Россия – светоч православия

Святое христианство явилось Божественной силой, освятившей и духовно воссоздавшей всю землю и все земнородное. В истории человечества оно явилось поворотным пунктом, с которого повелось иное направление и совсем другой строй в жизни людей и целых народов. По справедливым словам одного из либеральнейших мыслителей (Гегеля), христианство есть «мировой рычаг, на котором обращается мир, до которого и от которого идет вся история мира». Как сила Божия во спасение (Рим.1:16), христианство постепенно совершало и совершает истинный прогресс в человечестве, т. е. духовное совершенствование, умственно-нравственное преуспеяние, которыми так решительно и существенно отличаются времена и народы христианские от времен и народов не христианских. Стремясь к водворению царствия Божия на земле, христианство совершает свое величайшее, спасительное дело, отнюдь не насилуя воли и свободы человеческой, не путем каких-либо крутых переворотов, не насильственным уничтожением прежних порядков, а постепенным, внутренним проникновением во внутреннейшие стороны жизни верующих людей и всесторонним преобразованием этой жизни.

Из всех племен и народов земных, наша Русь святая едва ли не более всех испытала на себе благодатное воздействие христианства; более всех других народов она имеет данные усматривать особенное Божественное промышление о себе, так сказать, осязать руку Божию на всех судьбах своих, на всем, что с нею было и что сбывается. С самого начала своей исторической жизни Русь явилась нарочитой избранницей Промысла Божия. Подобно тому, как древле Бог избрал гору Сион, «юже возлюби и избра в жилище себе» (Пс.131:13); подобно тому, как избирал Он в особенную любовь свою праотцов Авраама, Исаака, Иакова, царя Давида, пророка Иеремию и др., как потом Сам Христос Спаситель избрал и к себе по преимуществу приблизил двенадцать учеников своих и из них Иоанна, возлюбленнейшего своего ученика, – так Богу угодно было избрать в семье народов славянорусский народ, с самого возникновения его, избрать предметом особенной своей любви и промышления, подготовляя его к своему служению и великой мировой деятельности.

В самом деле, уже первоначальное возникновение славянорусского царства представляет сцепление знаменательных и неожиданных, по-видимому, случайностей, в которых, однако, непредзанятый взор историка узнает перст Божий и особенное Божественное изволение. Из чего, как и когда составилась славянская Poccия? – Неведомо отколе, когда именно и при каких условиях – хотя это было уже во времена для Европы освещенные историей, – на месте хорошо также известных истории древних народов, появляется новое племя, славянское. Происхождение славян и обстоятельства их первоначального появления в Европе остаются доселе, да вероятно и навсегда останутся, исторической загадкой, на которую отвечают в науке одни только предположения, различные гадания и гипотезы. Ни по своей культуре, ни в своем быте жизненном племя славян не представляло из себя ничего хоть сколько-нибудь прочного, устойчивого, не имело, по-видимому, никаких задатков на продолжительную жизнь и видную историческую роль, не имело даже никаких ручательств за свое независимое существование и дальнейшее развитие. По всем человеческими соображениям и естественным видимостям, оно должно было составить самую удобную и легкую добычу для какого-либо иного, более развитого племени и в нем окончательно выродиться, безвозвратно потонуть. Славяне представляли собою племя в собственном смысле слова дикое, совершенно невежественное и бессильное; языческая религия их не возвышалась над обоготворением земли и видимых частей и сил природы; по культуре своей они стояли на самой низкой ступени развития; в политическом отношении они не составляли даже и подобия какого-либо государственного объединения: вся масса славян состояла из бесчисленного множества отдельных семей, родов, общин, частных племен, не имевших никакого между собой сцепления и непрерывно враждовавших между собой. Даже имя нации не применимо к тогдашним славянам, так как никакого сознания национального единства, родства племенного, по-видимому, не было в среде их: когда напр. некоторые из них – новгородцы и кривичи – не будучи в состоянии управиться сами собою, захотели как-нибудь упорядочить «великую и обильную, но чуждую порядка» землю свою, то вместе с иноплеменниками, с чудью, обратились они к иноплеменникам же – варягам, чтобы те владели ими....

И вот эти-то, так сказать, только клочки племенные, это великое количественно, но во всех других отношениях ничтожное и совершенно бессильное племя, без сомнения самое «худородное и уничиженное» в семье всех тогдашних обитателей Европы, избрал Бог как новый для себя Сион, который Он и «возлюби и избра в жилище себе». Вдруг, как-то непостижимо быстро и неожиданно является из этой разобщенной, бессильной громады славянской целая совокупность обособившихся и крепких государств. Одновременно с этим политическим сложением, также вдруг, также быстро и как-бы сразу, усвояют славяне Православное христианство. Быстро после этого развивается в среде их и религиозное знание и умственное просвещение и правильная гражданственность, словом – растет и духовная и политическая их сила. Когда же это историческое «вдруг» совершилось? А как раз в то именно время, когда истинное Православное христианство, усилиями злобы адской, лишалось на земле своего приюта и когда необходим был новый киот для хранения на земле святилища неомраченной веры Христовой: когда, с одной стороны, весь могущественный запад христианский отделился от Православия и стал на путь еретических заблуждений, а, с другой стороны, весь восток некогда великой державы Константиновой готов был уже окончательно пасть под владычеством исламизма. – Таким образом, неожиданное возникновение славянской России, в связи с указанным положением мира христианского в то время, не свидетельствуете ли об особенно промыслительном высоком христианском предназначении России уже с самой ее колыбели?!

Если далее следить за начавшейся жизнью юной России, то мы видим, как все вело ее к ее предназначению, как неуклонно шла она ни к политическому главенству, ни к научному превосходству, ни к промышленному или торговому преобладанию, словом, ни к чему, что обычно характеризует другие народы и что отличает один народ от других, а главнейшими образом, если только не единственно, к одному: к тому именно, чтобы стала она «Русью святой», т. е. живой носительницей Божественной истины, новым киотом, хранящим в себе на все времена и для всего человечества завет Православного христианства!

Нет, конечно, никакой возможности проследить в краткой беседе всю историю России, в связи с историей в ней Православия; поэтому остановим свое внимание только на двух сторонах, на двух общих пунктах из всей этой истории –

Во 1-х на том, что Россия, с первых дней своих призванная в лоно церкви Православной, поставила существеннейшей целью для себя воспринять и усвоить во всей благодатной полноте и силе святое Православие и затем хранить его в строжайшей чистоте, блюсти в неприкосновенной целости, – вследствие чего Россия именно и явилась для всего мира верной исповедницей, ревностнейшей хранительницей и ярким светочем чистейшего, ничем не запятнанного и нисколько не извращенного Православного христианства.

Во 2-х на том, что святое Православие, со своей стороны, всецело и всесторонне проникло собой жизнь народа русского и обусловило собой всю историю России, так что всегда оно было и навсегда имеет пребыть истинной душой России¹.

***

Вопрос о православном достоинстве исповедуемого Россией христианства имеет роковое значение, можно сказать, для целого мира, потому что именно от недоверия к чистоте Православия русской церкви или от сомнения в том и погибают многие миллионы иноверцев и многие тысячи наших единокровных и единоплеменных раскольников. А между тем вопрос этот решается с совершеннейшей определенностью и очевидной несомненностью, и решается именно в самом благоприятном и безусловно положительном смысле. Вся история выступает могущественным и непререкаемым свидетелем цельности, чистоты и истинности исповедуемого Россией Православия. Шаг за шагом, год за годом, столетие за столетием, история отпечатлевает в себе жизнь нашей церкви и утверждает полнейшее согласие ее с церковью древней вселенской, ничем и никем непоколебленную стойкость ее в преданиях апостольских и святоотеческих, свято охраненную в ней неотступную верность ее Божественному учению Христа Спасителя. Беспристрастный и непредвзятый взор исследователя, исследуя историю русской церкви – во всех ее судьбах и обстоятельствах, во всех деяниях и подвигах ее иерархов, в жизни и творениях ее пастырей и представителей, во всем, наконец, ее внутреннем и внешнем устройстве, – не может не узнать в ней церкви единой, святой, соборной и апостольской, церкви осеняемой крестом Христовым, водимой Духом Святым, церкви истинной, правой, Православной.

Получивши начало свое от Православной церкви константинопольской, которая в ту пору, в X столетии, неоспоримо была верховной хранительницей и представительницей Православия, светилом и средоточием церкви вселенской, церковь русская восприяла от этой своей матери духовной всю полноту благодати, истинного религиозного знания и богословского просвещения, приняла от нее все церковные символы и каноны, правила и уставы, даже – весь внешний порядок своего устроения и жизненной постановки. Пастыри и иерархи русской церкви повели свое непрерывающееся преемство от пастырей константинопольских, этих прямых и, так сказать, законнейших преемников апостольских, непосредственных наследников обитавшего в апостолах Святого Духа. В течение нескольких первых столетий жизни русской церкви пастыри греческие даже сами приходили к нам в Россию и сами лично занимали высшие иерархические места в нашей церкви. Самый первый русский митрополит русской церкви, святой Михаил, от которого и пошло все наше православно-русское священство, рукоположенный патриархом константинопольским, сделался, через посредство этого патриарха и его предшественников, прямым преемником и св. Иоанна Златоуста и св. Григория Богослова и т. д., наконец – через посредство святого Стахия, рукоположенного апостолом Андреем Первозванным – преемником этого святого апостола! Таким образом, церковь русская, хотя и не была непосредственно основана апостолами, так как во времена святых апостолов и племени славянского еще совсем не существовало, во всяком случае, она по всей справедливости может быть названа апостольской, как прямой отпрыск церкви апостольской. По совершенно правдивому рассуждению нашего древнерусского богослова Стефана Яворского, истинною церковью Христовой и апостольской может быть названа и признана та, которая «непресечным последствием друг другу приимательно происходит от самого Христа и от апостолов»².

Будучи, таким образом, преемственно апостольского происхождения, а непосредственно наследницей церкви Православно-византийской, церковь русская и пребывала сначала послушной ученицей, а потом всегда единомысленной союзницей последней. По свидетельству истории, русская церковь всему и всяко поучалась и все воспринимала от прежних источников, носителей и светочей Православия. Особенно в первые века своего устроения, она поддерживала непрерывное духовное единение и теснейший нравственный союз с церковью вселенской, в лице не только константинопольского, а и всех православных патриархов православного востока. Как покорная дочь, церковь русская жила общей духовной жизнью с своей великой матерью. Прекрасно подтверждается эта связь духовная нашей церкви с вселенской множеством наших древних грамот, которыми постоянно и поддерживались взаимные отношения церквей. «Церковь наша русская святая Божия вселенская соборная, апостольской церкви цареградской благословения требует и ищет, и во всем по древнему благочестию повинуется», – так читаем мы в одной древней грамоте³. «Мы о всем хотим, по изначальству нашего Православного христианства, посылание и совопрошение и любовь иметь с благочестивым царем и святейшего ти (патриарха Константинопольского) благословения и молитвы требовати и желати хощем, а никакоже разлучно от вас имать быти наше Православное христианство до века» – так читаем мы в другой грамоте⁴. Во всех недоумениях или затруднительных случаях, во всех важных делах или предприятиях церковь русская обязательно обращалась к церкви вселенской, свои распоряжения покрывала и освящала авторитетным согласием всех Православных церквей. Такие, например, важные меры, как исправление книг церковных при патриархах наших Филарете и Никоне, или как учреждение постоянного собора – Синода святейшего, по темному неразумию наших раскольников рассматриваемые как самовольные и непозволительные новшества в церкви русской, однако предприняты были с согласия и соизволения всех православно-вселенских патриархов. Словом, «великороссийская Православная церковь – скажем словами древнего нашего архипастыря Питирима – с восточной церковью и с православными четырьмя патриархами вселенскими пребывает в соединении неотступно, якоже исперва, тако и доселе, пребывает в единой Православной вере, в единых таинствах, в единых православных догматах»⁵. Или, как писал к предстоятелям русской церкви о единении всех Православных церквей Паисий, патриарх константинопольский: «Ни едино разнство имамы, яко чада истинныя единыя и тояжде матери восточныя, апостольския, соборныя великия церкви Христовы, да ни едину вину обретают еретическая уста оглаголати нас о некоем разнстве, но да стоим во истинном согласии тверди и непоступни»⁶.

Восходя по происхождению своему к церкви апостольской, через посредство церкви константинопольской, русская церковь как восприняла, так всегда неуклонно и блюла и свято сохраняла чистейшее апостольское христианство – в своем учении, богослужении и управлении. Вера апостольская передана была нам в вековечное наследие, как святое завещание от наших незабвенных просветителей и апостолов славянских, святых Кирилла и Мефодия. Изложив для нас «Православное исповедание», они строго заповедали нам хранить его в неприкосновенной чистоте и целостности: «в сей вере состоит спасение и упование, и сию передаем мы ученикам своим, да, тако веруя, спасутся. В страшный же день суда паки предадут нам оную истинну, неизменну, совершенну»⁷. С благословения и по завету этих величайших в истории славянской святых благодетелей наших, вера Православная, переходя из рода в род, от поколения в поколение, можно сказать, ни на йоту не померкла в своей чистоте, не пострадала в своей полноте, – так что всякий, исповедуемый в настоящее время нами догмат Православного нашего вероучения, можно возвести и до святых Кирилла и Мефодия, и до вселенских отцов и учителей церкви, до святых апостолов, наконец, и до самого Божественного Основателя Православного христианства – Христа Спасителя.

Представители и охранители церкви Православной, русские иерархи, всегда обнаруживали ревностнейшую, непоколебимую стойкость в началах Православия. Каждый из них уже при вступлении в свое служение, перед поставлением в святительский сан, давал торжественную в том присягу. «Принимаю, говорил напр. известный пастырь древней Руси патриарх Филарет Никитич, седьми вселенских соборов изложение (т. е. веры), исповедую яже от них установленные каноны и уставы любити и соблюдати.... И церковный мир исповедаю соблюдати и ни единым же нравом противная мудрствовати во всем животе моем, во всем последуя и повинуяся святым апостолам и седьми вселенским соборам»⁸. И действительно, во время управления своего паствой православно-русской, иерархи наши больше всего стояли всегда за Православие, самыми строгими прещениями охраняли неприкосновенность его на Руси святой. Напр. патриарх Иоаким писал, что не только проповедовать, печатать, но даже и помыслить противное учению Православной церкви – «странно и чуждо.... Вси тако мудрствуем: едину Православную веру содержим, яже есть святых апостол, яже есть святых отец, яже есть всех православных, яже вера вселенную укрепи. Елицы же тако не мудрствуют, прокляты да будут»⁹. А умирая, пастыри наши, как важнейшую заслугу свою, исповедовали то, что во всю жизнь неуклонно соблюдали святую Православную веру; даже в духовных завещаниях своих, таким образом как-бы уже из-за гроба, и то часто во главе своих посмертных распоряжений они завещали всем и впредь всегда хранить пуще всего святое Православие. Напр. один из великих наших древних иерархов, митрополит московский Фотий, в своем духовном завещании написал: «Первое убо исповедаю и вас молю содержати богопреданную, апостольскую и отеческую веру – Православие. Сию веру любезне и из глубины сердца и многою верою приемлю и почитаю, такожде и вас молю и наказую соблюдати цело и неподвижно»¹⁰.

Не уступали пастырям церковным в ревности к Православию и наши русские государи. Едва ли ни высшим долгом своего служения и священнейшей обязанностью своего призвания почитали и они охрану истины Православной и защиту святой церкви Христовой. «Аще пойдеши, – говорил, например, великий князь Василий Васильевич митрополиту Исидору, отправлявшемуся на собор флорентийский, – то принеси к нам древнее наше благочестие и Православную веру, юже прияхом от прародителя нашего великого Владимира и юже держит великая соборная и апостольская церковь греческая, а иностранно и ново и чуже от той соборныя церкви не приношай нам»¹¹. И когда этот Исидор на том флорентийском соборе в Православии не устоял и вслед за греками принял унию с латинянами, то великий князь мужественно восстал на защиту русского Православия и, с согласия православных русских иерархов, лишил предателя митрополита кафедры, даже изгнал его из России. Недаром издревле установился не только на Руси, а и во всем христианском мире взгляд на царей русских, как на верховных и самим Богом избранных представителей Православного христианства, надежнейшую опору и всегдашнюю защиту Православия и всех православных христиан. Этот взгляд, особенно после падения православного Константинополя, стал общим всех убеждением и он постоянно повторялся, да и доселе повторяется во всех, касающихся религии и церкви, заявлениях, идущих из разных мест, от разных лиц и народностей всего православного мира. Так, например, патриарх константинопольский, утверждая царское венчание Иоанна Грозного, в присланной к нему по этому поводу особой грамоте, подписанной всеми членами константинопольского собора, называл его «царем и государем православных христиан всей вселенной от востока до запада и до океана, надеждой и упованием всех родов христианских». Известный Мелетий Пигас, патриарх александрийский, писал также царю Феодору Иоанновичу: «восточная церковь и четыре патриархата православные не имеют другого покровителя, кроме твоей царственности. Ты для них как-бы второй великий Константин... общий попечитель, покровитель и заступник церкви Христовой и уставов богоносных отцов»¹². «Кроме Бога, иного помощника, заступника и покровителя не имеем: на тебя возлагаем все наше упование и надежду и к тебе прибегаем», писал, например, к царю Борису Годунову представитель Православной иерусалимской церкви патриарх Софроний¹³. Благочестивый древнерусский инок Филофей (в конце XV в.) едва ли не лучше всех выразил в своих особых посланиях к великому князю этот общий в христианском мире взгляд на царя русского, как верховного охранителя Православия и на всю Русь вообще, как на единственную для всего мира на все будущие времена представительницу чистого, незапятнанного христианского правоверия. Называя православную Россию престолом святой вселенской и апостольской церкви, третьим Римом, преемницей великих древнехристианских держав – римской и византийской, Евфимий пишет великому князю: «и да весть твоя держава, благочестивый царь, яко вся царства Православные христианские веры снидошася в твое едино царство: един ты во всей поднебесной христианом царь!.. Два Рима (т. е. Рим и Константинополь) падоша, а третий (т. е. Россия) стоит, а четвертому не быти»¹⁴.

Больше всего и, действительно, с поразительной силой воли и непоколебимой устойчивостью своих православных убеждений князья и государи российские отстаивали и обороняли веру Православную от происков и интриг католичества. Эти происки и интриги занимают в истории русского Православия страницу очень видную, потому что с упрямой настойчивостью они проходят чуть не через всю историю, и – страницу, нужно добавить, славную, доблестную для Православия, потому что никогда эти происки не венчались успехом, а всегда заканчивались торжеством Православия, неуязвимого на святой Руси. С самого начала исторической жизни русского народа католический Рим стремился увлечь в свои сети нашу родину. Еще святого Владимира, просветителя России, пытался, как известно, прельстить католический проповедник. Однако, не смотря на ту первую неудачу свою, римские папы и после не оставили Россию в покое; все усилия, все позволительные, а иногда даже и непозволительные средства были предпринимаемы и допускаемы со стороны Рима, чтобы отклонить русскую церковь от Православия и подчинить католичеству. Можно сказать, не прошло ни одного столетия без того, чтобы католичество не делало новых и новых попыток поработить себе Православие. Но чем большими надеждами и ожиданиями сопровождались эти попытки, тем большими стыдом и разочарованиями они завершались.

А были, действительно, времена, когда обстоятельства, по-видимому, благоприятствовали Риму. Так, например, в самом начале ХIII в., 1204 год был годом выдающегося торжества католичества и, казалось, неомрачаемых успехов его в Европе: в этом году «крестоносцы», шедшие для освобождения гроба Господня в Палестину, прежде всего однако напали на православную Грецию и вместо Иерусалима полонили и разграбили священную в Европе колыбель Православия – Константинополь, поставили там своего императора, а папа Иннокентий III уже поспешил на место изгнанного православного патриарха назначить на константинопольскую кафедру своего, католического патриарха. Подобный же успех благоприятствовал папе и в других странах: незадолго перед этим Иннокентий III лишил трона английского короля Иоанна; к тому же времени он отлучил от церкви за непослушание и потом заставил смиренно вымаливать себе прощение французского короля Филиппа-Августа. Можно ли еще было ожидать более счастливого момента попытать счастья и на Руси Православной? И вот отправляется в этом 1204 году из Рима посольство к знаменитейшему тогда из всех русских князей Роману, князю галицкому, соединившему под своей воинственной рукой несколько русских уделов. Но привыкшие везде к покорству и подобострастию, послы папские подверглись великому сраму от храброго православного князя: на их убеждения сменить заблуждающееся – де Православие на правое католичество последний резко ответил обличением их же самих в заблуждениях; на их попытки подействовать на властолюбие князя и на их посулы ему воинской помощи от «меча апостола Петра», князь ответил правдивым только укором, что у преемников апостола Петра не может и не должно быть меча, так как сам Господь запретил Петру сражаться мечом. Мало того, возмущенный католиками за разграбление православного Константинополя и за эту дерзновенную попытку их на Руси, Роман в следующем же 1205 году напал на Польшу, как ближайшую к себе и самую верную слугу и союзницу Рима, опустошил ее города, желал потребить в ней католичество. К сожалению, только смерть Романа помешала этому доблестному охранителю Православия исполнить свое намерение.

Но особенно усилились происки католичества на православной Руси в XV и XVI вв., когда папство порабощением православного востока рассчитывало вознаградить себя за потерю многих стран, отторгнутых лютеранством, на западе. И действительно, в юго-западной Руси, как раз тогда отделившейся от коренной Великороссии и подпавшей влиянию и власти окатоличенных Польши и Литвы, католичеству удалось, путем всяческих интриг и насилий, ввести так называемую унию. Фанатики католичества, позорно-памятные в истории ученики Игнатия Лойолы, с возмущающим душу дерзновением обозвавшие свой преступно-бесчеловечный орден святейшим именем Иисуса, наводнили теперь южную Русь и, со свойственною им ревностью, хитростью и зверством принялись окатоличивать православный народ. И нет возможности измерить глубину горя, пучину бедствия, обрушившихся на южную Россию с этим нашествием католичества. Кровью и слезами обливалась эта святорусская заветно-православная киевская сторона в течение нескольких столетий. Каких злодейств, каких насилий не учинено было здесь над Православием и его верными исповедниками со стороны этих «миссионеров кафолического христианства»! Иезуиты и многие их верные ученики и прозелиты из униатов составили себе громкую и ужасную известность своим зверством и бесчеловечием. Например, паны: Ян Сапега, Лисовский, Наливайко и множество других, а также униаты: Терлецкий, Поцей, Кунцевич – эти иуды предатели Православия –предпринимали правильные «наезды» на православных, разоряли, убивали их, чинили всякие, только измышляемые ими, насилия над православным народом. Вторгаясь в православные храмы, они обдирали престолы, грабили утварь, оскверняли иконы, убивали и заточали священников и т. д., и все это проделывали безнаказанно, все это ради высокой цели – ради истребления якобы неистинного христианства, Православного, и во имя христианства якобы истинного, католического! Когда превозмогши всякую выносливость и терпение народное Кунцевич был в Витебске растерзан обезумевшей в бедствиях толпой народной, то иезуиты не постеснялись этого злодея провозгласить «священномучеником» и даже кощунственно объявили о нетлении мощей его! Как Христос, «в своя пришедший», стоял среди этих «своих» на суде Пилата беззащитный, поруганный, так и Его святое Православное христианство у себя, на Руси Православной, стало предметом жестоких издевательств, глумления, позора. Подобно мучителям и распинателям Христа, в диком неистовстве взывавшим: «прорцы нам, кто есть ударей Тя..., Аше Сын еси Божий, сниди ныне со креста», – и теперь, например, в 1742 году, в Дрогичине, ученики иезуитской школы, отнявши у православных хоругви и надругаясь над ними, выкрикивали: «чего ради, схизматический Боже, не мстишь обиды своей?!»....

Впрочем, зачем растравлять уже старые и отболевшие раны, уходить в тягостные и мучительные воспоминания этих воистину великих «просветительных» подвигов католичества на Руси Православной! – зачем, когда, по милости Божией, минуло безвозвратно это страшное испытание, когда и об иезуитах и о самой унии остались теперь в России только одни, хотя и удручающие, воспоминания?! Как-бы в воздаяние за выстраданное и претерпенное Православной Россией в минувшем, представители современной России, при взгляде на это историческое прошлое, не могут не ощущать в сердцах своих радостнейшего сознания, что даже и такие ужасы, такие насилия не могли сломить и одолеть Православия в одной только части святой Руси!! С беспримерным самоотвержением народ православный, как-бы сознавая, что со своим святым Православием он лишается всего дорогого, святого и необходимого в жизни и для жизни, восстал за правое дело, за чистоту своей отеческой веры, за святыню Православия. Вечно памятными должны остаться в истории русского Православия священномученик Афанасий Брестский, преподобный Иов Почаевский, князь Константин Острожский, Петр Могила, Исайя Копинский, Елисей Плетенецкий, Захария Копыстенский, Гедеон Четвертинский и многое множество других – эти доблестные представители и самоотверженные защитники Православия в порабощенной Руси, своими неимоверными усилиями, а некоторые даже и жизнью своей, отстаивавшие и отстоящие святое Православие в юго-западной половине нашего отечества!

Что касается Руси северо-восточной, московской, то, не имея возможности тут действовать насилием, как это было при введении унии на юге, представители католического Рима многократно пытались действовать здесь лестью и хитростью, улавливая наиболее к тому удобные исторические моменты. Но, благодаря твердости православных убеждений и мудрой проницательности русских государей, русских архипастырей, а также благодаря непоколебимой стойкости в своем Православии и всего народа русского, никогда не удавались поборникам католичества их мирные происки здесь, на северо-востоке России, как не удались им и открытые насилия там, на юго-западе России. Православная Русь свято исполнила свое историческое призвание и предназначение: она неуклонно и свято всегда хранила свое единое для всего мира истинное и единственно в мире спасающее Православие. Она сохранила его например тогда, когда святой благоверный князь Александр Невский отвечал к вкрадчиво предлагавшим ему свои услуги и свое католичество папистам: «мы знаем истинное учение церкви, а вашего не приемлем и знать, не хотим». Она спасла свое Православие, когда великий князь Василий Ианнович решительно отверг флорентийскую унию, вместе со столь хитро увлеченным в сети иезуитские даже самим митрополитом московским Исидором. Россия спасла свое Православие, когда великий князь Иоанн Васильевич, после некоторых дипломатических одолжений ему со стороны папы, отвечал на льстивые речи тотчас же при этом удобном случае подосланного к нему искуснейшего иезуита Поссевина, что он отнюдь не намерен изменять Православной вере, в которой родился, – когда на заманчивые обещания этого иезуита за перемену Православия на католичество возвратить Иоанну все захваченные поляками русские земли, сделать его царем даже Царь-града и т. д., царь отвечал, что он верует не в католичество и не в греков, а только во Христа и что других царств, кроме своего, никаких он не хочет, – когда на тонкие намеки иезуита о главенстве папы, Иоанн с обычной ему резкостью повел «раздорные» и далеко не безобидные слова о папе, а в конце концов потащил было за собою своего непрошенного просветителя в Успенский собор, посмотреть на митрополичье богослужение – не соблазнится ли сам этот проповедник католичества Православием?!

Наконец, Россия спасла свое Православие и в страшнейшую годину открытого насилия, когда уже и власть и сила и все преимущества на Руси были захвачены врагами Православия, в тот решительнейший и великий исторический момент, когда иезуиты накинули свою сетку на всю Русь Православную, когда готовились они задушить Православие в самом сердце России (в начале XVII в.). Уже на трон православно-русский возведен был лже-царь, клеврет иезуитов; уже ревностный защитник Православия патриарх Гермоген был схвачен и брошен в тюрьму; уже латинская месса торжественно зазвучала в православном московском кремле.... Ужасное время это не даром слывет в памяти народной под именем «лихолетья». Действительно, то была едва ли не самая лихая невзгода из всех, пережитых Русью Православной. «Бысть тогда, – говорится в современном хронографе, – великое уныние по всей земли русской, понеже велицей злобе христианскому народу належащи прещения ради неверных»¹⁵. Описывая беспощадный разор православного русского населения от нашествия иноверцев, известный Авраамий Палицын говорит: «применишася тогда жилища человеческая на зверская... Медведи, волки, лисицы и зайцы приходили на места человеческих селений... И крыяхуся тогда человеци в дебри непроходимыя, в чащи темных лесов и в пещеры недоведомыя»; но и туда, по словам Палицына, враги отправлялись «на охоту» за православным людом при помощи дрессированных собак¹⁶. Жители смоленской области, видя крайнюю гибель себе и вере своей, отправили в Москву большое послание, в котором изобразили потрясающую картину глумления католиков над Православием: «смертная наша погибель, как принесли мы литовским людям свои головы и животы для избавления душ своих, чтобы не отбыть Православного крестьянства в латинство; и мы все изо всех городов и уездов без остатка погибли, ни малые милости и пощажения не нашли. Не поругана ли наша крестьянская вера и не разорены ли Божии церкви? Не сокрушены ли и поруганы злым поруганием и укоризной божественные иконы Божии и Божии образы?.... Ни един человек от всех литовских людей над православными крестьянами и беззлобивыми младенцами не смилуется, все порабощены смертной работой и в латинство», и т. д.¹⁷

Но не погибла Православная вера на Руси святой и в это страшнейшее лихолетье. На этой последней ступени возобладания над Православием всякой силы земной, само оно одушевило сердца народа русского, подняло всю землю святорусскую и спасло Россию Православную. В ту пору, когда католики уже готовы были торжествовать полную победу над православными, когда, например, поляки, опьяненные успехами на Руси, в коллективном заявлении своему королю писали: «слава нашего народа громко, как-бы с горы, провозглашена всему свету, приобрела в мире бессмертие, пределы ее известности упираются в ледовитые моря»¹⁸, – в эту пору униженная, разоренная и поруганная крепь православного русского населения ополчалась духовной силой, которая не замедлила проявиться и наружу. Явная гибель того, что для русского человека дороже всего в мире – веры Православной, подняла, как одного человека, всю крестьянскую Русь на единодушную, всенародную, самоотверженную защиту. Вологодские, например, крестьяне посылают к тотемским: «и вы-б, государи, попомнили Бога и Пречистую Богородицу, веру крещеную не нарушили, и постояли бы с нами вместе и ожить и умереть за один друг за друга»¹⁹. Устюжские крестьяне пишут к вычегодским: «и вам бы, господа, ратных людей собрав, тотчас, так же как в иных городах радеют и людей собирают, отпустити»²⁰.... Смоленские крестьяне пишут о том же к московским и добавляют: «пошлите в Новгород и на Вологду и в Нижний нашу грамотку, списав, и свой совет к ним отпишите, чтобы всем было ведомо, всей землей обще стати за Православную крестьянскую веру»²¹, и т. д. Из конца в конец по Руси святой без почты и телеграфов полетели эти и подобные им «грамотки»; без паровозов, пароходов, а где и совсем без дорог побежали по необъятным пространствам русским гонцы народные; без наказов и приказов собирались в разных местах люди выборные; в церквах, на площадях городских, у изб земских читались грамоты, передавались известия, быстро миром-народом принимались решения; отовсюду потянулись к сердцу России – к Москве добровольцы православные, люди ратные. Словом, совершился беспримерный, невероятный подъем православного русского духа; так что не одни только эти герои духа и силы русской – Гермоген, Скопин-Шуйский, Ляпунов, Пожарский и др., и не одни только эти выдвинувшиеся центры национальной стойкости, как, например, Троицкая лавра, Кирилло-Белозерский монастырь, Нижний Новгород и др., – не отдельный лица и местности, а весь народ православно-русский и вся Русь святая восстали и ополчились за свое Православие. И святое дело увенчалось святым результатом; беспримерное одушевление всенародное совершило, казалось, невероятное уже дело, вырвало, по-видимому, уже проигранную победу. Богу содействующе, Россия геройски стряхнула совсем было уже охватившее ее, ужаснейшее по своим последствиям иго, грозившее гибелью прежде всего русскому Православию, а с ним вместе – гибелью и русской государственности и самой русской народности.

Обороняя неприкосновенность Православия от католических притязаний в жизни, Русь святая, в лице лучших и умнейших своих представителей, ревностно и успешно отстаивала его безусловное превосходство и правоту перед католичеством и на поле духовной борьбы, книжным путем. Из обширной богословско-полемической литературы русской против католичества благодарной памятью, при этом удобном случае, вспомним, например, следующие труды древних наших пастырей: «Об опресноках» окружное послание митрополита Леонтия († 1008 г.), «Стязанье с латиною» митрополита Георгия (†1073 г.), Послание к папе Клименту III митрополита Иоанна II (†1189 г.), несколько сочинений против латинства Максима Грека (†1556 г.), «Акос», «Диалоги грека учителя к некоему иезуиту» братьев Лихудов, «Остен» Евфимия (в XVII в.). Уже из этого неполного перечня одних только древних полемических сочинений против католичества можно видеть, что русская церковь, с самого начала, по крайней мере с первых же годов возникновения самостоятельной литературной деятельности на Руси, сознательно и с полной честью держала знамя Православия в отношении к не православию, к католичеству. Нужно ли добавлять, что эта литературная оборона Православия и борьба против католичества продолжается на Руси и доселе, хотя теперь, с явным ослаблением католичества и прогрессивно усиливающимся саморазложением его, борьба эта является не столь насущно необходимой и далеко не столь трудной, как было во времена давно минувшие, когда могущественному и образованному католическому западу противостояла юная Русь, сильная единственно только своим святым Православием, но еще не окрепшая, слабая, терзаемая всякими невзгодами и бедная силами не только физическими, а и духовными.

Католичество, как самое первое и крупное отпадение от вселенской Православной истины, естественно составило собой самый, так сказать, капитальный противовес Православному христианству и, поддерживаемое политической силой исповедующих его народностей, причинило самые сильные испытания русскому Православию. Но, однако, кознями одного только католичества еще далеко не исчерпывается вражда мира сего истине Православия. Попытки извратить последнее, так или иначе поколебать, подорвать его, исходили нередко и из иных источников, с других сторон. Но все эти попытки, никогда не усиливаясь до открытого возобладания над Православием, представляли из себя только или книжные нападки, которые Православная Русь всегда успешно отражала с честью для Православия и к позору нападающих, или же, чаще, проявлялись как политические интриги, временные и мимолетные злодеяния, подпольная агитация – еще менее опасная для Православной России и для русского Православия. Так, например, стоит упомянуть, что проникшие уже в древнюю Русь представители еврейства, еще в XV веке, пользуясь умственной темнотой простонародья русского, произвели небезуспешную попытку агитации на Руси в пользу еврейства и возмутили мир русского Православия, подготовив довольно памятную в истории церкви русской ересь жидовствующих. Но встреченная энергичным противодействием одного из знаменитейших древне-российских пастырей, св. Геннадия архиепископа новгородского, и последовательно изобличенная на двух московских соборах (1490 и 1504 гг.), ересь эта вызвала лишь те положительные результаты, что возбудила дух богословского исследования в сфере православного вероучения, способствовала подъему просветительной деятельности на Руси и, наконец, вызвала появление «Просветителя» преподобного Иосифа Волоцкого, этого величайшего и полезнейшего в свое время создания русской православно-богословской мысли.

Далее, протестантство, как самый могущественный и сильный отпрыск католичества, отнявшее у него даже большую половину исповедников, имеет также свои, хотя и несложные, счеты с Православием русским. Правда, как вероисповедание в основных принципах своих наиболее либеральное, оно никогда не переходило в наступательное положение в отношении к Православию; но, уже вследствие близкого соседства и исторических столкновений представителей его с Россией, оно не могло так или иначе не отозваться и у нас. И были моменты исторические, когда протестантство обращало на себя невольное внимание всей православной Руси, причиняло последней много и нелегких огорчений. Уже в древней Руси появление ересей Бакшина и Косого было прямым отражением реформатских идей, проникавших к нам с протестантского запада. Гораздо сильнее протестантское влияние на Руси обнаружилось в царствование Петра Великого – с мирным нашествием немцев на русскую землю, и особенно больно отозвалось на Руси Православной это нашествие протестантов при Анне Иоанновне в печально-памятные годы бироновщины. Но результатом этих столкновений с протестантством, как достойные трофеи Православия, останутся навсегда в истории церкви русской такие капитальные создания православно-полемической литературы, как «Истины показание» инока Зиновия († 1568 г.), «Мечец духовный» братьев Лихудов и «Камень веры» Стефана Яворского. Влияние протестантских народов конечно и доселе еще сильно сказывается в русской жизни, но оно теперь уже мало касается сферы религиозной, по той простой причине, что религией-то менее всего одушевлено и занято само протестантское общество. Если же обнаруживаете последнее какое-либо воздействие на православные убеждения русского народа, то разве только косвенным путем: это то, действительно, слишком очевидное, весьма сильное и крайне вредное, разрушительное влияние, которое и у нас на Руси питает и поддерживает полосу скептического направления в мышлении, рационалистического настроения в веровании, протестующего поведения в жизни.

Но, прежде чем сказать что-либо об этой протестующей полосе в православно-русской жизни и убеждениях, столь деятельно заявляющей о себе в новое время, нельзя не упомянуть о старинном, диаметрально ей противоположном но и доселе еще наряду с ней уживающемся течении в русской жизни – о русском расколе, старообрядчестве. Сомнений нет, что раскол причинил и доселе причиняет много зла русской церкви, загубил и теперь еще губит многие тысячи христианских душ. Но, с другой стороны, есть в расколе русском и другая сторона, есть в нем и положительная, в значительной мере его извиняющая и отчасти с ним примиряющая черта: каких бы несметных дроблений и нелепейших крайностей и проявлений не представлял раскол в историческом своем существовании, во всяком случае возник он из очень почтенного в принципе своем стремления спасти отцепереданное Православие, отстоять его в неприкосновенной целости, сохранить его в заветной святой старине. Таким образом, раскол в русской церкви появился не как враг и противник Православного нашего исповедания, а как неразумное только представительство Православия, слепая, но энергичная оборона его и защита. Только умственная темнота, только неумение отличить существенное от случайного, важное от ничтожного, правильное от явно ошибочного, заставили раскольников наших в некоторых обрядовых мелочах, церковно-бытовых подробностях да в простых описках малограмотных наших древнерусских книгописцев усматривать неотменную святую истину, в каждой «черте и кавыке» старинных книг –неприкосновенные догматы. Богатейшая православно-богословская противораскольническая литература наша, начиная с «Жезла правления» Симеона Полоцкого, «Увета духовного» патриарха Иоакима, «Пращицы» епископа нижегородского Питирима, «Зеркала очевидного» Посошкова, «Розыска» святителя Димитрия Ростовского и т. д., – литература эта навсегда останется величественным памятником доблестных усилий просвещенной и зрелой мысли православной к обращению заблуждающихся в своей благочестивой, но темной ревности, к спасению погибающих родных нам душ, которые оживляет и согревает вера неразумная, слепая.

Если литература наша противораскольническая и вся деятельность церкви русской по отношению к расколу доселе не достигли желанных результатов, не уничтожили раскола, то вина этого все в том же невежестве, которое пока еще властно царить в среде нашего простонародья и которое, будучи поддерживаемо столь естественным во всяком протесте и споре упрямством, препятствует раскольникам войти в смысл предлагаемых им разъяснений, убеждений, увещаний. Во всяком случае, несомненно, раскол есть, хотя и крайне прискорбное, но только внешнее, случайное и временное явление в истории русской церкви, ни на йоту не унижающее ее величие и не омрачающее чистой святыни ее Православия. Вернейшее и надежнейшее средство против раскола, – просвещение, распространение книжного знания – уже направлено в его среду, и без сомнения теперь совершает свое, хотя и очень медленное, но зато безошибочно верное дело, подготовляет, может быть, и очень еще отдаленную, но полную победу. Без сомнения настанет это время, составляющее давний предмет заветных чаяний всех истинных сынов церкви Православно-русской, когда свет знания и исторического видения, уже почти всюду теперь на Руси возженный в скромном светильнике церковно-приходских школ, осветит, наконец, всю массу крестьянства русского…. Тогда сама собою рушится почва, на которой держится теперь на Руси темный раскол, и развеется атмосфера, все еще теперь питающая его; и останется в истории Православной церкви русской только память о расколе – как ещё новое историческое доказательство самоотверженной преданности русского человека к своему Православию, ревнивейшей опасливости за его чистоту, цельность и неприкосновенность.

Гораздо более зловредное и более тяжкое преступление против Православия, к истинному стыду Руси святой, являют собою наши раскольники и отщепенцы от церкви – совсем иного сорта, совсем противоположной крайности. Это – наши культурные неверы, многоученые или недоученые сыны самоновейшего прогресса, ядовитый пустоцвет цивилизации «по разуму мира сего», – все отрицатели, извратители и самозванные реформаторы Православия, объюродевшие в гордости своей усовершители учения Христова и жалкие авторы более или менее нелепых, более или менее кощунственных опытов переделки христианства Христова в христианство собственного изделия. Такой раскол отнюдь не вытекал из коренных свойств и основ русской жизни, из родовых черт национального русского характера; он есть вполне и всецело порождение чуждое, зло заносное, язва привитая. С великой грустью и истинной болью сердечной приходится сознаться, что язва эта давно уже заразила собою Русь святую и доселе беспощадно губит, может быть, даже лучшие, по крайней мере дорого стоящие, на трудовые гроши народа русского выхоженные и выхоленные силы нашего отечества, иногда похищает счастливейшие порождения национального духа, русского таланта.... Вероятно, по неизбежному для всех сынов Адама закону, Россия вкусила этого зла вместе с добром от древа познания западной цивилизации, с самого начала сближения своего с западом.

Уже в старинных ересях наших – стригольников, жидовствующих, Бакшина –обнаружился рационалистический элемент, столь неожиданный особенно в древней Руси и, как уже это выяснено, тогда случайно проникавший к нам именно с запада. Но подобные случайные явления приняли потом и у нас на Руси характер постоянного, сильного и почти уже непрерывающегося движения, когда, с одной стороны, там, на западе, протестантство в религии и отрицательные философы XVIII века в науке сделали протест и отрицание лозунгом западно-европейской мысли и жизни, а с другой стороны, когда Россия сама приняла на себя роль слепой ученицы запада, добровольно и с неразумным увлечением отдалась опеке западно-европейской культуры. И вот, наряду с истинным прогрессом и серьезным просвещением, широкой волной хлынула с запада на Русь святую и вся изгарь прогресса, все более или менее безрассудные, но для новоучек особенно заманчивые теории и учения. И потянулись непрерывной нитью у нас на святорусской земле эти для своих дней модные новинки западно-европейского прогресса –вольтерианство, масонство, мартинизм, нигилизм, атеизм, социализм, мистицизм, спиритизм и т. д. и т. д. Расплодились и у нас самозванные учителя и лжепророки, упражняющиеся в жалкой работе сочинения себе новой веры, отвращающиеся от света Богооткровенной истины Православия к тьме своих гаданий, усиливающиеся заменить Солнце правды – Христа тусклым коптильником собственного разума, предлагающие свои вздорные мечты на место непреложной истины Евангелия. Нужно ли, например, называть очень популярное имя самоновейшего русского лже-апостола, который только на старости лет впервые встретился с Евангелием и, будучи поражен его небесной высотой, с увлечением начал «открывать» в нем уже почти девятнадцать веков тому назад открытые миру истины? Усмотрев естественное и всегда конечно неизбежное несоответствие евангельских идеалов, как только высочайших образцов совершенства, с действительной жизнью и вменив эту разницу в вину церкви Православной, он без удержу начал крошить православную догматику и ифику, сам при этом бесконечно путаясь, себе постоянно противореча, сегодня отрицая то, что еще вчера только утверждал и т. д. – пока, наконец, окончательно не извратил Богооткровенного учения, взамен его предлагая плод своего собственного фантазерства – «мою веру», в которой и узнать-то христианства уже не возможно....

И однако, подобные изобретатели нового христианства имеют успех, входят в моду, особенно в полуобразованных кружках, в среде умственных недорослей, которые обычно считают себя всезнающими, хотя ничего не знают основательно, которые никогда не интересовались тем, что касается высшего назначения человека и бессмертной его жизни, никогда не болели желанием истины в важнейших предметах веры и знания, которые только разве знакомились – и то более из праздного любопытства – с одними нападками на христианство, интересовались разве только всякими запретными и подпольными брошюрками, безусловно всегда противными духу православного благочестия. Впрочем, такими учениками и таким успехом едва ли можно и стоит кому бы то ни было хвалиться: подобным людям, на лету ловящим всякую выходку против христианства, без сомнения всегда очень приятно не верить, сомневаться, отрицать, потому что в этом они могут находить хоть какое-нибудь успокоение своей не особенно чуткой и глубокой совести, хоть какое-нибудь, оправдание и своей несогласной с правилами христианства жизни.... С жгучей болью сердечной приходится, однако, сознаться, что имя таким душевным недорослям на Руси – легион.

Но ведь не в них же сила и устойчивость Руси святой, не в них дух и опора церкви Православной! За легионами этой тли народной стоят целые тьмы людей, зрелой мыслью и сознательной верой вседушевно преданных Православию, и – целые тьмы тем людей, никакими силами не отторжимых от Православия, честных его исповедников, беззаветно преданных ему всем бесхитростным своим умом и всей голубиной простотой цельных своих сердец. Злонамеренные или только самообольщенно увлекающиеся исказители Православия на Руси святой, бесспорно, уязвляют православный дух этой массы народной, но они никогда не изменят его и не сгубят его. Благодарение Богу, простой народ русский (за который по неразвитости его единственно еще можно бы было несколько опасаться) представляет, как это уже практика доказала, слишком устойчивую и непоколебимую среду, слишком неблагоприятную почву для воздействия всякими вообще непризванных и непризнанных благодетелей, с «просветительными и гуманными» целями предпринимающих «хождения в народ». Народ наш, твердостью своих религиозных убеждений решительно возвышающийся над полуобразованными и флюгерствующими в религии поклонниками наших отрицателей, исправителей и реформаторов христианства, никогда не поймет последних, и скорее по убеждению своего брата-мужика восстанет за какую-нибудь сугубую аллилуйю, чем приобщится их фантазиям и пойдет за ними. Он не даром – конечно того и не сознавая, а только сердцем и инстинктивно угадывая правду –он уже с давним предубеждением относится к подобным просветителям и благодетелям, он уже порвал с ними всякую родственную связь, он привык видеть в них только каких-то незаконных чад своей отчизны, выродившихся из русской семьи чужеземцев.

Если не слухом воспринял и не памятью хранит, то, во всяком случае, сердцем знает и всей жизнью своей осуществляет народ русский учительные апостольские заветы: «вы же, возлюбленные, помните глаголы преждереченные вам от апостол Господа нашего Иисуса Христа» (Иуд.1:17); вы даже ангелу небесному не веруйте, «если будет возвещать вам иначе, нежели возвещено» (Гал.1:8) .... И знаем мы, как народ русский всегда самоотверженно стоял за преждереченное и от века вверенное ему святое Православие! «Помните, возлюбленные, что появятся ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям, люди, отделяющие себя (от единства веры), душевные, но не имеющие духа» (Иуд.1:17–19). И народ русский, как-бы памятуя это апостольское предостережение, всегда так особенно боится этих ругателей отеческих заветов и преданий; он с таким предубеждением относится вообще ко всем этим самозванным радетелям, которые выступают перед ним часто в одеждах овчих, с советами и учениями «прегордыми пользы ради» (ст. 16)! «Вы же, возлюбленные, – продолжает святой апостол, – назидая себя святейшей верой вашей, молясь Духом Святым, сохраняйте себя в любви Божией» (ст. 21). И кто не знает, как всегда любил и любит народ русский назидать себя святой верой своей, как горячо и сердечно способен он молиться, как ревниво всегда хранит себя он в любви Божией!..

Уже одно это многовековое прошлое, чем заявил себя народ русский в течение всей своей исторической жизни, служить достаточной порукой, что и впредь русский человек всегда пребудет верен своему Православию, всегда будет неуклонно хранить уставы святой своей церкви, всегда с горячей верой и сердечной отрадой будет молиться в тех храмах, на том языке, перед теми святыми иконами и теми благоговейными молитвами, как искони молились его деды и отцы. И никогда не увлекут его новомодные учителя в свои храмы, которых, впрочем, у них и нет; не вручат ему новых каких-либо, икон, в которые, впрочем сами они не веруют; не внушат ему новых молитв, которых, впрочем они сами не знают.

В святом чувстве любви и преданности к своей вере Православной и есть самая крепкая сила и истинное величие народа русского, народа набожного, народа благочестивого, народа патриотического, как ни одна нация в мире. Исходящее и питаемое свыше в таинственных священнодействиях церкви Православной, такое настроение Руси святой в общем так непоколебимо и мощно, что перед ним бессильны всякие враждебные ему, модные в полуобразованных кружках доктрины, временные, исчужа заносимые к нам веяния. Последние могут волновать только поверхность народной души, только внешность русской жизни, а внутренняя глубина души народной, основная крепь Руси святой, переполненная святым чувством веры, всегда найдет в себе силу и волю неуклонно совершать историческое свое и провиденциальное назначеие: хранить для всего мира святейшее, истинное Православное христианство и благодатью его благотворно воздействовать на все народы и на всю землю. Где многие миллионы сердцем и душой преданы святой вере, там, без сомнения, напрасны и немощны усилия отдельных лиц, по научению извне или по собственному безумию, кощунственно восстающих на веру. Они могут причинять, как действительно иногда и причиняли России, только временные испытания, только преходящие несчастья, но отнюдь не поколеблют порядка, изначала установленного и охраняемого самим Провидением Божественным, и так искренно воспринятого, столь глубоко усвоенного массовой сознательной личностью всего народа русского.

Веруя в цельный, единый и великий народ русский и его историческое призвание, хотелось бы также верить в торжество здравого смысла, в торжество добросовестности, честности и в среде всех выродков русских, решающихся критически, свысока относиться к Богооткровенному учению Православия, дерзновенно поднимающих на него святотатственную свою руку, его унижающих, позорящих, по своему реформирующих, или, по крайней мере, злорадно встречающих всякие выходки против него, так легко и охотно увеличивающих собой стан врагов, ненавистников, нарушителей Православия, – словом, хотелось бы верить в честность и всех, обильно собой обременяющих русскую землю, хотя и безусловно чуждых ей, предреченных «ругателей истины», делом или словом, жизнью или учением своим вносящих «мерзость запустения в место святое». Хотелось бы верить, что смирятся они перед истиной, остановятся перед очевидностью и, вместо злоумышления или упорства, самообольщения или недоброжелательства, вместо, наконец, просто безучастия или высокомерного равнодушия к вере Православной, перестанут мудрствовать лукаво, насиловать свою духовную природу и, вековечную мировую правду, и постепенно войдут в столь близкую человеку и так обаятельную для него радость искренно и глубоко верующих, мало по малу склонятся перед святыней Православия, как все благомыслящее склонялось перед ней всегда прежде.

Должны же ратующие на Православное христианство согласиться с знаменательным историческим фактом, что, не смотря на чрезвычайные невзгоды, все возможные противодействия, всякие физические и духовные гонения и насилия, истина Православия неуязвимо выдержала, так сказать, критику и испытание целых девятнадцати столетий! Не служит ли уже это одно ручательством того, что истина эта непреложна, неизменна, вечна, что не подложит она суду и воздействию человека, что, следовательно, и в будущем она имеет не пасть и погибнуть, а наоборот, с постепенным просветлением души человеческой, с подъемом идеализма и духовности в жизни, имеет только укрепляться в сознании человеческом, делаться все больше и больше убеждением всеобщим. И могут ли идти хоть в какое-нибудь сопоставление с этой непреложной, неизменной, вековечной истиной все человеческие – для своих дней всегда многим казалось – столь мудрые, столь великие откровения, такие – многим думалось – превосходные и совершеннейшие доктрины, как все эти вольтерианства, масонства, нигилизмы, социализмы и пр. и пр.? Куда они вели и к чему сами приходили? Удел их всех один, участь самая бесславная: все они, как случайно, невзначай появлялись, так же быстро и мимолетно пропадали, исчезали без следа и без остатка – именно как туман от света истины Христовой, падали сами собой, даже часто без всякой полемики – просто с падением моды на них, когда начинал дуть иной ветер с запада....

Должны же все сомневающиеся в святыне и истинности Православного христианства согласиться, что оно утвердило свое Божественное достоинство бесчисленными знамениями, чудесами и благотворнейшим воздействием на душевный строй, нравственный характер, на жизнь общественную и частную всех, искренно и сердцем воспринявших это учение, – что оно воспитала целые лики невероятных для земли подвижников, страстотерпцев, святых людей, –что оно направляет целые племена и народы на путь деятельности бескорыстно-самоотверженной и благородно-идеальной. А чем утверждают свое достоинство и свои права восстание и брань на Православие? Кого воспитали и что великого совершили все, в совокупности их взятые, разноглаголивые проповедники «подновленного», извращенного христианства? Не возмущение ли, не протест ли, не крамола ли являются корнем их зарождения и ложатся принципом их учения и действования, и не возмущения ли только, не крамолы ли, не шатание ли и разброд только вносят они во все сферы жизни и деятельности человеческого общества?!

Если же все отступники от света Христова желают ссылаться и опираться на науку, на знание, на историю, и хотят, не внимая ничьим указаниям, никаким авторитетам, самодеятельно, честно и с чистым стремлением искать истины, идти к правде, то не могут же они не знать, что многие тысячи подобных им искателей правды, глубоких мыслителей и ученых, томимые жаждой в бесплодной пустыне своего собственного знания, нашли себе полное удовлетворение в неисчерпаемом источнике христианства, – что перед этим источником благоговели тысячи величайших в свете умов, что этот источник напаяет собой и светом даруемого им знания просвещает весь мир, – что в свете этого знания все непредубежденные и открытые для него сердцем своим всегда находили себе только полную отраду души, мир совести и спасение вечное.

А что же смогли создать и что действительно создали наши многоумные просветители, не довольствующиеся простотой евангельской истины и восполняющее «несовершенства» Православного христианства? – Они ловко подхватывают, что называется на лету ловят чужие, на иноверном и плутающем западе зарождающиеся мысли и всякие ультра-либеральные противо православные выходки, и так отважно, самодовольно, так заманчиво для публики – отнюдь не мучимой жаждой истины, так увлекательно для сердец – отнюдь не горящих сверхъобыденными запросами, и так убедительно для голов – отнюдь не обременяющих себя раздумьем, вещают все это, взятое исчужа напрокат, как великие откровения своего самодействующего и все глубины постигшего духа. И никогда еще пресловутые авторы новых редакций христианства, ни сами о себе, ни вкупе со своими инославными умеренными вождями и владыками, ничего не измыслили нового и истинно полезного, не сотворили ничего великого и достойного, не выдвинули никакого самостоятельного зиждущего начала. Если же и можно усматривать что доброго, симпатичного в их проповедях, если чем и хвалились, с чем и носились они, так все это всегда обязательно ими скрадывалось из позоримого же, осуждаемого и отрицаемого ими откровения Православно-христианского.

Должны, наконец, все самообольщенные развратители православного благочестия на Руси святой согласиться, что их «просвещенная» деятельность, никем и ничем не вызванная, никому ненужная и лишь только очень и очень многими погибельная, есть деятельность противоестественная, антинациональная. Ни природные свойства всегда миролюбивого народа русского, ни многовековая умиротворяющая деятельность его в семье прочих народов, ни всей историей засвидетельствованная благодушная (иногда даже до крайности) уступчивость и снисходительная (иногда даже с чем бы и не следовало) уживчивость русского человека –словом, ничто в природе и в характере русского человека не обусловливает собой протеста, восстания, возмущения. Возмущение же против веры святой в народе русском, народе по преимуществу религиозном, искони строго-православном, можно сказать, с первых дней бытия своего благоверном, есть тем большая аномалия, явление тем очевиднее уродливое, преступление против всей своей нации вдвойне преступное. До очевидности ясно, что все эти отрицания и протесты в области религиозно-нравственной, вероисповедной, суть порождения и отпрыски культуры иностранной и инославной, что все это суть отражение тех в своем-то месте понятных и неизбежных брожений и колебаний, какие переживает запад, лишившийся истинного света, неомраченного боговедения, а потому и естественно – в усилиях улучить к свету – блуждающий и претыкающейся и ошибающийся. И нам ли людям русским, православным, в деле религии, в сфере духовнейшей, западу внимать, у него поучаться, ему подражать и следовать?!

Конечно, было бы безрассудно отрицать успехи и относительное превосходство перед нами западно-европейских народов в области, например, экономической, промышленной, в некоторых сторонах жизни социальной, в отношении житейского комфорта и т. п.; нельзя также отрицать достойного представительства иностранцев в деле разработки и движения большинства наук, особенно естественных, – во всем этом они по праву могут быть нашими учителями и руководителями; но в области вероисповедной, религиозно-нравственной, в сфере вообще идеальной, гуманитарной, наука их еще никогда доселе, кажется, к добру нас не приводила, всегда очень дорого нам обходилась, немалых бед, огорчений и разочарований стоила....

Припомним, примерно, ту стыдную, но зато очень поучительную пору нашей русской жизни, когда всецело, безраздельно увлекались мы французской культурой, в угоду ей отстали от своих отеческих благочестивых обычаев, презирали свою родину, язык, нравы, веру, – словом, все, все приносили в жертву всему, как тогда кощунственно привыкли мы титуловать, «божественному» французскому. И этот запад, которому принесли мы столько и таких жертв, куда со столь светлыми чаяниями, пренебрегши даже своей родиной и всем родным, обратили свои очи и сердца, ответил нам двенадцатым годом, т. е. полным разором страны родной, только по милости Божией неудавшимся покушением на самостоятельность, на жизнь Руси православной! ...

Потом, сколько и с каким почтением преклонялись мы перед германским гением, как только ни славословили мы немецкого глубокомыслия и просвещенности, философии и поэзии? Но не оказалось ли, что все это – и глубокомыслие и поэзия – все это само в себе очень хорошо, но все это не для нас, покорных и подобострастных учеников: мы-то встречали от тех, на кого завистливо смотрели, как на образец гуманизма, людскости, братства, носителей свободы, правды и справедливости, встречали только вероломство, коварство и уж совсем не замаскированное даже недоброжелательство и несправедливость....

Мало того, мы детей своих им, иноверцам и иностранцам, отдавали в науку: вверяли им, таким образом, будущность России; свою школу русскую построили по манеру и составу их, иноземной школы; все учебники, все книги, имеющие питать восприимчивые души питомцев, или прямо взяли у них или свои наполнили, по образцу их книг, таким же «развивающим и облагораживающим» содержанием, изгнав эту старую подавляющую, как говорили, рутину, до возможного минимума сократив главнейший дотоле образовательный элемент – религиозный, нравоучительный. Трудно, конечно, взвесить и смерить цену и значение этого, так сказать, педагогического влияния на нас иноверцев; но во всяком случае то факт, что уже не из старой, не из церковной школы стали появляться на Руси святой люди, которые отрицают Бога, не верят авторитету Православной церкви, нередко потрясают и личное счастье и общественное благосостояние, подрывают крепость народных и государственных сил.... А едва ли бы все это было, если бы, приняв исчужа новое и хорошее, сохранили мы исконный, русский характер своей школы и позволили себе в семье новопросвещенных европейцев старорусскую вольность: если бы в основе всего воспитания и обучения русского оставили прежний несокрушимый краеугольный камень – Христа и живую веру в Него и в учрежденную Им святую Православную церковь....

Словом, не раз уже, на пути своем к прогрессу и усовершенствованию, поддавались мы соблазну передовой европейской цивилизации, не раз, высвобождая себя из под опеки церкви и Православного христианства, возлагали мы надежды свои «на князи и сыны человеческие», и теперь, кажется, имеем очень достаточные данные убедиться, что «в них нет спасения». А между тем все наши культурные неверы на Руси, извратители и отрицатели Православия, принципиально восстающие на авторитет Божественный, являются, непосредственно или посредственно, слепыми н фанатичными поклонниками такого именно авторитета – человеческого. Какая поистине жалкая и безрассудная замена! Оставивши Бога, не доверяя Его церкви святой, они заражаются духом скептицизма, предубеждения, они выслеживают все, что злобствующий на Православие нечестивый ум человеческий мог измыслить против него, в каких «несовершенствах» мог оклеветать его; из всего этого они извлекают самое, на их взгляд, язвительное, уничтожающее, восполняют это чужое собственными посильными кривотолками, и – предлагают свои новые символы, строят свою безбожную догматику. А масса равнодушного к вере общества, не знающая Евангелия и Православного учения, как пикантной модой, как эффектной обновой, увлекается новыми лже-апостолами, тем более, что в учении их многое, взятое из неведомого обществу евангелия, впервые предстает сознанию как очевидно хорошее, высокое, симпатичное, подкупающее. И вот неведомое дотоле евангелие уже принципиально и сознательно предается забвению, как нечто отсталое, старое, уже исправленное и усовершенствованное, а тетрадки и подпольные брошюрки новых лже-апостолов покупаются хоть на вес золота: ими зачитываются, ими восторгаются; сами более или менее кощунствующие, более или менее дерзкие авторы «новых вер» становятся кумирами массы, героями дня, богатырями духа в мнении людей бессодержательных и бездельных, только от скуки да по веянию моды «богословствующих», беспредметно сентиментальных или беспричинно разочарованных, но всегда одинаково падких на всякую сплетню – даже в религии! Не про таких ли мудрецов и богословов, не про таких ли христиан еще святой апостол сказал: «они осуетились в умствованиях своих и омрачилось несмысленное сердце их; называя себя мудрыми, обезумели» (Рим.1:21–22)?!

Повторяю, ни католичество, ни протестантство, ни расколъ, а легковерие полуобразованных кружков народа нашего, религиозный индифферентизм и распространение только что указанного «ученого раскола» больше всего нарушают мир и спокойное царство Православия на святой Руси, ложатся самым мрачным пятном на нашу исконно благочестивую и от века православную землю святорусскую. Но, повторю также, болезнь эта не смертная, не роковая: она скользит только по поверхности России, она захватывает только элементы уже и без того более или менее зараженные, больные, уже и без того почти чуждые для здорового организма России; но болезнь эта не проникла внутрь русской народности и не касается сути ее. Это, во-первых, а во-вторых, мы с истинной отрадой можем констатировать уже, как свершившийся и свершающийся факт, что болезнь эта усмотрена, определена и действительнейшее средство против нее уже предпринято. Кому из нас не ведомо, что в России совершается теперь; как говорят, реакция, что все национальное, русское, все православное и религиозно-нравственное стало предметом живейших забот и особенных попечений – и правительства и всех лучших людей России? Вся нравственная атмосфера отчизны нашей видимо, очищается и оздоравливается, вся духовная почва ее возделывается теперь к лучшему, к хорошему. Ну как, кстати и тут, не отметить благодарным словом заведение теперь при всех православных наших храмах школ и училищ? Это вековечный хлеб духовный, сеющийся в нетление Руси святой! Правда, школы эти могут быть бедны, невзрачны в сравнении со школами прежними, «образцовыми» и необразцовыми; но они бедны только разными внешними атрибутами учености, зато, несомненно, они будут сильны и полны, велики и полезны духом православного благочестия, витающим под сенью приютивших эти школы храмов православных. Очень возможно, что юные поколения России – ее грядущая сила и надежда – не встретятся в этих школах с разными заморскими науками, но зато в храме православном, без сомнения, встретит их и, быть может, на всю жизнь благотворно согреет сердце, или хоть крупицей да западет в душу – наука наук, «яже едина есть на потребу». В школе церковной, конечно, не научится русский человек иностранным языкам, но зато он сроднится здесь теснее и еще родственнее со своим заветным, отеческим и священным языком – славянским, на котором и возможно услышать одни только святые речи и которому безусловно чуждо все, позорящее человеческий язык и человеческое слово. Может быть не всегда и не много найдет здесь ученик разных хрестоматий, сборников для «легкого» чтения, зато наверное найдутся тут, а авось и на глаза лишний раз попадутся книги «божественные», священные; найдется, без сомнения, и забытая было в наших школах та богодухновенная книга царя Давида, на которую сам Спаситель ссылался в доказательство своего Божества, песнями которой Он услаждал и успокаивал свою скорбную душу перед крестными страданиями, в которой и святые апостолы завещали искать высшего духовного услаждения, и словами которой наши прадеды и отцы целую тысячу лет обыкли возносить к Богу свои моления, возвещать Ему печали и скорби свои. Авось, наконец, в школе церковной человек русский с детства навыкнет вообще в церковности, научится благоговейно чтить церковные уставы, уважать скромного своего учителя – бедного служителя церкви Господней, хоть сколько-нибудь проникнется уважением и к своей испокон-веку благоверной родине, возлюбит свято сохранивших ему в течение девятнадцати веков веру Православную праотцов и отцов своих, и тогда – благо будет тогда России и «долголетна будет она на земле»!

Итак, «ничтоже успеет» всякая вражда земная на Православие, злобствующая на него и язвящая его даже в самой обители Православия – на Руси святой! Не смутит и не устрашит эта вражда православного христианина: с молитвенной надеждой на Промысел Божий, который «не предаст нас до конца», смело и светло смотрим мы вперед, на будущее православной России, твердо надеемся на ее здоровые силы присущие ей родовые инстинкты, крепко веруем, что на благоверной Руси святой никогда «не преуспеют противящиеся истине» (2Тим.3:8–9). Вся история веры русской есть история победы Православия над врагами его, торжества над кознями и интригами против него. Вся история России есть несомненный памятник благодатного присутствия в осеняющем землю святорусскую Православии Самого Основателя и Главы церкви Спасителя Иисуса Христа и Утешителя Святого Духа. Вся история наша есть поучительное слово о ревностном самоохранении народа русского в Православном благоверии. Бесспорно, Россия была доселе верной и честной представительницей Православия для всей земли, истинным светочем его в человечестве. А это прошлое, уже пережитое, служит отрадным залогом и будущего.... Искони просветившее и веками воспитавшее мощный дух великого народа русского, богооткровенное учение святой веры Православной и впредь всегда светом своим будет проникать и озарять Россию, останется основной стихией русской жизни, нашим ангелом хранителем, нашей силой и славой!

Не страшно русскому Православию католичество, которое, растратив вверенный ему жизненный капитал и богатое лишь старыми претензиями да новыми догматами, в предсмертной агонии своего угасающего начала, с жадной завистью смотрит на Православие и готово само возложить на него все свои упования²². Не страшно Православию на святой Руси и протестантство, которое не может не сознавать односторонности отрицательного, не зиждущего, а разрушающего только начала и, в усилиях выйти из лабиринта противоречий, в каких путаются многочисленные протестантские общества, давно уже ищет истинного идеала Христовой церкви и давно уже усмотрело у нас, «на Востоке свет»²³. Не страшны, наконец, Православию на Руси святой ни темный, безумный раскол, ни малоумные русские выродки, посягающие на святое Православие: русский народ, Промыслом Божиим из небытия своего прямо вызванный к бытию православному, с первыми звуками своего слова впитавший в себя начала Православия, можно сказать, родившийся православным, отрекается от этих изменников своих, как он отречется от себя самого, если поступится хоть единым перлом из духовных сокровищ своей святейшей веры!

Все неправое, неистинное, инославное – и католичество, и протестантство, и раскол, и все эти бесчисленные социализмы, рационализмы, атеизмы и т. д. и т. д. – все это временно, все это преходяще и все это бессильно. Единое правое христианство, истинное, неизвращенное боговедение, откровенное вероучение, словом, единое только Православие всегда было, есть и будет неизменно и непоколебимо, как столп и утверждение истины, – только его одно во веки вечные и врата адовы не одолеют! Веруем и на милость Господню надеемся, что и хранительница, исповедница и провозвестница Православия на земле – Россия навсегда свято и неизменно останется кивотом, охраняющим в себе небесную манну Православия, – вторым ковчегом, спасающим Православие от волн бушующего по земле нравственного и духовного потопа; останется, по словам нашего древнего инока, «третьим Римом», который будет во веки стоять, – «а четвертому не быть!»