Память прп. Афанасия Афонского

Лучезарное светило в созвездии святых отцов, прп. Афанасий появился на свет в 930 г. в гор.Трапезунде⁵⁶. Он происходил из благородной семьи и при крещении был наречен Авраамием. Вскоре после рождения он остался круглым сиротой и был взят на воспитание родственницей матери Канитой, супругой одного из самых видных горожан Трапезунда. В детстве он не любил шумных игр, а часто вел своих сверстников в лес или пещеры и играл роль игумена. Близкие восхищались его быстрыми успехами в учении. А когда он был в отроческом возрасте, на него обратил внимание важный императорский чиновник, находившийся в городе по делам. Авраамий снискал такое расположение этого вельможи, что тот увез его с собой в Константинополь. Юноша был принят в доме стратига Зифинизера⁵⁷ и получал образование у известнейшего учителя Афанасия, а вскоре, несмотря на юный возраст, стал даже его помощником.

Прилежание в изучении литературы не мешало Авраамию вести подвижническую жизнь, которую он полюбил с детства.

Так он явил себя монахом еще прежде пострига и борцом прежде, чем вступить в духовную брань. Он избегал вкушать блюда с богатого стола стратига, а обменивал яства, приносимые ему слугами, на кусок ячменного хлеба, который ел раз в два дня. Святой не ложился спать и боролся со сном, орошая лицо холодной водой.

Свою одежду он раздавал нищим, а если дать было нечего, прятался в укромном месте и снимал с себя исподнее.

К Авраамию приходило учиться все больше учеников.

Стали переходить те, кто раньше учился у Афанасия, не только из-за того, что он больше знал и умел обучать, но главным образом потому, что он был приветлив, вел святую жизнь и имел богоподобный облик. Император Константин VII Багрянородный перевел его в другое учебное заведение, однако ученики были привязаны к нему крепче, чем побеги плюща к дубу. Тогда, чтобы не быть причиной ссоры и не соперничать с бывшим учителем, Авраамий, стыдившийся всяких явных почестей, решил отказаться от учительства, а вместе с ним и от всех других попечений века.

После трехлетнего пребывания на берегах Эгейского моря Авраамий и стратиг вернулись в Константинополь. Зифинизер познакомил юношу со своим родственником св. Михаилом Малеином [12 ил.], игуменом лавры на Киминской горе, которого хорошо знали все представители византийской знати. Покоренный этим достойным человеком, юноша открыл ему свое желание принять иночество. Когда их беседа подходила к концу, навестить прп. Михаила пришел его племянник Никифор Фока, занимавший в то время пост стратига фемы Анатолик⁵⁸. Он сразу же проникся к Авраамию теплыми чувствами и восхищением.

Так Авраамий обрел духовника, какого желал всем сердцем, и отправился за св. Михаилом на Киминскую гору. Там он вскоре был пострижен с именем Афанасий.

Старец понял, что его юный ревностный ученик сильно преуспел в аскетических навыках, и желал сделать его воином Христовым, закаленным в послушании. Поэтому он не дал ему разрешения есть лишь раз в неделю, а велел принимать пищу раз в три дня, спать не сидя, как тот уже привык, а лежа на тюфяке. В послушание Афанасий переписывал книги и был помощником пономаря, с готовностью смиряя собственную волю. За это восхищенные соученики прозвали его Сын послушания. Святой проявил такое усердие, что менее чем через четыре года достиг чистоты ума и как залог больших даров получил от Господа начатки созерцания и был сочтен достойным перейти к жизни в безмолвии.

Прп.Михаил позволил ему удалиться в маленькую отшельническую келью, отстоящую на полтора километра от монастыря. Также Афанасий получил благословение питаться через день сухарями и водой и бодрствовать всю ночь. В этом уединении Афанасия посетил Никифор Фока и выразил желание подвизаться вместе с ним, как только позволят обстоятельства⁵⁹.

Вскоре прп. Михаил дал понять окружающим, что желал бы видеть Афанасия своим преемником в благодати и наставлении душ. Некоторые монахи, решив, что речь идет об игуменстве, стали докучать молодому подвижнику льстивыми речами. Всецело устремляясь к безмолвию и чуждаясь почестей, святой обратился в бегство, взяв с собой лишь одежду, две книги и клобук духовника. Он отправился прямо на Святую Гору Афон, которой восхищался еще во время пребывания на берегах Эгейского моря, на о.Лемнос.

Афонские отшельники в то время жили в шалашах из веток. Они, чуждые заботам о теле, ничего не имели и не обрабатывали землю. Во время краткого пребывания Афанасий восхищался их образом жизни, а теперь вверил себя руководству старца, получившего дар простоты. Афанасий обосновался рядом с ним в северной части полуострова, называемой Зигос, и выдавал себя за моряка по имени Варнава, потерпевшего кораблекрушение, а чтобы никто не мог заподозрить его происхождения, притворился неграмотным и неспособным даже выучить буквы.

Тем временем Никифор Фока, получивший сан доместика схол, велел повсюду искать Афанасия. Он даже написал судье Фессалоники, прося его провести розыск на Афонской Горе. Тот обратился к проту Стефану, который ответил, что ему ничего не известно об иноке с таким именем. На Рождество 958 г. (или 959), во время сочельника, все афонские монахи собрались в небольшой церкви Протата в Карее. По благородному облику молодого Варнавы прот понял, что это тот инок, которого ему описали, и велел ему прочесть гомилию св. Григория Богослова. Афанасий стал было читать по слогам, как ребенок, но прот приказал читать «как умеет». Не в силах более притворяться, он принялся читать так, что все иноки в восхищении преклонились перед ним ниц. Почтеннейший из отцов, Павел из Ксиропотамской обители [28 ил.], пророчествовал, сказав, что тот, кто пришел на Гору позже них, окажется впереди них в Царстве Небесном и все монахи придут встать под его руководство. Прот отвел Афанасия в сторону и, узнав всю правду, обещал не выдавать его и определил иноку уединенную келью примерно в четырех километрах от Карей, где, ни на что не отвлекаясь, он мог бы остаться наедине с Богом. Святой жил в этом уединении, обеспечивая свои нужды переписыванием книг. В этом занятии он проявил такую искусность, что мог переписать изысканным и аккуратным почерком всю Псалтирь за неделю.

Светильник не может долго оставаться на горе незамеченным. Когда брат Никифора, Лев Фока, прибыл паломником на Афон, чтобы поблагодарить Бога за победу в походе против варваров, он обнаружил Афанасия. Афонские иноки, поняв, что с блаженным считаются такие высокопоставленные лица, стали просить его обратиться к Льву, чтобы тот помог восстановить и расширить храм Протата. Афанасий тотчас же получил обещание сделать это и, расставшись с могущественным другом, вернулся в келью.

Иноки постоянно приходили к нему за советом, поэтому он снова бежал в поисках безмолвия и укрылся на южном мысу Святой Горы, в пустынной, овеваемой ветрами местности, называемой Мелана. Там он подвергался нападениям диавола, который прибегал ко всяким ухищрениям, особенно к искушению унынием – самому трудному для отшельника. Враг нагонял на него такую духовную тоску, что, дойдя почти до полного отчаяния, Афанасий даже захотел покинуть это место, но, собравшись с силами, решил все же протерпеть до конца года. Когда подошел последний день и преподобный, так и не выдержав испытания, собирался уже покинуть Мелану, его вдруг пронизал Небесный свет. Он наполнил отшельника несказанной радостью и послал ему свыше дар умиления. С тех пор Афанасий проливал слезы без всякого усилия до конца своих дней, поэтому Мелана стала для него местом столь же дорогим, сколь была раньше ненавистным.

Между тем Никифор Фока принял командование над всем византийским войском, чтобы освободить Крит от арабов, приводивших в ужас все побережье пиратскими набегами. Он отправил послания во все монашеские центры того времени, в том числе на Афон, так как узнал от брата, что Афанасий находится там, и просил прислать ему иноков, которые могли бы помочь молитвами. Отцы Святой Горы сумели победить сопротивление приверженца безмолвия, напомнив, что несколько иноков находятся в плену у арабов.

Тогда, вскоре после блестящей победы, одержанной Никифором (961), Афанасий отправился на Крит вместе со старцем по имени Феодосий. Охваченный радостью встречи с духовником, Никифор подтвердил, что все еще хранит желание удалиться от мира, и умолял его приступить к учреждению монастыря недалеко от его пустыни. Божий человек считал, что трудиться над спасением собственной души и так уже тяжкий груз, и, избегая всяких отвлекающих забот, отказался от предложения и вернулся на Афон. Никифор послал ему вслед одного из своих приближенных, Мефодия, который впоследствии стал игуменом лавры на Киминской горе. И ему удалось убедить Афанасия основать обитель.

На золото, подаренное Никифором, вскоре построили часовню в честь Иоанна Предтечи с отшельническими кельями для Афанасия и Никифора⁶⁰. Через полгода после отъезда Мефодия приступили к строительству большой церкви во имя Богородицы и лавры, которую назвали Меланской⁶¹, на том самом месте, где Афанасий был избавлен от уныния видением божественного света.

Диавол препятствовал созданию обители. Он своими кознями обездвиживал работающих на строительстве. Тогда Афанасий молитвой отогнал нечистого духа. Рабочие, видя такое чудо, решили принять монашество и были пострижены святым. Перед тем как взять их в ученики, сам Афанасий принял схиму от Исаии – отшельника, подвизавшегося в окрестностях.

В тот год (962–963) страшный голод поразил всю империю, и снабжение лавры было прервано. Афанасий отправился за советом к старцам в Карею, но в пути ему явилась Богоматерь и извела перед ним многоводный родник⁶², сказав, чтобы он не печалился, ибо отныне Она Сама становится Домостроительницей монастыря⁶³. А когда святой возвратился в обитель, Пречистая указала ему на полные закрома.

Милостью Божией и молитвами святого работы продвигались скоро, несмотря на многие трудности, связанные с тем, что местность была расположена на крутом каменистом склоне, поросшем густыми зарослями кустарников. К храму с двумя «певницами» по бокам⁶⁴ была добавлена трапезная⁶⁵, были построены странноприимный дом, больница с баней, водопровод, мельница и все, что было необходимо для жизни большого монастыря. Число иноков росло быстро, и святой чутко следил за устроением жизни общины, вникая в мельчайшие детали как церковного богослужения, так и повседневной жизни по Студийскому уставу. Он смотрел, чтобы все совершалось достойно и упорядоченно и чтобы иноки, свободные от всякой собственности и собственной воли, могли всем сердцем, беззаботно предаваться постоянному прославлению Бога. Св. Афанасий полагал, что иноческая жизнь заключается в том, чтобы «соборно устремляться к единой цели, то есть к спасению, создавать в общине единое сердце и единую волю, чтобы в едином устремлении всей братии образовать единое тело со многими членами»⁶⁶

Казалось, все происходит наилучшим образом, но тут пришло известие о восшествии Никифора на императорский престол (16 авг.963). Опечаленный Афанасий расценил поступок Никифора как измену. Сказав, что отправляется в Константинополь, святой поднялся на палубу судна с тремя учениками. Как только корабль отчалил от берега, он отправил одного из них к императору с письмом, в котором сообщал о сложении с себя обязанностей игумена, поручил второму, по имени Феодот, сообщить новость в лавру, а с третьим, по имени Антоний, отправился на о.Кипр. Там они прибыли в монастырь, называемый обителью Пресвитеров⁶⁷, и представились паломниками, решившими не идти в Святую Землю, занятую сарацинами, и попросили разрешения поселиться рядом, чтобы вести подвижническую жизнь.

Когда к императору прибыл посланник от прп. Афанасия, Никифор несказанно обрадовался, но радость его померкла, когда он прочитал письмо духовника. Никифор тут же послал людей на розыски Афанасия. Между тем лавра, лишенная отца, стала приходить в упадок, а осиротевшие иноки не могли обрести ни утешения, ни покоя.

Когда свв. Афанасий и Антоний узнали, что игумену обители Пресвитеров известно о том, что император разыскивает двух иноков, похожих по приметам на них, они обратились в бегство. Судно, на котором они плыли, было отнесено морскими ветрами к побережью Малой Азии, к Атталии. Здесь Афанасий получил откровение о плачевном состоянии лавры и о том, что ей суждено блестящее будущее под его руководством. Они не сразу решили вернуться, а только когда по Божественному Промыслу встретили Феодота, направлявшегося на Кипр. Он хотел найти там святого и рассказать ему о положении дел на Афоне. Вернувшийся в монастырь Афанасий был встречен иноками словно Спаситель, входящий в Иерусалим, и вскоре жизнь в лавре возродилась.

Через некоторое время Афанасий отправился в Константинополь. Смущенный Никифор не осмелился принять его с обычной для императора торжественностью. В скромных одеждах, он принял преподобного наедине в своих покоях, просил у него прощения, умоляя терпеливо ждать времени, когда обстоятельства позволят ему исполнить обет. Афанасий, получивший божественное откровение о том, что Никифор умрет на троне, призвал его править справедливо и милосердно, а затем простился. Император даровал преподобному хрисовул, который предоставлял лавре статус царской обители⁶⁸, значительное ежегодное пособие и передавал ей в качестве подворья монастырь Святого Андрея Первозванного⁶⁹ на горе Перистера недалеко от Фессалоники.

Вернувшись на Афон, святой вновь встал во главе работ по возведению обители. Во время строительства причала он повредил ногу и вынужден был неподвижно лежать три года. Однако прп. Афанасий воспользовался этим для большего служения Богу и духовного наставления братии.

Никифор Фока был убит Иоанном Цимисхием, занявшим престол (969–976). Новый властитель был отрицательно настроен по отношению к святому, потому что тот был дружен с его предшественником. Некоторые афонские отшельники, будучи людьми простыми и привыкшими к старому образу жизни, стали обвинять Афанасия в том, что он превратил Святую Гору в мирское место возведенными постройками, угодьями и учреждением крупного монастыря. Император призвал Афанасия в Константинополь, и преподобный произвел на него такое впечатление, что Иоанн Цимисхий полностью изменил свое отношение к нему и своим указом предоставил пособие вдвое больше прежнего. Затем он послал на Афон Евфимия Студита, чтобы тот уладил разногласия, вспыхнувшие по наущению диавола, и придал Святой Горе первую официальную форму организации (972).⁷⁰

С этого времени на смену отдельным кельям стали приходить общежительные монастыри⁷¹, отшельники примирились с иноками обителей и поделились друг с другом обретенными благами. Первые передали инокам свое усердие в безмолвии и искусство непрерывной молитвы, а те, в свою очередь, передали отшельникам устремление к порядку и гармонии под руководством игумена, поставленного в центр общины как образ Христов. В то время можно было наблюдать, как отшельники покидали пустыни, игумены уходили из монастырей и даже епископы отказывались от кафедр, чтобы встать под духовное водительство Афанасия. Учиться на Афон шли из Италии, Калабрии, Амальфи⁷², Грузии⁷³ и Армении. Почитаемые отшельники, такие как блж.Никифор Нагой⁷⁴, отказывались от своего сурового образа жизни, чтобы получить наставления у святого игумена и обрести совершенство через подвиг смирения и послушания.

Молитва святого была сильна против бесов, которые невидимо кружили над Святой Горой, не принося вреда инокам, но постоянно осаждая самого Афанасия. Как-то раз они внушили одному неприлежному иноку такое отвращение к высоким подвигам святого, что тот замыслил его убить. Ночью он пришел к дверям кельи игумена, но как только Афанасий вышел и по-отечески обнял его, несчастный выронил меч, упал к ногам подвижника и признался в злых намерениях. Игумен тут же простил его и с тех пор выказывал даже большую привязанность, чем к другим ученикам.

Афанасий делал все для всех (ср.:1Кор.9:22): как для иноков общины и подвижников окрестных мест, так и для паломников, отовсюду стекавшихся в лавру для исцеления души и тела. Св. Афанасий при этом не прерывал ни постоянного общения с Богом, ни подвижничества. Во время поста он всю неделю ничего не ел, а в обычные дни питался так, как иноки, на которых наложена самая строгая епитимья. Когда он присутствовал на трапезе, то незаметно раздавал свою долю, а сам питался лишь антидором, который раздается в конце литургии. В то время, которое у него не было занято наставлениями или исповедью учеников, он со слезами молился, поэтому его платок всегда был влажным. От этого платка многократно исцелялись болящие.

Будучи почитаемым главой и пастырем, не терпевшим никаких возражений, он при этом, по образу Христа, был слугой каждому. Особенное внимание святой уделял больным и ухаживал за ними, выполняя такую работу, которой брезговали другие иноки. Прокаженных он считал самым великим сокровищем лавры и поручал уход за ними самым испытанным ученикам. Когда умирал кто-нибудь из братии, святой обливался у его тела слезами, но то были не рыдания от горя, а слезы заступничества во имя спасения почившего, при этом лицо его пылало, как от огня, и он славил Господа, передавая Ему своего ученика в благоприятную жертву.

Община, в которой вначале число насельников было ограничено императором до восьмидесяти, к концу жизни Афанасия насчитывала сто двадцать монахов, при этом в обители постоянно появлялись новые иноки⁷⁵. И прп. Афанасий для всех был отцом. Он поощрял монахов в рукоделии, чтобы они не предавались праздности, матери всех пороков, и сам с головой уходил в работу, пел псалмы и читал отрывки из слова Божия. Он учил, что цель иноков общежительного монастыря та же, что и у отшельников, – «готовиться стяжать Святой Дух очищением разума, души и тела»⁷⁶.

Как-то раз инок Герасим отправился в келью, куда удалился преподобный, и там увидел его с пылающим как огонь лицом. Вначале он испугался и отступил, а когда подошел вновь, увидел, как лицо его сияет в лучах света. Герасим вскрикнул, обнаружив свое присутствие. Афанасий заставил инока поклясться, что он никому не расскажет об увиденном.

Такая близость к Богу наделила преподобного божественной мудростью, которая проявлялась во всем: и в руководстве общиной, и в исправлении недостатков братии. Если он налагал епитимью на монаха, то и сам исполнял предписанное. На людях он держал себя строго и величественно, а с учениками один на один или на совместных монастырских работах был простым, жизнерадостным и мягким.

Он исцелил многих больных, а чтобы скрыть могущество своей молитвы, прежде прописывал им принимать различные лекарственные травы. Многие из тех, кто приходил к нему и признавался в непреодолимой страсти, например в гневе или зависти, возвращались от него свободными после того, как он касался их своим пастырским жезлом со словами: «Иди с миром, ты больше ничем не обуреваем!»

Ради нужд общины храм стали расширять. Работы шли быстро благодаря императорским пособиям и пожертвованиям верующих, оставалось лишь возвести купол. Тогда святому было Божественное откровение о его скорой кончине. Он собрал учеников для последнего наставления, затем облачился в праздничное одеяние, надел клобук св. Михаила Малеина, который носил только в самых торжественных случаях, и взошел на площадку строительных лесов, чтобы посмотреть, как идут работы (5 ил. между 997 и 1000). Вдруг купол обрушился, увлекая за собой святого и шесть сопровождавших его иноков. Пять монахов умерли сразу, в живых остались только Афанасий и каменщик Даниил. На протяжении трех часов из-под обломков раздавался голос преподобного, повторявший: «Слава тебе, Боже! Господи, Иисусе Христе, помоги мне!» Когда взволнованные монахи извлекли игумена из-под обломков, он был уже мертв, у него была только одна рана на ноге, а руки были крестообразно сложены на груди. Тело его не предавали погребению три дня, пока все афонские насельники числом три тысячи не собрались почтить своего отца и родоначальника. При этом тела святого не коснулся тлен, словно он спал, а из раны текла свежая кровь, которую поспешили собрать, и впоследствии от нее произошло множество исцелений. И после кончины прп. Афанасий чудесным образом помогал приходящим почтить его память на могилу, перед которой горит неугасимая лампада.

Пятого июля 1981 г. в Великой лавре состоялось празднование по случаю возвращения к общежительному уставу после многих веков идиоритмии. Тогда на стекле киота иконы, находящейся у могилы прп. Афанасия, выступило благоуханное миро, свидетельствуя об одобрении святого.