Сторона чувства – сердце
Кто не знает, сколь великое имеет значение в жизни наше сердце? В сердце осаждается все, что входит в душу со вне и что вырабатывается ее мыслительной и деятельной стороной; чрез сердце же проходит и то все, что обнаруживается душой во вне. Потому оно и называется центром жизни.
Дело сердца – чувствовать все, касающееся нашего лица. И оно чувствует постоянно и неотступно состояние души и тела, а при этом и разнообразные впечатления от частных действий душевных и телесных, от окружающих и встречаемых предметов, от внешнего положения и вообще от течения жизни, понуждая и нудя человека доставлять ему во всем этом приятное и отвращать неприятное. Здоровье и нездоровье тела, живость его и вялость, утомление и крепость, бодрость и дремота, затем – что увидено, услышано, осязано, обоняно, вкушено, что вспомянуто и воображено, что обдумано и обдумывается, что сделано, делается и предлежит сделать, что добыто и добывается, что может и не может быть добыто, что благоприятствует нам или не благоприятствует, лица ли то или стечение обстоятельств – все это отражается в сердце, и раздражает его приятно или неприятно. Судя по сему, ему и минуты нельзя бы быть в покое, а быть в непрерывном волнении и тревоге, подобно барометру пред бурею. Но оно причувствовалось и многое проходит у него без следа, как можете проверить теми случаями, что когда в первый раз случится нам быть где, то все нас там занимает, a после второго и третьего раза – разве что! Всякое воздействие на сердце производит в нем особое чувство, но для различения их в нашем языке нет слов. Мы выражаем свои чувства общими терминами: приятно – неприятно, нравится – не нравится, весело – скучно, радость – горе, скорбь – удовольствие, покой – беспокойство, досада – довольство, страх – надежда, антипатия – симпатия. Понаблюдайте за собой и найдете, что на сердце бывает то одно, то другое.
Но значение сердца в экономии нашей жизни не то только, чтоб страдательно состоять под впечатлениями и свидетельствовать об удовлетворительном или неудовлетворительном состоянии нашем, но и то, чтоб поддерживать энергию всех сил души и тела. Смотрите, как спешно делается дело, которое нравится, к которому лежит сердце! А пред тем, к которому не лежит сердце, руки опускаются и ноги не двигаются. От того умеющие собою править, встречая нужное дело, которое однако ж не нравится сердцу, спешат найти в нем приятную сторону и тем, помирив с ним сердце, поддерживают в себе потребную для дела энергию. Ревность – движущая сила воли, из сердца исходит. То же и в умственной работе: предмет, павший на сердце спешнее и всестороннее обсуждается. Мысли при этом роятся сами собой, и труд, как бы он ни быль долог, бывает не в труд.
Не все всем нравится, и не у всех ко всему одинаково лежит сердце; но у одних больше к одному, а у других больше к другому. Это выражается так: у всякого свой вкус. Зависит это частью от естественного предрасположения, частью (и не больше ли?) от первых впечатлений, от впечатлений воспитания и случайностей жизни. Но как бы ни образовались вкусы, они заставляют человека так устроять свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывают его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастья. Ничто не тревожит: вот и счастье.
Если б человек всегда в мысленной части держался здравомыслия, а в деятельности – благоразумия, то встречал бы в жизни наименьшую долю случайностей, неприятных его сердцу, и следователно, имел бы наибольшую долю счастья. Но, как указывалось, мысленная часть редко держит себя достодолжно, предаваясь мечтам и рассеянности, и деятельная уклоняется от своего нормального направления, увлекаясь непостоянными желаниями, возбуждаемыми не потребностью естества, а пришлыми страстями. От того и сердце покоя не имеет, и, пока те стороны находятся в таком состоянии, иметь его не может. Больше всего тиранят сердце страсти. Не будь страстей, встречались бы конечно неприятности, но они никогда не мучили бы так сердце, как мучают страсти. Как жжет сердце гнев? Как терзает его ненависть? Как точит злая зависть? Сколько тревог и мук причиняет неудовлетворенное или посрамленное тщеславие? Как давить скорбь, когда гордость, самолюбие и самоуважение страдает?
Да если построже рассмотреть, то найдем, что и все наши тревоги и боли сердца – от страстей. Эти злые страсти, когда удовлетворяемы бывают – дают радость, но кратковременную, а когда не бывают удовлетворяемы, а напротив встречают противное, то причиняют скорбь продолжительную и несносную.
Таким образом, видно, что сердце наше точно есть корень и центр жизни. Оно, давая знать о хорошем или худом состоянии человека, возбуждает к деятельности прочие силы, и после деятельности их опять принимает в себя, на усиление или ослабление того чувства, коим определяется состояние человека. Казалось бы, что ему следовало бы отдать полную власть и над управлением жизнью, как это и бывает у многих – многих вполне, а у всех прочих понемногу. Казалось бы так – и, может быть, по естеству оно имело именно такое назначение, но привзошли страсти и все помутили. При них и состояние наше указывается сердцем неверно и впечатления бывают не таковы, каким следовало бы быть, и вкусы извращаются, и возбуждения других сил направляются не в должную сторону. Потому теперь закон – держать сердце в руках и строгой подвергать критике его чувства, вкусы и влечения. Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу; но пока страсти в силе давать волю сердцу – значит явно обречь себя на всякие неверные шаги. Хуже всего поступают те, которые и целью жизни поставляют сласти сердца и наслаждения, как говорят жизнью. Так как сласти и наслаждения, плотские и чувственные дают себя сильнее чувствовать, то такие лица всегда ниспадают в грубую чувственность и становятся ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей.
Так вот вам душа и душевная жизнь со всех сторон! Я указывал нарочно, чему естественно следует быть на каждой стороне и чему не следует.
Душа вся обращена исключительно на устроение нашего временного быта – земного. И познания ее все строятся только на основании того, что дает опыт, и деятельность ее обращена на удовлетворение потребностей временной жизни, и чувства ее порождаются и держатся только из ее состояний и положений видимых. Что выше сего, то не ее дело. Хоть и бывает в ней нечто выше сказанного, но то гостьи суть, заходящие к ней из другой высшей области, именно области духа. Что же это за дух? Это та сила, которую вдохнул Бог в лице человека, завершая сотворение его. Все роды существ земных изводила, по повелению Божию, земля. Душа человеческая, хотя и сходна с душой животных в низшей своей части, но в высшей она несравненно превосходнее ее. Что она является такой в человеке – это зависит от сочетания ее с духом. Дух, вдохнутый Богом, сочетавшись с нею, столько возвысил ее над всякой нечеловеческой душой. Вот почему внутри себя мы замечаем, кроме того, что видится у животных и то, что свойственно душе человека одухотворенной, а выше еще то, что свойственно собственно духу.
Дух, как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в нем одном находит покой. Некиим духовным сокровенным чутьем удостоверяясь в своем исхождении от Бога, он чувствует свою полную от Него зависимость и сознает себя обязанным всячески угождать Ему и жить только для Него, Им и с Ним.
Более осязательные проявления сих движений жизни духа суть: 1) Страх Божий. Все люди, на каких бы они степенях развития ни стояли, знают, что есть Верховное Существо, Бог, Который все сотворил, все содержит и всем управляет, что и они во всем от Него зависят, и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его. Таков естественный символ веры, в духе написанный. Исповедуя его, дух благоговеинствует пред Богом и исполнен страха Божия. 2) Совесть. Сознавая себя обязанным угождать Богу, дух не знал бы, как удовлетворить сей обязанности, если бы не руководила его в сем совесть. Сообщив духу частичку своего всеведения в указанном естественном символе веры, Бог начертал в нем и требования Своей святости, правды и благости, поручив ему же самому наблюдать за исполнением их и судить себя в исправности или неисправности. Сия сторона духа и есть совесть, которая указывает, что право, и что неправо, что угодно Богу, и что неугодно, что должно, и что не должно делать, указав, властно понуждает исполнить то, а потом за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызением. Совесть есть законодатель, блюститель закона, судия и воздатель. Она есть – естественные скрижали завета Божия, простирающегося на всех людей. И видим у всех людей вместе с страхом Божиим и действия совести. 3) Жажда Бога. Она выражается во всеобщем стремлении ко всесовершенному благу, и яснее видна тоже во всеобщем неудовольстве ничем тварным. Что означает это недовольство? То, что ничто тварное удовлетворить духа нашего не может. От Бога исшедши, Бога он ищет. Его вкусить желает и в живом с Ним пребывая союзе и сочетании, в Нем упокоивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы ни имел кто тварных вещей и благ, все ему мало. И все, как и вы уже замечали, ищут и ищут. Ищут и находят; но, нашедши, бросают, и снова начинают искать, чтобы и то, нашедши, так же бросить. Так без конца. Эго значит, что не того и не там ищут, что и где искать следует. Не осязательно ли это показывает, что в нас есть сила, от земли и земного влекущая нас горе – к небесному!
Душа человеческая делает нас малым чем выше животных, а дух являет нас малым чем умаленными от Ангелов. Дух человека присущ в нем, как живая сила, живыми и ощущаемыми движениями свидетельствующая о своем присутствии. В ком нет движений и действий духа, тот не стоит в уровне с человеческим достоинством. Дух, как существенная сила, сам Бога созерцая яко Творца и Промыслителя, и душу манит в ту невидимую и безпредельную область. Дух, Бога ведущий, естественно постигает красоту Божию, и ею единою ищет наслаждаться. Хотя не может он определенно указать, что есть сия красота, но, предначертание ее нося сокровенно в себе, определенно указывает то, что она не есть, выражая сие показание тем, что не довольствуется ничем тварным. Красоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь и жизнь райская.
Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то, другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает, а когда они не удовлетворяются, то, будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу.
Когда удовлетворяются духовные потребности, то они научают человека поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей воспособствует, и в человеке водворяется полная гармония всех движений и обнаружений его жизни – гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений. И се – рай! Haпротив, когда дух не удовлетворяется и сие единое на потребу забыто, тогда все другие потребности разбегаются в разные стороны и каждая требует своего и как их куча, то голоса их, как шум на базаре, оглушают бедного человека, и он мечется то туда, то сюда, как угорелый, за удовлетворениями их. Но покоя никогда не имеет, потому что когда одна удовлетворяется, другие не довольствуются тем, и, не считая себя чем-либо ниже той, которая удовлетворена, настойчиво требуют своего, как у матери, когда она накормит одного ребенка, другие пять кричат. Оттого внутри у такого шум, гам, разволока во все стороны и во всем беспорядочность. Такой ничем недоволен, всегда в туге, то, утомившись, стоит выпуча глаза и недоумевая, что бы начать, то кружится и кружится. И се есть суета и крушение духа!
Вот откуда и рождается вопрос: то как же быть то? Как сделать, чтобы духовная сторона была в нас преобладающею и, заправляя всем, вносила строй в жизнь нашу?
Вопросу сему не было бы места, если б жизнь, свойственная нам, развивалась, как следует. Ибо и телесные с душевными потребностями так же естественны нам, как и духовные, и удовлетворение им само по себе не может вносить беспорядка и смятения в жизнь, как и удовлетворение духовным. Развивайся они все в строе и естественном взаимоподчинении, и жизнь человеческая текла бы прелесть как хорошо. Посадите семечко, поливайте, держите в должной теплоте, оно дает росток, ствол, лист и наконец цвет прелестный. Так было бы и с человеком. Раскрывайся он в естественном чине, будет всегда выходить прекрасный человек. Отчего же это мы ни себя, ни других не видим прекрасными? Огчего жизнь наша покривляется?
Бог создал человека для блаженства и именно в Нем, чрез живое с Ним общение. Таково и было первоначальное состояние человека. Бог являлся прародителям н научал их Его Единого знать, Ему Единому служить, в воле Его Единого ходить. Чтоб они не запутались в соображениях, как все это выполнить, Он дал им небольшую заповедь – не вкушать плодов от одного древа, названного Им древом познания добра и зла. Так и начали жить наши прародители и блаженствовали в раю.
Такому их блаженству позавидовал падший прежде по гордости дух и сбил их с пути, соблазнив их преступить данную им небольшую заповедь тем, что обольстительно представил, будто со вкушением от запрещенного плода они вкусят такого блага, которого без того и вообразить не могут – станут как Боги. Они поверили и вкусили. Дело вкушения, может быть, и не велико, но худо, что поверили, не зная кому. Может быть, и это не так было бы важно, если б не те страшнопреступные мысли и чувства к Богу, какие, как яд, влил в них злой дух. Он наговорил им, что Бог запретил им вкушать от древа затем, чтоб и они не сделались богами, и они этому поверили. Но поверив так, они не могли не принять хульных о Боге помышлений, будто Он завидует им и неблагожелательно к ним относится, а приняв такие помышления, не могли миновать и некоторых недобрых к Нему чувств и своевольных решений: так мы же сами возьмем то, до чего Ты не хочешь допустить нас. «Так вот Он какой, – засело у них в сердце о Боге, – а мы думали, что Он такой благой. Ну, так мы сами себя устроим наперекор Ему». Вот эти то мысли и чувства были страшно преступны! Они и означают явное отступление от Бога и враждебное восстание против Него. У них внутри то же произошло, что приписывается злому духу: выше облак поставлю престол мой и буду подобен Вышнему – и это не как летучая мысль, а как враждебное решение.
Так сознание зазналось и свобода возсвоевольничала, приняв на себя устроение своей участи. Отпадение от Бога совершилось полное с отвращением некиим и враждебным восстанием против. За это и Бог отступил от таких преступников и живой союз прерван. Бог везде и все содержит, но внутрь свободных тварей входит, когда они Ему себя предают. Когда же в себе самих заключаются, тогда Он не нарушает их самовластия, но, храня их и содержа внутрь не входит. Так и прародители наши оставлены одни. Если б покаялись поскорее, может быть, Бог возвратился бы к ним, но они упорствовали и при явных обличениях ни Адам, ни Ева не сознались, что виноваты. Последовал суд и наказание изгнанием из рая. Тут опомнились, но уже было поздно. Надо было нести наложенное наказание, а за ними и всему роду нашему. Благодарение всемилостивому Богу, что Он хоть отступил от нас, но не бросил, устроив предивный способ к воссоединению нас с Собою.
Дух был властен над душой и телом, потому что состоял в живом общении с Богом и от Него получал Божескую силу. Когда пресеклось живое общение с Богом, то пресекся приток и божеской силы. Дух, себе оставленный, не мог уже быть властителем души и тела, но был увлечен и сам завладен ими. Над человеком возобладала душевность, а через душевность – телесность, и стал он душевен и плотян. Дух хоть тут же, но без власти. Он заявляет свое существование то страхом Божиим, то тревогами совести, то недовольством ничем тварным; но его предъявлений не берут во внимание, а принимают только к сведению, всю заботу обращая на устроение своего быта здешнего, к чему и назначена душа, и быта, более вещественного, потому что здешняя жизнь посредствуется телом и что все телесное осязательнее и кажется нужнее.
Когда произошло такое низвращение порядка в соотношениях частей естества нашего, человек не мог уже видеть вещи в настоящем виде, не мог держать в должном порядке свои потребности, желания и чувства. Они пришли в смятение, и беспорядочность стала характеристическою их чертой.
Но это недоброе состояние было бы еще сносно, если б не страсти, а то страсти превзошли и тиранят человека. Смотрите, как рассерчавшего бьет гнев, как лихорадка? Как завистливого источила зависть, что посинел бедный? Как опечаленного иссушила скорбь, что он кости и кожа. Таковы и все страсти! Вошли же они вместе с самостию. Как только произнеслось внутри праотца: так я сам..., так самость внедрилась в него, сей яд и сие семя сатанинское. Из нее потом развилось все полчище страстей: гордость, зависть, ненависть, скорбь, уныние, любоимание и чувственность, со всеми их многочисленными и многообразными порождениями. Расплодившись внутри, они еще более возмущают и без них уже смятенное там состояние.
Так вот в чем болезнь. Дух зазнался и засвоевольничал. За это потерял власть и подпал под владычество души и тела и всего внешнего. Отсюда смятение душевно-телесных потребностей и желаний, и особенно их безмерность. Эту безмерность сообщает им от себя дух, ими порабощенный. Сами по себе эти потребности мерны и небурливы. То, что они меры не имеют и бурлят, это от того, что дух бушует в них: ибо у него по природе энергия безгранична. Отсюда обжорство, пьянство, копление денег... и прочее многое, чему меры не думает давать человек...
Происходя от общих прародителей, мы все рождаемся с зачатками зла, которые, раскрываясь вместе с раскрытием наших сил и потребностей, вносят в них смятение и полное расстройство.
Но осталась надежда на восстановление. Расстройство прирождено нам, но не природно. Придя в расстройство, наша природа в существе своем не изменилась после грехопадения: она только болеет и страдает от разрушенной грехом гармонии сил и способностей человека.
Естество наше в чистом виде достолюбезно. Сами Ангелы взирают на него с любовию и удивлением, когда оно является таковым. Нам ли не желать увидеть его таковым и при том не вне – в других, а в себе самих? Да ведь и все наше счастье и благобытие в том состоит, чтоб избавиться от сей болезни. Ибо, когда ее не будет, что помешает нам быть в блаженном состоянии и чувствовать себя таковыми? Напротив, если эта болезнь природна, то ее уж не уврачуешь. Так и останется она навсегда, сколько ни трудись над изгнанием ее. Посему еще повторяю: держите убеждение, что неприродна нам беспорядочность наша, и не слушайте тех, которые говорят: что тут толковать, так уж мы сотворены, ничего с собою не поделаешь. Не так мы сотворены и если возьмемся за себя, как следует, то что-нибудь и сделаем с собою.
Так что же нужно для того, чтоб все в нас поставить в прежний – первоначальный чин?
Как скатились мы под гору, обратно тому надо и восходить опять на гору. Как зашла болезнь, противоположно тому действуя, можно изгнать ее. Отпали от Бога, надо воссоединиться с Ним. Отпали, усомнившись в слове Бога, надо восставить полную веру сему слову. Потеряв веру Богу и в Бога, приняли мы пагубное решение: так я сам, надо уничтожить это – я сам. Когда образовалось это пагубное – я сам, дух наш потерял свойственную ему силу властвовать над душой и телом, и напротив сам подпал под иго рабства им; надо восстановить сию власть духа. Когда власть духа пресеклась, потребности души и тела разбрелись в разные стороны и в желаниях наших произошло смятение; надо все эти потребности опять привесть к единству и установить в их чине взаимоподчинение. Вместе с пагубным я сам втеснилась в круг жизни нашей стая страстей, подобно диким зверям, терзающих нас; надо изгнать сии страсти.
Видите, сколько надо. Посему нельзя надеяться самим уладить это главнейшее наше дело, потому что первый пункт в нем, не установив которого за другие и браться нечего, именно – воссоединение с Богом – никак не может состоять в нашей власти. Мы можем желать его и искать; но устроить его – дело не наших рук. Кто может втесниться в область Божию или сам проложить дорогу к нему? Кто силен взять у Бога, что желает, тем паче понудить Бога быть в нас, чтобы и мы были в Нем, и особенно после того, как все это было уже дано нам, но презрено, и лице Божие умалено недоверием и власть Его попрана самоволием? Говоришь: покаюсь и каюсь. Но не твое дело поставлять условия. Может и покаяние идти в дело; но когда Сам Бог его постановит и согласится принимать. А само по себе что оно?! Ушибся и больно: что тут?!
Так воссоединение не в нашей власти. Между тем вот как оно важно, – что, совершись воссоединение, все прочее пойдет уже само собою. Тотчас возмет силу дух, подчинить себе душу и тело, упорядочить потребности и желания и выгонит страсти. Но ему то самому как состояться? Речь эту я веду к тому, чтоб дать вам разуметь, что нечего нам ломать своей головы над тем, как воссоединиться с Богом. Сколько ни ломай, ничего не придумаешь; а скорее, если Богу угодно было установить закон и порядок сего воссоединения, поспеши приять его полною верою и воспользоваться им с теплою блогодарностью. И благодарение человеколюбивому Богу! Все уже для того совершено, установлено и растолковано. Принимай и пользуйся.
Не буду излагать вам, как все сие совершено; скажу главное. Для восстановления духа нашего и воссоединения его с Богом необходимо, чтобы дух Божий нисходил в него и оживлял его. Чтобы открыть путь нисхождению Духа Божия, Сын Божий воплотился, пострадал плотию, умер на кресте, воскрес, вознесся на небеса и послал от Отца Духа Святого, Который, приемлем бывая верующими в Сына, исполняет в них то, о чем молился сей Сын: якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут (Ин.17:21).
Как же Он совершает сие? Сочетаваясь с духом тех, кои веруют в Сына Божия, и, оживляя его, воссоединяет его с Богом. Сие именуется новым рождением от Бога, которое верующих делает чадами Божиими по блогодати, как говорит св. Иоанн Евангелист: елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти верующим во Имя Его: иже не от крови,... но от Бога родишася (Ин.1:13). И стало законом духовной жизни о Христе Иисусе: аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие, ибо только рожденное от Духа дух есть (Ин.3:5–6).
Производство Богообщения совершается благодатию Святого Духа. Он изготовляет в нас обитель, и вместе с Богом-Отцем и Богом-Сыном вселяется в нас. Как же изготовляется сия обитель?
Дух Божий сокровенно действует на дух наш и приводит его в движение, отчего является в нас чувство зависимости нашей от Бога и сознание нашей пред Ним греховности, что и поставляет человека в безвыходное положение: камо пойду? камо бегу? Но бежать некуда: пойман и в руках Бога – Судии и Воздаятеля. Чувствуется гнев Божий с небесе на всякую неправду (Рим.1:18).
Без Евангелия такое пробуждение духа нашего было бы пагубно, ибо неизбежно ввергало бы в отчаяние. Но благодать Божия так устрояет, что истинное пробуждение духа и совершается и сопутствуется Евангелием. Тому, у кого внутри образовалось, вследствие пробуждения духа, «камо пойду, камо бегу», Евангелие возвещает: куда и зачем бежать? Иди под сень креста и спасешься. Сын Божий, воплотившись, умер на кресте в очищение грехов наших. Веруй в сие и получишь отпущение грехов, и милость Божию сретишь. Апостолы всегда таки делали, проповедуя Евангелие. Растревожат, а потом говорят: веруй в распятого Господа и спасен будешь.
Не все совершает один Дух Божий. Требуется нечто и от нас, и это нечто – немаловажно. Дух Божий возбуждает благовестие, указывает, за что взяться. Сие от Бога. Но сделав сие, Бог останавливается, и ждет нашего произволения. Первыми действиями своими Бог как бы спрашивает: хочешь выйти из беды? Вот что сделай. Момент сей самый важный. Склонился кто на указание, открывает вход дальнейшим действиям благодати, которая и вводит его потом в область спасенных. Не склонился, пресекает дальнейшие действия благодати, и остается в среде погибающих. Бог никого не неволит спастись, а предлагает на выбор, и только того, кто изберет спасение, спасает. Если б не требовалось наше произволение, Бог всех в одно мгновение сделал бы спасенными: ибо всем хощет спастися. Но тогда и совсем не было бы погибающих. А произволение наше не всегда разумно бываете, упорничает и Самому Богу не внимает. Вот и гибнет.
Бог дал человеку свободу, и не хочет против воли входить в него и действовать в нем. Захочет человек сам себя предать действию Божию – самоохотно, тогда и Бог благодатию Своею начинает действовать в нем. Таков уже закон, что человеку надо самому восхотеть и изыскать, и тогда блогодать уж не бросит его, лишь бы только сам он пребыл верен ей.
Припомните притчу Спасителя о сокровище, сокрытом на поле, и о человеке, ищущем дрогоценных бисеров (Мф.13:44–46). Один увидел в поле десятину, на коей зарыто сокровище; пошел, все свое продал и купил десятину ту. Конечно, он вырыл потом сокровище и разбогател, хоть об этом не помянуто. Это поле или десятина есть душа наша; сокровище, сокрытое в ней, есть благодать, чрез святое крещение в нее вложенная. Что увидел сокровище человек притчи, этим означается момент, когда сознает христианин, что в нем сокрыта такая драгоценность, ни с чем несравнимая – благодать св. Духа. Продал все, – это значит, всем пожертвовал, что имел, что дорого было для него, чтобы только достать то сокровище – возбудить и привести в явь сокрытую в нем благодать.
Другой купец был, торговавший драгоценными камнями. Узнал он, что где-то есть алмаз, которому равного ничего нет, но которому цены в том месте, где он находился, не знали (это я от себя дополняю). Желая его приобресть, и этот тоже все свое продал и купил его. И, конечно, разбогател. И этот драгоценный бисер есть образ блогодати Божией, в нас сокрытой и неведомой нам, пока не сознаем того. Кто сознает, тот вместе убеждается, что ничего нет драгоценнее ее. Потому с полным самоотвержением все бросает и устремляется на возгрение и воспламенение в себе благодати.
Из этих притчей вы видите, что именно ожидается от нас. Ожидается, чтобы мы 1) сознали присутствие в себе дара благодати; 2) уразумели драгоценность ее для нас столь великую, что она дороже жизни, так что без нее и жизнь не жизнь; 3) возжелали всем желанием усвоить себе сию благодать, а себя присвоить ей, или, что то же, проникнуться ею во всем своем естестве, просветиться и освятиться; 4) решились самым делом достигнуть сего; и затем 5) привели сию решимость в исполнение, оставя все, или отрешив сердце свое от всего и предав его все вседействию Божией благодати. Когда совершатся в нас сии пять актов, тогда полагается начало внутреннему перерождению вашему, после которого, если неослабно будем продолжать действовать в том же духе, внутреннее перерождение и озарение будет возрастать – быстро или медленно, судя по нашему труду, а главное, по самозабвению и самоотвержению.
В изложенных основах христианской нравственности – ключ к разрешению всех загадок и противоречий нашей жизни, они дают стройное и всеобемлющее миросозерцание. Они должны лечь в основу всех убеждений и взглядов православного христианина, а это дело неизмеримой важности.