Первые преемники Августа. Маркоманны. Покорение Британии

Август умирил империи и дал ей твердые формы. В себе соединил он все права народа (хотя собрания народные или тень их были отменены только его преемником) и всю силу войска, которое непосредственно себе подчинил. В то же время восстановил он значение столичного города, давно упадавшее и почти совершенно забытое во время Триумвирата. Сам Август, за исключением весьма недолгих походов, которыми он платил дань воинственному духу народа и воинскому титулу императора, жил постоянно в Риме или около него. Преемники его следовали его примеру в продолжение почти целого столетия. Уже древние писатели заметили различие между первыми наследниками Августа и государями позднейшего времени. Императоры до Нервы получили название двенадцати кесарей. Новые историки повторяют выражение древнее и не понимают характера, который был замечен бессознательной наблюдательностью историков римских. Первый ряд открывается великим Кесарем, второй ряд не менее великим Траяном и продолжается до дробления государства; но преемники Кесаря, властвовавшие в системе Августа, резко отделены от преемников Траяна. Много было тиранов и после Траяна, а имена Августа, Веспасиана и Тита блестят в числе кесарей; но позднейшие века не представляют такого отвратительного ряда³²⁵ государей, как Тиверий, Калигула, Клавдий и Нерон, которых имена обратились в народную притчу. Разница резка и очевидна. Причина ещё не замечена, но не менее очевидна. Кесари были собственно императорами одного города, преемники Траяна были государями всей империи. Первые были воспитаны и погружены в бесконечном разврате Рима, готового терпеть и любить всякого царя-изверга, только бы он тешил праздных горожан бесстыдными празднествами и кормил их даровым хлебом; позднейшие были под опекой всех провинций, требующих охраны и правосудия. Последние кесари были уже назначены не городом, а государством и должны бы были начать новый ряд правителей; но Веспасиан и его сыновья не поняли совершившегося переворота или подчинились невольно обычаю предшественников. Они заключились в столице своей, так же как и прямые наследники Августа, и освобождение государства от столицы, начавшееся действительно после Нерона, совершилось только при Траяне и его преемниках.

Безумный поход Калигулы, короткий поход Клавдия или театральное путешествие Нерона не заслуживают никакого внимания. Перемена системы после Домициана очень ясна. Как не заметили историки просвещённой Европы и учёной Германии? Очень понятно. Они получили в наследство от своих предков-дикарей слепое поклонение городу Риму и не поняли внутреннего раздора государства и столицы. Они римскую державу считали державой одного города и не догадались, что это была только держава римской мысли, воплощённой в области, завоёванной римским оружием. Ошибка, полученная в наследство от Франков, Алеманов и Галлов, была поддержана позднейшими духовными вождями римской общины, запад, несмотря на свою самодовольную уверенность, ещё далеко не освободился от заблуждений, завещанных ему временами тёмного варварства или пробудившегося просвещения. Его история, точно так же как искусство, философия, религия и гражданственность, не оторвались от почвы, на которой выросли; да и быть иначе не могло.

Внутренняя история Рима при кесарях не имеет никакой мировой важности. Семена зла, посеянные прежним временем, приносили свои гибельные плоды; но и начала силы, устраивающие гражданский порядок, не совсем иссякли. Юриспруденция обогащалась новыми выводами и новыми законами, сохранившими своё достоинство и в последующие эпохи. Между тем новая жизнь христианской общины начинала охватывать все концы империи и даже земли, лежащие за её границами. Её строгая важность, её чистота и высокая проповедь давно уже нажили врагов в развратном мире; но самыми ожесточёнными врагами были Евреи, понимающее бессознательно, что вера в Мессию духовного, провозглашённого новыми учителями, уничтожила возможность того вещественно великого и исключительно народного Мессии, которого ждала грубая Иудея. Явились доносы, следовательно, предлоги к казням, увеселениям императорским. Нерон и Домициан увенчали венцом кровавого мученичества последователей Иисуса, пострадавшего на кресте, и новая сила развилась в общине страдавшей, но не ослабевшей в страдании.

Внешняя деятельность империи продолжала являться с прежним величием, за исключением немногих промежутков слабости, происходящей от безумных распоряжений безумных императоров. Легионы проникали в северную Аравию, покоряя её власти римской или обращая жителей в полупокорных союзников, врывались в глубь степей на юг от Египта и в давно забытую Эфиопию, устрашали Парфян, слишком возгордившихся случайной победой над Крассом, подчиняли законам императорским Армению и кавказское пригорье, везде расширяли и укрепляли пределы империи. Война в Германии и последовавшее за нею брожение народов, стремящихся к составлению союзов, имели важное последствие. Соперником Армении был Маробод, человек смелый, властолюбивый и не совсем чуждый римскому просвещению. Побеждённый Арминием, он просил убежища у Римлян и получил область на северных окраинах Паннонии, в стране славянской. Там поселился он с многочисленной дружиной и положил основание новой общине, независимой и опасной для Рима. Дружина Маробода была составлена изо всех народов, враждебных империи, но по большей части из его же соотечественников, Германцев; самоё же устройство и характер государства, им созданного, во многом отличались от древнего строя и быта германских народов. Римские историки нам не оставили подробностей о внутренней жизни царства марободова; но они ему приписывают не власть полководца, какова была временная власть Арминия, и не власть царя-жреца, какая была у родовых начальников германских общин, но власть вполне царскую, как и следовало быть там, где государство созидается не самобытным движением народа, а волей одного человека. Имя его подданных неизвестно до него в Германии; оно и не повторяется нигде в её летописях. Это имя «Маркоманны» есть прямой перевод имени, весьма обыкновенного в славянских областях и особенно принадлежащего той области, в которую переселилась германская дружина при Августе, имени Крайны или Украйны. Наконец, способность этих подданных подражать римским обычаям, подчиняться строгому строю воинскому и, кажется, общественному и характер их борьбы с Римлянами, в которой более заметны постоянство и расчётливая осторожность, чем воинственная отвага, – всё указывает на отношения подобные тем, которые повторялись не раз в истории славянских народов и, между прочим, в России. Маркоманны были той германской дружиной, которая переселилась вместе с любимым и счастливым вождём и составила военное и вскоре правительственное сословие в земле Славян, принявших её волей или неволей. Права народа были, может быть, и не вполне сохранены; но так как по ходу распространения маркоманской власти явно, что многие племена из Славян, непокорённых Риму, приняли Маркоманнов как покровителей, то самая жизнь всего союзного народа должна была носить и очевидно носила сильный отпечаток характера славянского. Сильно было ополчение, сильны союзники; ибо в его дружине сражались и Сенноны богемские (вероятно вытеснившие бельгских Боев), и северные Свевы, и многие другие племена придунайские. Но Рим восторжествовал. Маркоманны покорились и отодвинулись на Север. Позднее восстали они новой грозой; но отношение их к земле, в которой они властвовали, не изменялись: народ оставался по-прежнему славянским, а дружина мало-помалу слилась с ним или была вытеснена проснувшеюся силой славянских общин.

Во всяком случае, труд Германских учёных, отыскивающих народ Маркоманнов, т. е. Краинцев, совершенно бесполезен. Они принимают за народ дружину, принявшую стародавнее имя земли, в которой она никогда не составляла главного населения, и, проглядев самый народ, очень удивляются, когда впоследствии находят, что вся область Маркоманнов вдруг наполнилась Славянами.

Другое завоевание кесарской эпохи имело менее влияния на усиление государства, но зато, более исторических последствий. Британия, только указанная Риму первым кесарем, была мало-помалу завоевана преемниками Августа. Борьба туземцев была не бесславна; но их малочисленность и неопытность не могли долго оспаривать победу. При последнем кесаре (Домициане) теперешняя Англия и большая часть Шотландии покорились, флоты римские обогнули её северные оконечности и дикие острова северных морей, и Кельты, древние старожилы, едва сохранили сомнительную независимость в горных округах Шотландии, от которых Римляне отделили свои владения длинным крепостным валом и рядом твердых башен. Нравы и быт римский укоренились так же легко в Британии, как и в одноплеменной Галлии. Более воинственные семьи (например, полу-иберские Силуры) погибли во время борьбы за независимость, другие полюбили римское просвещение или, по крайней мере, его вещественные выгоды. Исчезли вековые леса; выросли богатые и благоустроенные города в пустынной области; торговля, издавна существовавшая между Вендами гальскими и южными берегами острова, на которых некоторые местности со Славянскими именами (например, Виндомум³²⁶ и др.) обличают уже древние торговые колонии, развилась в большем размере; но вещественное и поверхностное просвещение Рима не создало новых сил в Британии, так же как и в Галлии и в Испании. Первый налёт варваров должен был уничтожить и действительно уничтожил провинцию, когда империя поневоле перестала её охранять. Тогда исчезли и торговля, и строй римской жизни, и большая часть ново-построенных городов. За всем тем кое-что уцелело, особенно в населении городов, избегнувших разрушение. Осталась римская закваска, слишком мало замеченная новейшими историками и вероятно слившаяся в позднейшее время с полу-романским влиянием Норманнов; остались память о торговом сношении с остальным миром и предание, легко подавшее повод к новому развитию торговли при саксонском владычестве; осталось, наконец, просвещение и особенно христианство в формах, чуждых позднейшему западному миру и имевших сильное влияние на духовную жизнь в средних веках. Ученики Апостолов проникли в далёкий север. Общины, следующие новому учению, наполнили мало-помалу всю Англию и, не ограничиваясь пределами римской державы, завоевали кротким оружием слова большую часть Ирландии. На Зелёном Острове, среди грозных волн океана, развилась странная и во многих отношениях прекрасная жизнь для духа человеческого. Не Рим чисто гражданственный и общественно-образованный, но страна, высокоразвитая просвещением личным, Эллада, была центром разливающегося христианства³²⁷; не по путям покорным новой власти Рима, но по древним путям, проложенным в незапамятные века финикийской торговлей и родством кельто-иберских племен, проникло христианство в Ирландию. Эти пути через пустыню Океана укрылись от наблюдательности римской, это распространение христианства осталось незамеченным для остального мира; но множество греческих слов в церковно-ирландском наречии, но форма в ирландском письме, обряды ирландской церкви, независимость её от Рима и стремление её ещё в VI и VII веках к единству с церковью восточной обличают для всякого беспристрастного наблюдателя восточное начало христианской жизни в Ирландии. От этой прямой связи с центром личного просвещения происходила та живая теплота просвещения, которой отличается крайний угол северо-западной Европы в века тёмного варварства; этим сохранением предания о смелости древнего мореплавания объясняется и предание о заокеанических путешествиях вождей кельтских и кельто-иберских, и несомненная смелость мореплавателей ирландских, предупредивших позднейшее бесстрашие Норманнов в Ирландии и в северной Америке.

Свидетельство самих Норманнов явно доказывает существование ирландских колоний на западном берегу Атлантики и даже существование области, носившей название Великой Ирландии в X веке после P.X. и вероятно ранее³²⁸.