Отдел второй. Путь исхода израильтян из Египта.

По библейскому повествованию израильтяне, отправившись из Раамсеса, первым станом расположились в Сокхофе (Исх.12:37); следующий стан их был в Ефаме, в конце пустыни (Исх.13:20); здесь израильтяне получили от Бога через своего вождя повеление, чтобы они обратились и расположились станом пред Пи-гахирофом, Между Мигдолом и между морем, пред Ваал-Цефоном (Исх.14:2); в этом пункте настиг израильтян фараон. Так описывая путь исхода израильтян из Египта, библейский повествователь делает пояснительное замечание, что Бог не повел народ по дороге земли Филистимской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет. И обвел Бог народ дорогою пустынною к Чермному морю (Исх.13:17–18). Какого же пути держались евреи при своем выходе из Египта, из какого пункта земли Гесем они вышли главной своей массой, и в каких именно местах восточной части Египта расположены были их промежуточные, до перехода через Чермное море, станы? Насколько этот вопрос важен и интересен и сам по себе, в виду данных в библейском повествовании географических указаний относительно пути израильтян при выходе их из Египта, – и особенно по своему отношению к месту перехода через Чермное море, настолько же он и труден для определенного, положительного решения. Трудность эта зависит не столько от краткости самого библейского повествования, указывающего и сборный пункт, откуда вышла по крайней мере главная масса еврейского народа, и определяющего четырьмя географическими пунктами (Пигахироф, Мигдол, Ваал-Цефон и море) место последнего, перед самым переходом через море, стана евреев и обозначающего кроме того два промежуточных стана (Сокхоф и Ефам), – сколько от многочисленных, физико-климатических и политических переворотов, потрясавших в течение тысячелетий египетскую страну и скрывших под грудами развалин и наносами песка следы древне-исторических событий. От эпохи исхода евреев из Египта до настоящего времени прошлро более 30 веков; в этот значительный промежуток времени самая почва древнего Египта изменилась по местам почти до неузнаваемости её первоначального вида; пески пустыни захватили и покрыли собой значительную часть египетской территории, некогда оплодотворяемой разливами Нила; древние названия египетских областей заменены новыми; язык древних египтян известен современному человечеству только в мертвой форме гиероглифических надписей на древне-египетских могилах и других древних монументальных зданиях; само Чермное море, бывшее свидетелем великого акта страшного суда Иеговы над лицом самого фараона, изменилось и в своих границах и в очертаниях своих берегов. Таким образом, «все: время, природа и люди как бы условились между собой скрыть места»⁴⁹⁶ библейско-египетских событий и, в частности, всевозможными трудностями обставить решение географической проблемы определения пути выхода евреев из Египта. В виду пережитых страной древнего Египта существенных перемен может ли казаться удивительным существующее в библейско-исторической и египтологической литературе разнообразие мнений по вопросу о направлении движения евреев при выходе их из Египта⁴⁹⁷, мнений, из которых и наиболее удовлетворяющие данным и библейского повествования и египтологии имеют характер только более или меиее правдоподобных гипотез. Наша задача с возможной полнотой изложить и рассмотреть эти существующие мнения с целью выбора из них наиболее вероятного и указания того, что требует дальнейших изысканий и раскопок на почве древнего Египта для установления более определенного представления о данном библейско-историческом факте.

Самое древнее мнение относительно пути исхода евреев из Египта, – мнение довольно, впрочем, не определенное, ограничивающееся указанием одного начального пункта, через который шло движение еврейского народа к Чермному морю, принадлежит иудейскому историку Иосифу Флавию. Передавая в своем сочинении «об иудейских древностях» рассказ об освобождении евреев из египетского рабства, Флавий высказывает то представление, что евреи вышли из окрестностей Мемфиса. «Евреи вышли, говорит он, в то время, когда египтяне проливали слезы и горько раскаивались в своем жестоком обращении с евреями. Евреи направились через Литополис (τὴν δε πορεζαν ἐποιουντο ϰαια Λητους πόλιν), на месте которого впоследствии, после опустошения египетской страны Камбизом, построен был Вавилон»⁴⁹⁸. Высказанное иудейским историком представление, как справедливо замечено⁴⁹⁹, не основано на тщательном исследовании библейско-египетской географии⁵⁰⁰, а составляют плод его поспешного заключения, хотя может быть и согласного с мнением современных Флавию египетских иудеев⁵⁰¹. Возможно, что источником мнения Иосифа Флавия об окрестностях Мемфиса, как об исходном пункте движения еврейского народа при выходе его из Египта, послужило предание, жившее среди современных иудейскому историку египетских иудеев и не имевшее в свою очередь за собой особенно глубокой древности. Поселившиеся в Египте после завоевания Иерусалима Навуходоносором, и в особенности в эпоху Птоломеев, евреи не могли не интересоваться вопросом о месте величайших событий своей истории и не стараться усвоить той или другой из известных им местностей Египта библейский рассказ об исходе их предков из Египта. Но, не обладая достаточным запасом знаний относительно древне-египетской географии, египетские евреи не могли дать научного решения указанного вопроса; они, руководясь с одной стороны поспешным заключением о состоянии древнего царства фараонов по состоянию современного им (евреям) Египта, а с другой стороны чувством национальной гордости, естественно предположили, что их предки вышли из окрестностей наиболее знаменитого в то время египетского города Мемфиса. Это мнение перешло затем и в христианскую письменность и продолжало здесь господствовать до позднейшего времени, когда вопросы библейско-египетской географии стали служить предметом научного исследования. Но и с возникновением эры критики в изучении библейско-египетской географии древнее мнение Иосифа Флавия о южном направлении движения евреев при выходе из Египта долгое время, почти до половины настоящего столетия, в западной литературе было руководительным началом, определявшим решение вопроса о пути исхода евреев из Египта; и первая попытка в определении этого пути при посредстве изучения египетской природы на месте была только обстоятельным раскрытием мнения Флавия и его проверкой с одной стороны через непосредственное следование ученого, которому принадлежит эта первая попытка, по намеченному древним мнением направлению, а с другой – через собирание местных арабских преданий, относящихся к библейскому повествованию об исходе евреев из Египта.

Первым, исследовавшим направление пути израильтян на месте и, таким образом, поставившим вопрос о данном пункте библейско-египетской географии на научную почву, был французский миссионер, иезуит Сикар⁵⁰². В 1720 г. Сикар предпринял путешествие по Египту, «главной целью которого было исследовать путь, взятый израильтянами по повелению Иеговы при выходе их из Египта»⁵⁰³. Взгляд Сикара, составленный им на основании изучения египетской страны, заслуживает подробного изложения и внимательного обзора не только как первая попытка научного исследования ценного библейского факта, но и как такая теория, которая в прежнее время была общепринятой в библейской литературе, и даже в позднейшее время встречает хотя очень редких защитников себе в лице западных ученых⁵⁰⁴. Выходя из предположения, что резиденцией фараона исхода был не Танис, как предполагают некоторые⁵⁰⁵, а Мемфис⁵⁰⁶, Сикар под Рамзесом, пунктом отправления евреев из Египта, разумеет местность, лежащую недалеко от Мемфиса, к югу от Каира, именно местность, где в позднейшее время расположена деревня Бессатин. «Я утверждаю, говорит Сикар, что Рамзес был на месте, где в настоящее время находится Бессатин, небольшая деревня в трех милях от древнего Каира, на восточной стороне Нила, расположенная среди песчаной равнины, простирающейся на две мили в юго-восточном направлении от Каира до горы Тора, и на одну милю на юг от Нила до горы Диуши (Diouchi)⁵⁰⁷… Бессатин и окружающая эту деревню равнина, продолжает Сикар, служили не только пунктом отправления израильтян при выходе из Египта, но и местом стоянки израильтян под шатрами в продолжении нескольких дней, предшествовавших освобождению евреев из египетского рабства, – дней, когда Моисей ходатайствовал перед фараоном об этом освобождении. Песчаная равнина, среди которой лежит Бессатин, совмещает в себе все удобства для расположения массы еврейского народа: равнина эта достаточно обширна, чтобы вместить в себе 2 миллиона 400 тысяч человек с обозом, прилегает к Нилу, где всегда можно достать воду и средства продовольствия, благодаря идущим по Нилу судам; она, эта равнина песчана, следовательно удобна для устройства шатров, – необитаема и неплодородна, следовательно евреи, расположившись на ней, не могли причинить вреда полям»⁵⁰⁸. В подтверждение своего мнения о месте библейского Рамзеса Сикар указывает на существующее у деревни Бессатин еврейское кладбище и на арабские названия некоторых пунктов, находящихся в описанной местности, – названия, которые по своему значению связаны с именем Моисея. Так ученый иезуит аргументирует свое отожествление Рамзеса с Бессатин: «с незапамятных времен каирские евреи погребались у Бессатин и еще теперь там погребаются. Иудейское племя, до суеверия придерживающееся древних преданий, не выбрало бы этого места для погребения, если бы не имело воспоминаний о погребении здесь праха своих отцов, с которым и желало соединить прах умерших в позднейшее время»⁵⁰⁹. «Скалы на горе Диуши прямо против Бессатин называются, продолжает Сикар, Mejanat Musa, что значит место, где Моисей говорил с Богом. Развалины монастыря св. Арсения на горе Тора у арабов иначе не называются как Meravad Musa, что значит «жилище Моисея»⁵¹⁰.

Указав означенное местоположение Рамзес, из которого евреи отправились при своем выходе из Египта, Сикар так определяет направление дальнейшего их пути до Чермного моря. «Евреи имели пред собою две дороги от Бессатин к Чермному морю – одну по долине Эттих («долина блуждения»), пролегающей между горами Тора и Диуши, и другую по равнине, ведущей от Вавилона или древнего Каира к Арсиное, теперешнему Суэцу. Последний путь короче и удобнее. Но Моисей знал вероломный характер царя, который не допустил бы, чтобы израильтяне направились по такому пути, по которому они легко могли через три дня перейти египетскую границу и таким образом быть вне власти его, фараона»⁵¹¹. Поэтому Моисей мог вести народ еврейский только по первому из указанных путей. «Я, с уверенностью продолжает Сикар, могу говорить относительно этого пути: в 1720 г. ясам прошел по нему в сопровождении Фронтона, французского толмача в Каире. Мы отправились в марте во время полнолуния и имели стоянки в Рамзесе, Сокхофе и Пигахирофе. Мы употребили три небольших дневных перехода из Бессатин до Пигахирофа, известного теперь под именем Туейрек (Thueirek) и столько же времени для обратного возвращения в Каир»⁵¹². Все протяжение указанного пути от Бессатин до Чермного моря равняется по Сикару 26–27 милям⁵¹³. В каких же именно пунктах долины Эттих расположены были указываемые в библейском повествовании первые до Чермного моря станы израильтян? В расстоянии девяти миль или девяти часов от Бессатин находится источник Гандельги⁵¹⁴; у этого-то источника и нужно искать, по мнению Сикара, местоположение первого после Рамзеса стана евреев, библейского Сокхофа. «То и другое имя, т. е. Гандельги и Сокхоф имеют так много сходного между собой в своих значениях, что нельзя сомневаться в тождестве этих имен и означаемых ими мест: арабское название Гандельги означает «военный лагерь», Сокхоф же в еврейском языке значит «шатры», под которыми располагаются войска»⁵¹⁵. В долине Рамлиэх, отстоящей на девять миль от источника Гандельги и на 8 миль от Чермного моря, был по Сикару второй еврейский стан, библейский Ефам⁵¹⁶. Дальнейший прямой путь из долины Рамлиэх к Чермному морю так съуживается стоящей на восточном конце долины горой, что представляет собой узкий проход, по которому могут идти рядом не более 20 человек. «Не благоразумно было бы со стороны Моисея, говорит Сикар, вступать на такой путь и вести по нему многочисленную массу еврейского народа. Что же делает Моисей? Он дает приказание народу обратить свой тыл к указанной горе, сделать небольшое обратное движение к западу, затем обратиться к северу, обойти с левой стороны означенную гору и направиться по обширной равнине, которая сначала уклоняется несколько к северу, потом идет прямо к востоку и кончается у самого моря в долине Бедэ. Обход, который таким образом должны были сделать израильтяне, удлинил их путь на одну милю»⁵¹⁷. Долина Бедэ (арабское название, означающее «новое чудо»: «хорошо видно, говорит Сикар, на какое чудо намекают арабы, дав такое название долине») и служила местом последней стоянки израильтян перед переходом через Чермное море⁵¹⁸. По библейскому повествованию израильтяне расположились станом перед Пигахирофом, между Мигдолом и между морем, перед Ваал-Цефоном (Исх.14:2). Сикар отождествляет Пигахироф с источником Туейрек, находящимся на южной стороне горы Атака, ограничивающей долину Бедэ с северной её стороны, и Мигдол – с горой Кюабэ, граничащей с южной стороной той же долины Бедэ. Делая подобные отождествления, Сикар основывается, как и в предшествующих случаях, на сходстве данных еврейских названий со значением арабских имен, которые носят отожествляемые с еврейскими названиями места: «арабский язык, можно сказать, заключает в себе предания о всех событиях этого замечательного путешествия», говорит Сикар⁵¹⁹. Пигахироф с еврейского значит «устье пещер», а Туейрек с арабского означает «яма, ров, канал»; Мигдол с еврейского означает «башня, крепость», а арабское название отождествляемой с библейским Мигдолом горы Кюабэ имеет также значение возвышенного места; название горы Атака, т. е. освобождение указывает в своем значении именно на факт освобождения израильтян от власти египетского фараона⁵²⁰. – В долине Бедэ израильтяне были настигнуты фараоном, от этой долины, именно близ источника Туейрек⁵²¹, и совершили они свой переход через Чермное море.

Такова первая научная попытка решить вопрос о пути исхода израильтян из Египта, – попытка, принадлежащая ученому, который сам прошел по указываемому им пути и который высказывает свою теорию с силой своего глубочайшего убеждения в её достоверности⁵²².

Встретившая благосклонный прием со стороны ученых при своем появлении и долго удерживавшаяся в библейско-исторической литературе, изложенная теория Сикара в настоящее время оставлена почти всеми учеными с одной стороны, вследствие недостаточности и сомнительности оснований, на которые опирается эта теория, а с другой, вследствие и прямых трудностей, встречаемых ею со стороны библейского текста. Топографическое определение пункта отправления израильтян, каким пунктом в библейском повествовании представляется Рамесес, и направление дальнейшего пути еврейского народа к Чермному морю в теории Сикара зависят собственно уже от её исходного пункта, каким в ней является мнение о Мемфисе, как местопребывании фараона в эпоху Моисея. Согласно с библейским текстом сборный пункт израильтян и вместе пункт их отправления из Египта нужно полагать лежащим вообще недалеко от резиденции фараона: по книге Исход позволение израильтянам выйти из Египта дано было фараоном лично Моисею и Аарону во время совершения 10-й казни (Исх.12:31), вслед за тем непосредственно совершилось и самое выступление народа из Рамесеса (Исх.12:33–42), что вполне возможно и понятно в том случае, если Рамесес находился в небольшом вообще расстоянии от тогдашнего местопребывания фараона. И поэтому, если резиденцией фараона в эпоху Исхода был именно город Мемфис, то, естественно Моисей во главе израильского народа должен был выйти из какой-либо местности, лежащей в недалеком расстоянии от указанного египетского города, и отправившись из окрестностей последнего, направиться по пути, обозначенному в теории Сикара.

Но решительность суждения Сикара о Мемфисе, как резидеяции фараона во время жизни Моисея и выхода евреев из Египта, не оправдывается свидетельствами библейского повествования, на основании которого вопрос о столице Египта на самом деле не может быть решен с положительностью; неопределенностью библейского повествования и объясняется то явление, что различные библеисты и в прежнее и в новейшее время так значительно расходятся при определении города, бывшего в данное время столицей Египта, признавая им то Танис⁵²³, то Мемфис, то Гелиополис⁵²⁴ или – Бубастис⁵²⁵.

Еще большее разногласие мнений, и именно в зависимости от отсутствия положительных данных относительно столицы Египта, существует в библейско-исторической и египтологической литературе относительно Рамесеса, исходнаго пункта отправления евреев при выходе из Египта: кроме разбираемого мнения о положении Рамесеса в окрестностях Мемфиса литература представляет нам несколько других мнений, отождествляющих Рамесеса то с Героополисом⁵²⁶, то – с Масхута⁵²⁷, то – с Танисом⁵²⁸, то с Белбеисом⁵²⁹. И делаемое отождествление Рамесеса с Бессатин, как и вообще древнее мнение о положении данного библейского города в окрестностях Мемфиса, имеет сравнительно с другими мнениями наименьшую вероятность в виду выработанного географической наукой представления о земле Гесем, как такой области, которая находилась к востоку от Пелузийского рукава⁵³⁰ и которая при этом не простиралась ни до Гелиополиса, ни до Таниса⁵³¹. Библейский город Рамесес, на основании тождества его наименования с наименованием в библейском повествовании (Быт.47:11) округа земли Гесем, должен быть полагаем лежащим именно в области земли Гесем, тогда как Сикар помещает его вне этой области, значительно южнее вышеуказанной её границы⁵³². И в этом первая слабая сторона разбираемой теории.

При внимательном рассмотрении теории Сикара не трудно видеть, что в ней одним из главных оснований для проведения пути израильского движения по долине Эттих и для отождествления указанных в библейском повествовании станов с лежащими в намеченном Сикаром направлении пунктами служат арабские названия последних, равно как и самой долины Эттих, – названия, выражающие будто-бы арабские предания о совершившихся здесь великих событиях еврейской истории. Как малонадежным представляется это основание, можно видеть из следующих слов одного знаменитого путешественника по Аравии, Нибура, скаванных им, собственно. по поводу арабского предания о переходе израильтян через Чермное море у лежащего на восточном берегу последнего, против горы Атака, оазиса Аюн Муса (источник Моисея), – предания, на которое так же ссылаются сторонники теории Сикара⁵³³: «арабы, – говорит Нибур, делая предостережение против излишней доверчивости словам последних, – обыкновенно указывают, как на место перехода израильтян через Чермное море, тот пункт последнего, на который уже делается предуказание в самом вопросе»⁵³⁴, т. е. обыкновенно отвечают утвердительно на вопрос, предложенный им в такой форме: не в этом ли месте совершился переход израильтян через Чермное море⁵³⁵. Если к этому присоединить делаемое некоторыми библеистами⁵³⁶ замечание, что название долины Эттих сделалось известным именно через Сикара и только после него вошло в употребление, то понятной становится шаткость и ненадежность аргумента, почерпнутого Сикаром из арабских названий, которые могут и не иметь большой древности, а следовательно и не выражать собою древних преданий.

При недостаточности и слабости своих оснований теория Сикара содержит в себе несколько таких частных пунктов, которые трудно мирятся с текстом библейского повествования; и прежде всего трудно с последним согласить делаемое Сикаром географическое определение библейского Ефама. В библейском повествовании относительно Ефама говорится, что он находится в конце пустыни (Исх.13:20) или на краю пустыни (Чис.33:6). Что же нужно разуметь под этой пустыней, в конце которой находился Ефам – пустыню ли собственно египетскую или пустыню каменистой Аравии, этот вопрос решается в пользу последней части дилеммы в самом библейском повествовании, по которому израильтяне после перехода через Чермное море в течение трех дней шли по пустыне Ефам (Чис.33:8)⁵³⁷, не находя воды. В каком бы именно определенном пункте ни находился Ефам⁵³⁸, у которого израильтяне расположились вторым станом после выхода из Рамесеса, на основании тождества наименования этого стана с названием находящейся на восток от Чермного моря пустыни Ефам, место второго израильского стана должно быть полагаемо где-либо на месте соприкосновения Египта с принадлежащей к Аравии пустыней Сур, получившей наименование пустыни Ефама, вероятно, от находившегося при входе в нее пограничного египетского пункта⁵³⁹. Между тем, по теории Сикара библейский Ефам находился не на границе между Египтом и Аравией, не в каменистой Аравии, а в египетской пустыне⁵⁴⁰ и притом не на границе последней, а в средине её.

По библейскому повествованию от Ефама евреи по повелению Иеговы обратились, т. е. по более общему пониманию библеистов приняли другое, противоположное направление⁵⁴¹. В теории Сикара глагол וְשָׁב, которым выражена эта перемена направления, не находит соответственного своему значению объяснения, так как по этой теории евреи после стана в долине Рамлиэх приняли не другое, противоположное предшествующему, направление, а только сделали обход преграждавшей им путь горы, чтобы затем снова идти в том же восточном направлении к Чермному морю⁵⁴².

Наконец, последним обстоятельством, ослабляющим вероятность теории Сикара, является значительная ширина моря в том месте, где по разбираемой теории полагается переход израильтян. Если, вопреки мнению некоторых исследователей, смотрящих на факт перехода израильтян через море с естественной точки зрения⁵⁴³, значительная глубина моря в месте перехода и не могла представить непреодолимого препятствия для посланного Господом сильного восточного ветра к осушению дна морского, то значительная ширина – в несколько напр. верст и даже миль – могла слишком затруднить переход в продолжение одной ночи для многочисленного народа, предоставленного обыкновенным человеческим силам. А между тем, Чермное море на юг от горы Атака, у долины Бедэ имеет в ширину шесть часов⁵⁴⁴ или более 20 верст⁵⁴⁵: двухмиллионному народу с детьми, имуществом и стадами пройти такое пространство осушенного дна морского с его неровностями, грудами камней и скоплениями ила является невозможным для обыкновенных человеческих сил, а об особенном действии на последние сверхъестественной силы не говорит библейский текст, указывающий только такое воздействие на море.

Оставленный в настоящее время вследствие указанных слабых сторон взгляд Сикара в историческом отношении имел немаловажное значение, и в этом отношении труду Сикара должна быть отдана должная справедливость, Труд этот не только привлек внимание последующих ученых к вопросу о пути исхода израильтян из Египта, но и указал истинные принципы, при руководстве которых должно идти дальнейшее исследование данного вопроса и на которых должно основываться решение указанной проблемы. По мнению Сикара построение каждой системы должно основываться с одной стороны на тексте библейского повествования, а с другой – на особенностях тех египетских местностей, по которым хотят проводить линию движения израильского народа к Чермному морю⁵⁴⁶. Таковы действительно два правила, которых нужно постоянно держаться при определении пути исхода евреев из Египта, и которые для нас будут служить критериями при оценке следующих теорий.

Если в первой разобранной теории линия движения евреев при выходе их из Египта проводится ниже южных пределов земли Гесем, то совершенно противоположное направление пути израильтян указывается в другом мнении – современном и принадлежащем известному германскому египтологу Бругшу. Посвятивший по собственному заявлению⁵⁴⁷ более 20-ти лет своей жизни изучению древней египетской географии и обогативший египтологическую литературу капитальными сочинениями по этому предмету, Бругш, на основании памятников древней египетской письменности, пришел к новому мнению относительно пути исхода евреев из Египта, которое он первый раз опубликовал в сообщении, отпечатанном в 1874 г. в Александрии и которое 14-го сентября того же года он изложил на конгрессе ориенталистов в Лондоне⁵⁴⁸. Со времени своего опубликования теория Бругша часто возбуждала и до сих пор возбуждает различные возражения⁵⁴⁹, хотя в то же время нашла и сторонников себе по преимуществу в Англии, старающихся устроить посредством некоторых поправок к теории Бругша компромисс между главными пунктами этой теории и текстом библейского повествования⁵⁵⁰. Высокий авторитет Бругша, как египтолога, и его собственное заявление, что «его теория основана с одной стороны на Священном Писании, в котором он, Бругш, не изменяет ни одной иоты, а с другой – на древне-египетских надписях, истолкованных по закону здравой критики, чуждой всякого фантастического увлечения»⁵⁵¹, – налагают на нас обязанность войти в подробное изложение и рассмотрение и этой теории.

Исходным пунктом теории Бругша служит отождествление библейского Рамесеса с Танисом, который признается за пункт отправления израильтян при выходе из Египта. Основаниями для такого отождествления служат: 1) то, что по египетским памятникам Танис – в числе других своих названий – носил имя Пи-Рамсес⁵⁵² и 2) то, что в древнем Египте был только один город, носивший эти названия⁵⁵³.

Отождествлением Рамесеса с Танисом определяется уже направление дальнейшего пути израильтян при выходе их из Египта. Из Таниса по направлению к востоку шли два пути, из которых одному какому-либо и должны были следовать путешественники, оставлявшие Рамсес и направлявшиеся к восточным пределам Египта. Один, в направлении северо-восточном вел из Рамсеса к Пелузию и проходил через лагуны, болота и всю систему каналов страны Сукот⁵⁵⁴. «Из памятников видно, что этот путь не был обычным путем из Рамсеса к востоку; по нему обыкновенно шли только простые путешественники без поклажи, тогда как фараоны, сопровождаемые войсками и колесницами, предпочитали второй путь, великий путь фараонов, sikkeh-es soultanieh восточных. Этот последний состоял из четырех станций, отделенных одна от другой одним дневным переходом. Это – Рамсес, «ограда» Сукота, Кхетам и Мигдол»⁵⁵⁵. По этому второму пути направились и израильтяне при выходе из Египта, и лежавшие на пути станции были местом израильских станов. Как же определить географическое положение этих промежуточных станций, с какими именно пунктами, лежавшими на указанном пути и известными из древней египетской географии, их можно отождествить? Страна Сукот или то же Сетроитский ном был населен пришлыми народностями, для наблюдения за кочевнической жизнью которых в разных пунктах северной египетской территории устраивались крепости, в которых расположены были пограничные гарнизоны⁵⁵⁶. Одна из таких крепостей, названная семитическим именем Ségor или Segol, т. е. «ограда» Сукота выстроена была на юге этой области⁵⁵⁷. Эта-то «ограда» Сукота и была местом первой стоянки израильтян в Сокхофе. Другая крепость лежала к востоку от нома Сукота, на границе аравийской пустыни, в соседстве с бассейном пресной воды, и называлась также семитическим именем «Мигдол, башня“, принятым и египтянами, хотя она носила и другое чисто египетское имя Samout. Положение этого места обозначается в настоящее время грудами развалин, ксторые называются именем Тель-ес-Семут, напоминающим древнее название Самут. Если принять во внимание, говорит Бругш, что среди более трех тысяч собственно географических имен в географических текстах я встретил указание на одно только место с именем Мигдол, нужно считать за вероятное, что указанная крепость Мигдол или Самут не отличается от Мигдола Исхода⁵⁵⁸. Что же касается Кхетам, то «это слово, измененное евреями в Ефам, имеет общее значение «крепости». Чтобы отличить Кхетам, станцию на указанном втором пути, от других Кхетам, существовавших в Египте, и особенно Кхетам провинции Сукот, находившегося близ Пелузиума, египетские тексты очень часто присоединяют к этому названию объяснительное добавление: «который лежит в провинции Цор», т. е. Танис-Рамсес. Я не имею ни малейшего сомнения, продолжает Бругш, относительно положения этого места (станции Кхетам), изображение которого до нас дошло на памятнике Сетоса I в Карнаке. По этому рисунку Кхетам был расположен на двух берегах реки (Пелузийского рукава Нила), и две противоположные части крепости соединены были большим мостом, qanthareh, как называют его арабы. Развалины этих двух крепостей, расположенных одна против другой, существуют еще до наших дней, и носят название Тель-Дефеннег, напоминающее египетское название существовавшего в небольшом расстоянии от крепостей, позади их, населенного города Табенет, а также – название Дафне, данное Геродотом египетской крепости. Воспоминание о мосте, со­единившем некогда две крепости Кхетам – Дафне, сохраняется до настоящего времени в имени guisr-el-qanthareh», «плотина моста», прилагаемом в настоящее время к месту, находящемуся в небольшом расстоянии от Кхетама к востоку: это – последнее воспоминание об единственном переходе, по которому в древние времена можно было проникнуть в Египет со стороны востока, не замочив ног⁵⁵⁹.

Самое существование пути, на котором лежали указанные крепости Сегор, Кхетам и Мигдол, Бругш доказывает весьма интересным египетским документом, который, собственно, служит главным аргументом всей его теории. «Я постараюсь, продолжает он, дать ответ на вопрос, доказывают ли египетские памятники существование пути, который через промежуточные станции Суккот и Ефам вел из Рамсеса к Мигдолу. На этот вопрос можно дать ответ только утвердительный. Счастливая случайность или – лучше сказать – божественное Провидение сохранило нам в одном из папирусов британского музея драгоценнейший документ от эпохи современной пребыванию евреев в Египте. Это простое письмо, более чем за 30 веков до наших дней написанное рукой египетского писца с целью мотивировать свой отъезд из царского дворца в Рамсесе, вызванный бегством двух слуг. Я отправился, говорит писец, из царского дворца вслед за двумя слугами в девятый день третьего летнего месяца, вечером. В десятый день того же месяца я пришел к «ограде» Сукота. Здесь меня известили, что те (т. е. два беглеца) решились идти по направлению к югу. В 12 день я пришел к Кхетаму. Там я получил известие, что беглецы переправились в страну Стены (muraille) к северу от Мигдола царя Сети Менефта»⁵⁶⁰. Приведенный документ Бругш истолковывает совершенно в пользу своей теории. «Замените в этом драгоценном письме, говорит он, упоминание о двух слугах именами Моисея и евреев, поставьте на место писца, преследовавшего беглецов, личность фараона, следовавшего по следам израильтян, и вы будете иметь точное описание пути евреев, сделанное египетским языком. Подобно тому как евреи, по библейскому повествованию, вышли в 15 день первого месяца из города Рамсеса, наш писец в 9 день одиннадцатого месяца египетского года оставил дворец Рамсеса для погони за двумя беглецами. Как евреи на следующий день после выхода достигли Суккота, так египтянин спустя день после отправления из Рамсеса приходит в Сукот. Подобно тому как евреи в третий день своего путешествия достигли Ефама, египетский писец на третий день приходит к Кхетаму, где начинается пустыня. Как два беглеца, преследуемые писцом, не осмелились продолжать свой путь в пустыню, а взяли северное направление к Мигдолу и к месту, называвшемуся на египетском языке «Стена», на греческом Gerrhon, на еврейском Шур, так и евреи «обратились», как говорит священное Писание, к северу, чтобы продолжать свой путь и чтобы идти к бассейну Сирвонидского озера. Если присоединить одно слово к топографическим сравнениям, то это значит ослабить силу последних. Истина проста, она не нуждается в длинных доказательствах»⁵⁶¹.

От Мигдола, по мнению Бругша, израильтяне обратились и пошли не к югу, по направлению к Чермному морю, а к северу к Сирвонидскому озеру, лежащему по берегу Средиземного моря. Эта часть теории Бругша, по существу своему высказанная не им первым⁵⁶², раскрывается и аргументируется у него следующим образом. «По монументальным записям, согласным с тем, что говорит нам и классическое предание, египетская дорога вела от Мигдола к Средиземному морю, до стены Герргона (Шур Библии), лежащей при оконечности Сирвонидского озера. Это последнее хорошо было известно древним. Отделенное от Средиземного моря полосой земли, которая в древнее время представляла единственный путь из Египта в Палестину, это озеро или – лучше – лагуна, некогда покрытая богатой растительностью тростника и папируса, но в настоящее время совершенно высохшая, скрывала неожиданные опасности в природе своих берегов и гибельных пропастях, описание которых оставил нам классический автор⁵⁶³. Евреи, приблизившись к полосе земли, отделяющей Сирвонидское озеро от Средиземного моря, оказались, таким образом, стоящими перед пропастями, или – если выразиться египетским языком – перед Khirot (древнее слово, точно соответствующее безднам этого озера водорослей), близ места Gerrhon. Таким образом, совершенно понятным становится библейское выражение «Пигахироф», согласно с географическим положением означающее буквально «вход в бездны»⁵⁶⁴.

Относительно Ваал-Цефона, указываемого в библейском повествовании в качестве географического пункта, определяющего положение последнего израильского стана перед переходом через море, Бругш говорит следующее: «имя Ваал-Цефон, встречающееся, согласно открытию известного египтолога Гудвина, в одном из папирусов британского музея с его египетским написанием: Ваали Цапуна, означает божество, роль которого не трудно определить. По весьма любопытным указаниям, которые дают нам египетские тексты, бог Ваал Цефон, «господин севера», представляет под этим семитическим именем египетского бога Амона, великого охотника на птиц, который проходит через лагуны, – господина стран севера и в особенности бога болот, господина Кирота. Греки по своему обыкновению приравняли это египетское божество к одному из своих соответствующих ему божеств, и вот бог Амон лагунов со времени посещения египетской страны греками стал представляться под новой формой Зевса Казиоса. Географическое прозвание «Казиос», данное этому Зевсу, получило свое происхождение от семитско-египетского названия страны, где построен был храм этого божества. Это – Hazi или Hazion, т. е. «страна убежища», – имя, вполне соответствующее положению святилища Зевса Казиоса, расположенного на самом переднем пункте египетской восточной границы»⁵⁶⁵.

Определив географическое положение указанных в библейском повествовании станов, Бругш так говорит о самом месте перехода израильтян через море. «На этой-то узкой полосе земли⁵⁶⁶, отделяющей Средиземное море от Сирвонидского озера, между западным пунктом входа в Кирот и восточным пунктом святилища Ваал-Цефона, и совершилась великая катастрофа... После того как евреи прошли указанную полосу земли, высокий прилив застиг египетских всадников и начальников военных колесниц, которые преследовали евреев. С этими всадниками и военачальниками случилось то, что случалось иногда в течении истории не только с одиночными путешественниками, но и с целыми армиями⁵⁶⁷. Чудо, правда, перестает быть тогда чудом; но, признаемся со всею искренностью, Провидение божественное всегда удерживает и свое место, и свой авторитет»⁵⁶⁸.

Мы изложили мнение Бругша по большей части собственными словами последнего с нарочной целью – удержать в изложении то остроумие и то диалектическое искусство, которыми пользуется знаменитый германский египтолог для расположения своих читателей в пользу его теории. И однако при всем этом теория Бругша не встретила себе восторженного приема не только среди современных библеистов, но и египтологов, из которых почти все, за немногочисленными новейшими исключениями (но и принадлежащие к таким исключениям ученые не принимают, как увидим, теории Бругша во всех её деталях), отвергают ее всдедствие трудности согласиться с теми географическими и топографическими отождествлениями, какие делает Бругш⁵⁶⁹.

Нам нет необходимости разбирать те основания, которые заимствует Бругш из области данных египтологии в пользу своего мнения о тождестве библейского Рамсеса с Танисом, и доказывать явное разногласие этого мнения с указанием Библии: то и другое сделано уже в русской литературе⁵⁷⁰. Ограничимся здесь только указанием на тот факт, что все употребленные доселе усилия со стороны библеистов и египтологов не привели к такому географическому определению Рамесеса, которое и соответствовало бы библейским указаниям, и подтверждалось бы свидетельствами египетских памятников, т. е. не привели к верному и несомненному определению места этого города⁵⁷¹. И библейская наука, не находя в исследованиях египтологов бесспорных и несомненных данных для географического определения библейского города Рамесеса, вынуждается через это ограничиваться в данном пункте указаниями библейского повествования. На основании же последнего можно сделать следующие два несомненные заключения о месте Рамесеса: во-первых этот город должен быть представляем лежащим в земле Гесем и как такой не может быть следовательно отождествляем с Танисом, находившимся вне пределов земли обитания израильтян. На положение же Рамесеса именно в земле Гесем указывает как тождество имени этого города с названием части земли Гесем, именно с названием земли Рамесес, так и указание библейского повествования на город Рамесес, как на исходный пункт отправления израильтян при выходе их из Египта: трудно или – лучше – невозможно представить себе, чтобы Моисей сборным пунктом для всех израильских семейств, живших в земле Гесем, – пунктом, из которого должно было начаться окончательное отправление освобожденного народа к выходу из земли рабства, назначил так далеко к северу от земли Гесем лежащий город Танис, путешествие к которому потребовало бы от израильтян более одного дневного перехода⁵⁷². Во-вторых, библейские указания относительно города Рамесеса заключают в себе данные, на основании которых можно с несомненностью заключать, что этот город лежал именно в западной части Гесем. Возможность быстрого сношения фараона с Моисеем в ночь совершения 10 казни, после которой на следующее утро началось и самое выступление народа из Рамесеса, для нас будет понятно в том только случае, если город Рамесес лежал вообще недалеко от тогдашней столицы Египта, т. е. если этот пункт отправления евреев из Египта лежал в самой западной части Гесема, недалеко от восточного рукава Нила. Не лишено основания и то соображение некоторых библеистов, побуждающее последних считать библейский город Рамесес «самым западным пунктом земли Гесем», что начавшееся из Рамесеса шествие должно было пройти по всей области земли Гесем, так чтобы легко могли примкнуть к нему все прочие из этого народа⁵⁷³. – С каким же именно определенным географическим пунктом западной части земли Гесем должен быть отождествляем библейский Рамесес – это предмет дальнейших раскопок и исследований памятников, сохранившихся в восточной половине Нижнего Египта.

Переходим к следующим географическим отождествлениям Бругша. Первый, указанный в библейском повествовании стан израильтян, Сокхоф, расположен был но мнению Бругша в области Суккот или – как она, сообразно с гиероглифическим начертанием её имени, должна иначе называться и действительно называется у самого Бругша в другом его сочинении⁵⁷⁴ – в области Туку, название которой он и отождествляет с названием библейского Сокхофа. До опубликования результатов, достигнутых женевским египтологом Навилем при раскопках его в Тель-Масхута, и другие египтологи⁵⁷⁵ соглашались с мнением Бругша о положении области Туку у Биркет-Мензалэ, хотя в то же время и не считали возможным делать отождествление этой области с библейским Сокхофом, выставляя в качестве аргумента против этого отождествления различие египетского Туку и библейского Сокхофа по самому их названию⁵⁷⁶. Открытие Навила, по которому область Туку, отождествляемая этим египтологом также с Сокхофом Исхода, находилась в непосредственном соседстве с Тел-Масхута⁵⁷⁷, нанесло такой решительный удар мнению Бругша о положении области Туку у Биркет-Мензалэ, что после этого и сам знаменитый немецкий египтолог уже более не настаивает на прежнем своем мнении о месте Туку, ограничиваясь только замечанием о тождестве открытого в географических его изысканиях названия Феку (Theku oder Thekut) с библейским Суккот-Сокхоф⁵⁷⁸, с каковым тождеством согласны, особенно после открытия Навиля, и другие египтологи, даже те, которые прежде отрицали это⁵⁷⁹.

Ошибка Бругша в определении положения области Туку, отождествляемой им с Сокхофом Библии, сама собой определяет несостоятельность и делаемого тем же иссдедователем географического определения второго после Рамесеса стана израильтян Ефама, который на основании библейского повествования (Исх.13:20) должен быть представляем лежащим в одном направлении или на одной линии с первым станом Сокхофом.

Отождествление библейского Мигдола с египетской крепостью Мигдол основывается у Бругша на его твердой уверенности, что в то отдаленное время существовала в Египте одна только крепость с именем Мигдол. Однако эта уверенность не разделяется другими египтологами, допускающими, что в то время название «Мигдол» служило родовым именем крепости, что на восточной границе Египта существовали и другие крепости, которые кроме общего родового имени, в отличие от других крепостей, носили и другое частное название, подобно тому как Мигдол египетского писца называлась Мигдолом царя Сети-Менефта⁵⁸⁰.

Библейское название Пигахироф Бругш, как мы видели, отождествляет с египетским «Керот». Но та гиероглифическая группа, которую Бругш читает как Керот, египтологом Эберсом читается несколько иначе, именно в форме Хат. «Если мы, говорит Эберс, согласно этимологии Бругша конструируем из Хат новое слово через прибавление к первому pi-ha, то получим Пи-га-хат, которое едва ли лучше согласуется с Пигахироф, чем наше Пи-аджруд»⁵⁸¹. – Тот же египтолог не соглашается с Бругшем и относительно Ваал-Цефона: он указывает, что в египетских текстах действительно встречается соответствующее библейскому Ваал-Цефону название Ваал-Тапуна, но без всякого указания на место почитания этого божества; со своей стороны Эберс считает за более вероятное, что местом храма божества Ваал-Тапуна, бога северного ветра (а не бога севера, как толкует это название Бругш) могла быть не гора Казиос, а гора Атака у северной оконечности Красного моря: на этой именно горе, предполагает Эберс, финикийские купцы совершали молитвы, отправляясь в опасное плавание по Чермному морю⁵⁸².

Не выдерживающая критики со стороны оснований, заимствуемых из области египтологии⁵⁸³, теория Бругша должна быть признана несостоятельной и в библейско-историческом отношении. В библейском повествовании относительно пути, взятого израильтянами при выходе из Египта, ясно говорится, что Бог не повел народ по дороге земли филистимской (Исх.13:17); и мотивом уклонения от этого главного в то время пути из Египта в Палестину выставляется слабость народа, его неподготовленность к военным столкновениям: ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, и не возвратился в Египет (Исх.13:17). Между тем путь, намечаемый Бругшем, есть именно путь земли филистимской, проходивший через «линию укреплений»⁵⁸⁴, охранявших восточную границу Египта. Правда, главная дорога из Египта в Сирию шла к югу от Сирвонидского озера⁵⁸⁵, тогда как Бругш от Мигдола ведет израильтян по направлению в Казиосу по песчаной насыпи, отделяющей Сирвонидское озеро от Средиземного моря; но это ничем не мотивируемое со стороны Бругша незначительное уклонение от главного пути вызывает, в свою очередь, новые возражения и нисколько при этом, конечно, не примиряет его теорию с библейским повествованием. Если Моисей по теории Бругша, вопреки библейскому повествованию, повел народ по филистимской дороге, то он конечно должен был взять именно кратчайший путь к югу от Сирвонидского озера с тем, чтобы как можно скорее вступить на почву аравийской пустыни; между тем Моисей, согласно теории Бругша, берет на себя ничем необъяснимый риск – идти по опасному морскому берегу, чтобы через два дня снова прийти на ту же дорогу, по которой он шел раньше и которая, между тем, во время обхода израильтянами Сирвонидского озера, со стороны севера могла быть отрезана египтянами. Непонятно, с другой стороны, и то, каким образом египтяне, очевидно хорошо знавшие опасности, представляемые Сирвонидским озером, как указывает на это знание найденное в египетских текстах название последнего (Khirot), могли идти непосредственно вслед за израильтянами по направлению к мысу Казиосу, рискуя на этом пути быть затопленными; между тем, идя по указанной главной дороге, они могли бы отрезать путь у израильтян, вынудив их или вступить в сражение, или сдаться, или потонуть в озере.

По библейскому повествованию израильтяне шли не одной прямой дорогой от Рамесеса до самаго «иам суф» (Чермного моря); после стана в Ефаме евреи, говорится, обратились, то есть приняли другое, противоположное прежнему направление. Бругш в своей теории придает значение этому библейскому выражению «обратились», но по нему это обращение совершилось уже у Ваал-Цефона, а не после стана в Ефаме.

А главное – под «иам суф» Бругш разумеет Сирвонидское и другие озера Нижнего Египта⁵⁸⁶. Но из многих мест Библии ясно видно, что под «иам суф» нужно разуметь Чермное море. Так в книге Исх.10:19 повествуется о том, что западный ветер унес саранчу из земли египетской и бросил ее в море суф. Кроме моря Чермного здесь, очевидно, нельзя разуметь какого-либо другого. В книге Числ.14:25, 33:10, cp. 21:4; Втор.2:1), рассказывается, что израильтяне, когда они находились на Синайском полуострове, шли по берегу «иам суф». Но морем, омывающим берега Синайского полуострова, не может быть, конечно, какое-либо из озер Нижнего Египта, а только может быть Чермное море. По книге Исход (Исх.23:31) «иам суф» обозначается в качестве южной границы земли обетованной; и здесь под этим «иам суф» можно разуметь только Чермное море; замечательно, что Средиземное море в том же месте отдельно называется, именно как море филистимское. В 3-ей книге Царств (3Цар.9:26) и во 2-й книге Паралипоменон (2Пар.8:17, ср. Иер.49:21) говорится, что Соломон построил флот при Ецион-Гавере, что при Елафе, на берегу Чермного моря (иом суф) в земле Идумейской, т. е. на Еланитском заливе или заливе Акаба, составляющем восточный рукав Чермного моря. Из всех приведенных мест ясно, что «иам суф» никак не может быть отождествляемо с Сирвонидским озером или Средиземным морем. И еврейское предание не могло конечно ошибиться в столь важном пункте и смешать два различных моря; напротив от Моисея до апостола Павла все священные писатели, когда обращались к великому историческому факту перехода израильтян через море, единодушно и единогласно местом этого перехода называли именно Чермное море (Исх.13:18, 15:4; Числ.21:14; Вт.11:4; Нав.2:10, 4:24, 24:6; Иудифь5:13; Пс.105:7, 9, 22, 135:13, 15; Прем.10:18, 14:7; 1Макк.4:9; Деян.7:36; Евр.11:29).

Правда, Бругш сам хорошо сознает несостоятельность своего отождествления «иам суф» с Сирвонидским озером, когда он для подтверждения своего мнения о переходе израильтян не через Чермное море, а через Сирвонидское озеро обращается к критической гипотезе, предполагая в составе библейского повествования в настоящем его виде две разновременные записи – елогистскую и иеговистскую, из которых только последняя упоминает «о иам суф», в то время как первая говорит просто только о иам⁵⁸⁷. Но как согласить с этим предположением Исх.13:18, где говорится именно о движении израильтян по направлению к Чермному морю и в то же время употребляется имя Елогим? Бругш не подвергает сомнению подлинности указанного стиха, хотя в чтении последнего он по неизвестным основаниям опускает yam Souph, когда говорит: «mais Dieu fit faire un circuit au peuple, par le chemin du desert»⁵⁸⁸ – но повелел Бог народу обойти дорогою пустынною; в еврейском же тексте одновременно здесь употреблено и Елогим, и иам суф. Более беспристрастные исследователи, усвоивающие также критический взгляд на состав Моисеева Пятокнижия, относят Исх.13:18 «к фрагментам древнейшей истории»⁵⁸⁹ и на основании этого места Исход не опасаются вести израильтян от стана в Ефаме по направлению к Чермному морю⁵⁹⁰.

Наконец, большие недоумения выбывает у исследователей теория Бругша и со стороны тех географических особенностей, которые в ней приписываются северной части Египта. По Бругшу евреи от Ваал-Цефона направились в пустыню Сур по песчаной насыпи, соединяющей будто бы мыс Казиос с азиатским материком. Но, в настоящее время путем исследований на месте выяснено, что той насыпи от мыса Казиоса, которая по Бругшу соединяла последний с материком и которая показана у него на карте, на самом деле не существует. Английский исследователь Гревиль Честер, путешествовавший по северному Египту со специальной целью «пройти по пути исхода евреев, как намечают этот путь Рихтер, Шлейден и Бругш»⁵⁹¹, говорит, что переход от мыса Казиоса на азиатский материк через Сирвонидское озеро совершенно невозможен по отсутствию какой-либо песчаной насыпи к югу от Казиоса. По словам Честера «знаменитый ученый соединяет мыс Казиос с материком посредством перешейка, обозначенного у него на карте желтой краской, указывающей на песчаный характер этого перешейка, и тенями, отмечающими существующие здесь холмы. Я был буквально поражен удивлением, когда открыл, что все это – простое изобретение воображения г. Бругша... Воображаемого им перешейка нет и следа, песчаных пустынных холмов в указанном им положении не существует! Я читал относительно веры, что она и горы может переставлять, но до сих пор не имел понятия даже о возможности существования такой уверенности, которая бы для поддержания теории, как бы последняя блестяща ни была, решилась изобретать топографаческие и географические черты и их помещать на карте как действительные! Смотря на карту Бругша, я первоначально возымел намерение перейти от мыса Казиоса на материк и не мог объяснить себе, почему бедуины называют этот путь невозможным; по теперь я увидел сам, что это действительно так. Разумеется, нелепо представлять возможность того, чтобы огромное войско, какое было войско еврейское, обремененное добычей, задерживаемое в своем движении стадами и бегущее от преследования армии, направилось через пространство ила в несколько миль ширины, если даже в это время не было воды в озере. Таким образом, теория Бругша не подтверждается фактами и как такая должна быть оставлена. После всего сказанного мы позволим себе сделать замечание, что едва ли похвально со стороны г. Бругша чертить карту и выпускать ее в свет, не видев собственными глазами описываемой местности»⁵⁹².

Тот же исследователь по поводу предположения Бругша, что Сирвонидское озеро называлось «суф» по изобилию на его берегах тростника, замечает, что он не нашел в Сирвонидском озере ничего похожего на растительность, которая по качеству почвы не могла существовать и в древности. «Почти невозможно верить, говорит Честер, чтобы Бругш посетил даже Сирвонидское озеро: иначе он ни в каком случае не стал бы пользоваться еврейским выражением «иам суф» для доказательства своей теории и не стал бы прилагать этого названия к Сирвонидскому океру. Нужно помнить, что для того, чтобы оправдать приложение этого термина к какому-либо морю или озеру, нужно, чтобы то или другое водное пространство являлось изобилующим в замечательно значительной степени морской или болотистой растительностью. Но что же в данном случае говорят факты? Вода Сирвонидского озера имеет соленый вкус и притом более соленый, чем вода Средиземного моря... так что это озеро можно назвать соленой копью (salt-pan). При этом не нужно доказывать, что вода Сирвонидского озера всегда была такой. Не существует ни одного следа очевидности, или вероятности, или даже возможности того, что Сирвонидское озеро было когда-либо иным, чем теперь. Теперь все, за исключением Бругша, признают, что «roseaux, joncs et plantes de papyrus», как пресноводные растения, не растут и не могут расти в соленой воде и действительно их нет в Сирвонисе совсем. Прозрачный цвет воды лишен болотной растительности, как само Мертвое море. Еще более – и это так же факт – Сирвонидское озеро почти совсем лишено и морской растительности. За исключением редкого, крайне малого количества зеленого вида поросли, в нем нет растительности. Нужно прибавить, что и Средиземное море по всему берегу, идущему параллельно с Сирвонисом, не имеет совсем морской растительности. Морское дно, образовавшееся из наносного песка, не представляет твердой почвы для укрепления корней водоросли. Из всего сказанного ясно, что Сирвонидское озеро не может быть названо «иам суф»⁵⁹³.

Приведенные веские возражения английского путетественника по Египту имеют тем более значение, что сам он в общем принимает теорию Бругша, считает намечаемый в ней путь до мыса Казиоса «самым вероятным и наиболее правдоподобным»⁵⁹⁴. Каким же образом Гревиль Честер примиряет теорию Бругша с географическими особенностями северных пределов Египта, какую поправку он делает в этой теории и согласуется ли эта поправка с текстом библейского повествования? Утверждая аподиктически, без критической оценки различных мест библейского повествования, что «на протяжении всего прямого повествования нет ни слова о каком-либо иам суфъ»⁵⁹⁵, а упоминается просто о море, «под которым едва ли можно понимать какое-либо другое кроме Средиземного», Честер, таким образом, определяет путь исхода евреев из Египта: отправившись из Цана, евреи имели станы – в Сокхофе, лежащем вероятно не у озера Мэнзалэ, а на прямой дороге из Цана в Тель-Дафне, – в Ефаме, отождествляемом Честером вместе с Бругшем с Тель-Дафне, и наконец у Гельзе-Гемдейэх (Gelse-Hemdeyeh), у входа в Сирвонидское озеро. Дальше израильтяне направились по песчаной полосе, которая отделяет Сирвонидское озеро от Средиземного моря, и которая в то время действием восточного ветра сделалась шире и удобнее для прохода массы еврейского народа; и евреи пошли по этой полосе, имея по правую сторону Сирвонидское озеро, а по левую Средиземное море. При утреннем рассвете египтяне с ужасом увидели, что добыча ускользнула из их рук, и, не видя грозящей им опасности, смело ринулись на путь преследования израильтян по той же песчаной полосе. Но Господь поборал за израильтян; рука их предводителя была простерта на море; Бог «подул своим ветром» и море возвратилось и воды покрыли Египтян с их конями и колесницами. – Куда же устремились израильтяне, после того как совершилась погибель их врагов и тела последних были выброшены на морской берег? Так отвечает на этот вопрос Честер: «После того, как израильтяне достигли мыса Казиоса и освободились от преследователей, они не могли прямо перейти на материк, так как перешейка через Сирвонидское озеро не существовало. По всей вероятности, они и не продолжали своего пути дальше по той же песчаной полосе, потому что такой путь, если бы в то время и не было прилива моря, был несогласен с повелением Иеговы не следовать по филистимской дороге. Они поэтому принуждены были направить свои стопы назад по той же полосе, которая сделалась снова сухою после возвращения Средиземного моря к его обычному уровню действием западного ветра; они пошли назад к Пигахирофу (т. е. к месту третьего своего стана, расположенного по Честеру перед Пелузиумом у Гельзе-Гемдейэх) и, обойдя вокруг западной оконечности Сирвонидского озера, обратились на юг в пустыню Сур»⁵⁹⁶.

Новая подробность, вносимая Честером в теорию о северном направлении движения израильтян при выходе из Египта и составляющая в то же время поправку к мнению Бругша, есть, очевидно, только плод стремления, во что бы то ни стало, отстоять заранее составленную и излюбленную мысль, не смущаясь отсутствием в библейском повествовании какого-либо указания, подтверждающего вносимую деталь, а напротив, может быть, употребляя в свою пользу самое молчание библейского текста. Но как шатка почва, на которую вступают в этом случае исследователи, доказывает другой английский ученый, Уэлд (Weld), который без всякого основания уничтожает на своей карте труднопроходимый⁵⁹⁷ пролив, которым в настоящее время оканчивается на востоке песчаная полоса, лежащая между Сирвонидским и Средиземным морем, и, вопреки запрещению Иеговы израильтянам идти по филистимской дороге, ведет их от мыса Казиоса дальше по той же полосе именно на филистимскую дорогу⁵⁹⁸. А между тем существует сомнение, высказываемое в новейшее время преимущественно английскими же исследователями Египта, относительно самого существования в древности Сирвонидского озера. Еще Геродот говорил, что весь Египет, за исключением фивского нома, во время первого египетского царя Менеса представлял в себе болотистое место⁵⁹⁹. Тот же классический историк высказывает соображение, что весь Нижний Египет, лежащий выше Мемфиса, был когда-то заливом Средиземного моря, и замечает, что, если бы Нил влился в Красное море, ничто не препятствовало бы тому, чтобы последнее совершенно наполнилось илом⁶⁰⁰. Новейшие тщательные исследования, произведенные в северной части Нижнего Египта, показали действительно, что северная береговая полоса Египта у Пелузийской бухты ежегодно увеличивается на 52 ярда, и что Нил ежегодно отлагает 3 миллиона кубических ярдов ила. Данные о постепенном образовании северной части Египта путем отложений естественно приводят исследователей к предположению, что за 30 веков назад, отделяющих нас от эпохи Исхода, могло совсем не существовать ни Сирвонидского озера, ни той косы, которая отделяет последнее от Средиземного моря⁶⁰¹.

Таким образом, теория Бругша, не удовлетворяя требованиям египтологии и библейского текста, в то же время не согласуется и с географическими и топографическими особенностями северных пределов Египта, по которым эта теория проводит путь движения израильтян при выходе их из Египта. И сторонники теории Бругша, старающиеся исправить допущенные в ней ошибки относительно египетской географии, не примиряют ее с данными ни египтологии, ни библейского текста, а напротив, вызывают своими поправками новые недоумения, или произвольно вводя в историю исхода новые неоправдываемые библейским текстом детали, или, не менее произвольно вымышляя несоответствующие действительности черты в географии северных пределов Египта.

Большинство новейших библеистов, а вместе с ними многие путешественники по Египту и некоторые египтологи, расходясь между собой в частных подробностях, согласны вообще во мнении относительно пути движения израильтян при выходе их из Египта по направлению к Суэцу; это мнение можно назвать средним сравнительно с изложенными выше двумя крайними теориями, и сущность его состоит в следующем. Евреи из земли Гесем направились на восток, вдоль долины Тумилат, к выходу из Египта и имели первую стоянку в Сокхофе, полагаемом на протяжении этой долины. Далее, достигнув самого высокого пункта Суэцкого перешейка, приняли другое направление и, при движении по западной стороне бассейна соленых озер, достигли залива Чермного моря и перешли его около Суэца⁶⁰². В частности, под Сокхоф Еберс⁶⁰³ и Ляут⁶⁰⁴ разумеют местность, которая в египетских текстах называется именем Сехет, и которая, по мнению первого из указанных египтологов, была, вероятно тождественной с Тавбастум, находившимся к северо-северо-востоку от биркет Тимзаг⁶⁰⁵. Из Сехета евреи направились к востоку и пришли к одной из крепостей, составлявших лииию укреплений, которые были предназначены преграждать со стороны востока путь азиатским кочевникам в Египет. Еще Диодор Сицилийский упоминает в своей истории о существовании на восточной стороне Египта стены, построенной для удержания азиатских номадов от хищнических набегов на египетскую страну⁶⁰⁶. Это классическое свидетельство нашло себе полное подтверждение со стороны древних египетских текстов, на основании которых построение стены с бастионами должно быть отнесено еще к эпохе древней египетской империи⁶⁰⁷. Сохранился современный Аменемхату I, фараону XII династии, гиератический папирус, находящийся в настоящее время в берлинском собрании папирусов и впервые переведенный Гудвином и французским египтологом Шаба⁶⁰⁸: этот папирус содержит в себе рассказ Санеха или Синеха об оставлении им по каким-то неуказываемым автором причинам двора фараонова и о бегстве по восточной дороге из Египта. Беглец рассказывает, что он сначала пришел в Сехет, отождествляемый, как мы видели; с библейским Сокхоф, далее направился к месту, имя которого остается неизвестным и отсюда на лодке переправился через озеро, принимаемое⁶⁰⁹ за какое-либо из озер Суэцкого перешейка; продолжая свой путь далее, Синеха пришел к «стене, которую соорудил царь для отражения азиатов (Sati)». Днем невозможно было пробраться мимо крепости, находящейся в этой стене, не быв замеченным: поэтому он целый день скрывался в траве, а когда наступила темная ночь, он, пользуясь темнотой, проскользнул через ряд укреплений и ушел из Египта⁶¹⁰. К одному из таких укреплений, составлявшему часть восточной фортификационной линии Египта, предполагают, пришли также и евреи при своем исходе из Египта; в самом египетском названии подобных крепостей – хетам, в коптском tem, tam усматривается сходство с египетским Ефам⁶¹¹. У Ефама Моисей получил повеление от Иеговы изменить направление пути, которого израильтяне держались до сих пор и «обратиться» по западной стороне бассейна Соленых озер к Чермному морю. Путь, которым шли израильтяне до Ефама, вел в Палестину, к пределам земли филистимской⁶¹². Продолжать идти по тому же направлению – значило бы вступить в непосильную для израильтян борьбу не только с пограничными гарнизонами⁶¹³, расположенными в египетских восточных крепостях, но и с конфедератами египетских фараонов, каковыми конфедератами были палестинские народы. О Менефте, которого наиболее популярное в настоящее время мнение считает фараоном Исхода, действительно известно, что он находился в союзе с палестинскими царями. Из папируса Анастаси III видно, что Менефта в 3-й год своего царствования был в хороших отношениях с сирийцами⁶¹⁴. Взаимные дружественные сношения между египтянами и палестинскими народами в то время открываются так же из современных исторических текстов, заключающих в себе ясные следы многочисленных заимствований, сделанных египетским языком из языков семитских, – следы замечательных аналогий в употреблении известных выражений, свойственных какому-либо из этих языков, и, наконец, обнаруживающих некоторую общность моральных и религиозных идей у египтян с семитами⁶¹⁵. Во время Менефта, жившего, по мнению представителей излагаемой теории в эпоху Исхода, может быть был еще в силе и политический договор, заключенный Рамзесом II с хананеянами относительно выдачи дезертиров⁶¹⁶.

При существовании в политической жизни тогдашних народов указанных условий и отношений, путешествие израильтян от стана Ефама по тому же северо-восточному направлению вовлекло бы их в целый ряд враждебных, губительных столкновений сначала с египетскими пограничными гарнизонами, а затем с народами южной Палестины, которые и вследствие дружественных отношений, связывавших их с египтянами, и вследствие собственного опасения массы еврейских кочевников, не могли допустить прохода последних по своим владениям. Израильтяне, ослабленные продолжительным рабством, не приготовленные к энергичному отпору враждебных на них нападений, не предпочли ли бы при первой представившейся им опасности войны унизительное рабство в Египте трудным и истребительным для самих евреев завоеваниям? Иегова не хотел подвергать свой народ такому искушению и при Ефаме дал повеление народу обратиться по направлению к Чермному морю. Скажи сынам Израилевым, говорит он Моисею, чтобы они обратились и расположились станом пред Пи–гахирофом, между Мигдолом и между морем пред Ваал–Цефоном; напротив его поставьте стан у моря (Исх.14:2).

Согласно высшему повелению израильтяне двинулись вдоль бассейна Соленых озер по западной их стороне, по пути, лежащему между этими озерами и горной цепью Джебель-Женеффэ, и направились к северной оконечности Суэцкого залива. Достигнув Суэцкого залива, евреи расположились станом на Суэцкой равнине, представляющей по своему протяжению все удобства для большого лагеря⁶¹⁷. Здесь-то недалеко от северной оконечности Суэцкого залива в суэцкой равнины и нужно отыскивать указанные в библейском повествовании географические пункты, определяющие положение последнего перед переходом через Чермное море еврейского стана. Пигахироф ученые отождествляют с Аджрудом, лежащим на расстоянии 4-х часов пути к северо-западу от Суэца, на караванной дороге, ведущей из Каира к Синаю⁶¹⁸. Самое имя Пигахироф сближается с Аджрудом или Агрудом, как состоящее из слова «пи» = место, дом, которое может быть и отбрасываемо, и из слова «ахирот» = зелень, созвучного с Аджруд⁶¹⁹. Относительно определения следующих двух библейскоегипетских географических пунктов среди библеистов и географов нет того единодушного согласия, какое существует в отношении к географическому определению Пигахирофа.

По мнению Эберса⁶²⁰ и согласных с ним библеистов⁶²¹ под Мигдолом разумеется крепость, находившаяся на некотором расстоянии от северной оконечности Суэцкого залива, в северо-восточном углу Шалуфа, хотя в то же время представители этого мнения и не считают возможным дать более точное определение географического положения Мигдола, считая его вообще только за часть восточной линии укреплений⁶²². Наконец, в библейском Ваал-Цефоне современные исследователи⁶²³ усматривают название финикийского божества, которое было известно и египтянам и последними называлось именем Ваали-Тапуна, и в честь которого финикийскими купцами, бывшими, как и вообще финикийцы, почитателями Ваала ϰατ’ ἐξοχήν⁶²⁴, выстроен был храм на горе Атака⁶²⁵, в котором совершались молитвы и приносились жертвы «богу северного ветра» для испрошения у него помощи судам, отправляющимся в опасное плавание по Чермному морю⁶²⁶. На этой-то горе Атака и полагают место библейского Ваал-Цефона, хотя и предположительно только в виду отсутствия каких-либо документальных данных для указанного географического определения⁶²⁷.

Таким образом, при Пигахирофе у северной оконечности Суэцкого залива расположился еврейский народ с намерением после более или менее продолжительного отдыха отправиться в дальнейший путь к окончательному выходу за пределы земли рабства и направиться к горе Синай. Волны морские плескались о берег, своим шумом лелея отдых народа, как вдруг среди израильского стана разносится страшная весть о приближении преследователей⁶²⁸. Народом овладевает ужас и отчаяние при виде приближавшегося египетского войска; среди израильского стана раздается отчаянный вопль и ропот на Моисея, приведшего народ, казалось, к неминуемой гибели. И действительно, израильтяне были, по-видимому, лишены всех средств к своему спасению. К западу от Суэцкого залива возвышается горная цепь, известная под именем Джебель Атака; эта цепь так близко подходит к морю, что по берегу морскому здесь могут пройти рядом только несколько человек⁶²⁹. Джебель Атака по излагаемой теории и есть, как мы видели, библейский Ваал-Цефон. Эта гора преграждала путь израильтянам к западу и югу. Море отделяло израильтян от Синайского полуострова. Войско египетское отрезало у израильтян всякое отступление к северу и северо-востоку; «израильский народ был таким образом – если можно употребить сравнение, которым так охотно пользуются ассирийские завоеватели в своих анналах заключен как птица в клетке»⁶³⁰. Видя позади себя войско и не имея возможности двинуться ни вперед, по морскому берегу, где путь заграждала гора, ни на Синайский полуостров, отделенный морем, израильтяне, понятно, считали себя погибшими и возопили к Господу и сказали Моисею: разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне? (Исх.14:10–12). Только Моисей сохранял при таких трудных обстоятельствах непоколебимое спокойствие великого вождя и торжественными словами: Господь будет поборать за вас, а вы будьте спокойны (Исх.14:14) «произвел на удрученный печалью народ, такое же действие, какое производит восходящее в спокойном величии солнце на утомленного и заблудившегося путника»⁶³¹. Действительно израиль мог быть спасен только чудом, и это чудо совершилось. Фараон не мог думать, что израильтяне могут уйти из его рук через море; а именно через море и освободил Господь Свой народ. Была ночь. Моисей, по повелению Вышняго, простер свой жезл на море, подул сильный ветер и открыл путь среди вод; вода стала стеною по правую и левую сторону; вся масса израильского народа прошла через этот чудесный путь на другую сторону Суэцкого залива; и потомство Иакова было спасено.

Изложенная теория сравнительно с предшествующими двумя крайними имеет, конечно, большие преимущества, как более сообразная с библейским текстом. Третья теория не только удовлетворяет общим указаниям библейского текста, относящимся непосредственно к самому направлению пути исхода евреев из Египта, но и дает удовлетворительное объяснение многим подробностям, сообщаемым в библейском повествовании о данном библейско-историческом факте. Например, так как евреи от Ефама пошли не обычным и довольно трудным путем по пустынной восточной стороне Египта⁶³², то у фараона, естественно, могла явиться мысль, что евреев заперла пустыня и под влиянием этой мысли он начинает их преследовать. Далее. Вследствие трудностей, сопряженных с новым направлением пути, принятым израильтянами после Ефама, последним необходимо было особенно высшее руководство, которое бы вело их к предназначенной им цели; и действительно, в Библии (Исх.13:21–22) указывается, что предводителем евреев был сам Бог в столпе огненном и облачном⁶³³. – Но при указанных своих достоинствах принимаемая многими новейшими библеистами, экзегетами и географами теория не имеет в пользу себя веских и решительных оснований. Особенно недостаточностью обоснования в географическом отношении отличается та часть этой теории, где географически определяется положение последнего перед переходом через Чермное море израильского стана: все отожествления библейских названий с местностями около Суэца имеют совершенно гипотетический характер; из набираемых географами и библеистами географических пунктов, находящихся около северной оконечности Суэцкого залива, в действительности нет ни одного, который бы с несомненностью носил какое-либо из этих библейских названий. Не касаясь здесь тех пунктов этой последней части данной теории, шаткость которых ясно уже обнаруживается в существующих относительно их значительных разногласиях у различных исследователей, из которых одни отождествляют какое-либо из библейских названий с той местностью, с которой другие сближают другое библейско-географическое название, мы остановим свое внимание на отождествлении библейского Пигахирофа с Аджрудом, – отождествлении, с которым, как мы видели, согласны все исследователи, принимающие разбираемую теорию. Пигахироф указывают в крепостце Агруде или Аджруде иа основании некоторого созвучия имен: «Ахирот» и «Агруд», но это, конечно слабое основание, особенно если это имя было собственно египетское, усвоенное только евреями и при этом несколько измененное. И разве менее оснований имеет сравнительно с разбираемым мнением существующее так же понимание под Пигахирофом древнего Ироополиса, причем «пи» понимается как египетское слово, означающее город⁶³⁴, а «гахироф» – как евреизированное египетское название богини Гер, Геро? Так понимают это библейское название знаменитый египтолог Вилькинсон⁶³⁵ и еврейский историк Гретц⁶³⁶. Последний высказывает свой особый взгляд и на положение Ваал-Цефона, и на самое значение этого библейского названия. Согласно с Дюмихеном⁶³⁷, превращающим название «Ваал-Цефон» в египетское Теп, Сет (так называлось египетское божество, которое у древних греческих писателей получило название Тифона), Гретц переводит библейское Ваал-Цефон в значении идола Тифона-Сета и видит в библейском названии указание на капище этого египетского божества, полагаемое, на основании не вполне, впрочем, ясного свидетельства Плутарха⁶³⁸, близ Ироополиса, Пигахирофа Гретца. Независимо от вопроса о состоятельности или несостоятельности предлагаемого мнения об этимологическом значении библейского Ваал-Цефона, определение места последнего именно близ самого Пигахирофа имеет в пользу себя такие библейские основания, которые заслуживают полного внимания. В библейском повествовании читаем: скажи сынам израилевым, чтобы они... расположились станом пред Пи–гахирофом, между Мигдолом и между морем, пред Ваал-Цефоном, напротив его поставьте стан у моря. Каким образом, спрашивает Гретц, Израильтяне, расположившись перед одним пунктом, могли в то же время находиться перед другим? Это могло случиться, отвечает он, только тогда, когда один пункт находился вблизи другого. Израильтяне расположились станом перед Пигахи рофом, но для большей определенности в библейском повествовании указан не только город, но и отдельный пункт, против которого должен был находиться, так сказать, центр израильского лагеря; этим пунктом избрано капище Тифона для того, чтобы из этого мог заключить фараон: преградил Тифон, бог пустыни, евреям путь, не пустил их в свое царство, или как говорится в библейском повествовании – они заблудились в земле сей, заперла их пустыня (Исх.14:3)⁶³⁹.

Отсутствие документальных данных для делаемых исследователями сближений библейских названий с местностями около оконечности Суэцкого залива, как и вообще необоснованность разбираемой теории в географическом отношении, невольно возбуждает вопрос относительно побуждения, заставляющего современных библеистов и географов держаться именно области, лежащей около Суэца, и здесь отыскивать место для последнего, перед переходом через море, еврейского стана. Не руководит ли в этом случае исследователями какая-либо предвзятая мысль, которая, при отсутствии документальных данных, и служит единственным основанием, оправдывающим отождествления библейских названий, относящихся к определению последнего стана, с местостями около Суэца? Едва ли на этот вопрос возможен другой какой-либо ответ кроме положительного. В основе разбираемого географического и топографического определения последнего стана лежит именно предположение о месте перехода израильтян через Чермное море. А место этого перехода новейшие исследователи полагают вообще около оконечности Суэцкого залива, при этом одни⁶⁴⁰, в частности, назначают переход при Суэце, тогда как другие⁶⁴¹ – к северу от Суэца, Так как по библейскому повествованию стан перед Пигахирофом находился недалеко от места перехода через море или – точнее – близ этого места, то исследователи, назначающие этот переход у северной оконечности Суэцкого залива, необходимо должны в здесь же лежащей береговой области отыскивать и те географические пункты, которые указаны в библейском повествовании при определении стана. Но это-то главное предположение, лежащее в основе третьей теории, кажется маловероятным в виду существенного различия между прежним, современным эпохе исхода, состоянием Суэцкого перешейка и позднейшим, и, в частности, в виду различия между прежними пределами северной оконечности Суэцкого залива и позднейшими. Вопрос об этом различии настолько важен для оценки разбираемой теории, и сами защитники последней придают указанному вопросу такое решающее значение для судьбы своего взгляда⁶⁴², что нужно войти в более или менее подробное рассмотрение этого вопроса, предпослав решению последнего описание позднейшего, до прорытия Лессепсова канала, состояния Суэцкого перешейка.

Наименьшая длина Суэцкого перешейка в позднейшем его состоянии равняется 113 километрам или 15½ милям⁶⁴³. Весь перешеек делится на две части – северную и южную⁶⁴⁴ песчаной полосой земли, известной под именем порога или перешейка Ель-Гизр (этот перешеек простирается от 30° 35» до 30° 40» с. ш.): это – самое высокое место Суэцкого перешейка, «кульминационный пункт» последнего, возвышающийся на 30–45 футов (10–15 метровъ) над уровнем моря⁶⁴⁵. К северной стороне Ель-Гизр непосредственно примыкает озеро Балла, которое через узкий пролив соединяется с озером Мензалэ. Лежащий в южном конце последнего переход, пересекаемый многими песчаными отмелями, еще до сих пор служит караванной дорого из Салиг-э в пустыню Эт-тиг⁶⁴⁶. На южной стороне Ель-Гизр лежит Биркет Тимзаг, или Крокодилово озеро, которое в настоящее время только в северной своей части имеет воду, уровень которой вследствие сильного испарения ниже уровня Средиземного моря⁶⁴⁷. Ниже Крокодилова озера опять начинается ряд дюн, разделяющийся на две части, из которых северная называется Туссумом, а южная – перешейком Серапеума⁶⁴⁸. Ширина этого песчаного пространства, отделяющего Крокодилово озеро от Соленых озер, равняется почти 2½ милям (или 16 километрам)⁶⁴⁹. Далее следуют так называемые Соленые озера, разделяющиеся на два бассейна – большой и малый; общая длина того и другого равняется почти 40 километрам (или 6 милям)⁶⁵⁰, а ширина – от 10 до 12 километрам; северный наибольший бассейн имеет в длину 25 километров и в своих наиболее глубоких местах лежит на 23 фута ниже уровня Чермного моря⁶⁵¹; до прорытия Суэцкого перешейка этот северный бассейн был сух. Дно Соленых озер покрыто слоями соли, имеющими толщину от 10 до 12 метров⁶⁵². Соленые озера отделяются от Чермного моря песчаной насыпью, известной под именем Шалуф, наибольшая высота которой над уровнем Красного моря равняется 6 метрам⁶⁵³; идя от высшего своего пункта по направлению к Суэцкому заливу, эта песчаная насыпь нечувствительно понижается и, наконец, теряется под водами моря, так что средняя её высота над уровнем моря равняется 2–3 футам⁶⁵⁴.

Тщательные геологические исследования почвы Соленых озер, произведенные сначала французскими учеными, учавствовавшими в египетской экспедиции Наполеона I⁶⁵⁵, а потом инженерами, принимавшими участие в прорытии Суэцкого перешейка⁶⁵⁶, привели к более чем вероятному, – можно сказать, положительному выводу о том, что некогда Соленые озера были наполнены водой именно Чермного моря, часть которого они и составляли, и что следовательно Суэцкий залив некогда простирался значительно дальше к северу, покрывая своими водами как песчаную насыпь Шалуф, так и бассейн Соленых озер. Этот вывод основывается на трех данных, почерпнутых из исследования верхнего почвенного слоя бассейна Соленых озер. – Уже было сказано, что дно бассейна Соленых озер покрыто горизонтальными и параллельными слоями морской⁶⁵⁷ соли, – отделенными один от другого тонким слоем песка⁶⁵⁸ и образующими в некоторых местах род приподнятой покрышки⁶⁵⁹. – Как же объяснить присутствие громадного количества соли⁶⁶⁰ в бассейне Соленых озер? Здесь объяснение может быть конечно только одно: Соленые озера составляли некогда продолжение Чермного моря и были наполнены его водой. Но с течением времени, выше теперешней северной оконечности Суэцкого залива, на месте Шалуф, благодаря соединенному действию с одной стороны прибоя морских волн, а с другой – ветра⁶⁶¹ стала образовываться песочная гряда, которая, постепенно возвышаясь, достигла размеров, превышающих средний обычный уровень Чермного моря. Когда наступил этот момент обнажения песочной гряды из-под воды Чермного моря при обычном уровне последнего, постоянное непрерывное сообщение между бассейном Соленых озер и Суэцким заливом должно было прекратиться, и только сначала во время периодических приливов, бывающих при равноденствии, а затем и через более длинные промежутки времени, при необычайных приливах, большая масса воды из Чермного моря могла вливаться через песчаную гряду в бассейн Соленых озер⁶⁶², пока, наконец, песчаная насыпь не образовалась окончательно, совсем отделив собой Соленые озера от Суэцкого залива⁶⁶³. Параллельно с постепенным возвышением над водой песчаной насыпи в бассейне Соленых озер, не получавшем уже постоянного притока свежей воды от Чермного моря, происходил, под влиянием палящих лучей солнца, процесс испарения воды и связанный с ним процесс отложения соли; образовавшийся вследствие этого испарения осадок соли покрывался затем тонким слоем песка, приносимого со стороны пустыни ветром хамсином. Случавшиеся через более или менее длинные промежутки времени сильные морские приливы, вливая в бассейн Соленых озер массу свежей морской воды, полагали начало отложению новых рядов соли на почве предшествовавшего; и так постепенно в течение ряда веков образовались те параллельные и горизонтальные слои, которые в новейшее время сделались предметом научных исследований⁶⁶⁴.

Второй особенностью дна бассейна Соленых озер, выставляемой⁶⁶⁵ в качестве так же несомненного признака, указывающего на существовавшую некогда непосредственную связь между этими озерами и Чермным морем, служат остатки раковин. По словам компетентного исследователя Египта, находящиеся в бассейне Соленых озер раковины по своему виду и свойству должны быть относимы не к речным раковинам, как предполагал Розьер⁶⁶⁶, и не к ископаемым, многочисленные экземпляры которых можно видеть в долине блуждения, а именно к морским: находящиеся на дне Соленых озер раковины совершенно подобны тем, которые морем выбрасываются на берег⁶⁶⁷.

Наконец, обратила на себя справедливое внимание исследователей, как имеющая значение для решения вопроса о прежнем состоянии бассейна Соленых озер и для определения отношения этого бассейна к Чермному морю, линия, образованная на холмах, окружающих Соленые озера, морскими растениями; эта линия подобна тем следам, которые море во время прилива оставляет на своих берегах. «Что особенно замечательно, говорит Дю-Буа-Эйме, так это то, что указанная линия находится на одном уровне с наиболее высоким приливом Аравийского залива»⁶⁶⁸. Уже это одно положение рассматриваемой линии служит опровержением мнения тех, которые полагают, что эти остатки растений, находящиеся вокруг бассейна Соленых озер, могли быть отложены пресной водой, которую Нил некогда вливал в Соленые озера⁶⁶⁹. Но это мнение опровергается, кроме того, и тем обстоятельством, что в бассейне Соленых озер замечено полное отсутствие малейшей частицы Нильского ила, следы которого обыкновенно находят во всех тех местах куда только достигает Нильская вода⁶⁷⁰.

Таковы добытые исследованиями бассейна Соленых озер данные, на которых опирается заключение, что в древние времена Чермное море простиралось гораздо далее на север, чем в настоящее время. По самому свойству своих оснований это предположение является настолько доказанным, что его, по выражению аббата Вигуру, можно считать «общепринятым»⁶⁷¹. Разногласие же, существующее относительно данного пункта между различными исследователями, касается с одной стороны причин, произведших отделение бассейна Соленых озер от Чермного моря⁶⁷², а с другой стороны – времени, в какое произошло это отделение и в какое северная оконечность Суэцкого канала получила настоящие границы.

Для нашей цели имеет особенное значение только последний вопрос о времени прекращения непосредственного сообщения между бассейном Соленых озер с Чермным морем и связанный с этим вопросом другой вопрос о положении северной границы западного рукава Чермного моря в эпоху исхода евреев из Египта. Существуют ли какие-либо основания предполагать, что окончательное отделение Чермного моря от бассейна Соленых озер совершилось в период позднейшей эпохи исхода еврееев из Египта, и, следовательно, во время Моисея западный рукав Чермного моря простирался гораздо далее к северу от того места, где он кончается теперь⁶⁷³, или, напротив, образование Суэцкой насыпи Шалуфа,отделяющей в настоящее время Суэцкий залив от бассейна Соленых озер, должно быть относимо к периоду древнейших сравнительно с временем выхода евреев из Египта геологических формаций⁶⁷⁴, или, по крайней мере, при отсутствии исторических свидетельств о меньшем протяжении суэцкого перешейка сравнительно с позднейшей его шириной, окончательное образование суэцкой насыпи, заключившей северную оконечность суэцкого залива в настоящие пределы, нужно относить к неопределенной древней эпохе⁶⁷⁵. Уже самая постановка этой дилеммы указывает на существование данных относительно разбираемого пункта, которые одними исследователями истолковываются в пользу первого из указанных предположений, а другими, напротив, приводятся в подтверждение второго. Такие данные действительно есть, и самым драгоценным среди них для исследователей, и вместе наиболее спорным, служит указание Геродота относительно протяжения в его время Суэцкого перешейка. Расстояние от мыса Казиоса, как самого северного пункта Суэцкого перешейка, до Чермного моря Геродот определяет в 1000 стадий: «кратчайшим путем от северного моря до южного и Ерифрейского считается тот, что идет от горы Казиоса, отделяющей Египет от Сирии, и содержит в себе до Аравийского залива ровно 1000 стадий⁶⁷⁶. Это – кратчайший путь; канал (разумеется канал, прорытый для соединения Нила с Красным морем) гораздо длиннее, потому что гораздо более извилист». Различное понимание у различных исследователей приведенного места из Геродота обусловливается неодинаковым определением стадии, которой Геродот измеряет здесь длину кратчайшего сухопутнего пути от Средиземнего моря к Аравийскому заливу: одни, как например IIIлейден⁶⁷⁷, предполагают, что Геродот здесь употребляет стадию олимпийскую, которая равняется 600 футам или 185 метрам, и таким образом все расстояние от мыса Казиоса до Аравийского залива определяют по Геродоту в 185 тысяч метров или в 24 немецких мили; по мнению других (например, Дюбуа-Эймэ, Ритта, Pâris’a) Геродот в приведенном месте, как и в других, относящихся к Египту, употребляет стадию астрономическую, равняющуюся 100 метрам или 300 футам, и, следовательно расстояние от мыса Казиоса до Еритрейскаго моря определяет в 100 тысяч метров или 100 километров⁶⁷⁸. Лучшей оценкой приведенных мнений должно служить их соответствие или несоответствие той цели, для которой эти мнения составлены. В этом отношении первое мнение, как встречающее в пользу себя несомненные основания в некоторых местах самого Геродота, которые в то же время стоят в противоречии с тем общим положением Дюбуа Эймэ и согласных с ним исследователей, что Геродот употреблял в своих египетских измерениях только стадию астрономическую⁶⁷⁹, – имело бы значительные преимущества перед вторым, если бы приписываемое в этом первом мнении Геродоту определение расстояния от мыса Казиоса до Еритрейского моря соответствовало настоящему протяжению Суэцкого перешейка. Но что же мы видим на самом деле? Известно, что ширина Суэцкого перешейка в настоящее время равняется 113 километрам; теперь, если Геродот ширину этого перешейка определяет в 185 километров, то получается разница между теперешним протяжением Суэцкого перешейка и протяжением последнего во время Геродота в 72 километра, – и притом разница такого рода, что из неё необходимо нужно вывести предположение, что в эпоху Геродота западный рукав Чермного моря оканчивался на 72 километра южнее теперешней его оконечности, или что с того времени море на такое же количество километров подвинулось к северу. Но никто и из защитников разбираемого мнения не решается высказывать подобного мнения; напротив все в новейшее время, как мы видели, на основании особенностей дна бассейна Соленых озер, высоты суэцкой насыпи над уровнем моря убеждены в обратном, не в передвижении северной оконечности Суэцкого залива дальше по направлению к северу, а в удалении её напротив к югу; и различные исследователи не согласны между собой только в определении времени, в которое окончательно образовалась настоящая северная береговая линия Суэцкого залива. При невероятности предположения, что Геродот в измерении сухопутного пути от Средиземного моря до Аравийского залива употребляет стадию олимпийскую, остается таким образом обратиться к другому мнению, по которому греческий историк расстояние между Казиосом и Чермным морем измеряет астрономической стадией и определяет это расстояние в 100 тысяч метров. Это измерение вполне соответствует указываемым защитниками данного мнения древним пределам Красного моря: «действительно, говорит Дюбуа-Эймэ, если бы поднять 4–5 тысяч кубических метров песка, то море снова бы наполнило бассейн Соленых озер и тогда оно находилось бы на расстоянии именно 1000 небольших стадий от мыса Казиоса»⁶⁸⁰.

По-видимому, возражением против предположения, что в вышеприведенных словах Геродот употребляет стадию астрономическую, служит другое место Геродота, в котором последний также определяет расстояние между Средиземным морем и Ерифрейским, но выражает это расстояние не в стадиях только, но и в саженях, полагая 100 сажен в стадии: «от Средиземнаго моря до Ерифрейского всего 100000 сажен или 1000 стадий», говорит Геродот⁶⁸¹. Данное здесь деление стадии на 100 сажен не говорит ли о том, что Геродот при измерении расстояния от мыса Казиоса до Чермного моря брал именно олимпийскую стадию, разделявшуюся на 100 сажен? При положительном решении этого вопроса мы опять необходимо должны будем встретиться с указанным невозможным предположением о распространении Чермного моря во времена Геродота значительно дальше к югу от того места, где оно оканчивается теперь, или должны будем допустить со стороны Геродота крупную ошибку в 72 километра. Но и того и другого можно избежать предположением, что Геродот и астрономическую стадию, как и олимпийскую, делит на 100 равных частей, которые называл также oργυιαί⁶⁸².

С расстоянием по Геродоту от мыса Казиоса до Чермного моря и с выводимым отсюда заключением о северных пределах Красного моря в эпоху Геродота стоит в замечательном согласии показание Плиния о длине проектированного Сезострисом канала для соединения Нила с Красным морем⁶⁸³: этот канал по Плинию предполагался быть в длину 62 мили⁶⁸⁴. И это действительно самое краткое расстояние между Нилом и западным рукавом Красного моря при предполагаемом протяжении этого рукава к северу до места Серапеума. Канал по Геродоту⁶⁸⁵ начинался из Нила немного выше Бубастиса, где река делает небольшой уклон к востоку: от этого пункта до теперешней оконечности Суэцкого залива по прямой линии насчитывается 90 миль, тогда как следуя по несколько извилистому пути долины Себа-бийар к предполагаемому месту прежней северной оконечности залива, мы должны пройти расстояние именно только в 62 мили Плиния⁶⁸⁶.

Против предположения о наполнении водами Чермного моря бассейна Соленых озер в историческую эпоху не могут служить возражением другие древние классические свидетельства относительно соединительного канала между Нилом и Красным морем, – свидетельства, на которые ссылаются защитники противоположной теории. В этих свидетельствах есть два пункта, которые могут возбуждать сомнение в действительности того, чтобы в древнюю историческую эпоху, к которой относятся эти свидетельства, Соленые озера составляли продолжение залива Чермного моря. Первым из таких пунктов служит название у древних авторов горьких озер отдельно от Красного моря и залива, что, по-видимому, указывает на то, что бассейн горьких озер не входил у этих авторов (Страбона и Плиния) в понятие морского залива. Но здесь еще возникает вопрос, что нужно разуметь под упоминаемыми у Страбона и Плиния πιϰραὶ λιμναί и fontes amari, – то ли, что в позднейшее время стало известно под именем бассейна Соленых озер, или отличные от последних какие-либо другие озера, называвшиеся в древности также горькими? Этот вопрос ставится не в виду только полемической цели отстоять во что бы то ни стало свое мнение и опровергнуть противоположное; напротив, они необходимо вызываются свидетельством самого Плиния. Было уже сказано, что проектированный Сезострисом канал должен был иметь в длину, по Плинию, 62 римских мили, т. е. должен был простираться от исходного пункта (немного выше Бубастиса) до бассейна Соленых озер, именно до северной их оконечности, так как только к этому пространству может точно подходить указанная Плинием мера расстояния. Между тем, не только сам Сезострис, но и Птоломей II не окончил задуманного первым предприятия – он вырыл канал длиною только 37,500 шагов, доведши его до соленых источников, где и остановил дальнейшие работы. Если первое предположение о направлении задуманного Сезострисом канала и месте впадения последнего в море вероятно, то очевидно под amari fontes, до которых был доведен Птоломеем II канал, и которые отстояли от места выхода канала на 37,500 шагов, нельзя разуметь бассейн Соленых озер, находящийся от Бубастиса на расстоянии почти 62 римских миль. Можно ли отказать после этого в вероятности предположению Дюбуа-Эймэ, что в отдаленной древности именем горьких источников могли называться также озера и болота, лежавшие к северу и северо-западу от бассейна Соленых озер⁶⁸⁷, и что amari fontes, до которых Птоломей II прорыл канал, занимали лощины, расположенные между Рас-ель-Вади и Абу-Кейшейдом⁶⁸⁸.

Другим пунктом, стоящим в видимом противоречии с мнением о том, что еще и в историческую эпоху бассейн Соленых озер составлял часть западного рукава Красного моря, служит свидетельство Страбона о том, что Нильский канал соединялся с морем у города Арсинои, который по всем указаниям⁶⁸⁹ находился около теперешней оконечности залива: «другой канал, говорит Страбон, изливается в Ерифрейское море и Аравийский залив подле города Арсинои, который называется еще Клеопатридой». Как ни ясно само по себе это свидетельство, но в виду доказанной и всем известной спутанности в географических представлениях Страбона⁶⁹⁰, давшей происхождение весьма вероятному предположению, что Страбон не был сам в юго-восточной части нижнего Египта⁶⁹¹, а описывал ее по известиям других, мы должны обратиться за проверкой свидетельства Страбона к другим древним авторам. Плиний⁶⁹², сделав описание трех путей, ведущих от Средиземного моря к Аравийскому заливу, заканчивает свое описание следующими словами: «эти различные пути ведут к городу Арсиное, построенному на заливе Charandra Птоломеем Филадельфом, который и назвал этот город по имени своей сестры (Клеопатридой): этот Птоломей первый исследовал Троглодитику, и назвал реку, которая протекает у Арсинои, именем «Ptolemaeum». Если эти слова Плиния мы снесем с изложенным нами уже несколько раз описанием у того же автора нильского канала, вырытого Птоломеем II, то увидим, что Плиний ясно отличает этот канал от какой-то реки, протекавшей у Арсинои⁶⁹³, и называвшейся именем Птоломея. Что эта за река, которая протекала у Арсинои и с которой, по всей вероятности Страбон и смешивает нильский канал, при отсутствии каких-либо определенных данных трудно сказать. Дюбуа-Эймэ предполагает, что после основания Арсинои Птоломей Филадельф предпринял труд соединить в одно русло различные потоки воды, текущие с соседнего горного хребта Аттака; этот труд, говорит Дюбуа-Эймэ, ошибочно считался не только иностранцами, но и в самом Египте за продолжение соединительного канала между Нилом и Красным морем. С другой стороны, продолжает французский ученый, при том же царе могли быть произведены работы для углубления морского фарватера и уничтожения песчаных наносов, которые у Арсинои затрудняли плавание к северу от этого города; очень может быть, на основании этих-то гидравлических работ, произведенных по распоряжению Птоломея II, и самый рукав моря получил название реки Птоломеевой⁶⁹⁴.

Таким образом, древние классические свидетельства о соединительном нильском канале, прямо и ясно не говорят о том, чтобы уже во время Птоломея II, а тем более во время Дария, Соленые озера представляли бассейн, изолированный песчаной преградой от западного рукава Чермного моря, чтобы некогда естественная связь этого бассейна с Аравийским заливом была уже в то время прервана и заменена искусственной связью в форме соединительного канала. Этот канал, сколько известно⁶⁹⁵, был наконец прорыт через перешеек Шалуф только во время Халифов или – точнее – при халифе Омаре в VII веке, когда песчаная насыпь, лежащая теперь между северной оконечностью Суэцкого залива и бассейном Соленых озер, образовалась окончательно и прервала сообщение между Чермным морем и Нилом.

Если таким образом остается вероятным, что еще во время Геродота Суэцкий перешеек имел значительно меньшее протяжение сравнительно с настоящим, благодаря тому, что бассейн Соленых озер составлял продолжение Чермного моря, то конечно не может быть никакого сомнения в том, что в эпоху исхода евреев из Египта западный рукав Чермного моря имел не только не меньшее протяжение к северу, а может быть и большее, захватывая собою и озеро Тимзаг⁶⁹⁶.

Мы сделали отступление от прямой своей задачи, с целью обосновать предположение о том, что во времена Моисея горькие озера составляли протяжение Чермного моря, – в виду именно важности этого вопроса для правильной оценки третьей разбираемой нами теории. В этой теории переход израильтян через море полагается вообще около оконечности Суэцкого залива, а сообразно с этим предположением и место последнего стана определяется так же близ северной оконечности Суэцкого залива; и, собственно, предположение о месте перехода израильтянами моря служит в этой теории основанием для определения топографии последнего перед переходом стана. Но это-то предположение о переходе израильтян близ северной оконечности Суэцкого залива и возбуждает сомнение относительно своей вероятности в виду указанного древнего протяжения Чермного моря к северу. По каким побуждениям Моисей повел израильтян так далеко к югу по западной стороне Чермного моря, подвергая их трудностям опасного пустыннаго пути, когда он мог при той же всесильной помощи Иеговы перевести их выше, например в местности Соленых озер, составлявших тогда нераздельную часть западного рукава Чермного моря и, конечно, также входивших в понятие иам суф, – или даже еще выше, через озеро Тимзаг, если только и оно служило в то время продолжением Чермного моря. Лишенное понятной цели, продолжительное движение к югу, с каждым шагом усиливающее критическое положение израильтян, не открывая перед ними ничего, кроме постепенно расширявшейся морской поверхности с одной стороны и песков пустыни с другой, – не должно ли было это движение вызывать в народе ропот и недовольство на Моисея, и даже раскаяние в оставлении им Египта, – раскаяние, от которого оберегал народ сам Иегова (Исх.13:17)? Вообще это движение к югу, к теперешней оконечности Суэцкого залива, представляется так малопонятным, при возможности для израильтян перейти море где-либо близ тогдашней его северной оконечности и через это сберечь свои силы и время, что в виду только возбуждаемого этим движением недоумения нельзя считать вероятным предположение о переходе Израильтянами моря близ теперешней оконечности Суэцкого залива, тем более, что это предположение не имеет за собою отдаленной древности⁶⁹⁷. А коль скоро падает это предположение, вместе с этим лишается силы и значения и определяемая в третьей теории топография третьего после Рамесеса израильского стана.

Нам осталось изложить мнения, в которых вопрос о месте перехода израильтян решается в зависимости от вероятного предположения о значительно дальнейшем протяжении Чермного моря к северу от того места, где оно кончается теперь, – а сообразно с новым решением этого вопроса иначе определяется и топография израильских станов, особенно последнего пред переходом через море. Из таких мнений известны: теория Лессепса, архимандрита Антонина, Лекуэнтра и новейшая – египтолога Навиля. Мы сначала кратко изложим первые три гипотезы, как менее обоснованные в географическом отношении, а потому и менее важные, а затем с большей сравнительно подробностью остановимся на теории Навиля.

Лессепс проводит евреев через Чермное море близ Серапеума, а самый путь исхода намечается у этого исследователя через следующие отождествления библейско-географических имен с египетскими местностями. Рамесес отождествляется Лессепсом с Абу-Кешеб или Масхута, Совхоф – с Ум-Риам или Макфар на несколько миль к востоку от пункта отправления евреев; Ефам лежал на границе пустыни, почти к югу от Совхофа. Перемена направления пути евреев заставила их обратиться к северо-востоку, к Пигахирофу, лежавшему на западной стороне биркет Тимзаг, близ места, на котором позднее возник город Тавмазиум. Ваал-Цефон – это перешеек Серапеума; на месте этого-то перешейка к северу от Соленых озер и совершился переход евреев через море⁶⁹⁸.

С изложенной гипотезой Лессепса имеет много сходного, особенно в определении места последнего стана евреев, мнение архимандрита Антонина⁶⁹⁹, поставляющего так же вне сомнения то, что не только Горькие озера, но и Тимзаг и Балла во время Моисея составляли цельное протяжение Чермного моря. Отождествляя Рамесес с Цоаном, относительно положения первого стана Сокхофа, архимандрит Антонин предполагает, что он был расположен или на «Бубастском рукаве Нила, который (если он существовал в то время) евреи должны были перейти в течении первого дня, или за ним около места, где теперь значится на картах селение Сахалье»⁷⁰⁰. Отсюда ополчение Божие соответственно поставленной ему для путешествия самим Иеговою (Исх.3:12) цели идти к «горе Божией», направилось к юго-востоку, и на другой день после выхода, к вечеру достигло места: «Офом при пустыне» (Исх.13:20 в славянском переводе). Автор излагаемого мнения, по-видимому, соглашается с указываемой им немецкой картой перешейка Штутгардского издания, где место Ефаму назначается вблизи озера Тимзаг с южной его стороны, около нынешнего Туссума. Идя по первоначальному направлению от Офома к морю, израильтяне к концу третьего дня должны были упереться в нынешние Горькие озера; но так как здесь по огромной массе воды не могло бы совершиться то, чему предполагалось быть, то Господь повелел Моисею сделать поворот, «вследствие которого ополчение волей не волей попало между озер Горького и Тимзаг, там где единственная большая поперечная долина (Тумилат) впадает в водную ямину»⁷⁰¹. Самое устье последней и можно разуметь под библейским Пигахирофом (=στόμα Εἰρώϑ=устье Ироф в Числ.33:7)⁷⁰². Здесь-то в промежутке между озером Тимзаг и Солеными озерами, на месте отделяющего последние от первого позднейшего перешейка, вместо которого во времена Моисея расстилалось одно «непроходимое волнящееся море» и совершилось «предивное событие» спасения израильтян и погибели фараона со всем его воинством. – «Далеки мы от мысли выдавать свое предположение за достоверное, заканчивает свою гипотезу наш автор. Но вероятность в нем есть, и думается, что пройдет немного лет, как будет считаться общепризнанным завоеванием исторической науки мнение, что израильтяне перешли из Африки в Азию через Чермное море на одном из пунктов Лессепсова канала и именно около озера Тимзаг»⁷⁰³.

Лекуэнтр (Lecointre)⁷⁰⁴ так определяет топографию последнего израильского стана и место перехода израильтян через море, стоя так же в зависимости от предположения, признаваемого им «неоспоримым», что во время Моисея Соленыея озера непосредственно сообщались с Чермным морем. После стана в Ефаме, находившемся, по мнению автора, на месте Серапеума, у северной оконечности Соленых озер, израильтяне отправились по западной стороне этих озер, тогда наполненных водой, с намерением достигнуть брода, который был образован наносными песками на месте позднейшего Шалуфа, и через этот брод переправиться на восточную сторону Суэцкого залива. Но евреи не могли выполнить своего намерения: колесницы фараона, шедшие с юго-запада со стороны Мемфиса, преградили им путь и заперли их в равнине между горной цепью Джебель Женеффэ и морем. Эту равнину Лекуэнтр и признает за Пигахироф Библии; находящийся на ней единственный замечательный пик Хебревет (Chebrewet) автор отождествляет с Ваал-Цефоном; а ограничивающую равнину с западной стороны горную цепь, принимает за Мигдол. Но Бог пришел на помощь своему народу, открыв ему чудесным образом путь в средине Соленых озер⁷⁰⁵. Через эти озера евреи и проникли в пустыню Сур, где они были уже вне опасности от египтян; а войско фараона было потоплено в том месте, через которое чудесным образом прошли израильтяне⁷⁰⁶.

Достоинство трех изложенных мнений состоит в их верном исходном пункте, каковым в них служит мнение о распространении западного рукава Чермного моря во времена Моисея к северу до бассейна Соленых озер или даже до озера Тимзаг, и вытекающее из этого мнения заключение об отсутствии необходимости для израильтян спускаться так далеко к югу по западной стороне Чермного моря, к теперешней оконечности Суэцкого залива, при возможности перейти последний значительно выше, именно ближе к тогдашней его северной оконечности. Что же касается самых частных отождествлений библейско-географических пунктов, то эти отождествления отличаются совершенно произвольным характером, который может быть оправдан только потребностью так или иначе определить положение еврейских станов: в основу этих отождествлений не только не положены египтологические данные, но при них не всегда принимаются в соображение и данные библейского текста. Произвольность этих отождествлений хорошо видна в гипотезе Лекуэптра, по которой Мигдол сближается с горной цепью вопреки значению самого названия в еврейском языке, – значению, на основании которого библейский Мигдол другими новейшими исследователями понимается как египетская крепость, хотя местонахождение её определяется не одинаково. В гипотезе Лессепса и архимандрита Антонина самое определение пути движения евреев к Чермному морю не стоит в согласии с библейским текстом: в последнем указывается только два направления в движении евреев – по одному евреи шли до Ефама и по другому, противоположному первому, после стана в Ефаме до Чермного моря; между тем по указанным гипотезам евреи от пункта своего отправления шли сначала в прямом направлении до Сокхофа, затем направились к юго-востоку до Ефама, а от этого стана обратились к северу, к предполагаемому месту перехода. По мнению архимандрита Антонина это обращение к северу совершилось даже не тотчас после Ефама, а после того, как они от южной оконечности озера Тимзаг, где полагается Ефам, дошли до Соленых озер и «уперлись» в них; только здесь они получили повеление поворотить назад и пришли снова к месту позднейшего перешейка Серапеума.

Разбираемые нами гипотезы в самом характере отмеченного их недостатка указывают уже и средство к исправлению последнего, и намечают путь, по которому должно идти построение дальнейших, более достоверных теорий. Отождествления, какие делают авторы этих мнений, не суть плод тщательных археологических изысканий на почве древнего Египта, напротив они составляют плод личного, субъективного предположения, сверенного только с внешним видом той египетской области, к которой относятся авторами библейские географические пункты. «Но чтобы убедиться и других убеждать» в правильности решения данной библейской географической проблемы, для этого «надобно, скажем словами архимандрита Антонина, со всем запасом ученых исследований отправиться на самые места события, порыться там в земле, понаблюдать тамошнее небо, пораспросить тамошних людей», а главное – именно порыться в земле, произвести тщательные изыскания и раскопки на древней египетской почве, которая была свидетельницей древних великих исторических событий.

Ответом на эту потребность в тщательных археологических изысканиях на древне-египетской почве с целью более точного и более обоснованного в географическом отношении определения топографии книги Исход служат в новейшее время произведенные египтологом Навилем в Тель-Масхута раскопки, результаты которых относительно занимающей нас библейской географической проблемы и должны составить предмет дальнейшего изложения.

Открытые в 1883 году Навилем в Тель-Масхута замечательные, хотя и немногочисленные памятники, обнародованные в 1885 году в особом сочинении, изданном английским обществом исследования Египта под заглавием: «Город запасов Пифом и путь Исхода»⁷⁰⁷, – пролили значительный свет на многие географические пункты библейского повествования. Не касаясь здесь главного результата исследований Навиля, каковым служит убеждение последнего в том, что на месте Тель Масхута находился не город Рамесес, как думал Лепсиус, а библейский Пифом, и что этот последний тождествен с Героополисом⁷⁰⁸, мы прямо обращаемся к той части исследования Навиля, которая имеет непосредственное отношение к предмету нашего исследования. «Среди исторических событий, на которые открытие Пифома проливает свет, самое важное есть конечно исход и путь, по которому следовали израильтяне при своем выходе из Египта», – так начинает Навиль свое определение пути исхода из Египта при свете новых открытых данных. «По этому пункту, хотя многия заключения имеют еще только предположительный характер, во всяком случае мы добыли несколько твердых данных, которые мы и должны теперь представить»⁷⁰⁹.

Относительно географического положения города Рамесес, как пункта отправления израильского ополчения, памятники Тель-Масхута не дали положительных данных. Исследованиями Навиля только поколеблена правдоподобность мнения о положении библейского Рамесеса в восточном конце долины Тумилат: в открытых Навилем в Тель-Масхута гиероглифических надписях совсем не было найдено названия, данного Лепсиусом этому городу, между другими именами, под которыми он был известен в различные времена своего существования. Таким образом, определение топографии Рамесес есть дело будущих изысканий. Сам Навиль по этому пункту ограничивается только предположением, что указанное в библейском повествовании об исходе евреев из Египта название Рамесес, как название пункта отправления израильтян, должно быть относимо скорее к области, чем к городу, и что эта область должна была находиться или к западу, или к северу от Пифома⁷¹⁰. Более положительные результаты достигнуты исследованиями Навиля относительно положения промежуточных от Рамесеса до Чермного моря станов еврейского ополчения, хотя и к этим географическим пунктам библейского повествования относящиеся новые данные не все одинакового значения: относительно одних станов на основании этих данных могут быть составлены более или менее твердо обоснованные мнения, тогда как положение других станов, по мнению Навиля⁷¹¹, может быть определено только предположительно. – В гиероглифических надписях, открытых на месте древнего библейского города Пифома, относимое к последнему название Пи-Тум обыкновенно стоит в связи с другим названием Оуку или Оукет, сопровождаемым пояснительным знаком пограничной области, или области, населенной чужеземцами. Это имя встречается в самом древнейшем из открытых в Тель-Масхута памятников, именно на фрагменте из красного песчаника, принадлежащем времени Рамзеса II⁷¹²; с одинаковым начертанием пишется это имя и в папирусах известных под именем «Анастаси», которые относятся к следующему царствованию⁷¹³. Какой же смысл нужно соединять с этим гиероглифическим названием? «Фуку, говорит Навиль, сначала было названием области, страны, но потом стало служить именем главного города или столицы этой области. С таким именно смыслом встречается это имя в большинстве наших надписей: как в большой таблице Птоломея Филадельфа⁷¹⁴, и в других птоломеевых текстах, так и в титулах жреца Аака, прочитанных в памятнике, принадлежащем более древней эпохе⁷¹⁵. Списки номов укааывают или на Пифом или на Фуку, как на столицу 8 нома Нижнего Египта. – В папирусах «Анастаси», продолжает Навиль, мы находим целый ряд сведений относительно страны Фуку. Мы отсюда узнаем, что это была пограничная область, находящаяся близ страны Атума, которая была занята номадами, что вход в эту область был охраняем крепостью царя Менефта, а также и другими крепостями, называвшимися именем skair; узнаем также и то, что в этой области находился город Пифом, близ которого были озера и обширные пастбища»⁷¹⁶. С этой-то областью Фукет или Фуку, лежавшей не у озера Мензалэ, как предполагал Бругш, а на западной стороне биркет Тимзаг, в местности Тель-Масхута, Навиль, подобно Бругшу, и отождествляет еврейское Сокхоф. «Нужно заметить, говорит Навиль, что имя места, на котором первый раз расположились станом израильтяне, есть не имя города, а имя области, страны Фукет, в которой в эпоху исхода находился не только Пифом, но и укрепления, воздвигнутые Рамзесом II и его преемниками для отражения нападающих азиатов. И совершенно естественно, что лагерное место такого большого множества должно было иметь значительное протяжение. Не в Цифоме расположились израильтяне: ворота укрепленного города не были для них открыты. Крепостная площадь совершенно была недостаточна, чтобы на ней могло уместиться громадное множество. Евреи раскинули свои шатры в земле Суккот, где был выстроен Пифом, и именно близ тех озер и тех хороших пастбищ, куда номады Атума просились со своими стадами»⁷¹⁷.

Для отождествления египетского Фуку с еврейским Сокхоф Навиль не видит какого-либо затруднения со стороны еврейской транскрипции. «Первая буква данного египетского слова, произносимая как th, в греческом и коптском часто заменяется буквой σ в еврейском ם. Имя Σεβέν-νυτος, Sebennytus, Theb-neter служит лучшим доказательством правды этого утверждения, которое подверждается написанием многих общих имен. Я не имею нужды настаивать на этом филологическом доказательстве, которое мне представляется убедительным. Транскрипцией Фукет и должно быть еврейское סֻכּוֹת=Суккот. Нет ничего удивительнаго в том, что египетскому слову евреи придали смысл «шатры». Здесь мы имеем пример филологических перемен, которые постоянно встречаются в мифологии и географии. Слово, переходящее из одного языка в другой, удерживает почти тот же звук и ту же форму, но терпит перемену в значении, получая смысл, сообразный с языком того народа, который принял это слово. И новый смысл может быть совершенно отличен от оригинального. То же самое случилось с именем Моисей, в египетском mesu «дитя» или «мальчик», которое евреи изменили в מֹשֶׁה «извлеченный из воды»⁷¹⁸.

Второй израильский стан был в Ефаме. «Имя Суккота, страны, показывает уже, говорит Навиль, что и в Ефаме мы должны видеть не город, а область, страну этого имени»⁷¹⁹. Для определения положения области Ефам Навиль обращается с одной стороны к папирусу Синега, а с другой – к папирусу Анастаси VI. «Синега рассказывает, что, переплыв озеро Кемуер⁷²⁰, он со своим спутником достиг места, называемого именем Atima, – места, которое не должно было быть в слишком далеком расстоянии от указанного озера. Если теперь мы обратимся к памятнику, современному эпохе исхода, папирусу «Анастаси VI», мы найдем в нем следующее место: «Мы дозволили племенам Шазу из страны Атума пройти крепость царя Менефта, которая лежит в земле Суккот, у озер Пифома царя Менефта в земле Суккот, – чтобы пропитать их и скот их на владениях фараона» ... «Называемая в папирусах страна Atima, Atma, Atuma и есть по моему мнению, говорит Навиль, область Ефам. Эта страна была заселена номадами Шазу, которые, за неимением другой удобной земли для пропитания своего скота, просили дозволения пасти свой скот на пастбищах области Атума, которая была назначена израильтянам. Пояснительный знак, сопровождающий гиероглифическое название области, показывает, что последняя была именно пограничной областью. И природа, и название этой области вполне, кажется, согласны с тем, что говорится в библейском повествовании относительно Ефама, именно что Ефам находился в конце пустыни»⁷²¹. Правда, другие египтологи, например Шаба⁷²² и Бругш⁷²³ в имени Атума египетских папирусов усматривают библейскую землю Едом, соответственно тому, что в еврейской транскрипции египетское t изменяется в ר. «Действительно говорит Навиль, редки случаи, когда бы еврейское ח соответствовало египетскому t; однако эта транскрипция не всегда следует в семитических языках неизменному правилу. ח очень часто соответствует египетскому th, например в имени Пифом, а t и th эквивалентны друг другу в значительном числе егяпетских слов. Кроме того, было бы анахронизмом донустить существование земли Едома в то время, в которое был написан папирус Синега, именно при 12 династии. По своей отдаленности страна Едома не подходила бы к рассказу Синега. Напротив, совершенно естественно предполагать, что Атума была страна, лежавшая близ озера Тимзаг, которое тогда известно было под именем Kemuer. Шазу или Сати, как они называются в папирусе Синега, кочуя в конце пустыни и не находя корма для своего скота, просили царского чиновника дозволить им пасти скот на тех пастбищах, которые были орошаемы каналом Пифома»⁷²⁴. Другим основанием, приведшим Навиля к убеждению, что под библейским Ефам нужно разуметь не город этого имени, а целую область, служит упоминание в Числ.33:8 о пустыне Ефам, в которой евреи путешествовали три дня после перехода через море. «Не видно, говорит Навиль, каким образом Ефам, египетский город, мог дать свое имя пустыне, которая была населена семитическими племенами, и большая часть которой находилась на противоположной стороне моря». – «Я верю поэтому, заключает Навиль, что под библейским Ефамом нужно разуметь страну Атума, – пустыню, которая начинается у озера Тимзаг и простирается к западу и югу от него, близ Аравийскаго залива. – Израильтяне, оставив Сокхоф, страну, которая, как мы хорошо знаем, находилась в соседстве с Тель Масхута, направились к пустыне, огибая северную оконечность Аравийского залива⁷²⁵, и таким образом достигли пустыни Ефам; но отсюда они должны были изменить направление своего пути и идти так, что между ними и пустыней находилось море»⁷²⁶.

Положение следующего стана, последнего перед переходом через море, по имеющимся в настоящее время у египтолога данным может быть определено только предположительно. «Для более точного топографического определения этого стана нужны, говорит Навиль, новые изыскания и раскопки. Однако, хотя в настоящее время и невозможно привести положительное доказательство в пользу той или другой теории, я попытаюсь наметить дальнейший путь евреев, основываясь на том, что мне кажется наиболее вероятным»⁷²⁷. По словам Навиля при определении дальнейшего пути израильского движения нужно иметь в виду, что северная оконечность Аравийского залива находилась не в далеком расстоянии от Сокхофа и что этот залив покрывал собою долину Себабийар⁷²⁸. «Мы оставили израильтян в земле Атума, при северной оконечности Аравийского залива, в конце пустыни, продолжает Навиль развивать свою теорию. Здесь израильтяне получили повеление расположиться станом у моря. Согласно этому повелению они должны были обратиться назад, пройти между Пифомом и концем залива и потом направиться к югу, к месту, указанному им для лагеря»⁷²⁹. Где же мы теперь должны искать указанные в библейском повествовании Мигдол и Пигахироф?

Под Мигдолом, упоминаемым в книге Исход, ни в каком случае, по мнению Навиля, нельзя разуметь Мигдол римского дорожника: такое отождествление возможно было бы только при предположении, что после Ефама израильтяне обратились к северу, по направлению к Средиземному морю, и, следовательно, при признании справедливости теории Шлейдена и Бругша. «Но эта последняя теория, какие бы остроумные аргументы ни приводились в пользу её, должна быть совсем оставлена особенно после того, как мы узнали географическое положение Сокхофа. Возможно ли допустить, чтобы от северной оконечности Аравийского залива израильтяне обратились к северу, и прошли 40 миль через пустыню, чтобы достичь Средиземного моря? Это путешествие потребовало бы нескольких дней; израильтяне должны были бы проходить пред египетскими северными крепостями; они должны были бы вступить на филистимскую дорогу, идти по которой было запрещено им; и наконец, египтяне, вышедши из Таниса и северных городов, легко могли бы перехватить их... Все данные приводят меня к тому, чтобы окончательно отвергнуть мысль о северном пути и возвратиться к старой теории о переходе через Чермное море, но через Чермное море в том его виде, какой оно имело тогда, простираясь на далекое пространство к северу, а не через Чермное море в настоящих его границах»⁷³⁰. Вместе с другими новейшими египтологами и библеистами под Мигдолом Навиль понимает крепость, допуская существование в древнем Египте нескольких крепостей с таким названием, отличающихся одна от другой или именем построившего их царя, или какими-либо другими местными признаками. В частности, Навиль, как и Эберс, помещает библейский Мигдол на месте позднейшего Серапеума⁷³¹.

В вышеназванной большой таблице Птоломея Филадельфа несколько раз упоминается Пи-кегерет в качестве названия местности, которая была посвящена Озирису⁷³² но в которой был также и храм Тума⁷³³. На основании того, что в различных списках номов столицей осьмого нома Нижнего Египта называется то Пи-хум, то Пи-кегерет и при этом всякий раз, когда упоминается последнее имя, к нему присоединяется замечание, что этот город принадлежит стране Суккот, Навиль предполагает, что «Героополис, или – лучше – столица страны Суккот имела два святилища, одно близ другого, именно: Пи-тум и Пи-кегерет; последнее находилось ближе к морю, чем Пи-тум, которого путешественники, идущие из Гелиополиса, прежде достигали»⁷³⁴. С этим-то Пи-кегерет Навиль и отождествляет библейский Пи-гахироф. «При первом взгляде я был поражен сходством в звуке еврейского слова Пи-гахироф с Пи-кегерет или Пи-керегет, открытым в таблице Филадельфа. В настоящее время я не знаю какого-либо другого египетского имени, которое могло бы быть поставлено в такое же сравнение с еврейским словом. Правда, мы не нашли слова Пикерегет на каком-либо памятнике времени Рамзеса II, и потому возможно, что это святилище Озириса было построено только Филадельфом. Но вообще Птоломеи не вводили чего-либо нового; они восстановляли прежние культы, расширяли храмы; и во всем придерживались местных традиций. Поэтому в высшей степени вероятно, что с весьма глубокой древности Озирис имел храм в Пикерегет. Мы считаем Пикерегет за второе святилище Героополиса, лежавшее на недалеком расстоянии от Пи-тума, но ближе последнего к морю; и следующее обстоятельство заставляет нас думать, что это и есть Пигахироф. В таблице Филадельфа в связи с Пикерегет делается частое упоминание о лошадях, приводимых сюда, и о скоте, приносимом в храм в качестве ежегодной подати. Теперь, если мы возвратимся к папирусу Анастаси и к Шазу области Атума, то мы увидим, что последние просили дозволения пасти их скот на пастбищах, принадлежащих к владениям или фермам (farm) фараона. Египетское слово ah означает ферму, где скот или лошади разводятся, имение с живым скотом в нем. Если мы обратим внимание на то место кн. Исход, где описывается путь израильтян, мы найдем, что LXX, которые делали свой перевод в царствоваше Филадельфа, и после них коптский перевод в соответствие еврейскому Пигахироф поставили ἀπέναντι τῆς ἐπαυλέως⁷³⁵, точный перевод египетского ah. Таким образом в то время как еврейская Библия дает собственное имя святилища, греки говорят о скотном дворе, который, как мы знаем из папируса Анастаси, находился в земле Суккот, так же, как и Пи-кегерет»⁷³⁶.

Под Ваал-Цефоном Навиль понимает святилище, построенное азиатскими номадами в честь Ваал-Цефона где-либо на восточном берегу Аравийского залива⁷³⁷; частнее, Навиль на приложенной к его мемуару карте долины Тумилат помещает Ваал-Цефон недалеко от южной оконечности озера Тимзаг.

Таким образом, место последнего перед переходом через море еврейского стана определяется следующими географическими пунктами: к северо-западу находился Пигахироф=Пикерегет, недалеко от Пифома; к юго-востоку лежал Мигдол, близ позднейшего Серапеума; впереди евреев было море, а на противоположной азиатской стороне, на каком-либо холме подобном Shekh Ennedek – Ваал-Цефон. Где-либо между позднейшим Серапеумом и озером Тимзаг и совершился переход израильтян через Чермное море⁷³⁸.

«Вот тот путь исхода, который в настоящее время кажется мне наиболее вероятным, заключает свою теорию Навиль. Я считаю этот путь наиболее согласным со всем тем, что мы знаем относительно географических имен, равно как и с характером территории, по которой проходит намеченный нами путь. Кроме того, этот путь и не требует очень длинного путешествия, которое было бы совершенно невозможно для большого множества... Однако в высшей степени желательно, чтобы дальнейшие раскопки устранили неясности этой топографии; в особенности позволим себе надеяться, что когда-нибудь мы достоверно узнаем положение Мигдола при Красном море»⁷³⁹.

Значение открытий Навиля для определения пути исхода, характер и достоинство построенной им на основании новых добытых им данных теории, мы можем выразить следующими словами одного французского рецензента: «Без сомнения все делаемые Навилем отождествления не имеют в пользу себя решительных доказательств. Остается еще несколько сомнительных пунктов, которые должны составить предмет дальнейших изысканий. Не известно, например, положение Рамесеса, пункта отправления израильтян. Остаются пробелы и в решении других библейских географических вопросов. Но нельзя и требовать слишком многого вдруг. Взятая в целом гипотеза Навиля во всяком случае отличается ясностью и остроумием; она встретила благосклонный прием со стороны большинства египтологов⁷⁴⁰, давших лестные отзывы о трудах своего молодого женевского сотоварища»⁷⁴¹. Действительно, открытые Навилем новые данные сообщают его гипотезе значительную вероятность сравнительно с другими теориями, менее обоснованными в египтологическом отношении; хотя в то же время в новой гипотезе женевского египтолога собственно нет ни одного такого пункта, который бы не вызывал никаких недоумений и к которому бы с единодушным согласием относились как египтологи, так и гебраисты. Так даже допускаемое вообще современными египтологами отождествление Сокхофа с Фуку⁷⁴² не может вызывать в гебраистах полной уверенности в справедливости этого, в виду, именно, всегда остающейся возможности предполагать за библейским названием семитическое происхождение. «Вообще, излюбленное теперь отождествление гиероглифического Thuku, Thekut с еврейским Сокхоф совсем не доказано, говорит Дильман⁷⁴³, и даже это отождествление совершенно не подходит к истории исхода, если только Thuku было другим, несвященным именем главного города нома, в данном случае, например Пифома. Но прежде всего мы не имеем никакого основания Сокхоф Библии признавать за какое-либо другое, а не за семитическое имя». Возражеиие это имеет особенно силу и значение именно в виду несходства египетского Фуку с библейским Сокхоф по самому их значению.

К другим отождествлениям Навиля и египтологи не относятся с полной уверенностью в их безошибочности. Прежнее понимание под землей Атума папируса Анастаси VI именно земли Едома и после возражений Навиля удерживает напр. для Эберса свою силу и преимущество перед новым отождествлением Навиля, который землю Атума сближает с библейским Ефамом⁷⁴⁴. Другое предположение Навиля, под влиянием новых памятников, относительно египетского имени, соответствующего библейскому Пигахироф, возбуждает равным образом у египтологов «искренние сомнения»: по словам Бругша, «находившийся в области Питум-Героополис храм Озириса называется не Пи-кегерет, а Се-кегерет «место змеи Керегет»⁷⁴⁵. Из гебраистов Дилльман допускает возможность сближения Пи-кегерет с библейским Пигахироф, но только возможность, – не больше; «о вероятности здесь не может быть и речи», говорит Дилльман⁷⁴⁶. – Вообще, закончим словами того же гебраиста, не многие совершенно верные географические определения, достигнутые раскопками в Тель-Масхута, далеко еще недостаточны для построения, обозначенного рядом станов пути исхода, и нужно ожидать новых материалов от дальнейших раскопок»⁷⁴⁷.

* * *

Таким образом ни одна из изложенных и рассмотренных теорий не может считаться окончательным решением библейской географической проблемы, относительно пути исхода евреев из Египта. Мнение одних (Сикара) по этому предмету не удовлетворяет данным библейского текста; мнение других (Бругша) прямо противоречит указаниям библейского повествования и в то же время не может быть признано удовлетворительным и с точки зрения египтологии; третья разобранная теория хотя более согласуется с содержанием библейского повествования, не отличается обоснованностью в географическом отношении и представляется невероятной, как основанная в последней своей части на более чем сомнительном данном, именно на предположении о переходе израильтян через море близ теперешней северной оконечности Суэцкого залива; наконец, новейшее мнение Навиля, не встречающее возражения со стороны содержания библейского повествования и основанное на новых данных, добытых путем раскопок, возбуждает сомнение в достоверности и решительности некоторых из этих данных как среди египтологов, так и среди гебраистов, и потому имеет характер только гипотезы более или менее вероятной. После всех употребленных усилий в точному определению пути исхода евреев из Египта и к отождествлению лежавших на этом пути еврейских станов с древне-египетскими местностями, библейско-историческая наука в настоящее время вынуждена ограничиться довольно общим представлением о направлении движения евреев при выходе их из Египта: в настоящее время можно считать за несомненное только то, что евреи отправились из какого-либо пункта в западной части земли Гесем, шли по двум противоположным направлениям – по одному до стана в Ефаме и по другому после этого стана, и имели последний стан где-либо в местности тогдашней северной оконечности западного рукава Чермного моря, которое потом и перешли они. В каком же именно пункте Чермного моря в тогдашних его пределах совершился переход израильтян и постигла катастрофа египетское войско, этот вопрос может быть решен только после точного топографическаго определения последнего пред переходом стана и следовательно составляет также предмет будущих изысканий.

Наше сочинение было уже набрано, когда мы познакомились с открытым в Арретинской библиотеке библиотекарем Гамуррини и изданным им замечательным памятником древности – описанием путешествия в Палестину, к Синаю и от Синая в Египет, предпринятого, как полагают, во второй половине IV столетия знатной путешественницей, происходившей из южной Галлии, и описанного ей самой на обратном пути из Иерусалима в Константинополе в форме обширного письма к сестрам какого-то монастыря. Памятник этот открыт был в кодексе вместе с неизвестными доселе фрагментами – из трактата св. Илария de mysteriis и тремя гимнами, и сохранился не в целом виде: в нем не достает многого в начале, нескольких листов в конце и двух листов в средине; не сохранилось равн. обр. ни заглавия памятника, ни имени автора, ни обозначения года, в который совершено было описанное в памятнике путешествие. По мнению Гамуррини, основанному на тщательном изучении памятника, описываемое здесь путешествие должно быть относимо к периоду времени от 385 по 388 год по Р. X., а благочестивой путешественницей, оставившей нам описание своего путешествия, была, по его предположению, Сильвия из Аквитании, сестра Руфина, бывшего префектом на востоке при Феодосии Великом, почему Гамуррини и издал памятник с именем Сильвии Аквитанской вместе с фрагментами Илария, присоединив к этому сочинение диакона Петра (жившего в начале XII века) «De locis sanctis», при составлении которого автор его, как видно из сравнения его книги с «путешествием» Сильвии, пользовался последним и по местам делал буквальные из него выдержки и которое поэтому может оказать помощь при восстановлении утраченных частей «путешествия». Полное заглавие издания Гамуррини следующее: Bibliotheca dell’ Academia storicoguiridica volume quarto. S, Hilarii Tractatus de Mysteriis et Hymni et. S. Silviae Aquitanae Peregrinatio ad loca sancta. Quae inedita ex codice Arretino deprompsit Ioh. Franc. Gamurrini. Accedit Petri diacon liber de locis sanctis. Romae 1887.

Изданию памятников древности предпослано обширное предисловие, в котором Гамуррини между прочим излагает содержание описания названного путешествия (р. XX–XXVI), решает вопрос о времени, когда оно было предпринято (р. XXVII–XXX) и о личности путешественницы (р. XXXI–XXXVII). К изданию приложены две карты, из которых на одной обозначено путешествие Сильвии по Палестине и передней Азии, и на второй – путешествие к Синаю и в Египет. В следующем 1888 году Гамуррини издал путешествие Сильвии вторым отдельным изданием под заглавиемъ: S. Silviae Aquitanae Peregrinatio ad loca sancta. Editio altera novis curis emendata. Romae 1888; в этом издании нет ни карт, ни обширного предисловия 1-го издания⁷⁴⁸.

Здесь, конечно, не место входить в подробное обозрение содержания древнего памятника и излагать все сообщаемые в нем интересные подробности, касающиеся библейской географии и церковной археологии, в частности литургики⁷⁴⁹; – надеемся, что древний памятник, издание которого было сочувственно встречено западными учеными⁷⁵⁰, найдет для себя должную оценку и в русской богословской литературе и духовной журналистике со стороны наших ученых богословов; – не отступая от своей задачи, мы постараемся извлечь из него все, что относится в нем к предмету нашего сочинения⁷⁵¹.

Французская путешественница отправилась из Иерусалима в Египет с целью видеть священную гору Синай и посетить находившиеся в соседстве с этой горой другие священные места. Сохранившееся её собственное описание путешествия обнимает только конец его – именно путь от Фарана к Синаю⁷⁵², затем следует изображение священных мест Синайской горы и описание обратного шествия от Синая в Иерусалим. На этом обратном пути у путешественницы явилось желание видеть собственными главами те места, через которые пролегал путь Израильтян при выходе их из Египта и в которых были расположены их станы до перехода через Чермное море; поэтому она отправилась к Пелузию не прежним путем через суэцкий перешеек, а по линии движения Израильтян через египетскую пустыню до Рамсеса и до города Аравии. Вот как сама она описывает этот свой путь: «Хотя я уже видела землю Гесем, когда первый раз была в Египте, однако, чтобы видеть те места, через которые проходили сыны Израильские, выходя из Рамсеса, пока они не пришли к Красному морю (каковое место от крепости (castrum), находящейся теперь там, называется Клесмой)⁷⁵³, я вознамерилась идти от Клесмы к земле Гесем, т. е. к городу называемому Аравия, который находится в земле Гесем⁷⁵⁴; от него и самая территория так называется, т. е. землей Аравии, землей Гесем; она составляет однако часть Египта, но часть значительно лучшую в сравнении со всем Египтом. От Клесмы, т. е. от Красного моря, до города Аравии четыре станции пролегают через пустыню; в этой пустыне, как сторожевые пункты, монастыри имеют солдат с началъниками, которые всегда и провожали нас от одной крепости до другой. На этом-то пути бывшие с нами клирики и монахи и показывали нам все те места, о которых я всегда разузнавала согласно Писанию. Одни (из этих мест) были налево, другие – направо от нашего пути, одни дальше от дороги, другие ближе». Таким неправильным извилистым путем, по её мнению, и шли Израильтяне по направлению к Красному морю. «Так показан был нам прямо против (пути) Epauleum⁷⁵⁵, и в Мигдоле (Magdalum) мы были; – там теперь крепость, имеющая воина (militem) и начальника, находящегося там согласно обычаю римлян. По обыкновению нас оттуда провели до другой крепости и Ийовелсефон (Ioebelsephon)⁷⁵⁶ показан был нам: мы были в этом месте. Оно предоставляет равнину на берегу Красного моря возле горы, о которой я выше сказала⁷⁵⁷, где Израильтяне, увидав позади себя идущих Египтян, возопили. Отон⁷⁵⁸ показан был нам находящийся подле пустыни, как и написано; также и Сокхоф (показан был). Сокхоф – небольшой холм в средине долины, возле которой Израильтяне разбили стан; в этом месте получен был закон о Пасхе. На самом пути показан был нам Пифом (Pithona) – город, основанный Израильтянами; в этом месте мы уже вступили в пределы египетские, оставив землю Сарацинов: самый Пифом представляет теперь крепость. Город Геро, куда Иосиф вышел на встречу своему отцу Иакову, как написано в книге Бытия, – теперь деревня, но большая, какую мы называем селом (vicus). Ибо это село имеет и церковь и много монастырей со священными монахами; чтобы все это видеть, нам необходимо было по обычаю, которого мы держались, остановиться там. И это село называется теперь Геро; от него до земли Гесем 16 миль, ибо Геро находится в пределах Египта: это место довольно обширно, и некоторая часть реки Нила там протекает⁷⁵⁹. Итак, вышедши из Геро, мы пришли к городу, называемому Аравия, который находится в земле Гесем. Почему и написано: «сказал фараон Иосифу: в лучшей земле Египта посели отца твоего и братьев в земле Гесем, в земле Аравии». – От города же Аравии 4 тысячи шагов до Рамсеса. Чтобы достичь города Аравии, мы прошли через средину Рамсеса (per media Ramesse); город Рамсес представляет теперь поле (campus), так что не имеет ни одного жилища». На месте Рамсеса путешественница между прочим видела замечательный памятник – огромной величины фивский камень⁷⁶⁰, на котором высечены две статуи огромного роста, представляющие, как ей говорили, Моисея и Аарона, в честь которых эти статуи будто бы поставлены были здесь Израильтянами. Кроме того, она видела там Сикоморовое дерево, посаженное патриархами, как объяснил ей епископ Аравии, руководивший ею при обозрении места Рамсеса; этот епископ «назвал ей и имя этого дерева, как они называют его по-гречески, – dendros alethiae, т. е. дерево истины». – Из города Аравии путешественница через землю Гесем дошла до Таниса (Tatnis), «в котором родился Моисей и который был некогда столицей фараона», – а от Таниса до Пелузия, а отсюда в Иерусалим⁷⁶¹.

Таково, вероятно предание, на котором основывались египетские христиане IV века, определяя для французской путешественницы положение тех библейско-географических пунктов, по которым проходила линия движения Израильтян при выходе их из Египта и которыми обозначаются в Библии израильские станы от Рамсеса до Чермного моря. Из памятника видно, что уже в IV веке эта линия движения израильского ополчения доводится до Клисмы, возле которой и предполагается совершившимся переход Израильтян через Чермное море, причем место Клисмы указывается Сильвией, как видно из её «путешествия» особенно при сравнении последнего с книгой диакона Петра «de locis sanctis», близ теперешней северной оконечности Суэцкого залива на месте позднейшего Суэца или недалеко от него⁷⁶². На примыкавшей к северной оконечности Суэцкаго залива береговой линии, по предположению древних христиан, и расположен был последний стан Израильтян пред переходом через море; поэтому здесь именно, по правую сторону от горы Атака и указаны были путешественнице библейско-географические пункты, определяющие положение этого стана. Дальше на пути от Клесмы к городу Аравии, проходившему через египетскую пустыню и измерявшемуся 4 переходами, указаны были путешественнице места двух промежуточных станов, исходного пункта движения израильского ополчения и двух других знаменитых городов, связанных с историей пребывания Израильтян в Египте: так близ пути показан был Ефам при пустыне (египетской), на самом пути – Сокхоф среди долины, может быть вади Тумилат, как думает Гамуррини, не далеко, как кажется, от Пифома, дальше на пути же Пифом, недалеко от последнего Героополис, на расстоянии 12 миль от Героополиса Рамсес. Вследствие общности и краткости речи в описании путешествия трудно, конечно, с точностью указать на карте Египта те места, которые были указаны путешественнице в качестве мест израильских станов и других вышепоименованных городов⁷⁶³. Однако нельзя не отметить некоторых важных пунктов в «Путешествии», совпадающих, по-видимому, с новейшими исследованиями по египетской географии. Если Сокхоф был указан египетскими христианами в недалеком вообще расстоянии от Пифома, – чего с решительностью, понятно, утверждать нельзя, – то не находит ли в разбираемом древнем памятнике некоторого для себя подтверждения мнение Навиля, по которому, израильский стан Сокхоф полагается в земле Суккот, к которой по Навилю принадлежал и город Пифом, полагается следовательно в недалеком вообще расстоянии от Пифома, который, в свою очередь, помещается путешественницей в ближайшем соседстве с Героополисом по направлению от Суэца, как последняя станция перед Геро? Что же касается Героополиса, то этот город в памятнике полагается от Клисмы на расстоянии 4 переходов за вычетом из этого пространства 16 миль, отделяющих Геро от города Аравии, следовательно полагается приблизительно на таком же расстоянии от Клисмы, на каком помещается Геро в римском дорожнике, отделяющем, как известно, Геро от Клисмы 68 римскими милями⁷⁶⁴. Новое положение указывается в памятнике для города Рамсеса, и этот пункт заслуживает, как говорит Момзен⁷⁶⁵, внимания со стороны ученых исследователей египетской географии; в этом случае особенно удобно было бы, замечает Гамуррини⁷⁶⁶, для английского общества, учрежденного специально для исследования Египта, произвести розыскания на том месте, где указывается путешественницей Рамсес⁷⁶⁷.