Иван Бунин

Бунин Иван Алексеевич (1870–1953) – поэт, прозаик. Лауреат Нобелевской премии (1933). «В стихах Бунина, – отмечал философ Федор Степун, – нет „зауми», „невнятицы», нет хаоса, ворожбы и крутения мистически-эстетической хлыстовщины». Поэзия Бунина стала примером демонстративной ориентации на классические традиции, принципиального отрицания поэтического модернизма, любых попыток «изломать стих, внести „новшество» в него». Свою поэзию он никогда не отделял от прозы, отмечая: «И здесь, и там одна и та же ритмика – дело только в той или иной силе напряжения ее».

Ровно за двадцать лет до Нобелевской премии Бунин был удостоен самой престижной в России Пушкинской премии Императорской академии наук за перевод «Песни о Гайавате» Г. Лонгфелло и поэтический сборник «Листопад» (1901). Это был третий сборник Бунина, в котором современники (и прежде всего композиторы) отметили редчайшее чувство природы, о чем свидетельствует цикл вокальных пейзажей В.И. Ребикова. К лирике Бунина обращались А.Т. Гречанинов, Р.М. Глиэр, С.Н. Василенко и другие композиторы, создавшие более пятидесяти романсов и песен. Сближение в 1900 году Бунина с Сергеем Рахманиновым найдет воплощение в романсных шедеврах Серебряного века – «Ночь печальная, как мои мечты...» (1906), «Я опять одинок...» (1906). Бунин вспоминал: «При моей первой встрече с ним в Ялте произошло между нами нечто подобное тому, что бывало только в романтические годы молодости Герцена, Тургенева, когда люди могли проводить целые ночи в разговорах о прекрасном, вечном, о высоком искусстве. Впоследствии, до его последнего отъезда в Америку, встречались мы с ним от времени до времени очень дружески, но все же не так, как в ту встречу, когда, проговорив чуть не всю ночь на берегу моря, он обнял меня и сказал: „Будем друзьями навсегда!""

Иван Бунин первым из выдающихся русских писателей XX века описал свое длительное паломничество как в стихах, так и в прозе. Библейские образы и мифологемы вошли во многие его дореволюционные стихи и послереволюционные Окаянные дни. Первые бунинские молитвенные стихи появились в 1900-е годы и многие из них публиковались в журнале «Мир Божий», а последние датированы 1952 годом.

* * *

Любил вечернею порой

Его, сияющий огнями,

Перед молящейся толпой;

Любил я всенощное бденье,

Когда в напевах и словах

Звучит покорное смиренье

И покаяние в грехах.

Безмолвно, где-нибудь в притворе,

Я становился за толпой;

Я приносил туда с собой

В душе и радости и горе;

И в час, когда хор тихо пел

О «Свете Тихом», – в умиленье

Я забывал свои волненья

И сердцем радостно светлел...

1888

* * *

Плачет и поет,

Торжествует, негодует,

Горестно зовет:

О Благий и Скорбный!

Буди Милостив к земле!

Скудны, нищи, жалки люди

И в добре, и в зле!

О Исусе, в крестной муке

Преклонивший лик!

Есть святые в сердце звуки, –

Дай для них язык!

1889

Гаснет день – и звон тяжелый

В небеса плывет:

С башни старого костела

Колокол зовет.

А в костеле – ожиданье:

Сумрак, гул дверей,

Напряженное молчанье,

Тихий треск свечей.

В блеске их престол чернеет,

Озарен темно;

Высоко над ним желтеет

Узкое окно.

И над всем – Христа распятье:

В диадеме роз,

Скорбно братские объятья

Распростер Христос...

Тишина. И вот, незримо

Унося с земли,

Звонко песня серафима

Разлилась вдали.

Разлилась – и отзвучала:

Заглушил, покрыл

Гром органного хорала

Песнь небесных сил.

Вторит хор ему... Но, Боже!

Отчего и в нем

Та же скорбь и горе то же, –

Мука о земном?

Не во тьме ль веков остался

День, когда с тоской

Человек, как раб, склонялся

Ниц перед Тобой,

И сиял зловещей славой

Пред лицом людей

В блеске молнии кровавой

Блеск Твоих очей?

Для чего звучит во храме

Снова скорбный стон,

Снова дымными огнями

Лик Твой озарен?

И Тебе ли мгла куренья,

Холод темноты,

Запах воска, запах тленья,

Мертвые цветы?

Дивен мир Твой! Расцветает

Он, Тобой согрет,

В небесах Твоих сияет

Солнца вечный свет,

Гимн природы животворный

Льется к небесам...

В ней Твой храм нерукотворный,

Твой великий храм!

1889

В вечерний час, над степью мирной,

Когда закат над ней сиял,

Среди небес, стезей эфирной,

Вечерний Ангел пролетал.

Он видел сумрак предзакатный, –

Уже синел вдали восток, –

И вдруг услышал он невнятный

Во ржах ребенка голосок.

Он шел, колосья собирая,

Сплетал венок и пел в тиши,

И были в песне звуки рая, –

Невинной, неземной души.

«Благослови меньшого брата, –

Сказал Господь. – Благослови

Младенца в тихий час заката

На путь и правды и любви!»

И Ангел светлою улыбкой

Ребенка тихо осенил

И на закат лучисто-зыбкий

Поднялся в блеске нежных крыл.

И, точно крылья золотые,

Заря пылала в вышине.

И долго очи молодые

За ней следили в тишине!

1891

Гудящий благовест к молитве призывает,

На солнечных лучах над нивами звенит;

Даль заливных лугов в лазури утопает,

И речка на лугах сверкает и горит.

А на селе с утра идет обедня в храме:

Зеленою травой усыпан весь амвон,

Алтарь, сияющий и убранный цветами,

Янтарным блеском свеч и солнца озарен.

И звонко хор поет, веселый и нестройный,

И в окна ветерок приносит аромат...

Твой нынче день настал, усталый, кроткий брат,

Весенний праздник твой, и светлый и спокойный!

Ты нынче с трудовых засеянных полей

Принес сюда в дары простые приношенья:

Гирлянды молодых березовых ветвей,

Печали тихий вздох, молитву – и смиренье.

1893

Мотив Сенкевича

Небеса проповедуют славу Божию

и о делах Его вещает твердь.

День дню передает речь,

и ночь ночи открывает знание.

Псалом 18

Солнце уходит в далекие страны,

В сумрак ночной, за леса и моря.

В темных лесах засинели туманы,

В море горит золотая заря.

День угасает. Дневные заботы

С тихой зарей забывает земля.

Пахарь усталый вернулся с работы,

В теплой росе засыпают поля.

Вот потянулися птиц караваны... –

Как необъятны зарей небеса!..

Солнце уходит в далекие страны,

В сумрак ночной, за моря и леса.

1895

Романс В. И. Ребикова (1903).

* * *

Редеет долгой ночи тень,

Опять зажегся над землею

Для новой жизни новый день.

Еще чернеют чащи бора;

Еще в тени его сырой,

Как зеркала, стоят озера

И дышат свежестью ночной;

Еще в синеющих долинах

Плывут туманы... Но смотри:

Уже горят на горных льдинах

Лучи огнистые зари!

Они в выси пока сияют,

Недостижимой, как мечта,

Где голоса земли смолкают

И непорочна красота.

Но, с каждым часом приближаясь

Из-за алеющих вершин,

Они заблещут, разгораясь,

И в тьму лесов и в глубь долин;

Они взойдут в красе желанной

И возвестят с высот небес,

Что день настал обетованный,

Что Бог воистину воскрес!

1896

Романс В.И. Ребикова (1903)

За все Тебя, Господь, благодарю!

Ты, после дня тревоги и печали,

Даруешь мне вечернюю зарю,

Простор полей и кротость синей дали.

Я одинок и ныне – как всегда.

Но вот закат разлил свой пышный пламень,

И тает в нем Вечерняя Звезда,

Дрожа насквозь, как самоцветный камень.

И счастлив я печальною судьбой,

И есть отрада сладкая в сознанье,

Что я один в безмолвном созерцанье,

Что всем я чужд и говорю – с Тобой.

1901

Впервые: журнал "Мир Божий» (1901, № 7)

Ударил колокол – и дрогнул сон гробниц,

И голубей испуганная стая

Вдруг поднялась с карнизов и бойниц

И закружилась, крыльями блистая,

Над мшистою стеной монастыря...

О, ранний благовест и майская заря!

Как этот звон, могучий и тяжелый,

Сливается с открытой и веселой

Равниной зеленеющих полей!

Ударил колокол – и стала ночь светлей,

И позабыты старые гробницы,

И кельи тесные, и страхи темноты, –

Душа, затрепетав, как крылья вольной птицы,

Коснулась солнечной поющей высоты!

1901

Несть, Господи, грехов и злодеяний

Превыше милосердья Твоего!

Рабу земли и суетных желаний

Прости грехи за горести его.

Завет любви хранил я в жизни свято:

Во дни тоски, наперекор уму,

Я не питал змею вражды на брата,

Я все простил по слову Твоему.

Я, тишину познавший гробовую,

Я, восприявший скорби темноты,

Из недр земных земле благовествую

Глаголы Незакатной Красоты!

1901

Старую книгу читаю я в долгие ночи

При одиноком и тихо дрожащем огне:

«Все мимолетно – и скорби, и радость, и песни,

Вечен лишь Бог. Он в ночной неземной тишине».

Ясное небо я вижу в окно на рассвете.

Солнце восходит, и горы к лазури зовут:

«Старую книгу оставь на столе до заката.

Птицы о радости вечного Бога поют!»

1901

Она молчит, она теперь спокойна,

Но радость не вернется к ней: в тот день,

Когда его могилу закидали

Сырой землей, простилась с нею радость.

Она молчит, – ее душа теперь

Пуста, как намогильная часовня,

Где над немой гробницей день и ночь

Горит неугасимая лампада.

(1903–1905)

Во имя Бога, вечно всеблагого!

Он, давший для писания тростник,

Сказал: блюди написанное слово

И делай то, что обещал язык.

Приняв закон, прими его вериги,

Иль оттолкни – иль всей душою чти:

Не будь ослом, который носит книги

Лишь потому, что их велят нести.

(1906–1907)

Возноси хвалы при уходе звезд.

Коран

Все сады в росе, но теплы гнезда –

Сладок птичий лепет, полусон.

Возноси хвалы – уходят звезды,

За горами заалел Гермон.

А потом, счастливый, босоногий,

С чашкой сядь под ивовый плетень:

Мир идущим пыльною дорогой!

Славьте, братья, новый Божий день!

1907

Дамаск

* * *

В тени у хат хрустит ледок стеклянный,

Причастницы к стенам монастыря

Несут детей – исполнить долг желанный.

Прими, Господь, счастливых матерей,

Отверзи храм с блистающим престолом –

И у святых Своих дверей

Покрой их звоном благостно-тяжелым.

30 июня 1907

* * *

Стань в бездне бездн, от блеска звезд туманной,

Мир тишины исполни первозданной

И сонных вод смири немой глагол.

В отверстый храм земли, небес, морей

Вновь прихожу с мольбою и тоскою:

Коснись, о Ночь, целящею рукою,

Коснись чела как Божий иерей.

Дала судьба мне слишком щедрый дар,

Виденья дня безмерно ярки были:

Росистый хлад твоей епитрахили

Да утолит души мятежный жар.

31. VIII. 15

Васильевское

* * *

Нашли в земле, – пахали новь...

Кто перед ней затеплил свечку,

Свою и горесть и любовь?

Кто осветил ее своею

Молитвой нищего, раба –

И посох взял и вышел с нею

На степь, в шумящие хлеба –

И, поклоняясь вихрям знойным,

Стрибожьим внукам, водрузил

Над полем пыльным, безпокойным

Ее щитом небесных сил?

21. VII. 1916, во сне

Бледно-синий загадочный лик

На увядшие розы поник,

И светильники гроб золотят,

И прозрачно струится их чад.

– Дни мои отошли, отцвели,

Я бездомный и чуждый земли:

Да возрадует дух мой Господь,

В свет и жизнь облечет мою плоть!

Если крылья, как птица, возьму,

И низринусь в подземную тьму,

Если горних достигну глубин,–

Всюду Ты, и всегда, и Един:

Укажи мне прямые пути

И в какую мне тварь низойти.

10.11.16

* * *

Лазурь сквозь яркий желтый сад

Горит так дивно и лилово,

Как будто ангелы глядят.

О радость радостей! Нет, знаю,

Нет, верю, Господи, что Ты

Вернешь к потерянному раю

Мои томленья и мечты!

24.IХ.17

* * *

Чьи руки дивные несут

Какой-то влагой драгоценной

Столь переполненный сосуд?

Звездой пылающей, потиром

Земных скорбей, небесных слез

Зачем, о Господи, над миром

Ты бытие мое вознес?

22.Х.17

Возьмет Господь у вас

Всю вашу мощь,– отнимет трость и посох,

Питье и хлеб, пророка и судью,

Вельможу и советника. Возьмет

Господь у вас ученых и мудрейших,

Художников и искушенных в слове.

В начальники над городом поставит

Он отроков, и дети ваши будут

Главенствовать над вами. И народы

Восстанут друг на друга, дабы каждый

Был нищ и угнетаем. И над старцем

Глумиться будет юноша, а смерд –

Над прежним царедворцем. И падет

Сион во прах, зане язык его

И всякое деянье – срам и мерзость

Пред Господом, и выраженье лиц

Свидетельствует против них, и смело,

Как некогда в Содоме, величают

Они свой грех.– Народ мой! На погибель

Вели тебя твои поводыри!

1918

У райской запретной стены,

В час полуденный,

Адамий с женой Еввой скорбит:

Высока, бела стена райская,

Еще выше того черные купарисы за ней,

Густа, ярка синь небесная;

На той ли стене павлины сидят,

Хвосты цветут ярью-зеленью,

Головки в зубчатых венчиках;

На тех ли купарисах птицы вещие

С очами дивными и грозными,

С голосами ангельскими,

С красою женскою,

На головках свечи восковые теплятся

Золотом-пламенем;

За теми купарисами пахучими –

Белый собор апостольский,

Белый храм в золоченых маковках,

Обитель отчая,

Со духи праведных,

Убиенных Антихристом: –

Исусе Христе, Миленький!

Прости душу непотребную!

Вороти в обитель отчую!

12.IX.19

* * *

О тщетной ненависти пламень!

Блажен, кто раздробит о камень

Твоих, Блудница, новых чад,

Рожденных в лютые мгновенья

Твоих утех – и наших мук!

Блажен тебя разящий лук

Господнего святого мщенья!

22.VIII.22

* * *

Под звездным благостным сияньем,

И полночь тихая полна

Очарованием, молчаньем –

Как, Господи, благодарить

Тебя за все, что в мире этом

Ты дал мне видеть и любить

В морскую ночь, под звездным светом!

Засыпая, в ночь с 24 на 25. VII.22

* * *

В глуши далекой и лесистой,

Развалина часовни родовой.

Все слышу я, вступая в этот мшистый

Приют церковно-гробовой,

Все слышу я: «Оставь их мир нечистый

Для тишины сей вековой!

Меч нашей славы, меч священный

Сними с бедра, – он лишний в эти дни,

В твой век, безстыдный и презренный,

Перед Распятым голову склони

В знак обручения со схимой,

С затвором меж гробами – и храни

Обет в душе ненарушимо».

27.VIII.22

«Осанна! Осанна! Гряди

Во имя Господне!»

И с яростным хрипом в груди,

С огнем преисподней

В сверкающих гнойных глазах,

Вздувая все жилы на шее,

Вопя все грознее,

Калека кидается в прах

На колени,

Пробившись сквозь шумный народ,

Ощеривши рот,

Щербатый и в пене,

И руки раскинув с мольбой –

О мщенье, о мщенье,

О пире кровавом для всех обойденных судьбой, –

И Ты, Всеблагой,

Свете тихий вечерний,

Ты грядешь посреди обманувшейся черни,

Преклоняя Свой горестный взор,

Ты вступаешь на кротком ослята

В роковые врата – на позор,

На проклятье!

29.VIII.1922

Плывет, течет, бежит ладьей,

И как высоко над землей!

Назад идет весь небосвод,

А он вперед – и все поет.

Поет о том, что мы живем,

Что мы умрем, что день за днем

Идут года, текут века –

Вот как река, как облака.

Поет о том, что все обман,

Что лишь на миг судьбою дан

И отчий дом, и милый друг,

И круг детей, и внуков круг,

Что вечен только мертвых сон,

Да Божий храм, да крест, да он.

12.IX.22

Амбуаз

Ранний час.

Храм невзрачный, неприметный,

В узких окнах россыпь красных глаз.

В храме стены потом плачут,

Тусклы ризы алтарей.

Нищие в лохмотьях руки прячут,

Робко жмутся у дверей.

Обеднела, оскудела паперть,

Но и в храме скорбь и пустота.

Черная престол накрыла скатерть,

За завесой Царские врата.

А в сторонке, в уголке, под красной

Грустною лампадой, на полу

Молится старушка, в муке страстной

Всю щепоть прижав к челу.

Матушка! Убогая, простая,

Бедная душа! Молись! Молись!

Чуть светает эта ночь глухая,

И лишь ты одна глядишь, вздыхая,

С теплой верой в сумрачную высь.

Темень. Холод. Буйных галок

Ранний крик.

Снежный город древен, мрачен, жалок,

Нищ и дик.

12.IX/19. (1924)

* * *

Я до рассвета не уснул.

Слышней, торжественней и шире

Шел моря отдаленный гул.

Один я был во всей вселенной,

Я был как Бог ее – и мне,

Лишь мне звучал тот довременный

Глас бездны в гулкой тишине.

6.ХI.38

Ледяная ночь, мистраль

(Он еще не стих).

Вижу в окна блеск и даль

Гор, холмов нагих.

Золотой недвижный свет

До постели лег.

Никого в подлунной нет,

Только я да Бог.

Знает только Он мою

Мертвую печаль,

Ту, что я от всех таю...

Холод, блеск, мистраль.

1952