Краткая записка о раскольнических слободах, монастырях, вновь возникших сектах и прочих тому подобных

Учинена при Саратовском архиерейском доме единоверческим иноком Мельхиседеком Якубовским по приказанию Преосвященного Иакова, епископа Саратовского и им исправленная. 1837 года, июля 1 дня.

В окончании жизнеописания Нижегородского архиепископа Иакова, помещенного в Душеполезном Чтении за 1910 г.¹, я упомянул, что из числа исторических сочинений по расколу, написанных пр. Иаковом или поправленных им, имеется любопытная рукопись: «Записка о Саратовских раскольничьих слободах, и т. п.», причем я и обещал напечатать эту записку.

Составитель этой записки был единоверческий монах Мельхиседек, уроженецюго-западного края и с молодых лет бродивший по старообрядческим монастырям разных «упований».

Самое интересное место в этой записке есть, бесспорно, описание Лужковского согласия, получившего свое начало в 1822 г. в посаде Лужках.

Надо заметить, что несмотря ни на усилия православных миссионеров, ни на запечатание церквей, благодать Божия, как писал в 1845 г. в своих записках протоиерей Тимофей Александрович Верховский, не коснулась еще сердца Лужковцев и он скорбел душой о грубости нравов жителей посада Лужковцев.

«И ночью в Лужках», – продолжает о. Верховский, «мне не спалось. Так грустно было на душе за мрачные и неприветливые события в Лужках! Что оставалось делать? Идти по домам с проповедью на устах, значило бы идти на прямые оскорбления, которые пожалуй, могли повести и к преступлениям уголовным»²…

Не малый интерес представляет и описание Саратовских сект и лжеучителей Кабаковской часовни перекрещенцев-новоженов, о которой уже упоминалось в биографии преосвященного Иакова.

Прочитав описание сект, в большинстве наполнявших Саратовский край, представляется понятным полная осведомленность преосвященного о состоянии раскола во вверенной ему епархии.

Ан. Титов.

I. О местах, где списатель И. М. Якубовский родился и первоначально находился, равно и о монастырях. – II. О восхищении списателевом, взирая на старину. – III. О лужковском деятновском согласии. – IV. О выходе списателя из Турции. – V. О вновь возникшем споре в согласии. – VI. О прибытии иеромонаха Мельхиседека в Одессу и паки из Одессы в г. Таганрог. – VII. О таганрогской мнимопрефальной Фекле безпоповщинского согласия. – VIII. О цимлянских сектах и поморянском лжеучителе Никите. – IX. О скитах Обливного острова на Дону. – X. О пятиизбянской мреже. – XI. О забольском согласии. – XII. О лжеучителе Иване Федорове. – XIII. О вступлении иеромонаха Мельхиседека в Саратовскую губернию и о дубовских молоканах. – XIV. О других дубовских сектах. – XV. О секте отцовщине. – XVI. О поступлении иеромонаха Мельхиседека в единоверие. – XVII. О замеченных иеромонахом Мельхиседеком вредных книжках. – XVIII. О секте левлянах. – XIX. Об аминовщине. – XX. О безаминовщине. – XXI. Об отцовщине. – ХХII. Об отчаянных. – XXIII. О бальчужных. – XXIV. О балтовских хатосогласниках. – XXV. О случившемся в г. Балте любопытном случае. – XXVI. О раскольнической изговорке. – XXVII. Об опровержении на оную. – ХХVIII. О климовском согласии или обществе.

По урожденности Якубовского в герцогстве Варшавском, с начала юных лет находился он в краях польских и литовских, поближе к Белоруссии где, как известно из истории, с давних времен водятся тайные волки, по апостолу Павлу, не щадящие словесных овец, то есть раскольнические беглые попы, лжеучители и исчадие их кривотолковщики, уставщики, под паствой коих и он, Якубовский, с своим родителем состоял; бывал при молениях в их неблагосклонных церквах, часовнях и прочих молитвенных домах беглопоповской ветковской секты.

Отколь по ревности своей достигал и Малороссии, там же маловременно был в тамошних Стародубских до 30 и вящше раскольнических слободах и монастырях. Показанных мест, как припомнит, в Белороссии лужские монастыри: Лаврентьев, Пахомов, Новоникольский и прочие скиты мужские и женские, при тамошних раскольнических слободах состоящие.

Въ Малороссии, Черниговской губернии, мужские монастыри: Никольский, Красный борон, он же и дальняя полоса; Клинцовские, – Покровско-Митьковский,Никольско-Свяцковский. Скиты мужские: Воронковский и Лужковский наподобие монастыря.

Монастыри женские: Успенско-Клинцовский, Казанско-Климовский. Пустыньки: Воронковская, Лужковская, Митьковская, Зыбковская и прочие. Оным подобные почти при каждой слободе есть и все оные, равно и Добрянский женский монастырь, по беглому священству разных согласий. Две безпоповских обители, при слободе Злынке состоящие, из коих одна довольно большая, а другая поменьше оной. Якубовский, как припомнит, в сущем еще малолетстве, выйдя обще с отцом своим вовсе из пределов герцогства Варшавского в Россию и в скорости затем лишась родителя, проживал по разным местам России, и почти всегда ходя, по немогутству своему в здоровье, по разным монастырям, приобучил себя к славянским письменам.

По достижении возраста бывал за реками: Днепром, Бугом, Днестром и Прутом, также по разным местам где, как и выше показано, находится множества раскольнических слобод и часть монастырей, в них церквей, часовен и прочего тому подобного, из коих о главных упоминает: за Днепром Киевской губернии пустынно Никольский мужской и весьма не в дальнем расстоянии от оного таковой же женский Чернобольский, в 35 верстах от оных, – Ильинско-Терентьев большой скит мужской и тут же, не поодаль таковой же женский Залешенский. Они все стоят в больших черных лесах. Два больших монастыря, – мужской и женский Черкасские, отстоящие от первых в 400 верстах, над самым Днепром вниз.

За Бугом, – Никольский мужской и таковой женский, Куреневские, Каменец-Подольской губернии; за Днестром, – Серповский мужской Бессарабской области и за Прутом в Молдавии мужской и женский монастыри Мануйловские. Ходя обще с раскольниками по церквам и часовням, взирал Якубовский на внешность раскольнических церемоний, восхищался, смотря на старинное по тем местам украшение, радовался старопечатным и письменным книгам, и словом сказать, всему их устрояющему, чрез посредство оных и личных, раскольническими лжеучителями действий, льщению. А того не знал, что в тех же самых книгах есть, от святых и великих вселенских учителей, предварительное учение, из коего с Божией помощью ныне, дознавши отчасти, на пользу себе и другим привожу здесь³.

«Но, что глаголю о книгах и местах? Во время гонения мучающии и телеса мученик держат, и стражат, и ранят, убо святы ли тех руки, понеже телеса святых держаша? Да не будет. И руки, убо телеса святых держаша, скверные пребывают за то самое, понеже держаша зле. Письмена же держаще и святых бесчестящие не мнее, нежели мучащий телеса мучеников честным сего ради будут, и како не последнего бессловесия сие есть». Ниже: «Что убо свят ли будет Серапидов храм книг ради? Да не будет, но оные убо имут свою святость. Месту же тому не подают, ради сходящихся скверности, тоже убо и сонмище вменяет, аще убо и кумир не стоит тамо? Но бесове живут в месте том». Ниже: «Тамо бо наго и проявлено есть нечестие и удобь не привлечет, ниже прельстит ум имущего и целомудрствующего. Зде же глаголюще: Богу поклонятися и идол отвращатися, и пророки имети и почитати. Глаголы сими мною устрояюще льщение простейшая и бессмысленная без сохранения во своя влагают сети». Можно бы и еще к оному довольная показать, но дабы не умножить сим сию записку и не сойти иногда с тропы описания замеченных сект, оставлять более того вмещать. Чувствуя притом, аще кто похощет благоразумно рассудить, а не завистью и от того может довольно уразуметь еретическое и раскольническое ухищрение и льщение, а если вопреки, то хотя ему со всей земли снеси книги, то не разумети ему учения⁴.

Когда находился Якубовский за Прутом в Молдавии при тамошнем раскольническом Мануйловском монастыре, то по приглашению черного попа Мануила беглого отправился с ним в Бессарабскую область в портовый город Смешно-Тучков, где перейдя границу в 1830-м году, вступили Якубовский и поп Мануйла в турецкие пределы Бабадасской области, где остановясь жительством на острове Попине Милане, разили в тамошнем раскольническом ските некрасовских иноков с тем намерением, чтобы побывать и во Иерусалиме. Вскорости, затем в том ските, по случаю болезни, Якубовский пострижен в соборную мантию в инока, с наречением имени Мельхиседек, тем же попом Мануйло.

Оный Мануйла, узнавши там, что некоторые некрасовские казаки, подобных ему попов, по усмотрению поведения, иногда отправляют в реку Дунай в надежде, что они могут чрез сие быть мучениками, оставя Мельхиседека, отправился паки в Молдавию уже на г. Галац.

Оставшись Мельхиседек на острове Попине, приобрел себе друга бельца, по имени Павел, коему сделал доверие в наставлении его ко спасенному пути, поскольку Павел преклонных лет, который по времени начал опровергать секту некрасовского согласия, которая состоит наравне с ветковской сектой с тем⁵ только различием, что в первой все раскольники остригают власы на главе без останка. Поставлял Мельхиседеку на вид Лужковско-пеятновскую секту и утверждал от писания оную за правильную, поскольку он, Павел, той пеятновской секты есть потаенный отрывок.

Мельхиседек, гнавши прежде сию секту, весьма вредную, хотя во оправдание свое и показывал Павлу от книги о Мессии правдивом друиванной року 1069-го, пророчества 18, листа 133, о трояком антихристовом пятне, но впрочем, чрез наводимые Павлом всегда разные толкования, оставался в большом сомнении.

Мельхиседек в юных летах побывал посреди самого стана Лужковско-пеятновского согласия или секты, а потому и припомнил, что оная секта по внешности более называется Лужковская, поскольку между стародубских раскольнических слобод есть таковая под названием Лужки. По внутренности же именуется та секта пеятновское согласие, самое плодовитое семя к поддержанию всех раскольнических сект, ибо в прочих сектах и согласиях хотя и беглые попы, но явленные местному правительству, а пеятновского согласия попы вовсе есть потаенные и никому не ведомые, кроме своих, поскольку не дают о них знать никакому начальству и не запрашивают от епархиальных епископов справок для того, чтобы отнюдь не было на них архиерейского благословения, от коего они при вступлении в оное согласие отрекаются и проклинают.

Желающих принимают в сие пеятновское согласие таковым порядком: пришедший к ним человек первоначально поучается в их вышеупомянутом ските семипоклонному началу восемь дней, в чем увидя его не упорным, дозволяют ему стоять при мнимой их церкви у красных дверей на паперти. Потом чрез несколько дней, остригши ему власы на главе кателкой по-посадски, если мужского пола и огласивши его, допускают в число таковых внутрь церкви. А затем, по довольном испытании, написав ему проклятие на все духовные греко-российской церкви тайнодействия, равно и раскольнические секто-согласия с признанием притом, что во всей поднебесной одна их только есть Лужковская церковь истинная, соборная и апостольская, приводят то во исполнение чрез посредство лжепопа своего. Он, вместо якобы древнего мира, от простого деревянного масла налагает на теле, присоединяющегося к ним, по всем чувствам пеятна в знак, – старой переправы, подтверждая ему, что с сими только пеятнами и троекратном прежнем его погружении крещении, коего одного только погружения он, при вышеописанной клятве, не проклинал⁶, в царство небесное души входят, поскольку они за сии пеятны даже и от раскольников других согласий претерпевают гонение нареканием и укоризной.

Сия секта хотя и с давних лет влечется, но в историях обстоятельно не вмещена, почему Мельхиседек, объясняя оную, паки возвращается на первое.

Когда прошел слух в турецких владениях о всемилостивейшем прощении на свободный выход из Турции в Россию новонекрасовцам и прочим людям, то Мельхиседек инок и Павел белец, видя, что прочие им подобные, с острова Попина уже разошлись, кому куда рассудилось, согласясь между собой и испрося у Господа Бога помощи, оставили Попинский скит, переправились через Дунай в числе прочих пассажиров и явились на карантинную Смайло-Тучковскую площадь, где по выдержании карантинного времени, первый вышел в Россию 1835 года в апреле месяце, а последний в карантине умре и там погребен мортусами при отправлении над ним молдавским попом погребения. По выходе из-за границы в г. Смаило-Тучкове в тамошних женских пустыньках, в коих проживают и некоторые старцы и иноки, кроме довольного числа белиц и прочих близ Смаилова местах рассмотрел инок Мельхиседек, что все проживающие там раскольники на прежней же старинной опаре раскольничества поднимаются. Побывши в церкви, некрасовским раскольническим обществом вновь выстроенной каменной, с дозволения высочайшего и таковой старой деревянной другого общества, получив достаточные словесные сведения от появившихся там из иргизских мест Саратовской губернии раскольников, что якобы у них на Иргизе самая старинная христианская вера хранится в тамошних монастырях, не медля в Смаилове получил паспорт и отправился оттоле на города: Кишинев, Бендеры, Тирасполь и Одессу с тем намерением, чтобы пробраться на Иргиз для рассмотрения показанной веры.

По всем оным городам и сверх того и слободам, есть довольное число раскольников прежних сект. Но, как между оными заметил инок Мельхиседек вновь возникшее согласие, то оное обстоятельно здесь и описует под таковым названием: «О вновь возникшем споре-согласии».

Под городами Одессой и Тирасполем стоят две большие раскольнические свободы: первая Маяки под Одессой, а последняя Плоское под Тирасполем, не в дальнем расстоянии. В них жители, – одни раскольники без изъятия, Чернобыльской секты. Но не так-то давно последовал между ними непримиримый спор, так что плосковцы решительно признали маяковцев отступнико-еретиками по нижеследующему случаю.

Маяковцы, иные по незнанию, а другие якобы скудости ради священства приняли к своей церкви черного беглого попа Боголепа, который служа в оной, выполнял все их требы. А после оказался единоверческим, самовольно отлучившимся, под видом православного иеромонаха в Маяки прибывшим, поступившим в единоверие из числа раскольнических иноков, где и рукоположен во священноинока. Плосковцы признают его за то совершенным отступником и новым еретиком, равно и все его по маяковской церкви действия еретическими, и со времени дознания о жизни его, Боголепа, а также после уже смерти и до днесь, ни под каким видом Маяковских не пускают в свою церковь быть при богомолении; словом сказать, ни в чем касательно веры и ядения отнюдь не сообщаются, разве кто из Маяковских объявит свое желание утвердить московских мнимое мнение касательно попа Боголепа. При полном собрании московского общества в присутствии их попа и диакона беглых, кои всегда в них не переводятся, отречется и проклянет все действия Боголеповы; в те поры производят плосковские белые поп и диакон над ним новую, по своему вкусу, переправу в крещении, и если Боголепом венчан (что у них иногда часто по нужде случается), то и в перевенчании вновь, и потом допускают тогда в свое таковое безумное, просто сказать, согласие.

При сих обеих церквах всегда существует по одной жилой пустыньке, состоящей из нескольких келий, в них проживают старцы, белицы и бельцы престарелые, да еще небольшой особый мужской есть скит в пяти верстах от Плоского, вновь открытый при виноградных отчасти кустах; в нем бывает жильцов человек до 10-и, и вящше иноков и бельцов.

Прибывши инок Мельхиседек в Одессу, обратил свое внимание более на единоверческие церкви, коих там три; из них одна Успенско-часовенная, в недавнем времени приняла обще, с некоторыми прихожанами, благословенное священство, чему не знавши до сего случая крайне Мельхиседек удивлялся и перед тамошними раскольниками, кои имеют еще две часовни, – деревянную и каменную, оправдывал единоверие и признавал спасенным, за что часовенные крайне оставались в сомнении и отчасти недовольными сим случаем, поскольку не один еще часовенный инок им того не говорил. Однако, советовали Мельхиседеку побывать прежде на Иргизе (узнавши от него, что он туда стремится). В Одессе Мельхиседек имел беседование, с известными уже местному начальству, скопцами и молоканами, о коих обстоятельно прописывать оставляет.

Переменив, где следует, вновь паспорт, отправился из Одессы с случившейся оказией по тракту на город Таганрог. Во время сего пути случалось ему, Мельхиседеку, иметь разглагольствование с молоканами двух сект, т. е. Воскресенской и духоборской, селившимися на «молочных степях» отдельными слободами, о которых также оставляет подробно описывать, кроме только, что признает их отрывками древних ересей иконобория. В город Таганрог прибыл инок Мельхиседек июле месяце 1835 года. Здесь отыскал два только раскольнических дома, из коих один поповской Чернобольской секты, а другой безпоповско-поморской филлиповского согласия.

Хозяева последнего узнавши, что инок Мельхиседек ищет спасенного пути, приглашали его в свое согласие, однако с тем, чтобы вновь ему принять крещение чрез посредство их келейной пожилой девицы, которая ими почитается за равноапостольную префальную Феклу. Только с той разницей, Мельхиседек говорит, что настоящая св. равноапостольная первомученица Фекла префальная, как он из жития о ней в книгах написанного видит, быша благочестиво-православная, за Христа Спаса добльственно пострадавшая и ныне таковая ликовствует в полках св. мучениц. А та мнимая Таганрогская Фекла, – есть раскольническая под клятвой святых отец седыми вселенских и девяти поместных соборов состояще пребывающая, поскольку, будучи неповивальная благословенная бабка, да и никакая, без благословения перекрещивает людей и младенцев, крестит и творит сие дело самочинно.

Да хотя бы и благословенная повивальная бабка была бы, то кроме великой нужды, в рассуждении слабости младенца, погрузить троекратно в воде предоставляется или благословляется ей то учинить, а не перекрещивать крещеных людей троекратным погружением водой и духом, в каковом их приглашении Мельхиседек, отозвавшись несогласным, через неделю выступил из Таганрога по тракту на город Ростов, что на Дону.

Прибывши в Ростов, имел беседование с одним только торгующим благородным казаком Иваном Федоровичем Гусельщиковым и почтенной его женой Дарьей Ивановной в их доме при Гнилой станице, стоящем над самым Доном, и узнал все от них обстоятельно о тамошнем раскольническом чернобольском согласии, какового согласия и Гусельщиковы есть. Они имеют у себя в Ростове одну часовню и по случаю смерти попа их беглого, ожидали в то время вновь такового из киевских или чернобольских ростовских монастырей, по имени Василия, белого, из Костромской епархии, в недавних годах бежавшего. Не заметя, впрочем, ничего любопытного, отправился далее.

Прибыл в скиты, находящиеся под Цымлянской станицей между виноградными садами. Тут он обрел старцев, бельцов, инокинь и белиц разных прежних старинных сект. Имел почти со всеми беседование и между ними в поморском ските отыскал потаенного лжеучителя, по имени Никита, с коим познакомясь, занимался особо от всех разговорами, с намерением узнать его учение, каковое он, по времени и открыл.

Лжеучитель Никита, из числа донских казаков, почти с малолетства веру держит поморскую. Жил в Злынской безпоповской обители стародубских слобод, отколь возвратясь на Дон, живет уже здесь потаенно и перекрещивает по Дону, и где случится народ всех согласий, даже и поморских, и кто бы только пожелал, за то, что крещены они без приглашения при троекратном погружении в воду, в окончании молитвы последнего пункта: и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

А он, Никита, крестит так: крещается раб Божий N во имя Отца. Аминь, и Сына. Аминь, и Святого Духа и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь, – без чего, как подтверждает Никита, крещение истинное быть не может.

Любопытство заставило инока Мельхиседека упросить оного нового лжепроповедника Никиту, при бытности его, подействовать своим учением на беглопоповской секты людей. На что согласясь, Никита и получив в награду от инока Мельхиседека полтину сребра, отправился обще с ним в хутор пониже Цымлянской станицы, в пяти верстах состоящий.

Вошли они там первоначально к самому поповлянскому знатоку, кой, увидя нечаянно прибывшего к ним их согласия инока Мельхиседека, обрадовался, созвав в свой курень несколько стариков и старух; приглашали его быть со стороны их при разглагольствовании с Никитой за посредственника, поскольку он их признает за еретиков. Но Мельхиседек сказал им, что он его мнению на первый раз делает уступку, объявив притом, если заметит при разглагольствовании неистовство Никитино, то в те поры не упустит сделать, елико Бог ему поможет, подать к оправданию своего согласия совет поповлянам, а до того будет без всякого посредственника. Поморянин Никита первее сделал поповлянам задачу, что они не умеют настояще положить семипосолонного начала с настоящим выговором: Боже милостив… и прочего, а не только знать веру опытно. Он сие доказал тем.

Поповлянин-знаток, когда начал класть начал, то по простоте сердца своего не мог сделать настояще по уставу такового, а Никита произнес писанное в законе: «Проклят всяк, творяй дело Божие с небрежением» и прочее тому подобное; признавал поповлян самыми ближайшими участниками с великороссийской церковью, говорил разные, якобы за ней состоящие, богословные вины и все поповской секты действия сильно опровергал, чем привел поповлян в такое сомнение, что сделались все они безответными. Две женщины тогда же начали просить Никиту идти с ними на реку Дон, близ того хутора протекающий, и погрузить их, то есть окрестить.

Мельхиседек инок, по просьбе поповлян, пошел в особый курень, подал со стороны своей совет по сему предмету и говорил поповлянам: «Если вам не будет в тягость, наградите, во-первых, Никиту серебром или медницами, а потом, если возьмет, то вы в те поры остановите его (и Мельхиседек под своим присмотром безотлучно из куреня) и требуйте от Никиты ясного «от писания» доказательства в том, – есть ли или были ли таковые случаи, чтобы после семи вселенских соборов и девяти поместных кто-либо из неосвещенных, то есть простецы, без благословения епископского или иерейского самочинно не только крестили, но троекратно или как ни есть погружали ли младенцев, исключая благословенных повивальных бабок, равно и прежние до соборов не священники, крестившие народ по причине тогдашних гонений на христиан. Святые брали ли в запас златницы или медницы и прочее».

Обнадежил притом инок Мельхиседек поповлян, что поморянин Никита противу сего останется в ответе тощ, повергнет взятое вспять и отыдет от них посрамленным. Что наконец и последовало самим делом и вещью.

Поморянин Никита сильно имел на Мельхиседека в том подозрение, но не мог настояще утвердить оного, ибо последний во всю там свою бытность просил первого окрестить его в дому, как он знает. А между тем, дознал от него и прочих, что Никита того же 1835 года в каких то донских хуторах окрестил по своему вкусу человек до 50-ти и вящше, обоего пола, разных лет, за что и получил за каждую душу по полтине серебра.

Там же в цимлянских скитах престарелая старица, дончиха, бывшая жена хорунжего, сильно остается в сомнении в рассуждении раскольнических сект, поскольку своими глазами неоднократно видела, как подобная же ей инокиня вместо запасного Агнца напутствует людей от пирога крошками, о чем пересказывая иноку Мельхиседеку, указала и ту инокиню, в то время возвратившуюся в те скиты из стародубских слобод обще с казацким сыном слепым, оженившемся ею. В тех слободах о тамошней раскольнической девице, умеющей читать и петь, добавляет Мельхиседек, что он, бывши в их кельях, слышал и видел, что той вовсе слепой казацкий сын умеет всю Псалтирь наизусть и поет по старообрядчески напевкой весьма искусно.

Оставя означенные скиты и приобретенного было поморского лжеучителя Никиту, приступает Мельхиседек показать еще другие любопытные случаи, а именно.

Когда он прибыл на Обливной остров в тамошний большой скит, от Михайловской верхней станицы верстах в восьми состоящий, в оном отыскал двух согласий раскольников.

Иргизского согласия инока Памва с прочими старцами, бельцами, инокинями и белицами, евангельскими дочерьми; инокиню Александру Уральско-прикащшовой сочинительницу вредных книжек на Иргизе, из каковых инокиня Дионисия в том ските за первую настоятельницу, а девица Васса уставщицей или головщицей клироса.

Лужковско-пеятновского согласия меньшая часть против иргизского.

Все они живут порознь по кельям. Он почти со всеми имел разногласие, поскольку сами приходили к нему, Мельхиседеку, узнавши что он ищет спасенного пути. Лужковско-пеятновского согласия бельцы и белицы сильно приглашали его поступить в их согласие, услыхавши от него, что он был в юности своих лет посреди самого стана лужковской секты.

Под Пятиизбянской станицей, по правую сторону Дона, между больших гор разметана порядочная раскольническая мрежа из нескольких келий и посреди оных большая часовня. В ней находятся на всегдашнем пребывании бельцы и белицы разного возраста и Рецкое обоего пола частное раскольническое училище.

Мрежником при той мреже инок, схимник, якобы на Иргизе постриженный⁷, который хотя уже и преклонных лет, но весьма удачно управляет той мрежой. Ибо, живя там более двадцати лет, захватил немалое число людей из прочих донских мест и должно быть, прямо отправляет души оных во дно адово, если которых не постигнет особое Божие милосердие, прежде разлучения души от тела, выскочить из той мрежи и пристать к берегу Святой Единой Соборной и Апостольской церкви, поскольку тот инок схимник тайный есть волк по апостолу, кроме звания, ибо звание или чин тому не прилично.

Рассмотревши инок Мельхиседек поаккуратнее означенную мрежу и проторгнувши оную, яко в паутине кривотолкований раскольнических сплетенную, истинным святым писанием с Божией помощью начал извлекать из оные на берег истины, близ живущих нее донских казаков и казачек, о чем узнавши, мрежник хотя и прилагал все меры заплатить паки проторжение мрежи неистовым своим толкованием, но оставался без успеха, по причине душевной его слепоты. А слепец слепца может ли водить? Никак, ибо от писания того не видно.

На вопрос извлеченных инок Мельхиседек советовал им идти к той чаше и в ней хранящемуся непорочному Агнцу, которую указывают грамотным святое Евангелие, а безграмотным и всему роду человеческому св. великий пророк и Предтеча Креститель Господень Иоанн перстом на иконе, под названием по старообрядчески, Дейсусах.

Каковой совет, бывший на сей случай из скита лучше, недалече от означенной мрежи состоящего, некоторые бельцы Лужковско-пеятновского согласия, признавая справедливым, доказывали притом, что таковая чаша с Агнцем находится только в одной Лужковской церкви, имеющей два крыла орла великого, а далее нигде.

Что иноку Мельхиседеку оставалось при таком разе делать? Однако, по милости Божией, отозвавшись к тем Лужковским согласникам с вопросом: «Где же таковая чаша прежде находилась, как еще Лужковской слободы и прочих ей подобных, равно и в них ныне состоящих церквей вовсе не было?», требовал на то единого от писания довода, но они, оставшись в ответе весьма бездоказательны, представляли только одно к своему оправданию раскола, что их Лужковская церковь, имея, как выше значится, два крыла, должно быть отколь ни есть прилетела, полюбя Лужковскую пустыню, якоже в Апокалипсисе о том пишет.

Каковой глупый их толк выслушав, инок Мельхиседек предлагал им донити в свою Лужковскую мнимую митрополию о витебских заболех, кои с давнего уже времени, по-видимому, должно быть, не сей ли вашей церкви ищут. Ибо Мельхиседек, бывши и между оными, припомнил подобное же оному тому толкование тех заболей, то не учинит ли та мнимая митрополия со стороны своей по сему предмету особого распоряжения к дальнейшей вашей гибели.

Лужковские скитяне, равно и участники Пятиизбянской мрежи, услыша об оных заболях от инока Мельхиседека, и как о забольском согласии вовсе не знают, неотступно просили его им обстоятельно пересказать.

Инок Мельхиседек видя, что по случаю встретившихся обстоятельств, чрез которые слушавшие, при сем разе то и другое, остаются в сомнении, предрассудил, что просьба лужковских согласников подлежит к подобательному удовлетворению, решился пересказать о заболях следующим порядком.

Забольское согласие есть особая отрасль от старого корня безпоповского раскола. Оно распространило свои ветви по губерниям Витебской, Гродненской и прочим тамошним местам отрывками.

По случаю разных раскольнических толкований чрез посредство списков, повсюду между раскольниками разметанных о времени века сего, согласники оного полагают, что почти со времен святейшего патриарха Московского Никона, церковь Христова, имевши два крыла орла великого, улетела от них куда то так далеко, что они и следа ее найти никак не могут.

А потому, следуя примеру своих предков, решительно утверждают, что надо забывать правила церковные и службу, а помнить только единые пять слов, о коих великий апостол Павел написал⁸.

Инок Мельхиседек слушающих предварял: «Внятно ли вам заблуждение сих несчастных?» Говорил притом, что апостол Павел хотя и написал «о пяти словах», но вовсе несходно забольскому толкованию, ибо «хощу», рече, «пять слов умом моим в церкви рещи, да иных пользую, нежели тьму глагол языком глаголати».

Видите, в церкви хощет рещи и иных пользовать. А рещи в церкви когда можно? Вероятно, тогда только, когда правила церковные выполняются и служба епископами и иереями производится в ней, а не другими какими самочинниками, имеющими подобно Озии царю проказу⁹, но и вящше той; поскольку та проказа всем видима была, а сия не всем удобь видима, но им же дано есть видети. Поскольку прельщающимся и уже прельстившимся на большую погибель, а целомудрствующим умом и православной христианской верой на больши воздаяние, если не прельстятся. Бог попустил первым самочинникам носить таковую проказу духовно, невидимо, а только внятно и с толкованиями самими вещами, а не иначе как.

Внемлите, слушатели! Озия царь, будучи во всем пред Богом праведен и не послушал одного священника, како вельми пострада и чрез него, за не изгнание из града, Бог гневашеся на иудеи: престави пророчество и не бе тамо Духа благодати до лета, в неже умре Озия царь.

Еретики же и раскольники не только одного лица православно-духовного, но многих отец семи вселенских и девяти поместных соборов, равно и нынешних православных архипастырей и учителей не слушают. Не больше ли того постраждут? Верно больше, хотя сего всем явно телесными очами и не видится. Ибо «тогда проказа бе телесная, а ныне проказа душевная ищется»¹⁰. Почему вперившим всегда ум в житейские прелести мира сего неудобоятно бысть таковым.

И ни тогда пользовать иных теми пятьми апостольскими словами, когда службы в церкви покончивши в свое время не производятся, и стоит церковь запертой замками. Почему апостол не написал, что он хощет рещи те слова иногда и вне церкви? Но написал: в церкви хощет рещи. На изобличение кривотолковщиков и невежд, упившихся раскольничеством, так апостол написал. Если бы по апостолу, научающему нас со страхом и трепетом, соделывали свое спасение и к тому внимали бы писанию: «Что велия есть премудрость на обстоятельные вещи взирати, их же ради применения премудрый творити может» и прочая¹¹… то, вероятно, все упорствующие истины ощутили бы свое возношение, впряженное в колесницу слова фарисея разрешенным от оной, поскольку Бог есть действуяй, еже хотети и еже действовати по благоволению Его.

Прекратя сим, дополнил, что заболи формально ничем от церкви не заимствуются, кроме, – иногда тайны брали, да и то весьма редко, ибо они сопрягаются бесчинно, и поживя несколько да иногда и детей приживши, по случаю каких-либо между собой неудовольствий, разделя детей, друг друга оставляют. Детей же, вновь рожденных, иные сами погружают в воде, т. е. крестят, а другие и без оного остаются до самой смерти.

Выслушав все вышепроизнесенное, лужковские и пятиизбянской мрежи участники просили, наконец, инока Мельхиседека известить их из Иргиза письмом.

Через несколько дней после сего прибыл под Пятиизбянскую станицу в Лужковский скит книгопродавец и лжеучитель, безпоповско-поморско-новоженского согласия Саратовской губернии, села Золотова гость, по имени Иван Федоров Московский. И между разговорами подтвердил о перекрещенных Никитой поморянино-донским до 50-и и вящше душах, коих Федоров, проезжая при сем обратном пути, исправил наложением на перекрещенных епитимьи шестинедельного канона и в надежде остался, что они разумом и мыслью возвратятся на первое, якобы спасение, новоженское крещение, поскольку они первые крещены без выговора: и ныне, и присно, и во веки веком¹².

Федоров-Московский, проживая здесь одни сутки, хотя и стремился испустить яд своего учения, но оставался без успеха, поскольку инок Мельхиседек предварял познать прежде плоды его, по апостол и тогда прислушаться его глаголам, писанием утверждаемым.

Как же коснулись до плодов по внешности им собранных и в кибитке его хранящихся, то и оказался он тайным волком, почему лужковцы и прочие объявили ему поскорее от них выезжать.

Инок Мельхиседек, сверх объясненных случаев, довольно заметил разностей между раскольниками и существующих там прежних скитов, иноков строящих, но за долготу и излишность оставляет об оных описывать, а приступает к составлению сообщения читателям, хотя и о той же породе раскольников, но в других уже обстоятельствах и бытии.

Того 1835 года в ноябре месяце первых чисел прибыл инок Мельхиседек Саратовской губернии в посад Дубовку, где имеется главная пристань на реке Волге. Нечаянно остановился в доме молокана Воскресенского согласия.

Хозяин дома, удостоверившись из письменного вида, что Мельхиседек есть странник, отложа сомнение, созвав того же вечера некоторых молокан, возымел обще с последними с ним, Мельхиседеком, разглагольствие касательно вер.

По желанию Мельхиседека и общему согласию предложена была ему большого вида Библия. Он, невзирая на иконоборную их ересь, предваря хозяев, поставил на приличном месте Животворящий Крест Господень, надев на себя все иноческое платье и положа семь начальных поклонов, вслух говорил: «Боже, в Троице славимый и поклоняемый! Отверзи ми уши и очи сердечные услышати слово Твое…» и прочее. А в заключение произнес: «Да будет воля Твоя и милость и на сих, людях! (указывая на молокан) Аминь».

Молокане крайне сему удивлялись, ибо до сего случая нигде они такового примера не видели; о чем перешептуя между собой, просили что-нибудь от Библии прочитать.

Мельхиседек, приискавши 26 псалом, читал, а потом и прочие статейки или стихи, приличные на утверждение красоты церковной, но впрочем, обходился по соборному правилу: ничем их не раздражая. Тем успел обратить их более иметь к нему внимание с такой уже удачей, что предоставлено было ему утрешнего дня побывать при их собрании, поскольку день той бе воскресный. И хозяин дома самый первый их знаток, хотя и из молодых, но уже прореченное святыми отцами избылось над ним¹³.

«Дятел, птица пестра, летает на кедры Ливанские и клюет носом, и где найдет древо мягко, ту и вьет гнездо себе. Тако и дьявол с человеки: в коем видит слабость и небрежение о своей души, ту вселяется и живет, а крепкого бегает и не радит о нем».

Заутра, побывши при означенном собрании, Мельхиседек объявил молоканам: «Елей еретичества да не намастит главы моея!» И обратил свое внимание на другие дубовские секты.

В посаде Дубовке раскольнических сект мог инок Мельхиседек заметить (кроме молоканской): поповскую; Иргизского согласия, безпоповских согласий: Филиппову, Федосеевскую, Спасовщинскую, на два разряда разделившуюся, Новоженскую и Самокрещенскую. Все они, – отрывки прежних сект, в историях уже поясненных, почему Мельхиседек оставляет их подробно описывать, а упоминает только о том, что оные секты напояются учением от лжеучителей: первые из Саратова и Царицына, а последняя из Астрахани от какого-то, как ему сказывали, высокого якобы сочинителя и толкователя Апокалипсиса, старика самокрещенца…

Желательно было иноку Мельхиседеку отправиться в Астрахань для посещения того знатока, но как по письменному виду не имел на то права, направил стопы своя на г. Саратов.

Во время сего пути, случился ему в один путь книгопродавец Михайла Михайлов Зубов Нетовской секты, возвращающийся чрез Камышин и Саратов в Нижегородскую губернию на местожительство. С коим разговаривая, узнал об отцовщине секте, никогда еще неслыханной и Мельхиседеком, которая существует в их Нижегородской губернии местах и прочих таковых, ближайших к оной; редкими отрывками о каковой секте и прочим не знающим ее к сведению на ряду с прочими сообщает.

Секта отцовщина не так-то в давних годах прозябла и по замечанию инока Мельхиседека, – от древнего корня Савельева неистовства; первее одним отростком, т. е. толкуя, что Бог Отец, как есть всему начало и вина, то Бог и Господь Сын без воли Отца что может ли дать? Никак, а потому поклоняются единой только Отчей ипостаси и во всем просят. Впоследствии же времени, от того уже отростка возникла еще и другая отрасль. Толкования вопреки первому утверждаются, что помимо Бога Сына, Единородного Отцу, невозможно Бога Отца просить, поскольку за пренебрежение Сына не послушает и не даст, почему последние поклоняются единой Сыновней ипостаси и просят. Но, впрочем, оба сии согласия Триипостасное Божество исповедуют. Сие тем доказывается, что они Символ веры при молении читают, но от церкви ничем формально не заимствуются, по причине таковой, ибо поступают в сии согласия все престарелые старики и старухи.

В г. Камышине только две секты: одна поповская Иргизского, а другая Филипповского согласий. Равно, инок Мельхиседек, при сем пути, довольно заметил раскольнических отрывков, но спеша в Саратов, не занимался дальнейшим рассматриванием, ибо он всех их признавал ветвями двух древ раскольничества, в Саратове и на Иргизе укоренившихся. Предрассуждал, как недалече уже расстоянием от укоренения оных, то лучше заняться рассматриванием от произрастания корней раскола. С тем намерением и прибыл в Саратов в первых числах декабря того же 1835 года.

Он остановился квартирой в доме поповлянина, от коего узнавши, что все Саратовские поповляне одного Иргизского согласия, то и обратил свое внимание, во-первых, на древо безпоповства, следующим порядком.

Был раз до трех у лжеучителя Кабановой часовни, по имени Афанасия Антонова Московского, имел с ним довольное разглагольствие о разных сектах, а кольми паче об его согласии Филипповском. Потом у другого, Гаврилы Васильева, Федосеевского согласия, один раз по причине вчиналища его, за 8 верст от города по Московской дороге и прочих некоторых знатоков. И видя их самочиние и свирепствующую на них проказу, зашел в единоверческую Всех Святых церковь, в доме, Саратовского 1-й гильдии купца, господина Горбунова, послушать богослужение, каковое в то время, к его счастью, производил единоверческий архимандрит Платон.

По окончании богослужения, когда инок Мельхиседек явился лично к оному архимандриту, то с большой радостью он его приветствовал и затем позволил ему, Мельхиседеку, побывать, в подведомом архимандриту Платону на Иргизе, Воскресенском монастыре.

В котором я же, Мельхиседек, по благословению, возвратившегося в оный означенного, архимандрита Платона, остался для дальнейшего рассмотрения богослужения в монастыре. Между тем, видя удобный случай, занимался чтением Священного Писания и по книге «Кормчей» соборных правил обдержных и смотрительных, наконец признал по оным единоверие правильным, по особому увещанию архимандрита Платона; чрез поданное ему прошение изъявил свое желание принять единоверие и остаться в числе тамошних иноков, принявших уже единоверие, о чем и представлено от него на рассмотрение епархиальному епископу.

Имевши инок Мельхиседек партикулярное письмо, порученное ему на донском Обливном острове старицей Дионисией и головщицей клироса белицей Вассой, для доставления на Иргиз в девичий Успенский монастырь матери их евангельской, инокине Александре Уральско-прикащиновой; по случаю его отправки, по благословению настоятеля архимандрита Платона, паки в г. Саратов для ходатайствования по своему делу, пошел он выше по Иргизу для доставления письма.

Во время пути, инок Мельхиседек, заходя к раскольникам, замечал вредные книжки вновь возникшего сочинения о политических событиях на оскорбление высочайшей фамилии всероссийского престола, выпускаемые инокиней Александрой Уральско-прикащиновой с товарищи.

Он положи сие во хранилище сердцу своему, прибыл лично к означенной инокине А. Уральско-прикащиновой и поруча ей прописанное письмо, выжидал со стороны ее, чем она к нему отзовется.

По случаю бывших на сей раз в ее кельях двух раскольников, из коих один из села Суховки Ерофей Гаврилов, а другой мельник Иргизского Никольского монастыря, прежде сего с иноком Мельхиседеком видевшихся, рекомендовавших ему сию инокиню Александру важнейшей сочинительницей и не малого ума прозрительницей будущего; по просьбе коих раскольников, инокиня Александра, доставши из полки книжку своего сочинения, подобного вышеописанным книжкам, которую читая, начала рассуждать.

Инок Мельхиседек, не став много слушать и удостоверившись тем, предварял инокиню Александру покаяться, как следует по закону, в том ее неистовстве; сам отправился из тех мест обратно мая 9 числа 1836 года.

Видя важность дела, доставши три книжки упомянутого сочинения, из коих одна, – подлинник инокини Александры и ее почерка руки, явясь в г. Саратов, представил оные его преосвященству Иакову, епископу Саратовскому и Царицынскому и Кавалеру, на рассмотрение в октябре месяце средних чисел того года.

Во время преследования, по означенному предмету, инок Мельхиседек дознал о нижеследующих раскольнических сектах, как-то:

Левяновская секта есть отрывок Спасового согласия; но только по причине возникшего вновь толка состоит с первым вовсе в раздоре, ибо левяне при молении по лестовке и без оной, при выговоре молитвы обнося руку при крестоограждении, полагая оную на левое плечо, говорят: Сыне Божий! С таковым притом исповедованием, что сия левая сторона есть правая, и та самая, на коей Бог Сын сидит со Отцом на престоле Славы и в день Страшного Суда Божия будут по ту сторону предстоять только одни праведные; во поклоне оканчивают: помилуй нас.

Если же не так и не с таким исповедованием молится, то не есть истинный христианин и прочее, противное Символу и писанию, толкуют.

Аминовская секта¹⁵ потому именуется, что согласники ее, когда молятся также по лестовке или и без оной, то за каждым поклоном говорят, – аминь и тогда поклоняются, утверждаясь на малом катихизисе святейшего патриарха Иосифа Московского, главе 6-й, после 6-го артикула, лист 17-й. Сверх того еще они, читая учительное Евангелие праздничное или недельное слово 55, в 8-й день сентября, лист 392, подразумевают, что аминь относится к похвале Пресвятой Богородицы.

В слове же написано так: «Егда же бысть отроковице первое лето, сотвори Бог Отец пир отроковицы ради, приведе же и оную ко иерееви и благослови ю глаголя: Боже отец наших, благослови отроковицу сию и дай же ей имя именито и вечно во вся роды земные. И реша вси людие, да будет, аминь».

Безаминовская секта¹⁶, основываясь на книгах Кирилла иерусалимского и священноинока Дорофея, на статьях о молитве, молясь по лестовке, не говорят никогда аминь, – поклоняются.

Вовсе безкрещиванская секта¹⁷ есть вновь возникшая, не имеет никакого вида крещения водой и духом; и если кто пожелает с ней примириться, т. е. поступить в сию секту, то должен оный, пред собранием некоторых лиц сей секты, объявить добровольно, что он от учиненного кем ни есть над ним крещения отрекается и признает не крещением, но осквернением паче, и все над ним действуемое отвергает, яко еретическое. Тогда позволяют ему положить семипоклонный начал одному, а потом и все вообще уже с ним положат таковой и говорят ему, что Господь тебя де Сам окрестит, – не тужи, а молись Богу и благодари, что он открыл тебе разум познать истину.

Все означенные секты, – вновь возникшие, а потому и в историях прежних не прописаны; они от церкви ничем и не заимствуются.

Секта, вовсе отчаявшаяся во спасении, есть отрывок самокрещенского согласия, но только вновь отдельно расколом стоит против первых, поскольку первые чают спасение улучить, а сии последние согласники остаются вовсе в отчаянности получить таковое. Сие доказывается из книги лжеучителя их, еще в живых в г. Саратове находящегося, Тимофея Васильева Бондарева, под названием: «Вопросы и ответы», об истинном условеце, о папе римском и о нынешнем царе, и об Илии и Енохове приходе, под № 19-м, полученной иноком Мельхиседеком от того Бондарева.

В лице: 93 и на обороте 94 листов¹⁸ между прочим написано¹⁹: «Яко в нынешнее лукавое время во всей поднебесной нигде на земле, ни под землей не проповедую ни спасения, ни жизни вечной». Ниже: «Не точию же ныне, но и в самое благочестивое и спасительное тихое время при самых благочестивых пастырях».

Утверждаясь, по-видимому, на сем, пребывают, яко им же несть разума.

Укоряют в той же книге прочие секты или расколы, или и самих раскольников, так: ин бо именуется поморянин, ин же Федосеев, ин Филиппов, а иной Бальчужный.

Титло бальчужного согласия заставило инока Мельхиседека дознавать, отколь оное имеет свое начало, в чем и не остался без успеха.

В недавних годах прибыл в г. Саратов из г. Балты, Каменец-Подольской губернии, раскольник старик разноименный тамошнего хатновского согласия. Проживая в Саратове по садам и буеракам, утверждал свое хатновское моление, как ниже будет значить; и склоня из числа саратовских раскольников некоторых на свою сторону, молился с оными и порознь. И далее, более разнесся между раскольниками об оном молении слух. Почему? To есть, потому что разноименный пришел, как выше значится, из г. Балты. От прочих согласников прозваны таковые Бальчужными. Разноименный же видя, что весьма мало принимают его учение, чрез что и более еще и потому что нельзя должно быть ему было завести здесь, по своему толку, потаенное беглое священство, каковое в Балте водится, удалился отсель паки обратно в течение весны 1836 г.

Каменец-Подольской губернии в г. Балте достаточно имеется старообрядцев поповской чернобольшой секты и публичную большую деревянную часовню, и при ней всегда беглого попа, местному начальству известного, старообрядцы имеют.

Впоследствии времени, в недавних годах некоторая из оных довольная часть раскольников, желая превыше тех жить самочинно, купили близ Балты садовые и огородные места, по тамошнему названию Ляды, по которым, а иные и по собственным таковым, понастроили хат, вошли в оные на жительство, как-то: старицы или инокини, старухи и молодые белицы, вдовы и девушки грамотные. Некоторые старики и помоложе люди, под видом пустынножительства, расположились по хатам, как кому рассудилось.

Между тем, оставя упомянутую свою часовню и мнимое пастырство, гнушаясь оным за то, что оное известно местному начальству, по случаю забратия о них от епархиальных епископов справок, завели по хатам своим отдельное вновь богомолие, чтение и пение, потом весьма потаенное лжепоповское беглое, на подобие Лужковско-плетновского, чем самым привлекли к себе в согласие и прочих балтовских постоянных жителей.

Что видя старцы тамошнего Курениевского раскольничьего монастыря, прельстясь некоторые на таковое самочиние, выйдя из оного, присоединились к означенному Балтовскому хатновскому согласию и остались между означенными вовсе на жительство с особым уже толкованием своего согласия.

Почтенные читатели! Инок Мельхиседек доводит до сведения, последовавший в Балте любопытный случай, а именно:

Один балтовский раскольник, торгующий и достаточный человек капиталом и прочим, но знать разумом скуден, читая всегда старопечатные книги, обрел в них такой текст, что по оному мог удостовериться о пришествии Господнем, – второе на землю судить живых и мертвых; в той самый день, когда случатся на один день Благовещение и Пасха Христова, о чем заметя по зрящей пасхалии назначенный день, марта 25-го, публично всем сказывал, что точно в сей день, каковой того года и случился быть, не так-то в давних годах, будет пришествие Господне и Страшный Суд.

Дождавшись Страстной седмицы Великого поста, вырыл на кладбище большую яму и в Великую субботу с вечера, забрав жену и детей из дома, приведя на кладбище, влез с оными в ту яму, одевшись в одеяния, как подгребают, легли все рядом и ожидали Страшного Суда Божия до того времени, покамест утрешнего дня, то-есть на праздник Светлого Христова Воскресения. Дети со слезами начали требовать пищи, каковые алкали до самого почти вечера.

Видя раскольник, что обманулся, возвратясь в дом, в коем еще оставался другой его брат, не согласившийся с ним на то, уничтожив святые иконы и книги, продав свою часть имения и должно быть, стыда ради, уже выехал из Балты в г. Кишинев вовсе на жительство, где еще и до днесь в живых находится, но только уже ничему писанному в книгах не верит.

Раскольники, как всем известно, в оправдание своего раскола всегда, при всяких случаях и пред всеми людьми говорят, что они претерпевают с любы гонение за веру и будто бы правительство духовное и гражданское только имеет внимание на одних их, а за прочими де сектами или согласиями не смотрят, а кольми паче за православными ничего не видят, хотя что между ними и возникнет, то не есть де им никакого запрещения.

Инок Мельхиседек, ревнуя справедливости, признает означенную раскольниками произносимую изговорку вовсе несправедливой, служащей единственно к оболганию правительства, поскольку он совершенно видит и понимает, что на все согласия или секты, и кроме раскольнических, как-то: на молоканские, скопческие, жидовствующие, духоборские и прочие тому подобные, отделившиеся или отторгшиеся от святой церкви, и затем противящиеся ей и словом сказать, на все неистовства, невзирая ни на какое лицо и веру, хотя бы какие ни есть и из православных выдумки или толки заводили бы, и по оным начали бы чинить необыкновенные собрания, правительства, – духовное и гражданское, – обращают, по долгу обязанности, должное законное внимание и употребляют все меры делать к общему благу, а не к обиде или гонению за веру.

Он, Мельхиседек, поставляет всем означенным и раскольникам на вид нижепрописывающееся вновь возникшее из православных людей Климовчинское согласие, в историях еще не видное, о котором уже по Саратовской духовной консистории другой год и дело производится.

Климовчинское согласие или общество, собрание, получило сие титло, потому что художника оного звали Семен Климович, кой уже умер не более от списания сей истории двух лет.

Оный художник Семен Климович был житель Саратовской губернии, Балашовского округа, села Засетского, помещика господина Устинова первостатейный крестьянин. Состоял в должности бурмистра, грамоту знал хорошо. По расторопности своей имел в разных местах и в Москве именито-хороших друзей; по случаю проживания помещика его в Москве, часто езживал в оный столичный город, где или инде от своих друзей изучился художества по предмету сего согласия, под видом толкования священного писания учений. И по времени, ощутивши в себе плод того древа толкований учения, начал показывать оный первым ближайшим своим засетским знакомцам, а потом и далее, чрез что мало-по-малу разнесся по тем окрестностям села Засетского по тайности слух, по которому, приходя к нему Семену Климовичу в дом, желающие слушать то учение и при нем случающееся пение псалмов и песней духовных, начали мало-по-малу присоединяться, так что уже в течение пяти лет составилось согласительное малое собрание, но все еще по тайности.

Видя художник оному успех, назначил некоторых из присоединившихся своими учениками под гадательным понятием оных, которые отлучаясь от своих местожительств по своим домашним надобностям в какие ни есть места и города Саратовской губернии, с дозволения учителя своего, делали о нем при случаях посторонним людям рекомендацию касательно его чтения и пения, и желающим, сколько могли, показывали и самой вещью с особым заверением, что он, якобы по богоугодному своему житию, может исцелять беснующихся, сновидения отгадывать и отчасти будущее знать.

Сие все якобы подтвердилось и самим делом, но инок Мельхиседек предваряет Святым писанием себя от книги Маргарита, 1-го слова на иудеи, листа 65-го, в лице 13-й строки: «Аще ли когда попущающу Богу, получать некоторое исцеление яко человецы, во искушение твое попущение бывает…» и прочее, – изволяяй да чтет в книге. А потому не емлет тому веры и не прилагает к тому сердца ни малейше. Однако совершенно наслышан, что будто бы чрез те его действия, назад тому пятнадцать лет, как пришло в огласку, ибо и в г. Саратове возникло было, явное посему предмету учения, собрание некоторых здешних граждан, по которому первенствующий человек именуется под окортным названием «климчонок», коего инок Мельхиседек имел счастье, ныне в Саратове, видеть здравствующего еще. И касательно церемониала того собрания, бываемого во время их беседования за книгами, сколько мог дознать, сообщает читателям.

Когда оного согласия лица сойдутся в назначенный между их дом, то во-первых, разложат разные церковные книги, читают оные и толкуют на свою сторону, научаясь притом самовольной нравственности и прочего тому подобного. А хозяин дома, между тем, поставит побольше самовар, а иногда и более, смотря по числу сошедшихся, и прочее приличное к тому приуготовит.

Как скоро услышится шум того орудия, то председящие начинают петь стих: «Слава в вышних Богу и на земле мир«… и прочее, что им рассудится из духовных песен; коим пением удовлетворившись, произнесут наконец: «Гласом моим ко Господу воззвах, гласом моим к Богу и внят ми²⁰.

Хозяин, услыша сие заключение певцов, подает чашки с обыкновенным чаем, начиная от первенствующего при сем разе, а кольми паче если означенный «климчонок» или из числа его со-товарищей на этот случай будет, а потом и каждому согласнику.

Получив все чашки, собравшиеся паки воскликнут песнь: «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних!»… и затем начинают пить чай, и за оным рассуждать и умствовать, не удобь кому другому постороннему понятно.

Весть бо всяк, яко не вся, являемая нам Бога, явно подобает знать. Отверзу бо, рече в притчах уста моя, сего ради и не всем удобоятно есть разумети тайны царствия Божия, амо же дано: прочти же в притчах: да слышаще не слышат и видяще не разумеют.

В какую же сторону они сие говорят, инок Мельхиседек знать не может, ибо на сие требуется ума протологического или иносказательного разума. А он, по своему скудоумию и к тому будучи наук невысоких, заключить ничего не может, а только знает инок Мельхиседек, что вся лежащая во Святом писании уже святыми Отцы протолкована и запечатлена мученической кровью, и во святой церкви проповедуема, и спасения апостольскими преемниками устрояема. Видит и слышит, грядет по силе своей в нее, яко в духовную врачебницу и получа на свою болезнь пластырь духовного лекарства слова Божия, возвращается восвояси, и бывает здрав Богу, е́ помогающу.

Православные христиане! Чувствует инок Мельхиседек, что некоторые сожалеют из вас о моем молчании на счет Иргизских монастырей: Средне-Никольского мужского и Успенского женского, из коих первый присоединен к числу единоверческих монастырей, а последний подлежит к уничтожению, – какие последовали при сих случаях события, то не он сему причиной, а Богу так соизволившу, что не удостоился быть там на лицо при самых важнейших случаях и о том подробных сведений ни отколь не имеет, а потому и сообщить желающим не может.