Память прп. Пимена Великого

Св.жил на рубеже ІV–V вв. Он родился в Египте. В пятнадцать лет Пимен присоединился к своим шести братьям, которые подвизались в Скитской пустыне: авва Анувий был старшим [6 ин.], а Паисий младшим⁷⁹⁵.

Еще будучи молодым, Пимен пошел спросить одного старца о трех помыслах, которые его беспокоили, но во время беседы забыл об одном из них. Вернувшись к себе и вспомнив о нем, он тотчас вышел и пробежал большое расстояние, которое отделяло его от старца, чтобы повергнуть перед ним свой помысел. Старец, удивленный его заботой о чистоте сердца, предрек: «Пимен, твое имя будут произносить по всему Египту, и ты действительно станешь пастырем⁷⁹⁶ огромного стада»⁷⁹⁷.

В 407 г. варвары-мазики опустошили монашеские поселения в пустыне Скит. Семь братьев избежали смерти, уйдя по дороге добытчиков селитры. Они поселились в Теренуфе, в Верхнем Египте, на берегу реки Нил.

Пимен приобрел там большую славу, так что благочестивые люди оставили старцев, у которых имели обыкновение спрашивать совета, и приходили с вопросами к нему. Когда некий посетитель пришел спросить авву Анувия, тот отправил его к Пимену, понимая, что брат удостоился дара духовного наставления. Но Пимен никогда не брал слова в присутствии старшего брата и отказывался говорить при другом старце, хотя и превосходил их всех⁷⁹⁸.

Мать семерых братьев, узнав, куда удалились ее сыновья, отправилась навестить их, но встретила решительный отказ. Поэтому она расположилась около церкви и стала ждать, когда подвижники придут в нее на еженедельную службу. Завидев мать, сыновья тотчас пошли обратно. Она побежала вслед за ними и, найдя дверь закрытой, начала жалобно стонать. Пимен отвечал ей изнутри: «Что ты предпочитаешь: увидеть нас здесь или в грядущем веке?» Она воскликнула: «Разве я не ваша мать? Разве не я вскормила вас грудью? Ныне мои волосы поседели, разве не могу я вас увидеть?» Он объяснил: «Если ты заставишь себя не видеть нас здесь, ты увидишь нас там, в вечности». И благочестивая мать удалилась полная радости, говоря: «Если я обязательно увижу вас там, то в таком случае я более не хочу видеть вас здесь»⁷⁹⁹.

Вначале Пимен много постился, проводя часто два или три дня без пищи, подвергая тело крайне суровым ограничениям. Но со временем он приобрел большой опыт в духовной науке и, став для обитателей пустыни врачом, кормчим и светочем рассуждения, учил питаться умеренно каждый день, чтобы не впасть ни в гордость, ни в чревоугодие и так следовать царским путем, который легок и необременителен⁸⁰⁰. Одному брату, который соблазнился, застав его однажды моющим ноги, он ответил: «Мы учились убивать не наши тела, но наши страсти»⁸⁰¹. Он также часто говорил: «Все, что превосходит меру, приходит от бесов»⁸⁰².

Умеренный в подвижничестве, он был, однако, крайне суров в том, что касалось отношений с людьми. Он считал свою келью могилой, в которой монах, как покойник, должен оставаться чуждым любым земным привязанностям. Однажды правитель той области, желая его видеть, повелел арестовать его племянника, чтобы старец пришел заступиться за юношу. Но Пимен остался нечувствительным к мольбам сестры, сказав: «Пимен не родил сына». И велел сказать правителю, чтобы тот судил его согласно законам, если юноша прегрешил⁸⁰³.

Когда посетитель хотел побеседовать с ним о возвышенных предметах, старец хранил молчание; но если его спрашивали о страстях и о том, как исцелить душу, тогда он с радостью отвечал. Он давал собеседникам ответы, соответствующие их пониманию и их возможностям, для того чтобы побудить к успехам в добродетели. Прежде всего он советовал не давать места страстным помыслам, угождая им или пытаясь им отвечать, и утверждал, что они тем самым исчезнут сами собой: «Мы не можем помешать им приходить, чтобы нас возмущать, но в нашей власти им сопротивляться». Он учил, что повергаться пред Богом, не оценивать самого себя и оставлять позади себя всякое собственное произволение – все это является средствами для очищения души, но главным образом благодаря самоосуждению и бодрствованию она может воздвигнуться и продвигаться к совершенству⁸⁰⁴.

Когда его однажды спросили, следует ли порицать брата, которого мы увидели согрешающим, Пимен ответил: «В тот час, когда мы утаим проступок нашего брата, Бог утаит и наш, а в час, когда мы откроем проступок брата, Бог откроет также и наш»⁸⁰⁵. И когда старец увидел, как один брат заснул в церкви, он вместо того, чтобы обличить его, предпочел положить его голову себе на колени и позволил ему отдохнуть⁸⁰⁶. Что же касается бдительности по отношению к самому себе, он соблюдал ее строго в любое время, зная, что начало всех пороков – рассеянность. Когда ему надо было выйти из кельи, он прежде проводил час, сидя и исследуя свои помыслы⁸⁰⁷.

Он также говорил, что «человек нуждается в смирении, как в дыхании, которое выходит из его ноздрей»⁸⁰⁸, и что мы можем достичь этого смирения, дающего нам в любых обстоятельствах покой, через самоуничижение, которое заставляет нас считать своего брата за начальствующего. Что касается него, то он достиг такой степени презрения к самому себе, что чистосердечно заявлял: «Я повергаю себя в то место, в которое был повержен сатана, и ставлю себя ниже неразумных существ, потому что знаю, что они не подлежат наказанию»⁸⁰⁹.Когда его спрашивали, как это возможно – считать себя ниже всякой твари и даже убийцы, старец ответил: «Он совершил только этот проступок, но я убиваю каждый день»⁸¹⁰.

Увидев однажды женщину, которая плакала на могиле мужа и сына, авва Пимен сказал брату Анувию, что если не стяжать такое состояние скорби и постоянного умерщвления плоти, невозможно стать монахом⁸¹¹. В другой раз он был восхищен в присутствии одного из близких, который спросил, куда он был перенесен. Пимен ответил: «Моя мысль была там, где находится святая Матерь Божия, плачущая у Креста Спасителя, и я хотел бы плакать так все время»⁸¹².

Однажды к святому из Сирии пришли знаменитые люди, чтобы расспросить о чистоте сердца, но старец не знал греческого, а переводчика не нашлось. Заметив затруднительное положение посетителей, Пимен внезапно начал говорить по-гречески и сказал: «По природе вода – мягкая, а камень – твердый; но бурдюк, подвешенный над камнем, роняя воду каплю за каплей, проделает в камне дырку. Так обстоит дело и со словом Божиим: оно – нежно, а наше сердце – черство, но человек, который часто его слушает, открывает сердце страху Божию»⁸¹³.

Авва Пимен долгие годы сиял как звезда в пустыне, наставляя собственным опытом и став живым образцом всех добродетелей. Он мирно почил некоторое время спустя после св. Арсения (после 449 г.), так и не увидев вновь Скитской пустыни.