религиозной теплотой и богословской глубиной, консерватизм во всем строе и внешней и внутренней жизни – не только с эволюцией, но и с умением доходить до крайних последствий, как бы иногда нелепы они ни были, фантазия подчас дикая и необузданная – с трезвым, практическим, а то и прозаическим складом ума. Все эти и другие черты удивительной нации отпечатлелись и в ее литературе; они объясняют как многочисленные точки соприкосновения этой литературы с семитической, напр., с библейской, так и поражающий нас утилитарный и оппортунистический дух многих произведений, а также продукты, на наш взгляд, больного воображения или дошедшего до последних ступеней наивности и недомыслия магического суеверия...
Новейшие раскопки обнаружили существование значительного семитического элемента и в Эламе. Самое имя страны – семитическое; в туземных надписях имя народа звучит Хатамти (по другим Хапирти). Древнейшие князья Элама, нося несемитические имена, оставили надписи вавилонской клинописью на семитическом языке. Параллельно являются документы на туземном языке, написанные странным иероглифическим шрифтом; после клинообразной надписи царя Баша Иншушинака (ок. XXIV в.) прибавлен текст этими непонятными фигурными, вероятно, силлабическими знаками; кроме того, найдено несколько сот деловых документов. Только в половине I тысячелетия до н. э. язык надписей и документов окончательно делается туземным. В настоящее время над изучением языка Элама работают Вейсбах, Шейль, Хюзинг, Борк; они различают несколько диалектов и несколько фонетических законов и высказываются определенно за принадлежность эламского языка к кавказской группе. Это же признает и акад. Н. Я. Марр, изложивший печатно свою теорию о группе «яфетических» языков, включающей в себя, между прочим, языки эламский, грузинский и язык до-арийской Армении. Эта группа находится в генетическом родстве с семитической, может быть, приблизительно в такой же степени, как последняя с хамитской. Делаются попытки к разбору текстов, написанных загадочными знаками. Изображения эламитов, на ассирийских барельефах, повидимому, указывают на примесь семитизма, равно как и в эламских текстах, даже поздних, попадаются семитические слова. Вероятно, семиты проникли в страну как крайние волны семитских переселений, и эламская культура, поэтому – вавилонского, семитического происхождения. Отношение семитизма к эламизму подобно отношению к первому сумеризма в Вавилонии. В ближайшем соседстве с эламитами жили в горах Загра луллу или луллубеи, родственные им, но воспринявшие семитическую культуру и клинообразное письмо на семитическом языке; по Верхнему Хоаспу – касситы и коссеи, этнографическая принадлежность которых не выяснена, но которые, повидимому, уже заключали в себе арийские элементы; им удалось овладеть Вавилонией и посадить там на много веков свою династию.
Переходим теперь к этнографической группе Древнего Востока, охватывающей северные, главным образом, малоазийские его племена. По известным из библии и египетских памятников представителям, ее большею частью называют хеттской. Некоторые предпочитают условный термин «алародийская раса», по геродотовской форме Αλαροδιοι (от страны Арарата). Хетты не были единственным народом этой расы. Клинописные памятники познакомили нас и с другими ее представителями, занимающими место на страницах истории. Это – арцави в Малой Азии, митанни в Месопотамии, халды (понтийские халдеи греков, может быть, хелеуды книги Иудифи) Ванского царства в нашем Закавказье и турецко-персидской Армении. Сюда же относят киликийцев, морской народ ликийцев, лидян, а следовательно, этрусков, а также племена, появляющиеся на историческом горизонте в первой половине последнего тысячелетия восточной истории: тубал, маску (предки абхазцев, переселившихся с юга), куммух и т. п. Некоторые причисляют к этой же группе и до-греческое население Эллады и островов, так наз. носителей островной, эгейской и троянской культур, из которых последняя в нижних слоях едва ли не современна египетской времен первых династий. «Многочисленные народы» этой расы «составляли одну по крови родственную семью. Яфетическая семья братски родственна с семитической семьею, но не тождественна с нею. Яфетиды объединялись друг с другом и общностью религиозных верований астрального типа, общностью культа, в котором жрецы- кудесники играли первенствующую роль... Отсюда сосредоточение в их руках политической власти и возникновение из их среды божественного или благородного сословия, коренной местной аристократии. Яфетидов объединяла и общность приобретений в области материальной культуры, прежде всего в металлургии... Высокое развитие земледелия и садоводства, техника водоорошения оставили свидетельство о себе как в археологических, так и языковых материалах. Рядом с колоссальными водооросительными сооружениями – высокая техника построек из местного камня, крепостей-городов и торговля у городских ворот» (Н. Я. Марр). От хеттов, арцави, митанни и Ванского царства у нас есть письменные памятники, составленные клинописью; из них документы ванских халдов писаны ассирийским шрифтом, – это довольно многочисленные надписи туземных царей; документы других хеттских наций дошли в Телль- амарнском и Богазкеойском архивах. Таким образом, мы в состоянии составить себе представление хотя бы о звуках хеттских языков и отчасти об их строе. Многочисленные попытки читать и понимать тексты митанни (Брюннов, Энзен), кажется, наконец, привели к некоторым положительным результатам в. труде Воrk'a – Die Mitanni Sprache (1909), хотя и эти выводы не всеми приняты. Некоторые (напр., Гоммель) хотят видеть последний остаток хеттских языков в грузинском и баскском, другие (Н. Я. Марр, Л. 3. Мсерианц) находят его следы в армянском, уже индо-европейском, но удержавшем некоторые ванские элементы. Кроме того, до нас дошло значительное количество своеобразных хеттских иероглифических и курсивных надписей, находимых в изобилии на всем протяжении Малой Азии и Северной Сирии, составленных шрифтом, очевидно, выработанным раньше заимствования клинописи. Родиной хеттов считают Малую Азию, в частности, Северную Каппадокию, где в Эюке и Богазкеое найдены их главные святилища и грандиозные памятники; между прочим, тут в 1907 г. нашли (Винклер) тысячи клинописных документов, представляющих части такого же архива, как в Телль-Амарне. [Дешифровка таблеток, написанных вавилонской клинописью, благодаря многочисленным билингвам (аккадо-хеттские) и даже трилингвам (сумиро-аккадо-хеттские), теперь значительно продвинулась вперед. Мы можем понимать уже большинство текстов. При этом оказалось, что число языков, на которых написаны таблетки архива, равняется восьми. Язык господствующего народа назывался, кажется, «канесийский» и принадлежит к группе индо-европейских языков. Другой язык, на котором также написано много таблеток, называется исследователями протохаттским, или хаттским, и является языком определенно малоазиатского или яфетического происхождения. Это был, наверное, язык исконных обитателей хеттской области, на которых осели в виде господствующего класса индо-европейские «канесийцы». Эти неиндо-европейские хатты, может быть, и были изобретателями своеобразного иероглифического письма, находимого на памятниках Малой Азии и прилегающих областей. Малая Азия, очевидно, и была долгое время исконной областью яфетических хеттов]. Отсюда происходили выселения хеттов на юг и восток. Митанни являются представителями древнейшего переселения: они осели между Евфратом и Балихом и распространились не только по Месопотамии, но и в Ассирии, и даже проникали дальше на юг; за ними двинулись собственно хетты около XII в., наконец, в XIII в. начинается напор других малоазиатских, частью и индо-европейских племен по морю и суше; волны его дошли до Египта и смели великое Хеттское царство, вместо которого появляются мелкие города-государства, пока снова в IX в. не возвышается Киликийское, а за ним Лидийское царства. Но и на рубеже Малой Азии и Сирии появляются в I тысячелетии смешанные хетто-арамейские культурно-политические образования. На Востоке Ванское царство имело значительное распространение и даже оспаривало у ассирийских семитов мировую роль в IX в. Его ниспровергло переселение индо- европейских племен, которые потом разрушили и Ассирию.
Ликийские и лидийские личные имена еще в греческой транскрипции обнаруживают митаннийский облик, заключая в себе, между прочим, корень ari «давать» (Αρις, Τροχσαρις, Ταρχυαρις др.), tot «любить» (Ταττις, Τατιανος, Ταταρις). Имя лидийского царя Σαδνατης = Sadi Attes, ср. Sadi-Tesub у Тиглатпаласара I. В настоящее время остатки этого мира, по терминологии Н. Я. Марра и его школы, яфетического, открываются не только в Грузии и Армении, но и среди других племен Кавказа, даже Северного, куда были загнаны этнические массы «после мировой катастрофы, разразившейся на культурном Юге за появлением арио-европейских полчищ». Языки этих племен, а также лезгинский и абхазский, оказывают содействие и для уразумения надписей ванских царей.
Индо-европейская раса, прародина и пути расселения которой еще не поддаются точному определению, достигает руководящего положения в истории Древнего Востока сначала в лице мидян, а затем, особенно, в лице персидской державы Ахеменидов. Но на историческое поприще индо-европейцы выступили гораздо раньше, и отдельные проникновения их в область Древнего Востока с большой вероятностью указываются в последнее время исследователями. Так, вероятно предположение о присутствии арийского элемента, т. е. восточной ветви индо- европейской расы, в Малой Азии и Сирии уже в XVII в. Имена различных династов Южной Палестины, упоминаемых в телль-амарнской переписке, звучат по-арийски; усматриваются арийские элементы у касситов и арийская династия у митанни, даже арийские боги у этого народа в договорах XII в., сохранившихся в Богазкеойском архиве; имя Митры даже найдено в Египте. [На ряду с арийцами во II тысячелетии появляются представители и западной ветви индо-европейской расы. По крайней мере, многие из исследователей причисляют к западным индо-европейцам канесийцев, господствующий народ в хеттском государстве II тысячелетия]. Таким образом, выступление индо-европейцев относится в Передней Азии к началу второго тысячелетия, находясь, вероятно, в связи с движением греческих племен в Элладу. Гоммель большую роль отводит брожению скифских племен у Каспийского моря и в Южной России: их влияние начинается с киммериян; гораздо раньше ими обусловливались движения «морских» племен и перетасовки в Передней Азии. Присутствие арийского элемента среди хеттов, может быть, дало повод к различным греческим сказаниям о скифах, о борьбе с ними Сесостриса и т. п. (Ср. описание скифов у Иппократа, столь напоминающее изображение хеттов на египетских памятниках). Н. Я. Марр ставит в связь с движениями первых арио-европейских племен расселение яфетидов. Появление этих племен «разобщило семью сродных языков, называемых теперь семитическими и яфетическими, оттеснив членов ее... и заставив передвинуться главной массой в пределы Кавказа, а некоторых из них выселиться, по всей видимости, далеко на запад» (этруски).
Таким образом, принимая в соображение данные языка и культуры, мы распознали в истории Древнего Востока шесть крупных исторических рас: сумерийцев, семитов, хамитов, эламитов, хеттов и индо-европейцев. Семито-хамиты шли с юга, заполонили собою Сирию, Месопотамию и Северную Африку; навстречу им шли с севера хетты, делая Северную Сирию спорной областью; на востоке они столкнулись сначала с сумерийцами, потом с эламитами, может быть, пришедшими с Дальнего Востока и, во всяком случае, игравшими роль передатчиков в последний вавилонской культуры. Наконец, не чужды участия в культуре были и представители негрской расы в нубийском эфииопском царствах Напате и Мероэ.
Данные языкознания подтверждаются и дополняются этнографическими типами народов, переданными весьма характерно и точно на египетских, ассиро-вавилонских, хеттских и персидских памятниках. Южно-вавилонские скульптуры дают нам несомненно два этнографических типа, ассирийские барельефы знакомят нас с типами я семитов Сирии, и жителей окрестностей Вана, и эламитов и др. Скульптуры хеттов представляют много характерных изображений жителей Малой Азии и Северной Сирии и дают возможность сопоставить их с памятниками этрусков и Италии; что же касается египетского искусства, то оно передает замечательно точно, и притом нередко в красках, типы окрестных народов. Египтяне даже выработали своеобразную таблицу племен, подобную библейской, но, как и свойственно было им, окруженным народами черного, белого и смуглого цвета, основанную на различии народов по цвету кожи и по географическому положению. Главных племен было четыре: египтяне (ромтет – просто «люди») – красные, безбородые; негры (нехсу) – черные, семиты (аму) – смуглые с бородами, ливийцы (техену) – белые с бородами и локонами. Иногда сюда присоединялись жители Сомалийского берега («Пунт») и хетты – желтые, безбородые, с косами на затылке. Но египтяне еще в поздние эпохи повторяли мифы, отрицавшие этнологическое единство человечества: по их представлениям (впрочем, непоследовательным и часто противоречивым) не-египтяне произошли от «врагов Ра», которые, будучи побеждены этим богом света, разбежались в разные стороны и были родоначальниками различных, враждебных Египту, народов. И это представление отразилось на изображениях связанных народов под сандалиями богов, царей и даже умерших, отожествленных с богом Осирисом; отразилось и в литературе, где об иноземцах большею частью говорится с презрением. Однако, в эпоху, когда проявились лучшие стороны их цивилизации – во время Телль-Амарны – все народы были признаны чадами единого бога-промыслителя, воля которого различила их по цвету кожи и по способу питания: египтяне получали Нил «из преисподней», прочие народы – с неба, в виде дождя. Все они, на ряду с египтянами и их царем, были объединены в молитве единому лучезарному божеству и изображались на барельефах присутствующими на совершаемой ему царем службе. Изображения народов, распределенных в географическом порядке от Индии до Карфагена, дают нам цари-Ахемениды на барельефах Персеполя и Накши- Рустама. Здесь они представлены подвластными царю, несущими ему дань или поддерживающими его трон или постаменты, на котором он совершает свою молитву пред священным огнем. И здесь персы и мидяне, господствующие в царстве, большею частью изображаются, хотя и на первом месте, но на ряду с остальными. Эти памятники счастливо дополняют египетские, изображая народы Дальнего Востока и Севера в их костюмах и вооружении.
Этнологические исследования в настоящее время пытаются идти дальше того, что дает языкознание, и думают распознать различные смешения среди представителей рас. Между прочим, Люшан обращает внимание на сходство еврейского типа с ассирийским и армянским, и в то же время на отличие его, как он полагает, от арабского. Он объясняет это примесью хеттской или вообще малоазиатской крови, создавшей особую разновидность месопотамско- хананейско-армянскую. Это вполне возможно, но должно нас переносить в глубокую, едва ли не доисторическую древность.
Общие обзоры. Saусе, The races of the old Testament, 1893. Winсkler, Die Volker Vorderasiens, (серия Der alte Orient I). Ноmmel, Grundriss der Geographic und Geschichte des alten Orients. Munchen, 1904. (Handbuch d. Klass. Altertumswiss. v. Ivan v. Muller, III, 1, 1, пользование требует большой осторожности). [Ценным введением в этнологию является коллективный труд – Antropologie, Leipzig и Berlin, 1923 (из серии D. Kultur. d. Gegenwart). Большой труд Н. Роhlig, Volkerkunde u. Palethnologie, Berlin, 1923, пытается решить вопрос о происхождении и прародине различных рас. Чрезвычайно насыщено новыми оригинальными наблюдениями небольшое исследование A. Ungnad'a, Die altesten Volkerwanderungen Vorderasiens. Ein Beitrag zur Geschichte u. Kultur der Semiten, Arier, Hethiter u. Subaraer (из серии Kulturfragen, 1 вып.), Breslau, 1923]. Египетский материал исследован W. Max Muller, Asien und Europa nach altagyptischen Denkmalern; Lpz., 1893. Он был собран FL. Petrie, в альбоме Racial Types, а затем, по инициативе Эд. Мейера, берлинская Академия наук снарядила в 1912 г. экспедицию для фотографирования египетских изображений народов. См. Ed. Меуеr, Bericht tiber eine Expedition nach Aegypten zur Erforschung der Darstellung der Fremdvolker (Sitzungsber. Preus. Akad., 1913). 846 негативов, собранных экспедицией, хранятся в Берл. музее. [Этот материал, главным образом рельефы и фрески храмов и гробниц XVIII–XIX дин., использован в работе G. Boeder, Aegypter u. Hethiter (d. Alte Orient, 20), Leipzig, 1919]. Персидский материал собран и изучен Е. Неrzfеld'oм в издании Iranische Felsen-reliefs. Aufnahmen und Untersuchungen v. Denkmalern aus alt-und mitteilpersischer Zeit von Sarre u. Herzfeld. Berl., 1910.
Семиты: Noldeke, Die semitischen Sprachen. Lpz., 1887. Русский перевод, снабженный обширными добавлениями и полной библиографией: Семитские языки и народы, Т. Нельдеке, в обработке А. Крымского. М., 1903 (Труды по востоковедению, вып. V). Д. А. Xвольсон, Характеристика семитских народов (Русск. вести., т. XCVII). Н. Тоrсzуner, Die Entstehung des semitischen Sprachtypus, Wien, 1916. A. P. Clay, The empire of the Amorites, New Haven, 1919, полагает, что аморитяне были первыми семитическими поселенцами в Вавилонии. К ним принадлежали и хабиру телль-амарнской переписки. Характерным для них был культ солнца, который в корне родственен египетскому культу Ра.
Сумерийский вопрос: Weissbacji, Die sumerische Frage. Leipz., 1898. Lehmann, Schamaschschumukin, Konig d. Babylonier, L.. 1892. [H. Francfort, Archeology and the Sumerian problem]. Ed. Meyer, Sumerier und Semiten. Berl., 1906 (Abhandl. Прусской академии). Halevу защищал свои взгляды в собственном органе Revue Semitique, где он открыл особый отдел «Correspondence Sumerologique», посвященный обмену мнений между сторонниками обеих теорий. Здесь он переписывался с такими ассириологами, как Brunnow, Bezold и др., и систематизировал свои окончательные выводы в статьях: Precis d'allographie assyro-babylonienne. [О связи сумерийского языка с яфетическим языком см. Н. Я. Mapр, рецензию на М. Тsеrеtеlli, Sumerian a. Georgian (Зап.-Вост. отд. Арх. о-ва. XXV, стр. 257–272) и ряд статей в I и II сборниках Яфетического института. В виде курьеза можно было бы указать на попытку Th. Kluge причислить сумерийский язык к африканским языкам в его работе: Versuch einer Beantwortung der Frage: Welcher Sprachengruppe ist das Sumerische anzugliedern? Leipzig, 1921 (ср. уничтожающую критику этой книги в рецензии P. Maurus Witzel, Oriental. Literaturzeit., 1923, стр. 565 cл.). О прародине сумерийцев на северо-востоке говорит М. И. Ростовцев: The Sumerian treasure of Astrabad (Journ. of Eg. Archaeol. VI, стр. 4–27). Одна из последних работ о сумерийском языке – V. Christian, Die sprachliche Stellung des sumerischen. Paris, 1932 (Babyloniaca t. 12, fasc. 3–4)].
Египтяне: De – Morgan, Recherches sur l'origine d'Egypte. Wiedemann, Die Rassen im alten Aegypten. Umschau, 1904, 4,5. Oetterking, Kraniologische Studien an Altagyptern, Archiv f. Antbropologie XXXVI (1909). Анучин, Каменный век в Египте (Археологические известия и заметки, 1898). Jequier, L'origine de la race Egyptienne (Bull. d. P. Soc. Neuchateloise d. Geogr.) стоит за чисто- африканское происхождение египтян. Точно также и Naville (Rev. archeol., 1913, стр: 47–65) объявляет культуру Египта подлинно африканской и отрицает всякое внешнее влдяние. L. Adametz (Herkunft u. Wanderung der Hamiten erschlossen aus ihren Haustierrassen, Wien, 1920) приходит, на основании изучения рас домашнего скота древнего Египта, к выводу об общей прародине хамитов и сумерийцев в областях, соседних Афганистану. Интересна и ценна работа Fr. W. Mullеr, Die anthropologischen Ergebnisse des vorgeschichtlichen Graberfeldes von Abu-sir-el- Melek, 1915. Теснейшая связь египетского языка с семитическими выявляется многочисленными статьями A. Еmber'а, печатающимися, начиная с 1912 г., Ag. Zeitschr., Orient. Literaturzeit., Zeitschr. f. Assyriol. и др. Последние его исследования, известные нам: Egyptian Bt «shepherd» – «Bedouin» (The Johns Hopkins University Circular, New series 1919 № 6, стр. 13–19) и The equivalents of several Egyptian Consonants in the other Semitic languages (ibidem, стр. 29–32). Ср. также Harri Hоlma, Zeitschr. f. Assyriol. 32 (1918–19), стр. 34–47. Связь египетской культуры и африканской подчеркивается F. v. Lusсhan, Die Altertumer von Benin, Berlin, 1919, 3 тома и L. Frоbenius u. H. Оbermaier, Hadshra Maktuba, Urzeitliche Felsbilder Kleinafricas. Munchen, 1923. О неграх Нубии H. Junker, Bericht uber die Grabungen der Akademie d. Wissensch. in Wien auf d. Friedhofen von El. Kubanieh-Nord, Winter, 1910–1911, Wien, 1920. Древне-египетский материал о ливийцах впервые собрал G. Мollеr, Zeitschr. f. Ethnol., 1920–21, стр. 427 cл. О связи ливийцев и иберийцев Испании см. A. Schulten, Numantia (D. Ergebnisse d. Ausgrabungen 1905–1912), т. I, Die Keltiberer u. ihre Kriege mit Rom. Munchen, 1914, стр. 27 cл. и Sсhuсhhardt, Alt-Europa. Berlin, 1918.
Яфетиды, хетты и проч. Hirschfeld, Die Felsenreliefs in Kleinasien und das Volk d. Hittiter. Berl. Akad., 1886. Hоmmel, Hittiter und Skythen und das erste Auftreten d. Iranier. Prag. Akad., 1899. Тураев, К истории хеттского вопроса. Спб., 1900. Garstang, The land, of the Hittites. Lend. 1910. G. Husing, Die Volker alt-Kleinasiens und am Pontos. Wien, 1933. Lusсhan, Reisen in Lykien, 1889 (Archiv f. Anthrop. XIX) и др. Kannengiesser, Ueber d. Stand der etrusckischen Frage. Klio VIII. А. И. Бекштрем, Прошлое и настоящее этрускологии. Спб., 1908 (Зап. класс, отд. Археолог, общ. V). Мilani, Italici ed Etrouschi. Roma, 1909. R. Weill, Pheniciens, Egeens et Hellenes dans la Mediterrannee primitive (Syria, II, 1921), стр. 120–44; H. Я. Марр, К вопросу о происхождении племенных названий «этруски» и «пелазги» (Зап.-вост. отд. Арх. о-ва, XXV, стр. 257–272), объясняющий оба этнические названия из элементов яфетического языкознания. Wооlеу, Asia Minor, Syria Minor and the Aegeans (Annals of Arch, a. Anthrop., 1922, 41–56), Ginffrido Ruggeri, Appunti du ethnologie egiziana в Aegyptus III (1922). Hall, The peoples of the Sea (Сборник в честь Шамполлиона, Париж, 1922); A. Taramelli, Protosardi ed etruschi (Rendiconti della R. Accad. Nazion. dei Lincei, Cl. science mor stcr. efilolog. V, XXX, стр. 176–88) ставит в связь с народами моря, обрушившимися на Египет ок. 1200 г. до н. э., и сардинцев и этрусков. Н. Я. Марр, La Seine, La Gaone, Lutece et les premiers habitants de la Gaule etrusques et pelasgues, Petrograd, 1922, сближает этнический мир восточного и западного Средиземноморья. Noordzij, De Filistijnen. Kampen, 1905. R. A. Stev. Macalister, The Philistines (The Schweich Lectures). London, 1914. Ed. Meyer, Ueber das erste Auftreten d. Arier. Berl. Akad., 1908. Литература, посвященная языкам и народностям хеттского государства II тысячелетия, успела уже разрастись до громадных размеров. Библиография по этим вопросам, которую собрал G. Contenau, Essai de bibliographie hittite, Paris, 1922, обнимает том в 139 стр. Из этой литературы мы здесь называем лишь несколько самых важных исследований. Fr. Нrоznу, D. Sprache der Hethiter, ihr Bau u. ihre Zugehorigkeit zum indogermanischen Sprachstamm (BoghazKm Stud., вып. 1–2), Leipzig, 1917; Fоrrer, Die acht Sprachen d. Boghazkoi-Inschriften (Sitzungsber. d. Berl. Akad. 1919, стр. 1029– 1041); Fr. Hrоzny, Uber d. Volker u. Sprachen d. alten Chatti Landes (Boghazkoi-Stud., вып. 5, стр. 25–48). Более детальные библиографические сведения можно будет найти в главе о хеттах. Н. Я. Марр, Основные таблицы к грамматике др.-грузинского языка с предварительным сообщением о родстве грузинского яз. с семитическими. Спб., 1908. Н. Я. Mapр, Определение языка второй категории ахеменидских клинообразных надписей по данным яфетического языкознания. Спб., 1914. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа. Изв. Акад. наук, 1916. Кавказ и памятники духовной культуры. Ibid., 1913. Кавказский культурный мир и Армения. Журн. мин. нар. проев., 1915. Кавказоведение и абхазский язык. Ibid., 1916. Н. Я. Mapp, Яфетические элементы в языках Армении X и XI (Изв. Ак. наук, 1918, стр. 317–348 и 1919, стр. 395–414); его же, Яфетический Кавказ и третий этнический элемент в образовании средиземноморской культуры (Матерьялы по яфетическому языкознанию, Лейпциг, 1920). Этот труд появился в 1923 г. на немецком языке в переводе Ф. А. Брауна в качестве второго выпуска Japhetische Studien zur Sprache u. Kultur Eurasiens (Berlin, Stuttgart, Leipzig); его же, Племенной состав населения Кавказа (Труды ком. по изуч. плем. сост., III вып. Пгр., 1920); его же, Кавказские племенные названия и местные параллели (ibidem, вып. V, 1922); его же, Капнадокийцы и их двойники (Изв. Гос. акад. ист. мат. культ., II, стр. 332–336): см. многочисленные статьи Н. Я. Марра в I и II томах Яфетического сборника (Петроград, 1922 и 1924). При пользовании всеми этими работами необходимо помнить, что о яфетидах как о расе и ее миграциях Н. Я. Марр в своих более поздних работах не говорит и решительно борется с этой точкой зрения в данных вопросах. Sund-wall, Die einheimischen Namen der Lykier Klio XI, Beiheft. 1913. Кн. Джавахов, Обзop теорий о происхождении грузинского языка. Журн. мин. нар. проев. 1908, 8. Gustavs, Bemerkungen zur Bedeutung und zum Bau von Mitanninamen. Oriental. Literaturzeit., 1912. Fiсk, Hattiden und Danubier in Griechenland. Getting., 1909. W. Leonhard, Hettiter und Amazonnen, Leipz., 1911, доказывает, что греческие легенды об амазонках и Мемноне являются смутными преданиями о великом царстве хеттов. Американская экспедиция в Сарды (1911) обнаружила в лидийских гробницах, идущих от микенской эпохи, золотые изделия, напоминающие по работе этрусские. G. Ниzing, Der Zagros und seine Volker. Der Alte Orient., 1908 (IX, 3–4). H. Я. Mapp, О яфетическом происхождении баскского языка (Изв. Ак. наук, 1920, стр. 131–142). Яфетические названия красок и плодов в греческом (Изв. Рос. ак. ист. мат. культ II стр. 325–331). Braun, Die Urbevolkerung Europas u. die Herkunft der Germanen (Japhet. Stud. I) Berlin, Leipzig, 1922.