Преподаватель

Окончив академию, Сергей Сахаров был пострижен в монашество. При постриге ему дали имя Афанасий в честь святителя Афанасия Пателария. патриарха Цареградского, Лубенского чудотворца. Это произошло 12 октября 1912 года, а еще через несколько дней он был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. Новый иеромонах был отправлен в Полтавскую духовную семинарию преподавателем по литургике и гомилетике.

Иеромонах Афанасий прожил в Полтаве лишь год. Осенью 1913 года он узнал, что Владимирской семинарии нужен преподаватель как раз по тем дисциплинам, которые он преподавал. Прошение в Синод он отвозил лично. Об этом событии иеромонах Афанасий потом рассказывал одной из своих прихожанок. В ее воспоминаниях этот рассказ выглядит гак: «Прямо с вокзала он направился к обер-прокурору Синода В.К. Саблеру, но тот должен был куда-то ехать сопровождать Государя. Он был уже одет в парадную форму и готовился уезжать. Увидев молодого иеромонаха, Владимир Карлович спросил: «Чего вы, батенька, хотите?» Отец Афанасий изложил свою просьбу. Владимир Карлович спросил секретаря: «А что, подписано ли назначение преподавателя во Владимирскую семинарию?» Когда оказалось, что еще не подписано, Саблер тут же без всяких бюрократических проволочек приказал секретарю внести в приказ имя иеромонаха Сахарова и подписал назначение. У о. Афанасия на всю жизнь осталось теплое воспоминание о В.К. Саблере. Последний не только выполнил просьб), но и по-отечески позаботился о молодом иеромонахе, спросив: «А где вы остановились?» – «Да я прямо с вокзала!» – «Ну вот, батенька, вам в гостинице останавливаться неудобно, а я вам дам записку в Александро-Невскую Лавру, вам там будет хорошо»¹⁶.

По всей видимости, иеромонах Афанасий был блестящим преподавателем. Много лет спустя один из его учеников посвятил своему преподавателю следующие слова: «Мне посчастливилось в богословских классах семинарии иметь тебя учителем и классным руководителем. Я хорошо помню день, когда ты, молодой, энергичный, ревнующий о славе Божией, прибыл из Полтавы в родную семинарию, чтобы занять вакантную кафедру преподавателя .литургики и гомилетики. Помню блестящую лекцию, которую ты прочел нам, приступая к работе, – о значении литургики и гомилетики в системе богословского образования. Никогда не забуду начальных слов этой твоей лекции. «На фронтоне нашей семинарии, – сказах ты, – написаны подлинно золотые слова: «Дондеже свет имате, веруйте во свет, да сынове света будете» (Ин.12:36). И дальше потекла речь, плавная, красноречивая, убежденная и убеждающая. Ты говорил о красоте и величии православного богослужения, о том, что в наших богослужебных книгах, особенно в Триоди Постной, есть произведения, не имеющие себе равных в литературе по силе своего духовного воздействия. Ты говорил дальше о важности церковной проповеди для утверждения среди людей евангельских заветов, о силе и значении слова вообще; приводил в пример лучших проповедников своего времени, силою слова привлекавших и увлекавших тысячи слушателей в Церковь Христову. Ты, как Ангел, пел хвалу Богу пред юными слушателями, и «звук этой песни в душе молодой остался – без слов, но живой». Ты говорил, собственно, о значении литургики и гомилетики в деле воспитания просвещенного пастыря. А в душах слушателей как-то невольно ширилось сознание важности богословского образования вообще, росло и крепло желание посвятить свою жизнь на служение Церкви Христовой...»¹⁷

Преподавательская деятельность иеромонаха Афанасия проходила на фоне бурных общественных споров о месте богослужения в жизни христианина. О том, что преподавание литургики в духовной школе является неудовлетворительным, тогда писали многие. Проблема заключалась в том, что семинаристы лишь приобретали практические навыки составления службы по разным книгам. При этом выпускники духовной школы плохо знали содержание самих богослужебных книг. М.Муретов. один из учителей еп. Афанасия по Московской духовной академии, вспоминал о своем детском и юношеском восприятии церковных книг: «В детстве и во время училищного курса, когда я стоял в родном храме на правом клиросе, эти громады в почерневших переплетах представлялись мне чем-то вроде сказочной чернокнижной магии»¹⁸. Иеромонах Афанасий при преподавании литургики всячески пытался изменить подобное отношение к богослужебным книгам: его задачей было показать важность богослужения в жизни каждого христианина. «Богослужение – это чистейшее созерцание, это как бы растворение души в Боге до забвения всего земного. Вся внешняя сторона богослужения, вся внешняя его обстановка – лишь среда, способствующая созиданию именно такого настроения, облегчающая человеку <...> отрешиться, хотя бы па время, от уз плоти и земли, дабы он мог напитать свою душу, утешить ее величайшею для нее радостью Богообщения, Богосозерцания»¹⁹.

По мнению иеромонаха Афанасия, в реальной жизни лишь немногие сознательно участвуют в богослужении. Связано это не только с тем, что некоторые тексты оказываются непонятными, но и с тем, что вся церковная служба, изначально исполненная смысла, искажается, поскольку этот смысл не понимают даже совершители таинств. «Не участвуя в общей церковной молитве (наше посещение храма не всегда означает такое участие), мы становимся в положение руки, которая, отказавшись от крови остального тела, отсыхает. Так и мы, задерживая или даже прекращая правильную циркуляцию крови между нами и остальным Телом Церкви, постепенно удаляемся, отделяемся и отпадаем от жизни Церкви. И наоборот, молитва церковная приближает нас к Телу Церкви»²⁰.