Николай Карамзин
Карамзин Николай Михайлович (1766–1826) – поэт, прозаик, журналист, историк. Он дебютировал в литературе, еще будучи поручиком-преображенцем, в то же самое время, когда другой преображенец издал «Оду к премудрой Киргиз-кайсацкой Царевне Фелице». Издал анонимно, так как подобная, по его словам, «издевка и шалость» могла стоить ему головы. Потомку Багрима-мурзы из Золотой Орды Гавриилу Державину в пору его литературного дебюта было уже за сорок, а потомку крымских татар Николаю Кара-Мурзе – семнадцать. Державину суждено было завершить эпоху русского классицизма, Карамзину – стать предтечей русского романтизма. Он вступал в литературу не один, а вместе с целым поколением поэтов и прозаиков, которых назовут карамзинистами, противостоявших автору «Фелицы» и другим одописцам задолго до того, как появятся еще более дерзкие «арзамасцы». «Мои безделицы» – так назовет он свой программный сборник 1794 года, в котором соберет все свои безделицы, ставшие, как отметят позднейшие исследователи, «смелым выходом Карамзина за рамки литературных норм, поэтизацией прозы». Но он изменил не только литературные нормы, а само мировоззрение. Свое верую Державин выразит в оде «Бог»:
Я связи миров, повсюду сущих,
Я крайняя степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю –
Я царь, – я раб, – я червь, – я Бог!
Карамзин – в «Послании к Дмитриеву»:
Пусть громы небо потрясают,
Злодеи слабых угнетают,
Безумцы хвалят разум свой!
Мой друг! Не мы тому виной...
Его антитеза державинской связи миров, нерасторжимости макро- и микрокосма – жизнь сердца. Для Карамзина «тому сей мир не будет адом»:
Кто малым может быть доволен,
Не скован в чувствах, духом волен.
Сохранение «безделиц» станет для него единственным спасением после того, как он переживет крах своих же собственных юношеских идеалов – революционных и нравственных преобразований. Революционных – во Франции 1793 года, залитой кровью во имя самых благих намерений. Нравственных – в русском и европейском масонстве, оборотной стороной которого и была революция, ее «движение дехриастианизации». Последней каплей стало для него выступление в Конвенте одного из бешеных – Андре Дюмона, провозгласившего: «Нет Бога!» Карамзин ответил Дюмону стихотворением «Песнь Божеству», в котором зазвучал... державинский «Бог». Здесь уж, как говорится, – «Гром не грянет – мужик не перекрестится!..» При жизни Карамзина он вновь грянул в Отечественную войну 1812 года, когда его самые любимые ученики Василий Жуковский и Петр Вяземский сражались на Бородино, а сам он во время начала антинаполеоновских войн 1805–1807 годов создал первые три тома «Истории Государства Российского», заложив основы русской историографии. К поэзии он уже не вернулся, но она осталась достоянием истории литературы, ее короткого карамзинского периода, в котором немалое значение имели и его молитвы.
* * *
Господь есть бедных покровитель
И всех печальных утешитель;
Всевышний зрит, что нужно нам,
И двум тоскующим сердцам
Пошлет в свой час отраду.
Отдаст ли нас Он в жертву гладу?
Забудет ли Отец детей?
Прохожий сжалится над нами
(Есть сердце у людей!),
А мы молитвой и слезами
Заплатим долг Ему.
<1790–1791>
«Письма русского путешественника». В письме из Лондона, помеченном июлем 1790 года, приводится описание встречи с нищенкой с мальчиком на улице Лондона и перевод ее песни: «Я долго слушал и положил ей на колени несколько пенсов. Мальчик взглянул на меня благодарными глазами и подал мне печатный листок. Это был гимн, который пела мать его. Вместо того, чтобы идти за город, я возвратился домой и перевел гимн... В словах нет ничего отменного, но если бы вы, друзья мои, слышали, как бедная женщина пела, то не удивились бы, что я переводил их – со слезами».
Песнь Божеству14
Господь Природы, – безконечный,
Миров безчисленных Творец,
Источник бытия Всевечный,
Отец чувствительных сердец –
Всего, что жизнь в себе питает,
Что видит славу, блеск небес,
Улыбкой радость изъявляет
И в скорби льет потоки слез!
От века Сам в Себе живущий,
Держащий все в руках Своих;
Нигде не зримый, всюду сущий –
В странах эфирных и земных!
Блаженство, свет, душа вселенной,
Святый, премудрый, дивный Бог!
Кто – сердцем, чувством одаренный –
Тебя назвать мечтою мог?
Тебя?.. И страшным громом неба
Сей изверг в прах не обращен?
Огнем пытающего Феба
Сей злостный смертный не сожжен?
Но Ты велик! но Ты не знаешь,
Как мстить, наказывать врагов:
Они ничто – Ты их прощаешь;
Ты зришь в врагах – Своих сынов
И льешь на них дары благие;
Щадишь безумцев жалких кровь.
Исчезнет тьма в умах, и злые
Твою почувствуют любовь.
Любовь!., и с кротким удивленьем –
В минуту славы, торжества, –
С живым сердечным восхищеньем
Падут пред троном Божества;
Обнимут руку Всеблагую,
Отцем простертую к сынам;
Восхвалят милость пресвятую –
Рекут: «Есть Бог! Мир – Божий храм!»
1793
Молитва о дожде15
Мать любезная, Природа!
От лазоревого свода
Дождь шумящий ниспошли
Оросить лице земли!
Все томится, унывает;
Зелень в поле увядает;
Сохнет травка и цветок –
Нежный ландыш, василек
Пылью серою покрыты,
Не питает их роса...
Дети матерью забыты!
Солнце жжет, палит леса.
Птички в рощах замолчали;
Ищут только холодка.
Ручейки журчать престали:
Истощилася река.
Агнец пищи не находит:
Черен холм и черен дол.
Конь в степи печально бродит;
Тощ и слаб ревущий вол.
Ах! такой ли ждал награды
Земледелец за труды?
Гибнут все его плоды!..
В горькой части без отрады
Он терзается тоской;
За себя, за чад страдает
И блестящею слезой
Хлеб иссохший орошает.
Дети плачут вместе с ним:
Игры все немилы им!
Мать любезная, Природа!
От лазоревого свода
Дождь шумящий ниспошли
Оросить лице земли!
Ах! доселе ты внимала
Крику слабого птенца
И в печалях утешала
Наши томные сердца, –
Неужель теперь забудешь
В нужде, в скорби чад своих?
Неужель теперь не будешь
Нежной матерью для них? –
Нет, тобою оживятся
Наши мертвые поля;
Вновь украсится земля,
Песни в рощи возвратятся,
Благодарный фимиам
Воскурится к небесам!
1793
Всеобщая молитва16,
Сочиненная А. Попом
Перевод с английского
Отец всего, согласно чтимый
Во всяком веке, всех странах –
И диким, и святым, и мудрым, –
Иегова, Зевс или Господь!
Источник первый, непонятный,
Открывший мне едино то,
Что Ты еси источник блага,
Что я и немощен и слеп;
Но давший мне в сем мраке око
От блага злое отличать,
И, все здесь року покоряя,
Свободы не лишивший нас!
Что совесть делать понуждает,
То паче неба да люблю;
Но то мне будь страшнее ада,
Что совесть делать не велит!
Да буйно не отвергну дара
Твоей щедроты и любви!
Доволен Ты, когда он принят, –
Вкушая дар, Тебе служу.
Но к сей земной и бренной жизни
Да ввек не буду прилеплен;
Не чту себя единой тварью
Творца безчисленных миров!
Не дай руке моей безсильной
Брать стрелы грома Твоего
И всех разить во гневе злобном,
Кого почту Твоим врагом!
Когда я прав, то дай мне, Боже,
Всегда во правде пребывать;
Когда неправ, рассей туманы
И правду в свете мне яви!
Да тем безумно не хвалюся,
Что дар есть благости Твоей;
Да ввек за то роптать не буду,
Чего, премудрый, мне не дашь!
Да в горе с ближним сострадаю,
Сокрою ближнего порок!
Как я оставлю долги братьям,
Так Ты остави долги мне!
Быв слаб, тогда бываю силен,
Когда Твой дух меня живит;
Веди меня во дни сей жизни,
И в смерти, Боже, не оставь!
В сей день мне дай покой и пищу;
Что сверх сего под солнцем есть
И нужно мне, Ты лучше знаешь –
Твоя будь воля ввек и ввек!
Тебе, чей храм есть все пространство,
Олтарь – земля, моря, эфир,
Тебе вся тварь хвалу пой хором,
Кури, Натура, фимиам!
<1789>
* * *
Впервые: «Мои безделки» (1794, ч. 2). В авторском примечании к «Песни Божеству» указывалось: «Сочиненная на тот случай, как безумец Дюмон сказал во французском Конвенте: «Нет Бога!""
Впервые: «Мои безделки» (1794, ч. 2). Считается, что в этом стихотворении нашли выражение деистические воззрения Карамзина, восходящие к известной фразе Жана-Жака Руссо: «Итак, я закрыл все книги. Есть одна, открытая для всех глаз, это книга природы. По этой великой и возвышенной книге я учусь служить и поклоняться ее Божественному автору». Для Карамзина, как позднее для Федора Тютчева, Афанасия Фета, природа – олицетворение Бога, не имеюшее ничего общего с деизмом, особенно в его советской атеистической интерпретации.
Впервые опубликовано в карамзинском журнале «Детское чтение» (1789, ч.18) как перевод стихотворения английского поэта А. Попа (1688–1744), но приписывается самому Карамзину. Это же стихотворение А. Попа известно в переводе Ефима Люценко.