Слезный сев и радостная жатва: Пс.125:5–6 в толковании Блаженного Августина

В ХХ в. в августиновской филологии особенно успешны стали детализированные разыскания о том, как Августин цитировал те или иные библейские стихи, как менялось или варьировало их осмысление. Эти исследования (особенно широко представленные в научном наследии А.–М. Лабоннардьер) помогали многое понять и переосмыслить как в хронологии произведений Августина, так и в его литературной технике и мысли. Цитаты из Книги псалмов, по причине многочисленности их у гиппонского Учителя, еще не стали предметом всеобъемлющего рассмотрения. Нижеследующее небольшое исследование о двух стихах Пс.125 представляет собой попытку показать, как осмысливал Августин два последних стиха этого псалма, представить основные направления его толкования. Пятый и шестой стихи псалма 125 – гномическое завершение песни, в которой библейский автор выразил надежду на восстановление многострадального Израиля:

5 Сеющие со слезами будут пожинать с радостью.

6 С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои.

Эти два стиха – наиболее часто цитируемая часть Пс.125. В христианской литературе до Киприана Карфагенского включительно встречаются цитаты только этих стихов. До Августина их цитируют и комментируют (порой очень пространно и своеобразно) Климент Александрийский (Stromata II. 13. 59. 3), Тертуллиан (Adversus Marcionem IV. 14. 12; IV. 15. 13), Ориген (Commentarius in Euangelium Iohannis 13. 288–289, 292–292), Киприан Карфагенский (Ad Fortunatum 12; Ad Quirinium 3. 16), Григорий Чудотворец (Panegyricus 17. 201–202), Люцифер Калаританский (Moriundum esse pro Dei filio 15), Амвросий Медиоланский (De Ioseph patriаrcha 2. 7; Expositio Euangelii secundum Lucam 8. 53), Иероним Стридонский (Commentarius in Matthaeum 1, in v. 9. 37). Частое цитирование этих стихов, очевидно, объясняется именно гномическим содержанием высказывания: смысл его столь общий, что цитирование будет уместным и в рассуждении о тяготах земной жизни, и в напоминании о будущем воздаянии. Августин в разных своих произведениях цитирует Пс.125:5 и/или 6 многократно. Мы разберем подробно только три контекста, наиболее важные для понимания тех значений, которые видит Августин в образе слезного сеяния и радостной жатвы. Если не первый, то один из первых случаев цитирования окончания Пс.125 у Августина встретился нам в 61–й главе изъяснения Послания к Галатам (Expositio Epistulae ad Galatas¹). Глава представляет собой толкование на Гал.6:7–9, т. е. на стихи, которые у Августина (да и у других авторов, например у Оригена) иногда сопровождали цитирование Пс.125:5–6, так как здесь тоже присутствует образ сеяния и жатвы, причем в соотнесении с мыслью о будущем воздаянии за добрые дела в настоящей жизни: «Не заблуждайтесь: Бог поругаем не бывает, ибо что посеет человек, то и пожнет. Ибо кто пожнет во плоти своей, от плоти пожнет тление, а кто пожнет в духе, от духа пожнет жизнь вечную. Но в деланье добра да не оскудеем, ибо в свое время пожнем неутомимо...»² Пс.121:5 цитируется только в конце главы (61.10), но связь между интерпретацией обоих текстов вполне очевидна.

Во-первых, толкователь дает указание о том, как следует понимать сеяние (мы берем сеяние в положительном смысле – seminatio in spiritu, ведь именно в положительном смысле упоминает сеяние псалом): «Сеяние в духе – это значит служить по вере с любовью правде и не покоряться греховным вожделениям»³.

Во-вторых, раскрывается и смысл жатвы: «Жатва вечной жизни, когда последний враг, смерть, будет разрушен и смертное будет поглощено жизнью и тленное сие облечется в нетление»⁴. Далее, здесь говорится о том, что сеяние это происходит на «третьей ступени» жизни человечества, т. е. под благодатью: «На этой третьей ступени, где мы находимся под благодатью, мы сеем в слезах, когда из животного тела возникают желания, с которыми мы не соглашаемся, чтобы пожать в радости»⁵. Из этого можно заключить, что главную трудность, порождающую слезы, составляют тяготы борьбы со страстями. Для подтверждения этого и в связи с цитатой 1Кор.15:44 (seminatur corpus animale, surget corpus spirituale) Августин и цитирует Пс.125:5.

И наконец, в этом тексте содержится напоминание о том, что радость воздаяния относится главным образом к будущему веку и поэтому составляет утешение только для твердых в вере и надежде. Из этого вытекает возможность отрицательного сравнения с сеянием и жатвой в собственном смысле, вознаграждающими сеятеля уже на земле: «Но сеять хорошо, то есть делать добро, легче, чем сохранять в этом постоянство. Труд сеяния обычно вознаграждается плодом, а наша жатва обещана нам только в конце, а потому надобно постоянство»⁶. Кроме того, в самом начале § 61, в связи со словами Гал.6:9 (Deus non subsannatur – «Бог поругаем не бывает»), Августин устанавливает связь между трудностью дел и окружением, в которых совершаются эти дела, притом что результаты этих дел пока не видны. Это «окружение» часто составляют неверующие насмешники: «Он знает, среди каких слов погибших людей приходится трудиться тому, кто предает себя вере в невидимое, ибо они видят сеяние своих дел, но жатвы не видят. Да и не такая жатва им обещана, какая воздается здесь, ибо праведник живет верой»⁷. Здесь этот мотив пока еще не развит, но в дальнейшем ему предстоит сыграть немалую роль.

Если «Изъяснение послания к Галатам» только намечает возможность понимания слезного сеяния и радостной жатвы из Пс.125, то проповедь 31⁸ развертывает перед слушателем довольно полный спектр объяснений, но главным образом не того, как осуществляется сеяние, а того, чем вызваны слезы сеющих. Рассмотрим по порядку все темы и мотивы, которые затрагивает Августин по ходу проповеди.

Проповедь 31 комментирует каждый элемент 6-го стиха. Что значит «идущие шли»? Эти слова означают путь от рождения до смерти (euntes in mortem nascendo – s. 31.1; ex quo nascimur, imus. quis enim stat? quis non ex qui uiam intrauit, cogitur ambulare? infans natus est, crescendo ambulat. mors finis est – s. 31.4).

Что значит «приходящие придут»? Эти слова означают переход от смерти к новой жизни (uenientes ad mortem resurgendo – s. 31.1; in fine iam ueniendum est – s. 31.4).

Что означает сеяние, семена? Это «добрые дела», сущность которых, правда, в этой проповеди не разъясняется (seminantes bona opera; semina ergo sunt nostra, quidquid boni fecerimus – s. 31.1; operibus bonis seminemus – s. 31.2).

Единственный пример, иллюстрирующий понятие «добрых дел» в проповеди 31, – это жертва мучеников (nulli enim tantum impenderunt, quam illi, qui seipsos impenderunt – s. 31.2).

Что означает жатва? Вечное посмертное воздаяние (metentes mercedem aeternam; manipuli nostri, quod in fine recipiemus – s. 31.1). В чем же причина слез? Почему сеющие плачут, если они сеют добрые дела, – ведь «радостного даятеля⁹ любит Бог» (2Кор 8:7 – s. 31.1). Оказывается, причины для слез есть у всех.

1. Легче всего применить этот текст к мученикам – по причине претерпеваемых ими страданий: quomodo maxime ad beatos martyres uerba ista pertineant (s. 31.1); et quidem de martyribus dici potest quia cum lacrymis seminauerunt. fortiter enim certauerunt, et in magnis tentationibus fuerunt (s. 31.3). В утешение им Христос тоже проливал слезы: «Чтобы утешить их слезы, Христос перенес их в себя и явил в себе их образ¹⁰ и сказал: Печальна душа моя даже до смерти (Мф.26:38)». Однако это утешение предназначено не только мученикам, но и тем слабейшим членам Церкви (infirmioribus), которые не могут сносить праведные труды с такой же бодростью, как, например, апостол Павел (s. 31.3). Однако причины этих слез все–таки еще не выяснены, и объясняет их Августин только в § 4, не без некоторого заметного усилия.

2. Причина слез для всех вообще – это известная худость человеческой жизни, та худость, которая заставляет плакать даже младенца, выходящего на свет из материнского чрева (этим образом, заимствованным прямо или опосредованно из поэмы Лукреция «О природе вещей» (5. 222–227), Августин пользуется как символом тяжести людской жизни и в толковании на Пс.125): «Как же не плакать на этом злом пути, раз даже младенец с того начинает… приходя из тьмы на свет, он умеет плакать, а смеяться не умеет» (s. 31.4). Эта злоба жизни, как становится ясно из дальнейшего, состоит во множестве бед и несчастий и в непостоянстве счастья. Таким образом, причиной слез может быть и просто осознание несчастья человеческого состояния, осознание падшего состояния во временной жизни. Но Августин еще задержится на несчастьях неправедных, бессознательных людей. Счастье и несчастья людей зависят от их привязанности к вещам временным, в принципе недостойным, во всяком случае не имеющим отношения к вечности: «Ведь жизнь наша здесь такова, что если ей радуешься, то смотри, как бы она тебя не обманула. Когда плачешь, проси, чтобы тебе выбраться. И приходит испытание, и проходит испытание».

Августин перечисляет наиболее распространенные причины таких слез: потеря имущества, потеря свободы (в тюремном заключении), потеря близких.

Здесь уже совершился переход от темы слез, сопровождающих духовное сеяние, к слезам от боли вообще, слезам, которые общи у праведных с неправедными. Поэтому вполне уместен вопрос: чем же отличаются слезы праведника? Тем, что он осознает общее несчастье людей, состоящее в несознательной зависимости от преходящих вещей: «А отчего плачет праведник? Прежде всего, обо всех этих людях: праведный справедливо оплакивает тех, кто плачет бесплодно. Плачет о плачущих, плачет о смеющихся, потому что и те, кто плачет о тщетном, плачет напрасно, и те, кто смеются о тщетном, на горе себе смеются. Праведник же плачет и от того, и от другого – а значит, он плачет больше».

Итак, слезы праведника, сеющего в этом мире, – это, во-первых, слезы, вызванные бедствиями, общими для всего человечества; во-вторых, осознанием падшего состояния; в-третьих, слезы жалости к людям, которые лишены этого осознания.

3. В § 5 и 6 причины слез праведников уточняются и выражаются в таких формулировках, которые будут впоследствии воспроизводиться в других местах, где будет цитироваться стих 5 или 6 псалма 125. Праведник плачет не тогда, когда делает добрые дела, но когда «в молитве вверяет их Богу». Почему? Потому что его молитвы – это «молитвы странствующих, молитвы труждающихся в пути, воздыхающих о вечной родине». Значит, это слезы тоски по родине – вечному Иерусалиму, слезы плача от пребывания в странствии. Далее, в § 5 Августин еще раз отметит значение слез как признака sanctum desiderium.

И наконец, последняя причина этих слез, неотделимая от прочих утеснений в земной жизни и от желания вернуться на небесную родину, – это оскорбления со стороны тех, кто этого желания не разделяет и даже насмехается над его упованием. Это состояние Августин часто описывает при помощи цитаты из Пс.41:4, в котором отражена печаль человека, борющегося с насмешками других людей из–за того, что он испытывает жажду Бога, нелепую на их взгляд. Стих Пс.41:4 используется здесь Августином, как и во многих других местах, для «описания жажды Бога, которую невозможно вполне утолить здесь, а также ощущаемой христианином невозможности показать другим людям того Бога, которого он возлюбил»: «Живите праведно, ходите по пути Господнему, и смотрите, что вам придется услышать: «Где Бог твой?» Если услышите это, будете счастливы; если скажете это – несчастны. Ведь когда мы защищаем христианскую веру, а в ответ нас спрашивают: «Ну вот, имя Христово проповедуется повсюду; почему же множится зло?» – то разве тем самым не говорят нам: Где Бог твой? Кто слышит эти слова, стенает, ибо кто говорит их, погибает». Эти слезы, слезы тоски о Боге, не лишены сладости, как показала М. Дюлаэ в статье, посвященной слезам в «Исповеди»¹¹ , потому что они утешают человека, они «утешили стенающего, напитали алчущего». Такие слезы – залог и доказательство присутствия и действия в человеке Духа.

Стихи Пс.125:5–6, как уже было сказано, цитируются у Августина многократно и всякий раз толкуются в одном из смыслов, предложенных в проповеди 31. Приведем список наиболее интересных случаев цитирования: Толкования на псалмы 6:11; 36 (3).11; 83:10; 120:1–2; 127:10; Проповеди 11.3; 102.4–5; 313D (= Guelfer. 27), § 3; 335A. (= Frang. 6), § 2–3; 358 (= Morin 5), § 2; Рассуждения на Евангелие Иоанна 15:32; О граде Божьем 21.24.

Но все эти случаи – цитирование Пс.125:5–6 лишь по ходу изъяснения других мест Писания или для подтверждения той или иной мысли. Только в одном еще месте августиновского корпуса этим стихам уделяется особое внимание: это комментарий собственно на Пс.125.

Если попытаться определить место того пассажа толкования на Пс.125, который посвящен интересующим нас стихам среди других упоминаний стихов Пс.125:5–6, то нужно будет отметить, что более всего значения здесь придается раскрытию смысла «семян». В толковании на Пс.125 в связи с семенами речь идет только об одном: о добрых делах, которые состоят в милостыне, но понимаемой так широко, как ни в одном другом произведении Августина, и равняются по содержанию тому, что можно назвать «делами милосердия» (opera misericordiae). Весь текст § 11–13 толкования на Пс.125 – это увещание к доброделанию. Августин сам сознает это и в конце этого пассажа даже объявляет, что призыв к делам милосердия был «программой» всего толкования на Пс.125: «Этим псалмом мы хотели побудить вас к делам милосердия». Несмотря на то что на первый взгляд здесь воспроизведены уже известные нам мотивы, мы попробуем показать, что именно это изъяснение смысла стихов 5 и 6 – самое глубокое и тонкое.

Прежде всего следует обратить внимание на то, что, как и в проповеди 358А, семена толкуются здесь не просто как «добрые дела» (bona opera), но как «дела милосердия» (opera misericordiae). Это не значило бы ничего, если бы дальнейший ход рассуждений не показывал (и словами, и композицией), что сущность сева составляют не дела как таковые, но порождающее их милосердное расположение, которое настраивает волю человека на творение добра. «Сейте, сколько можете. Но, говоришь ты, у тебя мало возможностей. Однако добрая воля–то есть? Подобно тому, как все твои возможности были бы ничто, если бы не было доброй воли, также, если и нет возможностей, не печалься, раз есть у тебя добрая воля» (Толкование на Пс.125:11).

В связи с этой темой «доброй воли» к набору цитат, обычно сопровождающих Пс.125:5–6, прибавляется здесь еще одна: «Мир на земле людям доброй воли» (Лк.2:14, где в латинском тексте – hominibus bonae uoluntatis). «Мир» же при этом предстает как обозначаемое «жатвы»: «Ведь что ты сеешь? Милосердие. И что жнешь? Мир». Несколько далее, уже на примере конкретного доброго дела (раздача Закхеем половины своего имущества), Августин употребляет наряду со словом «(bona) uoluntas» слово «caritas» – «любовь»: «Великая воля была у Закхея, великая любовь», – тем самым показывая, что любовь и составляет сущность «доброй воли», порождающей дела милосердия. Несколько позже то же слово «любовь» будет употреблено при упоминании самомалейшего по видимости доброго дела – поднесения чаши холодной воды, и цель этого – показать, что даяние это столь же значительно, как щедрость Закхея и как жертва вдовы, вложившей в сокровищницу две лепты: «Так вот, если тот, у кого она (чаша воды. – С. С.) есть, даст тому, у кого нет, то он дал столько же (если, конечно, дал от полноты любви), сколько вдова дала двумя монетами, сколько Закхей половиной своего достояния» (Толкование на Пс.125:12).

Это – единственное у Августина место, где «семена» 125–го псалма связываются именно с любовью, где сущность их раскрывается как любовь. Более того, здесь эта тема связывается с темой церковного единства, единства, сплачивающего верующих в церковном теле: «Так и держится тело Христово, так сплачиваются и соединяются члены–братья любовью и узами мира, когда каждый предоставляет, что имеет, неимущему; что он имеет, тем богат; тем, чего у другого нет, этот другой беден. Так заботьтесь друг о друге, так любите друг друга. Думайте не только о себе, думайте и о нуждающихся вокруг вас» (Толкование на Пс.125:13).

Итак, данное изъяснение «сеяния» добрыми делами представляется самым широким и самым глубоким их всех текстов, где цитируются стихи Пс.125:5 и 6. Оно самое широкое, потому что в ней показывается все разнообразие добрых даяний: одаривание деньгами, предоставление материальных благ, служение своей телесной силой, услуга советом. Она самая глубокая, потому что дает видеть за этим разнообразием сущность благого даяния – любовь, и цель благого даяния – соединение во Христе.

Есть только еще один мотив, который Августином часто упоминается в связи с размышлениями о милостыне, но который отсутствует в толковании на Пс.125: это мотив прощения грехов, которое приравнивается к милостыне и даже превосходит ее по духовному достоинству¹². Но этот вид даяния стал у Августина предметом целой серии проповедей (205–210), которые требуют отдельного рассмотрения.

Итак, последние два стиха Пс.125 приобрели в экзегезе Августина особый смысл: из гномического высказывания, обещающего награду за временные страдания, они превратились в призыв к доброделанию, понимаемому в самом широком смысле слова, источником которого является любовь, и наградой за которое будет единение с Благим Подателем блага.

Ниже мы приводим перевод специально посвященной Пс.125:5–6 проповеди 31, выполненный по изданию: Sancti Aurelii Augustini Sermones de Vetere Testamento / C. Lambot, ed. Turnhout, 1961 (Corpus christianorum. Series Latina; 41).

1. Псалом, который мы поем Господу, кажется, подходит святым мученикам; но если мы члены тела Христова, каковыми мы и должны быть, мы должны понять, что он относится и к нам. Сеющие в слезах пожнут в радости. Идущие шли и плакали, сея семена свои; приходящие же придут с весельем, неся снопы свои. Куда они идут и откуда приходят? Что сеют в слезах? Что это за семена? Что за снопы? Идут – на смерть, приходят – от смерти. Идут – в рождении, приходят – в воскресении. Сеют добрые дела, жнут вечное воздаяние. Стало быть, сеемые нами семена – это все, что мы сделаем доброго, собираемые нами снопы – то, что мы получим в конце. А если добрые семена – это дела добрые, то почему «со слезами»? Ведь «радостного даятеля любит Бог»¹³.

2. Тут сперва посмотрите, возлюбленные, как эти слова более всего относятся к блаженным мученикам. Ибо никто не отдал более, чем те, кто отдал самих себя, как говорит апостол Павел: И себя самого я отдам себя за души ваши¹⁴. Они отдали себя самих, исповедуя Христа и исполняя с его помощью то, о чем сказано: Ты сел за великую трапезу; знай, что таковое подобает тебе приготовить¹⁵. Это та великая трапеза, от которой мы принимаем тело Христово и кровь. А слова таковое подобает тебе приготовить изъяснены апостолом Иоанном: Как Христос положил за нас душу свою, так и мы должны полагать души за братьев¹⁶. Вот сколько они отдали. Но разве они погибли, раз они получили от Господа уверение в безопасности даже волос?¹⁷ Погибает ли рука, где не погибает волосок на руке? Погибает ли голова, где не погибают волосы на голове? Где не погибает веко, погибает ли глаз? И вот, получив столь великое уверение, они отдали самих себя. Поэтому давайте сеять добрыми делами, пока есть время, памятуя слова апостола: Кто скудно сеет, скудно и пожнет¹⁸. Неустанно, – говорит он, – пока есть время, будем творить добро всем, более же всего своим по вере¹⁹. И еще говорит: Делая добро, не станем унывать, ибо в свое время пожнем²⁰. Кто падет духом в сеянии, не будет радоваться при жатве.

3. {Некоторые немощные христиане сеют в слезах.} Почему же «в слезах», если все наши добрые дела должны быть в радости? О мучениках–то можно еще сказать, что они сеяли со слезами. Они отважно сражались и были в великих скорбях. Чтобы утешить их слезы, Христос даже перенес их в себя и явил в себе их образ и сказал: Печальна душа моя даже до смерти. Однако же, братья мои, мне кажется, что Глава наша явила сострадание к более немощным своим членам, чтобы немощные члены как-нибудь не отчаялись о себе и не сказали, что они, выходит, не принадлежат Богу, потому что, если бы принадлежали, радовались бы. Поэтому прежде Христос сказал: Печальна душа моя даже до смерти. Отец, если возможно, да минует меня чаша сия²¹. Кто это говорит? Что за власть, что за немощь говорит это? Послушайте, что Он говорит: Имею власть положить свою душу, и имею власть снова принять ее. Никто не отнимет ее у меня, но я положу ее и снова возьму ее²². Эта власть была в печали, когда делала то, чего не делала бы, если бы не хотела. Ибо он это делал по собственной власти, а не по природной неизбежности; оттого что сам восхотел умереть, а не оттого, что иудей смог его умертвить. Итак, он явил в себе образ немощных членов своего тела. И возможно, о них–то и сказано: Сеющие в слезах пожнут в радости, – то есть о тех, кто понемощнее. Ведь не в слезах сеял великий глашатай самого Христа, когда говорил: Я отдаюсь в жертву, и время отшествия моего настает. Состязанием добрым я состязался, забег довершил, веру сохранил; теперь ждет меня венец правды (венец от снопов!), который воздаст мне Господь, праведный судья, в день оный²³. Он как будто бы говорит: «Воздаст мне жатву Тот, Кому я сам себя отдаю в сеянии». Это, насколько мы можем понять, братья, слова ликующего, а не плачущего. Разве он был в слезах, когда это говорил? Не был ли он подобен радостному даятелю, какого любит Господь? Итак, отнесем эти слова насчет немощных, чтобы не отчаивались и те, кто сеял в слезах: хотя они и в слезах сеяли, минует боль и стенание; минует печаль конечная, приходит радость бесконечная.

4.{Каким образом все сеют в слезах} Впрочем, возлюбленнейшие, вот как, мне видится, может относиться ко всем то, что сказано: Сеющие в слезах пожнут с радостью. Идущие шли и плакали, сея семена свои; приходящие же придут с весельем, неся снопы свои. Послушайте, если с Божией помощью мне удастся изъяснить, как может это относиться ко всем: Идущие шли и плакали. Как только мы рождаемся, начинаем идти. Ибо кто стоит? Кто с тех пор, как только родится, не вынужден ходить? Родился младенец, растет – и идет, конец тому – смерть. А в конце наступает время приходить, но уже с весельем. Как не плакать всякому здесь в этой злой жизни, когда даже младенец с того начинает? Когда ребенок рождается, он вроде бы вырывается из тесноты утробы в широту этого мира, из тьмы выходит на свет, – и, однако, выходя на свет из тьмы, он плакать умеет, а смеяться не умеет²⁴. Ведь жизнь наша здесь такова: если ей радуешься, смотри, как бы она тебя не обманула. Когда плачешь, проси, чтобы тебе выбраться. И приходит испытание, и проходит испытание. И смеются люди, и плачут люди, и над тем, от чего они смеются, плакать бы нужно. Но один плачет от убытка, другой от притеснений, потому что его посадили в темницу, третий плачет оттого, что потерял кого–либо из самых дорогих ему людей, – один от одного, другой от другого. А отчего плачет праведник? Прежде всего, обо всех этих людях: праведный справедливо оплакивает тех, кто плачет бесплодно. Плачет о плачущих, плачет о смеющихся, потому что и те, кто плачет о тщетном, плачет напрасно, и те, кто смеются о тщетном, на горе себе смеются. Праведник же плачет и от того, и от другого – а значит, он плачет больше.

5. {Молитвы праведных со стенанием.} Но «придут они с ликованием, неся снопы свои». Видишь поэтому, что праведный человек радостен, когда делает доброе дело? Он и в самом деле радуется. Ибо «радостного даятеля любит Бог»²⁵. Когда же он плачет? Когда представляет Богу свои добрые дела в молитве. Псалом этот призван был представить молитвы святых, молитвы странствующих, молитвы труждающихся в пути, воздыхающих о вечной родине, пока не утешились, увидев ее, те, кто сейчас оказался в печали. В самом деле, братья мои, пока мы в теле, мы странствуем вдали от Господа²⁶. Если странник без слез, значит, он не тоскует по родине. Если тоскуешь о том, чего нет у тебя, проливай слезы. Ибо отчего ты можешь сказать Богу: «Положил я слезы свои пред взором твоим»?²⁷ Отчего ты скажешь: «Стали мне слезы мои хлебом день и ночь»? Они стали мне хлебом: утешили стенающего, напитали алчущего. «Стали мне слезы мои хлебом день и ночь». Отчего? «Когда говорят мне ежедневно: Где Бог твой?»²⁸ Какой праведник не проливал этих слез? Кто не проливал, тот не скорбел о том, что он странник. Как осмелится прийти на родину тот, кто не воздыхал вдали от нее? Не ежедневно ли говорят нам: «Где Бог твой?»²⁹ Учитесь, братья мои, учитесь быть из числа немногих. Живите праведно, ходите по пути Господнему, и смотрите, что вам придется услышать: «Где Бог твой?» Если услышите это, будете счастливы; если скажете это – несчастны. Ведь когда мы защищаем христианскую веру, а в ответ нас спрашивают: «Ну вот, имя Христово проповедуется повсюду; почему же множится зло?» – то разве тем самым не говорят нам: «Где Бог твой?» Кто слышит эти слова, стенает, ибо кто говорит их, погибает.

6. {Слезы благочестивых сравниваются с плачем нечестивых.} Есть слезы благочестивых, есть слезы святых: на эти слезы указывают их молитвы. Хорошо трудится человек, и весел он. Плачет и для того, чтобы хорошо трудиться, плачет и потому, что хорошо потрудился. Плача, он добивается доброго дела; плача, он представляет Богу доброе дело, которое он сделал. Часты слезы праведных, но в этой жизни. Разве так же будет на родине? Почему на родине не так? Потому что «приходящие придут в веселье, неся снопы свои». Приходит блаженство – и разве возвращается слеза? Ну а те, кто здесь напрасно плачут, напрасно смеются, те, рассеянные в своих похотениях, стенают, когда их обманывают, веселятся, когда они сами обманут. И они плачут на этом пути, и они плачут, но не в веселье. А «приходящие придут в веселье, неся снопы свои». Что собирают те, кто ничего не сеял? Они ведь пожнут, но только то, что сеяли. Так как посеяли терния, пожнут огонь, и идут они не от плача к смеху, как святые, которые «идущие шли и сеяли, бросая семена свои, приходящие же придут в веселье»: нет, эти пойдут от плача к плачу, от плача со смехом к плачу без смеха. Ибо что с ними станет? Куда они идут по воскресении? Не иначе, чем как сказал Господь: «Свяжите им руки и ноги, и извергните их во тьму внешнюю»³⁰. Ну а что же после? Будет тьма, а боли не будет? Может, они будут чувствовать ощупью, но не будет им больно? Не будут видеть, но не будут и терзаться? Нет! Не только тьма там будет, не только будет отнят вид того, чему они радовались, но будет дано то, что заставит их стенать вовеки. Так что пусть не сочтет за малость тьму всякий преступник, всякий, кто обычно из–за своих злых дел и из–за прелюбодейных утех не только не боится тьмы, но и ищет ее, кто обычно больше радуется, если погаснет светильник: не такая там будет тебе тьма, чтоб ты в ней радовался, чтоб ты в ней веселился, чтоб ты радовался в ней плотским утехам, не такая там будет тьма. А какая? «Там будет плач и скрежет зубов»³¹. Истязатель там без устали, истязуемый без роздыху. И тот, кто истязает, не устает, и тот, кого истязают, не умирает. Так что будут вечны слезы тех, кто так прожил жизнь, будут вечны радости святых, когда «приходящие придут в веселье, неся снопы свои». Ибо когда настанет время жатвы, они скажут Господину своему: «Господи, с твоей помощью мы сделали все, что ты приказал; воздай же нам то, что ты обещал».

S.A. Stepantsov (Moscow State University)

Saint Augustine of Hippo often quoted the last verses of the 125^th psalm and several times meditated its content in his tractates and sermons. The author of this article examines a selection of these citations, in which the verses are not only quoted but also, both directly and indirectly, commented upon. In his exposition of the Epistle to the Galatians, Augustine merely mentions the fact of the possibility of a spiritual understanding of the passage. The most thorough and most complete exposition of this passage is found in Augustinés 31^st Homily. This exposition is actually more thematic than exegetical. The main points of this homily include the idea of an explanation of the various reasons for tears shed by people during their earthly lives (the tears of martyrs, the tears deriving from earthly pains and sorrows, the tears of a just man separated from his God). But the most profound interpretation of these psalm verses is found in Augustines's exposition of Psalm.125 (11–13). Here Augustine enumerates all the good actions which he considers to be symbolized by the idea of sowing (almsgiving, aid rendered through deed, aid rendered through word, the mere desire to render aid). At the same time, Augustine does not develop in this exposition the idea of forgiving offences as a type of almsgiving. On the other hand he reveals the essence of good works as charity and the Goal of those who practise good works as the union of the faithful soul with Christ. The author includes a Russian translation of the 31^st homily at the end of his article.

1. Dulaey M. 2003. Le «Confessioni» di Agostino (402–2002): Bilancio eprospettive. Roma, 2003, pp. 230–231.

2. Fitzgerald A. 1989. Signum Pietatis. Festgabe fur C. P. Mayer. Würzburg, 1989, pp. 445–459.

3. Rondeau M.–J. Les commentaires patristique du Psautier (IIIe–Ve siècles). Rome, 1985.