Место, принадлежащее христианству в историческом развитии мира
История не судит об отвлечённом достоинстве учения, но рассматривает всякое учение в отношении к его необходимому или разумному развитию. Поэтому она должна признать в христианстве не только торжество учения древнеиранского (основанного на предании), но ещё и окончательное его развитие. Христианство, замыкая собой мир поклонения, свободно творящему духу и мессианских обещаний, разрешило все надежды человечества единым разумным разрешением, отвлекая их от всего случайного и не необходимого. Таков смысл учения и самой жизни Иисуса: они вполне независимы от случайностей исторических и от личного произвола.
Рождение в Иудее или Вифлееме, тридцатитрёхлетний срок жизни, смерть на кресте и т. д. являются, бесспорно, как случайности; но они не имеют никакого влияния ни на развитие учения, ни на жизнь Иисуса. Учение его сомкнуто само в себе и не носит никакой печати, наложенной извне; его жизнь есть только необходимая земная оболочка его учения, без блеска и славы, без великолепной борьбы или великолепного торжества. Самая смерть его на кресте, вдали от учеников, бежавших от страха, и между двух разбойников, представляет какой-то характер равнодушия исторического к добру и злу: она имеет высокое значение для судьбы народа-палача и не имеет никакого возвратного влияния на внутреннее значение христианства. Всё это просто и как будто ежедневно.
Завет иудейского, теперь всемирного Учителя – немного сложен: он заключается в нескольких положениях, не связанных ни с какой местностью, ни с какими внешними условиями. Человек так подобен Богу в смысле духовном, что Бог мог быть человеком. Таким образом, высший дух имеет в себе внутреннее оправдание своего величия, и человек получает внутреннюю возможность бесконечного совершенства. Человечество освобождается от рабства мировых случайностей и от жизненной тягости собственной силой олицетворённого совершенства человеческого, и человек вступает в недра божества посредством добровольного соединения любви с человеком духовно совершенным, т. е. посредством предания своей частной воли в волю человеко-божественную. В этом всё его освобождение, вся его высота, вся его награда.
Мир учения кушитского остался неприкосновенным; но он заключился в логику философских школ. Мир учения иранского получил свой венец в христианстве и уже вне его не имеет никакого смысла. Он весь связан с идеей единого разумного Мессии. Иудеи, ожидающие другого, полного блеска и силы, облечённого в пышность власти, знания, бессмертия и всей торжествующей случайности, отрицают бессознательно самую идею мессианского предания и поэтому уже не имеют никакого значения в историческом мире.
Иудей после Христа есть живая бессмыслица, не имеющая разумного существования. Оттого-то в наш век нет просвещённых жидов: они переходят немедленно в философскую школу и делаются явными противниками своего народного значения и своих религиозных преданий.
Другой народ, по преданиям еврейским и отчасти своим, брат Израиля по крови, но менее чистый в смысле семейном или начале духовном, Измаэлиты и Исавляне, народ, бесспорно сохранивший память об общем учении и потом много принявший духовных начал от Евреев, представил своего Мессию несколько веков после народа израильского. Явление Магомета есть, бесспорно, одно из самых важных происшествий исторических; но воинственный проповедник Аравии погружает снова человечество во все бессмыслие случайности, и эта случайность безысходна, ибо она обнимает всю загробную будущность. Магометанство исчезает; народы, ему последующие, сходят с исторического поприща, и одно только христианство продолжает управлять миром силой своей внутренней и логической полноты.