VII. Послания апостола Павла «из уз»

Как мы уже отмечали, неотъемлемой частью миссионерской биографии апостола Павла были постоянные преследования, которым он подвергался, разнообразные карательные санкции, как законные, так и незаконные (местный самосуд; см., например, Деян. 14, 19; 21, 36; 22, 22–25), судебные разбирательства и как следствие – неоднократные аресты с помещением под стражу. В тюремном заключении – кратковременном или более-менее продолжительном – ап. Павел бывал не раз и не два. Только из книги Деяний известно, что Павел сидел в тюрьме в Филиппах (см. Деян. 16, 23–24), в Кесарии (см. Деян. 23, 35; 25, 4. 21) и в Риме, куда его конвоировали для суда перед кесарем (см. Деян. 26, 32; 27, 1). Весьма вероятно, что ему пришлось сидеть в тюрьме и во время трехлетнего пребывания в Ефесе, когда довелось там «бороться со зверями» (1Кор. 15, 32; ср. 2Кор. 1, 8–10). В 2Кор. 6, 5; 11, 23, написанном еще до ареста в Кесарии, он пишет о своих пребываниях в заключении как о чем-то многократно испытанном. В 1-м Послании св. Климента Римского к Коринфянам (5, 6) сохранено предание, что Павел сидел в узах семь раз⁴⁷⁷.

Богатый тюремный опыт не только входит в чисто фактическую биографию Павла, но и рассматривается им самим как своего рода признак и даже как одно из доказательств его апостольства (см., например, 2Кор. 4, 7–12; 11, 22 – 12, 12). Узы апостола всегда были теми экстремальными условиями, когда его благовествование не прекращалось, а даже приносило новые плоды, как, например, обращение темничного стража в Филиппах (см. Деян. 16, 25–34) или беглого раба Онисима (см. Флм. 10). Павел не переставал общаться с христианами и проповедовать. При этом он усматривал в своих узах прежде всего для самого себя, а также и для своих подопечных, некий символически важный духовный смысл: в условиях внешней несвободы, навязанной этим миром, противящимся Евангелию, человек тем более остро и по достоинству способен оценить ту свободу, которая даруется верующему во Христа. Никакие узы не способны заградить человеку путь к жизни по Евангелию и в духовной свободе, ибо настоящие узы – это узы Христовы, а христианин – узник Христов (хотя, конечно, здесь есть некоторая игра словами).

Во время пребывания в узах Павел написал ряд посланий, которые носят на себе необычную, но отчетливую печать «тюремности». В библейской науке они так и именуется – посланиями «из уз» (традиционное наименование, закрепившееся в русской библеистике) или «тюремными» посланиями. К ним относятся Послания к Филиппийцам, к Филимону, к Колоссянам и к Ефесянам⁴⁷⁸.

В них неоднократно упоминаются «узы», в которых находится Павел:

Для сего-то я, Павел, сделался узником Иисуса Христа за вас язычников (Еф. 3:1); Итак я, узник в Господе... (Еф. 4:1); ... я исполняю посольство в узах... (Еф. 6:20); ... я имею вас в сердце в узах моих (Флп. 1:7); ... узы мои... (Флп. 1:12–16); ... возвещать тайну Христову, за которую я и в узах (Кол. 4:3); Приветствует вас Аристарх, заключенный вместе со мною (Кол. 4:13); Помните мои узы (Кол. 4:18); Павел, узник Иисуса Христа... (Флм. 1); Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих (Флм. 10); ... дабы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование (Флм. 13); Приветствует тебя Епафрас, узник вместе со мною ради Христа Иисуса (Флм. 23).

Столь необычные внешние обстоятельства, хотя и не только они, заставляют Павла писать и богословствовать уже с несколько иными настроениями и чувствами: с ощущением какой-то внутренней свободы, радости, которую никто и ничто не может омрачить, с желанием близкого дружеского общения с теми, кто вне досягаемости (особенно ярко это видно в Флп.), с готовностью претерпеть за Христа любые испытания, а также с таким полетом богословской мысли, который соизмерим с бескрайним космосом.

В связи с посланиями «из уз» возникают и свои специфические проблемы и вопросы, которые дают пищу и для критического исследования, и для плодотворного богословствования.

Ни в одном из посланий прямо не говорится о том, из каких уз то или иное из них было написано или отправлено. То, что Павел побывал во многих тюрьмах и в Палестине, и в Македонии, и в Малой Азии, и в Риме, составляет и славу его апостольства, и безнадежно непреодолимую трудность для библеистов в попытках определить место или места написания посланий «из уз». Предлагаются многочисленные аргументы за и против любой из нескольких возможных гипотез. На этот счет на протяжении двух тысяч лет чтения и толкования Нового Завета (от святых отцов до современной библеистики) были популярны различные взгляды.

Наиболее древним и традиционным является идущее еще от святых отцов мнение о том, что имеются в виду последние, т.е. римские узы ап. Павла. Не считают оправданным отказываться от такого мнения и многие современные библеисты, прежде всего по причине недостаточной вескости контраргументов и отсутствия прямых аргументов в пользу иной гипотезы.

В пользу «римской» гипотезы говорят такие детали, как упоминания о «претории» (Флп. 1:13), т.е. преторианской гвардии, которая могла охранять узников в Риме, о «кесаревом доме» (Флп. 4:22), а также относительно мягкие условия заключения (см. Деян. 28, 16. 30), которые позволяли Павлу писать послания и беспрепятственно общаться с большим кругом людей (см. Флп. 1, 14 слл.)⁴⁷⁹. Правда, и преторианская гвардия, и представители кесарева дома, и все остальное могло быть и в Кесарии, и в Ефесе, и в других местах. Последняя, «Ефесская», гипотеза за последнее время приобрела внушительное число сторонников – главным образом по той причине, что и колосская церковь, и один из ее членов по имени Филимон, и даже Филиппы с местной христианской общиной, не говоря уже о христианах Ефеса, были гораздо ближе к Павлу во время его пребывания в Ефесе, а не в Риме.

Не будем подробно вдаваться в детальное исследование достаточно широкой и разработанной проблематики, связанной с местом написания посланий «из уз». Отметим лишь, что этот вопрос предпочтительнее рассматривать в связи с каждым из посланий в отдельности.

Не менее сложную и в то же время богатую в плане возможных решений проблему представляет собой датировка посланий «из уз», хотя так же как и проблема локализции, «этот вопрос не имеет большого значения»⁴⁸⁰. Можно указать на два аспекта: простой хронологический и содержательно-богословский.

В простом хронологическом отношении решение вопроса о времени написания посланий прямо зависит от предпочтения того или иного мнения по поводу места написания (см. выше). Если придерживаться «Ефесской» гипотезы, то придется признать, что послания «из уз» написаны до послания к Римлянам⁴⁸¹, а это уже труднее объяснить, имея в виду само их содержание. Если такое все же возможно в отношении Флп. и Флм.⁴⁸² и, может быть, Кол., то гораздо менее вероятно в случае с Еф.

Намного интереснее посмотреть на проблему датировки с точки зрения богословского содержания посланий «из уз». Наряду с тем, что, по замечанию еп. Кассиана, «все четыре послания представляют одно целое»⁴⁸³, мы обнаруживаем и определенную неоднородность, которая может быть истолкована и как показатель дальнейшего развития Павловой богословской мысли. В случае с Кол. и Еф. видно, как оставаясь целиком христоцентричной, она обогащается учением о вселенских, даже космических масштабах Личности Христа и Церкви. Это следующий период богословской биографии ап. Павла (см. § 30. 1). При этом заметны и «сдвиги» в стиле и лексике Павла, что дает повод значительному числу современных новозаветных исследователей понимать Павлово авторство в более широком смысле слова. В особенной степени это касается Еф. В церковной древности авторство вполне могло пониматься и в широком смысле, когда через учеников-последователей апостола его авторство получало несколько иную букву по сравнению с лексикой и литературными вкусами самого апостола. Таким же образом, а не в строго буквальном смысле, апостольское авторство можно понимать и сейчас, то есть без сомнения в богодухновенности и церковной ценности этих писаний как писаний, сохраняющих первоначальное апостольское богословие.

Внутри группы посланий «из уз» существуют определенные параллели-связи, объединяющие их в своеобразные пары: Флп. и Флм., Кол. и Еф., Кол. и Флм.

Послания к Филиппийцам и к Филимону: первое, будучи одним из самых трогательных произведений Библии, своего рода посланием дружбы, а второе, будучи тоже написано по конкретному личному поводу к частному лицу, – не вызывают никаких сомнений в аутентичности (непосредственной принадлежности ап. Павлу). Другие два послания – Кол. и Еф. – неоднократно упоминались в паре с точки зрения богословской общности. В их словаре и стилистике появлется много нового по сравнению с более ранними посланиями. Тематическая парность и в то же время некоторая разнородность стиля и лексики Кол. и Еф. обычно объясняются тем, что скорее всего, Еф. «было написано учеником Павла некоторое время спустя после его смерти, причем в духе своего рода богословского итога и манифеста Павловой веры и апостольства, возможно, с использованием Кол. в качестве образца»⁴⁸⁴.

Оправдано и соотнесение Кол. с Флм., так как они почти наверняка были направлены в одно место (Колоссы) и примерно в одно и то же время (ср. Кол. 4, 10–14 и Флм. 23–24).

Учитывая эти предварительные соображения, рассмотрим послания «из уз» в следующей последовательности: Флп., затем Флм., как несомненно аутентичные и, возможно, написанные еще до Кор. и Рим., если это было в Ефесе; после Флм. логично рассмотреть Кол.: имея сходный адресат, оно знаменует собой уже новую богословскую веху; и, наконец, Еф., как более позднее, но парное Кол.

Послание к Филиппийцам, написанное из римских или из других, возможно, ефесских уз⁴⁸⁵ около 57-го года⁴⁸⁶, имеет по крайней мере одну исключительную особенность: если все остальные послания Павел писал по конкретным причинам более-менее проблемного характера, будь то в области вероучения, церковной дисциплины или нравственности, то Флп., видимо, написано без какого-либо «серьезного» повода. Точнее, поводом была постоянная любовь Павла к филиппийской общине с того самого дня, когда он обратил ее ко Христу. Флп. – послание общения⁴⁸⁷. Судя по некоторым особенностям, не исключено, что Флп. объединяет три разных письма подобного дружелюбного характера⁴⁸⁸, что абсолютно не мешает его восприятию в том окончательном, целостном виде, в котором оно существует в Новом Завете. Аутентичность Флп. в настоящее время мало кем оспаривается⁴⁸⁹.

Флп. весьма автобиографично, но несколько в другом смысле, чем, например, Гал. Здесь речь идет не столько о фактах, сколько о внутренних переживаниях, упованиях, скорбях и волнениях. Ап. Павел открывает друзьям свое сердце. Он уверен в их взаимной и бескорыстной любви к нему. Он знает, что их нисколько не обременяет помощь, которую они ему оказывают. Наоборот, она им же доставляет радость:

14 Впрочем вы хорошо поступили, приняв участие в моей скорби. 15 Вы знаете, Филиппийцы, что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних; 16 вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду. 17 Говорю это не потому, чтобы я искал даяния; но ищу плода, умножающегося в пользу вашу. 18 Я получил все, и избыточествую; я доволен, получив от Епафродита посланное вами, как благовонное курение, жертву приятную, благоугодную Богу (Флп. 4:14–18).

При этом «личный характер, которым оно отличается, не остался без влияния и на плане послания. Обыч­ное деление посланий Павла на часть догматическую и часть практи­ческую к нему неприложимо. Вообще план Флп. стройностью не отличается»⁴⁹⁰.

Напомним, что ап. Павел основал христианскую общину в Филиппах во время своего 2-го миссионерского путешествия около или после 50-го года.

Свое название македонский город Филиппы получил от имени царя Филиппа II, отца Александра Македонского (IV век до Р.Х.). Во времена Павла это был крупнейший, хотя и не столичный город провинции Македонии, который как и Фессалоника находился на важной Эгнациевой дороге (via Egnatia), связывавшей Адриатику с Эгейским бассейном и вообще Рим с Востоком. С 167-го года до Р.Х. город стал римским, а приобрел известность тем, что в 31-м году до Р.Х. стал местом победы Марка Антония и Октавиана Августа над Брутом и Кассием, убийцами Юлия Цезаря. С тех пор в Филиппах поселились ветераны римской армии-победительницы, отчего город стал еще более римским. Он получил высокий статус римской колонии (kolwni/a), т.е. поселения ветеранов, пользуясь ius italicum, – законами, которые действовали на территории Италии, – что и отмечается в Деян. 16, 12 и важно для понимания Флп.⁴⁹¹

Ядром христианской общины, как всегда, стало небольшое число иудеев, у которых вместо синагоги был всего лишь «молитвенный дом [ЕК: место для молитвы]» (Деян. 16:13). Затем к ним присоединились язычники. Как обычно, они-то и стали вскоре преобладающей частью общины. В Деян. 16, 12 слл. рассказывается, как Павел в сопровождении Силуана, Тимофея и Луки «в день субботний вышли за город к реке, где, по обыкновению, был молитвенный дом [ЕК: место для молитвы], и, сев, разговаривали с собравшимися там женщинами» (ст. 13). Изгнав беса из девушки-служанки и лишив ее способности к прорицательству, Павел тем самым причинил ущерб ее хозяевам, извлекавшим выгоду из столь необыкновенного дара. Павла посадили в тюрьму, но во время землетрясения ему предоставилась возможность бежать. Здесь-то и произошло обращение темничного стража. Однако вместо того чтобы скрыться, апостол потребовал привлечения к ответственности тех, кто без суда и следствия посадил его, римского гражданина, в тюрьму (ср. 1Фес. 2, 2).

38 Городские служители пересказали эти слова воеводам, и те испугались, услышав, что это Римские граждане. 39 И, придя, извинились перед ними и, выведя, просили удалиться из города. 40 Они же, выйдя из темницы, пришли к Лидии... (Деян. 16:38–39)

Видимо, с самого начала большую роль в филиппийской общине играли женщины, в особенности Лидия (см. Деян. 16, 14–15. 40), а также Еводия и Синтихия (см. Флп. 4, 2–3). В момент написания послания они, очевидно, находились в конфликте, хотя раньше были преданными сотрудницами Павла. Их имена, а также имена других упоминаемых в Флп. лиц (Епафродит, Климент и др.) в основном языческие.

Как уже было отмечено, трудно пересказывать Флп. или формулировать ключевые идеи-тезисы. Это послание нужно просто прочитать целиком, тем более что оно совсем небольшое (всего четыре главы). В нем – радость и благодарность прежде всего по поводу самого факта существования верной и дружелюбной филиппийской общины:

3 Благодарю Бога моего при всяком воспоминании о вас... 8 Бог – свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа; 9 и молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала... (Флп. 1, 3. 8–9)

О радости Павел не устает писать много раз. Толкователи даже любят отмечать, что лексика «радости» в Флп. используется гораздо чаще, чем в других Павловых посланиях⁴⁹². Например:

Впрочем, братия мои, радуйтесь о Господе. Писать вам о том же для меня не тягостно, а для вас назидательно (Флп. 3:1);

Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь (Флп. 4:4).

Последними словами начинается Апостольское чтение в Неделю ваий (Вербное воскресенье), когда в Церкви вспоминается Вход Господень в Иерусалим – событие и радостное, и скрывающее трагедию Голгофы. Такое сочетание сходно с сочетанием тех чувств, что переживал ап. Павел, находясь в заключении. Даже стесненные обстоятельства доставлают апостолу радость:

12 Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования, 13 так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим, 14 и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово Божие. 15 Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа. 16 Одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих; 17 а другие – из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование. 18 Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться... 21 Ибо для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение (Флп. 1, 12–18. 21).

Вновь и вновь мы читаем увещания стремиться во всем уподобляться Христу и сообразовывать свою жизнь с Евангелием:

Только живите достойно благовествования Христова... (Флп. 1:27)

Выражением «живите достойно» переведено politeu/esqe – буквально «будьте гражданами, живите согласно законам города-государства. Христианин – гражданин Нового Града, Царства Божия, где Христос – Царь, а Евангелие – Закон»⁴⁹³. Здесь уместно припомнить, что многие жители Филипп имели статус римских граждан⁴⁹⁴ (см. выше; ср. также Флп. 3, 20, где «жительство», poli/teuma – буквально «гражданство»).

В контексте увещаний подражать Христу Павел приводит христологический гимн (Флп. 2:6–11), который разбирался в начале нашего курса как еще допавлов литургический раннехристианский текст⁴⁹⁵ (см. § 20. 2):

6 Он (т.е. Иисус Христос – А.С.), будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; 7 но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; 8 смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. 9 Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, 10 дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, 11 и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца.

Это единственный богословски нагруженный, прежде всего многочисленными библейскими аллюзиями, текст во всем послании, а потому и самый известный его отрывок (в том числе и в Православной Церкви, будучи Богородичным Апостольским чтением). Он-то и сближает Флп. с Кол. и Еф., а именно, представлением об Иисусе как о превознесенном над всею тварью Господом. Нельзя не усмотреть и переклички с другими посланиями.

«В нем важное место занимает тема двух Адамов (ср. Рим. и Гал.). Мятежному Первочеловеку противостоит смиренный Богочеловек. Первый захотел быть равным Богу помимо Самого Бога, а второй, будучи Адамом небесным, уничижил Себя, исполняя волю Отца. Первый Адам пал, второй – вознесен над всем творением»⁴⁹⁶.

Но не менее важно и то, что эти в высшей степени догматически глубокие строки вписаны в исключительно нравственно-практический контекст: вера и жизнь для ап. Павла были неразрывно связаны. Вот и своих читателей Павел учит, чтобы богословствование о Христе было руководством к подражанию Христу. Гимн вводится наставлением самого апостола:

4 Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других. 5 Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: 6 Он, будучи образом Божиим... (Флп. 2:4–6).

В 3, 2 слл. появляется полемическая нота:

Берегитесь псов, берегитесь злых делателей, берегитесь обрезания [ЕК: лжеобрезания]...

Несомненно, это очередной отголосок полемики с иудействующими, которой гораздо больше отведено места в Гал. (см. § 33). Возможно, в Филиппах иудействующие были не так серьезно представлены, как среди галат⁴⁹⁷. И все же Павел позволяет себе довольно едкие высказывания в их адрес. Называя злых делателей псами (gen. tou\j ku/naj), апостол переадресовывает ходовой эпитет, которым иудеи награждали «нечистых» язычников (ср. Мф. 7, 6; 15, 26; см. § 6), и применяет его к самим иудеям, точнее, иудействующим христианам⁴⁹⁸. В том же ст. 2 в греческом тексте употреблено слово «не с той» приставкой, так что вместо peritomh/ – «обрезание» стоит katatomh/ – букв. «отрезание». Тут прорывается уничижительная ирония Павла. Он приравнивает обрезание к оскоплению, т.е. полному, но не должному отрицанию плоти, или к языческой практике самоистязаний (ср. 3Цар. 18, 28). Все это лишний раз говорит о том, в какое волнение повергали его любые посягательства, искажающие Благую весть.

«Отношению к обрезанию ап. Павел учит своих читателей на собственном примере. Ради Христа он отказался от всех иудейских преимуществ по плоти»⁴⁹⁹:

3 потому что обрезание – мы, служащие Богу духом и хвалящиеся Христом Иисусом, и не на плоть надеющиеся, 4 хотя я могу надеяться и на плоть. Если кто другой думает надеяться на плоть, то более я, 5 обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению фарисей, 6 по ревности – гонитель Церкви Божией, по правде законной – непорочный. 7 Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою (Флп. 3:3–7).

За всем тем, чем наполнено Флп. – радостью, переживаниями, опасениями – стоит необыкновенно живая, стремительная, ощущаемая в постоянной динамике вера Павла во Христа как в единственное содержание настоящей жизни и ее исполнение в эсхатологическом будущем:

12 Говорю так не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился [ЕК: стал уже совершенным]; но стремлюсь [ЕК: спешу], не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. 13 Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, 14стремлюсь [ЕК: спешу] к цели, к почести вышнего звания [ЕК: к победному венцу вышнего призвания] Божия во Христе Иисусе (Флп. 3:12–14).

Послание к Филимону – по содержанию частное и самое короткое из посланий ап. Павла. Это даже не послание, а письмо. Личного адресата имеют и Пастырские послания (Тит., 1 и 2 Тим.), но так как Тит и Тимофей были поставлены Павлом руководить Церковью, то и послания, обращенные к ним, затрагивают более общецерковные, далеко не частные темы (см. гл. XI). Особенностью Флм. является то, что написанное по очень конкретному частному случаю, это послание отражает взгляд апостола Павла на устроение внутрихристианских взаимоотношений на уровне не общины, а отдельных личностей. Подобно тому, как в капле воды отражается весь окружающий мир, в этом частном случае проявляется Павлово видение церковного мироустройства. Самое интересное, что по формальному признаку – как одно из посланий «из уз» – Флм. примыкает к таким глобально-вселенско-космическим по своей тематике Кол. и Еф., отчего соотношение этой маленькой «капли воды» с «мировым океаном» Церкви выглядит еще более парадоксально: одновременно и, на первый взгляд, несоизмеримо, и, по некотором размышлении, вполне соответственно. Учение о мире, который принес с собою Христос, чтобы «примирить с Собою все» (Кол. 1, 20; ср. Еф. 2, 14–17; 4, 3), для Павла является не оторванным от жизни богословствованием, а принципом, который преображает всю жизнь во всех ее самых частных проявлениях.

Поэтому «Церковь имела все основания дать этому посланию место в каноне священных книг. То решение частного случая, которое ап. Павел предлагает в этом послании, имеет глубокое принципиальное значение»⁵⁰⁰.

Адресатом был молодой состоятельный христианин по имени Филимон, житель Колосс – города в долине реки Лик в Малой Азии (см. подробнее § 38). Павел приветствует также Апфию (по мнению свт. Иоанна Златоуста, супругу Филимона) и Архиппа (их сына?⁵⁰¹), а также его «домашнюю церковь». Предполагают, что Филимон был обращен Павлом во время пребывания апостола в Ефесе – малоазийском центре, к которому шли все дороги из окрестных городов, в том числе и из Колосс. Более того, Филимон и вся его домашняя церковь активно участвовали в жизни колосской церкви, занимаясь миссионерством, о чем свидетельствует тот факт, что и Филимон, и Архипп (так же как и Онисим – см. ниже), причислены Церковью к лику 70-ти апостолов, а Апфия – к лику равноапостольных жен.

Из содержания Флм. можно сделать вывод, что в свое время от Филимона сбежал раб по имени Онисим, чем нанес хозяину моральный и материальный ущерб⁵⁰² (см. Флм. 11. 18⁵⁰³). Спасаясь в бегах, Онисим встретился с Павлом, находящимся под стражей. Не исключено, что Онисим знал об уважении, которое Филимон питал к Павлу как к своему духовному отцу. Что касается того, в каких Павловых узах состоялась эта встреча, то традиционным мнением, повторимся, является «римская» гипотеза (в Рим сбегалось множество беглых рабов), хотя в последнее время большую поддержку имеет «ефесская». Кажется(очевидно), последняя лучше соответствует ситуации: Павел и Филимон находятся намного ближе друг к другу (от Ефеса до Колосс – около 180 км), да и планы скорого посещения дома Филимона, которые высказывает Павел (см. Флм. 22), выглядят более реальными⁵⁰⁴. В то же время у «ефесской» гипотезы много и своих слабых сторон⁵⁰⁵. Впрочем, не будем вдаваться в подробное рассмотрение всех «за» и «против».

Флм. было написано в конце 50-х годов.

Павел обратил Онисима в христианство, о чем он сам и пишет в характерных выражениях:

... которого родил я в узах моих (Флм. 10; ср. 1Фес. 2, 11).

Апостол поначалу рассчитывал на Онисима как на своего помощника в благовествовании, но узнав о том, что Онисим как раб принадлежит Филимону, должен был признать права хозяина и вернуть ему раба. Закон предписывал суровое наказание раба за бегство, но Павел просит Филимона решить этот вопрос в духе христианской любви:

12 Ты же прими его, как мое сердце. 13 Я хотел при себе удержать его, дабы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование; 14 но без твоего согласия ничего не хотел сделать, чтобы доброе дело твое было не вынужденно, а добровольно. 15 Ибо, может быть, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навсегда, 16 не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного, особенно мне, а тем больше тебе, и по плоти и в Господе.

Павел специально подчеркивает, что он именно просит⁵⁰⁶, а не приказывает, хотя мог бы и приказать, имея авторитет апостола и духовного отца. Перед нами яркий пример новозаветного понимания власти и авторитета в Церкви (ср. §§ 12. 5; 43. 4).

«Павел прекрасно понимает, что он – большой авторитет, но предпочитает просить и убеждать (стт. 8–9; ср. 2Кор. 8, 8), хотя при этом он, как человек проницательный, использует и риторические, и психологические приемы»⁵⁰⁷ (ср. Флм. 19):

8 Посему, имея великое во Христе дерзновение приказывать тебе, что должно, 9 по любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа.

Называя себя старцем (presbu/thj, ср. Лк. 1, 18), Павел имеет в виду возраст: ему было уже около 60 лет, что дает ему дополнительный авторитет в общении с молодым Филимоном⁵⁰⁸. А напоминая о своих узах, Павел привлекает еще один аргумент: сам будучи узником, он просит о прощении другого⁵⁰⁹.

Павел просит почти о невозможном: социальное расслоение в Римской империи было необычайно широким и воспринималось как незыблемая норма⁵¹⁰. Тем более дерзновенной, если не дерзкой и странной, выглядит просьба Павла о провинившемся рабе к «потерпевшему» от него хозяину принять его как «брата возлюбленного».

17 Итак, если ты имеешь общение со мною, то прими его, как меня. 18 Если же он чем обидел тебя, или должен, считай это на мне. 19 Я, Павел, написал моею рукою: я заплачу, не говорю тебе о том, что ты и самим собою мне должен. 20 Так, брат, дай мне воспользоваться от тебя в Господе; успокой мое сердце в Господе. 21 Надеясь на послушание твое, я написал к тебе, зная, что ты сделаешь и более, нежели говорю.

Не совсем понятно, правда, из каких средств Павел собирается платить, находясь в тюрьме. Во всяком случае, он недвусмысленно говорит о своем скором освобождении:

22 А вместе приготовь для меня и помещение; ибо надеюсь, что по молитвам вашим я буду дарован вам.

Апостол рассчитывает, что Филимон в свою очередь вернет ему Онисима для сотрудничества. Означает ли это, что Филимон должен был еще и дать Онисиму свободу? Об этом не говорится, но наверное, так оно и случилось. В Кол. 4, 9 об Онисиме говорится как о «верном и возлюбленном брате нашем, который от вас». Существует даже предположение, что Онисим был поставлен епископом Ефесским (см. Послание св. Игнатия к Ефесянам, 1, 3; 2, 1; 6, 2⁵¹¹), а также что он сыграл важную роль в собирании посланий ап. Павла в единый корпус⁵¹². Поэтому именно Флм., единственное из, надо полагать, многих частных писем Павла, и сохранилось⁵¹³. Онисим причислен Церковью к лику 70-ти апостолов.

Озвученное (но не разделяемое!) еще святыми отцами (напр., блаж. Иеронимом⁵¹⁴) удивление по поводу того, почему частное письмо стало Священным Писанием⁵¹⁵, правомерно лишь при «первом приближении». На самом деле Флм. на конкретном примере задает «систему координат» в христианских личностных взаимоотношениях. Тем более актуально, если не революционно оно звучало во времена рабовладения:

«Называя Онисима своим сыном, которого он родил во Христе, и представляя его Филимону как его «брата», апостол тем самым отвергает распространенное в его время отношение к рабам как к неодушевленной вещи. Это был нравственный переворот, ниспровергающий сам принцип рабовладения»⁵¹⁶.

Вместе с тем ап. Павел, как и другие библейские богодухновенные авторы, начиная с ветхозаветных пророков, совершенно не ставит целью переустройство общественно-политических отношений (ср. Кол. 3, 22). Напротив, он, сам будучи римским гражданином, уважает гражданские права Филимона, но при этом просит его в своем частном, личном порядке превзойти это право в свете христианских отношений. Не нарушая и даже не стремясь нарушить общественно-политическое устройство вне Церкви, апостол в то же время призывает строить внутрицерковные отношения на основе любви во Христе. Здесь уместно привести более общие рассуждения, высказанные Павлом еще в 1 Кор.:

20 Каждый оставайся в том звании, в котором призван. 21 Рабом ли ты призван, не смущайся; но если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся. 22 Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа; равно и призванный свободным есть раб Христов. 23 Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков. 24 В каком звании кто призван, братия, в том каждый и оставайся пред Богом (1Кор. 7:20–24).

Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом (1Кор. 12:13).

Также см.:

27 все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. 28 Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал. 3:27–28).

Нужно было пройти векам, чтобы эти Павловы принципы – точнее, христианские принципы, наиболее четко озвученные Павлом, – были лишь отчасти, хотя бы декларативно реализованы только в последние века, когда появились такие понятия, как «свобода, равенство и братство» или «права человека». Не говоря уже о том, с каким трудом и недобросовестными спекуляциями эти принципы реализуются на практике в истории и современности.

Многие лица, упоминаемые в Флм., вновь встречаются в Послании к Колоссянам. Это и неудивительно, так как адресатом является та самая христианская община, членом и видным деятелем которой был Филимон (см. § 37). Тихик, которому апостол поручил доставить Послание к Колоссянам, прибыл в общину вместе с Онисимом (см. Кол. 4, 7–9), который вез при себе письмо-ходатайство Павла к Филимону. То, что оба послания могли быть написаны примерно в одно время, отчасти подтверждается некоторыми конкретными частными соответствиями (ср. Кол. 4, 10–14 и Флм. 23–24). Все это дает формальные основания связывать эти послания друг с другом⁵¹⁷, хотя в силу других признаков – уже того, что одно является частным письмом, а другое посланием к общине, – между ними имеются и большие различия.

Колоссы были небольшим городком на берегу реки Лик⁵¹⁸, на юге Фригии (юго-запад совр. Турции), который процветал⁵¹⁹ во времена ап. Павла, но уже давно не существует в действительности. После землетрясения 60–61-го годов остались одни руины, обнаруженные лишь в 1885 году.⁵²⁰ Ныне поблизости находится селение Хонас⁵²¹ – древние Хоны, в которых в IV веке христианской эры было явлено чудо архистратига Михаила (память 6 сентября по ст. ст.). В близком соседстве и тесных связях с Колоссами были Лаодикия и Иераполь.

Все эти небольшие города, как и ряд других (ср. § 59. 2 о семи асийских церквах), находились «в орбите» крупнейшего малоазийского портового города-центра Ефеса⁵²² (см. § 39. 1). Для ап. Павла Ефес послужил своеобразным «плацдармом», с которого он распространял свою благовестническую деятельность в окрестностях в течение трех лет во время своего 3-го миссионерского путешествия (см. Деян. 20, 31). Правда, сам апостол вряд ли отлучался из Ефеса (ср. Деян. 19, 9–10). Миссионерством занимались его помощники и сподвижники. Так, община в Колоссах была основана, скорее всего, Епафрасом⁵²³ (см. Кол. 1, 7; 4, 12), жителем самих Колосс, обращенным ап. Павлом. Аналогичным образом были основаны общины и в Лаодикии, и в Иераполе (см. Кол. 2, 1; 4, 13). Все три общины активно общались между собой, так что Павел рекомендует им даже обмениваться посланиями, с которыми он к ним обращался (см. Кол. 4, 16).

Таким образом, Кол., как и Рим., – еще одно послание, адресованное Павлом общине, в которой он сам никогда не был, но был хорошо осведомлен об их христианской жизни:

3 Благодарим Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, всегда молясь о вас, 4 услышав о вере вашей во Христа Иисуса и о любви ко всем святым (Кол. 1:3–4).

Как и в случае с Флп. и Флм., дата и место написания Кол. определяются по-разному: возможна как традиционная «римская» гипотеза и соответственно более поздняя датировка (58–63-й годы или даже позднее), так и имеющая нынче⁵²⁴ много защитников «ефесская» гипотеза с более ранней датировкой (56–58 годы). К числу косвенных признаков, заставляющих принять или, выражаясь мягче, не пересматривать традиционной римской гипотезы, относятся признаки, свидетельствующие о принадлежности Кол. к более позднему периоду благовестнической деятельности Павла (что, в свою очередь, влечет пересмотр датировки и локализации написания также и Флм. в пользу Рима⁵²⁵).

Кол. имеет несколько отличный характер по сравнению с уже рассмотренными нами посланиями ап. Павла. Отличие касается двух аспектов: во-первых, языка и стиля, а во-вторых, богословских идей.

Что касается второго аспекта – идейной новизны Кол. по сравнению с предыдущими посланиями, – то на нем мы остановимся подробнее чуть позднее. Забегая вперед, можно кратко отметить, что часть ученых расценивают как некоторый анахронизм полемику с гностицизмом не как с чисто внешним лжеучением, а как с псевдохристианской ересью, проникшей в саму Церковь. Церковь столкнулась с нею в наиболее острой форме лишь во II веке.⁵²⁶ Но ведь подобные тенденции намечались уже в те ранние годы⁵²⁷ и даже раньше, о чем свидетельствует 1 Кор. (см. § 32. 3). Также более развитой выглядит и христология, тесно связанная с екклезиологией и эсхатологией⁵²⁸. Но и тут наряду с новизной налицо и очевидное, тесное преемство с тем же 1 Кор. (ср., напр., Кол. 1, 15–20 и 1Кор. 8, 6; Кол. 2, 19 и 1Кор. 12, 21).

К первому же аспекту относятся, например, следующие наблюдения. В Кол. имеется 34 hapax legomena (т.е. слов, встречающихся единственный раз) во всем Новом Завете; 28 слов, которые не встречаются в бесспорно аутентичных Павловых посланиях; 10 слов, общих только с Еф.; 15 слов, общих с Еф., но не встречающихся где-либо в Новом Завете. С другой стороны, в Кол. отсутствуют такие характерные Павловы термины, как «оправдание», «верить/вера» (в динамическом смысле, как в Гал. и Рим.), «Закон», «спасение», «свобода», «обетование» и др.⁵²⁹

Но и тут нужно учесть, что упомянутые уникальные выражения в основном встречаются или в христологическом гимне (Кол. 1:15–20), составленном, скорее всего, не Павлом, а принадлежавшем церковной традиции (см. ниже), или в полемическом разделе (Кол. 2:6–23), где намеренно используется лексикон оппонентов.

А вот «обращение», «благодарение», «приветствия», «заключение» – типично Павловы.

Стиль отличает определенная тежеловесность (применяя более положительный термин – литургичность), контрастирующая с полемичной живостью Гал. или Рим.; сложность и чрезмерная удлиненность предложений и т.п.

Новшества в лексике и стилистике Павла вполне могут быть своеобразием его проповеди и посланий в поздний период его жизни⁵³⁰. И все же перечисленные наблюдения заставили ряд исследователей последних (XIX–XX) столетий усомниться в прямой принадлежности послания ап. Павлу и сделать вывод о том, что его написал кто-то из его ближайших учеников или последователей, возможно, даже после его смерти (около 70–80-х годов), сочетая при этом своеобразие Павловой традиции и материала церковного Предания⁵³¹.

Следует принять во внимание, что Павел всегда писал послания, как правило, не собственноручно, а лишь подписывая то, что надиктовал или просто высказал для изложения кому-то из помощников-секретарей (см. § 30. 2). В данном случае послание могло быть если не продиктовано, то составлено в свободной манере, например, Тимофеем (см. Кол. 1, 1) и опять-таки подписано Павлом.

«Самыми сильными аргументами в пользу аутентичности послания являются бесспорный характер внешних свидетельств и неразрывная связь с Посланием к Филимону... Оно входило в сборник посланий Павла на самой ранней стадии церковной истории, а такого рода свидетельствами нельзя пренебрегать...»⁵³²

С другой стороны, «Кол. представляет собой своеобразный мост между бесспорно Павловыми и пост-Павловыми посланиями и демонстрирует, как первые связаны с последними»⁵³³.

В чем-то причины схожи с причинами написания Послания к Галатам. Вновь Павел противостоит не столько внутренним церковным нестроениям (как, например, в случае с коринфянами), сколько внешней доктринальной угрозе, которая может исказить христианское Благовестие. Как и галаты, колоссяне были в основном христианами из язычников. Правда, обличительный тон в Кол. гораздо спокойнее⁵³⁴, нежели в искрящемся полемической страстностью Гал. (ср., напр., Кол. 2, 4 и Гал. 1, 6; Кол. 2, 8 и Гал. 3, 1). Да и угроза иная по своему содержанию, чем в случае с галатами: это не иудействующие смутители, принуждавшие христиан – бывших язычников – к тотальному исполнению Закона, а... А кто?

Проблемно-обличительная часть Кол. содержится в 2, 8–23 и начинается с такого предостережения:

Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу (Кол. 2:8).

Что имел в виду Павел под философией и пустым обольщением и от кого предостерегал он колоссян – в самом деле, вопрос, допускающий различные решения. И все они конструируются по «зеркальному» принципу: то, на чем особенно настаивает Павел, есть прямая противоположность соответствующим пунктам предполагаемого лжеучения. Например, если апостол настаивает на надмирности и исключительности Христа (см. Кол. 1, 16–17; также см. ниже), то значит, лжеучители утверждали, что Христос есть одно из посреднических звеньев, связующих трансцендентного Бога с тварным миром. Если же апостол подчеркивает универсализм спасения в Церкви для всех (см. Кол. 1, 20. 28; 3, 11), то, следовательно, лжеучители внушали чувство превосходства и исключительности только какой-то отдельной группы людей – естественно, адептов их учения.

Чаще всего считается, что апостол имеет в виду какое-то синкретическое⁵³⁵ учение с элементами иудейства и зарождающегося гностицизма⁵³⁶ – тех Сциллы и Харибды, между которыми старалась выстоять первохристианская Церковь. К сожалению, наши сведения о гностицизме I веке очень и очень скудны, особенно по сравнению с более подробными данными о развитых гностических системах II века, так что можно лишь примерно обрисовать его контуры, какими они были во времена написания Кол.

Опять упоминаются обрезание (Кол. 2, 11–13; 3, 11), праздники и пищевые законы (Кол. 2, 16. 21) – характерные требования иудействующих (ср. Гал.). В то же время говорится о «стихиях мира» (Кол. 2, 8. 20; ср. Гал. 4, 3. 9), «служении Ангелов [ЕК: почитании ангелов]» (Кол. 2:18) – гностических понятиях. Сам Павел берет на вооружение ряд гностических терминов, например, «тайна» (musth/rion)⁵³⁷, «полнота» (plhrw=ma), «премудрость» (sofi/a), «знание» (gnw=sij):

25 ... исполнить слово Божие, 26 тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его (Кол. 1:25–26);

… для познания тайны Бога и Отца и Христа (Кол. 2:2);

… возвещать тайну Христову (Кол. 4:3).

...чтобы в Нем обитала всякая полнота (Кол. 1:19);

в Нем обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2:9);

… и вы имеете полноту в Нем (Кол. 2:10).

… чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном (Кол. 1:9);

Которого мы проповедуем, вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости (Кол. 1:28);

в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2:3) и др.

В соседнем с Колоссами городе Иераполе, как замечал Страбон, был центр фригийских мистических культов⁵³⁸.

«В Колоссах почитание языческой богини Кибелы имело глубокие корни и отличалось тенденцией к экстравагантности. Восточные идеи легко распространялись по торговым путям Ликийской равнины и жадно впитывались ее жителями»⁵³⁹.

Здесь были развиты не только местные фригийские, но и восточные культы (Исиды, Митры), а также почитание греко-римских божеств. Плюс к этому – иудейская составляющая с ее почитанием Единого Бога. Рано или поздно не могло не возникнуть желание – как это уже было во времена ветхозаветных пророков (напр., см. 3Цар. 18, 21) и как это многократно повторялось и повторяется в христианской истории и современности, – соединить несоединимое: языческое почитание всевозможных божеств, духов, «стихий мира»⁵⁴⁰ и других сил, влияний и т.п., с одной стороны, и служение только одному (Единому) истинному Богу. Тем более что в иудаизме тоже имелось понятие об ангелах, которых, кажется, ничто не мешает отождествить с вышеупомянутыми языческими духами и стихиями. Само же по себе учение об ангелах в иудаизме стало «прямым результатом еврейского трансцендентного богословия, которому необходима была посредническая система для преодоления все расширяющегося разрыва между Богом и человеком»⁵⁴¹.

Синкретическая смесь зачастую бывает достаточно привлекательно и грамотно, по крайней мере, при внешнем впечатлении, «философски» оформлена. Поэтому Павел именует ее философией⁵⁴², прибавляя, как синонимичную, откровенно уничижительную характеристику «пустое обольщение» (букв. «обман»). Несколько ниже апостол дает и такую характеристику:

Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти [ЕК: Это все имеет видимость мудрости в произвольном служении и смиренномудрии и изнурении тела, – не к какой-либо чести, а к пресыщению плоти] (Кол. 2:23).

Стих этот довольно труден и для понимания, и для перевода, особенно во второй его части.

В Кол. подчеркивается, что уверовавшие язычники через обращение приобщились к «святым» (Кол. 1:2), что они призваны «к участию в наследии святых во свете» (1, 12) и стали «избранными Божиими, святыми и возлюбленными» (3, 12). Подобные повторы позволяют предположить, что лжеучителя-лжемистики стращали колосских христиан невозможностью спасения в случае, если они не будут следовать их религиозной практике:

16 Итак никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу... 18 Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом... (Кол. 2, 16. 18)

Возможно, синкретизм тут включал и другие разновидности и характерные признаки язычества: магию, астрологию, мистицизм и т.п.⁵⁴³

Так или иначе, Павел вновь увидел опасность, посягающую на самое центральное в его Благовестии – веру в Господа Иисуса Христа. Христос низводился до уровня одного из посредствующих между Богом и миром звеньев (ангелов). Его достоинство, главенство и превосходство над всей тварью перестают быть исключительными. Для Павла это равносильно отрицанию Благой вести.

Итак, Посланию к Колоссянам свойственны как преемство, так и новизна по отношению к тем богословским идеям, которые ап. Павел высказывал в предыдущих посланиях. Прежде всего это касается христологии (учения об Иисусе Христе) и екклезиологии (учения о Церкви).

Ярчайший пример новизны и преемства – небольшой пассаж в середине 1-й главы (стт. 15–20). Из-за очевидной торжественно-гимнической формы его не без оснований относят к числу раннехристианских гимнов. Некоторые из них встречаются в различных книгах Нового Завета, в том числе и в посланиях ап. Павла (ср. Флп. 2, 6–11; см. § 20. 2).

... 15 Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; 16 ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, – все Им и для Него создано; 17 и Он есть прежде всего, и все Им стоит. 18 И Он есть глава тела Церкви; Он – начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство, 19 ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, 20 и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное.

Возможно, что гимн был составлен еще до Павла и использовался в колосской церкви или во всем Ефесском регионе. Вот Павел и приводит его как очень уместный в полемике с лжеучением, вставив лишь, может быть, некоторые фразы для обострения смысла⁵⁴⁴.

Поэтическую структуру гимна можно расслышать, если немного по-другому перерасположить строки, как это сделано, например, в книге Дж. Данна. Образуются две строфы с двумя параллельными рядами смысловых рифм. Эти смысловые рифмы выделены курсивом. В скобках стоят предполагаемые вставки, сделанные Павлом.

[А] 15 Который есть образ Бога невидимого, перворожденный всякого творения, 16 Ибо в Нем сотворено все на небесах и на земле, видимое и невидимое:

Престолы ль, господства ли, начала ли, власти ли,

Все чрез Него и для Него сотворено, 17 И Он впереди всего, и все в Нем состоит, 18 И Он есть глава Тела (Церкви).

[В] Который есть начало, Перворожденный из мертвых,

Чтобы быть Ему во всем первым, 19 Ибо в Нем благоугодно было всей полноте обитать 20 И чрез Него примирить все для Него,

Умиротворяя (кровью креста Его) через Него

Тех, что на земле, и тех, что в небесах⁵⁴⁵.

При таком расположении видно, что главной темой первой строфы (А) является тема творения, а второй – тема искупления. И первое, и второе являются целиком и исключительно делами Христа: Им все сотворено и Им же все умиротворяется. Таково еще ветхозаветное убеждение в неразрывной связи творения и спасения⁵⁴⁶.

Так христология получает все более и более отчетливые очертания учения о божественной предвечности и надмирности. Нетрудно заметить здесь предвосхищение Иоанновой христологии, самое яркое выражение которой содержится в Прологе Ин.:

1 В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог; 2 Оно было в начале у Бога; 3 Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть (Ин. 1:1–3).

Столь четко и быстро (это еще только 50–60-е годы I века) кристаллизующееся учение о божественности и предвечности («перворожденности») Христа имеет внушительные ветхозаветные корни. Самая близкая параллель – персонифицированная Премудрость в ветхозаветных книгах Премудрости⁵⁴⁷:

Она есть отблеск Вечного Света, и Чистое Зеркало Действия Божия, и Образ Благости Его (Прем. 7:26).

Она трудилась с Богом, утверждая вещи, будучи созданной Богом от начала:

Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом (Притч. 3:19).

Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони (Притч. 8:22).

Прежде века от Начала Он произвел меня – и я не скончаюсь вовеки (Сир. 24:10).

Обязательно вернемся к этой теме при разборе Ин. (см. § 45. 4), а пока возвратимся к тексту послания. Апостол перечисляет престолы, господства, начала, власти... (ср. Еф. 1, 21; 6, 12). Имеются в виду ангельские чины, чье существование Павел совсем не ставит под сомнение. Более того, как раз на этой Павловой санкции утверждается христианское учение об ангелах (ангельских чинах).

Лжеучители же, наверняка, приписывали ангелам, небесным силам управление и владычество над всем миром, отводя лишь какую-то определенную роль и Христу. Напомним, что ангелология была развита и в иудаизме, который все острее и острее осознавал святость (трансцендентность) Бога и вместе с тем жажду Его присутствия (см. выше). Последнее и было одной из самых острых и важных антиномий Ветхого Завета⁵⁴⁸.

Павел принимает язык такой ангелологии (связанной как с гностицизмом, так и с иудейством), но при этом утверждает, что все разновидности ангелов и небесных сил, как и весь тварный мир, созданы Христом, как образом (ei)kw/n) Бога невидимого.

«Надо обратить внимание и на захватывающую смелость языка: «Все в Нем состоит... через Него вновь примирить все для Него». Это язык богословской концепции, вознесенный на уровень преклонения и хвалы»⁵⁴⁹.

Немаловажное значение имеет термин «полнота» (plhrw=ma), встречающийся в Кол. трижды. В гностицизме II века (учение Валентина) под полнотой (можно это слово использовать без перевода – «плерома») подразумевалась полнота эманаций, т.е. истечений от Бога в мир, хотя Сам Бог пребывает над всеми ними. В других системах (герметизм) о Боге говорилось как о полноте блага, а о мире как о полноте зла. Ни одно из перечисленных пониманий не соответствует тому, о чем пишет Павел. Смысл разбираемого Кол. 1, 19 («чтобы в Нем обитала всякая полнота») становится понятен из Кол. 2, 9:

... в Нем обитает вся полнота Божества телесно.

Бог в полноте присутствует во Христе. На языке Иоанновой христологии сказано будет:

И Слово стало плотию (Ин. 1, 14; ср. 1Ин. 4, 2).

Аналогичным образом расширяется понимание и термина «Церковь» (e)kklhsi/a)⁵⁵⁰. В более ранних посланиях ап. Павла слово «церковь» обычно обозначает местную христианскую общину (см., напр., начало почти любого из ранних посланий). В таком случае слово пишут в современной орфографии⁵⁵¹, обычно с маленькой буквы. В то же время в 1 Кор., где много говорится об устроении церковной жизни, о Церкви (скорее, с большой буквы) говорится и как о некоей идее, задуманной и воплощенной Богом, по образу которой и должна созидаться каждая конкретная церковь-община (ср., напр., 1Кор. 12, 28 или 1Кор. 11, 18, см. § 32. 3). В обоих этих случаях речь идет о Церкви в человеческой сфере.

В Кол. «Церковь» (однозначно с большой буквы) означает универсальное, вселенское в космическом смысле единство: вся тварь, весь мир, вся вселенная, все, что создано Богом, должно в конечном итоге составить Церковь.

Такое убеждение напрямую связано с христологией, только что разобранной на примере христологического гимна. Можно сказать, что сдвигу в христологии абсолютно параллелен и аналогичен сдвиг в екклезиологии. Учение о Церкви как о Теле Христовом, развитое еще в 1Кор. 12 и имеющее в виду многообразие человеческих служений в одной Церкви под единой главой – Христом, лишь наполняется вселенским содержанием. Как Христос есть рожденный прежде всякой твари, «и все Им стоит», так и Церковь есть это самое «все» или, как сказано будет в Еф., «полнота Наполняющего все во всем» (Еф. 1:23).

Таким образом, вера ап. Павла постоянно сохраняет неразрывную связь Иисуса Христа с Церковью. В какие бы глубины или высоты ни забиралась его богословская мысль, в ее центре всегда остается Христос, с которым неразрывно связана Церковь – так же точно, как они были связаны, если не тождественны в самое первое мгновение призвания Савла-гонителя Церкви (!), когда он услышал: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (см. § 29. 2)

На убеждении в единстве Христа и Церкви зиждутся и все практические увещания ап. Павла, которыми, как всегда, заканчивается послание. Апостол призывает сохранять единство внутри церкви (как христианской общины), переживая свое полное единение со Христом:

1 Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; 2 о горнем помышляйте, а не о земном. 3 Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. 4 Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе. 5Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение, 6 за которые гнев Божий грядет на сынов противления, 7 в которых и вы некогда обращались, когда жили между ними. 8 А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; 9 не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его 10 и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, 11 где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос (Кол. 3:1–11).

В Кол. 3, 18 – 4, 1 содержится один из пяти новозаветных перечней этических обязанностей домашних членов христианских семей⁵⁵²:

18 Жены, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе. 19 Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы. 20 Дети, будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу. 21 Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали. 22Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. 23 И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, 24 зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу Христу. 25 А кто неправо поступит, тот получит по своей неправде, у Него нет лицеприятия. 4, 1 Господа, оказывайте рабам должное и справедливое, зная, что и вы имеете Господа на небесах.

Аналогичные списки этических обязанностей входили и в популярные философские системы: регулировалось поведение в семье всех ее членов – родителей, братьев и сестер, мужей и жен, детей, других родственников, слуг и т.п. Развивающиеся христианские общины, конечно, нуждались в руководстве в таких вопросах, связанных с повседневной практикой общения. Нужно было, чтобы и внешнее общество могло увидеть конкретные плоды христианства в области этики и признать в них достойных членов общества, а не каких-нибудь неблагонадежных граждан или развратителей нравственности. Это было особенно актуально для общин из язычников, которые до своего обращения вовсе не были знакомы с высокой библейской этикой.

Подводя итог, отметим, что Послание к Колоссянам, хотя и не относится к числу больших по объему и первостепенных по важности посланий ап. Павла, тем не менее свидетельствует о весьма важных вехах благовестническо-богословской биографии ап. Павла. Обратим внимание хотя бы на два момента, не только не теряющих свою актуальность, но, может быть, все более и более приобретающих ее именно сейчас.

Во-первых, когда, как не сейчас в массовом и индивидуальном сознании людей воцарились культы всевозможных духовных сил, зависимостей, демонов и полубогов под различными очень современными наименованиями? Причем речь идет не только о тех, кто вне Церкви предается разным откровенно языческим или неоязыческим суевериям, которые лишь «пустое обольщение» (Кол. 2:8), но и о тех, кто будучи в Церкви, именуя себя православными христианами (т.е. право или правильно славящими Христа), часто в своем сознании, в молитвенной практике, в церковной жизни заслоняют образ Христа («образ Бога невидимого») самыми разными культами других почитаемых личностей, как усопших, так и живых. Это могут быть святые – воистину молитвенники и ходатаи наши пред Богом, но не требующие себе такого поклонения, которое бы превращало упоминание имени Христова в формально-ритуальное заклинание. Это могут быть и самые разные другие, в том числе земные, человеческие авторитеты и, в конечном итоге, страхи. Послание к Колоссянам вновь и вновь напоминает нам:

Вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти (Кол. 2:10).

Во-вторых, не менее актуально учение Кол. о Церкви (конечно, это не умаляет екклезиологического значения других посланий – как уже рассмотренных, так и, в особенной степени, Еф.). В наше время многие люди, верующие в Бога и верующие во Христа, читающие и любящие Евангелие, предпочитают, как они сами говорят, веровать «в душе» и не нуждаются в Церкви. Они абсолютно не испытывают потребности и желания обрести себя в Церкви или даже понять, что это такое. Причина в том, что исказилось само понятие Церкви, и искаженное понятие так укоренилось в сознании многих, что считается очевидным и не подлежащим пересмотру. Под термином «Церковь» подразумевается некая иерархическая организация, выполняющая ритуально-жреческие функции для обслуживания религиозных нужд отдельно взятых граждан (как клиентов некоей обслуживающей фирмы). Послание к Колоссянам – одно из тех новозаветных и, шире, христианских произведений, где о Церкви говорится совершенно в ином смысле – смысле изначальном, подразумевающем единство всех и всего в Боге, во Христе. Благодаря таким писаниям становится понятно, почему, согласно нашему символу веры, объектом веры является не только Бог, славимый в Троице, но и Церковь: «Верую... во едину святую соборную и апостольскую Церковь»⁵⁵³.

Среди Павловых посланий Еф. входит в число тех, что оказали наибольшее влияние на христианское богословие и духовность. Библеисты даже называют Еф. «венцом» или «квинтэссенцией Павлинизма»⁵⁵⁴, «духовным завещанием ап. Павла Церкви»⁵⁵⁵, его «лебединой песнью»⁵⁵⁶. Оно привлекает, например, тем, что при обилии богословских идей не так «нагружено» сложной аргументацией, как, скажем, Рим. Небольшой объем Еф. (оно в три раза короче того же Рим.) говорит не о скудости содержания, а о лаконичности способа изложения. Лаконичность и «конспективность» сочетается одновременно с какой-то литургической торжественностью формы и стиля, чем еще более оттеняется своеобразие послания.

Особенно важное значение имеет Еф. в век, когда Церковь озабочена единством христиан, а, как известно, всерьез об этом стали думать и говорить лишь в последние сто лет. В чем бы ни выражалась подобная озабоченность сейчас, как бы кто ни относился к теме единства христиан, – считая ее важной или, наоборот, не самой важной (периферийной по сравнению с другими вопросами церковной жизни), и предлагая самые различные ее видения, – Еф. по крайней мере однозначно дает понять, что для апостольской Церкви, в лице Павла, христианское единство было среди главнейших забот: на одном уровне с центральными в духовно-мировоззренческом плане христологическими вопросами.

Вместе с тем, с историко-литературной точки зрения, Еф. представляет собой одну из самых больших загадок в корпусе посланий, надписанных именем ап. Павла. Так, уже адресат «в Ефесе» (e)n E)fe/s%, Еф. 1, 1) отсутствует в некоторых рукописях, весьма авторитетных в силу своей древности⁵⁵⁷. Послание в таком случае было адресовано «святым и верным во Христе Иисусе» и могло являться «циркуляром» («энцикликой»), т.е. соборным посланием⁵⁵⁸. Или же, несколько видоизменив такую гипотезу, можно предположить, что послание к авторитетной ефесской общине (см. ниже) стало обращаться среди других общин без упоминания имени первой в качестве адресата⁵⁵⁹.

Добавим, что Еф. «в ряду посланий ап. Павла отличается наименее личным характером. В частности, в нем совершенно отсутствуют поименные приветы. Это представляется тем более неожиданным, что ап. Павел пробыл в Ефесе в дни своего третьего путешествия более трех лет, и его общение с ефесской церковью было самым тесным»⁵⁶⁰. Правда, с другой стороны, если бы Павел взялся передавать приветы всем, кого знал – а он провел в Ефесе достаточно много времени, – то «список имен мог бы оказаться длиннее самого послания»⁵⁶¹.

То, что во многих других, кроме упомянутых рукописях все-таки значится ефесская церковь как адресат, и то, что именно с таким адресатом Еф. окончательно вошло в канон Нового Завета, может иметь естественное объяснение и имеет большой смысл.

«Строго говоря, все послания ап. Павла были циркулярными. Это вытекает, например, из указания Кол. 4, 16. Апостол распоряжается, чтобы Послание к Колоссянам было прочитано в Лаодикии, а Послание к Лаодикийцам – в Колоссах. Послание, писанное к одной церкви, читалось и в других церквах. Только таким образом и мог составиться сборник посланий ап. Павла и получить общецерковное значение. Если все послания ап. Павла были циркулярными, то послание, обращенное к ефесской церкви, не могло не быть им по преимуществу перед всеми другими»⁵⁶².

Мы уже неоднократно отмечали большое значение ефесской церкви во времена раннего христианства, – значение, постепенно утраченное ею в последующие века. Оно определялось прежде всего культурным, политическим и экономическим статусом самого Ефеса, малоазийского города с богатой историей.

В каждом из геополитических регионов обширной Римской империи был свой подобный центр: Александрия в Египте, Антиохия (или Кесария) в Сирии, Коринф (или Афины) в Греции, Рим в Италии. Ефес был своего рода римской столицей Малой Азии. Почти все перечисленные города, включая Ефес, были морскими портами.

В раннехристианской же икумене роль Ефеса огромна, если не подавляюща⁵⁶³, и вполне сравнима с ролью столичной римской церкви. Если первоначальная авторитетная иерусалимская (иудео-христианская) матерь-церковь довольно быстро стала переживать большие трудности в силу того, например, что все более и более затрудненным, а вскоре и невозможным стало существование иудейства в Палестине (особенно во II веке после подавления римлянами очередного иудейского восстания), то именно Рим и Ефес стали теми центрами, где аккумулировалось христианское Предание и собирались или даже составлялись апостольские писания. Канон Нового Завета во многом определился значением именно этих центров (см. § 26). Ефес напрямую связан и с ап. Павлом, который пробыл там в общей сложности довольно долго во время своих 2-го и 3-го миссионерских путешествий, и с ап. Иоанном Богословом, который по преданию (II век) проживал там последние годы своей жизни и составлял свои писания (некоторое время проведя в ссылке на острове Патмос). Будет уместным напомнить, что III-й Вселенский собор (431-й год), который исповедал Пресвятую Деву Марию Богородицей (Qeoto/koj), состоялся тоже в Ефесе⁵⁶⁴.

Загадочность Еф. состоит еще и в том, что будучи действительно квинтэссенцией Павлова Благовестия и богословия, послание вместе с тем уже сравнительно давно (с конца XVIII века) заставляет многих библеистов сомневаться, было ли оно написано непосредственно под диктовку ап. Павла. Авторство Павла предлагается понимать в более расширенном смысле, чем в отношении его ранних, аутентичных посланий. В настоящее время примерно 80% ученых библеистов считают, что послание написал не сам Павел⁵⁶⁵, а его преданные и хорошо усвоившие его проповедь последователи (или последователь), хотя «в любом случае Еф. содержит все основные положения Павлова Евангелия»⁵⁶⁶.

Подобные выводы, сделанные на основе тщательного и квалифицированного, прежде всего филологического анализа, могут означать совсем не обязательно сомнение в богодухновенности Еф., как и в отношении других библейских книг, когда делаются аналогичные выводы (в этом плане случай с Еф. не самый выразительный, по сравнению, например, с Евр., см. § 48. 1). Совсем наоборот: удивительный парадокс как раз и заключается в том, что в результате этих выводов мы просто «вынуждены» говорить о человеческом авторстве (точнее, со-авторстве с Богом) более церковно! Если вдохновителем и автором Священного Писания в начальном смысле слова является Дух Божий, то по человечеству его автором (соавтором) является, строго говоря, народ Божий, Церковь. И хотя Церковь выполняет эту работу трудами конкретных личностей, одаренных и призванных на подобное служение, в то же время нельзя сводить Церковь лишь только к отдельным гениям-пророкам-апостолам. Имена выдающихся благовестников, стоящие в заглавиях библейских книг, не должны заслонять творческий труд всей Церкви, которая была и остается той единственной необходимой средой, где только и могло получить свою окончательную букву наше Писание.

Как ни странно, но к таким церковным выводам и привела критика, изначально, когда-то уже давно, в XIX веке, мотивированная зачастую антицерковными посылами. Гиперкритические подходы действительно заставили по-новому посмотреть на человеческое авторство Священного Писания и увидеть, что здесь действуют сложные законы устного Предания, текста и т.п. Эти выводы неизбежны, как бы мы к ним ни относились. Но именно они обязывают нас увидеть в Священном Писании не произведения отдельных гениальных личностей, а свидетельство и произведение Церкви – собрания верующих, вдохновляемых Святым Духом и с самого начала сохранявших живое преемство.

Таким образом, вопрос об аутентичности Еф. можно поставить как вопрос о том, насколько прямо следует понимать в принципе несомненное человеческое авторство непосредственно апостола Павла. Сомнения в прямой принадлежности Еф. апостолу Павлу можно разбить об один-единственный простой и очевидный довод, который вольно или невольно выдвигают все ученые, в том числе и те, кто сомневаются в аутентичности Еф. Все говорят о Еф. как о «венце Павлинизма». Если принять такую высокую оценку Еф. (а она принимается всеми!) и при этом сомневаться в прямом авторстве Павла, то получается странность, если не абсурд: Послание к Ефесянам написано не Павлом, а богословом, который ни в чем ему не уступал по уровню, но имени которого мы почему-то не знаем⁵⁶⁷. И уж «бремя доказательств должны нести те, кто пытается отвергнуть предание»⁵⁶⁸, т.е. оспорить авторство Павла.

Отметим своеобразие лексикона Еф. Здесь мы встречаем, как и в Кол., большое количество hapax legomena («36 слов, нигде больше Павлом не употребляемых, и 39 слов, вообще не встречающихся в других книгах Нового Завета»⁵⁶⁹). Однако это не так уж необычно при сравнении с аналогичным показателем бесспорно Павловых посланий.

Стиль отличается сложностью и некоторой неспешностью. Много длинных синтаксических периодов, обильно и плотно укомплектованных придаточными предложеними с причастными и деепричастными оборотами. Часто повторяются ряды родительных падежей («по благоволению воли Своей» – 1, 5, ср. ст. 11; «могуществом силы Его» – 6, 10 и мн. др.).

Например, одно (!) предложение, включающее семь придаточных предложений (одно – с союзом «так как», два – с союзом «чтобы/дабы», и четыре – с местоимением «который/каковой»), одним причастным и двумя деепричастными оборотами, занимает целых восемь стихов:

3 Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивший нас во Христе всяким духовным благословением в небесах, 4 так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви, 5 предопределив усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа, по благоволению воли Своей, 6 в похвалу славы благодати Своей, которою Он облагодатствовал нас в Возлюбленном, 7 в Котором мы имеем искупление Кровию Его, прощение грехов, по богатству благодати Его, 8 каковую Он в преизбытке даровал нам во всякой премудрости и разумении, 9 открыв нам тайну Своей воли по Своему благоволению, которое Он прежде положил в Нем, 10 в устроении полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом (Еф. 1:3–10).

Или другой пример:

1 И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, 2 в которых вы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления, 3 между которыми и мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие, 4 Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, 5 и нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом, – благодатью вы спасены, – 6 и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе, 7 дабы явить в грядущих веках преизобильное богатство благодати Своей в благости к нам во Христе Иисусе (2, 1–7).

Кстати, подобные же характерные особенности – и словаря (не эти, так другие hapax legomena), и стиля, – можно найти и в бесспорно Павловых посланиях. Разве что количественно таких особенностей в Еф. существенно больше⁵⁷⁰, из чего и делаются выводы о пост-павлинистском происхождении послания, которые в любом случае гипотетичны. В Еф. есть и характерные для Павла «парадоксальные антитезы (ср. 6, 15. 20), свободные цитаты из Ветхого Завета (4, 8–10; ср. Рим. 10, 6–8) и адаптация ветхозаветного языка (1, 22; 2, 13. 17; 4, 25; 5, 2; 6, 1–3; ср. 1Кор. 3, 9)»⁵⁷¹.

Сравнительно большая сдержанность и спокойствие стиля Еф. в сравнении с острой полемичностью и экспрессивностью ранних посланий тоже могут иметь простое объяснение: «Так как Павел находился в темнице, то у него несомненно было время для размышлений, и этим объясняется столь созерцательный характер послания наряду с отсутствием какой-либо полемики»⁵⁷².

Гораздо интереснее обратить внимание на богословский аспект. Общее главное наблюдение: характерные для предыдущих посланий ап. Павла мысли бесспорно предстают в новом осмыслении. Углубляются темы, для Павла всегда центральные: христология и екклезиология. Характерно то, что при внимательном чтении Еф. одна за другой возникают ассоциации порой с самыми разными отрывками других посланий ап. Павла. Такое ощущение, что Еф. – действительно некая конспективная summa всего, что Павел уже написал. Это-то и навело ряд исследователей на вывод о том, что Еф. написано кем-то из последователей апостола, подытоживая и обобщая его богословское наследие⁵⁷³.

В таблице показаны некоторые наиболее очевидные параллели между Еф. и предыдущими посланиями ап. Павла – лишь такие, которые нельзя не заметить, разумеется, будучи знакомым с другими Павловыми посланиями.

Особый параллелизм, который лишь отчасти отражен в приведенной таблице, заметен с Посланием к Колоссянам, причем и в богословской, и в практической частях. Чем объясняется такой параллелизм или парность? Сам по себе подобный феномен не является чем-то совершенно неожиданным и необъяснимым для Павла, как, кстати, и для любого другого пишущего или проповедующего человека. Нельзя не вспомнить, как не просто созвучны, а во многом дублируют друг друга, при этом сильно разнясь в эмоциональном тоне и степени развернутости, два других, бесспорно аутентичных послания ап. Павла – к Галатам и к Римлянам. Парными же являются и 1 и 2 Фес., хотя их парность не всегда отмечают из-за того, что 1 и 2 Фес. «и так парны» в силу одного адресата. Парными будут, как мы увидим, и 1 Тим. и Тит.

Так что, повторим еще раз, сам по себе факт параллелизма Еф. и Кол. не добавляет никаких аргументов в дискуссии об аутентичности Еф. Все же примем во внимание, что гипотеза о написании Еф. верным последователем ап. Павла после его смерти в качестве богословского итога включает в себя необходимым пунктом, что за основу взято Кол. Здесь даже заключительные пожелания по поводу подателя письма, Тихика, почти буквально повторяют Кол.:

Теперь, наконец, можно остановиться на некоторых важных идеях Еф., неизбежно отмечая при этом параллели с Кол.

Христология – этот центральный пункт, «фокус» всего богословия ап. Павла, определяющий и екклезиологию, и сотериологию, – в Еф. уточняется и углубляется еще дальше.

Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его (Еф. 1:17).

14 Для сего преклоняю колени мои пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа, 15 от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле, 16 да даст вам, по богатству славы Своей, крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке (Еф. 3:14–16).

Впереди, еще в рамках апостольского века, будут «болезни и труды» св. Иоанна Богослова, в писаниях которого, тоже, кстати, связанных с Ефесом, христология получит еще большее развитие (см. § 45. 4). Так создается новозаветная база, на которой вырастут христологические вероопределения Вселенских соборов и святых отцов, учивших о предвечности и надмирности Иисуса Христа как воплотившегося Сына Божия и о Его единстве с Отцом и Святым Духом.

Во многом христологические идеи Еф. созвучны, развивают или повторяют христологию Кол. Среди первых по значимости текстов обратим внимание на Еф. 1, 19–23, где много параллелей с христологическим гимном Кол. 1, 15–20 (см. § 38. 5).

19 ... как безмерно величие могущества Его [т.е. Бога, Отца славы – А.С.] в нас, верующих по действию державной силы Его, 20 которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, 21 превыше всякого Начальства, и Власти, и Силы, и Господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем, 22 и все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, 23 которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем.

Вновь, как и в Кол., о несравненном превосходстве Христа говорится с использованием ангельской терминологии, связанной как с иудаизмом, так и с зарождающимся гностицизмом, который пытался осилить и вместить в себя и некоторые симпатичные ему идеи все того же иудаизма, например, ангелологию.

Надмирное, надвременное, сверхангельское превосходство Христа – не отвлеченное умозрительное богословское положение, а «взор снизу» к той вершине, на которой «одесную» (ст. 20) Отца славы восседает Христос, с Которым в свою очередь неразрывно связана Церковь. Так тело связано с главой. Глава же – то, что наверху не только пространственно, но и в смысле первостепенного значения как источника жизнеспособности тела. Можно сказать, что богословие Церкви (екклезиология), разработанное в предыдущих посланиях, прежде всего, в 1 Кор., где о Церкви тоже говорится как о Теле Христовом, но в чисто человеческом, так сказать, «горизонтальном» смысле – как о многообразии служений в органическом единстве, – здесь восполняется измерением «вертикальным» и, шире, вселенским и даже космическим. Церковь – единство, в которое призвано и которым наполнено «все» (см. Еф. 4, 10), вся тварь, «все небесное и земное» (Еф. 1, 10; ср. 3, 15). Это «полнота Наполняющего все во всем» (ст. 23).

Хотя мы постоянно отмечаем параллельность Еф. и Кол. в христологии и екклезиологии, все же немаловажно, что Еф. представляет собой следующий шаг по сравнению с Кол.:

Хотя и в Кол. мы встречаемся со вселенским понимаем Церкви, тем не менее половина из четырех случаев употребления e)kklhsi/a [Церковь – А.С.] имеет в виду местные общины (Кол. 4:15–16). Такого значения нет ни в одном из девяти употреблений этого слова в Еф. Здесь всегда это слово в значении единственной, Вселенской Церкви⁵⁷⁵:

и все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1:22–23);

... дабы ныне соделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия (3, 10);

Тому слава в Церкви во Христе Иисусе во все роды, от века до века. Аминь (3, 21);

... как и Христос глава Церкви (5, 23);

... как Церковь повинуется Христу (5, 24);

... как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее (5, 25);

... чтобы представить ее Себе славною Церковью (5, 27);

... питает и греет ее, как и Господь Церковь (5, 29);

Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви (5, 32);

Представим себе хотя бы теоретически, что слово «Церковь», для русского уха ни с чем этимологически не ассоциируемое и на обиходном уровне воспринимаемое как обозначение религиозной организации или здания (храма), по-гречески (e)kklhsi/a) образовано от греческого же слова e)kkale/w – «звать», «призывать», «созывать», т.е. собирать на собрание, вместе. Если мы будем помнить о такой исходной этимологии и о вытекающем из нее значении, то перед нами вновь откроются изначальные и непреходящие содержание и цель бытия Церкви – жизнь в собирании единства в трех измерениях: внутри человека, внутри человечества как общества и в гармонии со всем миром, космосом. И все – под главою Христа, Который одесную Бога-Отца.

Примечательно, что из перечисленных девяти случаев употребления слова «Церковь»в Еф. шесть относятся к небольшому отрывку (5, 22–33), имеющему, на первый взгляд, только нравственно-практическое значение как наставление супругам. Тем более, что этот отрывок находится в последней части послания, как правило, посвященного практическим наставлениям. И все же кратко рассмотрим сейчас этот отрывок в связи с догматической частью Еф., так как он имеет большое екклезиологическое значение, что в свою очередь усиливает и его значение для христианского понимания этики брака.

[20 благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа, 21 повинуясь друг другу в страхе Божием.] 22 Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, 23 потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. 24 Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. 25 Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, 26 чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; 27 чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна. 28 Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. 29 Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, 30 потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. 31 Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. 32 Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. 33 Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа.

Данный отрывок является Апостольским чтением Таинства Брака (Венчания) в Православной Церкви⁵⁷⁶.

Перед нами один из самых ярких примеров того, как могут смыкаться и даже сливаться «высокое» богословие с практической нравственностью (что может быть более повседневной практикой, чем жизнь в браке?!). Вот почему именно такой выбор Апостольского чтения для Таинства Венчания нужно признать наиболее удачным. В самом деле, в Новом Завете (в той его части, откуда берут Апостольские чтения) можно найти несколько отрывков, которые могли бы быть взяты в качестве Апостола-наставления новобрачным. Например, из 1Кор. 7⁵⁷⁷ или 1Петр. 3, 1–7 и др. Но ни в одном из них не говорится о браке так «головокружительно» высоко – так, что отношения мужа и жены сравниваются с отношениями Христа и Церкви.

Тут однако вопрос: что с чем сравнивается? Если отталкиваться от того, что данное увещание находится в практической части, и значит, на первом плане – наставление супругам, то тогда супружеские отношения сравниваются с отношениями Христа и Церкви. Но если внимательно читать этот текст, прямо не связывая его с чисто практическим контекстом, то вполне можно сказать наоборот, – что отношения Христа и Церкви сравниваются с брачными отношениями. Да и сам апостол прямо уточняет:

Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви (ст. 32).

Следует признать, что первично здесь именно сравнение Христа и Церкви с супружеским браком, а не наоборот (как кажется на первый взгляд). За этим сравнением стоит прежде всего богатая ветхозаветная традиция. Еще ветхозаветные пророки – наиболее ярко Осия (Ос. 2), но также и Иеремия (Иер. 2:2), – говорили о Завете Бога с Его народом как о супружестве, а о религиозном отступничестве и идолопоклонстве и вообще греховности Израиля как о супружеской неверности и блудодействе. Именно в таком аллегорическом понимании понятно значение любовной поэмы – книги Песни Песней – как священной книги в каноне Ветхого Завета. Более того, пожалуй, лишь благодаря такому аллегорическому пониманию Песн. и оказалась среди канонических священных книг.

В Еф. 5, 22–33 делается логически продолжающий и завершающий шаг в этом направлении. Продолжающий, потому что Христос и Церковь – это еще одна, новозаветная грань тех богочеловеческих отношений, о которых говорится во всей Библии, начиная с Ветхого Завета (в этом ряду: Бог и человек, Бог и Израиль как избранный народ, Бог и отдельный человек; Премудрость и Соломон, которому приписывается Песн., Святой Дух и Дева Мария и т.п.⁵⁷⁸). Причем апостол даже использует некоторые выражения из Песн.:

... чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока... (Еф. 5:27) // Пятна нет на тебе! (Песн. 4:7)

И все же рассуждение Павла и, главное, сам факт, что оно находится не в догматической части (где это было бы традиционным богословским аллегоризмом), а в практической, т.е. что сама практика жизни (в браке) сравнивается с достаточно наработанным и традиционным образом брака Бога и человека (Христа и Церкви), – все это дает право говорить, что в Еф. делается следующий шаг, который тем самым завершает некий круг сравнений и аллегорий, возвращаясь к исходной позиции.

Апостол прозревает гениальную в своей простоте идею. Если в свое время пророки увидели в браке мужа и жены наиболее точный и подходящий образ Завета Бога с человеком (несомненно, более удачный, чем сравнение с «договором» с его явным юридическим привкусом), то здесь в каком-то смысле делается обратный ход, но «другой дорогой»: отношения в браке должны строиться так же, как ведут себя по отношению друг к другу Бог и человек (имеется в виду верующий человек – Церковь). Если человеческий брак – образ богочеловеческих взаимоотношений, то и наоборот: богочеловеческие взаимоотношения – это образ, по которому задуман брак.

Круг замкнулся, благодаря чему, к слову, Песн. получает «легальный» церковный шанс быть истолкованной не только аллегорически, но и буквально (аллегорическое толкование, оправдывающее каноничность Песн. как священной книги, иногда вызывает ощущение фигового листочка, который не способен скрыть всей красоты и смысла этой книги).

В свете всего сказанного становится понятным, почему так высоко – на уровень Таинства (коих со времен Средневековья в Церкви установилось семь) – ставится в Церкви институт брака. И, пожалуй, именно такое Апостольское чтение вносит в таинственный статус брака решающий вклад (правда, нельзя не учитывать и евхаристического, а значит, таинственного в еще более глубоком, первичном смысле, значения Евангельского чтения – о браке в Кане Галилейской, где Христос претворяет воду в вино, Ин. 2, 1–11).

Итак, брак как образ богочеловеческого союза Христа и Церкви. Об их – Христа и Церкви и одновременно мужа и жены – взаимной любви Павел пишет как о любви к своей плоти, к части самого себя (Еф. 5:28–29).

Мы вновь можем отчетливо различить фон, которым служит сквозная Павлова идея Церкви как Тела Христова.

Здесь же получает продолжение и Павлова мысль о такой любви Бога к человеку, что находит свое выражение в предании Христа на смерть за человеков-грешников. Об этом Павел писал и раньше:

6 Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых. 7 Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. 8 Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками (Рим. 5:6–8).

Или:

14 любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. 15 А Христос за всех умер... (2Кор. 5:14–15)

Но здесь, в Еф., мы читаем одновременно и нечто похожее, и нечто новое:

26 ... чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; 27 чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна (Еф. 5:26–27).

Вместо слова «грешники» или «все» стоит «Церковь», за которую Христос предал Себя⁵⁷⁹. Такое новшество выглядит как удивительный и даже парадоксальный ход, особенно в наше время, когда постоянно говорится о «грехах» Церкви, «затмевающих» ее святость. Святость Церкви – это святость, сообщенная и питаемая от единственного источника. Это святость освящения. Она является не результатом усилий человеков-грешников, а освящением, которое совершает Бог во Христе. Ради этого освящения, т.е. за очищение и прощение грешника, Христос и отдает Себя. «... чтобы она была свята и непорочна», – динамика, предполагающая, что в начале, по-человечески, Церковь грешна и порочна. Не в последнюю очередь здесь работает и крещальная тематика, описанная в терминах брака. Имеется в виду Крещение как «омовение» грешника в водах Крещения, подобно тому, как «по древневосточному обычаю невесту омывали и украшали перед совершением обряда бракосочетания»⁵⁸⁰.

Здесь уже заложена та антиномия, которая переживается и поныне в христианской духовности и в литургической жизни Церкви. Наиболее яркий пример – когда вслед за возгласом-тезисом Божественной Литургии перед Причастием: «Святая святым» (что значит: «святые дары, Причастие – святым, т.е. верным членам Церкви, нам, грешникам»), сразу поется своего рода антитезис: «Един свят, един Господь Иисус Христос...» (т.е. «свят только один – Господь Иисус Христос!»):

«Это Его святость, а не наша, делает нас святыми и, значит, «достойными» приступать и принимать Святые Дары»⁵⁸¹.

Возвращаясь к теме этики брака – коль скоро именно в такой контекст Павел поместил столь важное в богословском отношении рассуждение, – отметим, что, бесспорно, первичная, главенствующая роль здесь отводится мужу. Она так же бесспорна, как бесспорна первичность Бога по отношению к человеку (Христа по отношению к Церкви) – идет ли речь о самом факте творения человека или же о заключении Завета с ним и таким образом инициировании особых, избраннических (по сравнению со всей прочей тварью) отношений.

Но нельзя забывать и другого, без чего эта первичность теряет смысл, теряет свое наполнение. Наполнение – в том, что «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (ст. 25). Речь, конечно, идет о Крестной, т.е. всецелой жертве, отдаче самого себя. Без этого наполнения первичность, главенство мужа по отношению к жене не только теряет смысл, а превращается в издевательскую пародию – дисгармонию и деспотию (в свете чего совершенно справедливыми выглядят всевозможные феминистские протесты). Если мужья действительно так же любят своих жен, как «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее», то становится понятным то в высшей степени неудобоваримое для так называемых «современных» людей, прячущих в этот момент снисходительные улыбки, требование, которым заканчивается – как всегда на высшем, громогласном тоне – «венчальное» Апостольское чтение:

... а жена да боится (i(/na fobh/tai) своего мужа (ст. 33).

Чуть подробнее остановимся на этом апостольском требовании, раз ему было суждено занять столь заметное и, в прямом смысле, «громкое» место. Самым простым было бы объяснение, что Павел отдает дань современной ему социально-бытовой норме, согласно которой в древности мужское начало всецело довлело над женским. В действительности же речь идет о чем-то более глубинном, первозданном и потому непреходящем – раз уж брак сравнивается с такими непреходящими началами, как Бог и человек. Здесь ближайшей текстуальной параллелью будет ст. 21, где имеется то же слово:

... повинуясь друг другу в страхе (e)n fo/b%) Божием.

Епископ Кассиан предложил несколько иной перевод, основанный на других, более предпочтительных рукописях:

... подчиняясь друг другу в страхе Христовом.

Речь идет о таком страхе, который имеет в виду благоговение, бережное отношение к некоей святыне – той самой, которая выражается в уже цитированных словах:

Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее.

Любовь и страх (благоговение) жены – ответ на то, что исходит от мужа как от инициатора, источника. Так же как любовь, вера и страх (благоговение) человека – отклик человека на любовь Бога, которая явила себя в предельном снисхождении, жертвенной самоотдаче во Христе (поэтому перевод ЕК ст. 21 более удачен не только в силу текстологических, но и богословских причин).

Тема брака Христа и Церкви реализована в нашем литургическом богословии в еще одном направлении. Самосознание Церкви – собрания верующих – как невесты Христовой переживается прежде всего в Таинстве Евхаристии. Евхаристия и есть главное видимое переживание союза любви, брака Церкви со Христом в конкретном, в масштабах той или иной церковной общины, в реальном опыте. Видимость и ощутимость этого союза возможны не просто, когда Церковь существует как собрание, но когда это собрание наделено образом Вечери Христа с апостолами, т.е. с Церковью. Так осмысливается в Православной Церкви евхаристическое собрание во главе с предстоятелем-епископом, символически-видимо изображающим собой Христа. Шире, предстоятель-священник, как делегат епископа в конкретную местную общину (церковь), тем самым также являет собой главенство Христа и Его брачный союз с Церковью.

Именно поэтому рукоположение – посвящение с целью символически представлять Христа в Евхаристии – переживается и оформляется в православных литургике и богословии во многом так же, как Таинство Брака (например, с пением тех же тропарей, что и на венчании). Нужно радоваться, что Таинство Рукоположения – на сегодняшний день единственное из Таинств! – сохранило свою неразрывную связь с Евхаристией, будучи всегда совершаемо во время Литургии, а значит, и подлинную церковность (как дело всей церкви, собравшейся на Евхаристию), тогда как другие Таинства (Крещение, венчание), также неразрывно связанные с Евхаристией и богословски и литургически, такую прямую связь, к сожалению, потеряли⁵⁸². А с ней в чем-то потеряли и церковность как сопричастность всей церкви, превратившись в «частные требы».

Вокруг христологии и екклезиологии, вселенских по своему содержанию, так или иначе вращаются мысли первой, боголовской части послания, к которой мы и возвращаемся.

Много говорится о единстве всего и всех во Христе, причем это единство осмысливается как обретенное, восстановленное, достигнутое в результате чего-то исключительного – подвига Христова. Позади вражда, неприятие, отчужденность и разделение, – во Христе же дано примирение.

О чем или, точнее, о ком идет речь? О том, что со времен Ветхого Завета переживалось как непреодолимая преграда – о разделении всего мира с точки зрения Священной истории на иудеев и язычников, на чистых и нечистых, на избранных и отверженных, на тех, кому подарен Закон, и тех, кто может «на вторых ролях», всецело под руководством избранных шествовать в рамках Закона, – в конце концов, на «чад Авраама» и «псов». Это разделение Ветхий Завет не может преодолеть сам из себя. Когда-то в далеком прошлом избрание израильских праотцев и самого Израиля было совершено как кардинальный шаг вперед малой части человечества из языческого окружения. Причем уже тогда была заявлена далекая перспектива и цель такого шага:

...и благословятся в тебе все племена земные (Быт. 12:3).

Но ко временам Иисуса Христа избрание Израиля стало работать уже против спасения всех, оно уже тормозит приобщение язычников к спасению, приватизируя избрание и усваивая лишь себе Завет с Богом. Даже принявшие Христа иудеи, иудео-христиане, зачастую были готовы согласиться лишь на то, чтобы язычники полностью приобщились бремени Закона, а уж потом думали о принятии Христа. Павел боролся с таким воззрением всю жизнь (см. особенно Гал. и Рим.). Послание к Ефесянам является апофеозом и в этой существенной составляющей Благовестия Павла.

11 Итак помните, что вы, некогда язычники по плоти, которых называли необрезанными так называемые обрезанные плотским обрезанием, совершаемым руками, 12 что вы были в то время без Христа, отчуждены от общества Израильского, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожники в мире. 13 А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою. 14 Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду [ЕК: разделявшую их стену, то есть вражду], 15 упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир [ЕК: упразднивший плотью Своею Закон заповедей, состоявший из предписаний, чтобы из двух создать в Себе одного нового человека, учиняя мир], 16 и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем. 17 И, придя, благовествовал мир вам, дальним и близким, 18 потому что через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе. 19 Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, 20 быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, 21 на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе, 22 на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом (Еф. 2:11–22).

В приведенном отрывке, как и во всем послании, явно чувствуется, как выстраданы эти строки. Позади действительно долгие годы острой полемики с иудействующими, с теми законниками, которые, считая для себя невозможным никакое равноправное общение с язычниками в одной Церкви (даже за одним столом, ср. Гал. 2, 12), не соглашались ни на какие компромиссы. И вот, кажется, это отчуждение, неприятие (вражда) с большим трудом преодолеваются: усваивается весть о том, что во Христе нет «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3:11). Одновременно и радостно, и печально, как гимн, звучат слова апостола о преодолении многовекового отчуждения. Ведь за это умер Христос на Голгофе. Всю свою жизнь, свои «болезни и труды» положил и апостол Павел на то, чтобы до христиан дошел фундаментальный смысл столь трудного примирения.

С таким разделением, непреодолимым по-человечески, но преодолимым (и преодоленным!) во Христе, каковым было тогда разделение ветхозаветной Церкви (Израиля) и окружающего мира (язычников), вполне может сравниться нынешнее церковное разделение, имеющее не меньший исторический стаж и устрашающий масштаб: разделение христиан на Восток и Запад и множество других «непреодолимых» разделений.

Обратим внимание на стт. 14–15. В ст. 14 говорится о том, что Христос «разрушил стоявшую посреди преграду [ЕК: разделявшую их стену]». В качестве наглядного и яркого образа берется стена (meso/toixon tou= fragmou= – букв. «среднюю стену перегородки»; слав.средостёнiе w3гра1ды), отделявшая двор язычников от внутреннего двора Иерусалимского храма, в котором могли находиться только иудеи. Этот образ хорошо передает мысль о кажущейся непреодолимости разделения иудеев и язычников, тех, кто в Церкви, и тех, кто вне Церкви. Впрочем, перевод ЕК более правилен и в синтаксическом отношении: Христос «разрушил» не только «стену», но и «вражду», так как стена в данном случае символизирует стойкую неприязнь, вражду иудеев к язычникам (ср. Деян. 10, 28).

Стих 15 также нуждается в более вразумительном и правильном переводе, чем это предлагается в СП. «Учением» относится совсем не к тому, что имеет в виду СП. Христос упраздняет вражду не «учением», а Кровию Своею (см. ст. 13). Под «учением» (e)n do/gmasin – букв. «в указаниях») подразумевается форма, в которую облечены заповеди Закона. Иначе говоря, Павел вновь провозглашает свой излюбленный постулат: во Христе спасение обретается не делами (соблюдением указаний, т.е. учения) Закона, а через Крест, на котором распята Его Плоть. Таким образом, перевод ЕК вновь оказывается более точным по смыслу (см. выше)⁵⁸³.

Павел знает и согласен с тем, что примирение, соучастие в одном деле, в одном Теле, в «одном новом человеке» – в самом деле нечто сверхвозможное для тех, кто веками жил по разные стороны церковной ограды. Он и пишет как будто о некоей тайне, которая открылась ему и другим апостолам только сейчас:

3 мне через откровение возвещена тайна (о чем я и выше писал кратко), 4 то вы, читая, можете усмотреть мое разумение тайны Христовой, 5 которая не была возвещена прежним поколениям сынов человеческих, как ныне открыта святым Апостолам Его и пророкам Духом Святым, 6 чтобы и язычникам быть сонаследниками, составляющими одно тело, и сопричастниками обетования Его во Христе Иисусе посредством благовествования (Еф. 3:3–6).

Простой и убедительный ход. Павел вновь применяет понятие «тайны», но пользуется им для того, чтобы показать одновременно и неожиданность и странность примирения в глазах людей, и его «запланированность» Богом издавна.

Трудность, с которой обретено примирение и единство во Христе, обязывает дорожить ими всеми силами, на которые только способна Церковь. Отсюда то внутреннее напряжение, которым наполнено увещание-мольба апостола о единстве:

1 ... умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, 2 со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, 3 стараясь сохранять единство духа в союзе мира. 4 Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; 5 один Господь, одна вера, одно крещение, 6 один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас (Еф. 4:1–6).

Настойчивость, с которой повторяется слово «один» в разных формах и сочетаниях (целых семь раз⁵⁸⁴), говорит о том, насколько мучительно переживал апостол за единство и мир, обретенные такой ценой – Кровию Христовой. Следует обратить внимание на приведенные слова именно с точки зрения их эмоционально-психологической наполненности – как на взятые не сами по себе, а как на наполненные апостольской тревогой и болью по поводу того, что он как будто предчувствовал и что много раз происходило и происходит в истории Церкви.

Тревога апостола по поводу будущей судьбы обретенного единства, неподдельно выраженная в выше разобранных рассуждениях, связана с рядом других новых особенностей Павлова Благовестия, также нашедших выражение в Еф. и наиболее ярко проявившихся в еще более поздних, пастырских посланиях (см., например, § 55. 2).

Употребление слова «Церковь» в Еф. исключительно во вселенском и даже космическом смысле, по сравнению с предыдущими посланиями, в том числе и Кол., где о церкви говорилось преимущественно как о той или иной местной общине (см. выше), наталкивает на интересные выводы. В екклезиологии ап. Павла появляется еще один, существенный и даже первостепенный для последующей екклезиологии акцент: Церковь понимается как вселенское единство, которое в послеапостольский век стало принято именовать кафолической, т.е. букв. «повсеместной (вселенской, соборной»⁵⁸⁵) единой Церковью. Предвестие такого кафолического⁵⁸⁶ понимания Церкви мы встречаем уже в рассматриваемом Послании в Ефесянам. В современной библеистике (с конца XIX века) закрепился термин для обозначения такой тенденции, засвидетельствованной Еф.⁵⁸⁷ и особенно другими, более поздними новозаветными писаниями (в т.ч., например, пастырскими посланиями, см. гл. XI): «ранняя кафоличность»⁵⁸⁸. В свою очередь с этой тенденцией будут связаны и другие новые явления в жизни ранних христиан.

В богословии и духовной жизни вышла на первый план забота о сохранении общего и единого для всех апостольского Предания. Поэтому в Еф. 2, 20 говорится об утверждении «на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем», что сообщает несколько новый, дополнительный акцент по сравнению с более однозначным утверждением 1Кор. 3, 11:

Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (ср. Деян. 4, 11; 1Петр. 2, 4–8; .

Показательна синтаксическая форма Еф. 2, 20: «имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем» выражено как деепричастный оборот со значением чего-то, что само собой разумеется и уже не подлежит сомнению. Наступает принципиально новый в жизни Церкви этап, когда апостольское свидетельство, сохраненное и передаваемое в неповрежденности, осознается как необходимое звено, соединяющее Церковь с единственным источником и основанием – Иисусом Христом (ср. Мф. 16, 18; Откр. 21, 14).

Апостольский век – век жизни апостолов, непосредственных свидетелей явления Иисуса Христа, – по естественным причинам подходит к концу, а перед Церковью, стремительно разрастающейся количественно и географически, встает безальтернативная необходимость жить в истории еще неизвестно сколько. Об этом не задумывались раньше – прежде всего потому, что были живы апостолы, прямые очевидцы служения Господа. Кроме того, христиане ожидали дня Господня как конца истории, Парусии, т.е. скорого Пришествия Христова с буквальностью, не допускающей и мысли о дальнейшем продолжении истории (см. § 17. 1). Могли ли те первые христиане представить себе, что Церкви предстоит существовать в истории еще по крайней мере две тысячи лет?! Однако с «задержкой Парусии» (также термин современной библеистики) рано или поздно пришлось смириться, что повлекло за собой целый ряд доктринальных и организационных последствий.

Во-первых, как уже говорилось, большое значение приобретает сохранение в неприкосновенности и неповрежденности того, о чем свидетельствовали апостолы, когда были живы. Эта забота наиболее ярко проявится в позднейших писаниях Нового Завета, например, в Пастырских посланиях (см. гл. XI).

Во-вторых, постепенно станет оформляться более жесткое и определенное иерархическое устройство Церкви, служащее гарантом единства и преемства. Впоследствии будет выработана четкая схема преемства через епископское рукоположение. Также появится в чем-то аналогичное вышеупомянутой иерархичности более «фиксированное» и четкое отношение к проявлениям духовной и молитвенной жизни Церкви: сошествие и принятие Святого Духа, незримое присутствие Иисуса Христа на Вечере Господней переживаются и оформляются в виде Таинств как определенных священнодействий («сакраментализм» и в целом «рост институционализации»).

В-третьих, «отсрочка Парусии» заставляет переосмыслить слишком просто и буквально понятое обещание скорого Пришествия и понимать его во многом как уже данность, обретенную в Крещении («осуществленная эсхатология»). Хотя устремленность к будущему «наследию» и «будущему веку» в Еф. несомненно присутствуют (см. Еф. 1, 14. 18. 21; 4, 4. 30; 5, 5), все же чувствуется ощущение отсрочки и готовности к длительному ожиданию, что контрастирует, например, с 1 и 2 Фес. (§ 31. 3). Ни разу не употребляется само слово «Пришествие» (parousi/a). И в то же время мы читаем:

... дабы явить в грядущих веках⁵⁸⁹ преизобильное богатство благодати Своей в благости к нам во Христе Иисусе (Еф. 2:7).

Тому слава в Церкви во Христе Иисусе во все роды, от века до века. Аминь (Еф. 3, 21; ср. 6, 3).

Подчеркивается, что новая жизнь и спасение уже даны:

1 И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим... 5 и нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом, – благодатью вы спасены, – 6 и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе... 8 Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар (Еф. 2, 1. 5–6. 8).

Не все из перечисленных тенденций нашли такое уж яркое проявление в рассматриваемом сейчас Послании к Ефесянам. Но сказать о них уместно именно теперь, немного, может быть, забегая вперед. Еф. является своего рода переходным звеном, которое подводит итог раннему апостольскому веку с его восторженной харизматичностью и обеспечивает связь с веком поздне– и даже послеапостольским, также отраженным в книгах Нового Завета.

В свете сказанного значение Послания к Ефесянам состоит не только в том, что оно являет собой яркий образец Павлова богословия, будучи своего рода «мозаикой», органично сочетающей почти все главные тезисы его Благовестия и характерные приемы⁵⁹⁰. Отражая неизбежный переход от восторженности самого раннего христианства к трудной и требующей созидательных и даже охранительных усилий заботе о единстве Церкви и ее преемстве от апостолов, Еф. дает весьма важный урок. Послание показывает, насколько, с одной стороны, оправданы поиски тех истоков, которыми питается Церковь и которые в самом деле постепенно засоряются в сознании верующих и в церковной жизни косностью, законничеством, магизмом, клерикализмом и прочими неминуемыми следствиями охлаждения веры и христианской любви.

С другой же стороны, Еф. дает понять, что к подобным поискам может примешиваться и своя ложь, когда желание реставрировать воображаемую изначальность оборачивается попытками ниспровергнуть хотя и более поздние, но необходимые формы жизни Церкви, будь то ее обрядовая сторона или иерархическое устройство. Тем более, что даже самое радикальное протестанство или обновленчество (последнее – как пародия на подлинное и, безусловно, всегда необходимое церковное обновление) не может не облекаться в свои обрядовые и иерархические формы. Со временем они перестают чем-либо принципиально отличаться от любой другой формы. Желание обновления и возврата к живому дыханию Духа, каким оно было в начале, а значит, и протест против застылости и мертвящей буквы оправданы. Но освобождаясь от указанных болезней, непозволительно «выплескивать с водою и младенца».