Смесь христианства с язычеством и ересями в древнерусских народных сказаниях о миpе

Древние теогонические и космогонические предания славянорусского язычества, встретившись в начале христианской эпохи с церковно-библейским учением о Боге и мире, не скоро исчезли, а частью сохранили старое, мифологическое значение, частью приняли оттенок апокрифически-христианский, или, частнее, гностико-богомильский. В таком виде выразились первые простонародные понятия о Боге, мире и человеке в двух древнейших памятниках народной письменности – в апокрифической беседе трех святителей и в стихе о голубиной книге. Мы здесь рассмотрим первую.

Апокрифическая беседа трех святителей известна нам в двух редакциях. В одном, более обширном списке, находящемся в сборнике академической, бывшей соловецкой, библиотеки под № 925, преобладает элемент мифологический, с некоторыми оттенками гностико-манихейского учения. Мифологические начала беседы коренятся большей частью не на одной славянорусской, даже не на одной общеславянской, почве, а восходят и до общего индоевропейского начала. Предлагаем вполне эту беседу по списку соловецкого сборника.

«Беседа трех святителей, Григория Богослова, Ивана Златоустого, Василия Великого, с толком от патерика римского. Григорий рече: кто первее Бога нарече? Иван рече: сатана, иже свержен бысть с небеси преже создания Адамля, за гордость наречеся сатана дьявол. Василий рече: что есть высота небесная, широта земная, глубина морская?¹ И рече: Петр приник виде ризы едины лежаща и сударь, иже бе на главе его, не с ризами лежит, но особь свит на едином месте. Григорий рече: сударь бе два плата служебные на блюде, а ризы его верхные небеса, преисподняя бездна стоит яко риза, стихарь шестого неба его², а пояс железное стояние около великого моря, на нем же земля плавает, а патрахиль вход и исход, а под поясом земля. Толстота её яко от востока до запада. И повеле его Господень ангелом согнати пену морскую и сотворити землю³ на трех китех великих, на тридцати малых китов заляжет 30 окол⁴ морских, а душа их третья часть райские воня, идут рыбы на ту воню и тем сыты бывают, а глубина ж того моря великого е҃ ротог⁵ толщина как земля толста, дно же под тем морем великим ровно к железному столпию, того же моря дно стоит на семи тысещах столпех, туто же есть и адово жилище: тутожь и антихрист связан, ангели подвержает его⁶, тоже столпие его возвышено стоит, яко того моря тожь столпие стоит на огне неугасимом, под тем огнем туто же есть денница, яже прежь солнца сотворена. И ту есть людие крилати летают яко паутина мыслию, а смерти нету им. Тоже иного ничего, но воздух Божий и свет держит, то ти есть звезда, яко риза. Василий рече: где первее Бог был, иже не бе света? Иван рече: три комары на небесех, в тех комарех агнецем, туто есть сударь, а свету нет конца. Григорий: протолкуй ми троицу. Иван рече: в тех комарех Отец и Сын и Святой Дух, свет есть, а другий огонь есть⁷. Василий рече: от чего суть ангелы сотворены? Григорий рече: от духа Господня и от света и от огня. Иван рече: от чего солнце сотворено есть? Василий рече: от нутренния ризы Господня. Григорий рече: от чего луна сотворена бысть? Василий рече: от аера, от престола Господня и от воздуха. Василий рече: еста ангела громная на не еленский старец Перун. Нахор⁸ есть жидовин, а два еста ангела молниина. Григорий рече: кольки ветров. Василий рече: к҃і. Василий рече: что четыре рози на земле, Григорий рече: восток, запад, юг, север. Василий рече: протолкуй ми ответ: на востоце Лука человечим образом, на Севере Иван орлим образом, на юге Матфей тельчим образом, на западе Марк львиным, а вси суть крилати⁹. Василий рече: посла, Господь ангела и взя единого на востоце а҃, на западе д҃, на севере а҃, на юзе м҃, то есть адам¹⁰. Григорий рече: от коликих частей адам сотворен бысть. Василий рече: от осьми частей, первое: от земли, второе от моря, третье от солнца, четвертое от камени, пятое от облака, шестое от огня, седьмое от ветра, восьмое от света: от земли тело, от моря кровь, от солнца очи, от камени кости, от облака мысли, от огня теплота, от ветра дыхание, от света свет, а дух сам Господь вдохнул¹¹. Иван рече: кольки великих гор и морь и рек великих? Григорий рече: д҃і гор великих аравитских, а морь великих в҃і сквозе землю идут, а рек тридесять великих, из рая идут д҃ реки. Иван рече: кольки островов великих? Василий рече: ѡ҃к а в тех островех ѡ҃б языка различных имян, а костей в человеке полтретья ста м҃е а составов только же»¹².

Из всей этой беседы видно, что, кроме апокрифов, на народное миросозерцание, т. е. на богословские и космогонические понятия первых русских грамотников, имели еще сильное влияние старые начала, предания языческой мифологии. Из бесед видим напр., что народ помнил еще о Перуне, хотя уже только как о «старце еллинском», а не боге. Бог, в Троице возвещаемый христианством, еще представляется в беседе как стихийный свет и огонь, что указывает на cyeвеpиe тех двоеверно живших христиан, которые еще в ХII в., по слову Христолюбца, «огневи молились, звали его огнем сварожичем». Кроме того, у Бога на небесах представляются «агнецы», что намекает на древнейшие языческие предания, восходящие до индийской мифологии. Сказание о космогоническом значении великого моря, океана, о сотворении земли из пены морской явно проистекает из общей индоевропейской идеологической космогонии. Ангелы, духи небесные, также мифологически представляются созданиями стихийного неба, воздуха, ветра. Человек еще производится не всецело от Бога, как учит св. писание, а от осьми стихийных физических частей или элементов, согласно с другими индоевропейскими мифологическими преданиями. Христианство еще не понято в его возвышенном yчении. И обрядность христианской восточной церкви толкуется так же мифологически. Не в христианском разуме, а в обрядовых учреждениях церкви народная мыслительность доискивается разгадки мировых вопросов. Таинственный символизм церковной обрядности возбуждает мысль народных грамотников, – и они в нее облекают свои мифологические представления.

В других космогонических сказаниях, кроме мифологических образов есть довольно явственные следы гностико-богомильского дуализма. Чтобы яснее видеть эти следы, – нужно сказать наперед неколько слов о главных гностических и богомильских началах, выразившихся в космогонических сказаниях русского народа. По сирско-гностическому учению, имевшему большое сходство с богомильским yчением, Бог Отец, первоначальное существо (πατὴρ ἀγνωσος, по гелленскому гносису – ἡ μόνας, θεὸς ἅρρητος, по египетскому гносису – βοδὸς, πρωπάτωρ, προαρχὴ), высший Бог сотворил разные степени, чины ангелов и архангелов (δείνομεις, ἀρχαὶ ἅξουσίαι); высшему существу, непостижимому Богу противоположно злое начало –сатана (ὁ σατανὰς). Ангелы, духи 7 планет (ἄγγελοι κοδμοποιοὶ, ἄγγελοι κοδμοκράτορες), сотворили мир и человека: высший Бог вложил в него душу. В противоположность светлому роду людей, одушевленных, одаренных душой от высшего Бога, сатана сотворил мир темных существ, сообразных со своей природой. Богомилы, принявшие основные элементы этого гностического и манихейского учения, несколько иначе развили их, образовали свое гностико-дуалистическое yчениe. Сатанаил, мощный дух (πνεῦμα δείνατσν), за возмущение низверженный с высоты небесной, из соревнования Богу, создал второе небо, вторую землю и избрал ее в жилище себе и соучастникам своего падения. Он покушался было создать и человека, и создал тело, но не мог дать ему жизни и души; просил о том Бога, и Бог послал в тело дыхание свое. Против Бога у сатанаила была постоянная вражда. Наконец, Бог отрыгнул от сердца своего, чрез 5500 лет от создания миpa, Слово, – великого совета ангела, архангела Михаила, явившегося потом во плоти в лице Иисуса Христа. Этот архангел Михаил или Христос победил сатанаила, заключил его в бездну, отнял от его имени священное окончание -ил и присоединил к своему первоначальному имени Миха. Дух св. также изшел из Отца в одно время с Сыном.

Теперь сличим эти гностические и богомильские начала учения с богословскими и космогоническими сказаниями, находящимися в наших древних рукописях. В одном соловецком сборнике, в статье под заглавием: «сказание о 7 планитах» читаем: «над твердью поясы, 7 планет, а не всех поясех стоят ангелы, а по поясам стоят звезды, и которая планита ниже стоит, те звезды светлее… В д҃і день Бог солнце и луну и звезды, и в той день испаде от славы сатана. И виде сатанаил небо и землю украшену, и помысли себе: сотворю престол на облацех себе, и буду подобен вышнему, да славит мя чин мой. И сотворил себе престол на облацех северных, и вознесеся и бысть тогда воевода чину ангельскому. И виде Бог противника себе, и посла Бог Михаила архангела и повеле сатанаила свержити долу. Прииде же Михаил к сатанаилу, и виде на нем божество велико, и не сме на него и зрети. И прииде Михаил к Богу и рече: Господи! велико есть на нем божество твое. Господь же снят с него божество и рече: иди и свержи его долу. И прииде Михаил, и виде сатанаила, яко проста человека, и удари его скипетром, и спадеся престол его, и пойде сатана долу, и со всеми силами, и отнял от него Господь божество, и снят от него -ил, и дал Господь -ил ангелом и архангелом, и нарече имя Михе Михаил, и дастъ ему надо всеми небесными силами старейшинство, и нарече отступнику имя сатана дьявол, и бысть помрачен, и с своими силами пойде сатана верху и пошибе землю, и хотеша небеса пастися. И рече Михаил: Господи, хощет небо двигнутися. И рече ему Господь: запрети словом. И рече Михаил: Господи, что повелиши глаголати? И рече Господь: изорцы: вонмем, святая святых. Скоро изглагола тако. И тогда воспеша вся силы небесныя: един свят, един Иисус Христос. И тогда угвердишися небеса: сатана же тогда пройде землю, и услыша глас Михаилов, и ста во аде на бездне под землею, а под ним вода, а под водою огнь негасим... А друзии падоша на землю и слышаша глас Михаилов, и остася на земли, и ходят по поднебесней, и все злое творят роду человеческому, и претворишася в бесы. Инии же не доидоша до земли, и слыша глас Михаилов, и обиташа на воздусе… И все те бесы сатаны преобразуют себе во ангела и человека, и в животину, и во всякую гадину, смущая человека».

Гностико-богомильские начала этого сказания и связь его с вышеизложенным yчением богомилов очевидны и не требуют подробного аналогического сближения. Довольно указать на то, что, как по сатурнинову гносису, были особые ангелы, духи... семи планет, так и в изложенном сейчас сказании о «седьми планетах» представляются так же ангелы по поясам, у седьми планет. Как по богомильскому учению, Михаил является победителем, низложителем сатанаила, и за то, по воле верховного Бога, отнимает от него эпитет -ил: так точно рассказывается и в приведенном сказании соловецкой рукописи.

Не входя в дальнейшие подробности, приведем здесь еще одно космогоническое предание, записанное в одной рукописи пермской семинаpии, известной также у томских старообрядцев, под названием «Христов дневник». Тогда сатанаил здесь является в образе птицы – гоголя. Вот как нам сообщено это предание: «когда не было ни неба, ни земли, было одно море тивериадское. На этом море плавал гоголь. Бог велел гоголю достать со дна моря два камня. Гоголь достал, Бог начал бить камень о камень: от искр, вылетевших из камня явились ангелы. Гоголь также ударил камень о камень, и у него явились свои ангелы – десятый чин, его собственный. Далее гоголь этот снес яйцо, на этом яйце отразился Бог –второе лицо. Бог велел гоголю принести пять земель, гоголь принес, и из них Бог сотворил человека. Сотворивши человека, Бог скрылся; дьявол воспользовался этим случаем и сотворил людей уродливых. Бог прогневался на сатанаила. Между Богом, сатанаилом и их ангелами была постоянная вражда. Наконец Бог победил сатанаила, отнял у него -ил и отдал его вождю своего небесного воинства Михе. Таким образом стали две враждебные силы – сатана и Михаил».

В списке апокрифической беседы трех святителей, сообщенном нам профессором каз. университета В. И. Григоровичем, так же находим довольно ясные оттенки гностико-богомильского космогонического миросозерцания. Вот эта беседа, под заглавием «сказание трудолюбивых мужей – списано от божественных книг Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина о преславных прежних неведомых вещах, о безначальном Господе Боге нашем, как бысть Господь Саваов прежде всея видимыя и невидимыя твари. Преж земли бысть Господь Саваов – в трех комарех на воздусех. И помысли себе Господь Саваов безначальный отец, тако отригну от сердца и роди возлюбленного Сына Божия Господа нашего Иисуса Христа; из уст своих Дух свой святой испусти о голубине образе. И рече Господь: буди небо хрустальное на столпех железных, на седьмидесяти тьмах тысящ, и будите езера и облака и звезды и свет, и ветр издуну из недр своих, раи на востоце насади, мраз от лица Господня, а гром глас Господень в колеснице огненней утвержден, а молния слово Господне из уст Божиих исходит, а солнце от внутренния ризы Господней, понеже Господь лицу своему. И рече Господь: буди на земли море тивериадское, вода соленая. И сниде Господь по воздуху на море тивериадское, и узре Господь плавающего на том море гоголя, и ста над ним Господь и рече ему: гоголе, ты кто еси. И рече: сатана аз есмь. И рече Господь сатане: понурися в море и вынь земли и камень и преломи на двое, из левыя руки даст сатане половину камени, удари Господь жезлом на камень. И сотвори Господь от искр огненных Михаила архангела и Гавриила – взлетели ангели. Сатана ж изсече из камени бесовскую бесчисленную силу богов. И рече Господь: будите тридесять три кита на море тивериадском, и буди на китах земля». – Сюда же должно отнести и cледующее «сказание о создании мира» – русский вариант предыдущих сказаний: «Егда не бысть неба на земли, тогда бысть едино море тивериадское, берегов у него не было. И сниде Господь по воздуху на море тевериадское, и виде на море гоголя плавающего, а тот гоголь сатанаил, зародился в пене морстей. И рече Господь сатанаилу: а мене не ведая, ты кто еси! И рече сатанаил: аз есмь Бог. – А мене како нарицаешь? И рече сатанаил: а ты Бог богом и Господь господем. Аще бы не ты, сатанаил, рек Господь, аз бы туже искоренил на море тивериатском, а сатанаил понырился в море. И рече Господь сатанаилу: вынеси мне земли, песку, кремень. То сатанаил, послушав Господа и понырился в море, и вынесе земли, песку, кремень. И взя Господь у сатанаила земли и рассея по морю тивереияцкому, и буди на мори земля толста и пространна. И взя у сатанаила кремень, и преломи его напол, и в правой руце остави Господь у себя, из левыя руки даде сатанаилу, и взя Господь песок и нача бити в кремень, и рече: из сего кремна вылетайте ангели и архангели, по образу моему и по подобию, сильнии и бесплотнии; и нача вылетати из того кремня искры огненныя: и сотвори Господь ангелы и архангелы и все девять чинов. И видя сатанаил что сотвори Господь, и начал тожде делать; из левыя руки нача у сатанаила вылетати ангелы его, и сотвори сатанаил себе силу великую чинами ангельскими и чин сатанаилов причти в девять чин. И виде сатанаил, яко от Бога почтен и ото всех ангелов славим, и помысли в сердце своем радость: поставлю престол свой на облацех и Богу подобен высшее ему. И виде Господь мысль его лукавую, и восхоте сего свергнуги с небес на землю со всею силою лукавою. И прииде Миха к сатанаилу, и попали Миху от сатанаила огнь. Прииде Миха ко Господу и рече Миха: Господи! не могу еже мне заповеда: огнь мене палит от сатанаила. Миху постриже в чернецы и нарече имя Михаил, а сатанаила нарече сатана, понеже отъят от сатанаила чин: даст Господь чин Михаиле и наречется архангел Михаил, а сатанаил, – сатана. И посла Господь Михаила к сатане, и еще Михаила поскимни. И прииде архангел, удари сатану скипетром и порази его со всею силою лукавою, и шла его сила на землю три дни и три нощи, яко каплей дождевой. И в третий день сотвориша Ангелы собор и постави Господь над всеми силами ангельскими начальником Михаила архангела, и рекоша: аминь, аминь, аминь».

Сличая содержание этого апокрифо-космогонического сказания с вышесказанным учением гностиков и богомилов, мы замечаем в нем, сквозь мифологические образы, довольно явственные оттенки гностикобогомильского учения. Так это cкaзaниe о безначальном Боге Отце, пребывавшем преж земли в трех камарех на воздусех, отрыгнувшем от сердца своего Сына Божия, испустившего из уст своих Духа святого, особенно это представление сатаны соучастником Бога в творении миpa, в роде димиурга, и творцем особого, сатанинского царства существ, – все это довольно ясные следы гностико-манихейского и гностико-богомилъского дуализма и эманатизма. А представление сатаны в образе птицы, гоголя, – это известный образ мифологической космогонии.

Так от времен первоначального грубого двоеверия народ всегда высказывал и высказывает свои теологические и космогонические понятия, с одной стороны – в мифологических образах, с другой – по апокрифам, отзывающимся гностико-богомильским учением. Мы увидим далее, что даже кудесники северо-восточной Руси, поднимавшие общую народную, вооруженную вражду против христианского духовенства, даже эти кудесники, откуда-то успевшие усвоить христианске понятия о Боге, сатане и об ангелах, высказали тоже дуалистическое учение: подобное гностическому, манихейскому и богомильскому. «Бог, – говорили они мывая в мовнице и вспотил себя, отерся ветошью, и бросил ее с неба на землю: и распреся сатана с Богом, кому из них сотворить человека? И сотворил дьявол человека; а Бог душу в него вложил». И эти понятия доныне повторяет наш народ в некоторых областях, на разные лады. Вспомним, наприм., народное сказание о происхождении гор от сатаны, во время творения мира Богом, и сибирское сказание о происхождении мошек от сатаны, или вспомним народное сказание о собрании Богом птиц, для содействия ему в творении рек и озер, – сказание, очевидно, напоминающее космогоническое значение тех или других птиц в мифологическом миросозерцании разных народов¹³. Все это не отрывки ли одного же того же частью апокрифического гностикобогомильского, а частью мифологического миросозерцания? А где ни послушайте, почти везде некнижный народ скажет вам подобные космогонические предания. В некоторых местах можно услышать даже чисто гностико-богомильское понятие о Боге Саваове, как старшем Боге, и об Иисусе Христе как молодом Боге¹⁴. Наконец заметим, что гностико-богомильский дуализм так глубоко вкоренился в народные понятия, что доныне составляет даже нравственно-догматическую основу мировоззрения некоторых раскольнических сект. Напр., секта бегунов или странников, возникшая около половины ХVIII в., весь мир разделяет на два царства: Божиe и сатанино. В «разглагольствии тюменского странника, сочиненном бегуном Василием Москвиным (около 20-х годов нынешнего столетия), так изображаются эти два царства:

Откуда, спрашивается, заимствовал народ такие двоеверные понятия? Какие были причины этого двойственного характера народного созерцания, частью мифологического, частью христианско-апокрифического, и в частности – дуалистического?

Причина влияния мифологии на христианское народное миросозерцание понятна. Не мог же вдруг весь народ, тотчас после крещения, познать все христианское учение. Простая, младенческая вера, без знания, и доныне еще составляет господствующую, отличительную черту религиозного сознания нашего простого народа. А в древней Poccии еще менее развито было отчетливое, разумное знание христианских истин. В повести о печерском псковском монастыре, о печерской чудотворной иконе Богоматери, писанной во второй половине ХVI в., еп. псковский Геннадий так характеризовал веру предков наших: «людие же прости поселяне, на Господа Бога надежду возлагающе и на пресв. Богородицу… ово просто со вздыханием сердца, тайно в себе, горе ум простирающе: прости человецы, не умеюще писания, еже навыкли звати и сперва, егда крести великий князь Владимир в Херсуне, тогда бывшии с ним самовидцы народи, и корсунский глагол по-гречески навыкоша звати: кириe лиейсон, по-словенски же: Господи помилуй: прости человецы, мужи и жены, и инии прости людие всяк возвраст, последствующе сему в себе тайно, елико чего кто умеюще, молящеся глаголют»¹⁵. При такой простоте ума и сердца, эти младенцы во Христе – простые русские люди, крестившись в водах Почайны, или Волхова, или Шексны, естественно, с самого начала, «последствующе себе тайно, елико чего кто умеюще, молящеся», вовсе не считали несовместным с христианством молиться «в рощении», под овином, у воды; или, строя уже христианские храмы, думали сохранять, наряду с ними, у алтаря церковного «камень да березу»¹⁶. По-прежнему, «овъ требу творил на студенци, дъжда исквы от него, забыв яко Бог с небеси дождь дает; овъ реку богыню нарицал и зверь, живущ в ней, яко Бога нарицал» и проч.¹⁷. Мы не будем приводить здесь всех известных свидетельств о первоначальном грубом двоеверии народном. Оставляем также до другого места изложениe географических и историко-этнографичееких причин особенного долговременного господства двоеверных понятий на финском северо-востоке, где христианство распространялось среди финских племен, вместе с славяно-русской колонизацией. Припомним здесь только следующее свидетельство из известного слова Христолюбца, который обличает в двоеверии не только невежей-народ, но и вежей-попов: «cий не могый терпети крестьян двоеверно живущих, иже суть крестьяне, а веруют в Перуна и в Хорса и в Мокошь и в Сима и в Регла и в вилы, ихже числом тридевять сестрениц глаголют окаянки невегласи, то все мнят богы и богинями… и огневи молятся, зовут, е Сварожицем и чесновиток богом же творят, егда же будет у него пир, тогда же кладут в ведра и в чашу и тако пиют о долех своих. Не только невежи, но и вежи то творят, попове и книжницы. Огневи молятся под овином и вилам и Мокоши и Симу и Реглу и Перуну и роду и рожаницам и всем тем, иже сутъ им подобна»¹⁸.

Из этого слова Христолюбца видно, что точка зрения на мир, в массах народных, до ХIII или даже XIV столетия, была всецело мифологическая, политеистически-религиозная! Созерцая и олицетворяя стихии и явления природы в образах Перунов, Хорсов, Дажьбогов, вил и. т. п., народ, очевидно, еще верил в мифическую олицетворенность, в зооморфизм и антропоформизм сил, стихий и явлений природы. И с этим-то религиозно-политеистическим миросозерцанием, с этой мифологической теогонией и космогонией должно было встретиться христианское учение о Боге, мире и человеке. При стечении, сближению своем с мифологическим миросозерцанием народа, – оно, естественно, не могло не исказиться в понятиях народных, не могло иначе выразиться в первых произведениях народной мыслительности, как с примесью, на половину, мифологических элементов. К тому же старые предания и понятия теогонические и космогонические сильно поддерживали в народе, даже открыто, вооруженным сопротивлением отстаивали волхвы и кудесники, – эти ведуны и хранители таин мифологического миросозерцания. В учении ведунов вполне высказалось преобладание в первые два или три столетия понятий языческого, политеистически-религиозного мировоззрения над yчением церковно-библейским. Поэтому мы считаем нужным показать здесь, как ведуны мифологии противопоставляли христианскому миросозерцанию старые начала религиозно-языческой теогонии и космогонии. Действуя во имя естественной религии, во имя богов природы, волхвы, как ведуны мифологических таин природы, возмущали народ предсказаниями чудесных знамений, превращений и потрясений в порядке природы. И народ, живо сохраняя веру в олицетворенность сил природы, в физические, стихийные божества, живущие в воздухе, в водах, на земле, приписывая природе всемогущую волю и силу, народ верил всяким невозможным чудесам и превращениям в природе. Так в летописи читаем: «в си времени (т. е. в 1071 г.), приде волхв, пришед Киеву глаголаше сице поведая: явилимися пять богов, глаголюще сице: поведай людем, яко на пятое лето Днепру потещи вспять и землям преступити на иня место, яко стати греческой земли на русской, а русской на греческой, и прочим землям изменитися, егоже невегласи послушаху». Чтобы ycпешнее поддержать в народе свой авторитет, волхвы большей частью восставали по случаю какого-либо необычайного физического явления на небе или на земле. «В лето 1091, – говорит летописец, – бысть знаменье в солнце, яко погибнути ему и мало ся его оста, аки месяц бысть, в час 2 дне, месяца мая в 21 день. В се же лето бысть Всеволоду ловы деющю звериныя за Вышегородом, заметавшим тенета и кличаном кликнувшим, спаде превелик змий с небесе, ужасошася вси людие. В се же время земля стукну, яко мнози слышаша в се же лето волхв явися в Ростове». Всего чаще волхвы восставали и возмущали народ по случаю физических бедствий, особенно ощутительно касавшихся быта народного, и при этом всегда объясняли физические причины бедствий, по своим темным языческим представлениям, признавая напр., причиной их женщин, да старую чадь. Поборники христианской истины, усмиряя бунтующий по наущению волхвов народ, противополагали с своей стороны языческому учению ведунов христианское учение о высшей небесной силе в управлении физических бедствий и о высшей нравственной цели их. «В лето 6532 (1024 г.), – читаем в летописи, – встали волхвы в Суздале, избивали старую чадь по дьяволю наученью и бесованью, говоря, что они держат гобино». Услышав о таком суеверном образе мыслей ведунов, Ярослав, в противоположность им, по словам летописи, «рек сице: Бог наводит по грехом на куюждо землю гладом или мором, ли ведром, или иною казнью, а человек не весть ничтоже». Еще яснее высказалась борьба христианских понятий о Боге, природе и человеке с языческим миросозерцанием, по случаю восстания волхвов в ярославской и ростовской области. Волхвы опять восстали по случаю физического бедствия, – неурожая и голода, и опять высказывали свой суеверный взгляд на причины неурожая. Когда они схвачены были, по повелению воеводы Яна, и приведены к нему на Белоозеро, туг у них завязался с Яном спор о причине голода, о сотворении чаловека и о составе его физической и духовной природы. «Ян – говорит летопись, – спросил волхвов: зачем вы погубили столько людей?». Кудесники отвечали: «те люди держат плодородие: если мы всех их перебьем, то будет обилие: хочешь, перед тобой мы вынем из них жито, или рыбу?» Это темное, суеверное представление о зависимости, или происхождении от известного человека такого внешнего, физического каково напр., долговременное ведро, или большой дождь, ненастье, неурожай и т. п., – это представление господствовало в народе еще и в половине ХIII века. Так, в 1228 г., по случаю слишком долговременного дождя, в Новгороде простая чадь, собравшись на вече, возмутилась против архиепископа Арсения, пошла на владычнь двор с криками: «того деля стоит тепло долго», – и выпроводила архиепископа из города. Так точно и Яну волхвы высказывали это же самое убеждение относительно неурожая. Ян начал опровергать их суеверное понятие тем, что неестественно быть житу в человеке, в составе человеческой природы и физически невозможно, чтобы он – скрывал его в себе. «Бог, – говорил он, – сотворил человека от земли, составил его из костей, жил и крови, нет в нем ничего, а один Бог знает», т. е. почему неурожай и голод. Волхвы, ведуны мифологической космогонии, возразили: «а знаете ли вы, как человек сотворен?». «Как?» – спросил Ян. «Бог мылся в мовнице, – отвечали кудесники, – вспотел, отерся ветошью и бросил ее с неба на землю: тут поднялся спор у сатаны с Богом, – кому из них сотворить человека; и сотворил дьявол человека, а Бог душу в него вложил; потому, если умрет какой человек, тело идет в землю, а душа к Богу». Ян спросил их: «а какому вы Богу веруете?» Антихристу, –отвечали они. – «А где он?» – спросил Ян. «Сидит в бездне», отвечали кудесники. Ян на это сказал им: «какой то Бог, сидит в бездне; то бес, а Бог на небеси, сидит на престоле, славимый ангелами, которые предстоят ему со страхом; а тот из ангелов свержен, которого вы называете антихристом, за гордость свержен с неба, и сидит в бездне, как вы сами говорите».

Как в космогонических, так и в теогонических понятиях ведунов господствовал дуализм, элементы которого, быть может, так же отразились и в апокрифической беседе трех святителей, особенно в первом приведенном нами списке. Так, в XI веке один двоеверный новгородец, пришедши раз к чудскому кудеснику, для волхвования, дал ему вопрос: «какие ваши боги? где живут?» Кудесник отвечал: «в безднах: суть же образом черны, крылаты, с хвостами, поднимаются и под небо слушать ваших богов; ваши боги ангелы на небе; если кто умрет из ваших людей, то возносится на небо; а если кто из наших умирает, то уносится к нашим богам в бездну».

При таком преобладании в народном миросозерцании мифологических элементов, при этой упорной борьбе мифологически настроенной мыслительности народной, старых политеистически-теогонических и космогонических понятий с новым христианским учением о Боге, мире и человеке, понятно вполне, как естественно и возможно было влияние мифологии на первые христианские начала народного миросозерцания, на первые выражения младенческой христианской народной мыслительности.

Точно так же, возможно было и влияние апокрифов, и в частности, начал гностико-богомильского миросозерцания. Причина влияния апокрифических и преимущественно гностико-богомильских идей на первоначальные христианские богословские и космогонические понятия народа заключается в большом приливе и распространении на Руси византийских и сербо-болгарских апокрифов, с самых первых веков христианства на Руси до ХV века, и после того. Известно, что в то время, когда Византия начинала нам сообщать свою церковную письменность, и когда болгарский царь Симеон, по свидетельству якимовской летописи, так же послал к нам «иереи учены и книги довольны и дьяконов и демественников, в то время в Византии скопилось множество апокрифов, сочиненных разными еретиками, особенно гностиками¹⁹, а в Болгарии, и даже на Руси, по берегам Черного моря, рядом со многими другими сектами, сильно распространялась секта павликиян и богомилов – отрасли гностиков, манихеев, мессалиан (εὐχείται)²⁰). Эти сектанты почерпали основные начала своего учения из гностических и манихейских апокрифов. Болгарские последователи их и сами сочиняли новые апокрифы, особенно апокрифические молитвы. Так в списке апокрифических книг, между прочим, сказано: «канунов много лживых, и молитвы составлены лживые от трясавицы, Еремея попа болгарского басни, глаголет бо окаянный, седящу святому отцу Сисению на горе синайстей, и виде седьм ангел исходящих из моря и ангела Сахаила именуема, и иная изыдоша седьм ангел, седьм свещ держаще, седьм ножев остряще: корастор (о 70) имен Богу, все то еретицы списали; суть между божественными писаниями лживые писания, насеяны от еретик, льстивые соборники сельские, худые мануканунцы, по молитвенникам у нерассудных попов, лживыя молитвы о трясавицах, о нежитех и о недузех» и проч. Таким образом, как непосредственно из Византии, так, в особенности из Болгарии, рано стали переходить к нам апокрифы византийские и болгарские. Уже Авраамий Смоленский, живший в конце XII века и в начале XIII века, читал глубинные книги, т. е. апокрифическую книгу «глубина». В XIII и XIV веке эти книги оказали такое сильное влияние на народную мыслительность, что грамотники народные и сами сочиняли апокрифические статьи, с примесью мифологических элементов. В конце XIV века и начале XV апокрифы византийские, сербо-болгарские и славяно-русские уже до такой степени умножились, что митрополит Киприан, серб родом: признал необходимым составить список как истинных, признанных церковью книг, так и отреченных, и в нем подробно исчислил и византийские и сербо-болгарские и русские апокрифические сочинения или статьи. С этих пор, список отреченных книг, так как и истинных, в русской церкви получил как бы каноническое значение, потому, что вносился в церковные книги, напр., в молитвенники и уставы, с той целью, чтобы духовенство знало, что должно читать, и чего не должно читать, и предохраняло народ от чтения апокрифических книг²¹. Несмотря на то, не только народные, мирские грамотники, но и священнослужители с особенным сочувствием читали апокрифические книги и сочиняли новые отреченные статьи, предпочитая их византийским источникам знания. Курбский жаловался: «нынешнего века мнящиеся учители больше в болгарские басни, або паче в бабские бредни упражняются, прочитают и похваляют, неже в великих учителей разумех наслаждаются». Дьяки церковные: в роде Семейки Григорьева, держали у себя книги недобрые, ересные, да приговоры и рафли, тетради гадательные. Сборники XVI и ХVII века наполнены апокрифическими статьями, рядом со статьями, принятыми церковью, только иногда под другими заглавиями. Напр., в сборнике соловецкой библиотеки есть апокрифическое евангелие Иакова (№ 807), отрывок из апокрифического евангелия Никодима (№ 889), апокрифические сказания об Адаме и Еве, сказание о камнях и о ефуде Аарона, указанные в кодексе апокрифов Фабриция, епистолия апостола Павла – отрывок из 10 апокрифических посланий апостола Павла (ὁ Ἀπόστολος) сказания о рахманех, разные апокрифические сказания об ангелах, о именах ангельских; «божественного Илии и Елисея действия в дусе: Илия убо седьм действ сотвори» и проч. (сборн. № 844, л. 237–239 и др.). Из славянских, сербо-болгарских апокрифов, в сборнике соловецком находятся довольно значительные отрывки из громовника, напр., статьи: cказание о громе, окружение солнцу и луне, из зелейника – довольно большой отрывок, находящийся в сборнике под № 988. Наконец апокрифы, особенно нравственного содержания, иногда бессознательно вносились в сборники церковных, назидательных, святоотеческих творений, в измарагды, златоусты, соборники и торжественники, имевшие церковное значение и употребление. Напр., в измарагде соловецкой библиотеки под № 270, писанном в XV веке, находится, между прочим, евангелие от Матфея, слово апостола Иакова о неделе, видение Исайи, Павлово видение и другие.

Напечатано в журнале «Православный собеседник» за 1861 г., часть I, апрель, стр. 240–283 (цензурное дозволение на выпуск в свете означенной книжки от 12 декабря 1860 г.)