Источник

Часть 2, Глава 2Часть 3, Глава 1

О законе Божием и заповодях

Б. Закон Божий внешний или заповеди Божии

12. Синайское законодательство

а) Гора законодательства. Под именем Синая, где Господь явил присутствие Свое в огне и облаке, и дал нравственный закон, выраженный в 10 заповедях, чрез вождя израильтян Моисея, собственно разумеется целая группа гор, отдельные отроги которой носят различные названия, и определение, какая из них именно была горою законодательства, составляет трудный вопрос науки. Самая величественная из них есть гора Сербал, и многие исследователи, в том числе Эберс, склоняются к признанию ее горою законодательства (Еbers, Durch Gоsen, 207 и др.). Но против этой мысли выставляется серьезное возражение, именно, что перед нею нет такой равнины, на которой мог бы расположиться станом народ. Поэтому в последнее время большинство исследователей начинают склоняться в пользу той горы, которая называется Рас-Сафсафех. Она почти так же величественна, как и Сербал, но с тою разницею, что пред ней расстилается обширная равнина Эр-Раха («Ладонь»), на которой мог помещаться народ, и вообще особенности этой горы более соответствуют данным библейского повествования. С равнины Эр-Раха открывается величественное зрелище, лучше которого и трудно было избрать для великого события – нравственного возрождения народа. Пред станом в страшном величии возвышалась священная гора, гранитные скалы которой отвесными утесами возносились к небесам и с равнины представляются подобно исполинскому алтарю, неприступному престолу Всевышнего, голос которого мог разноситься далеко по всей равнине, лежащей внизу. У подошвы ее проходит наносная плотина, как раз соответствующая той «черте», которая должна была воспрепятствовать народу «прикасаться к подошве горы», и самая подошва так отвесна и крута, что к ней действительно можно прикасаться как к стене. Равнина закрыта и стеснена горами со всех сторон, но в одном месте она представляет большой выступ, за которым народ, не вынося грозных явлений на горе, мог «отступить и стать вдали». Небольшое возвышение при входе в равнину носит имя Аарона, и, по преданию, это то самое место, откуда Аарон смотрел на празднество в честь золотого тельца.

б) Обстоятельства сопровождавшие синайское законодательство. Расположившись станом на этой равнине, израильтяне по внушению Моисея должны были приготовиться в великому событию – возрождения в качестве свободного, священного, самоуправляющегося народа. Иегова избавил их от рабства, имел особенное попечение о них в пустыне, «носил их как бы на орлиных крыльях и принес их к Себе», к Своему святилищу, чтобы и их освятить и сделать Своим «избранным народом», «царством священников и народом святым», особенным носителем правды Божией в мире. Освящением и строгим воздержанием израильтяне должны были сделать себя достойными и способными воспринять тот Завет, который Иегова хотел заключить с ними. С напряженным вниманием и трепетным сердцем народ ожидал этого события. Наконец, утром на третий день густое облако покрыло вершину горы; заблистала молния, пронизывая гору и превращая ее в объятую пламенем печь; загрохотали удары грома, раскатываясь от утеса к утесу и повторяясь в многократных отголосках. Казалось, вся природа вышла из своего обыкновенного течения и ждала чего-то великого. «И вострепетал весь народ», и с замиранием сердца смотрел на величественно-страшное зрелище. Но как ни возвышенно было самое зрелище, еще возвышеннее были слова, которые среди громовых раскатом и молний на горе, куда удалился Моисей, доносились до слуха народа. Слова эти были просты и общедоступны, но исполнены такого глубокого значения, что легли в основу всякой нравственности и всякого законодательства. Это было знаменитое Десятословие, те десять заповедей, из которых в каждой открывалась вековечная истина.

в) Десятословие:

1) Аз есмь Господь Бог твой: да не будут тебе бози инии разве Мене.

2) Не сотвори себе кумира и всякого подобия, елика на небеси горе и елика на земли низу, и елика в водах под землею: да не поклонишися им, ни послужиши им.

3) Не возмеши имене Господа Бога твоего всуе.

4) Помни день субботний, еже святити его: шесть дней делай, и сотвориши (в них) вся дела твоя, в день же седмый суббота Господу Богу твоему.

5) Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли.

6) Не убий.

7) Не прелюбы сотвори.

8) Не укради.

9) Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна.

10) Не пожелай жены искреннего твоего, не пожелай дому ближнего твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближнего твоего (Исх. 20:1–17).

г) Содержание 10-ти заповедей:

1) В первой из них открывался народу Сам Иегова, как Бог, чудесное водительство которого израильтяне уже знали и могущество которого проявлено было ради них: это Он вывел их из Египта, открыл им путь по морю и ниспроверг могущество Фараона и его воинство. Он не простое изобретение воображения, не простой символ сил природы, подобно идолам египетским; не простое отвлечение, подобно богам Нила, неспособным сочувствовать человеку или любовно нисходить к его нуждам и потребностям ума и сердца; нет, Он доказал уже, каким сильным помощником Он служил тем, которые полагаются на Него; Он был и теперь с ними и говорил с ними языком человеческим.

2) Но будучи так близок к ним и милостив, будучи единым живым Богом, со всеми свойствами личного бытия, Он однако же невидим, и нет Ему никакого подобия ни на небе, ни на земле. В противоположность идолопоклонству египтян, к которому привыкли и израильтяне, это определение высказано (во второй заповеди) с особенною выразительностью. Народ не должен изображать Его себе ни под каким кумиром – ни под видом небесных тел, как было большею частью в языческом мире, ни под видом животных образов, как в Египте, ни под видом рыб, как было в Палестине и Ассирии.

3) Имя Иеговы так свято, что не должно произносить его напрасно, а тем более не должно придавать его какому-нибудь из суетных призрачных идолов или языческих богов12, потому что в сравнении с Ним все другие боги суть простое ничтожество (третья заповедь).

4) Соблюдение субботы, прекращением всякой работы в седьмой день было древним обычаем, ведшим свое происхождение от Адама; но теперь он подтвержден был законодательною силой, как необходимый для усиления религиозного чувства, периодического восстановления сил и доставления необходимого отдыха человеку и животным (четвертая заповедь).

5) Почтение к родителям издавна также считалось нравственною обязанностью детей, но это естественное чувство не имело еще высшей законодательной санкции и потому у большинства народов преобладало вопиющее варварство. У некоторых народов древности был обычай предавать смерти своих престарелых родителей или оставлять их беспомощными13. Среди древних народов мать вообще занимала низшее положение и по смерти своего мужа становилась в подчиненное положение к своему старшему сыну. Но теперь было заповедано, что сын, даже сделавшись главою семейства, должен так же почитать мать свою, как почитал отца (пятая заповедь).

6) Человеческая жизнь мало ценилась в древности, но теперь заповедано было: «не убей». Человек сотворен по образу Божию и потому жизнь его должна быть священна (шестая заповедь).

7) Древний мир утопал в похотях, вся жизнь его отравлялась ядом животного сладострастья, и самые боги изображались далеко не образцами целомудрия. Теперь голос с Синая заповедал: «не прелюбодействуй» (седьмая заповедь).

8) Собственность провозглашена священною и воровство заклеймено как преступление (восьмая заповедь).

9) равно как и лжесвидетельство (девятая заповедь).

10) Но новый закон не только осуждал внешнее злое дело, он проникал глубже и осудил самую мысль злую, заповедав: «не пожелай» ничего такого, что противно основным законам нравственности (десятая заповедь).

д) Значение нравственного законодательства. Синайское законодательство в своих основных началах давалось за все будущие времена.

Оно заложило основу истинной нравственности и человеческого достоинства в мире. Это был час нарождения народа, отличного от всех дотоле существовавших в истории. Простые, но глубокие и вечные истины о духовном и личном Боге, о почтении к родителям, о целомудрии, о святости человеческой жизни и собственности, о чистоте совести – все эти истины открыты или утверждены были на Синае в наследие всем последующим векам. В древности, конечно, были блестки высшего нравственного учения, но они обыкновенно были достоянием только немногих высших умов и никогда не достигали народной массы, потому что проповедовались только в форме отвлеченных малодоступных положений и не имели божественной санкции.

Десятословие же провозглашено было Самим Богом и с таким неотразимым величием и такою изумительною простотой, что возвещенные в нем истины сразу становились достоянием всего народа, долженствовавшего распространить их на все человечество.

Взятие в целом синайское законодательство по своим началам является необычайным и чудесным в истории человечества. Оно не только устанавливает истинные воззрения на Божество и отношение к Нему человечества, но и взаимные отношения между людьми ставит на совершенно новые основы. Законодательство это в своих общих началах представляет норму истинного человеческого развития, которая одна только могла привести человечество к осуществлению его высшего назначения и до которой не возвышалась законодательная мудрость ни одного из мудрецов древнего мира. Эту мысль всего яснее доказывает то замечательное явление, что и в новейшее время законодательная мудрость в своем поступательном развитии, совершаемом на независимой почве научного исследования, в своих лучших результатах представляет не что иное, как только приближение к началам синайского законодательства. Поражающая по внешности прогрессивность этой науки, как будто выработавшей неизвестные дотоле истины, уясняющие сущность, а следовательно и норму государственных и общественных отношений, есть в сущности только разъяснение и применение к данным новым условиях древних начал синайского законодательства. Чтобы это законодательство не изгладилось из памяти народа и постоянно было пред глазами его, основные начала его и именно десятословие было выбито на двух каменных досках или скрижалях, которые должны были сохраняться в ковчеге завета, долженствовавшем стать главной святыней народа. (Сост. по кн. «Библ. истор., при свете новейш. исслед. и откр.», проф. Лопухин. т. I, стр. 631–36).

13. Нравственный закон, данный чрез Моисея и сокращенно изложенный в десяти заповедях

Рассматривая нравственный закон, данный Богом чрез Моисея и выраженный сокращенно в Десятословии, мы легко можем открыть, что все требования его не суть нечто чуждое и незнакомое человеческой душе, но давно знакомое и родное, ибо в существе своем нравственный закон, данный Богом на Синае, есть не что иное, как ясное и определенное изложение требований совести человеческой, данной Богом человеку при его создании. Совесть есть голос Божий, указывающий правильные отношения человека к Богу и людям, исчерпывающий таким образом все возможные нравственные отношения, каковые могут быть только между существами нравственными, т. е. сознательными и разумно-свободными. Если бы человек не отпал от Бога и не заглушал пороками, злом и забвением истинного и живого Бога свой голос совести, то никогда бы не предстояло надобности в сообщении велений ее путем внешним, (объективным), так чтобы человек видел авторитет, из которого они исходят, и обязывался этим божественным авторитетом к исполнению их требований. Теперь человек, получив внешним образом от Самого Бога, нравственный закон и найдя его согласным с своею совестию, не мог на эту последнюю не обращать внимания и считать ее как нечто необязательное и малозначащее. Теперь, получив закон, человек сделался более повинным пред Богом за свои грехи, чем прежде, до закона. Таково происхождение и значение нравственного закона, данного на Синае14.

Нравcтвенный закон должен определять правильные отношения человека к Богу и ближним15.

Какие же обязанности предписываются в отношении к Богу? Эти обязанностей человека в отношении в Богу изложены в первых четырех заповедях Десятословия: почитать только единого, премирного и живого Бога, истинного Творца неба и земли; так как Он совершеннейший дух, следовательно невидим, то не почитать за Бога каких-либо чувственных изображений, не унижать Его святого имени, употребляя его на служение греху; одну часть земной жизни употреблять на земные дела, а другую посвящать заботам о вечном спасении, т. е. воспоминанию о Боге, стремлению познать Его сущность и свойства и служить Ему – вот все главнейшие обязанности человека в Богу. Все они объединяются в такой заповеди: «люби Господа, Бога Твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всеми силами твоими» (Втор. 6:5). Кто почитает одного истинного Бога, кто стремится познать Его, кто никогда не изменяет истинному Богу и не служит идолам, кто так благоговеет пред Богом, что даже имя Его святое и страшное не дерзает употреблять в суетных разговорах, и кто наконец часть своей жизни употребляет на служение Ему, оставляя при этом в стороне все свои земные заботы и интересы, тот любит Бога.

В чем же заключаются обязанности человека, по указанию данного Богом нравственного закона, в отношении к нашим ближним?

Обязанности этого рода сокращенно изложены в остальных шести заповедях Десятословия: почитать родителей, как орудие любви Божией, считать священным здоровье и жизнь всякого человека, уважать святость супружеского союза, установленного Богом, не посягать на собственность ближнего в какой бы то ни было форме – путем ли обмана, насилия, хитрости и других преступных средств, говорить всегда истину, не питать в сердце греховных пожеланий – властолюбивых, корыстолюбивых и прелюбодейных – вот сущность нравственного закона, объединенного также в одной заповеди: «возлюбиши искреннего твоего яко сам себе» (Мф. 22:39). Не трудно однако заметить, что нравственные обязанности второго рода, т. е. обязанности в отношении к ближним, находят свое основание в обязанностях наших первого рода, т. е. в отношении к Богу; от них они получают свою жизнь, силу и основание16.

Беcпримерная высота и чистота нравственного закона, сокращенно изложенного в десяти заповедях, во время низкого уровня умственной и нравственной жизни еврейского народа, среди густого мрака заблуждений и нечестия древнего языческого мира, доказывающаяся тем, что существенное выражение Моисеева законодательства – Десятословие – легло в основание христианского закона и в своды законов (юридические кодексы) всех образованных христианских народов, устраняет все возражения рационалистов, желающих видеть в Моисеевом законодательстве продукт человеческого развития (См. наше сочинение: Священник Григорий Дьяченко «О приготовлении рода человеческого к принятию христианства». Богословское и историко-философское исследование, стр. 159–165).

14. Библейские изречения о нравственном откровенном законе

Главное содержание всех заповедей: «Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:37–40). «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо» (Еккл. 12:13, 14). «О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6:8). «Цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры» (1Тим. 1:5). «Итак во всем, как хотите, чтобы о вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7:12). Десять заповедей обязательны и для нас, христиан: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:17–19).

15. Сила и обязательность нравственного закона Моисеева и превосходство евангельского учения пред ветхозаветным законом, выраженным в десяти заповедях

Нравственный закон Моисеев, выраженный в 10-ти заповедях, имеет и для нас всю силу и обязательность. В Своей нагорной проповеди Господь наш Иисус Христос вопреки злобным подозрениям Фарисеев, видевших в Нем нарушителя закона, объяснил в истинном свете Свое отношение к закону. «Не мните, яко приидох разорити закон, или пророки: не приидох разорити, но исполнити». Законом называются пять книг Моисея, а пророками – не только писания пророческие, но и все остальные книги ветхого завета. Иисус Христос, «разоритель буквы, совершитель духа» (Выражение св. Григория Богослова, «Твор. св. отцов», Москва, 1844 г., т. 4, стр. 176), исполнил закон и все предписания закона, – исполнил закон и в том смысле, что восполнил его, ибо «в полном совершенстве начертал то, чего закон представлял одну тень» (Блаж. Феофилакт, Благовестник ч. 1, стр. 97). Хотя ветхий обрядовый и прообразовательный закон с пришествием Христовым потерял обязательную силу (Кол. 2:17; Евр. 10:1), но закон нравственный, закон веры и благочестия, истинный дух откровения, во все времена остаются ненарушимыми, так что исполнение евангельского новозаветного учения есть вместе с тем исполнение ветхозаветных заповедей закона Божия, только не по букве, а в высшем, совершеннейшем смысле. «Аминь... глаголю вам: Дóндеже прейдет небо и земля, Иота едина, или едина черта не прейдет от закона, Дóндеже вся будут» (Мф. 5:18), – малейшею буквою еврейской азбуки иотою, или даже еще неприметнее – простою чертою письма, означается, что в Божественном законе кажущееся малым и незначительным имеет значение и определенную цель; а посему «иже аще разорит едину заповедей сих малых и научит тако человеки, мний наречется в царствии небеснем: а иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем» (Мф. 5:19). Разделение заповедей на большие и малые было измышлено Фарисеями как бы для того, чтобы увольнять себя от исполнения заповедей малых, не смотря на то, что между ними были и такие, которые относились к самой сущности закона – суду, милости и вере (Мф. 23:23). Вопреки ложному понятию Фарисеев Господь указывал на обязательность закона во всей совокупности заповедей его.

Но столько же обязателен и закон евангельский: малейшими заповедями Господь назвал и «те, которые Сам намеревался дать» (Св. Иоанн Златоуст. «Беседы на Евангелие от Матфея» ч. 1, стр. 312. Блаж. ФеоФилакт «Благовестник» ч. 1, стр. 100), потому что «запрещаемые ими действия кажутся только малыми грехами, или совсем таковыми не кажутся людям, которые грубо держатся только письмени, т. е. чувственного понятия закона, и не умеют читать тонкий закон духа на скрижалях сердца» (Святитель Филарет Московский «Слова и речи», Москва, 1874 г., т. 2, стр. 303).

Выражением: «мний в царствии небеснем», по замечанию св. Иоанна Златоустого, означается не иное что, как «геена или мучение», ибо возможно ли, чтобы нарушитель закона находился в Небесном Царстве? («Беседы на Евангелие от Матфея» ч. 1, стр. 313. Блаж. Феофилакт «Благовестник», ч. 1, стр. 100). «Глаголю... вам, – продолжал Господь, – яко аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в царствиее небесное» (Мф. 5:20). Книжники и Фарисеи, выдававшие себя за точных исполнителей закона, "оставили вящшая закона» (Мф. 23:23), пренебрегли внутреннею стороною его, измыслили «свою правду» (Рим. 10:3), – гордую, лицемерную, наружную, которая не восходила далее внешних предписаний. Да и вообще ветхозаветной праведности для учеников евангелия недостаточно, потому что, по выражению св. Исидора Пелусиота, «проходящим сугубые евангельские поприща уготованы небо и небесные блага, тогда как ветхозаветные за житие, соразмерное их силам, в награду прияли землю и долгоденствие» («Творение св. отцов», Москва, 1860 г., т. 36, стр. 115). Ветхий закон был приспособлен к приемлемости израильского народа, так что «если прежнее законодательство было ниже, то причина не в Боге, а в тех, которые принимали закон». (Св. Иоанн Златоуст, «Беседы на разные места св. Писания», Спб. 1862 г., т. 2, стр. 220).

Господь Иисус Христос, желая выяснить высшие требования новозаветного закона в сравнении с ветхозаветным, представил шесть примеров, доказывающих превосходство новозаветного понимания 10 заповедей Божиих пред ветхозаветным.

Первый пример. (Изъяснение шестой заповеди). «Слышасте, яко речено бысть древним: не убиеши: иже [бо] аще убиет, повинен есть суду. Аз же глаголю вам, яко всяк гневайся на брата своего всуе повинен есть суду: иже... аще речет брату своему: рака (пустой человек), повинен есть сонмищу... иже речет: уроде, повинен есть геенне огненней» (Мф. 5:21, 22). Преступивший шестую заповедь: «Не убий» (Исх. 20:13) по закону Моисееву подлежал суду, который был учрежден во всех городах и селениях (Втор. 16:18) и составлял низшие разряды судебных мест; высшим же судилищем был синедрион, заседавший в Иерусалиме и решавший дела особой важности. Закон Христов осуждает не только злое дело, например убийство, но идет далее и глубже – к самому источнику зла. Напрасный гнев против ближнего, хотя и скрытый в сердце, но могущий послужит причиною распри, раздора и самого убийства, есть уже преступление; если же этот гнев выражается в словах презрения или крайнего негодования, то он заслуживает еще большего наказания, – даже геенною огненною. Геенна, т. е. «долина Еннома», (Нав. 15:8, 18:16; 4Цар. 23:10; Неем. 11:30; Иер. 19:2), находилась с южной стороны Иерусалима. Здесь был поставлен идол Молоха, сирийского божества, которому приносили в жертву детей (Иер. 7:31, 32). Место было страшное, а посему оно в Новом Завете послужило образом вечных мучений грешников. (Winer, Bibl. Reаlw. В. 1. 8. 492).

И это наказание нельзя назвать слишком строгим и тяжким, потому что, по выражению блаж. Феофилакта, «поноситель, превращая любовь, прекращает все добродетели, и посему справедливо подлежит геенне огненной» («Благовестник» ч. 1. стр. 104). Суд синедриона и геенна употреблены здесь Господом для более понятного иудеям разграничения степеней виновности гнева.

Второй пример. (Изъяснение седьмой заповеди). «Слышасте, яко речено бысть древним: не прелюбы сотвориши. Аз же глаголю вам, яко всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем» (Мф. 5:27, 28). Седьмая заповедь Ветхого Закона (Исх. 20:14), направленная против самого действия прелюбодеяния, изъяснена Господом в том смысле, что преступно не одно действие, но также и нечистое пожелание, зарождающееся в сердце от нецеломудренного взгляда и переходящее в страсть. «Спаситель не вовсе запретил смотреть на жен, но только запретил смотреть на них с вожделением, ибо любящий смотреть на красивые лица сам возжигает в себе пламя страсти и душу делает пленницею, а после сего скоро приступает и к совершению пожелания» (св. Иоанн Златоуст. «Беседы на Евангелие от Матфея» ч. 1. стр. 344, 347). Такова же мысль и св. Исидора Пелусиота: «не одно и то же увидеть внезапно и уязвиться, и потерпеть то же тщательно гонящемуся за чужою красотою, потому что увидевший внезапно и уязвившийся может целомудренным помыслом и стрелу извлечь и рану залечить, – а кто непрестанно и со тщанием смотрит, тот, если и не соделает греха телом, то совершил его уже душою» («Творение св. отцов», М., 1860 г. т. 35. стр. 58, 59, 123).

Какую надобно соблюдать осторожность, чтобы не впасть в соблазн, Господь изъясняет в следующих словах, имеющих иносказательный смысл: «аще же око твое десное соблажняет тя, изми е и верзи от себе: уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну [огненную]: и аще десная твоя рука соблажняет тя, усецы ю и верзи от себе: уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну» (Мф. 5:29, 30). Правый глаз и правая рука суть самые полезные члены нашего тела, а посему они служат здесь образом всего дорогого для нас, чем мы однако, должны пожертвовать для искоренения страсти, овладевающей душою, подобно тому, как поступают врачи, которые отделяют от тела зараженный член, чтобы зараза не перешла во весь организм и не расстроила его. Спаситель – по замечанию св. Иоанна Златоустого – говорит не о членах: «Он нигде не осуждает плоть, но везде обвиняет развращенную волю; если бы Христос говорил о членах, то не об одном бы глазе сказал, и при том не о правом только, но об обоих». («Беседа на Евангелие от Матфея» ч. 1. стр. 349). Объясняя мысль Господа, св. отцы между прочим разумеют под правым глазом и правою рукою близких и преданных друзей, когда они, вместо пользы, ожидаемой от них, служат нам соблазном (св. Иоанн Златоуст, «Беседа на Евангелие от Матфея» ч. 1. стр. 350, 351. «Беседа на псалмы», Спб. 1860 г. т, 1. стр. 103. Св. Исидор Пелусиот, «Творение св. отцев», Москва 1859 г. т. 34. стр. 59, 60). У Св. Иоанна Златоустого встречается и такое толкование: «если правое око твое соблазняет тебя, т. е. если ты смотришь бесстыдно, вырви его, т. е. худую мысль» («Толкование на послание к Колоссянам», Спб. 1858 г. стр. 132).

Третий пример. (Изъяснение учения о разводе). «Речено... бысть, яко иже аще пустить жену свою, да даст ей книгу распустную. Аз же глаголю вам, яко всяк отпущаяй жену свою, разве словесе любодейнаго, творит ю прелюбодействовати, и иже пущеницу поймет, прелюбодействует» (Мф. 5:31, 32). По Закону Моисееву (Втор. 24:1) муж мог дать жене своей разводное письмо и отпустить ее от себя. Такой Закон, данный иудеям «по жестосердию» (Мф. 19:8), т. е. во избежание чего-нибудь худшего, Господь ограничивает и, предохраняя его от злоупотреблений, возводит брак к чистоте первоначального установления его Богом (Мф. 5:8). Только нарушение супружеской верности, которое и в Ветхом Завете наказывалось смертию (Втор. 22:22), может служить, по заповеди Господа, достаточною причиною расторжения брака.

Четвертый пример. (Изъяснение учения о клятве). «Паки слышасте, яко речено бысть древним: не во лжу кленешися, воздаси же Господеви клятвы твоя. Аз же глаголю вам не клятися всяко: ни небом, яко престол есть Божий: ни землею, яко подножие есть ногама Его: ни Иерусалимом, яко град есть великого Царя: ниже главою твоею клянися, яко не можеши власа единаго бела или черна сотворити: буде же слово ваше: ей, ей: ни, ни: лишше же сею от неприязни есть» (Мф. 5:33–37). Господь, очевидно, разумел заповеди Закона Моисеева: «не кленитеся именем Моим в неправде» (Лев. 19:12); «Аще... обещаеши обет Господеви Богу твоему, да не умедлиши воздати его» (Втор. 23:21), – и в Своих словах желал не отменить клятву, но оградить ее от злоупотреблений. Когда исчезла строгость нравов и возросла между иудеями взаимная недоверчивость, они уже не довольствовались в сношениях между собою простыми уверениями. В делах житейских и маловажных, часто без всякой нужды, для целей предосудительных и нечистых, иудеи легкомысленно прибегали к клятве, которая являлась в устах народа покровом лжи и обмана. Но, справедливо опасаясь нарушения третьей заповеди, воспрещавшей призывать имя Божие напрасно, они изобрели клятвенные уверения, в которых, с умолчанием о Боге, делалось указание на разные предметы: так клялись небом, землею, Иерусалимом, даже головою своею. Таким злоупотреблениям клятвою Господь противопоставил Свою заповедь: «не клятися всяко». Эта заповедь воспрещает клятву во взаимных маловажных сношениях между собою, в обыкновенных делах житейских, где никто не должен требовать и никто не обязан давать клятву; нужно довольствоваться одним словом: да или нет; «а что сверх этого, то от лукавого». Спаситель осудил и те клятвы, в которых не употребляется имя Божие, ибо и эти клятвы имеют свое основание в могуществе имени Божия и не должны быть пренебрегаемы. Кто, свидетельствуясь небом, землею или Иерусалимом, оставляет без внимания пребывание в них вездесущего Бога и считает эти клятвы менее обязательными, тот оскорбляет достопоклоняемое имя Божие. И в клятве головою или жизнию своею нельзя забывать о Том, без Которого не падает ни один волос с головы человека (Лк. 21:18). Вообще Господь внушал смотреть на клятву, как на дело священное, воспрещая приступать к ней легкомысленно или ослаблять ее силу неразумным и суеверным изменением существенного выражения ее, где имя Бога вездесущего, всеведущего и правосудного поставлено в основание ее (Втор. 6:13). Как у иудеев распространена была привычка злоупотреблять клятвою, видно также из послания ап. Иакова, писанного к обращенным из иудейства христианам. Св. ап., увещевая их к обузданию языка, почти буквально повторил слова Господа: «Прежде... всех, братие моя, не кленитеся ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою: буди же вам еже ей, ей, и еже ни, ни: да не в лицемерие впадете» (Иак. 5:12).

Но выводить из слов Иисуса Христа и св. апостола мысль о безусловном воспрещении клятвы и присяги было бы несогласно с истиною. Не отменяя древнего закона о клятве (Втор. 6:13, 10:20), но обновляя дух его, Господь напоминал, что свидетель всякой клятвы – Бог, и что не избежит наказания и осуждения и тот, кто клянется, не называя имени Божия.

Что клятва законная и необходимая в общественной и частной жизни не есть грех, Иисус Христос подтвердил Своим примером, когда впоследствии на клятвенный вопрос первосвященника отвечал: «ты рекл еси» (Мф. 26:63, 64). В Св. Писании Ветхого Завета встречается много указаний как на клятвенные обетования Самого Бога (Быт. 22:16, 26:3; Пс. 88:4, 5, 36, 131:11), так и на клятвы патриархов, иногда соединенные с особенными знаменательными действиями (Быт. 14:22, 23, 21:23, 26:28, 31:44, 47:29, 31; Втор. 4:26; Нав. 14:9; 1Цар. 24:23, 26:10; Пс. 118:106), и хотя многие ветхозаветные учреждения отменены в Новом Завете, но о клятве предсказано, что употребление ее сохранится и в христианской церкви (Ис. 66:16; Иер. 12:16). Правда, в Св. книгах Нового Завета не упоминается о таких видах клятвы, какие были употребительны у ветхозаветных праведников, но из посланий св. апостола Павла видно, что во времена апостольские клятва не почиталась воспрещенною. Для большего доказательства истины своих слов он нередко употреблял такие выражения, которым нужно приписать значение клятвенных уверений (Рим. 1:9, 9:1; 2Кор. 1:23, 11:31; Гал. 1:20; Флп. 1:8; 1Сол. 2:5; Евр. 6:16).

Св. отцы нигде в своих писаниях не утверждали, что клятва решительно и безусловно воспрещена, и со всею силою красноречия восставали только против злоупотреблений ею – привычки кляться без нужды, лжесвидетельства и клятвопреступления. «Не грех истинно кляться, – говорит блаж. Августин, – но весьма великий грех ложно кляться, и тем скорее падает тот, кто получил к клятвам привычку» («Прибавл. к твор. св. отцов», Москва, 1853 г. ч. 12. стр. 572). И св. Григорий Богослов дает такой совет: «остерегайся непрестанно, при всяком случае, умножать тяжкие клятвы, поэтому, или вовсе не клянись, или клянись, как можно реже» (Там же, стр. 588). Вообще клятва честная и истинная, благонамеренная, ясно обдуманная, благоговейная, данная с решимостию исполнить то, что утверждается ею, не противоречит словам Господа, а посему «не только позволено, но и должно нам в важных и необходимых случаях, по требованию законной власти, употреблять клятву и присягу» (См. изъяснение третьей заповеди в «Простр. правосл. катех. церкви»).

Пятый пример. (Изъяснение учений о несопротивлении злу). «Слышасте, яко речено бысть: око за око, и зуб за зуб. Аз же глаголю вам не противитися злу: но аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую: и хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу: и аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два. Просящему у тебе дай, и хотящего от Тебе заяти не отврати», или, как у евангелиста Луки, – «от взимающего твоя, не истязуй» (Мф. 5:38–42; Лк. 6:30). По закону возмездия (Исх. 21:24; Лев. 24:20; Втор. 19:21) дозволялось наказывать за повреждение членов тела повреждением тех же членов, чтобы «опасением потерпеть то же самое предотвратить злое дело» (Св. Исидор Пелусиот. «Твор. св. отцов», Москва, 1860 г, т. 36. стр. 125). Но цель эта не всегда достигалась: отмщение иногда служило, по замечанию св. отца, «не концом, но началом новых бед, не превращением прежних худых дел, но вызовом новых, более ужасных, когда один раздражался и делал зло вновь, а другой усиливался отмстить за старое и не знал никакого предела во зле» (Там же). Евангелие кротостию страждущего препятствует пороку простираться в худшее. Христианская любовь отвечает на обиду не местию, а готовностию принять новую обиду, сугубо удовлетворяет излишней притязательности и всегда готова помочь нуждающимся. Впрочем, терпение обид и уступчивость не должны простираться до поощрения зла, а поэтому не представляются излишними ни общественные меры к ограничению зла и наказанию обидчиков, ни частные усилия и заботы каждого об устранении обид и соблюдении правды. Сам Господь впоследствии защищался против напрасной обиды (Ин. 18:23). Равным образом христианское милосердие должно быть направлено в удовлетворению только истинных и законных нужд просящего, с тою целию, чтобы принести ему пользу, а не вред.

Шестой пример. (Изъяснение учении о любви ко врагам). «Слышасте, яко речено есть: возлюбиши искреннего твоего и возненавидиши врага твого» (Мф. 5:43). О любви к ближнему заповедано в законе Моисея: «возлюбиши ближнего своего яко сам себе» (Лев. 19:18). Считая ближними только присных, друзей, и, может быть, соотечественников своих, иудеи думали, что эта заповедь не распространяется на иноплеменников, язычников, особенно же на ненавистных притеснителей – римлян. Но Иисус Христос пришел проповедать любовь всеобъемлющую, не связанную никакими расчетами, – такую, которая уподобляла бы людей всеблагому Отцу Небесному: «Аз... глаголю вам: любите враги ваша, благословите кленущие вы, добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгнящия вы... Аще бо любите любящих вас, кую мзду имате? не и мытари ли тожде творят?.. И аще благотворите благотворящим вам, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы тожде творят. И аще взаим даете, от них же чаете восприяти, кая вам благодать есть, ибо и грешницы грешником взаим давают, да восприимут равная... И аще целуете други ваша токмо, что лишше творите? не и язычницы ли такожде творят?» (Мф. 5:44, 46; Лк. 6:33, 34; Мф. 5:47) Господь требует от Своих последователей неизмеримо высшей любви: «Обаче любите враги ваша, и благотворите, и взаим дайте, ничесоже чающе: и будет мзда ваша многа, и будете сынове Всевышнего... Отца вашего, Иже есть на небесех... яко Той благ есть на безблагодатныя и злыя... солнце Свое сияет на злыя и благия и дождит на праведныя и неправедныя. Будете убо милосерди и совершени, якоже Отец ваш небесный милосерд и совершен есть» (Лк. 6:35,36; Мф. 5:45, 48) (Сост. по кн. «Евангельская история», прот. Матвеевского, стр. 830–338).

16. Совмещаются ли между собою свобода и подчинение нравственному закону?

На этот вопрос вполне утвердительный ответ дает мудрый святитель Филарет, митр. московский. Апостол, «имея полную свободу, отрекается от нее, и порабощает себя всем: «Свободен... сый от всех, всем себе поработих» (1Кор. 9:19)». Это должно случиться при известных условиях со всяким другим человеком. «Чем охотнее и вернее следуют добрым побуждениям духа, тем более священный огонь духа возгорается, свет его просиявает, он идет от силы в силу, так что... всякое желание собственной силы человеческой связует, оставляет в бездействии, как бы в плену, или в узах, и только чистым мудрованием духовным, только любовию божественною, только преданностию воле Божией едва, так сказать, прикасающегося земле человека водит и носит, куда призывает Бог и законы царствия Его, хотя бы для сего надлежало идти сквозь огнь и воду, сквозь страдание и смерть». Это состояние можно назвать «блаженным пленом, сладкими узами, неограниченно свободной неволей, высоковладычественным рабством» («Слова и речи», изд. 1848 г. 1. 136; изд. 1877 г. 389–390; Изд. 1885 г. V. 659).

17. Узы Господних заповедей

Когда св. мученица Гликерия (она была сирота знатного происхождения, родилась в Риме и в нежной юности пострадала в Траянополе Фракийском в царствование Антонина; память ее празднуется в 13 д. мая) за исповедание имени Христа представлена была на суд, Савин, ахайский наместник, приказал побить ее камнями. Но сколько изуверный народ не метал на нее камней, они, не прикасаясь к мученице, падали вокруг ее и, как бы руками человеческими слагаясь в ограду, окружали ее. Ожесточенный Савин, не признавая силы Господней, непременно хотел умертвить св. девицу и, обещаясь вымыслить новую, неслыханную казнь, повелел ее отвести в темницу. – «Свяжите эту волшебницу, – сказал он стражам, – и содержите крепко: она посредством чародейств может убежать и после скажет, что Иисус избавил ее, чем прельстить множество из легкомысленной черни». – «Ослепленный человек! – отвечала с кротостию св. Гликерия мучителю, – ужели не понимаешь ты, что я и без твоих уз связана заповедями Бога моего и не хочу разрешиться от этих любезных мне уз, ни бежать от страдальческого подвига, на который иду добровольно за Христа Спасителя моего». Сказав это, страдалица спокойно пошла в темницу. (По «Четьи-минеи» 13-го мая).

18. Угрозы за неисполнение заповедей закона Божия (10-ти заповедей)*

Вот какое слово, какое поучение предлагает Сам Бог тем, кои не послушают Его Божественных повелений. Послушайте это грозное поучение и да потрясутся все кости наши при мысли, что, может быть, и мы ослушники, нарушители десяти заповедей Господних. «Глагола Господь сыном израилевым, глаголя: Аще (если) не послушаете Мене, ниже сотворите повелений Моих сих... ни покоритеся Им, и о судьбах Моих вознегодует душа ваша, яко не творити вам всех заповедей Моих, и яко разорити завет Мой, и Аз сотворю сице вам, и наведу на вас скудость... и посеете вотще семена ваша, и поядят я супостаты ваша: и утвержу лице Мое на вас, и падете пред враги вашими, и поженут вы ненавидящии вас, и побегнете ни комуже гонящу вас... и положу небо вам яко железно, и землю вашу яко медяну: и будет вотще крепость ваша, и не даст земля ваша семени своего, и древа села (поля) вашего не дадут плода своего... и послю на вы звери лютыя земныя, и изъядят вы и потребят скоты ваша, и умалены сотворю вы... и погубит вы находяй меч, и будет земля ваша пуста, и дворы ваша будут пусты... Аще же... пойдете ко Мне страною, и Аз пойду с вами в ярости страною, и накажу вы Аз седмижды по грехам вашим» (Лев. 26:14–17, 19, 20, 22, 33, 27, 28). Послушайте, что еще говорит Господь Бог святый Израилев к ослушникам заповедей Его. «И будет аще не послушаеши гласа Господа Бога твоего хранити и творити вся заповеди Его... и приидут на тя вся клятвы сия... проклят ты во граде и проклят ты на селе, прокляты житницы твои и останки твои, проклята исчадия утробы твоея и плоды земли твоея, стада волов твоих и паствы овец твоих, проклят ты внегда входити тебе и проклят ты внегда исходити тебе. Да послет тебе Господь скудость и глад и истребление на вся, на няже возложиши руку твою, елика аще сотвориши, Дóндеже потребит тя и Дóндеже погубят тя вскоре, злых ради начинаний твоих, зане оставил еси Мя. Да прилепит Господь к тебе смерть, Дóндеже потребит тя от земли... Да поразит тя Господь неимением и огневицею, и стужею и жжением, и убийством и ветром тлетворным и бледостию (ржавчиною), и поженут тя, Дóндеже погубят тя... и будут мертвецы ваши снедь птицам небесным и зверем земным, и не будет отгоняяй... Жену поймеши, и ин муж возъимеет ю: дом созиждеши, и не поживеши в нем: виноград (или сад) насадиши, и не обереши его (не собереши плодов)... сынове твои и дщери твоя отданы [будут] языку иному... Семя много изнесеши на поле, и мало внесеши, яко поядят я прузи (саранча)... И приидут на тя вся клятвы сия, и поженут тя и постигнут тя, Дóндеже потребят тя и Дóндеже погубят тя: яко не послушал еси гласа Господа Бога твоего, еже хранити заповеди Его и оправдания Его, елика заповеда тебе» (Втор. 28:15–22, 26, 30, 32, 38, 45).

Проклят! Проклят!.. Страшная нищета, страшный голод, и холод, и жар нестерпимый, все роды болезней... Ни дома, ни жены, ни детей, ни скотины, даже для мертвеца нет горсти земли, чем бы прикрыть бездушный труп его!.. Что еще, Господи? Осталась ли у тебя какая-нибудь казнь для преступников святого закона Твоего? – Ад и вечная мука, вечный огонь и вечная тьма кромешная, вечный плач и вечный скрежет зубов, ответствует слово Божие.

Ужаснися, всякая душа христианская, сих грозных судов Божиих! Вострепещите вся кости и плоти наша от лица праведного гнева Божия, грядущего на нас, окаянных преступников и ослушников заповедей Господа и Судии нашего! Покаемся, братие мои возлюбленные, и уничижим себя пред Богом, и от сердца сокрушенного, из глубины плачущего духа возопием ко Господу, яко Иона из чрева китова: Господи помилуй, Господи, спаси ны, погибаем, понеже не ведаем заповедей Твоих, и доселе не хотели ни ведать, ни исполнять их! Господи, Сам открой нам чудеса от закона Твоего, ради неизреченного человеколюбия Твоего. Сам прииди и воздвигни нас, падших до глубины зол и нечестия, и веди нас, как слабых детей, путем святых заповедей Твоих. Ей, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша (Из поуч. Евсевия, архиеп. могилевского см. «Беседы к своей душе» 1892 г. вып. VII).

19. Святоотеч. свидетельства о цели всех нравственных стремлений человека

I. Св. Григорий Богослов учит: «нам так много предлежит добрых подвигов, что один мы должны довершать, к другому приступать, третьего пламенно желать, пока не достигнем конца обожения, для которого мы и получили бытие» («Творение св. отцов», т. I, стр. 178).

II. Свят. Иоанн Златоуст пишет: «ужели ты, человек, родился для того человеком, чтобы только разрывать рудники и собирать золото? Не для того создал тебя Господь по образу Своему, но чтобы ты угождал Ему, чтобы достиг будущих благ и ликовал с ангелами». «Он и всю эту природу и нас создал не для того, чтобы нас погубить или подвергнуть наказанию, но чтобы спасти, и, избавив от заблуждения, даровать нам наслаждение царствием. Для нас-то Он и уготовал его, не теперь, по сотворении, но еще прежде создания мира, как Сам говорит: «приидите, благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира» (Мф. 24:34)» (См. Св Иоанн Златоуст «Беседы на Евангелие от Иоанна Богослова», беседа 59; «Беседы на книгу Бытия», беседа 3).

III. «Восходите, братия, взывает св. Иоанн Лествичник в конце своего творения, восходите усердно, полагая восхождение в сердце, и внимая пророку, который говорит: «приидите... взыдем на гору Господню и в дом Бога нашего» (Ис. 2:3). Теките, умоляю вас с апостолом, сказавшим: «потщимся, дондеже достигнем вси в соединение веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова» (Еф. 4:13). («Лествица», 1862 г., стр. 334).

20. Побуждения к исполнению нравственного закона

Побуждения к исполнению нравственного закона бывают троякого рода:

а) «Любовь к Богу требует, чтобы мы добро делали, говорит св. Василий Великий, ради самого добра и из любви к Давшему нам закон, радуясь, что удостоились служить столь славному и благому Богу, и в таком случае имеем сыновнее расположение;

б) а когда мы уклоняемся зла, боясь наказания, то находимся в состоянии рабском;

в) если, гоняясь за выгодами награды, исполняем повеленное ради собственной пользы, тогда уподобляемся наемникам» (Твор. Василия Великого в русском переводе, том 5, стр. 91–92).

Отцы церкви и подвижники благочестия считали необходимыми побуждения страха, ни только для новоначальных, но и усовершившихся в подвигах добродетели. «Всякому начинающему жить богоугодно, – говорит Симеон, новый богослов, – полезно иметь страх мучений и рождающуюся от него печаль. Кто мечтает начать дело без сей печали и уз, тот не на песке только полагает основание дел своих, но на воздухе и без всякого основания думает соорудить здание, что совсем невозможно» (Преп. Симеон Новый Богослов "Деятельные и богословские главы» гл. 68).

21. Виды побуждений к исполнению нравственного закона Божия

а) Высшее побуждение к исполнению нравственного закона. Любовь к Богу и ближним – вот первый и самый чистый мотив или побуждение к нравственной деятельности. Подобно тому как, напр., занимающийся наукою движется к занятию ею самым высшим и самым чистым мотивом или побуждением в том случае, если занимается наукою из любви к науке. Потому-то, чем выше существо на лествице нравственного совершенства, тем более оно побуждается в нравственной жизни своей бескорыстною любовью к Богу и подобным себе существам. Так, ангелы Божии побуждаются в своей жизни чистейшею любовью к Богу и подобным себе. Но человеку свойственно стремление к покою, радости, счастию: чем более он ищет покоя, радости, счастия в самой же любви к Богу и ближним и в проистекающих из нее делах, тем выше и совершеннее он в нравственном отношении. Подобно тому как, напр., занимающийся наукою должен быть назван тем более любящим науку, чем более он в самом занятии наукою обретает довольство, радость, счастие. Господь Иисус Христос говорит: «любяй Мя возлюблен будет Отцом Моим... и к нему приидем, и обитель у него сотворим» (Ин. 14:21, 23). Таким образом, любя Господа, душа имеет в самой себе Господа, последний предмет своих желаний и стремлений. Тогда человек имеет радость совершенную, о которой Господь Спаситель говорил ученикам Своим, преподавая им заповедь о любви, и о которой Он молился пред страданиями Своими небесному Отцу (Ин. 15:11, 17:13). Послание к ефесянам апостол Павел оканчивает следующими словами: «Благодать со всеми любящими Господа нашего Иисуса Христа в неистлении» (т. е. неизменно) (Еф. 6:24). След., опять любящим Господа преподается Господь.

Нравственный человек жаждет и будущей жизни на небе. Но не потому, чтобы он смотрел на блаженную жизнь на небе, как на плату или награду за труды на земле (подобно, напр., слуге, исполнившему свои работы и претендующему на плату), а потому, что в будущей жизни за небе он надеется достигнуть полной и неизменной любви к Богу и совершенного единения с Ним в силу этой любви; откуда само собою проистечет, как необходимое следствие или плод, вечное блаженство.

б) Среднее по нравственному характеру побуждение к исполнению нравственного закона. Есть люди, стоящие на низших степенях нравственного совершенства, которые ведут добродетельную жизнь по менее высоким, чем выше изображенные, нравственным побуждениям: с одной стороны, представлением нравственного закона или повелевающей воли Божией, требующей послушания, а с другой стороны – представлением ожидающих нас наказания или награды за неисполнение или исполнение закона или божественной воли. На этой точке зрения находятся, напр., несовершеннолетние учащиеся, и вообще воспитывающиеся, принуждающие себя к занятию тягостною для них наукою и к хорошему поведению мыслию о приказании и об ожидающих их наказаниях и награде на неисполнение или исполнение приказанного. Не только Ветхим Заветом, но и Новым мы очень часто побуждаемся к нравственной жизни указанием на эти мотивы. С одной стороны, здесь говорится: «по звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите. Зане писано есть: святи будете, яко Аз свят есмь» (1Пет. 1:15, 16; ср. 1Пет. 2:15; 1Фес. 4:1). «Тако есть воля Божия» (1Пет. 2:15; ср. 1Фес. 4:3); «Се... есть угодно пред Богом» (1Пет. 2:19); «сия есть заповедь Божия, да веруем во имя Сына его Иисуса Христа и любим друг друга, якоже дал есть заповедь нам» (1Ин. 3:23; ср. Рим. 12:2). С другой стороны, говорится: «Бога бойтеся» (1Пет. 2:17). «Приити... имать Сын человеческий во славе Отца Своего со ангелы Своими, и тогда воздаст комуждо по деяниям его» (Мф. 16:27). «Еже... сеет человек, тожде и пожнет» (Гал. 6:7). В частности: полагающие удовольствие в различных постыдных делах «получат возмездие за беззаконие» (2Пет. 2:13). «Открывается... гнев Божий с небесе на всякое нечестие и неправду человеков» (Рим. 1:18; ср. Рим. 2:5; Ин. 3:36). «Теснота и скорбь на всяку душу человека творящего злое» (Рим. 2:9). Конец служащих греху – «смерть» (Рим. 6:21, 23, 1:32). И наоборот: соблюдающий заповеди Божии «войдет в жизнь» (Мф. 19:17; Ин. 5:24, 29); «и велий наречется в царствии Божием» (Мф. 5:19). Кто не ослабеет, тот «во время свое пожнет» (Гал. 6:9); труд его не будет "тощь, т. е., тщетен, пред Господем» (1Кор. 15:58). Подвизающимся добрым подвигом «соблюдается венец правды» (2Тим. 4:7, 8). Даже напоивший жаждущего чашею воды во имя Христово «не погубит мзды своея» (Мк. 9:41). Кратковременное и легкое страдание человека верующего и праведного производит «безмерный преизбыток вечной славы» (2Кор. 4:17). Или кому неизвестно ублажение Господом Спасителем в ногорной беседе смиренных, сокрушенных, кротких и т. д. (Мф. 5:3–12)? Каждому известно и изображений в Евангелии вечного мучения грешников и вечного блаженства праведников.

в) Низшее побуждение в исполнению нравственности закона. А самое низшее побуждение или мотив нравственной жизни состоит в принуждении себя к нравственной жизни не ради духовных и вечных благ, а ради чувственных и временных (т. е. земных). Но и это побуждение не исключено совсем Свящ. Писанием. Особенно в Ветхом Завете богоизбранный народ часто побуждался Моисеем и пророками к верному служению Богу и к исполнению своих обязанностей указанием на ожидающее его в сем случае земное благополучие. И в Новом Завете говорится, что ищущим Царствия Божия и правды Его все земное само собою присоединится (Мф. 6:33). «Всяк, иже оставит дом, или братию, или сестры, или отца, или матерь, или жену, или чада, или села, имене Моего ради, сторицею приимет и живот вечный наследит» (Мф. 19:29). «Благочестие на все полезно есть, обетование имуще живота нынешнего и грядущего» (1Тим. 4:8). А людям злым предвозвещается разрушение до основания благосостояния (Лк. 19:42–44)17. (Сост. по книге «Нравственное богословие», М. Олесницкого, стр. 80–83).

* * *

12

Graetz, Geschichte der Iuden, I, 38.

13

Дарвин раcсказывает, что жители Огненной земли и теперь поступают так. Naturalist`s voyage, р. 214.

14

Замечание о происхождении нравственного закона. Все рационалистические теории об ином происхождении нравственного закона, а не божественном и внедренном в человеческую совесть, опровергаются в виду очевидных фактов из области нравственной жизни. Говоря о происхождении нравственного закона, один немецкий апологет вполне справедливо замечает: «основание и происхождение нравственного закона не может заключаться ни в соглашении людей между собою на счет понятий о нравственном долге, ни в господствующих правах или общественном мнении, так как доказано, что возможна аппеляция против нравов к нравственному закону, н его первоначальное происхождение и источник не может заключаться в воле отдельных лиц, потому что он не редко вооружается против требований воли, осуждая желания и противодействуя им. Таким образом остается признать, что нравственный закон дан вместе с существом и сущностью самого человека, что он создан вместе с человеком, принадлежит к существу его и прирожден ему вместе с бытием его». (Апологетика Эбрарда, том I, стр. 21).

15

Правильные отношения к самому себе являются результатом правильных, указываемых нравственным законом, отношений к Богу и ближним.

16

Тесная связь между заповедями в отношении к Богу и ближним. Мы позволим себе привести здесь слова немецкого апологета Эбрарда, которыми прекрасно выясняется самая тесная связь между заповедями в отношении к Богу и ближним. «Мы можем любить Бога не иначе, как абсолютного (всесоверженного), потому что, если бы мы захотели любить Его иначе, то стали бы любить не Его, а призрак нашей фантазии. Любовь к Богу, как всесовершенному личному Виновнику вселенной, в то же время исключает любовь к какой-нибудь твари, как к абсолютному добру, как в последней, высочайшей цели нашей воли. Тот, кто любит Бога, не может относиться даже и к своему собственному я, как к высшему добру и последней цели своей воля. Любовь к Богу исключает всякое обоготворение твари и сама в себе есть отрицание как любви к миру, так и самолюбия. Такой человек живет для Бога, для угождения Богу, не в том смысле, чтобы этим доставить Богу какое-нибудь приобретение или наслаждение, – потому что абсолютный не нуждается в нас, но в том смысле, чтобы воздать Богу ту честь, которая принадлежит Ему, абсолютному и свято-любящему Существу, чтобы самым делом признавать Его таким, каков Он есть. Такой человек не хочет быть центром, вокруг которого вращался бы весь мир, но признает Бога центром и солнцем, как себя самого, так и всего мира. Такой человек как бы теряет самого себя, чтобы опять найти и получить себя из руки Божией. Таким образом он понимает все, что не бог, а тварь, как предметы относительные, оценивает каждую вещь и отношение по их относительному значению, какое по устроению Божию действительно принадлежит им, и вместе с этим укореняется в человеке начало чистой святой жизни и невозмутимого познания истины и чистой жизни, потому что так как он не делает себя самого Богом, то он освобожден от самолюбия, относится к другим людям и поступает с ними не так, как бы они для него существовали, но как с такими, из которых каждый сотворен для той же, как и он сам, цели, и которые, как предмет вечной творческой любви Божией, и для него должны быт предметами любви, потому что он желает не иного чего, как того, чего желает Бог». («Апологетика», Эбрарда, т. I, стр. 227).

17

Несостоятельность утилитаризма. Некоторые совсем иначе понимают побуждения к исполнению нравственного закона. Есть мыслители, которые думают, что человек должен побуждаться в добру в своих отношениях в людям только одною пользою, понимая ее в смысле земного счастия. Не лишним считаем сделать здесь хотя краткие замечания о так называемом утилитаризме; потому что это учение находит, кажется, многих последователей себе; некоторые в нем видят как будто какое то нравственное открытие, способное произвесть благодетельный переворот в направлении человеческой жизни, тогда как на самом деле им подрывается нравственность в самых основаниях ее. Утилитаризм отрицает прирожденность нравственных начал. По этой теории, качества наших действий должны определяться не отвлеченными понятиями и представлениями о достоинстве и высшим назначении человека, не внутренним чувством, а последствиями, какие проистекают от них для счастия, как последней цели всех желаний и стремлений человеческих. Хорошо то, что полезно; худо то, что вредно. Осмотритесь, говорят, вокруг себя, поймите, что дает возможность хорошо устроиться на земле как вам самим, так и другим, и сообразно с тем поступайте в частной и общественной вашей жизни. Наибольшее довольство на земле наибольшего числа людей – вот идеал, к которому мы должны стремиться. Такова сущность учения утилитарметов. Очевидно, это не новое учение нравственности, а отрицание нравственной науки и замена ее наукою об общественном и частном домоустройстве, совсем не тождественною с наукою о добродетели. То, о нем проповедует утилитаризм, составляет предмет политической экономии, или другой какой-либо науки, но никак не нравоучения. О пользе не может, конечно, не говорить и наука нравственности; но в ней полезное в полной зависимости от доброго, а не на оборот. Добро и польза неразрывны только в том смысле, что от упражнения в добродетели человек делается лучше, совершеннее; но лучше ли ему от этого в житейском быту, умножается ли чрез это его внешнее благополучие – это вопрос для нравоучения, но меньшей мере, второстепенный. Счастие есть, бесспорно, последняя цель человеческих желаний и стремлений, но счастие по понятию нравоучителя совсем не тоже, что счастие по понятию утилитариста. Утилитаризм может нравиться многим своею практичностию. Он и родился в среде народа, отличающегося по преимуществу практическим направлениен (в Англии). Однакож люди вообще едва ли когда примут такое учение, потому что 1) с принятием его человеку необходимо отречься от самых высших понятий и стремлений своих и вычеркнут из всех языков те слова, которыми наиболее выражаются отличительные черты достоинства и превосходства человеческой природы. Утилитаризм обездушивает все христианские добродетели и оставляет от них одни нравственные формы без соответствующего им содержания. В самом деле, как скоро польза есть единственный двигатель наших действий и наибольшее наслаждение житейскими благами – последняя цель наших желаний и стремлений; то что значат такие добродетели, как бескорыстие, великодушие, милосердие и подобн.? Политическая экономия, заступающая место науки о добродетели, знает только расчеты пользы и дает правила благоразумия, уравновешивающие частную и общественную выгоды; поэтому в языке ее не может быть места словам, означающим такие качества человеческих действий, которые слишком мало или совсем не зависят от соображений экономических. Если, например, человек, хорошо понимающий свои выгоды и ясно сознающий связь частных и общественных интересов, не берет взяток, не пользуется случаями к обогащению себя на счет других и даже ради общей пользы отказывается от каких-нибудь своих частных выгод; то есть ли это человек в собственном смысле бескорыстный? Отличается ли он тем благородством души, которое составляет существо бескорыстия, как добродетели? Добродетель эта имеет место только там, где своекорыстие считается постыдным свойством и делом, независимо от вреда его для кого бы то ни было, и честность сама по себе ценится, как высокое качество, а не порождается какими-нибудь, хотя бы весьма умными и дальновидными, расчетами житейскими. Или если кто не хочет мстить за обиды и оскорбления потону только, что гораздо полезнее для себя находит оставлять без внимания или сносить терпеливо разные неприятности от других, чем вооружаться против оскорбителей и платить им взаимными оскорблениями, или преследовать их судом и взысканиями; то заслуживает ли такой человек названия кроткого, или великодушного? Сдержанность и самообладание, конечно, стоят во всяком случае одобрения, но порождающая их расчетливость лишает их всякого величия, тем более, что она не изгоняет из души человека злобы, ненависти, презрения и подобных низких чувств. Великодушный прощает потому, что в наносимых ему оскорблениях и обидах видит зло не столько для себя, сколько для самих обижающих, которые так мало думают о недостоинстве и преступности своих действий. Отче, прости им: они не знают, что делают: – вот идеал великодушия, который совершенно непонятен утилитаристу и от которого учение утилитарной нравственности старается отводит людей как можно дальше. И все вообще добродетели теряют самые существенные свои свойства, как скоро их преобразуют только в полезные действия. Утилитаризм обездушивает их и оставляет от них одни нравственные формы без соответствующего им содержания. 2) Кроме того, утилитарное нравоучение имеет в виду только внешнее и по преимуществу общественное поведение человека, а внутренней его жизни не касается. До чистоты сердца, этого исходища нравственности, ему нет, так сказать, никакого дела. Он даже враг аскетизма, то есть, всяких средств к более успешному искоренению дурных наклонностей в человеке, особенно чувственных. Для него всякий аскетизм есть нечто противоестественное, предрассудочное и вредное для блага жизни. Не говорим о каких-нибудь частных направлениях и способах подвижничества, в которых могут встречаться крайности; с утилитарной точки зрения подвижнический характер жизни вообще представляется неразумным и похожим на медленное самоубийство. Так как по «началу пользы» надобно искать наибольшего наслаждения в жизни, а чувственные наслаждения и по количеству, и по свойству своему кажутся главнейшею составною частию житейским удовольствий; то понятна вражда утилитаризма против аскетических правил жизни и благосклонность его к чувственности. В этом отношении он близко сходится с древним эпикурейством, с плодами которого достаточно знакомит нас история древнего греко-римского общества. 3) В третьих, принцип утилитаризма таков, что в нем весьма легко могут находит оправданье для себя эгоизм и грубая чувственность, которые и без того слишком сильны в человеке. А это ведет вовсе не в распространению и умножению благосостояния людей, а прямо в противоположному явлению. (Сост. по кн. прот. П. Фаворова: «О христ. нравственности», стр. 10 – 12).


Источник: Уроки и примеры христианской любви : опыт катехиз. хрестоматии / Сост. прот. Григорий Дьяченко. - Репр. изд. - Москва : Паломник, 1998. - XXXVIII, 740, с.

Комментарии для сайта Cackle