Кир. Торжество Ирана над землями кушитскими

Торжество их было полным торжеством Ирана. Великий полководец и царь достойный во всех отношениях своего призвания, Кир распространил свою державу силой оружия, укрепил её мудростью и кротким владычеством над побеждёнными. Лидия, надеясь воспользоваться падением Астиага и завоевать за-галисскую область, объявила Персам войну, неправую даже по мнению Геродота¹⁵¹; но ни сила её, ни богатство, ни союзы, ни блистательные дарования её мудрого государя не могли её спасти. Она обращена была в область персидскую, и побеждённый Крез кончил жизнь свою в почётном плену у великодушного победителя. Персия пришла в соприкосновение с Эллинами, поработила их малоазийские колонии. Саки и Бактрийцы после не бесславной войны покорились Киру, как наследнику мидийских царей. В западной Азии один Вавилон ещё сохранял свою независимость. Давно ненавистный Мидийцам, стонавшим под ассирийском игом, союзник Лидийцев в их войне против Персии, он обратил на себя оружие Кира и после долгой борьбы, несмотря на свои неприступные стены, на недосягаемую высоту своих башен, он погиб от мужества Персов и от таких смелых осадных трудов, которые свидетельствуют не только о многочисленности войск Кировых, но и о высоком развитии механических наук.

Гинд, десятки рек в него впадающих и, наконец, многоводный Евфрат, переведённые в новые, искусственные русла! Какое войско европейское взялось бы за такой исполинский труд?

Вавилону не суждено было исчезнуть без следа, как Ниневии. Силы его были не в воинственном народонаселении, не в пространстве подвластной страны, но в его всемирной важности на перепутье торговли и караванов, соединяющих Восток с пристанями Средиземного моря. Могущественнейший из преемников Кира, Дарий, предписывавший законы даже далёкому Карфагену¹⁵², с трудом мог победить возмутившийся Вавилон. Небольшая область, составляющая вавилонскую сатрапию, могла платить без изнурения треть всех податей в государстве, простирающемся от гор гималайских и пустынь заоксусских до песков Ливии и Эгейского моря, в государстве, которому принадлежали Финикия, Египет и Малая Азия, богатейшие страны древнего Мира. Наконец, победитель Персии, Александр, думал в столице южной Ассирии основать свою всемирную столицу, прельщаемый её вековой славой, её зодческими чудесами, тайнами вещественных наук, которые в ней хранились, и особенно её торговыми выгодами, о которых строитель Александрии мог судить с полным знанием дела.

После падения столицы, вся область вавилонская до берегов Средиземного моря, до границ Евфрата и до пустынь северной Аравии покорилась Персии; Финикия, упорно сражавшаяся против Навуходоносора и Ассирийцев, отдалась без боя новым владыкам. Кир, победитель всех народов юго-западной Азии, наследник царства мидийского, бактрийского и ассирийского, основал державу, превосходящую могуществом все державы, бывшие до него, кроме далёкого Китая. Соединение столь многих народов под одной властью, в одной системе государственной, как будто возвращало человечество к прежнему его братскому общению, забытому уже за тысячелетие; но возврат этот был невозможен. Народы слишком одичали друг против друга, и эгоизм отдельных общин развился слишком враждебно. Война сторожила все границы; вне государства со всех сторон были враги, и самоё государство носило характер связи чисто внешней и случайной, совершенно чуждой всякому единению и человеческому братству.

Не таковы были отношения Персов к Мидийцам. Соединение их было не случайное и не внешнее, но внутреннее и основанное на коренных началах единоплеменности и единоверия. Мидийцы исчезают из летописи после утверждения персидской державы, но в этом преобладании семьи персидской нельзя предполагать порабощение её северных братий. Государственные законы называются постоянно и везде законами Персов и Мидийцев¹⁵³; и при осаде Вавилона каждый народ имел ещё, без сомнения, особенного государя, хотя имя Дария мидийского (кажется, Киаксар) несколько подвержено сомнению.

От того-то и предания народные связывают династию персидскую Кеанидов с мидийскими Пишдадиями¹⁵⁴, хотя прямое родство Кира с Астиагом (кроме брака Кира с дочерью Астиаговой, по Ктезию) весьма подвержено сомнению¹⁵⁵. Нельзя не узнать в Кеанидах новый царский род Персидский, но трудно определить в именах Кай-кобад, Кай-каус или Кай-кавус и Кай-козру, к каким историческим лицам они относятся. По всем вероятностям критике филологической до́лжно предполагать, что порядок царей перемешан, и что Козру есть не что иное, как великий Кир, а что Кавус и Кобад суть одно и то же лицо, которого имя искажено в двух наречиях. По крайней мере, форма Кавус, кажется, соответствует эллинскому Камбизес, а Кобад представляет разительное сходство с формой, найденной в надписях египетских, Кмбад или Комбад. Быть может, в их преемнике Лагораспе скрывается искажение имени Дариявус (с изменением старо-санскритским и латинским д в л); впрочем, это дело пустое и не стоящее исследования. Война Кеанидов против Азов (житей Азпруза) содержит память или о борьбе Персов с Мидийцами, или о войне Персов с дикими горцами прикаспийскими, ещё менее склонными повиноваться племени южному, чем ближайшим братьям своим, Азам мидийским.

Менее близки к персам и не так тесно с ними связаны были Сако-Бактрийцы, но и их нельзя исключать из духовного и племенного союза иранского. Заратустра проповедовал своё учение на их границах; Саки и Бактрийцы всегда упоминаются в списках войска, как благороднейшее из всех племён (кроме двух царствующих). Наконец, они считают себя, по Ктезию, вправе судить о законности прав Кира на иранский престол и, победив его, покоряются ему не как завоевателю, но как законному преемнику Астиага.

Такое отношение Сако-Бактрийцев к Персам объясняется родством их со средне-иранскими народами, Ванов с Азами или Вендов с Сарматами, или Бактрийцев-Славян (от Вахтри – говорящий¹⁵⁶: корень санскритский, вач, славянский вещать) с Ариями. Несмотря на резкое отделение двух великих отраслей, они, как уже сказано, жили в одной общественной или политической системе и часто находились в состоянии неопределённого смешения. Так, например, мы находим Вудиев в числе семей мидийских и Даев (китайское Дагиа, европейское Даки¹⁵⁷, то же что Саки) в числе семей персидских. Вероятно, уже в то время самое наречие восточное подверглось во многих отношениях влиянию западного и среднего Ирана, и началось то брожение языков, из которого возникло мягкое наречие Фарси, вытеснившее парфянское или горное Пехлеви (от пехлев – богатырь или пехлу – граница) при царях Сассанидах и особенно при Багарам-Гуре. Это наречие было усовершенствовано именно в восточных областях при дворе Саманеев и Газневидов.

Кстати о Пехлеви. Нельзя не обратить внимания на следующее обстоятельство. Место его рождения, Парфия, совершенно соответствует положению земли Уна-о по китайским источникам. Имя же пехлев и слово юнак имеет одно и то же значение – богатырь, молодец. Из этого можно заключить, что Восточно-Иранцы называли своих пограничных воинов юными (юнаками, молодцами) и тем бы подтвердилось толкование имени Гуннов, бесспорно славянских (как уже сказано), из славянского же. Ещё другой вывод. То же самое различие форм встречается в слове Парс или Парф или санскритском Парада и эллинском Перса. Эллины получали свои понятия об именах от западного Ирана, Индустан от восточного. Полногласие исчезает от востока к западу. Преобладающий звук на востоке а, на западе е; у славянской отрасли восточного Ирана а решительно клонится к о, и от этого беззначная гласная, необходимая для произношения согласных, заключающая в себе тёмный звук между а, о и е, принимает в Санскрите преимущественно характер а, в славянском о, в средне-иранском е. При чтении клинообразных надписей не до́лжно оставлять этой разницы без внимания, так же как и при сличении корней в славянских (восточно-иранских) и германских (т. е. западно-иранских) наречиях.

Вне трёх великих семей (Персов, Мидийцев и Сако-Бактрийцев), связанных внутренним родством, все остальные находились только в сношениях единства внешнего. Персия не соединила с собой органически своих западных областей, начиная от Тигриса, но поработила их. Законом же и наречиями они оставались чуждыми своим повелителям, прежним врагам.

Вероятно, след этой вражды и прежних битв сохранился в древне-иранском Эрем (раб), происшедшем от племенного имени Арам, также как Шклаве от Славянин и Давус от Дак¹⁵⁸.

За Тигрисом смесь кушитских народов и кушитской мысли совершенно отчуждала побеждённых от победителей, внушая последним презрение, а первым ненависть.

В таком смысле и до́лжно понимать свидетельство Геродота: «Персы уважают другие народы по мере их близости к Персии, чем далее, тем презреннее¹⁵⁹».