Премудрость Божия как Ars Dei у блж. Августина: между неоплатонизмом и христианством

В статье исследуется понятие ars Dei («искусство Божие») в философско-богословской мысли Аврелия Августина. Выясняется, что ars Dei – это не только разумный замысел или знание, которое Бог вечно имел о Своем творении, но также и Божественная Премудрость и творческое Слово Божие, через Которое был сотворен мир и в Котором суще ствуют вечные и неизменные формы и причины всех вещей и в соответствии с Которым Бог не только знает, но и творит все сущее. Отмечается, что понятие ars Dei у Августина имеет определенное сходство с мировым Умом (νοũς) неоплатоников и с мировым Логосом стоиков и Филона Александрийского, а также с «художническим логосом» (τεχνικòς λόγος) греческих Отцов Церкви; оно также является развитием библейских представлений о Премудрости и Слове Божием. При этом констатируется, что учение Августина столь уникально, что не имеет точных аналогов в современной ему философской и патристической литературе.

В трудах блж. Августина Гиппонского мы иногда встречаемся с таким понятием, как ars Dei – «искусство (мастерство) Божие». Это понятие встречается как в ранних философских, так и в зрелых богословских трудах Августина. Оно тесно связано с представлением о разумном замысле Божием по отношению к творению, а также о Божественной силе и премудрости, с помощью которой этот замысел был осуществлен. Ars Dei у Августина имеет сходство с мировым Умом (νοῦς) неоплатоников и с мировым Логосом стоиков и Филона Александрийского, а также с «художническим логосом» (τεχνικὸς λόγος) греческих Отцов Церкви. Вместе с тем концепция аrs Dei у Августина также является развитием библейских представлений о Премудрости и Слове Божием, через Которое было все сотворено. Цель данной статьи – исследовать понятие ars Dei в трудах Августина и установить его философские и богословские источники, чтобы точнее определить его смысл и место в богословии Августина.

Прежде всего для Августина понятие ars Dei как искусства или творческого мастерства Божия тесно связано c учением о Сыне Божием. В самом деле, уже в своих ранних работах Августин рассматривает Сына Божиего в качестве универсальной Истины (veritas) или Идеи всех вещей (forma omnium), которая охватывает всю полноту Божественных замыслов и форм, реализованных Богом в творении мира. Так, в трактате «Об истинной религии» (ок. 389–391) Августин характеризует истину следующим образом:

«Итак, пусть же религия связывает нас с одним только всемогущим Богом, потому что между нашим умом, которым мы постигаем Отца, и Истиной, т. е. внутренним Светом, с помощью которого мы Его постигаем, не посредствует никакая тварь. А потому вместе с Отцом будем чтить и саму эту Истину, ни в чем от Него не отличающуюся, Которая представляет собой Форму всего (forma est omnium), что создано Единым и стремится к Единому (ab uno facta sunt et ad unum nituntur). Отсюда для душ духовных ясно, что все создано через эту Форму (per hanc formam esse facta omnia), которая одна только вполне заключает в себе то, к чему все стремится. Однако это все не было бы создано Отцом через Сына (a Patre per Filium) и не сохранялось бы целым в своих границах, если бы Бог не был в высшей степени благим»¹.

Понятие ars Dei в данном отрывке только подразумевается в концепции универсальной Истины и Формы. Чуть ранее в том же сочинении Августин прямо отождествляет эту Истину с искусством Божиим:

«Нет никакого сомнения в том, что неизменная природа, находящаяся выше разумной души, есть Бог, и что первая жизнь и первая сущность находится там, где и первая Премудрость. Эта-то Премудрость и есть та неизменная Истина, которая по справедливости называется Законом всех искусств (lex omnium artium) и Искусством всемогущего Художника (ars omnipotentis artificis)»².

Следует отметить, что это не первое использование Августином понятия ars Dei. Впервые оно встречается несколькими годами ранее – в начале философского трактата «О музыке» (ок. 387), в котором Августин подчеркивает тесную взаимосвязь между Истиной, Формой и Искусством Божиими, с помощью которых мир был сотворен:

«Истина называется искусством вышнего Бога (ars Dei supremi).

Посредством Истины был создан этот мир, который мы видим.

Посредством Истины было создано все, что мы видим приходящим в бытие.

Посредством Истины было создано все, и Истина – это Форма всего

(omniumque forma veritas)»³.

Более подробное описание понятия ars Dei мы находим в трактате «О 83-х различных вопросах» (ок. 388–396), где в 78-м вопросе Августин объясняет, как земные мастера создают свои произведения искусства:

«То высшее Искусство всемогущего Бога (ars illa summa omnipotentis Dei), посредством Которого из ничего было сотворено все, именуемое также Его Премудростью (sapientia eius), Само действует также и через мастеров, чтобы делали они прекрасное и соразмерное. Хотя они производят [уже] не из ничего, но из некоей материи, а именно из дерева, мрамора или слоновой кости и из любого другого вида материи, подчиняющейся рукам мастера. И они не могут произвести чего-либо из ничего, ибо действуют посредством тела, однако при этом те элементы и соразмерность очертаний, которые посредством тела они придают телу, они берут в душе от высшей Премудрости, придавшей гораздо более искусно всему телу мира, произведенного ею из ничего, сами элементы и саму соразмерность»⁴.

В очень похожей работе, возможно принадлежащей к тому же периоду времени и известной под условным названием «О восьми вопросах из Ветхого Завета» (De octo quaestionibus ex Veteri Testamento, CCSL, vol. 33, p. 469–472), Августин утверждает, что вся тварь вечно существовала в Божественной Прему дрости как в вечном Искусстве Бога (in ipsa sapientia tamquam Dei arte sempiterna semper erat), которое производит все в надлежащее время. Как кажется, здесь ars Dei означает рациональный план или разумный замысел, который Бог имел от вечности о Своем творении. В этом смысле понятие ars Dei очень близко к платоновскому понятию идей или умопостигаемого мира, который для Августина существует не независимо сам по себе, но внутри самого Ума Творца (in ipsa mente creatoris), как он объясняет это в своем знаменитом 46-м вопросе «Об идеях»:

«Идеи – это некие первичные формы (principales formae quaedam) или замыслы вещей, постоянные и неизменные (rationes rerum stabiles atque incommutabiles), сами не получившие форму [извне], и в силу этого вечные и всегда тождественные себе; и заключены они в Божественном мышлении (divina intellegentia continentur). И хотя они сами не возникают и не гибнут, однако согласно им, как говорят, оформляется все, что способно возникать и гибнуть, и все, что возникает и гибнет… Итак, все сотворено в соответствии с особыми замыслами. Где же следует признать находящимися эти замыслы, если не в самом уме Творца (in ipsa mente creatoris)? Ибо Он не взирал на что-то расположенное вне Его, чтобы в соответствии с этим устроить то, что устроил, – таковое и предполагать нечестиво. Итак, если эти замыслы всех вещей, которые уже были сотворены или еще будут созданы, заключаются в Божественном уме (in divina mente), а в Божественном уме не может быть ничего, кроме вечного и неизменного, и эти первые замыслы вещей (rerum rationes principales) Платон называет идеями, то они не только являются идеями, но суть и самые истины (verae), так как вечны и пребывают тождественными и неизменными. Благодаря причастности им все, что есть, бывает таково, каково оно есть»⁵.

Хотя Августин позднее в своих Retractationes критиковал Платоновский термин «умопостигаемый мир» (mundus intelligibilis)⁶, на самом деле он никогда полностью не отказывался от концепции божественных идей. Так, в своем позднем трактате «О Граде Божием» (ок. 412–427) Августин упоминает идеи, называя их «невидимыми и неизменными причинами вещей» (invisibiles atque incommutabiles rationes rerum), вечно пребывающими в Божественной Премудрости⁷, Которую он отождествляет с Искусством Божиим, посредством Которого все было сотворено (in Dei sapientia cognoscitur, velut in arte qua facta est)⁸. Для Августина творческое Искусство Бога здесь несомненно указывает на Сына Божия, Который в Священном Писании называется Премудростью и Словом Божиим, как отмечает Августин в одной из своих проповедей (Слово 361, ок. 410–411):

«Это Божество (divinitas), Слово, равное Отцу (verbum aequale patri), есть Искусство всемогущего Художника (ars omnipotentis artificis), посредством которого все было создано, и неизменная Премудрость (incommutabilis sapientia), которая, пребывая в самой себе, все обновляет и, мощно распростираясь от одного конца до другого, все устрояет приятно» (Прем.7:27; 8:1)⁹.

Наконец, мы встречаем понятие ars Dei в главном догматическом трактате Августина «О Троице» (ок. 399 – 426), где он предлагает следующее объяснение данного понятия:

«Сын есть совершенное Слово, Которое довлеет Себе, и некоторое Искусство всемогущего и премудрого Бога (ars quaedam omnipotentis atque sapientis Dei), исполненное всеми живыми и неизменными замыслами (plena omnium rationum viventium incommutabilium); и все в Нем едино, как и Оно есть единое от Единого, с Кем Оно едино. В Нем Бог знает все, что сотворил посредством Него, и поэтому по мере того, как времена уходят и приходят, в знании Божием (scientiae Dei) ничего не уходит или приходит. Ибо Бог знает сотворенное не потому, что оно сотворено; но, пожалуй, оно было сотворено, причем изменчивым, потому что Бог знает его неизменным образом (immutabiliter ab eo sciuntur)»¹⁰.

Как представляется, в этом тексте дается прекрасное резюме понимания Августином термина ars Dei («искусство Божие»), которое есть Сын Божий, Его Предвечное Слово и Премудрость, в Котором причины всех вещей существовали от вечности как Божественные замыслы и Которым все было сотворено во времени. Другими словами, для Августина ars Dei есть не только разумный замысел или знание, которое Бог вечно имел о Своем творении и которое содержит причины всех вещей, но также и Его творческая Сила и Единородный Сын, Который един с Ним по сущности. В Сыне и посредством Сына как Слова, Премудрости и Искусства Бог явил Свою совершенную мудрость и всемогущество в отношении творения.

Если свести вместе все августиновские идеи, связанные с понятием ars Dei, получится следующая таблица:

Как представляется, понятие ars Dei у Августина имеет как библейское, так и философское происхождение; оно не только соотносится с библейским представлением о Божественной Премудрости и Слове, которым Бог творит мир, но также и с неоплатоническим понятием мирового Ума (νοῦς), который происходит от высшего принципа – Единого – и содержит в себе мир идей, или универсальных причин всех вещей. Действительно, как свидетельствует Августин в трактате «О граде Божием», неоплатоник Порфирий, обсуждая первопричины, «говорит о Боге Отце и Боге Сыне, Которого он называет (пиша по-гречески) отеческий Интеллект или отеческий Ум» (paternum intellectum vel paternam mentem)¹¹. Упомянутые здесь термины paternus intellectus / paterna mens напоминают августиновское понятие Божественного Разума и Разума Творца (см. в таблице выше) и точно соответствуют греческому выражению νοῦς πατρικός («отеческий ум»), которое происходит из «Халдейских Оракулов»¹², откуда оно было заимствовано Марием Викторином¹³ и Порфирием в их метафизические системы. В «Халдейских Оракулах» νοῦς πατρικός представляет собой божество третьего порядка – Демиурга, который является результатом союза двух высших божеств – Отца и Силы – и служит в качестве творческого Первоначала вселенной¹⁴. В «Халдейских Оракулах» также встречается следующая триада: бытие – сила – ум¹⁵, где Отец тождествен понятию чистого бытия (ὕπαρξις)¹⁶. Позднее Порфирий в своем утраченном комментарии на «Халдейские Оракулы» отождествил триаду Отец – сила – ум¹⁷ с хорошо известной метафизической триадой: бытие – жизнь – мышление (или «умопостигаемой триадой»)¹⁸, что впоследствии стало общим местом в позднем неоплатонизме^19. Более того, в своем комментарии на платоновский «Тимей» Порфирий интерпретирует имя Гефеста как τὸν τεχνικὸν νοῦν («художнический ум»), который рассматривается им в качестве Демиурга²⁰. Чтобы завершить этот краткий экскурс в неоплатонические истоки августиновского понятия ars Dei, мы обратимся к последователю Августина и христианскому философу V в. – Клавдиану Мамерту (ок. 420–474), который испытал значительное влияние метафизики и психологии Августина. В самом деле, в своем трактате De statu animae («О свойстве души», ок. 470) Клавдиан дает оценку метафизики Платона с точки зрения тринитарного учения Августина:

«Платон, за много веков прежде рождения от Девы, прежде воплощения Бога, прежде воскресения [Его как] Человека, прежде проповеди среди язычников неизреченного единства высшей Троицы, с похвальным дерз новением, удивительной прозорливостью и неподражаемым красноречием искал, нашел и изъяснил три Лица в едином Божестве (una tres in divinitate personas), не только научив, что так следует верить, но и убедительно доказав, что так оно и есть – Бог Отец, Отеческий Ум (paternamque mentem), [т. е.] Искусство или Совет (artem sive consilium), и взаимная Любовь Их Обоих [суть] единое, высшее, равновечное и неделимое Божество»²¹.

Как видим, здесь августиновское понятие ars Dei как одно из имен Сына Божия вместе с библейским представлением о совете Божием и неоплатоническим понятием νοῦς πατρικός возводится прямо к самому Платону.

Вместе с тем следует отметить, что гораздо более близкие сходства с понятием ars Dei можно найти в трудах Филона Александрийского и некоторых греческих отцов Церкви, унаследовавших и развивших концепцию Филона об универсальном Логосе как Уме и Силе Божией. Действительно, Филон был в некотором смысле предшественником Августина, так как он был первым, кто отнес понятие искусства напрямую к Богу и даже изобрел специальный греческий термин ἡ τοῦ θεοῦ τέχνη («искусство Бога»), под которым он понимал творческое мастерство или разумную силу Бога, с помощью которой Он сотворил мир:

«Искусство Бога, согласно которому Он творил все (ἡ τοῦ θεοῦ τέχνη, καθ’ ἣν ἐδημιούργει τὰ σύμπαντα), не принимает ни чрезмерного напряжения, ни чрезмерного ослабления, но, пребывая тем же самым, сотворило каждое из сущих совершенным образом, поскольку Творец воспользовался всеми числами и всеми идеями, ведущими к совершенству»²².

В другом отрывке Филон называет это творческое искусство Бога «совершеннейшим» (τοῦ θεοῦ τελειοτάτη τέχνη) и связывает его с понятием «Божественной науки» (τοῦ θεοῦ ἐπιστήμη)²³. Кроме того, он также относит его к Божественному Логосу, которого он рассматривает в качестве умопостигаемого мира²⁴, первичной Идеи всех идей²⁵, Разума или Мышления Бога²⁶ и даже Его Первородного Сына²⁷. Так, в другом месте того же сочинения он характеризует Логос следующим образом:

«Божественный Логос является невидимым, семенным и художническим (ἀόρατος καὶ σπερματικὸς καὶ τεχνικὸς θεῖός ἐστι λόγος); Он подобающим образом предается Отцу (προσηκόντως ἀνακείσεται τῷ πατρί)»²⁸.

Так Филон изобрел еще один важный термин: τεχνικὸς λόγος («искуснический/художнический разум/слово»)²⁹, который получил дальнейшее развитие в греческой патристике. В самом деле, Ориген в трактате «Против Цельса» использует этот термин, опровергая неверные представления Цельса о промысле:

«Итак, пусть Цельс прямо так и говорит, что, по его мнению, все это столь великое разнообразие земных растений отнюдь не есть дело промысла, но что столь многие качества произвело некое случайное сцепление атомов и что только случайностью объясняется сходство между собой всех этих видов растений, деревьев и трав. И [пусть он заявляет], что эти [растения] не были вызваны к бытию никаким художническим логосом (οὐδεὶς λόγος τεχνικὸς ὑπέστησεν αὐτά) и что они не обязаны своим началом Уму (οὐδ’ ἀπὸ νοῦ ἔχει τὴν ἀρχήν), превышающему всякое изумление. Но мы, христиане, почитающие единого Бога Творцом этих [растений], воздаем Ему благодарность за то, что Он это сотворил»³⁰.

По всей вероятности, здесь термин λόγος τεχνικός означает разумный замысел Творца, согласно которому были сотворены растения. Однако этот замысел имеет безличный характер и не отождествляется с Логосом и Премудростью Божией, как это мы видели у Филона и Августина. Сходное представление о ху дожническом замысле встречается и у св. Василия Великого в «Беседах на Шестоднев», где он объясняет значение слова ἀρχή следующим образом:

«Ты можешь узнать, с какого времени началось образование этого мира, если, от настоящего времени возвращаясь назад, потрудишься найти первый день возникновения мира. Так ты найдешь, откуда во времени началось первое движение. Затем [найдешь], что предварительно были созданы небо и земля в качестве как бы некоторых оснований и опор [мира]. Далее, что есть некий искусный замысел, который руководил украшением видимых вещей (ἐστί τις τεχνικὸς λόγος ὁ καθηγησάμενος τῆς τῶν ὁρωμένων διακοσμήσεως), как показывает тебе само слово: начало»³¹.

Сходным образом и свт. Григорий Нисский в своем «Защитительном слове о Шестодневе» называет этот разумный замысел Божий, лежащий в основании каждого творения, «мудрым и художническим словом» (ἑκάστῳ τῶν ὄντων καὶ λόγον τινὰ σοφόν τε καὶ τεχνικὸν ἐγκεῖσθαι, τὸν ἐγκείμενον τῆς κτίσεως λόγον), который невидим для наших телесных очей³². Но лишь свт. Григорий Богослов идет гораздо дальше и рассматривает Сына Божия в качестве такого «художнического Слова» (ὁ τεχνίτης Λόγος), Которое сотворило первого человека³³ и посредством Которого Бог творит и преобразует все в надлежащее время (ποιῶν τὰ πάντα καὶ μετασκευάζων τῷ τεχνίτῃ Λόγῳ κατὰ καιρὸν), как знает Он Сам в глубине Своей мудрости и промышления³⁴. Так же как и Августин, свт. Григорий соединяет понятия Божественной премудрости и искусства, как он говорит об этом в своем 30-м Слове относительно слов Премудрости из Притч.8:22:

«Разве мы не скажем, что это слово самой Премудрости (τῆς σοφίας αὐτῆς τὸν λόγον), как бы Науки и художнического Слова (τῆς οἷον ἐπιστήμης καὶ τοῦ τεχνίτου λόγου), согласно Которому все было создано? <…> Пусть это слово [т. е. Притч.8:22] будет словом самого Спасителя – истинной Премудрости (τῆς ἀληθινῆς σοφίας)»³⁵.

Таким образом, свт. Григорий, как и впоследствии блж. Августин, связывает понятие «художнического слова» с Сыном Божиим как Божественной Премудростью и Словом, через Которое все было сотворено. Можно высказать предположение, что Августин мог читать Слова свт. Григория Богослова в латинском переводе Руфина, и именно в них он мог впервые столкнуться с рассмотренной выше концепцией.

Тем не менее следует признать, что Августин выделяется из ряда остальных отцов Церкви как уникальный пример христианского богослова, который создал тщательно продуманное и детально разработанное учение об ars Dei («Искусстве Божием»), которое есть не только творческая способность или разумный замысел Бога по отношению к творению, но и ипостасная Премудрость и Слово Божие, через Которое был сотворен мир и в Котором существуют вечные и неизменные формы и причины всех вещей и в соответствии с Которым Бог не только знает, но и творит все сущее. Учение Августина уникально и не имеет точных аналогов в современной ему философской и патристической литературе. Его учение об ars Dei можно сравнить разве что со знаменитым учением прп. Максима Исповедника о логосах и Логосе. Как представляется, между двумя учениями этих двух выдающихся христианских мыслителей есть много общего, однако исследование этого вопроса выходит за рамки данной статьи, в завершение которой мы приведем лишь один факт возможного влияния мысли Августина на византийское богословие. Когда в XIV в. в Византии Димитрий Кидонис переводил избранные труды Августина на греческий язык, в 11-й книге трактата «О граде Божием» он столкнулся с такой фразой:

Nec auctor excellentior est Deo, nec ars efficacior Dei verbo, nec causa melior, quam ut bonum crearetur a bono³⁶.

Вот как он перевел ее на греческий:

οὔτ’ ἄλλος τις δημιουργὸς ὑψηλότερος τοῦ θεοῦ· οὔτε τέχνη δραστηριωτέρα τοῦ θείου Λόγου· οὔτ’ αἰτία μείζων ἢ ἀγαθὸν ὑπ’ ἀγαθοῦ ἕνεκα τοῦ ἀγαθοῦ δημιουργηθῆναι³⁷.

(«Нет никакого иного творца, более возвышенного, чем Бог, и нет искусства более действенного, чем Божественное Слово, и нет причины лучше, чем та, чтобы благо было сотворено Благом ради блага».)

Хотя Димитрий Кидонис не во всем точно передал латинский оригинал, несколько приукрасив его, он, несомненно, ввел в византийское богословие точный аналог августиновского представления о Слове Божием как ars Dei или τέχνη θεοῦ.

Wisdom of God as Ars Dei Have bl.Augustine: between neoplatonism and christianity

A.Fokin

The article deals with the notion of ars Dei (“art of God”) in philosophical and theological thought of St. Augustine of Hippo. It is argued that ars Dei is not only an intelligent design or knowledge which God had with regard to his creation, but also the divine Wisdom and Word of God, in whom exist the eternal and unchangeable forms and reasons of all things, according to which God not only knows, but also creates everything. It is notified, that the notion of ars Dei reflects the Neo-Platonic notion of the universal Intellect (νοũς) and also has an affinity with the concept of the universal Logos, or “designing Logos” (τεχνικòς λóγος), as found in the works of Philo and in those of several Greek Fathers of the Church, as well as is a result of a development of the biblical notions of the Wisdom and Word of God, through whom all things were made. In the same time Augustine’s doctrine is truly without peer in contemporary philosophical and Patristic literature.

Список литературы

1. Фокин А. Р. Формирование тринитарной доктрины в латинской патристике. М., 2014.

2. Dillon J. The Middle Platonists. L., 1977.

3. Hadot P. La metaphysique de Porphyre // Entretiens sur l’Antiquité classique. Genève, 1965. 12. P. 139–140.

4. Hadot P. Porphyre et Victorinus. P., 1968. Vol. 1–2.

5. Majercik R. Porphyry and Gnosticism // Classical Quarterly. 2005. 55. P. 277–292.

6. Simmons M. B. Arnobius of Sicca: Religious Conflict and Competition in the Age of Diocletian. Oxford; N. Y., 1995.

7. Waillis R. T. Neoplatonism. L., 1972.