Начало Рима

Около начала VIII столетия до P.X. беглецы албанские основали миродержавный Рим.

Бесполезно было бы искать самого года, в котором положено основание великого города. Первоначальное его летосчисление, очевидно, не представляет положительных данных и содержит смешение сказочных преданий с подлинной историей, но смешение такое сложное и неправильное, что нельзя и думать об отделении истины от вымысла. Должно только ловить самый характер сказания и отнюдь в нём не предполагать мифа, который совсем не входит в Римскую историю. Она не всегда верна истине, но всегда движется в круге чисто человеческом и не представляет никаких символов небесных или чисто религиозных, как ранняя история народов востока и даже Эллады.

Самое имя Рима – Рома было по всей вероятности только названием бытовым, под которым скрывалось название таинственное, искажённое с намерением для отвращения враждебных заклинаний или без намерения от позднейшего смешения племён.

Что не от царя Ромула прозвался город Рома, в том свидетельствует уменьшительная форма царского имени, показывающая уже существование полной и коренной формы. Так как теперь никому не нужно заклинать богов-хранителей Рима, критика может остаться довольно равнодушной и к его настоящему имени, и к настоящему имени его Пенатов. За всем тем достойно замечания, что все славянские племена, мало искажающие чужеземные слова и весьма рано вошедшие (через Вендов и Иллирцев приадриатических) в сношение с Римом, называют его одинаково и что переход звука о в и не может быть объяснён особенным свойством какого-нибудь наречия (как, например, малороссийского), ибо южные Славяне иллирийские и другие и до сих пор мало склонны к такому переходу, а в старину ещё менее были к нему склонны (как видно из слова Озериат, в котором первая гласная доказывает, что старожилы иллирийского берега говорили озеро, а не езеро, как теперь). Если сообразить с этим обстоятельством то, что в северной Элладе и придунайской стороне римские колонисты сами себя издревле называли Румунами, что братом и соперником Ромуса (Ромула) назван Ремус и что звук о является в латинском языке весьма часто как изменение глухого у: кажется, до́лжно будет признать, что в имени города Рома был сначала глухой звук, вообще принимаемый за у, но который был действительно звуком ы, так же как мы видели во всех коренных неэллинских словах латинского языка (Рым).

Основа города была чисто альбанская, т. е. троянская или восточно-иранская.

Таким, образом – и только таким – объясняется особенный характер латинского языка. То, что можно было понять из преданий и мифов, связывающих основание Альбы и основателей её с божеством преимущественно славянским, то самое выходит, как сказано было выше, с совершенной ясностью из филологического исследования. Латинский язык не в корнях своих, но во всём развитии своём, кроме эллино-пеласгской стихии, представляет уже эпоху славянской языковой личности, как факт необходимо предшествовавший. Не говорим о том, что множество слов латинских находят свой законный корень только в славянском, как, например ensis меч от язить или ньзить; sancire, sanctus утверждать (в смысле договора) от святить или свенцить, свеять или свнт;. vitalus или Jetalus и vitulus телёнок от корня тел или телец; coelum небо от чело верх; colere, colonus от селить, селянин; ето покупаю, емлю; columba, голубь и бесконечное множество других. Не говорим даже о живых формах, общих славянскому и латинскому, как окончание имён слав. на ель или ер и ица (в женском) и латинских на or, iх, icis; употребление сл. со совершенно одинаковое как и употребление латинск. сит и пр. и пр. Но обратим только внимание на слова и формы, утраченные и вкраплённые в формы живые. Таково причастие прошедшее в глаголах действительных. Это причастие не существует в латинском наречии, но оно явно сохранилось в сложных временах глагола и именно в форме малороссийской: amavi eram, любивый есть; ата viero, любивый буду; таковы признаки глагола быть в форме был и буду: ama-bam, ата-бо ama-bundus; таков весь утраченный глагол dere или duere (сходный с гер. thun в смысле деть или деять), например, induere надевать, condere содеять, subdere поддеть, подложить или покорить и др.; таково склонение и местоимения is, еа, ejus, в котором слилось местоимение сей с его; таков параллелизм прилагательных и наречий на кв и т (например, talis, qualis, tandem, quando и пр.), соответствующий славянскому параллелизму т и к (например, толикий, коликий, тогда, когда и пр.), но лишённый оправдательного корня в местоимении тот; таково присутствие утраченного предлога до в словах quando, tandem и во многих других, и особенно в doneс, которого явный первообраз, сл. до-неже, составлен по всем законам славянского организма; таково присутствие в древне-латинском среднего звука между э и и (след. е), явное в двойном разветвлении семей vir (vir, virtus, vires и пр.) и ver (verum, vereor и др.), и звука ы, о котором уже говорено; таков след слав. предлога в, в глаголе venire (внити); таково всё спряжение, которое, как мы показали, основано на трёх вспомогательных глаголах по славянскому образцу. Множество подобных примеров, явных для всякого беспристрастного исследователя, составляет полное, неопровержимое свидетельство. Точно также как землеиспытатель находит следы отжившей жизни в каменных пластах, сдавивших, но и навек сохранивших остатки старых организмов; так и филолог не может не узнать в странном и беспорядочном напластовании латинского языка замершее свидетельство об организме некогда живом, и в этом организме является ему оторванный член от бесконечного колосса бактро-славянского, охватившего собой весь Восток и всю среднюю Европу и некогда отдельными ветвями проникшего во все части Италии. Но обманчива бы была надежда критика, если бы он вздумал во всех частях латинского языка отрывать следы прежнего троянского наречия в неизменённом виде мертвых ископаемых. Живое сживается с живым. Редко удаётся найти слова, спасшиеся от искажения посредством вкрапления в другие и сохранившиеся, как неприкосновенный и не разрушаемый кремень. Большая часть подвергалась изменению и получала новую, хоть и неправильную, жизнь вследствие прививки к чужеземным стихиям. Весьма многие слова скрылись под прихотливой перестановкой букв (таковы: nix – с ниг с. сниг; trux – с трук с. строг; fax faces, с фаце с. свеча; fascis с. связка, и едва ли не самый urbs, с-руб, с. сруб²⁶¹ и пр.), точно так же как эта перестановка букв нередко является даже внутри наречий одноначальных (например, в славянском длан или долон – ладонь, медведь – ведмед, колдобина – от коло и деять, – бакалдина и пр.). Многие недоступны для наблюдения, потому что стихии, пришедшие в соприкосновение со славянской, имели с нею много корней общих, следовательно, имеют, по-видимому, равные права на звание родоначальников (например, в словах domus дом, vicis весь, pilvis пыль и пр.). Чувство живой истины одно может руководить критиком, и оно должно привязываться к более общей физиономии, чем к подробностям, более к следам органического развития, чем к корням. Результаты будут безошибочны. (Так, например, abs можно смело принять за обратное без, когда ad есть явное обращение предлога до, ибо раннее donec сохранило первоначальную форму, а позднейшее ad-huc уже приняло форму эпохи искажённой). Во всяком случае, языковая основа латинского наречия принадлежит вполне системе славянской и даёт выводы, подтверждающие истину сказания об основании Альбы и славянстве трояно-ликийских народов²⁶².

Беглецы Альбы выстроили себе новое убежище на берегах Тибра и поселились, вероятно, дружиной, а не семьями. Память о таком диком состоянии сохранилась в сказаниях. Самый основатель города, как лицо историческое, исчез; песни и предания причислили его к числу лиц полубожественных, с которых народы древности любили начинать свою родословную.

Очевидно, сказка о рождении Ромула есть только искажённое повторение сказки об Энее, основателе первых троянских колоний; но всё, что в предании об Энее носит на себе характер мирный и богоугодный, приняло в предании о Ромуле характер воинственной дикости. Самая Венера древних Славян (Прия), изменив немного имя своё в Rea (Rhea)²⁶³, приняла прозвище лесной (Sylvia), и суровая волчица должна была вскормить детей кроткой богини.

Но с баснословным Ромулом, представителем альбанской стихии, связались родовые сказания нескольких правительственных семей и в особенности той семьи, которой суждено было изменить всю государственную жизнь всемирной державы; с именем Ромула соединены свидетельства о смешении стихий народных при самом начале римского бытия. Воинственные выходцы Альбы, бездомные удальцы, похитили жён другого племени и вступили сперва в борьбу, потом в дружеский и общинный союз со своими соседями. Такова эпоха Ромула.

Самое первое появление Рима представляет нам чистую дружину, следственно быт условный, произвольный, а не естественный. Нет сомнения, что дружина может быть точно так же торговая или религиозная, как воинственная; но форма условия и внутреннего государственного устройства в первоначальном Риме определяется сначала очевидно не высшими идеями, проявившимися впоследствии, но потребностями военными. От того и эпоха Ромула осталась не в почётной памяти у патрицианского духовно-образованного сословия: она помнилась, как время дикости и насилия, время тёмное и бесславное²⁶⁴. Патрицианский характер города определился уже в позднейшую эпоху.

Но этот характер, ещё не развившийся, уже таился в зародыше. К временам градостроителя возводит предание разделение патрицианских триб и самую гибель его приписывает вражде первенствующего сословия. Для здравой критики сказание о смерти Ромула не имеет значения были исторической²⁶⁵, но оно представляет свидетельство о борьбе военно-дружинного, полудемократического начала с началом религиозным и патрицианским, о торжестве второго и об уступке, сделанной им в пользу первого, принятием в число богов представителя воинской дружины. Разделение триб (было ли их две или три, всё равно) согласно с рассказами о двух одновременных царях и о слиянии двух народов. Самые названия трибов соответствуют коренным именам этих народов: Тиции – представителю Сабинов (вероятно названию одного из сабинских поколений, Тицию или Тацию) у Рамны – самому городу Рома или Рым²⁶⁶.

Рамны то же самое, что Романы или Румуны. В языках разностихийных, так же как в словах, принятых из языка чужого, такое колебание беспрестанно. Англичане говорят pope – поп и papal – папал и т. д. Луцеры едва ли не позднейшего Этрусского происхождения и напоминают слово Лукумон.

Весь ранний характер Рима, независимо от сабинской примеси, представляется военно-дружиным. Граница – истинная святыня Рима: граница, обагрённая кровью родного брата, не уступающая даже Юпитеру²⁶⁷. В этом грубо-условном, чисто государственном характере вся тайна будущего римского величия. Но была и другая религия, связывающая дружину с городом, от которого она отделилась. Об этой религии не осталось свидетельств положительных и прямых, но косвенные свидетельства ясны. По некоторым сказаниям ещё при Ромуле, по другим после него, Рим объявил уже притязание быть главой союза 30-ти городов, одноначальных с Альбой, и это притязание, бесспорно, было религиозное. Оно находилось явно в связи со служением Весты, ибо это служение, бестолково приписанное иными писателями Нуме, не имеет ничего общего с системой сабинской. В лице же Весты, принимая в соображение молчание всех писателей о поклонении Венере и в тоже время сказание о Венере, как матери Энея, и Рее (Прие), как матери Ромула и весталке, мы должны признать ту самую богиню обще-славянскую, которая составляла отличительный характер славянской мифологии: женское начало не в символизме, но в человекообразии, т. е., Прию-Венеру; а в имени Весты (знающей, как невеста незнающая) признать высокое значение этой богини, униженной в позднейшем синкретизме.

Ей же соответствует и Диана как Диан или Янус-Велену.

Таковы наши данные для первого периода римского; они все заключены в области чисто-славянского мира, как по языку, так и по религии.