Николай Карамзин

Карамзин Николай Михайлович (1766–1826) – поэт, прозаик, журналист, историк. Он дебютировал в литературе, еще будучи поручиком-преображенцем, в то же самое время, когда другой преображенец издал «Оду к премудрой Киргиз-кайсацкой Царевне Фелице». Издал анонимно, так как подобная, по его словам, «издевка и шалость» могла стоить ему головы. Потомку Багрима-мурзы из Золотой Орды Гавриилу Державину в пору его литературного дебюта было уже за сорок, а потомку крымских татар Николаю Кара-Мурзе – семнадцать. Державину суждено было завершить эпоху русского классицизма, Карамзину – стать предтечей русского романтизма. Он вступал в литературу не один, а вместе с целым поколением поэтов и прозаиков, которых назовут карамзинистами, противостоявших автору «Фелицы» и другим одописцам задолго до того, как появятся еще более дерзкие «арзамасцы». «Мои безделицы» – так назовет он свой программный сборник 1794 года, в котором соберет все свои безделицы, ставшие, как отметят позднейшие исследователи, «смелым выходом Карамзина за рамки литературных норм, поэтизацией прозы». Но он изменил не только литературные нормы, а само мировоззрение. Свое верую Державин выразит в оде «Бог»:

Я связи миров, повсюду сущих,

Я крайняя степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю –

Я царь, – я раб, – я червь, – я Бог!

Карамзин – в «Послании к Дмитриеву»:

Пусть громы небо потрясают,

Злодеи слабых угнетают,

Безумцы хвалят разум свой!

Мой друг! Не мы тому виной...

Его антитеза державинской связи миров, нерасторжимости макро- и микрокосма – жизнь сердца. Для Карамзина «тому сей мир не будет адом»:

Кто малым может быть доволен,

Не скован в чувствах, духом волен.

Сохранение «безделиц» станет для него единственным спасением после того, как он переживет крах своих же собственных юношеских идеалов – революционных и нравственных преобразований. Революционных – во Франции 1793 года, залитой кровью во имя самых благих намерений. Нравственных – в русском и европейском масонстве, оборотной стороной которого и была революция, ее «движение дехриастианизации». Последней каплей стало для него выступление в Конвенте одного из бешеных – Андре Дюмона, провозгласившего: «Нет Бога!» Карамзин ответил Дюмону стихотворением «Песнь Божеству», в котором зазвучал... державинский «Бог». Здесь уж, как говорится, – «Гром не грянет – мужик не перекрестится!..» При жизни Карамзина он вновь грянул в Отечественную войну 1812 года, когда его самые любимые ученики Василий Жуковский и Петр Вяземский сражались на Бородино, а сам он во время начала антинаполеоновских войн 1805–1807 годов создал первые три тома «Истории Государства Российского», заложив основы русской историографии. К поэзии он уже не вернулся, но она осталась достоянием истории литературы, ее короткого карамзинского периода, в котором немалое значение имели и его молитвы.

* * *

Господь есть бедных покровитель

И всех печальных утешитель;

Всевышний зрит, что нужно нам,

И двум тоскующим сердцам

Пошлет в свой час отраду.

Отдаст ли нас Он в жертву гладу?

Забудет ли Отец детей?

Прохожий сжалится над нами

(Есть сердце у людей!),

А мы молитвой и слезами

Заплатим долг Ему.

<1790–1791>

«Письма русского путешественника». В письме из Лондона, помеченном июлем 1790 года, приводится описание встречи с нищенкой с мальчиком на улице Лондона и перевод ее песни: «Я долго слушал и положил ей на колени несколько пенсов. Мальчик взглянул на меня благодарными глазами и подал мне печатный листок. Это был гимн, который пела мать его. Вместо того, чтобы идти за город, я возвратился домой и перевел гимн... В словах нет ничего отменного, но если бы вы, друзья мои, слышали, как бедная женщина пела, то не удивились бы, что я переводил их – со слезами».

Песнь Божеству¹⁴

Господь Природы, – безконечный,

Миров безчисленных Творец,

Источник бытия Всевечный,

Отец чувствительных сердец –

Всего, что жизнь в себе питает,

Что видит славу, блеск небес,

Улыбкой радость изъявляет

И в скорби льет потоки слез!

От века Сам в Себе живущий,

Держащий все в руках Своих;

Нигде не зримый, всюду сущий –

В странах эфирных и земных!

Блаженство, свет, душа вселенной,

Святый, премудрый, дивный Бог!

Кто – сердцем, чувством одаренный –

Тебя назвать мечтою мог?

Тебя?.. И страшным громом неба

Сей изверг в прах не обращен?

Огнем пытающего Феба

Сей злостный смертный не сожжен?

Но Ты велик! но Ты не знаешь,

Как мстить, наказывать врагов:

Они ничто – Ты их прощаешь;

Ты зришь в врагах – Своих сынов

И льешь на них дары благие;

Щадишь безумцев жалких кровь.

Исчезнет тьма в умах, и злые

Твою почувствуют любовь.

Любовь!., и с кротким удивленьем –

В минуту славы, торжества, –

С живым сердечным восхищеньем

Падут пред троном Божества;

Обнимут руку Всеблагую,

Отцем простертую к сынам;

Восхвалят милость пресвятую –

Рекут: «Есть Бог! Мир – Божий храм!»

1793

Молитва о дожде¹⁵

Мать любезная, Природа!

От лазоревого свода

Дождь шумящий ниспошли

Оросить лице земли!

Все томится, унывает;

Зелень в поле увядает;

Сохнет травка и цветок –

Нежный ландыш, василек

Пылью серою покрыты,

Не питает их роса...

Дети матерью забыты!

Солнце жжет, палит леса.

Птички в рощах замолчали;

Ищут только холодка.

Ручейки журчать престали:

Истощилася река.

Агнец пищи не находит:

Черен холм и черен дол.

Конь в степи печально бродит;

Тощ и слаб ревущий вол.

Ах! такой ли ждал награды

Земледелец за труды?

Гибнут все его плоды!..

В горькой части без отрады

Он терзается тоской;

За себя, за чад страдает

И блестящею слезой

Хлеб иссохший орошает.

Дети плачут вместе с ним:

Игры все немилы им!

Мать любезная, Природа!

От лазоревого свода

Дождь шумящий ниспошли

Оросить лице земли!

Ах! доселе ты внимала

Крику слабого птенца

И в печалях утешала

Наши томные сердца, –

Неужель теперь забудешь

В нужде, в скорби чад своих?

Неужель теперь не будешь

Нежной матерью для них? –

Нет, тобою оживятся

Наши мертвые поля;

Вновь украсится земля,

Песни в рощи возвратятся,

Благодарный фимиам

Воскурится к небесам!

1793

Всеобщая молитва¹⁶,

Сочиненная А. Попом

Перевод с английского

Отец всего, согласно чтимый

Во всяком веке, всех странах –

И диким, и святым, и мудрым, –

Иегова, Зевс или Господь!

Источник первый, непонятный,

Открывший мне едино то,

Что Ты еси источник блага,

Что я и немощен и слеп;

Но давший мне в сем мраке око

От блага злое отличать,

И, все здесь року покоряя,

Свободы не лишивший нас!

Что совесть делать понуждает,

То паче неба да люблю;

Но то мне будь страшнее ада,

Что совесть делать не велит!

Да буйно не отвергну дара

Твоей щедроты и любви!

Доволен Ты, когда он принят, –

Вкушая дар, Тебе служу.

Но к сей земной и бренной жизни

Да ввек не буду прилеплен;

Не чту себя единой тварью

Творца безчисленных миров!

Не дай руке моей безсильной

Брать стрелы грома Твоего

И всех разить во гневе злобном,

Кого почту Твоим врагом!

Когда я прав, то дай мне, Боже,

Всегда во правде пребывать;

Когда неправ, рассей туманы

И правду в свете мне яви!

Да тем безумно не хвалюся,

Что дар есть благости Твоей;

Да ввек за то роптать не буду,

Чего, премудрый, мне не дашь!

Да в горе с ближним сострадаю,

Сокрою ближнего порок!

Как я оставлю долги братьям,

Так Ты остави долги мне!

Быв слаб, тогда бываю силен,

Когда Твой дух меня живит;

Веди меня во дни сей жизни,

И в смерти, Боже, не оставь!

В сей день мне дай покой и пищу;

Что сверх сего под солнцем есть

И нужно мне, Ты лучше знаешь –

Твоя будь воля ввек и ввек!

Тебе, чей храм есть все пространство,

Олтарь – земля, моря, эфир,

Тебе вся тварь хвалу пой хором,

Кури, Натура, фимиам!

<1789>