Слово о терновом венце

(Произнесено в Киево-Братском храме, в пяток третьей недели великого поста, на пассии, 23 февраля 1896 года)

И сплетите венец от терния возложиша на главу Его.

(Матф. 27, 29. Марк. 15, 17. Иоанн. 19, 2).

Такое неслыханное увенчание приготовил человеческий род Спасителю Мира!... Устлав тернием весь путь земной жизни Богочеловека, он сложил, наконец, и для Его пречистой главы необыкновенное украшение из сплетения терния, в буквальном смысле слова.

Если разобрать, но обыкновенным приемам человеческой мысли, историю тернового увенчания Спасителя, то в ней можно усмотреть две стороны, внутреннюю и внешнюю. Со стороны внутренней здесь обращает на себя внимание грубая поддельность чувства тех людей, которые совершали это увенчание, их крайнее лукавство и двоедушие. Принятым знаком почитания и поклонения они рассчитывают тем сильнее выразить свои противоположные чувства и стремления и унизить и оскорбить венчаемое лицо. Никто не венчает человека, осуждаемого на тяжкую казнь, и в самый час осуждения. Если же Спасителя увенчали Его распинатели в самый час осуждения Его на распятие, то это могло быть только поддельное увенчание, а не настоящее. По евангельскому описанию, это был чрезвычайно грубый вид подделки: и сплетше венец от терния, возложиша на главу Его, и трость в десницу Ею; и поклоншеся на колпну пред Ним, ругахуся Ему, глаголюще: радуйся, царю иудейский!

Со стороны внешней рассматриваемое, терновое увенчание Спасителя обращает на себя внимание поддельностью самого венца, принятого обычного орудия прославления. Настоящий венец венчаний мог составиться только из самых отборных по красоте и символическому значению произрастений; в древнее время венки для увенчания прославляемых людей и победителей сплетались из ветвей лавра или мирта. Но не из лавров и миртов был составлен венец для главы Спасителя Мира, Победителя смерти и ада, а из вовсе непригодных для венка ветвей палестинского терновника, с его длинными и острыми шипами, от которых увенчанная глава неизбежно должна была обагриться кровью. Само собою разумеется, что такой невиданный и уязвляющий венец, сам по себе, был тяжким поруганием для венчаемого им лица, не меньшим поруганием, чем была и возложенная тогда на Спасителя багряная риза, грубая подделка под царское облачение не меньшим поруганием, чем было и поставленное на кресте Спасителя надписание, хотя и свидетельствовавшее, что распятый на нем был царь, но лишь для усиления поругания и насмешливо.

Кто-нибудь из слышащих нас может быть скажет в сердце своем: «какое же применение может иметь к нам, к нашей жизни и к нашему поведение, это евангельское повествование из истории крестных страданий Спасителя человеческого рода? Мы покланяемся Его пречистому образу истинно, а не поддельно. И Его венец терновый мы нелицемерно почитаем. Самый куст палестинского терновника, с которого были срезаны ветви для венца Спасителя, мы ныне держим и растим в горницах, как украшение наших жилищ¹. Как же можно причислять нас к той ослепленной толпе, которая некогда сплетала терновый венец и возложением его на главу Спасителя устраивала потешное зрелище?...

О, конечно, и в наше время оскудения веры и любви в сердцах человеческих, есть христианские души, со слезою умиления взирающие на икону Христа Спасителя, носящаго терновен венец и багряну ризу. Да и может ли быть иначе, когда о Нем одном только мы и живем, движемся и есмы, когда все Свои страдания Он претерпел нас ради, человек, и нашего ради спасения. Мы согласны думать, что и самые маловерные и легкомысленные между нами, стоя пред иконою венчанной тернием, пречистой главы Спасителя, умиляются духом, хотя на короткое время, и чувствуют на себе все, исходящее от этой иконы, впечатление, впечатление вместе и смиряющее и влекущее человеческий дух к Христовым стопам. Правда и то, что многие из нас готовы украшать и украшают этот образ Спасителя не терновыми венцами, а самыми благоуханными цветами и чистым золотом.

Но увенчание может быть не только вещественное и рукотворное, но и нерукотворное, из венцов невещественных составленное, может состоять в духовном величании и прославлении. Можно венчать милостию и щедротами (Псал. 102, 4); можно венчать славою и честию (Пс. 8, 6) и венцом словес похваления (1Сол. 2, 19). Следовательно, и терновое увенчание может состояться без вещественных терний, сплетением невещественных и нерукотворных терновых венцов. Как земля, омраченная грехопадением человека, оплелась тернием и волчцами под его ногами, так и духовная нива всей его истории оплелась духовными волчцами и невещественным тернием. Вот это-то невещественное терние и мы с вами, братие, то сознательно, то бессознательно, вплетаем в венец хвалы нашему Творцу и Избавителю.

И вся, окружающая человека, неразумная природа хвалит Бога, Творца своего. Его хвалят солнце и луна; Его хвалят звезды и свет; Его хвалят горы, холмы и вся бездны бытия. Все течение мировой жизни замыкается в один великий и вечный, благоуханный и похвальный, венец Творцу. Но еще более чем неразумная тварь, призван хвалить Творца своего человек, как разумное и богоподобное Творение Божие. Чтобы ни делал человек, будет ли это нечто самое великое или нечто самое малое, все он должен делать не как случится, но с христианскою осмотрительностью, чтобы каждое его дело было нарочитым делом во славу Божию: вся во славу Божию творите, учит апостол (1Кор. 10, 31). Во всех проявлениях своего ума, сердца и воли, во всяком слове своих уст и во всяком деле своих рук, человек должен славословить своего Господа гласы преподобными, согласным и полным славословием, так, чтобы хвале, возносимой устами, согласно вторила хвала тайных чувств и стремлений духа и хвала дел, согласных с законом Божиим.

Но мы всегда колеблемся между добром и злом, между служением Богу и Его закону и служением миру и греху. И в нашей хвалебной песни то и дело слышатся чуждые звуки, разрушающее ее хвалебный строй. Или (если будем говорить от венца взятым образом) в сплетаемом нами венец хваления то и дело обнаруживаются разного рода шипы, тернии и сорные травы, точно так же, как и в вещественном венке, когда он сплетается небрежно и человеком дурного вкуса, попадаются, рядом с благоуханными листьями и цветами, и сорные грубые травы и терны.

Не долго искать случаев такого нашего неразборчивого и небрежного венкосплетения. Вот сейчас, примерно, мы притекли в храм Божий, место непрестанного славословия Творцу и Избавителю человеческого рода, с тем, чтобы, внимая возносимым здесь благодарственным молениям, исповеданиям и славословиям, слагать их в сердце своем и вторить им всем помышлением своим и всею душою своею. Это – лучший венец из всех наших венцов прославления. Но с каким настроением многие из нас, здесь присутствуют? Как часто, стоя в храме Божием, мы видимо скучаем, ждем недождемся окончания церковного чина славословий, или же, под звуки исполняемых здесь священных гимнов, погружаемся в свои житейские соображения, в свои самолюбивые и грехолюбивые мечтания. Примет ли Господь такое наше участие в воспеваемом Ему славословии, как истинное участие или как участие поддельное, как неподдельный благоуханный лист в Его венце или как лист поддельный, негодный и терновый? Но и вне храма, и у себя дома, и на всяком месте, мы обязаны славить Господа. А между тем, многие из нас и вовсе забывают исполнять тот повседневный чин славословия, который указала нам церковь в виде утренних и вечерних молитв и других молитв на разные христианские потребы, и пребывают немы в то время, когда вся окружающая их природа своим голосом хвалить Господа. Иные читают эти утренние и вечерние славословия и молитвы, но читают одними устами, не отрешаясь духом от обычных своих суетных и греховных, чувств и помышлений; языком своим прославляют милосердие и человеколюбие Божие, а в душе у себя, в это самое время, таять ненависть, зависть, злопамятство и другие немилосердные и нечеловеколюбивые чувства. Примет ли Господь подобное наше славословие, как истинное славословие, как истинную жертву хваления, сиречь плод устен исповедающихся имени Его (Епр. 1В, 15), как фиалы златы полны фимиама (Анок. 5, 8), или как жертву нечистую и недостойную, как венец неблагоуханный и терновый?.. Иные берут неправедные прибытки, присвояют себе стяжание ближнего, и возжигают на них свечи пред иконами и воспевают о них благодарственные Богу хваления. Примет ли Господь такое хваление как истинный венец хвалы Ему или как венец Ему терновый? Когда свечи пред иконою вожжены человеческою неправдою, то могут ли они гореть ясным и чистым светом, как в дорогом венце горят неподдельные драгоценные камни, знаменуя собою чистый пламень христианского духа?.. Припомним слово Господне: аще убо принесеши даръ твой ко олтарю, и ту помнивши, яко брать твой имать ничто на тя, остави ту дар твой пред олтарем, и шед прежде смирися с братомъ твоим, и тогда пришед, принеси дар твой (Мате. 5, 24). И сколько бывает других подобных случаев, когда в венке хваления, приносимом нами к алтарю Господню, оказываются терния вместо кринов и роз, грубые поддельные украшения – вместо настоящих драгоценных камней.

И мы с вами, братие, лукавии суще, ищем искренних движений чувства, когда внимаем словам хваления. И мы с вами не любим хвалебной песни, воспеваемой холодными лживыми устами, ни хвалебного венка, сплетенного холодными перстами и подносимого только для виду, без всякого движения чувства. Тем более не могут быть приятны Богу подобная холодная песнь и подобный мертвенный венец хвалы. Приближаются Мне люди cие устны своими и устнами чтут Мя; сердце же их далече отстоит от Мене; всуе же чтут Мя. (Ис. 29, 13. Мате. 15, 8). Так говорит Господь о приносимом Ему славословии внешнем и бездушном.

Где же взять того вдохновляющего чувства, того священного огня, который возносил бы к Богу наше хваление, как всесожжение наших уст, как приятную Ему жертву (Ос. 14, 3.» Евр. 13, 15), беспрепятственно и верно? Этот священный огонь на жертвеннике нашего духа возжигается верою нашею, но не того холодною, тускло мерцающею верою, присутствие которой во многих христинах трудно бывает и усмотреть, но верою ясною и живою, ничего не оставляющею вне своего влияния, но все направляющею в одно согласное жизненное течение. Без такой ясной и живой веры не может быть истинного и полного религиозного чувства, а без истинного чувства не может быть и истинного славословия. Веровах, говорить псалмопевец, тем же возглаголах (Псал. 115, 1). Верою звучали его сладкозвучные уста, его псалтирь красен со гуслями. Только по силе веры нашей и наша хвалебная песнь угодна бывает Богу и приемлется Им, вкупе со всем славословием неба и земли. С падением же веры в человеке, его глас хвалы выделяется грубыми и фальшивыми нотами среди согласного славословия всей твари, потому что без веры невозможно угодити Богу и воспевать угодное Ему славословие. В самом деле, какую хвалебную песнь может воспеть человек, колеблющейся в своей вере в бытие Того, Кому единому приличествует Божеское славословие, или даже и совсем потерявший такую веру? Если он и взывает гласом хвалы, то он воспевает лишь свою собственную мечту, а не живого Бога, Творца неба и земли. Он славословит не то, что Сам Бог благоволил открыть о Себе и о чем Он хочет слышать воспеваемую хвалу, а что-то иное, чего Бог не открывал о Себе и что на сердце Его не восходило. Неверующий кланяется тому егоже не весть. (Иоанн. 4, 22). Естественно, что такое славословие, возносимое неведомо кому, не может быть проникнуто живым вдохновляющим чувством; это – всегда глас бездушный и холодный. Может ли подобное славословие быть приемлемо Богом, как чистая и приятная Ему жертва человеческих уст?

Но вот, люди века сего говорить, что хвалить Творца вселенной надлежит не на основаниях веры, а на полной свободе мысли и чувства, без всяких справок с символом веры. «Пой, говорят, что хочешь и как хочешь, что знаешь и как знаешь, как вольная птица поет невыученный урок, а вольную песню». И действительно, приходится слышать среди христиан такие славословия, в которых нет христианского духа и вкуса и никакого согласия с символом православной веры. Иные мудрецы века громогласно возлагают заведомо не христианские религиозные гимны и песни невозрожденных народов² и думают, что они слагают не менее угодный Творцу вселенной венец хвалы, чем если бы они воспевали и свои христианские славословия.

Да, и это имеет вид хвалы и венца прославления, как в венец, сплетенный из терний, имеет подобие настоящая венца. Неверие сынов века сего может сложить только терновый венец, только тот венец хвалы, который римские воины, извращая обычай сплетения венков победителям, сплели в преторе Пилата. Когда люди века сего устрояют свое мнимое увенчание Христа Спасителя, они повторяют и всю остальную историю, происходившую в преторе. Они облекают Его в поддельную царскую багряницу, дают поддельную царскую трость в десницу Его, и притворно преклоняются на колена пред Ним, и говорят: радуйся, царю! И непосредственно за тем они разоблачают Его своими грубыми сомнениями и отрицаниями: и егда поругаются Ему, совлекают с Него багряницу царскую и облекают Его в простую ризу обыкновенная смертная, и толь ко венец терновен оставляют на главе Его, венец, ими самими сплетенный из пыльная сухого терния, подобранного на всех распутиях мира. Но мы, братие, отвратям взор наш от этого недостойного зрелища и наш слух от славословия, возглашаемая неверием и неправоверием!.. Мы именуемся православными за то, что славословим Господа право, а не с каким либо ухищрением и не как случится, за то, что храним неугасимо свой священный огонь на жертвенник духовного славословия и не преемлем огня чуждого. Нам неприлично вторить голосам людей неверия и неведения судеб Божьих о мире и человеке, потому что они кланяются его же не видятъ, мы же кланяемся Его же вемы (Иоанн. 4, 22). Вы скажете: как же они не видят христианского славословия, когда они – христиане и живут на православной земле? Да, это достойно удивления, но это возможно, как возможно найти людей, не желающих знать и не знающих и своего материнского языка и своей родной песни. Они напоминают собою тех странствующих певцов, которые, скитаясь из страны в страну и истратив свой родной дух и вкус, настраиваются в каждом месте на особый лад, чтобы согласоваться со вкусом времени и местности, и поют не вечный согласный гимн Божеству, a песни забавы и развлечения. Но можно ли превращать в забаву хвалу имени Божия?...

Говорят: «земные венки не могут быть вечными; по законам всего земного, они увядают и заменяются новыми. И религиозное чувство человека не насыщается от всегдашнего повторения одного и того же древнего славословия». Такое возражение скучающего законным делом, неверующего человеческого духа слышал уже в свое время св. Иоанн Златоуст, составитель чина нашей божественной Литургии, и вот что он отвечал на него, в одной своей беседе.

«Возлюбленные! не все ли вещи во всем мире одни и те же? Не одно ли и тоже повседневно восходит солнце и все небесные светила, каждое своею чредою? Не один ли и тот же хлеб мы вкушаем повседневно? Не одну ли и ту же пьем воду? Не одним ли и тем же воздухом мы дышим повседневно?... Не научаемся ли мы отсюда питаться одною и тою же духовною испытанною пищею и дышать одним и тем же духовным дыханием?» Этими словами св. Иоанн Златоуст разъясняет нам, что те славословия, молитвы и песни, которым научила нас церковь, и которые уже столько веков оглашают христианский мир, не стараются в своем всегдашнем употреблении. Это – неувядаемые венцы духовного славословия, вечное и негибнущее наследие, перешедшее к нам, вместе с символами нашей христианской Bеры, от давно прошедших веков истории православной церкви. Если присмотримся и к нашим мирским народным песням, то и между ними найдем много песней, наследованных от глубокой древности и доселе неувядаемо хранящихся в народной памяти. И такие свои древние песни каждый просвещенный народ хранит как святыню, потому что в них он слышит заветный голос своих древних праотцев. Такие древние песни служат для народа духовною связью, соединяющею во едино его давнопрошедшее с его настоящим. Но подобное единение прошедшего и настоящего должно быть и в общении богослужебных песней, славословии и молитве. Оно здесь еще более необходимо, потому что древние церковные славословия, псалмы и песни запечатлены неподражаемо высоким помазанием Духа Божия и написаны святыми Божьими людьми, которым мы молимся и которые, конечно, ближе нас стояли к Богу и лучше нас знали, какое славословие может быть угодно Богу. «Когда мы славим Господа теми хвалами, который сложили святые Божии, то сие последние, слыша свое славословие, радуются о нас и тем скорее спешат на помощь нашим молитвам», – говорит св. Афанасий Великий. Самые те напевы, которыми исполняются церковные славословия и песни, перешли к нам от древнего времени, и потому дороги Церкви, как и каждому просвещенному народу дороги древние звуки его песней, соединяющие как бы в один непрестающий хор песнопевцев прошедших веков и нынешних. Подобно всей вещественной обстановке храма, и звуки церковная славословия слились для нас нераздельно с представлением храма, как необходимая его атмосфера.

В этой родственной христианскому духу атмосфере хвалебных звуков, и мысль присутствующих в храме полнее и легче настраивается в тон христианской молитвы и славословия.

Недовольные ничем существующим, неверующие сыны века сего делают нам еще такое возражение: «церковнные славословия и песни сложены все на языке церковно-славянском, не вполне понятном для нас; мы предпочитали бы славить Бога обычным житейским словом, сплетать венец похваления из того, что у нас под руками». И это–непристойный укор матери – Церкви от лица чад ее. Должна ли мать гоняться за разноязычием своих детей или дети должны знать язык своей матери? И что за сын тот, кто затрудняется понимать язык своей матери? Это может быть только сын неразумный, неблагодарный, равнодушный к своей матери, чуждый сыновней потребности искать утешения и успокоения для себя в материнской беседе. Кто же привык посещать храм Божий, кто не оставляет христианского обычая читать узаконенный утренние и вечерние молитвы, тот может ли не знать языка церкви ³. О сын развращенного века, блуждающий по всем распутиям мира, забывая свой родной духовный очаг и свою духовную родную песню веры!... Егда возвратився воздохнеши, тогда спасешися и уразумееши, где был ecu (Исаи 30, 15). Тяжело сиротство естественное; но стократ тяжелее сиротство духовное, сиротство человека, охладевшего к возродившей его церкви и оставившего ее!....

Все это не значит, что православная церковь запрещает нам у себя дома, в своей домашней моленной, слагать свои венцы хваления и своим собственным гласом петь хвалу Божию. Кому Дух Святый даровал дар песней, пользуйтесь им во славу Божию, слагайте и воспевайте песни новы, но под одним непременным условием, чтобы ваши песни были в полном согласии с символом христианской веры и надежды. Христианскою рукою сплетенный венец хвалы Христу Богу не должен заключать в себе тех терний неверия и неправоверия, уколы которых чувствуются в словесных венцах сынов века сего. С другой стороны, наши собственный славословия не должны исключать того домашнего чина славословия и молитв, который указала нам церковь в нашем православном молитвеннике, в виде молитв «восставшим от сна» «на сон грядущим» и других! молитв на разные христианские потребы, но должны служить только дополнением к ним. Когда мы совершаем общеобязательный чин домашних молитв, мы уверенно присоединяем свой голос к великому хвалебному хору всего православного мира; но сами мы не всегда хорошо знаем, о чесом убо помолимся яко же подобает (Римл. 8, 26). Потому-то Отцы Церкви учат, что хвалить Творца подобает наиболее словами священных певцов. «И первыми песнями детей христианских да будут церковные псалмы», говорит св. Иоанн Златоустый. «Да будет церковный хвалебный псалом и песнею пахаря, идущего за плугом, и песнею жнеца, несущего снопы свои, и песнею горожанина, в каждый час его досуга». «Как у людей миpa,– говорит св. Аоаний Великий, есть любимые стихотворцы и любимые песни, которые они повторяют при всяком случае, находя в них некоторое содружество с своим душевным состоянием, так верующие христиане в круге церковных славословий и молитв найдут псалмы и гимны, потребные им и соответствующее их душевному расположению. Потребно ли кому покаяние и исповедание, постигли ли кого скорби и искушения, опечален ли кто суетою мира и смущен, или терпит иное страдание, или, наоборот, видит ли кто себя преуспевающим, а врага своего низлагаемым, хочет ли кто возблагодарить и прославить Бога, для всех таких случаев он найдет в церковном круге песней соответствующие священные гимны и псалмы». Аминь.