Учение о жизни вообще и о жизни человека в особенности. Часть I

«Медицина», говорит Шенлейн, «занимается жизнью вообще и жизнью человека в особенности». В самом деле, совершенство Врачебной Науки зависит почти единственно от правильности понятия, какое мы имеем о жизни: пока оно не будет определено и выяснено надлежащим образом, дотоле нельзя ожидать верных успехов в искусстве врачевания.

Мне скажут, что вопрос о жизни принадлежит больше к Философии, нежели к Медицине, что просвещённые иностранцы давно его решили и далеко уже проникли в таинства врачевания; а нам остается только думать о том, чтобы поравняться с ними, не рассуждая о первых началах Врачебной Науки.... Нет!

Взгляните беспристрастно на всю массу заграничных медицинских работ: вы увидите, что из нее беспрестанно вырываются учения, одно другому противоречащие и с каждым годом заменяемые новыми. Это уже есть несомненный признак того, что заграничная работа утверждена на неверном основании. Как бы могли возникать и так властвовать в области Врачебной Науки в одно и тоже время и Гомеопаты, и Контрастимулисты, и Бруссианисты, и Магнетизёры, и Гидропаты, если бы основание Медицины было незыблемое? Отчего до сих пор лучшие практики обращаются к Гиппократу, жившему почти за две с половиною тысячи лет до нашего времени и не имевшему понятия об Анатомии и вообще о Естественных Науках? Зачем и просвещеннейшие иностранцы выставляют вам в пример подражания какого-нибудь Асклепиада Вифинского, представлявшего, что тело человеческое состоит из трубочек, в которых движутся пылинки и что все искусство в лечении состоит только в том, чтобы сии пылинки не скоплялись и не застаивались в одном месте? После сего к чему же послужили нам Анатомия Физиологическая и патологическая, вивисекции, химические и Физические открытия, умножение и усовершенствование лекарств, тонкости патологические и Физиологические?

В предыдущем столетии, в основание всех Естественных Наук, особливо Медицины, принят материализм. И теперь еще ожидают чудес от тончайшего исследования организации и от влияния на нее электричества, которого сущности мы совсем не знаем – думают в мертвом трупе отыскать все условия жизни, как будто и живой человек есть не более, как ходячий труп, на котором и чувствования, и мысли, и высокие вдохновения вырастают, как грибы на гниющем дупле. Таков ум ХVIII-го века! В своем роде он тоже, что крот. Не так ли и сей роет, что у него под носом, жрет коренья под землею и не подозревает, что сушит стебли растений и истребляет красу полей. Ибо он никогда и не видал великолепных облачений природы, ни разлитого по ней моря света, разбрызганного в бесчисленных цветных лучах – ему все тлен, все земля, и в земле только сочные корни для его чрева.

В природе совсем не так, как видит наш близорукий ум: в природе и от радости, а не от одной сочной пищи, как говорят, лице цветёт и кудри вьются и из черствой корки хлеба, и из ключевой воды у бедняка вырабатывается лучшая плоть и кровь, чем грузное тело у гастронома из диковинных сластей; лечат людей не все лекарствами, а иногда и наговорами приветливой любви и доброхотства.

В сем сочинении о жизни сочинитель старался доказать, что во всей природе и во всем объёме человеческих созерцаний владычествует не материальное, а духовное начало, что существуют духовные законы, по которым располагается все видимое и невидимое и что посему решения вопроса о жизни должно искать не в кругу безумной материи, а в области духовной.

Многим Медикам и не-Медикам покажется странным то, что сочинитель в некоторых статьях, особливо в III-й и VІ-й, касается религиозных предметов по-видимому, не относящихся к Медицине, и что даже осмеливается основывать свои суждения о них на одной аналогии. Но, во-первых, если сочинитель принимает и обнаруживает первенство духовной стороны в человеке пред вещественною, то необходимо должен коснуться Религии, как самого существенного предмета в нашем духе; во-вторых, противно законам человеческой Логики было бы то, когда бы верующий в Откровение безусловно отвергал истины, основанные на аналогии, например, между происшествиями историческими и изречениями Св. Писания. Только тот может иметь дерзость осмеивать их, у кого нет Веры в душе, или кто Веру свою меряет умом испытующим: это не Вера, а умничанье о Вере.

Пусть Археологи, Филологи, Геологи, для оправдания, или даже для испытания истин Св. Писания, раскапывают и дробят мелочи исторические и снуют на них свои теории: их теории ввек будут сталкиваться и лопаться одна от другой, как мыльные пузыри.

Если бы какой-нибудь карлик принужден был осмотреть великана через такое стекло, в котором поле в дюйм, то сколько времени и скольких соображений стоило бы ему, из всех частных наблюдений составить целое понятие об образе великана со всеми его округлостями, углублениями и возвышениями, или нарисовать сей образ? Но бесконечно труднее близорукому уму человеческому, порознь обозреть и сообразить судьбы Вышнего, где каждая черта растянута на многие миллионы людей и на насколько тысячелетий в происшествиях человеческих. Здесь для испытующего ума нет другого мерила, кроме аналогии и притом самой осторожной и совершенно подчиненной Вере. Пусть просвещённый Читатель обратит благоговейное внимание только на важнейшие перевороты в человеческом роде и сравнит их с учением нашей Церкви: тогда он сам увидит в них оправдание Слова Божия.

* * *

С чувством живейшей благодарности к Редакции Журнала Министерства Народного Просвещения, сочинитель сознается, что заглавием сего сочинения: «Опыт сближения Медицинских понятий о человеке со внушениями Святой Веры» и здравой Философии», он обязан лестному отзыву о XII статье о жизни в помянутом журнале (1845 года, Ноябрь, отд. IV, стр. 174). Г. Рецензент уразумел характер ее, можно сказать, лучше самого сочинителя, сказав:

«Мы не можем не отдать справедливости возвышенному направлению, которое «имеет целью связать Медицинские понятия о человеке с Религиозными и Философскими – сделать Медицину, так сказать, служительницею Веры и здравой Философии. Но в какой мере способны Медицинские Науки к такому назначению, это должны решить уже опыты исследования, а не наперед определённое мнение об их границах. Поэтому внимание читателя с особенным участием останавливается на опыте Г. Зацепина.

В самом деле и все статьи о жизни суть не более, как опыт, для каждого читателя, хотя в душе сочинителя уже связаны, слиты Медицинские понятия о человеке с Религиозными и Философскими.

Самая мысль о настоящем их разделении составляет для него род мучения. Посему сам он думает, что его опыт состоит не в том, чтоб связать те понятия, а в том, чтобы высказать свою мысль – мысль души, действительно возвышенную – он силится, так сказать, вдвинуть ее в круг обыкновенных созерцаний человеческих, несмотря на скудость своих способов. Для этою нужно бы было очень, очень многое: нужно бы было собрать множество Фактов по всем отраслям наук, уметь предложить их читателям в стройном, легко объемлемом порядке, нужно бы было обладать ему сильным воображением, верным взглядом на вещи и свободным, даже вдохновенным словом – да, эта мысль кажется ему такою, что надобно бы было несколько сильных голов и много времени – может быть, даже нескольких жизней человеческих, чтобы вполне охватить ее аллегорическим языком нашим.

Посему предлагаемое здесь сочинение, без сомнения, есть слабый опыт: в нем те Факты, в которых сочинитель старался, так сказать, вывести в свет свою идею, собирались не методически и без напряженных трудов, а случайно попадались при чтении, наблюдении, слушании или в токах свободного размышления; расстановка или группирование их не везде была такова, чтобы могла произвести предположенное действие, и самое облечение их в слово часто было или не по них, или не отвечало значению идеи, или оттенено и расцвечено не в своих местах. После всего этого нет ничего удивительного, если Читатель или Рецензент встретит в сочинении несходства, или даже кажущиеся противоречия: один и тот же предмет может быть выражен в одном месте так, в другом иначе. В таких случаях читатель должен наперед знать, что оба выражения неудачны, сочинитель не умел выразить своей мысли, или, может быть, стараясь выразиться лучше, выступил из пределов свей идеи. Такого роду излишества неизбежны в подобном сочинении, даже как будто необходимы во всяком новом и не подражательном произведении, как лишние образования в новорожденном младенце.

Сочинитель совершенно убеждён в правильности своей идеи. Но предположение в себе такой великой идеи, может быть, некоторые припишут себялюбивой мечтательности, а усилие выразить ее в сочинении – затейливости суетного славолюбия, желания оставить по себе духовное детище, какое бы то ни было, и – что всего хуже – может быть, ко вреду тем детям, коими обязали его Закон и совесть: так думают многие, и намекают, или явно говорят о сочинителе. Как тут оправдываться?.. Нет, сочинитель не оправдывается! Он и сам не знает, прав ли он или виноват. Одно только может он сказать в свое оправдание, что эта мысль – предмет сочинения – не умещается в его душе, она, как будто что-то живое, беспрестанно раздражается от противоречий, встречающихся ей повсюду, и в области наук и в житейском кругу, и мучит душу его.

Так называемая слава в потомстве вовсе не имеет той прелести для сочинителя, в какой воображают ее не одобряющие таких затей, как это сочинение. Что за радость в том, что будет говорить потомство! Это смешно даже! Представьте себе, Г. Читатель! – Этот прах под вашими ногами, – почём знать? –· может быть, эго прах какого-нибудь Чингиз-Хана или Александра Великого, занесенный к нам ветром из Азиатских пустынь. Какая же тут связь или какое сочувствие может быть между этим прахом и минувшими делами тех Завоевателей? Не пустая ли это мечта! Если же остался от них не один прах, но и то, что при их земной жизни мыслило и чувствовало, то кто осмелится утверждать, что они теперь довольны минувшими своими делами? Такова судьба величайших людей в свете: что же может думать о себе сочинитель какого-нибудь опыта!

Однако же пусть не говорят Гг. Читатели или Рецензенты, что в этих словах проглядывает, как бы сказать, уничижение паче гордости.

Нет! Сочинитель не уничижает себя перед Читателями, а только объясняет неудовлетворительность того, что он сделал, в сравнении с тем, что нужно бы было сделать для осуществления его идеи. Что же касается до сделанного им по мере сил одного человека и в его обстоятельствах, то он чувствует себя вправе, не только гордиться тем, но даже некоторым образом наложит долг совести на каждого благомыслящего, сердечной правоты исполненного соотечественника, обратить внимание на его сочинение, как на труд благонамеренный и самостоятельный, которого предмет должен быть близок сердцу всякого человека, и который должен сделать не неблагоприятное и не бесполезное для самого Читателя впечатление в его сердце, и это тем более, что труды сочинителя уже заслужили у судей самых беспристрастных и просвещённых, и не только в нашем отечестве, но в чужих краях. Такие отзывы, которыми он очень может гордиться. Вот эти отзывы, кроме вышеприведённого:

1. В Журнале Министерства Народного Просвещения, 1845, Нояб., Отд. IV, стр. 17 н, после краткого изложения мыслей из XII статьи о жизни, сказано:

«В подробнейшем развитии изложенных нами мыслей, читатель встретит тот же светлый взгляд и искреннее убеждение, и везде найдет повод к размышлению, на которое само собою вызывает всякое самостоятельное мышление».

2. Также в Журнале Министерства Народного Просвещения за Июль 1840 года, на стр. 127, по исчислении статей, помещённых в трех первых номерах Терапевтического журнала за 1840 год, сказано:

«Сверх того помещены две статьи о «жизни (VIII и IX) самого издателя сего журнала, Доктора Зацепина, о трудах которого многие Германские Критики и Врачи отзываются с отличным уважением и трудолюбию его отдают должную справедливость».

3. В Отечественных записках за 1859 год, №9, Русск. Литерат., стр. 142. Один из пяти Рецензентов, которым сочинитель имел несчастье не понравиться VI и VII статьями о жизни и маленькою брошюркой с эпиграфом «славны бубны за горами» – один, говорю, из них, несмотря на многие непонятные выходки против сочинителя, удостоил его однако же таким лестным отзывом, который, без сомнения, заставил бы его (сочинителя) очень раскаиваться в том, что он писал антикритики , если бы Г. Рецензент не выставил Публике таких вещей ; каких вовсе нет в предметах его рецензии, и если бы не напал на такие предметы, которые слишком дороги для Русского и для которых каждый из нас готов забыть свои выгоды и сделаться нечувствительным ко всякой похвале. Вот слова Г. Рецензента:

«Эта субъективность (Г. Зацепина) благородная, с сильным органом для жизни, мы заметили во многих местах такую силу, которая свойственна только человеку с глубокою душою, выходящею из толпы. Где Автор говорит от полноты своего чувства, там мы чувствовали к нему какое-то таинственное влечение, мы посылали к нему привет братской любви...»

Что есть жизнь? – Отличительные качества живых существ – Объяснение жизни из планетных отношений неудовлетворительно – В природе все есть или вещество, или дух: первое мы постигаем чрез вещественные органы чувств, а последнее чрез умозаключение – Земная жизнь наша есть род борьбы духа с веществом и в ней первенствующее начало есть дух – Понятие об организме необходимо предполагает существование в нем духовного начала, названного сочинителем Духовною Единицею. Способ проявления Духовной Единицы в веществе. Материя в живом теле беспрестанно изменяется; постоянным остается одно духовное начало. Вещество живого тела, из которого совершаются все органические действия, есть кровь – Вещество существует в природе в четырех видах: плотном, капельном, воздухообразном и эфирном – Влаги живого тела суть живые органы·

1

«Что есть жизнь? Земля и небо отвечают тебе: удивляйся и вечно изучай ее! Жизнь есть дыхание Всемогущего. Живые существа являются и исчезают на сцене мира, подобно длинным караванам Востока: один конец их склоняется к западу и там теряется, тогда как с Востока беспрестанно выступают новые путешественники.

2

В Живом теле все части и все вещественные начала существуют не по таким законам, как в теле неодушевленном, и законы эти начертывает и сохраняет в них нечто отличное от вещественных частей, присутствующее в каждой точке тела. Тут существование частей зависит от целого, и действие и бытие целого от определённой гармонической совокупности частей. Вещественные атомы в живом теле соединены по одной идее, не в таком порядке, как в мертвой кристаллизации и простом скоплении (aggregatio): такое устроение мы называем организацией, которая уже не может быть первоначальною причиною жизненных явлений, ибо сама есть произведение жизненного начала. Вещественные частицы живого тела беспрестанно изменяются, одни извергаются, другие поступают на их место, и всегда под распоряжением одной живой идеи, которая в течение известного времени противится разрушению телесного состава, лечит его внутренние болезни и наружные повреждения, удаляет все негодное и вредное, вознаграждает потери. Вещественные частицы тела имеют беспрестанное стремление разъединиться, так сказать, уклониться от влияния жизненного начала. Может быть, потому, что существование живого тела есть вынужденное: оно противно обыкновенным законам вещества. Вот в чем состоит главный характер всякого живого тела. Но от чего зависит начало, продолжение и конец его бытия?

3

Некоторые думают, что все в природе живо, что мы и все животные суть как бы падучие листы великого дерева жизни, и что жизнь развивается более или менее по мере большего или меньшего совершенства организации. Но о последнем, кажется, естественнее думать наоборот, т. е. чем совершеннее организация, тем выше должна быть обитающая в ней (организующая) идея. Далее, утверждают, что бытие живых существ столько же зависит от планеты, сколько существование волос на теле от самого тела; что движение планеты имеет большое участие в сохранении целости бытия живых существ. Как камень, обращаемый около руки, удерживается притягательною силою, тогда как он в каждой точке описываемой им окружности стремится улетать от руки, так и вращательная сила планеты удерживает в надлежащей связи составные начала нашего тела, которые беспрестанно стремятся рассоединяться по законам мертвой природы. А так как движение планет зависит от солнца, то причина движения и жизни, как во всей планетной системе, так и в частных живых существах есть солнце: «бытие всех творений, как выражает Гомер, висит на золотой цепи, которую это светило растянуло по всему небу». Сердце в животных подобно солнцу в великом мире тем, что оно заставляет обращаться кровь и распространяет теплоту и жизнь по всему телу, до самых тончайших его частей.

4

Таковы догадки ученых мужей о жизни и ее причине: солнце есть сердце планетной системы, а сердце есть маленькое солнце в животном, и жизнь животного есть то же, что жизнь планетной системы, или есть малейшая частичка или повторение в малом виде этой огромной жизни. Но мы не понимаем ни той, ни другой; следовательно, вопрос о жизни не сделался яснее от того, что мы теперь спросим: что есть жизнь, не животного, а планетной системы или всего мироздания? Напротив, он сделался еще темнее, потому что легче решить его, изучая самих себя и близкие к нам предметы, нежели носясь между звёздами. Сверх того, производить все проявления жизни, и игру мыслей, и законы воли от всемирного вращения: такое объяснение жизни отзывается чем-то мертвым. Правда, что огонь в виде теплоты, света, электричества и проч., по-видимому, есть главный и самый обильный источник движения как земных, таки небесных тел. И солнце, как собрание света и теплоты, сообщает большую деятельность всему, что больше проникается его огнем: «сцена мира, говорит Вирей, оживляется сильною, разнообразною жизнью, блистает радостью и любовью под влиянием лучей солнечных. Однако же все явления жизни в животных, особенно в человеке, трудно изъяснить из одного большего или меньшего влияния солнца. Я предполагаю, что обнаруживания жизни можно разделить на два рода: на образования телесных форм и выражения внутренней, духовной силы; первые разительнее и разнообразнее между поворотными кругами, а последние в странах прохладных и даже холодных. В прошедшем столетии учили, что так как холод сжимает нервы и подавляет жизнь, то северный человек не способен к высокой деятельности ума и к образованности, а ныне уже удивляются высокому, основательному просвещению северных народов. Так, один Французский путешественник, пораженный благоустройством Норвежцев, обнаружил мысль, весьма сбыточную, в таких словах: «просвещение есть как бы великая река, которая течет с юга на север, постепенно расширяется, становится величественною и, вероятно, все благодатные сокровища свои принесёт северным народам». (см. Revue étrangère 1854 года)¹ В природе все уравновешивается и вознаграждается одно другим: в жарких странах жизненное начало развивается и, можно сказать, истощается в блистательных проявлениях форм, а в холодных оно обнаруживается в крепости, обширности и высокой игре внутренней духовной стороны органического мира. В северном человеке, по существу его, воля тверже, ум основательнее, воображение естественнее: духовное существо его не расцвечено пестротой южного шарлатанства² и весёлого легкомыслия. Так весь мир есть как бы великая лира, которой струны натянуты пропорционально одна другой. Осмеливаюсь предложить собственные мысли о жизни человека.

5

Все, что мы ни видим во вселенной, есть либо вещество, либо дух. Вещество постигается нами посредством вещественных органов чувств, а все духовное посредством умозаключений. Нет в природе вещества, в котором бы ум наш не нашел следов духовного начала, и духовное постигается нами не иначе, как при посредстве вещественных движений, изменений или качеств. Духовное мы представляем, как действие в пространстве и времени, а вещественное, как пребывание в пространстве и времени, или духовное живым, а вещественное мертвым. Принадлежность духа есть вечная жизнь, а свойство вещества есть вечная смерть.

Земная жизнь наша есть такое сочетание духа и вещества, которое является в виде временной борьбы жизни со смертью, или духа с веществом: тело беспрестанно умирает и беспрестанно обновляется. Которое из сих двух начал есть первенствующее? По мнению некоторых, трудно решить, но так как ум принадлежит к стороне духовной, то естественно считать первенствующим духовное начало, вечную жизнь и деятельность, так что вещество необходимо представляется рабом, а дух владыкою, хотя оба начала ограничиваются одно другим. Думать наоборот, противно уму, а, следовательно, и умствованию. Приняв за общий закон положение: что «в мире дух владыка, а вещество раб», постараемся применить это к организму вообще и в особенности к человеческому.

6

Всякой живое тело есть нечто целое, в самом себе заключенное. Назовем это целое идеей, числом, единицею – это все равно. И так организм есть единица в разнообразных выражениях: ибо, несмотря на бесчисленное множество частей, качеств и действий живого тела, все они управляются по одному плану, по одной идее. Человек как ни разнообразен со стороны физических своих частей, и душевных способностей, и действий, есть нечто одно – единица. Что такое в существе своем эта единица, трудно решить уму, хотя Натуралисты и берутся за это: ибо и сам мирской ум наш есть одна сторона той единицы или частный способ ее действия. Но пока довольно для нас знать, что существует Духовная Единица, подобно как существуют вещественные, неразделимые единицы – атомы: она есть как бы духовный, свободно живущий атом, а материальный атом есть как бы вещественный, смертью окованный дух. Человека можно представлять как бы резвившимся атомом или, проявленным в вещественном мире духом. Допустим эту мысль и посмотрим, каким образом он может и должен проявляться в мире в той постепенности и в том многообразии, в каком совершается земная жизнь наша.

7

Чтобы проявиться духу в вещественном мире, или, другими словами, чтобы воздействовать на вещественные чувства наши, необходимы для него и вещественные условия, т. е. органы, кои суть не что другое, как совокупление вещественных атомов по законам духовным. Чем большим количеством вещества овладевает дух и чем больше разовьёт орудий, тем он сильнее обнаруживается. Полнота в сем отношении есть совершенный возраст тела, которого оно достигает постепенно, в определённое время и в определённом пространстве. В утробе матерней дух овладевает веществом, уже, так сказать, подготовленным, проникнутым жизнью и притом жидким, коего частицы удободвижимы, а, следовательно, таким, которое как бы нарочно приготовлено в распоряжение нового, еще слабого в нашем мире существа. Из этой материи образуются органы зародыша, в котором духовное начало становится уже несколько сильнее, потому что каждый новый орган служит вместе и средством к большему преобладанию над посторонним веществом. В зародыше появляется красная движущаяся точка (punctum salions) – это есть средоточие одушевленной материи. От сей точки простираются красные веточки по разным направлениям: это есть начало кровеносной системы. Чем больше развивается эта система, тем больше увеличивается органическое тело, так что возрастание тела есть только расширение во все стороны кровеносной системы по мудрым предначертаниям духа³. Но возрастание и жизнь органического тела требует притечения в него материи.

8

Материя, поступающая в круг органических действий, подвергается беспрестанным превращениям, которые совершаются в трех степенях или видах:

1) Уничтожается прежняя Форма бытия – материя разрешается, утончается до первоначальных своих атомов.

2) Из разрешенных атомов творится, под влиянием Духовной Единицы, органическая материя или плоть.

3) Плоть опять разрешается в первобытные атомы, которые соединяются более или менее по законам неорганической природы и потому извергаются из тела⁴.

9

Таким образом в животном теле остается постоянным только образующее начало (идея, единица, число). В младенчестве оно бывает как бы погружено в телесном составе, занято одним вырабатыванием органов; по мере приближения к совершенному возрасту более и более обнаруживается в движениях тела и действиях души; в старости оно как бы небрежет уже своим телом, оно собирается на родину, домой⁵. Материя только временно подвергается творческой силе духа: она как бы льется чрез него, так как льется вода чрез камень в реке, принимая на время форму, определяемую сим камнем. Как тайфун на море свёртывает воду в трубу, или как дух, пробегающий по пустыням Африканским, на время свивает песок в огромный конус: так и дух наш обвивается земною перстью, которая беспрестанно от него убегает и потому-то: «человек яко трава, дние его яко цвет селный так оцветет». «Яко дух пройде в нем, и не будет, и не познает ктому место своего». (Пс.102:15–16).

10

Теперь, спрашивается, где же то место или то первоначальное вещество в теле нашем, откуда начинается творение плоти? Из физиологических исследований видно, что все органические вещества, как твёрдые, так и жидкие, развиваются, образуются или отделяются из крови; посему эту жидкость можно считать всеобщим органическим элементом и вместе таким веществом, в котором наиболее обнаруживается пребывание или действие творческой идеи. Душа животного в крови его.

Против сей последней мысли можно сделать два возражения: 1) известно, что нервная система есть первенствующая в организме, или, по крайней мере, такая, которая составляет непосредственное орудие духовного начала, и что под ее влиянием совершаются все действия в организме, а, следовательно, и отделение жидких и образование плотных частей; 2) некоторые и доселе утверждают, что жизнью одарены одни плотные части живого тела

11

Первое из сих возражений кажется неоспоримым. Между тем, хотя нервная система есть главнейшее или ближайшее условие обнаруживая духовного начала, однако же она есть только совершеннейшее произведение, так сказать, воплощенной идеи. Ее не было в начале образования зародыша. Притом материальные частицы нервной системы отлагаются из крови, равно как и частицы всякой другой плоти, и если в совершеннейших животных нервы имеют влияние на это отложение, то было время, когда сила, пребывающая в крови, действовала таким же образом и без нервной системы. А потому, хотя справедливо, что эта система есть превосходнейший орган духа, чрез который он обнаруживается в вещественном мире со всею свободой, однако же она, как произведение того же духа, не может быть первоначальным условием его проявления. Сверх того, мы ниже увидим, что нервная система собственно есть часть кровеносной.

12

Что касается до второго возражения, то, для большего выяснения мыслей, считаю необходимым начать с положений Физических. Материя существует в природе, по моему мнению, не в трех, а в четырех видах: в твердом, капельном, воздухообразном и эфирном, или таком, в котором мы называем ее невесомою. Может быть, всякая материя может утончаться до той степени чтобы принять вид электричества и т. п., и замечаемые в органических телах накопления невесомых суть не что другое, как та же плоть, под влиянием духовного начала утонченная до последних его пределов, причем она не перестает быть материей: принадлежность ее хаос и смерть, тогда как дух есть порядок и жизнь.

13

В твердых, капельных, воздухообразных и эфирных веществах обнаруживается явным образом духовная деятельность в материи, и притом соответственно трем измерениям пространства. Таким образом, в веществе эфирном сила не имеет определённого направления, или, лучше сказать, направление ее определяется другими веществами, более огрубевшими: ни электричество, ни теплота, ни свет не обнаружились бы, если бы не существовало грубейших тел. В веществе воздухообразном сила действует по линии, или, вернее, по радиусу той сферы, в которой вещество помещается, и потому воздухообразные тела имеют стремление расширяться, или, что все равно, двигаться по всем радиусам сферы. В состоянии капельном сила действует только на поверхности сферы, тогда как внутри ее остаются частицы в безразличном, хаотическом состоянии: от того капельные тела имеют стремление образовать сферу, от того частицы их удободвижимы, свободны внутри сферы. Наконец вещество в твердом состоянии, так сказать, оковано внутреннею силой по всем трем измерениям пространства: длине, ширине и толщине: тут образ бытия каждого атома решён, каждый из них существует так, как требует того гнездящаяся в веществе сила. Допустив эти положения, обратимся к плотным и жидким частям живой плоти.

14

Если в органическом теле существует Духовная Единица, то свободное обнаруживание оной должно начаться в жидком веществе, т. е. в таком, в котором атомы свободны, удободвижимы, так сказать, покорны законам нового духовного влияния. Такое жидкое вещество в живом теле есть кровь. Посему-то всякое твердое питательное вещество, поступающее в тело, сначала подвергается разрушительным действиям организма: оно раздробляется, растирается зубами, разводится соками, разделяется на части, способные и неспособные усвоиться; из сих последние извергаются, а первые понемногу смешиваются с живою жидкостью – с кровью, и наконец в легких совершенно претворяются в кровь, от соприкосновения кислорода – вещества удивительного по чудесной его роли и неистощимости в природе.

15

Наконец из крови творится плоть по мудрым предначертаниям духовного начала. Эта плоть в твердом ее виде, уже проникнута духом по всем измерениям пространства и служит ему орудием обнаруживания в вещественном мире. Но такое состояние плоти означает, что не от нее зависит духовное начало; напротив, она есть раба и сосуд живущего в ней духа.

16

И так, по сим умозрениям жидкие части тела, особенно кровь нельзя принимать за вещества неодушевлённые. Впрочем, даже и удивительно, почему их исключили из числа живых частей тела. Может статься, это было следствием материализма, проповеданного Философами 18-го столетия, которые утверждали, что качество духовных обнаруживаний суть следствия хорошей или худой организации твердых частей, как будто сама организация не есть выражение духовной деятельности в веществе, и которые однако же успели ослепить обыкновенные толпы, кои не умеют углубляться в чудесный лабиринт природы, а любят беззаботно скользить на ее поверхности.

В течение жизни нашей, пока органы несовершенны, дотоле растет и цветёт тело; а когда органы достигли полноты развития, то начинается ряд явлений, предзнаменующих разрушение тела. – Живые тела стареют не от того, что их механизм от времени становится негодным. – Нелепость предположения, будто живые существа умирают только потому, что каждое из них должно дать место другим живым существам. – Бессмыслие положения, будто жизнь есть колебание между положительным и отрицательным полюсами (Кизера). – Нелепость мнения, будто силы природы и силы жизненные в сущности суть одно и то же потому только, что и в природе, и в живом теле замечаются творение, разрушение, возрождение и движение (мн. Гартмана). – Нелепость предположения о тождественности материи и силы (Его же). – Нелепость положения Гартмана: отнимите у материи силы, тяжесть, связность и расширительную силу, и материя уничтожится. – Нелепость опровержения возражения, основанного на разделении жизненных сил от органических веществ, перенесённого будто бы (разделения) из ума в природу (Его же). – Нелепость предположения Гартмана, будто жизненный процесс, по смерти, переходит в процесс брожения. – Умозрение так наз. Натуральных Философов о жизни живых существ сокращается в такое пустое положение: что-то, как-то, куда-то движется в разных направлениях и таким образом происходит жизнь живых существ.

1

Когда пробудился в человеке дух исследования и созерцания, то естественно он обратил большее внимание на самого себя и на окружающие его предметы: в нем родилось желание постигнуть причину и цель своего бытия, и отношение свое к природе. В себе самом он давно заметил, что действует и чувствует особенными частями своего тела, и что от совершенства сих частей зависит легкость и сила его действий и верность ощущений. Такое замечание должно было привести его к заключению, что если бы он мог узнать все части своего тела, и отношения их между собою и ко внешним предметам; то понял бы и самого себя. Но с умножением сведений открылось, что для этого необходимо изучить не только самого себя, но весь мир; обнять всю природу, узнать законы элементарных действий, исследовать неодушевлённые вещи, растения, животные, раздробить их на части и после всю эту громаду сравнить с собою по частям. Великое предприятие! Но ум человеческий не ужаснулся трудностей: напряг силы, изострил чувства, усугубил ухо слуховыми орудиями, стетоскопом, усилил, умножил глаз микроскопом, телескопом, придумал средства дробить материю до последних ее разделений, считать и сравнивать ее атомы, и с сими могущественными пособиями устремился в путь. И вот уж мы далеко на широком поле природы. Цель от нас все дальше и дальше; но мы не унываем, идем вперед: ибо на каждом шагу отыскиваем драгоценности и с каждым шагом нам открываются новые прелестные виды. И вот уж мы знаем большую часть органических и неорганических существ на поверхности нашей планеты, уже начали сравнивать их с нашим телом и пытаемся толковать жизненные проявления. Так, например, как зарождается человек? Зарождение начинается пузырьком, как и в растениях, потом зародыш получает вид червя, после живет, как земноводное, наконец, как высшее животное и как человек. Утроба матерняя есть мир утробного младенца. Он в ней зарождается, развивается, достигает зрелости и, что примечательное всего, перед самыми родами с ним делается перемена, похожая на обмирание⁶. Как будто это необходимо при переходе из одного мира в другой, или как будто и наша смерть есть второе рождение. Как человек растет? Посторонняя материя поступает в тело, раздробляется, растирается, разводится, смешивается и наконец претворяется в животные соки и плоть: мы знаем теперь все орудия, служащие для произведения всех этих действий. Как человек чувствует? Для этого даны ему нервы, которые с одной стороны стекаются в большие нервные массы – мозг и становую жилу, а с другой рассыпаются по всей поверхности тела тончайшими волокнами: при прикосновении внешних предметов к наружным концам нервов, нервная сила пробегает к центральном массе и сообщает душе сведение о предмете. Для слуха устроены орудия по высшим правилам Акустики, для зрения по началам Оптики. В глазу делается изображение усматриваемого предмета, как в самой превосходнейшей камер-обскуре с ахроматическими стеклами. Как человек движется? Для этого служат подвижные кости, обвитые пучками волокон, имеющих способность сокращаться и растягиваться. Одним словом, мы почти постигли механизм живого тела и видим, что в нем нет ни одного волокна лишнего, что все придумано с непостижимою предусмотрительностью и чем совершеннее части меха­низма, тем совершеннее предназначенные им действия.

2

Из всего этого, казалось бы, можно заключить, что главная причина всех жизненных проявлений есть органическое устройство. Но такому заключению противоречит состояние организации до совершеннолетия и после сего периода.

3

Пока орудия тела были несовершенны, дотоле оно развивалось, цвело, красовалось; все орудия постепенно становились больше, крепче, совершеннее: следовательно, не от орудий росло и цвело тело. Наконец человек достиг совершенного возраста, орудия телесные развились во всей полноте: только бы пожить. Нет! С этой минуты начинается ряд явлений, предзнаменующих разрушение тела. Таким образом несовершенство орудий или организации служит как бы условием совершенствования, а полнота развития организации заключает в себе семя разрушения оной. Следовательно, не орудия, не организация есть первоначальная причина жизненных проявлений.

4

И от чего человек и каждое органическое существо, по совершеннолетии, необходимо стареет? Обыкновенно говорят, что органы тела от времени портятся, становятся негодными, подобно как неодушевлённые вещи от продолжительного употребления. Но это сравнение неверно: неодушевлённые вещи портятся от того, что их частицы, отторженные при употреблении, не вознаграждаются и ослабленная связь не выправляется сама собою. Напротив, органическое тело состоит из таких частичек, которые беспрестанно меняются: испаренные расплываются и изверга­ются из тела, а на место их отлагаются из крови другие, так что существо каждого органа беспрестанно обновляется. Посему, если органы тела к старости становятся слабее, то не от трения или отторжения частей, а от того что последующее образование и распределение частиц не так совершенно, как было предыдущее. И этому первоначальная причина должна быть не в качестве органов.

5

Но, далее, отчего же одна и та же сила, под влиянием которой до совершеннолетия отлагались частицы плоти лучшего качества и беспрестанно умножались в количестве, – органы росли и крепли, – после совершеннолетия начала слабеть или действовать противно цели бытия? Нам говорят: «это закон природы; каждое существо должно родиться, жить и умереть, чтоб дать место другим тварям». Такой ответ есть ученой оборот мысли, выражаемой нами словом: «не знаю». Будто Творец не может остановить дальнейших порождений для блага уже порожденных существ? Или будто мало пространства в беспредельности? Мало ли пустого места между землей и Сириусом? Если бы можно было отделиться от земли, то верно какой-нибудь Колумб пустился бы отыскивать живых существ между землею и луной и, может быть, не совсем легко бы было доказать, что этот Колумб имел бы меньше основательных причин, нежели тот, который открыл Америку. В самом деле, будто только и Формы бытия, что ползать по шарику и крутиться с ним в бездонной пропасти около громады огня? Тут тайна и на ней семь печатей?

6

Усилие объяснить сущность жизни из планетных отношений, также и мнение о существенной зависимости духовной стороны человека от качества организации принадлежит более Французской философской школе. Теперь послушаем как судят о сущности жизни глубокомысленные Немецкие Философы и особенно последователи так называемой Натуральной Философии.

7

«Жизнь есть колебание (oscillatio) между положительным и отрицательным полюсом», говорит Кизер в своей Патологии, обработанной по началам Шеллинга.

8

Но что такое в существе своем эти полюсы? Что колеблется или качается между ими? Какое начало качает или поддерживает качание? Это вопросы Крукенберга. В самом деле, что сказано в Кизеровом определении жизни? Положительным полюсом названо здоровье, отрицательным болезнь, а самая жизнь качанием. Следовательно, это определение на обыкновенном человеческом языке слово в слово значит: «жизнь есть существование то в здоровом, то в болезненном состоянии». Итак Г-ну Кизеру показалось, что сущность жизни будет очень понятна, если только придумать другие названия двум Противоположным ее состояниям: ибо противоположность в системе Натуральной Философии есть conditio sine qua non.

9

Вот насколько мыслей другого известного и даже почти классического Немецкого писателя – Гартмана.

«Как относятся жизненные силы к общим силам природы? Деятельность общей природы состоит в беспрестанном творении, разрушении и возрождении и в беспрестанном движении по противоположным направлениям. Но и жизненная деятельность в животном организме состоит в беспрестанном образовании, разрушении и образовании вновь и в движениях также по противоположным направлениям. Из сего следует, что силы общей природы и силы жизненные в сущности не могут быть различны⁷.

10

В этой параллели общего мира с органическим тоже не сказано ничего особенного. Что во всем мире и в царстве органическом мы замечаем появление и исчезание существ, это есть самая общая истина, от которой не много прибавится к сфере наших сведений.

Когда человек хочет обнять умом насколько разных предметов, то мысленно отвлекает от них общие качества, составляет одно общее и, так сказать, обставляет его Фантомами тех предметов, от которых делал отвлечение: это теория. Чем сильнее у человека способность отвлекать, тем больше он обнимает предметов; зато тем тоньше, легче, неопределённее, сфера приобретённых им понятий. Вот почему одной теории недостаточно для изучения природы и особливо Медицины, где каждая ошибка медика, принявшего Фантом за самую вещь, тотчас дает себя знать гибельными последствиями.

11

Далее, что силы общей природы и силы жизненные, например, силы каменных пород и силы человека, в сущности не могут быть различны, потому что там и здесь замечается несколько сходных или одинаковых явлений и, можно прибавить, потому что мы существуем с ними в одном и том же вещественном мире, а с камнями кружимся на одной глыбе и около одного солнца: это не важное открытие. Оно принадлежит к числу таких же бесплодных истин, каковы, например, суть положения, что перо, которым я пишу, есть продолжение меня, по сущности; что дом есть расширение существа хозяина дома; что лихорадка есть поражение (Ergriffenseyn здесь правильно – Ergriffensein, но в оригинале, возможно, старое правописание) электрического момента в его дименсиях и т.п.

12

Стараясь соединить духовное с вещественным, сочинитель опровергает противоположные мнения Идеалистов и Материалистов, или, лучше сказать, мирит их следующим образом:

«Материя и сила нераздельны: как скоро первоначальные силы природы стекаются в известных отношениях к пространству, то являются материей».

13

Этим положением не уничтожается мнение Идеалистов. По словам Г. Философа, нет материи в природе: существуют одни первоначальные силы и являются материей или духом, смотря по разным их отношениям к пространству. Но какие эти разные отношения? Каким образом одно случайное стечение первоначальных сил в известных (т. е. самых неизвестных) отношениях к пространству проявляются камнем, металлом, растением и животным, человеком, планетою, солнцем, целым мирозданием, и все это в такой изумительной стройности? Откуда взялись эти первоначальные силы? И если бы в самом деле они были виною всех чудес мироздания со стороны вещественной и духовной, виною той лепоты, благости и истины, которыми отзывается таинственный глагол в нашем сердце, во всем нравственном мире и раздается по распростертым над нами небесам, то как наименовать их в отношении к миру и человеку?

14

Ничтожность материи доказывается так:

«Отнимите у материи силы, тяжесть, связность, расширительную силу, и материя уничтожится сама собою». (ibid).

Мысленно отнять можно, а на самом деле мы не в состоянии вытеснить из пространства ни одной вещественной пылинки.

15

В п.106 доказывается, что жизненная сила и материя, в которой она обнаруживается, суть одно и то же и

«Опровергается возражение, основанное на разделении жизненных сил от органических веществ, перенесенном ( разделении ) из ума в природу»⁸.

Что это? Стало, надобно без ума рассуждать о природе? После этого и «дважды два четыре» может быть неверно: потому что и эта аксиома существует в уме, а в природе может быть иначе? И каким образом мертвой труп продолжает жить и даже есть самая жизненная сила? Вот каким образом толкует Философ:

16

«Жизненный процесс переходит в процесс брожения, который отличается от жизненного не существом, а только отношением факторов»⁹.

Следовательно, и человек по смерти продолжает жить в брожении, например, как квас, пиво и т. п.; следовательно, та же сила, которая философствует, после может кипеть в шампанском и увеселять сердце человека, или распространять смрад и смертоносные заразы на гибель человечеству! О глубина премудрости Немецкой! Недаром так любят ее молодые люди и недаром она так походит на чуму – по сущности философской. Между тем книга написана в полном убеждении в истине учения и с благим намерением обуздать фантазию молодых врачей.

17

Мне скажут, что здесь разумеется одно тело. Но если мы, например, способность философствовать приписываем силе, которую называем душою, и если этой способности орган или вещественное условие находим во лбу или в передней доле мозга, то, предположив согласно с Г. Философом, что сила и материя, в которой она существует, суть одно и то же, необходимо следует, что по смерти человека эта способность играет роль гниения мозга и дальнейших его превращений. А что такое умствование без ума имело влияние на развитие наук в наше время, этому доказательства можно найти в Черепословии, в учении о душевных болезнях, в Анатомической Патологии, в Физиологи и проч. В исследованиях физиологических примечательны некоторые опыты над животными и особенно выводимые из них следствия, как кажется, без большой последовательности. В пример расскажем один опыт.

18

Взять голубя, взрезать ему голову, выломать череп, вытаскать мозг – изобретение знаменитого Французского Физиолога – и поскорее вложить в голову ком амальгамы из ртути с оловом и цинком. Голубь не тотчас умирает: он еще махает крыльями, еще раскрывает глаза и даже, когда поднесут воды, разевает рот, чтобы пить. Какое заключение выведете вы из этого явления? Кажется, естественнее всего судить так: что начало, оживлявшее голубя, находилось не в одном мозгу, и что по заменении важного материального условия амальгамою или другим подобным веществом, вскоре после операции, жизненное начало еще не потеряло своего влияния на приготовленную им плоть и, может быть, даже усиливалось исправить разрушение, и потому возбудило к деятельности оставшиеся органы: такое действие жизненного начала называется спасительным усилием природы (vis naturae medicatrix). Впрочем, я не считаю неоспоримым своего объяснения, но смело утверждаю, что заключение экспериментаторов неверно. Они, предположив, что начало жизни должно находиться в мозгу и, следовательно, по извлечении мозга, уже не должно существовать в голубе, произошедшие по вложении амальгамы явления приписали силе этого вещества. А так как в амальгаме предполагали существование электричества по причине смешения разных металлов, то и заключили, что электричество заменило жизненное начало. Итак, по их суждению, уже электричество махало крыльями, раскрывало глаза, отличало воду от других предметов, раскрывало рот, чтобы пить воду и понимало, что это надобно было для голубя, убитого Физиологами. Уж если бы это электричество было так умно, то лучше бы у Физиологов была амальгама вместо мозгу.

19

«Из развитых доселе начал», говорит философ, «получается следующее умозрение о жизни в животном и человеческом организме»

«Так как в каждой части животного организма находится противоположность веществ, то в каждой части находится и противоположность сил. Посему каждая часть организма содержит в своем существе материальные и динамические факторы жизненного процесса, следовательно, каждая часть имеет в самой себе и сама из себя жизнь и источник своей жизни».

«Противоположные силы увеличиваются (steigern), возбуждая одна в другой деятельность до известной степени: достигши этой степени, они начинают одна другую истощать, отчего наконец приходят в равновесие и покой, и процесс, происходящий от сего взаимного действия, останавливается».

В чем состоит упоминаемая здесь и везде противоположность веществ или сил? Все вещи и все силы, и все явления и действия природы и сходны, и различны между собою; и те стороны, которыми одна вещь разнится от другой, конечно, более или менее противоположны. Какого же рода противоположность веществ или сил требуется для жизни? Почему одни и те же силы сначала возбуждают, а потом истощают одна другую; одно и то же нечто делается источником и жизни, и смерти? До какой известной степени должна восходить деятельность противоположных сил? Что выводит их из первоначального равновесия и после опять приводит в равновесие и покой? Все это остается загадкой, так что, по исключении всего непонятного из помянутого умозрения, оно сокращается в следующее, в не многих словах многообъемлющее положение: что-то, как-то, куда-то движется по разным направлениям и таким образом происходит жизнь всех живых существ и, пожалуй, объясняется тайна творения.

После столь неудовлетворительных, но для неопытных ослепительных умствований известных в ученом свете мыслителей, нельзя не осмелиться обнаружить и свои суждения.

Общепринятые мнения созревают в сильных мыслителях и от них распространяются по народу. – Новейшие мыслители не удовлетворяют внутренним потребностям человека и его не опровергаемому предчувствию, что существо его не может уместиться на короткой черте земной жизни. – Человек есть существо чувствующее, мыслящее и верующее. – Ложные веры суть верования в чувственные образы гаданий, какие имеет ум человеческий о силах природы. – Истинная Вера одна – Откровенная: Она открылась не умствованиями, а силою Духа, Слова и дела. – Факты суть изречения природы, а выводы из них суть толк человеческий, или теории. – Умножение фактов и беспрестанное изменение теорий – одно с другим неразлучно. – Наблюдатели собирают факты, а теоретики укладывают их, сооружают из них здание Науки. – Предмет сочинения.

1

Во всяком животном теле есть такая жидкость, из которой отделяются другие влаги и отлагаются все плотные части: эту жидкость я называю кровью.

Если вы видите, как в неорганической природе капельная жидкость садится в кристаллы, то предполагаете в ней образовательную силу кристаллов и самые кристаллы считаете выражением той силы, той, можно сказать, мысли, которая существовала в жидкости. То же самое, что в этой жидкости, делается в крови – жидкой плоти, как называет ее Гиппократ: в ней таится Живая Единица и в ней родится и созревает мысль для каждого органа телесного и для каждого проявления жизни.

При выяснении этого положения сочинитель не позволит себе делать произвольных догадок, а только будет выводить заключения из дознанных уже истин. Впрочем, опираясь на открытия знаменитых наблюдателей природы, он будет судить по-своему, не подавляясь их тяжеловесными именами; он осмеливается, как бы сказать, основать свое собственное учение, но на чужой твердой стене.

Само собою разумеется, что в таком случае нельзя ему избежать столкновения с мнениями, общепринятыми и тоже основанными на фактах. Это обстоятельство некоторым покажется странным и, может быть, уже достаточным для опровержения излагаемых здесь мыслей. Но странность такого рода зависит от особенности взгляда на достоинство общепринятых мнений, на Веру, на приобретённые нами факты и на основанные на них теории, о которых и скажем насколько слов предварительно для тех, кои без того, может быть, не решились бы следовать за сочинителем в развитии его учения.

2

Есть в каждом человеке тайные мысли, управляющие всеми его действиями. Мы представляем их решительно верными, неоспоримыми, и все, что противоречит им, кажется нам странностью. Только внимательный Историк замечает, что они изменяются с веками, так что несомненное в одном столетии делается странным в другом и наоборот, и потому приписывает их духу времени, который собственно они и составляют. Эти-то мысли, выражаемые не столько языком, сколько самим делом, я называю мнениями общепринятыми, которые имеют влияние не только на нравственный быт человека, но и на все его совершенствование, следовательно, и на ход Наук и на исследования медицинские.

Они суть плоды мышления каждого поколения человеческого и созревают в сильных мыслителях века, как представителях общего мышления, от которых потом и распространяются по всем прочим сословиям народа.

3

Судя по простым началом ума, нельзя не согласиться в том, что сильные мыслители наших времен, начавши из темной, так называемой, трансцендентальной глубины духа человеческого, остроумно развивают свои умствования; но в конце развития отравляют ими самые святые надежды наши. Это одно уже делает их подозрительными.

Странно упорство наших мыслителей в защищении такого учения, которое совсем противно тайному и ничем не опровергаемому предчувствию человека, что нельзя уместить его существа на короткой черте этой жизни; Предчувствию, для которого и от которого, может быть, он и предпринимает труды изысканий вне и внутри самого себя. Если бы случилось кому-нибудь заблудиться в большом лесу, и если бы, стараясь выйти из леса, он заметил, что идет все далее вглубь, то благоразумие заставило бы его воротиться к прежнему месту, или по крайней мере, переменить направление. Философ нашего времени делает не так. Он идет все вперед с послушною ему толпой, не оглядываясь, пока дойдет до стремнины. Тут останавливается, старается выпутаться из числа невежд остроумными софизмами, уверяя последователей, что нет другого выхода, и в безумном самоотвержении первый бросается в пропасть, чтобы и другие туда же последовали. А другие за ним, чтобы, как они говорят, не отстать от века, хотя бы он стремится в бездну.

Такое упорство не зависит ли от сущности нашего умствования? и вот каким образом. Когда вы стоите подле высокой прямой стены и смотрите вверх; то вам кажется, будто стена наклонилась. Отчего это? От того, что вы, смотря на стену, мысленно проводите параллельную к ней линию и заметив, что эта линия, в отдалении от вас, сблизилась со стеною, полагаете, что скорее стена склонилась к вашей умственной линии, нежели эта линия изменила свое направление. На самом деле невозможно ни то, ни другое: обман произошел от угла зрения, или от способа видения чрез вещественный орган зрения. Нет ли такого же обмана в умственном видении души из плотяной храмины и не потому ли врождённа нам потребность верить в сверхъестественное?

Если можно сравнить с током направление всех действий человеческих, то наши Философы прорыли грязное русло этому току. Удержимся от его влечения; не пойдем за толпою; осмелимся усомниться в учении наших славных мыслителей! Конечно, это есть дерзость во всяком, непосвященном во все таинства новейшей Философии, но она извинительна по многим причинам, даже и потому, что когда человек незнающий усиливается понять человека много знающего, то первой должен о многом спросить у последнего. И в таком случае каждый вопрос его есть извинительное сомнение в истине того, что утверждает много знающий. Сверх того, какое право имеют Философы требовать, чтобы мы им верили безусловно?¹⁰ Боже мой!.. верили!... вера!... Правда, что человек, как говорит Крукенберг, есть существо чувствующее, мыслящее и верующее; но безусловно верить человек может и должен только в одно, у него одна естественная или Истинная Вера и в ней уже нет ничего от ума человеческого: Это – Вера Откровенная, Вера в ЖИВОГО БОГА.

4

Всякое другое верование собственно есть только доверие одного человека к другому, под условием, если утверждаемое не окажется ложным при дальнейшем исследовании – и даже прочие, так называемые веры суть только верования в чувственные образы гаданий, какие имеет ум человеческий о силах природы. Таковы суть вера Языческая (Мифология), Египетская, Китайская и таковы суть все бредни философские о Высочайшем существе. Все они проповедуют о мертвом начале вещей и произошли, кажется, таким образом.

5

Явился в народе человек с необыкновенною головою, обнаружил умствования высшие, нежели у прочих соотечественников; передал их другим мыслителям, из которых одни поняли больше, другие меньше, но все согласились, добавляя непонятное доверием; от сих перешло учение к другим еще слабейшим мыслителям, которые должны были доверить еще более, и таким образом составилась толпа частью понимающих, частью верящих на слово. Вероятно, так произошли разные веры до Откровения, так и в наше время, сильные мыслители – esprits forts – увлекают за собою толпы слабейших, которые собственно только переменяют истинную Веру в верование во что-то умное. А умным по названью, как известно, очень дорожат люди, у которых мало умного своего. Такое верование не достойно своего названия.

6

Истинная Вера отвергла мудрования человеческие: наперед сказано: «погублю премудрость премудрых и разум разумных отвергну». Она открылась свыше и победила не умствованиями, а силою Духа, Слова и Дела; явилась непонятная, неизъяснимая; возникла в самой глубине человеческого ничтожества и бедствий. И все, чем силен человек на земле, восстало против неё: сила честей и богатства, сила обыкновенного рассудка и общепринятых мнений, сила смертельных ужасов и сила прельщения совокупились против неё все вещественные и духовные силы человека, и что же? Она только росла от препятствий. Возросла и тотчас остановила все колеса всесветной машины Римского Царства; расторгла все его связи; сокрушила и разбросала древнее здание ума и силы человеческой – «и истню я, яко прах пред лицом ветра, яко брение путей поглажду я» – создала новый Рим, новые пружины, новый порядок и теперь – смотрите! – вею землю: Европу, Азию, Африку, Америку, южную Австралию – все народы объяла духом силы Своей. Тут нельзя умствовать! Пытался гордый ум опрокинуть ее Алтари: нельзя! Она исполняет нестерпимым мужеством своих ратоборцев, воздвигает стихии, всю природу за Себя. Тут не о чем рассуждать, осталось только видеть, верить и благоговеть. Вот для Кого, вот для чего человек есть существо верующее. А философские порождения подвержены вечному изменению: им не должно верить безусловно; их должно всегда подвергать строгому испытанию.

7

Правда, что всякому происшествию была своя причина. Но я думаю, что открываемая нами цепь причин и действий как в природе, так и в происшествиях человечества, есть маленькая частичка большой цепи, которая принадлежит к системе, невместимой в уме человеческом. Посему в великих происшествиях мира, и особенно в делах Веры, может быть, вернее судить потому, что случилось, нежели по тому, как то и то случилось. Заметьте сии важные происшествия в Христианстве:

Во-первых, пред Воплощением Христа собрались почти все народы в одно царство, где проповедовали Апостолы.

Во-вторых, когда по утверждении Веры, духовная власть в Риме, обольстившись мудрованием, хотела святую Веру сделать орудием человеческих видов и чрез то разлила сомнение в Христианстве, то что сделалось? Святая Вера сокрушила власть Рима.

В-третьих, в недавнее время в недрах самого Христианства возникло так называемое царство ума и грозило Алтарям Христовым. Брожение началось в половине XVIII столетия, а в конце этого столетия вышло из него чудовище, лютое, облитое кровью царскою, и человек затрепетал, увидев чадо своего ума. Что же случилось? Столпились воинственные полчища около грозной головы; устремились во все стороны, где проповедано было учение ума; ознаменовали следы свои мечом, огнем и кровью, и распространили ужас и отвращение к себе в истинных Христианах. Наконец, они устремились на Север, где и преданы были на жертву праведной мести верного народа, на сожжение, на потопление, на истребление гладом и морозом, как вредных насекомых; а глава их закинут был к другому полюсу, на пустую скалу среди моря.

Наконец, есть еще важное обстоятельство в устроении Христианской Веры. Из множества разных народов Древности остался только блюститель Ветхого Завета скитаться по всему лицу земли, как будто для обличения неверующих, или как будто для того, чтобы наши философы не сказали, что Ветхий Завет не существовал отдельно от Нового. И Апостол говорит, что отчасти наведено ослепление Израилю дотоле, пока внидет исполнение языков.

К чему эта проповедь! скажут мне, и проповедь в медицинском рассуждении. Почему же и не так?

Мне кажется очень странным то, что мы, разделив и подразделив одни других на разные роды и виды, чуждаемся существенных для каждого из нас мыслей потому только, что считаем их принадлежностью другого класса людей, которым, мимоходом сказать, мы не верим. Или потому, что приписываем их особенному характеру, особенной организации, даже особенным возвышениям на голове. Первое выражено прекрасною баснею неподражаемого Крылова, где простолюдин счел неприличным и потому посовестился в чуждом приходе плакать от трогательной проповеди. А для пояснения последнего я читал где-то вот какую басню: «Слепой братии рассказывал один зрячий, что он видит то и то. Слепые от рождения долго слушали и дивились. Наконец один из них толкнул соседа, и говорит: да, что мы его слушаем? ведь, он бредит и бредит именно от того, что у него пониже лба две шишки, совсем не такие, как у нас!»

Сверх того, если мы, Медики, спросим у своей совести, нет ли примеси нравственного яда в распространяемом нами учении о сохранении телесного здоровья – в учении, во многих отношениях ложном, за дело попираемом в каждой хижине бедняка и осрамлённом в раззолочённых палатах у наших богачей, откуда выглядывают бледные, хворые привидения, только по ночам, в притворно веселых хороводах расцвеченные минеральными красками – если мы спросим об этом у своей совести, то почувствуем, что не мешало бы нам стараться очистить свое учение или освятить, оживить его учением нравственным! Особенно стараться нам, Русским медикам, коих большая часть получили вместе и духовное образование, которое в Русской душе не может и не должно остаться бесплодным, как цвет дерева, обмороженного презрением невежд.

Наконец, жаль смотреть, как разрастается вредная трава с Запада, и как притаились истинные поклонники Веры: молчат и думают: «что-то будет!» Что будет? Она –святая Вера – терние сожжет огнем, а рассадителей убьёт духом уст своих.

8

А чтобы этот язык не казался очень странным для соотечественников, заметим, что ныне и в преосвященнейших странах такие же мысли рождаются у многих, а не в одной душе сочинителя. Я случайно заглянул в Венские журналы¹¹ и вот что нашел, напечатанное в один и тот же день в разных журналах:

1. В Dег Adler, N 112, Четверг, 7-го Июня н. ст., статья: «Aufklärung – Просвещение». Довольно пространная статья о господствующей страсти к деньгам, о пустоте и ложном направлении нынешнего просвещения.

2. В модном журнале – Wiener Zeitschrift für Kunst, Litteratur, Theater und Moden, N. 68. Четверг же 7-го Июня, статья: «Weh dem, der lügt – горе тому, кто лжет». Тут яркими красками изображены следствия светских обманов и ложь названа чадом дьявола.

3. В том же модном журнале и в том же листке 7-го Июня, в статье «Sаlоп ѵоп 1838» между прочим сказано: der Gott des Jahrhunderts ist der Materialismus und Robert Macaire ist hoher Prister und die Börse der Tempel, wo ihm Menschenopfer gebracht werden: so klagt man aller Orten. то есть: божество настоящего столетия есть материализм, верховный жрец его – дьявол, храм его – кошелек и в этом храме приносят людей на жертву: везде слышны жалобы на это.

О славных литераторах 18-го столетия ныне отзываются уже вот каким образом – и тоже Четверг 7-го Июня, в Ausserord. Beil. zur Allg. Zeit. N. 298, 299 – .... «schuf Diderot das bürgerliche Trauerspiel und brachte jenes Concoct von Bluthenstaub und Lauge, von Phrasen und Bildern, von, Rhetorik und Gewöhnlichkeit auf, das heutzutage noch in allen Litteraturen, wie ein abzehrender Krankheitsstoff, fortwirkt».

9

Знаю, что это не убедит многих; мне скажут, что в нашем просвещённом веке все мнения, принятые образованными людьми, основаны на фактах, открытых и много раз поверенных и не одним человеком, как бывало в старину, а многими и самыми остроумными наблюдателями природы, и на умствованиях великих мыслителей новейших времен, которые приготовили и совершили большие перевороты в мире. Может быть, это и так! Будем же рассуждать для приобретения полного убеждения в истине, или для упражнения способности рассуждать и особенно желаем слышать возражения. Ибо умствование есть род шахматной игры, и притом самой благородной, потому что в ней истинные игроки, будучи противниками – врагами, невольно любят и уважают один другого. Горько проиграть, однако же все приятнее играть с сильным игроком.

10

Несмотря на то, что факты, сами по себе, не опровергаемы; ибо они суть как бы наречения самой природы: однако же выводы из фактов, или, что все равно, основанные на них теории суть толк человеческий и потому могут быть столько же различны, сколько изображения одних и тех же предметов усматриваемых чрез стекла разного цвета, вида и прозрачности.

11

Сверх того, мнения человеческие или теории подвержены беспрестанному изменению от самых успехов просвещения, потому что они, как приложения производительной способности слабого ума к производительным силам всемогущей природы, не имеют в себе и начала достоверности, а суть только более или менее вероятны. Как мы их строим? Собираем факты о данном предмете и, сравнив их между собою, составляем такое общее положение, из которого бы могли, по законам умозаключения, вывести частные положения, соответствующие замеченным фактам. Но по мере точнейшего исследования предмета открываются новые факты, более или менее противоречащие общему положению, отчего мы и принуждены беспрестанно поправлять или перестраивать свои теории. Объясню примером.

12

Когда человек вздумал в первый раз осмотреться в этом мире. то увидел над собою небо сводом, и на своде днем лучезарный круг, а ночью блестящие точки с переменчивым светилом; кругом же около себя увидел далеко, далеко землю с ее горами и реками. Этих фактов достаточно было, чтобы создать теорию о хрустальном своде неба, о повешенных на нем светилах и о беспредельной плоскости земли. После сколько было изменений в этой теории до Коперника! И Коперникова система не есть математически достоверная теория, или по крайней мере, она очень вероятна только в отношении к каким-нибудь 12-ти – 15-тн звёздам. Предполагая такое же устройство во всей вселенной, мы очень произвольно заключаем от числа двенадцати ко всем прочим мириадам миров таких звёзд, в которых не усматриваем даже и протяженности.

Я взял в пример астрономическую теорию, потому что она ныне принадлежит к самым вероятнейшим, хотя, может быть, настоящая верность ее зависит и от того, что она по существу своему изменяется очень медленно; ибо каждый факт ее требует для наблюдения нескольких жизней человеческих. Теперь сколько же было и сколько ныне есть медицинских теорий! В одно наше время столько было теорий, одна другой противоречащих, что мы стали пренебрегать ими и устремились за одними фактами.

13

Между тем, кажется, и это есть крайность. Собственно, нельзя обойтись ни без фактов, ни без теорий. Нам говорят, сначала надобно собрать все факты, и потом с осторожностью основывать на них теорию. Но факты беспрестанно умножаются, и если безрассудно воссозидать всю природу из одного ума, то столь же неосновательно думать, что мы когда-нибудь исчерпаем все факты и дождемся такого времени, когда можно будет начать построение на них всеобщей и всех частных теорий о природе, жизни и проч.

14

Мне кажется, что теории необходимы для связи фактов, что умножение последних и беспрестанное изменение первых одно с другим неразлучно, и как то, так и другое означает быстрый ход наук и потому, несмотря на зыбкость наших теорий, никак не должно пренебрегать ими. Великое дело быть верным наблюдателем природы, иметь дар глубокого, так сказать, прозрения, или дар разуметь язык природы, или осязать чувствами ее сокровенные тайны. Однако же имеет заслугу и тот, кто умеет связать приобретённые факты, или первой указывает на слабость старых связей. Оба – и наблюдатель, и теоретик – работают вместе: первый отрывает драгоценности, а последний укладывает их, сооружает из них здание Науки: и оба работают для блага человечества.

15

Итак, сообразив все доселе сказанное, видно, что общепринятые мнения, составляющие дух нашего времени, не имеют твёрдого основания, и что открываемые нами факты, если не связаны теорией, то суть мёртвые буквы, а если же связаны, то их связи слабы и подвержены беспрестанному изменению.

16

Такой взгляд на общепринятые мнения, на факты и основанные на них теории, был причиною, что сочинитель сих статей осмеливается противоречить догадкам нынешних ученых о жизни человеческой. Обыкновенно, все проявления жизни производят от вещественных условий человека, а он утверждает противное, именно:

1. Что вещественные, беспрестанно изменяющиеся, скоро преходящие условия жизни, суть временные проявления неизменяемого и вечно деятельного духовного начала, названного у него Духовною Единицею.

2. Что число и качества телесных органов, или весь телесный состав суть временное выражение в материи числа и качеств бессмертных атрибутов Духовной Единицы.

3. Наконец, что это выражение или обнаруживание Духовной Единицы в вещественном мире всегда начинается в крови.

Кровь имеет собственное движение. Материя делится, но не рождается, а духовные существа не делятся, но рождаются одни от других. В крови начало, образующее органы и определяющее их отправления. Духовные действия в живом теле могут оставаться при повреждении соответствующих им органов. Рост живого тела нельзя уподоблять устроению машины, где части прилаживаются одни к другим: при развитии живого тела оно все, так сказать, выдвигается из небытия в бытие. Духовная Единица имеет троякое действие на оживленную материю: соблюдает приобретённую, извергает или исправляет испорченную, и усвояет вновь прибывающую. Действия Духовной Единицы в самой себе, в плоти и во внешнем пространстве. Необходимые условия движения живого тела. Такая жидкость, как кровь, необходима в живом теле для выполнения условий оживлённого состояния материи.

1

Судя по устроению и отправлению кровеносной системы в человеке и высших животных, кажется, что движение крови должно зависеть от механического действия сердца и кровеносных сосудов, при динамическом влиянии на них нервной системы. Но при точнейшем исследовании оказывается, что кровь имеет свое собственное жизненное движение. Это видно из следующих опытов и наблюдений:

1. Если у лягушки вырезать сердце, то движение крови в окружных частях тела не останавливается, и продолжает двигаться около получаса¹².

2. По перевязывании у животного начальственной артерии и полой вены кровь не перестает притекать к сердцу из окружных частей тела¹³.

5. По перевязывании начальственной артерии и полой вены кровь из открытой вены в верхних частях тела не перестает течь даже против своей тяжести и так, что животное истекает кровью¹⁴.

4. У людей и животных, по смерти, находили сердце внутри совсем окостеневшим и однако же люди и животные долго жили с таким пороком главного органа кровообращения¹⁵.

5. В вырезанной у лягушки печени кровообращение продолжается долее получаса¹⁶.

6. В зародыше кровь начинает двигаться до образования сосудов¹⁷.

7. Тревиранус объяснял движение крови без сердца влиянием на нее нервной системы¹⁸ и Баумгертнер был такого же мнения, основываясь на предположении, что в зародыше мозг и становая жила образуются прежде крови. Но это предположение оказалось неправильным, потому что кровь в виде жидкости (plasma) без кровяных пузырьков существует и движется гораздо прежде образования мозга и становой жилы¹⁹, следовательно, без влияния на неё нервной системы.

Сверх того известно, что по отнятии головы у животного, кровь долго не перестает двигаться; наконец, кровь движется у животных, не имеющих нервов, равно как и соки в растениях.

Основываясь на сих и многих других наблюдениях и опытах, Шульц²⁰, Наalу²¹ и Крукенберг²² допускают в крови собственное движение, не зависящее ни от действия сердца и сосудов, ни от влияния нервов.

Тоже самое мы выведем из понятия о живом теле, изложенного в первой статье «О жизни вообще».·

2

Все плотные части живого тела образуются из жидкости и все имеют определённое предназначение. Следовательно, в жидкости должно существовать начало, как образующее плотные части, так и определяющее их отправления. Сердце и сосуды произошли из крови и служат для движения сей жидкости: следовательно, в крови должно предполагать то, что образовало кровеносную систему и вместе определило как ее отправление, так и состояние движения самой крови, как живого вещества.

3

Духовная Единица неразделима: только материя делится; зато материя не рождает и не рождается. Напротив, духовные существа не делятся, а рождаются одни от других, как мысли от мыслей. Посему, если отделённая от живого тела часть продолжает жить, то не иначе, как при существовании в ней всего духовного начала того тела, от которого отделена часть. Если, например, разрезать полипа пополам, то из каждой половинки вырастает целое животное, а в виде половинки не может жить ни та, ни другая часть. Здесь материя разделена, а духовное начало не разделилось на части; одна идея родилась от другой и обе существуют вполне. На сем основывается также рассаживание дерев посредством черенков или травяных растений посредством веточек. Таким же образом, если у рака оторвать клешню, то в той части животного, которая остается живою, вырастает другая клешня.

Далее, у высших животных и у человека отделённый член опять не вырастает, может быть, потому что здесь органическая материя слишком сложна. Однако же духовный атрибут или духовное существо члена, например, отнятой ноги, не исчезает. Ибо известно; что после операции больной долго чувствует пальцы отнятой ноги, или случается так, что человек, потерявший ногу, чувствует боль в колене, в пальцах, которых давно нет, болит деревянная нога, и иногда во всю жизнь. Обыкновенное объяснение этого явления привычкою или перенесением ощущения слишком неудовлетворительно, чтобы стоило труда опровергать его методически. Но почему же без этой странной боли человек не чувствует, что у него еще есть нога? потому что мы здоровых членов и не отнятых совсем не чувствуем. Наконец бывают случаи, что некоторые, и притом самые важные, действия Духовной Единицы совершаются, можно сказать, без соответствующих им органов. Всякому известно, что большой мозг есть орган душевных способностей, что малый мозг, по всему вероятию, имеет существенное влияние на отправление детородных частей, и наконец, что становая жила служит для движения тех мышц, которые получают из неё свои нервы. Приняв это за доказанные истины, как объяснить следующие случаи?

1) Г. Gensoul из Лиона в одном случае при вскрытии умершего нашел, что большая часть становой жилы в поясничной стороне была совершенно разрушена и превращена в кашицеобразную жидкость. Между тем при жизни умершего нижние конечности, получающие свои нервы из сей части становой жилы, нимало не были ослаблены²³.

2) Вельпо рассказывает случай еще удивительнее. Весь продолговатой мозг, от Варолиева моста и ниже пирамид, превращен был в настоящую жидкость; не оставалось ни малейшего следа мозгового существа и даже не было плев. Несмотря на такой недостаток умерший до смерти имел свободные движения²⁴.·

3) У одной 11 летней девочки, умершей не от болезни мозга, совсем не было Варолиева моста и малого мозга. На месте последнего находилось несколько пасочной жидкости. Так как не видно было никаких признаков болезненного действия, которое бы могло разрушить помянутые органы, то следовало заключить, что их не было от рождения. Несмотря на отсутствие столь важных частей нервной системы дитя прожило почти до 12 лет, и, что еще удивительнее, на 12-м году подвержено было masturationi²⁵.

4) Девица 17 лет умерла от рака значительной величины в полушариях мозга. Незадолго пред смертью она потеряла движение, зрение, обоняние, вкус и осязание. А душевные способности до самой смерти оставались совершенно здоровыми: ум светлый, суждение верное, память твердая²⁶.

5) Мужчина 28 лет умер от воспалительной болезни в животе. При вскрытии нашли, что у него совсем не было верхних частей мозга над правым желудочком, именно: не было ни средней, ни задней доли мозга, а от передней доли оставалась только спереди небольшая часть над полосатым телом. Места недостающих частей наполнены были светлою жидкостью, в которой плавало несколько плев. Умерший еще бывши трех лет, упал из окна на улицу и ударился головою о землю. Тотчас же вся левая сторона отнялась, но душевные способности нимало не потерпели: умерший при жизни имел очень хорошую память и говорил свободно и с легкостью²⁷.

Наконец Андраль замечает, что находимые у умерших в помешательстве болезненные изменения в мозгу, как то: воспаления, кровоизлияния, размягчения, отвердения и проч., могут быть не более, как предрасполагающими причинами помешательства²⁸.

Теперь спрашивается, следует ли из сих и множества других подобных наблюдений, что мозг не служит для душевных способностей, а становая жила для движения? Никак. Пока тело одушевлено, дотоле пребывает в нем вся Духовная Единица и, смотря по обстоятельствам, (о которых будет в своем месте), обнаруживается или вполне, или, что чаще, с недостатком некоторых проявлений. Но в последнем случае не всегда недостает тех проявлений, какие Физиологами приписываются поврежденной или совсем расстроенной части нервной системы²⁹. При повреждении одной и той же части нервной системы могут страдать или движение, или чувствование, или душевные способности; сии страдания могут оказываться попеременно или перемежаться. Это последнее замечание Андраль повторяет при изложении припадков почти каждой болезни центральных органов нервной системы. Во время так называемого паралича у помешанных, который делается постепенно, в течение недель шести до 1–4 лет, часто замечают что мышцы, бывшие прежде совершенно параличными, после поражаются конвульсиями³⁰. Но еще примечательнее в сем отношении следующий случай, рассказанный Андралем.

6) «В Charité в Париже поступила помешанная женщина 57 лет и жаловалась на припадки удушения и на трепетание сердца, так что можно было подозревать расширение (aneurysma) сердца. Но сии припадки мало по малу прошли; зато сделалось у больной жесточайшая головная боль, похожая на ту, которая известна под именем clavi hysterici. И эта боль прошла; сделалось сильное колотье в груди. Потом все это исчезло; зато отнялась правая рука (paralysis); но та же рука после сильно вытянулась и наконец укоротилась. Вместе с сим кожа на некоторых местах потеряла чувствительность, По прошествии нескольких дней укороченная рука опять выправилась и больная оставила больницу совершенно здоровая³¹. Спрашивается, в каком месте тела должно предполагать анатомическое повреждение, бывшее причиною этой болезни? И если бы случилось по смерти больной найти поврежденное место, то но вернее ли предполагать, что оно было больше следствием, нежели причиною страдания, так точно, как например распухшее лицо во время приступа падучей болезни есть следствие, а не причина приступа³²? Вот еще такой же пример.

7) Мальчик 7 лет почувствовал, как будто кто тер по спине шелковою материей; это чувство простерлось до ложечки и сделалась икота, которая вместе с помянутым чувством потом продолжалась три года. После сего чувство трения перешло из-под ложечки в шею, и потом распространилось по всем частям тела, но после всего перешло в руки и спустилось в них до пальцев. Вместе с сим чрез несколько времени опять началась икота. В один день больной случайно сжал руку, и икота перестала. Это продолжалось 9-ть лет: когда больной забывал сжимать руку, то делалась икота, а по сжатии руки она тотчас опять прекращалась. В таком состоянии больного начал лечить Д-р Нellis. Он перевязал больному кисть руки, но это нимало не помогло. Через два года икота совсем прекратилась, а на руке оказались шишки, какие бывают у ломотных стариков³³. Расскажу еще случаи.

8) Молодая девица, Louise Harduin очень долго лежала разбитая параличом. В 1725 году призваны были к ней четыре медика, которые, осмотревши больную, объявили, что болезнь ее неизлечима. Это случилось в то самое время, когда начались чудесные исцеления от гроба Диакона Paris. Наша больная вздумала побывать у его гроба. Но прежде, нежели она туда отправилась, просила, чтобы ее освидетельствовали и удостоверились в действительности ее болезни, что и сделано при Г. Parent, который был тогда судьёй на Cour des comtes. Больная не могла ходить даже и на костылях: ее отнесли к гробу на носилках. Из церкви св. Медарда (Medardus) вышла она без посторонней помощи, возвратилась домой в улицу Geoffroy – Lasnier и сама собою взошла вверх по двум лестницам³⁴.

В природе не существует крови с ее сосудами без других телесных образований. Живое тело состоит из многих вещественных образований, которые все вместе служат одно другому условием существования и действия.

Также не должно терять из виду того, что живое тело образуется совсем не так, как делаются обыкновенные человеческие машины, где одна часть прилаживается и укрепляется к другой. Так, например, о живом теле нельзя сказать, чтобы в нем сухая жила приросла к кости: потому что не было такого времени, в которое бы настоящая выработанная кость существовала отдельно от своей сухой жилы. В живом теле все части образуются и совершенствуются в одно время и в одном определённом отношении одни к другим: вся живая машина готовая, так сказать, выдвигается из небытия в бытие.

4

Теперь обратимся к понятию о живом теле. В нем заключаются следующие положения:

I. Живое тело мы представляем проявлением живой, Духовной Единицы в веществе или как бы ее воплощением.

II. Живая Единица, как духовное начало, должна иметь свои акты, которые можно назвать мыслями.

III. Акты духовного начала или Живой Единицы должны быть сообразные с целью или, так сказать, умные; ибо оно, как нечто однородное с нашим умом, должно действовать по сходным с ним законам необходимости.

Я представляю, что то, что в нас мыслит, нераздельным с тем, что работает в нашей плоти. Последнее как бы мыслит плотью: плоть и кровь имеют свое мудрование. В жизни нашей есть случаи, где первое, прекратив обыкновенное мышление, обращается внутрь организации. Также есть и такие случаи, где последнее, оставив работу в самой плоти, боле или менее выступает в сферу мышления. То и другое составляют одно начало, Живую Единицу, которая, судя по совокупным действиям и проявлениям в живом теле, во все течение жизни ни убывает, ни прибавляется. Также нет ни одного явления, по которому бы можно было с основательностью утверждать, что она когда-нибудь исчезает: во время жизни ни на одно мгновение не исчезает центр ее бытия и действия – Я; он беспрерывно и ясно виден во всех ее обнаружениях духовных и телесных. Но подробнее о сем будет в своем месте: обратимся к тем законам необходимости, по которым должна действовать Живая Единица, как духовное существо.

5

Чтобы вещество оставалось живым, или, что все равно, чтобы Духовная Единица пребывала и действовала в веществе, необходимы следующие три условия:

1. Соблюдение вещества, как существа чуждого Единице, в своем распоряжении или в состоянии покорности. А так как вещество недолго остается под влиянием духовного начала (что, как ниже увидим, зависит, может быть, не столько от вещества, сколько от самой Единицы), а беспрестанно убегает от оного, то необходимо:

2. Извержение из живого тела испорченного или как бы опять умершего вещества в планетный ток материи.

3. Усвоение или покорение нового вещества или исправление испортившегося.

6

Если бы духовное начало имело назначение только пребывать в веществе, не обнаруживая никаких действий в пространстве, или движений, то оживляемое им вещество было бы живая жидкость, защищенная от внешних влияний твердою плевою: это был бы гидатид или живой пузырек. В таком случае извержение и усвоение материи совершалось бы самым простым образом чрез одну и ту же плеву. Нечто похожее существует и в природе. Так например Г. Eberle, говоря о пищеварительных органах, утверждает, что первоначально они образуются из общих покровов животного, так что все животное есть не что другое, как пузырь³⁵. По последним микроскопическим исследованиям Пр. Швана, основанием всех растительных и животных тканей служат клеточки или, что все равно, сдавленные пузырьки, наполненные жидкостью, которая отделяется стенками пузырьков, состоящими из самой простой плевы³⁶.

7

Действующее же духовное начало может иметь акты троякого рода:

1. Акты в самом себе: это суть его мысли.

2. Акты в том веществе, которое им одушевлено: это суть выражения мыслей в преобразовании вещества в разные ткани и органы.

3. Акты вне одушевлённого вещества, или в пространстве; это суть движения.

8

Акты, происходящие в самом духовном существе, без материй не обнаруживаются для других. Мы, как духовные существа во плоти, не передаем своих мыслей один другому, а только возбуждаем такие же мысли в подобных нам существах посредством изменений обладаемого нами вещества. Посему сообщаемая мысль не убавляется из нашей души, а напротив еще более выясняется. Слушатель есть как бы музыкальный инструмент: в нем начинают издавать тоны такие струны, какие звучат в другом таком же инструменте – в человеке говорящем. Если же в слушающем нет таких же струн, как в говорящем, то и мыслей сообщить нельзя, например, человек не может сообщить своих мыслей животным.

Вот почему воспитатель должен остерегаться часто говорить детям о худом, как бы он ни описывал его черными красками. Ибо рассказ о худом затрагивает такие струны в душе дитяти, которых не должно часто приводить в движение. Это же является причиною, что людям, имеющим слабую волю, нравится запрещенное. Наконец это же может быть причиною распространения зла отрицательным образом, например, в виде пессимизма.

9

Выражение мысли внутри вещества или ткань плоти делается уже явственнее и для другого духовного существа, а еще явственнее мысли, выражаемые движением живой плоти. Рассмотрим, каким образом совершается движение живой плоти.

10

Для того, чтобы живое вещество могло все или отчасти прийти в движение, необходимы два сложных акта, или две мысли в духовном существе:

1. Мысль о необходимых вещественных условиях для произведения движения.

2. Мысль об управлении движением.

11

Вещественные условия движения вне живого тела или, что все равно, органы движения могут иметь разное устроение, соответственное своему предназначению. Но существо их, кажется, необходимо должно иметь сжимаемость и плотность, по следующим причинам.

Движение есть последовательная перемена места. Но нельзя себе представить, чтобы вещество, ограниченное поверхностями, могло само собою переменить место, не изменяясь в отношении к тому пространству, которое оно занимает, следовательно, в отношении к своему объему и очертанию. А всякое изменение вещества в этом смысле предполагает сближение и отдаление составляющих его атомов, следовательно, сжатие и растяжение его существа.

Что же касается до плотности вещества, самостоятельно движущегося в пространстве, то необходимость этого качества видна из предыдущего. Ибо если органические атомы оживлённого вещества сближаются и отдаляются по произволению обитающего в нем духовного начала и вместе сопротивляются расторгающим его внешним силам, то они должны иметь определённый образ бытия при определённом отношении один к другому. А такое вещество должно быть проникнуто духовным началом во всех трех измерениях пространства и, следовательно, быть плотным.

12

Эти два качества: сжимаемость и плотность, в низших животных, равно как и в каждом мышечном волокне, соединены в одной ткани, а в высших животных и вообще в более развитом механизме движения обнаружились с одной стороны мышечным, а с другой костяным существом и расположились так, как нужно было для осуществления мысли о движении. Ибо как преобразование оживлённого вещества в ткани, так и механическое расположение тканей, суть как бы выговоренные мысли Живой Единицы, но не словом, а самым одушевлённым веществом.

Здесь читатель замечает противоречие: сочинитель доказывал самостоятельность движения крови, как жидкости и однако же утверждает, что самостоятельно движущееся вещество должно сжиматься и растягиваться, и иметь плотный вид. Но не должно забывать того, что движение крови совсем отлично от движения мышцы. Сия последняя собственно есть только орудие поступательного движения всего тела или его членов, и сама не переменяет места в отношении к прочим частям. Напротив, в крови каждый органический атом имеет поступательное движение и потому каждый сам по себе должен иметь помянутые условия движения.

13

Для управления движениями тела необходимо:

1. Постигать пространство, в котором движется органическое вещество.

2. Управлять движениями соответственно качеству пространства.

Для того и другого существует нервная система, которая снаружи преобразовалась в постигающие органы чувств, а в средоточиях в органы определяющие. Посему существуют два рода нервов как проводников: одни служащие для чувствования, начинаются от окружных частей тела и идут к центрам мозговой системы, а другие, служащие для движений и других отправлений, от центров к окружности³⁷.

14

Итак, из сказанного доселе видно, что действие духовного начала или, что все равно, обнаруживание разных его актов в одушевлённом от него веществе, предполагает необходимость разнокачественности сего последнего, т. е. образования в нем тканей разного вида и разной плотности и расположения их в определённом отношении одних к другим. А такое состояние живого тела требует для выполнения вышеупомянутых трех условий его бытия, существования внутри его движущейся жидкости.

Ибо выше доказано, что вещество, как принадлежность планетного начала, беспрестанно убегает из-под влияния Живой Единицы, и потому сия последняя для продолжения жизни во плоти, должна беспрестанно быть занятою:

1) Соблюдением вещества в своем распоряжении;

2) Извержением испорченных частей плоти;

3) Исправлением испорченного и вознаграждением убыли вновь усвоенным веществом.

А так как несмотря на беспрестанный обмен вещественных частей тела, плотные ткани оного не могут изменять относительного своего положения одни к другим и должны сохранять одинаковый вид, то для сохранения их целости необходимо: испорченные части от них уносить; вновь усвоенные к ним приносить и сии последние располагать и соединять в определённом порядке для образования плоти.

15

Теперь, спрашивается, какова должна быть такая вещественная масса, которая состоит из органических атомов, не имеющих определённой связи уносимых и приносимых, и в которой пребывающее начало умеет, так сказать, отличать годные атомы от негодных, и из первых образовывать плоть приличного качества, а последние относить в приличные места? Такая вещественная масса необходимо должна быть: во-первых, жидкая (см. I «О жизни вообще»); во-вторых, движущаяся; в-третьих, живая: такова и есть кровь в живом теле. Посему движение крови определено не механическим устроением сосудов, а пребывающею в ней живою Духовною Единицею, следовательно, кровь имеет самостоятельное движение, не зависимое от механизма сосудистой системы.

16

Выше сказано, что вещественное тело не может само собою переменить места, не изменяясь в своем объёме и очертании. Из сего можно с большою вероятностью заключить, что замечаемое в крови расширение и сжимание, как в биении артерий, так и в умножении и уменьшении жизненной полноты (turgor vitalis), должно быть также более или менее самостоятельно. Таки полагают некоторые Физиологи. Впрочем, в живом теле каждому намерению духовной единицы содействуют не только определённые на то органы, но и другие части. Посему движению крови много помогают отправления внутренностей, а особенно действие мышц, что подтверждается наблюдениями и опытами³⁸.

Предварительные положения о крови и Духовной Единице. Болезнь есть борьба Духовной Единицы с неприязненным ей влиянием. Явления в болезнях суть трех родов: явления противодействия Дух. Единицы (reactio); явления изнеможения Дух. Единицы (cottapsus) и явления, означающие преодоления неприязненного влияния (crisis). Во время противодействия должно удалять препятствия свободной деятельности Духовной Единицы, во время изнеможения – укреплять ее, а по преодолении неприязненного влияния способствовать извержению из тела вредных веществ. Выжидательный способ лечения, он состоит не в бездейственном выжидании, а в деятельном удалении препятствий свободной деятельности Дух. Единицы. Нет ослабляющего способа лечения. Укрепляющий способ лечения. Воспалительный процесс состоит в усиленной деятельности Дух. Единицы в организации, после которой она ослабевает и потому во втором периоде воспалений требуются укрепляющие средства. О действии и употреблении возбуждающих, крепительных и питательных средств. О переломах (crises) и способствовании оным. Переломные вещества суть обыкновенно извергаемые из тела начала, но от задержания их в теле получившие большую остроту. Применение к Патологии и Терапии умозрений о движении и двойственном качестве крови.

1

Мы применим к Патологии и Терапии следующие положения, выведенные из предыдущего:

1. Все действия и качества живого тела суть проявления в веществе Духовной Единицы.

2. Духовная Единица всякого живого тела первоначально обнаруживается в крови, в которой преимущественно и пребывает.

3. Кровь, как живая жидкость, имеет свое, собственное движение и притом троякого рода:

· Поступательное, от центра к окружности и от окружности к центру.

· Расширение и сжимание в артериях.

· Расширение и сжимание в виде жизненной полноты (turgor vitalis) и спадания плоти (collapsus)·

4. Кровь состоит из частей двоякого рода:

· Из таких, кои совершенно усвоены Живой Единице и потому употребляются по ее намерениям;

· Из таких, кои не усвоены оной и потому или извергаются из тела или перерабатываются.

5. Для проявления Духовной Единицы в вещественном мире необходимо, чтобы она обладала усвоенною себе материей или, что все равно, была в плоти.

6. Духовная единица, как конечное существо, совершает свои акты в плоти с конечною, определённою напряженностью и, в случае чрезмерной напряженности оной в одном акте, прочие совершаются уже слабее или совсем прекращаются.

7. Надлежащее количество усвоенного вещества способствует, а накопление неусвоенных частиц материи препятствует жизненным проявлениям Духовной Единицы.

2

Здоров человек тогда, когда все проявления Духовной Единицы в веществе совершаются свободно и правильно: в противном случае он болен.

3

Если на человека, или лучше сказать на Духовную Единицу воздействует такое влияние, которое препятствует ее деятельности, то она принимает свои меры для преодоления и устранения оного. Вследствие сих мер или, правильнее, вследствие борьбы Духовной Единицы с неприязненным влиянием происходящие явления составляют болезнь.

4

Посему во всякой болезни существуют явления трех родов:

1. Такие, в которых замечаются равносильные действия Духовной Единицы и неприязненного влияния. Это суть явления так называемого противодействия природы (reactio).

2. Такие, которые происходят от изнеможения Духовной Единицы. Это суть явления истинной слабости (asthenia ѵега).

5. Такие, кои бывают вследствие преодоления неприязненного влияния. Это суть явления критические (çryses).

Каждый род сих явлений требует особенных мер со стороны врача. Причем никак не должно забывать, что, собственно, не врач лечит болезни, а сама природа т. е. Духовная Единица.

5

Итак, в первом случае, т. е. когда замечается противодействие самой природы, врач должен только удалять препятствия свободной деятельности Духовной Единицы и наблюдать ее указания. Это совершенно согласно и с правилами Гиппократа, как видно из следующих афоризмов:

Sect. I. Аph. XVIV. «in acutis affectionibus raro etiain in principiis medicamentis uti oportet, atque hoc facere diligcnti prius aestiinatione facta».

Sect. II. Аph. XXIX. «incipientibus morbis si quid movendum videtur move, vigentibus vero, quietem agere melius est³⁹.

В случае явлений второго рода врач старается усилить и подкрепить действия Духовной Единицы.

Когда же замечаются в больном действия третьего рода, то врач должен действовать не иначе, как по указаниям самой природы, способствуя выполнению ее намерений. Это называется способствовать перелому.

6

Из сего выходят три главных способа лечения:

1. Удаление препятствий свободной деятельности Духовной Единицы и наблюдение: способ выжидательный.

2. Усиление действий Духовной Единицы: способ возбуждающий и укрепляющий.

3. Способствование переломам или решениям Духовной Единицы.

Рассмотрим каждый способ лечения подробнее.

7

Болезненный процесс требует со стороны Духовной Единицы особенной деятельности, какой в здоровом состоянии не было. Посему она, как конечное существо, употребив себя на сию деятельность (по положению 6-му п.1), уже не в состоянии совершать прочих актов с прежнею напряженностью: сила ее отвлекается к месту болезни. А так как это есть естественное следствие болезненного влияния, то врач должен остеречься, чтобы не воздействовать противно намерению Духовной Единицы и потому должен помогать ей только отрицательным образом, т. е. удаляя все то, что может препятствовать ее спасительным усилиям.

8

Так и поступает рациональный врач во всех случаях, где замечает сильное противодействие самой Природы.

Так как по отвлечении силы Духовной Единицы к месту болезни, она уже не в состоянии править тем же количеством вещества, каким она обладала до болезни, то врач убавляет оное посредством кровопускания, строгой диеты и умножений отделений.

Прилив крови к месту болезни делается вследствие устремления к оному Духовной Единицы. Вместе с прилитием крови в страждущий орган, в последнем усиливается органическая деятельность, что и называется воспалением. Посему воспаление собственно означает усиленную работу в организации, следствия же этой работы могут быть разные. Точно такое мнение о воспалении имеет и Андраль⁴⁰. Обыкновенно думают, что при воспалении пускается кровь для того, чтобы уменьшить количество оной в воспаленном органе, но это неправильно. Ибо при кровопускании убавляется вся масса крови, а одно это не может иметь влияние на причину прилития оной к воспаленной части. Далее, в случае воспаления внутренних частей, например, печени, легких и проч., припущенные пиявицы вытягивают кровь из кожи, а не из воспаленных органов. Наконец, в тех случаях, когда природа сама убавляет массу крови, производя критическое кровотечение, например, носом, нельзя предполагать, чтобы в том количестве крови, которое вытекло носом, содержалась вещественная причина болезни.

По моему умозрению во всех сих случаях убавление крови полезно тем, что масса ее уменьшается до такой величины, какою в состоянии обладать Духовная Единица по отвлечении ее силы к месту болезни.

9

Далее, так как всякая болезнь преодолевается природою, т. е. Духовною Единицею, неизвестным нам образом, то и не должно развлекать спасительной ее деятельности посредством насильственного возбуждения других актов, как то: пищеварения, отправления органов чувств, мозга, мышц и т. д. Вот почему в начале болезней, где замечается противодействие природы, полезны: покой, строгая диета, умеренная температура, удаление шума, чистой воздух, слабительные и проч. Чистый воздух способствует кроветворению, следовательно, убавлению количества неусвоенной материи. А слабительными освобождается кишечный канал от таких веществ, которые не могут быть переработаны при настоящих обстоятельствах Духовной Единицы.

10

По воздействии неприязненного влияния на человека с противодействующей ему Духовной Единицей делается то же самое, что и с целым человеком во время трудов или усилий против угрожавшей ему опасности. Что бывает с моряком, когда в судне его сделается отверстие? Он бросается к поврежденному месту, старается выкачать воду и заделать отверстие, а после работы устает, и потому отдыхает, укрепляет себя пищей, питьем, сном. То же самое бывает и с Живою Единицею: ибо она же и есть самый человек. В каком-нибудь месте обладаемого ею дома или судна (ибо и жизнь наша больше походит на морское плавание) сделалось повреждение: она туда бросается и, так как она преимущественно пребывает в крови, то очень естественно, что вследствие ее устремления к страждущему месту, туда же приливает и больше крови, и начинается там большая органическая работа, которая, как выше сказано, и есть воспаление. После этой работы Единица, как и весь человек после обыкновенных трудов, устает и требует подкрепления. Вот почему во втором периоде почти всех болезней полезны возбуждающие и укрепляющие средства. В подтверждение же последнего помещаю здесь бесценные практические замечания одного из первейших Английских практиков нашего времени – Stokes⁴¹.

Прежде нежели приступлю к изложению такого лечения простого катара во втором периоде, какое по опыту оказалось самым лучшим, считаю нужным сделать несколько общих, патологических замечаний.

Я не пускаюсь в решение трудного вопроса о сущности воспаления, а считаю лучшим обратить внимание читателя на некоторые, в связи с оным состоящие обстоятельства, которые в практическом отношении имеют чрезвычайную важность. Мы находим, что в большей части общих и местных болезней существуют два периода (stadia), коих сущности мы не узнаем посредством анатомического ножа, а по последствиям лечения открываем их существование, продолжение и следование одного за другим. Первый из них давно был известен Патологам, а на существование и свойство второго они не обратили внимания. В первом из сих периодов противовоспалительные средства (antiphlogose) существенно необходимы, а раздражающие вредны. Во втором противовоспалительное лечение недостаточно и часто бывает вредно, тогда как раздражающие средства (раздражение) необходимы.

Хотя Бруссе сделал много наблюдений касательно этого предмета и первый показал, что большая часть местных болезней, кои считались прежде за особенные страдания, составляют первый период болезненного процесса, и что различие припадков преимущественно зависит от разности страждущих органов. Однако же он сделал большую ошибку в том, что на том и остановится, не исследуя далее существования особенного, почти во всех местных болезнях существующего состояния, в котором припадки не уступают тому лечению, какое было полезно в первом периоде, или если и уступают, то с большим вредом для всего телосложения. Следствием такого упущения в исследовании было то, что Физиологические врачи во всех местных болезнях слишком долго употребляли противовоспалительные средства, слишком часто пускали кровь, больных почти во всех болезнях слишком продолжительною, строгою диетою расслабляли и без всякой основательной причины боялись всего, что хоть сколько-нибудь раздражает.

Но опыт показал, что тот же способ лечения, который совершенно соответствовал первому периоду, в позднейших периодах не приличен и недостаточен; он еще более ослабляет больного, и без того изнурённого выпотениями и чрезмерными отделениями, и производит в нервной системе крайнюю слабость. Также опыт показал, что в позднейших периодах припадки уничтожаются удалением всего ослабляющего и употреблением таких средств, какие были чрезвычайно вредны в первом периоде болезни⁴². Между тем, так как время перехода в сей второй иди астенический период, равно как и развитие припадков оного, у разных людей, смотря по обстоятельствам, бывает разное, то явно, что искусство опытного врача в том и состоит, что он вовремя открывает переход первого периода во второй, и прежнее лечение оставляет, а употребляет совсем противные средства.

Важность этого замечания приметнее всего в страданиях слизистых оболочек, потом в страданиях кожи, но я думаю, что тоже бывает как в местных, так и в общих болезнях и паренхиматозных органов. Андраль утверждает, что сим образом можно объяснить пользу крепительных и раздражающих средств в позднейших периодах лихорадки⁴³. И если мы рассудим, что во многих случаях оной существуют вместе и страдания слизистой оболочки или паренхиматозных органов, то должны согласиться с его умозрением.

Доселе, можно сказать, нам совсем неизвестны законы, по которым делается переход болезней из первого периода во второй; и однако же после самых тщательных наблюдений, я убедился в истине следующих умозрений.

Нет никакого сомнения, что должна быть чрезвычайно важна всякая такая перемена в сущности местной болезни, от которой противовоспалительное лечение делается не только неприличным, но и еще ослабляет больного. Если исследуем обстоятельства, кои по-видимому бывают причиною такой перемены, то найдем, что они суть разного рода. В некоторых случаях уже из хронического течения болезни можно догадываться, что такая перемена сделалась, в других случаях она делается в раннем периоде болезни, а в иных первый период продолжается неопределённое время. Но здесь состояние телосложения больного имеет важное влияние, ибо у иных местное воспаление гораздо ранее требует употребления крепительных и раздражающих средств, нежели у других, хотя место и сущность болезни, кажется, одни и те же. Но здесь многое зависит от прежнего лечения и от места воспаления.

В заключение отступления сего предлагаю замечания, относящиеся непосредственно к лечению воспаления ветвей дыхательного горла.

1. В некоторых случаях можно прервать болезнь противовоспалительным, лечением, но, по большей части, особливо в страданиях слизистой оболочки, действие оного состоит в том, что болезнь переходит во второй период.

2. Следствие лечения раздражающими средствами особенно зависит от предварительного противовоспалительного лечения.

3. Во многих случаях болезнь долго продолжается и однако же, судя последствием лечения, остается в первом периоде.

4. Это часто бывает при следующих обстоятельствах:

а) В случаях местного раздражения при незначительном расстройстве здоровья вообще.

b) В болезнях таких органических образований, в которых отделение доставляет мало облегчения.

c) В болезнях, запущенных или ожесточённых преждевременным употреблением раздражающих средств.

5. Во многих случаях запущенной или ожесточенной болезни нужно бывает прежде употребить противовоспалительные, а потом раздражающие средства.

Желаю, чтобы меня поняли и буду радоваться тому, когда надлежащим образом оценят важность сих положений. Они важны не только при лечении раздражения в легких, но и во всех формах болезней с раздражением, так что составляют ключ для удачного лечения оных. Я не считаю нужным более распространяться о важности такой истины, которою можно руководствоваться во всей Медицине. Одна из самых важных ошибок, сделанных Физиологическою школою, по моему мнению, есть та, что она не заметила второго периода болезней и учила, что болезни не изменяются в своем характере или сущности.

11

Впрочем, о перемене свойства болезней во втором периоде, особенно об опасности излишнего ослабления больных в воспалительных страданиях, кажется, знали и древние врачи. Так, например, Гуксгам при изложении лечения воспаления легких говорит:

«Si quando post alteram vei tertiam sanguinis emissionem, imo si post primam aegrotus materiam coctam, flavescentem, sanguine leviter tinctam, libere exereare incipit, et si inprimis spiritus liberius, quant plerumque fieri solet, trahitur, a venae sectione abstineto: alias sine ratione debilitatur aegrotus, imo maximo ejus detrimento, prorsus supprimitur excreatio, quae optima est crysis et per quam тоrbит natura dbigere studet»⁴⁴.

12

Итак, по свидетельству лучших наблюдателей природы, почти во всех болезнях, после напряженной деятельности в организме, настает второй период, отличающийся слабостью органических действий, следовательно, по моему умозрению, слабостью проявлений Духовной Единицы, которая посему и требует употребления укрепляющих средств. Мы имеем укрепляющие средства троякого рода:

1. Летучие, возбуждающие (excitantia, volatilia).

2. Собственно так называемые крепительные (roborantia fixa, tonica).

5. Питательные (nutrientia).

13

Покойный профессор М. Я. Мудров в лечении горячек наблюдал следующие правила:

1. В первом периоде горячек он употреблял легкие противовоспалительные средства.

2. При переходе болезни из первого периода во второй назначал возбуждающие и притом сначала понемногу, постепенно увеличивая их количество и силу, по мере умножения слабости больного.

3. После решения болезни, к возбуждающим средствам прибавлял он понемногу крепительных (roborantia fixa) и также постепенно последние умножал, а первые уменьшал.

4. Наконец, назначал питательные средства и также умножал их постепенно в отношении к их количеству и качеству.

Эти правила совершенно согласны с замечаниями Стокеса об изменении характера болезней во втором их периоде, и также со следующими умозрениями о способе действия возбуждающих, крепительных и питательных средств.

14

Выше сказано, что нервная система, как посредница между внешним миром и Духовною Единицею, преобразовалась в окружных частях в органы постигающие, а в центральных в органы определяющие. Посему, смотря по количеству и качеству внешних влияний на окружную нервную систему, изменяется напряженность и направление определяющего акта в центре оной, и напротив, по большей или меньшей напряженности определяющего акта Духовной Единицы, усиливается, или ослабевает ощущение или постигательная способность в окружных нервах. Доказательством последнего служит то, что человек может приучить себя так, что одно и тоже раздражающее вещество, например, моча и т. п., будет возбуждать соответствующие нервы в определённое время: следовательно, человек может, по произволению, увеличивать или уменьшать чувствительность или постигательную способность в окружных нервах.

15

Что же касается до влияния внешнего мира на окружные нервы, то смотря по большей или меньшей силе влияния или впечатления, последствия от того могут быть троякого рода:

1. Впечатление легкое только передается в центр нервной системы, не производя важного изменения в определяющем акте Духовной Единицы.

2. Впечатление сильное, но не чрезмерное, усиливает и определяющий акт Духовной Единицы, следовательно, усиливает все те органические действия, кои в то время совершались под ее влиянием, как здоровые, так и болезненные. Так, например, в здоровом состоянии часто, тотчас по воздействовании возбуждающего начала на окружные нервы, увеличивается испарина, или делается понуждение к испражнению мочи и т. д. Это новейшие Физиологи называют рефлексом. В болезненном состоянии, по употреблении внутрь возбуждающего средства, усиливается болезненное действие, например, воспаление, в какой бы части тела оно не находилось.

3. Наконец слишком сильное впечатление отвлекает к себе силу, или, так сказать, внимание Духовной Единицы и место впечатления делается фокусом болезненного действия.

Для большего выяснения сих трех степеней возбуждения возьмём в пример действие спиртных напитков. Умеренное употребление их слегка оживляет и укрепляет все отправления. От употребления их в большем количестве делается сильное возбуждение, но во всем организме. Наконец чрезмерное или продолжительное употребление спиртных напитков может иметь последствием хроническое, или даже острое раздражение и воспаление в желудке. Так действуют все возбуждающие средства в отношении к количеству возбуждения. А по качеству оного каждое из возбуждающих средств имеет свою специфическую силу (virtue specifica).

Смотря по степени слабости, врач старается произвести возбуждение разных степеней и в так называемой непосредственной слабости восходит от слабейших возбуждающих средств к сильнейшим, а вподследствии наоборот. Но для сего надобно уметь наблюдать природу и понимать ее указания, это и составляет дар и искусство истинного Врача.

16

Крепительные средства (tonica) суть горькие, вытяжки, хина, железо и проч. Они увеличивают связность (cohaesionem) плоти. А чтобы воздействовать на связность органического вещества, они должны поступить во внутренний состав тела и усвоиться оному. Посему при употреблении их важны следующие правила:

1. Чтобы при слабости организма крепительные вещества могли быть усвоены оному, необходимо прежде усилить усвоение посредством возбуждающих средств. Посему крепительные средства лучше всего действуют по предварительном употреблении летучих (volalilia) и вместе с оными. Действительность хины много зависит от соединения в ней крепительных начал с ароматическими, и потому употребление этого средства в существе (in substantia) предпочитается другим приготовлениям оной. Железо очень сильно укрепляет в соединении с эфиром и подобными веществами, например, в виде Бестужевских капель и проч.

2. Так как силы ослабленного организма укрепляются постепенно, то сначала должно давать крепительные в меньшем количестве и слабейшего качества, например, сначала горькие вытяжки, потом хину, после железо, наблюдая такую же постепенность в приёмах и в выборе форм каждого лекарства.

17

Питает только то, что претворяется в плоть. Здесь еще нужнее усвоение, нежели при употреблении крепительных. Ибо всякое не переварившееся и неусвоенное питательное вещество в теле становится ядом. Посему при употреблении питательных веществ в болезнях должно наблюдать следующие правила:

1. Назначать их только тогда, когда они могут перевариться. В противном случае, т. е. когда здоровье очень расстроено и, следовательно, когда и без того много в теле неусвоенного вещества, питать больного значит питать его болезнь. Это совершенно согласно и с правилами Гиппократа, а, следовательно, с опытом и природою. Вот его афоризмы касательно сего предмета:

«Non риrа corpora quanto plus nutries, tanto magis laedes»⁴⁵.

«Si quis febricitanti cibum det, quern sano exhibet, sano quidem robur, aegroto verо morbus est»⁴⁶.

2. При употреблении питательных, также как и крепительных, должно постепенно переходить от меньшего количества к большему и от менее питательных и легче усвояемых к более питательным и труднее усвояемым.

18

Не неприличным считаю поместить здесь следующие замечания о молоке и мясе, как важнейших питательных веществах⁴⁷.

Во-первых, должно заметить, что лечение приличною диетою есть самое важное, особенно в хронических болезнях и из сих преимущественно в страданиях почек. Удивительно, как сильно действует на мочу пища и питье, например спиртные напитки и мясо.

19

О молоке. Молоко не годится при кислоте в первых путях. А этому страданию, по большой части, подвержены те, у коих расстроено отделение желчи. Старинное замечание, что желчным людям вредно молоко.

Самое удобоваримое молоко есть женское, потом ослиное, после козье, а наконец коровье. Овечье молоко слишком жирно.

20

О мясе. Мясо бывает белое и тёмноцветное. Белое мясо: телятина, курица, рыба и проч. В нем менее осмоцома и потому оно менее питает, и не столько горячит, как темноцветное.

(Продолжение следует).