Ветхозаветные пророки

В истории избранного народа еврейского, кроме царей, судей, священников и старейшин, мы встречаем еще особых деятелей, которые в Библии обыкновенно называются пророками, реже прозорливцами или провидцами, иногда людьми Божьими вообще. Ряд этих деятелей начи­нается Моисеем, законодателем еврейского народа и первым его пророком. Со времени Моисея этот ряд почти не прерывается в течение многих столетий, до самой последней эпохи израильской истории. При этом с особенной энергией пророки выступают в критические периоды израильской истории, – когда страна испытывала тяжкие бедствия и сильные общественные потрясения. Таково, напр., было время Самуила, когда со вне народу угрожали враги, а внутри поднимались раздоры, начиналось раздробление и анархия. Такова же была эпоха, последовавшая за разделением царств, когда соседи делили территорию избранного народа, цари стали на путь ложной политики, а народная масса утопала в безнравственности и идолопоклонстве.

Деятели, которые называются пророками, не составляли какой-либо замкнутой касты и не принадлежали к какому-либо одному классу общества. Между ними были и жители Иерусалима и уроженцы глухих и отдаленных мест Палестины. Среди них мы встречаем Исаию, по-видимому, члена царского рода, Иеремию и Иезекииля священников, Михея – человека, вышедшего из народа, и Амоса, прямо взятого от стада. Призвание этих деятелей состояло в том, чтобы служить посредниками между Богом и народом, и охранять неприкосновенность определенного для Израиля в законе строя. По библейскому выражению, пророки были стражами этого строя. Основой этого строя были три учреждения: закон, иерархия и царская власть. Пророки были блюстителями неприкосновенности и чистоты именно этих трех учреждений. Они поддерживали и воспитывали в народе чувство законности, научая, вместе с тем, влагать душу в мертвые формы закона. Они, наконец, сдерживали самовластие царей и полагали границу произволу царского правления, охраняя богоустановленное равновесие между монархией и теократией. Имея такие задачи, пророки выступали там, где постоянные представители народа не выполняли своего долга. Иногда, когда требовали чрезвычайные обстоятельства, пророки активным образом вмешивались в жизнь; они (как Самуил и Елисей) поставляли и низлагали царей, исправляли начальственные и даже священнические функции. Но обыкновенно пророки исполняли свое призвание посредством слова. Это были проповедники, выступавшие то с советами, то с обличениями, то с угрозами.

Всматриваясь ближе в личность этих проповедников, мы не можем пред ними не преклониться в чувстве глубокого благоговения. Нечего и говорить о том, что пророки составляли благороднейшее зерно и цвет народа еврейского. Без сомнения, и в истории всемирной это были лучшие люди, прекраснейшие образцы чистых чувств, возвышенных стремлений и святой жизни. Это были люди, пламенно одушевленные истиной и добром, всем великим и благородным. В годы упадка религии и полного нравственного развращения они только осуществляли библейский идеал праведности. В то время, когда главы народа судили за подарки, священники учили за плату и лживые прозорливцы предвещали за деньги, они одни оставались нелицемерными и бескорыстными стражами истины. Ничто не могло заставить их изменить этой истине, и они безбоязненно свидетельствовали о ней и в храме, и на площадях города. Они не страшились при этом ни гнева царей, или князей дома Израилева, ни народного нерасположения. В жертву этой истине они приносили свою семейную жизнь и все свое благополучие. Многие из них запечатлели свое свидетельство об истине страданиями и даже смертью. По преданию, Амос, Исаия, Иезекииль были убиты за свои обличения. Жизнь Иеремии, описанная в его книге, была сплошным страданием в борьбе за идеалы, которые он был призван провозглашать. Его проповедь сделала его врагом в глазах всего народа, предметом злобы и насмешки. В родном городе против него составляют заговор и ему говорят: «не пророчествуй во имя Господа, чтобы не умереть тебе от рук наших» (11, 22). В Иерусалиме он терпит побои и преследуется, как богохульник и изменник за то, что предсказывает падение царства и разрушение храма. Как люди, пророки испытывали иногда колебания духа под влиянием тяжестей своего служения. Но эти колебания были кратковременны. «Слово Господне», говорит о себе Иеремия, «обратилось в поношение мне и в повседневное посмеяние. И подумал я: не буду я вспоминать о Нем, и не буду более говорить во имя Его. Но было в сердце моем как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог» (20, 8–9).

С этим одушевлением пророков к служению истине соединялся их пламенный патриотизм. Пророки действительно любили свой народ, жили его горестями и его радостями. В этой любви они и почерпали силы к своему трудному делу. Доказательства этой любви рассеяны на каждой странице пророческой письменности. Ею дышат и речи пророков о славном будущем народа, и их обличения современников. Сколько глубины чувства, напр., в словах Иеремии: «О сокрушении дщери народа моего я сокрушаюсь, хожу мрачен, ужас объял меня. Отчего же нет исцеления дщери народа Моего? О, кто даст голове моей воду и глазам моим источник слез. Я плакал бы день и ночь о пораженных дщери народа моего» (9, 1). Добавим, что с особенной силой эта любовь пророка к своему народу проявлялась по отношению к низшим классам, и всем униженным и оскорбленным: «Скорблю в глубине сердца моего, волнуется во мне сердце мое, не могу молчать, ибо ты слышишь, душа моя, звук трубы, тревогу брани. Беда за бедою, земля опустошается. Выхожу я на поле, и вот убитые мечом; вхожу в город, – вот истаевающие от голода. Надежда Израиля, Спаситель его во время скорби! Для чего ты, как чужой в этой земле, как прохожий, который зашел переночевать? Разве ты совсем отверг Иуду? Разве душе твоей опротивел Сион? Для чего поразил нас так, что нет нам исцеления? Ждем мира, и ничего доброго нет, ждем времени исцеления, и вот ужасы"… (14, 8. 18–19).

Высоте нравственной личности пророков соответствует и содержание их проповеди, – круг идей, раскрывавшихся ими. Этот круг, прежде всего, чрезвычайно широк. Стоя в центре жизни, пророки касаются всех сторон ее. В своих речах они устанавливают основы религии и нравственности, определяют принципы отношений между классами общества, дают руководящие указания для политики. Взятое в целом мировоззрение пророков представляет, без сомнения, нечто величественное, глубокое по своему смыслу, законченное и стройное по своей форме. В то время, когда образованнейшие народы мира погружены были в бездну грубого многобожия, идолопоклонства и разных суеверий, когда от них не могли отрешиться даже величайшие умы древности, – только пророки громким голосом, с полною ясностью и уверенностью говорили о едином личном Боге, Святом, всеведущем и всемогущем. В века господства грубой физической силы и признания за ней повсюду высшего авторитета, одни пророки восстают против всякого насилия и провозглашают высокое значение правды кротости, милости и нравственной чистоты. Одни они с полною ясностью раскрывают убеждение, что все существующее имеет разумный смысл и высшую цель, что история человечества представляет не простую цепь случайностей, а направляется высшей волей. Идеал жизни для пророков заключается в том, чтобы «земля наполнилась познанием славы Господа, как воды наполняют море» (Авв. 2, 13), чтобы Израилю, а с ним и всему человечеству дано было «новое сердце, новый дух и чистые уста» (Иез. 36, 26; Соф. 3, 9), чтобы все народы «перековали мечи свои на орала и копья на серпы и не учились более воевать» (Ис. 2, 2–3). И все речи пророков проникает уверенность, что этот идеал осуществится, что добро есть могущественная сила, которая рано или поздно восторжествует. Поэтому, трудясь, главным образом, для настоящего, для своего родного народа, пророки нередко устремляют свой взор к будущему всего человечества и изображают постепенный ход его. Из обличителей, советников народа они делаются предсказателями и с уверенностью начертывают будущие судьбы народов. Эти предсказания будущего составляют один из важнейших моментов пророческой проповеди.

Указанные идеи, раскрывавшиеся пророками, в целом представляют нечто величественное, превосходящее всю мудрость древнего мира и, в существе дела, не превзойденное еще и нами. Заметим, что эти идеи облечены у пророков в высокохудожественную форму, изложены с такою силою, и таким языком, которые, без сомнения, дают пророкам одно из первых мест в ряду величайших писателей, ораторов и поэтов человечества.

Таково, в главных чертах, то явление, которое мы называем пророчеством.

Оно, значит, состояло в том, что израильскому народу в течение нескольких столетий посылались идеальные люди, способные постигнуть высшие религиозные и этические истины, и обладающие при этом исключительным даром проникать в будущее.

Останавливаясь пред этим явлением, исследователь спрашивает, где его источник и причины. Чем объяснить, что пророки явились не в Греции, подчинившей мир своему гению, не в Риме, завоевавшем целый свет, не в Вавилоне и Египте, – в этих колыбелях древней цивилизации? Почему пророков дала миру ничтожная страна, ничего не сделавшая ни для науки, ни для искусства, ни для материальной культуры, – страна, никогда не игравшая сколько-нибудь значительной роли? Каким образом люди с столь широким мировоззрением, с столь высокими нравственными идеалами, как у пророков, вышли из среды народа, который всегда был склонен к исключительности и национальному эгоизму?

Библия дает нам ответ на эти вопросы. Возникновение профетизма в среде израильского народа она представляет не плодом национального гения или каких-либо исторических условий, а следствием божественного воздействия. По библейскому воззрению, пророки были органами божественного откровения, и вся их деятельность была вдохновением самого Бога.

Мы действительно видим, что и в своих речах и в своих действиях пророки выступают в качестве лиц, стоящих в особых непосредственных отношениях к Богу. Они сознают себя посвященными в планы Иеговы, и один из них, именно Амос, решительно говорит: «Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим пророкам» (3, 7). Они, далее, чувствуют в себе присутствие чрезвычайной силы Божией, при помощи которой могут творить чудеса. Напр., Исаия, обращаясь с словом к царю Ахазу, с уверенностью предлагает ему: просить себе знамения или на глубине, или в высоте. Кроме того, пророки прямо утверждают, что они посланы Богом, что чрез них говорит сам Бог, и что их слово есть истинное слово Божие. «Я был пастух, – говорит о себе Амос, – и собирал сикоморы. Но Господь взял меня от овец и сказал мне Господь: иди, пророчествуй к народу Моему Израилю» (Ам. 7, 14–15). Пророки сохраняют ясное воспоминание о начале своих непосредственных отношений к Богу или о своем призвании. Исаия, Иеремия, Иезекииль подробно даже описывают, как совершилось их призвание к пророческому служению. При этом все выражения, в которых говорят пророки о своих непосредственных отношениях к Богу, настолько многочисленны, положительны и определенны, что не оставляют места для каких-либо сомнений и недоумений касательно их подлинного смысла.

Имеем ли мы право сомневаться в этих заявлениях пророков о своих особенных отношениях к Богу?

Исследователи отрицательного направления, конечно, сомневаются. Они думают объяснить эти заявления пророков или намеренным обманом с их стороны, или невольным самообманом. Пророки, будто бы, усвояли своим речам высший божественный авторитет только для того, чтобы осуществить свои политические стремления, патриотические желания или религиозно-просветительные идеи. Они хорошо понимали, что их только тогда будут слушать, когда они станут говорить от имени Бога, – и вот они именно так и говорили. По мнению других исследователей, все выражения пророков об их божественном вдохновении были только плодом их одушевления своими идеями. Пророки, будто бы, настолько были увлечены своими идеями, что они казались им чем-то внешним, каким-то таинственным голосом, идущим свыше, – и именно от Бога.

Может ли беспристрастный исследователь, не желающий намеренно закрывать свои глаза пред всем чрезвычайным в истории, удовлетвориться приведенными объяснениями пророческих свидетельств об их посланничестве? Без сомнения, нет. Конечно, история религии знает и намеренных обманщиков, и самообманутых мечтателей, подобных Магомету, выдававших себя за органы Божества или даже за прямое воплощение его. Но эти параллели не подходят к библейским пророкам. Мы не можем допустить со стороны пророков намеренного обмана, какова бы ни была его цель. Нравственная личность пророков выше всяких подозрений в этом. Люди, которые с особенной энергией восставали против лжи во всех ее проявлениях, которые совершенно пренебрегали своими интересами, которые за истину терпели изгнание, темницу и самую смерть, – не способны были стать обманщиками и лжецами. Но также мало мы можем видеть в пророках и самообманутых мечтателей, смешивавших голос собственного сердца с внушениями божественными. Кому, в самом деле, хотят приписать столь наивный самообман? Исаии, который может быть назван величайшим политиком и лучшим оратором своего века, который орлиным взором проникал мрак времен и сокровенные изгибы человеческой души! Нельзя забывать, что в лице библейских пророков мы видим лучших людей своего времени и своего народа, людей просвещенных, имеющих возвышенные понятия и широкие взгляды, обладавших ораторским искусством и литературными талантами, – людей, мудрых советов которых искали все. В таких людях мы не можем допустить возможность наивного самообмана. И это тем труднее, что пророческие изречения, в которых они усвояют своим словам божественный авторитет, не появляются только в редких случаях: вся пророческая письменность, составлявшаяся в течение нескольких столетий, полна их, причем эти изречения отличаются аподиктическим характером и полною ясностью. Пророки хорошо знают возможность самообмана, возможность принимать за откровения божественные внушения собственного человеческого сердца. Для них несомненен факт смешения противоположностей в моральной и интеллектуальной области, факт существования лжепророков. И если пред лицем таких фактов они утверждают, что слышат голос Божий, то мы не можем не верить этому, хотя и не понимаем тайны этого слышания. Во всяком случае, никто не имеет права назвать это наивным самообманом, проистекавшим из недостатка психологического наблюдения.

Отмеченное нами сознание пророками своего чрезвычайного значения и посланничества от Бога не было только их личным сознанием: оно разделялось и всем народом израильским, который видел в пророках людей, обладающих особенным знанием, знающих волю Божию, обладающих сверхъестественной силой чудотворения.

Но отрешимся от свидетельств пророков о себе. Возьмем явление ветхозаветного профетизма в его целости и посмотрим, представляет ли оно что-либо чрезвычайное, превосходящее меру явлений, исчерпывающихся естественными причинами.

В этом отношении, все исследователи, занимавшиеся пророчеством, признают, что сумма религиозно-нравственных истин, высказанных пророками, превышает все, что дала естественная мудрость древнего мира. «История всего человечества», говорит, напр., один из них, «не выдвинула ничего, что хотя бы отдаленно могло быть сравниваемо с пророчеством: благодаря своему пророчеству, Израиль стал пророком человечества». Но особенное значение, в данном случае, имеет то, что в пророческих речах содержались предсказания таких будущих событий, которые не могли быть предвидены обычным человеческим умом и знание которых доступно одному Богу. Библия приписывает много подобных предсказаний пророкам. Современные исследователи враждебного христианству направления, напротив, пытаются отвергнуть существование подобных предсказаний. Одни из этих предсказания они считают не подлинными, – позднее, после событий приписанными пророкам, другие перетолковывают и объявляют неисполнившимися. Однако же никакая критика, не обращаясь в произвол, не может не признать, что в Библии действительно есть предсказания будущего, и что эти предсказания удивительным образом исполнились. Так, никакая добросовестная критика не может отрицать, что великие перевороты в истории израильского народа были определены пророками задолго до осуществления их, и определены с полною решительностью и точностью. Почти за целое столетие до падения десятиколенного царства Амос с полною уверенностью говорит об отведении жителей его в плен, о разрушении городов, о рассеянии Израиля по всем народам. С такою же уверенностью говорит о катастрофе и младший современник Амоса – Осия. Можно бы указать для объяснения этих предсказаний на то, что во времена названных пророков существовали ясные признаки разложения и близкого падения царств, и, что сами пророки отмечают целый ряд нестроений в них. Однако же не нужно забывать, что нестроения, обличаемые пророками, существовали более или менее во всех государствах востока и жалобы на них могли высказываться в любую эпоху. Таким образом, сами по себе нестроения общественной жизни не могли еще служить основанием для уверенности в скорой погибели царства. Мы, действительно, видим иногда, что, несмотря на высшую ступень безнравственности, обличаемую пророком, он все-таки уверен, что бедствие отвратимо. Примером этого может служить предсказание Исаии о судьбе иудейского царства во время сирско-израильской войны. Нравственное состояние иудейского царства было, по изображению Исаии, печально и достойно наказания. Самые внешние обстоятельства были таковы, что отнимали надежду на спасение: соединенные неприятельские войска, опустошив страну, подступили уже к самым стенам Иерусалима и готовились осуществить свои замыслы. И, однако же, Исаия с уверенностью говорит: «это не состоится и не сбудется». В то же время он с решительностью предсказывает будущее опустошение Иудеи ассириянами, несмотря на то, что в данный момент они были союзниками (гл. 7).

Никакая критика не может далее отрицать исполнение пророческих предсказаний о судьбе языческих народов – Вавилонян, Ассириян, Едомитян, Моавитян и др. К какому бы позднему времени мы ни относили происхождение этих пророчеств, несомненно одно, что они произнесены все-таки в такое время, когда признаков погибели этих народов не было. Пророчество Исаии о судьбе Вавилона, по мнению крайних критиков, не может быть относимо все-таки позднее, чем ко времени завоевания города персами. Вавилон в то время еще оставался столицей, многолюднейшим и богатейшим городом мира, и, однако же, пророк с уверенностью говорит: «И Вавилон, краса царств, гордость Халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра. Не заселится никогда, и в роды родов не будет жителей на нем. Не раскинет аровитянин шатра своего, а пастухи со стадами не будут отдыхать там, но будут обитать в нем звери пустыни, а домы наполнятся филинами, и страусы поселятся, и косматые будут скакать там. Шакалы будут выть в чертогах их, и гиены в увеселительных домах» (13, 19–22). Для обычного человеческого взора такая судьба Вавилона была бы столь же невероятной, как для нас, напр., невероятным было бы предсказание о погибели Лондона, Парижа или другого какого-либо центра. И, однако же, пророк не только ждет погибели Вавилона, но с уверенностью предсказывает ее. И история свидетельствует, что это предсказание осуществилось удивительным образом. Многочисленные путешественники, посещавшие область Вавилона, подтверждают это все в один голос. Вот что, напр., говорит об этом Гильпрехт, долго живший в Вавилоне. «Это Вавилон – это поистине страна гробов и молчания. Простертая рука Божия тяготеет над несчастною землею уже две тысячи лет. Слово Исаии как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился об землю попиравший народы, – звучит, как погребальная песнь над рассыпавшимися стенами Вавилона, отдается насмешливым эхом пророческого проклятия от упавших башен и храмов Нуффара и Варки… Запустение и безграничное разрушение, характеризующие нынешнюю Вавилонию, таковы, что, хотя я в последние 14 лет многократно посещал эту страну, она все еще не перестает производить на меня потрясающее впечатление. Страна выглядит так, как будто бы здесь Бог ниспроверг Содом и Гоморру. Бесчисленные большие и малые каналы, которые, подобно питательным жилам, прорезывали во всех направлениях богатую равнину и несли жизнь и плодородие во всякую деревню и на всякое поле, давно уже засыпаны мусором и землею. Не очищаемые усердными руками, не питаемые более Тигром и Евфратом, они мало-помалу совершенно были занесены песком. Сказочное плодородие Вавилонии, может быть, не исчезло совсем, но оно заснуло. Почва сожжена, покрыта обломками и селитрой, и во многих местах занесена летучим песком на 3–4 фута. Осенью и зимой Вавилония подобна песчаной пустыне, а весною и летом она становится в большей части не,удобным для жительства болотом. В период ежегодного наводнения повсюду в застаивающихся водах появляется роскошная растительность. Большие стаи птиц с блестящим оперением населяют болота. Черепахи и змеи путешествуют по большим дорогам, образуемым в лагунах древними каналами, и бесчисленные маленькие жабы гнездятся в тростнике, тихо шумящем от восточного ветра. Дикие звери, кабаны, быки, гиены и шакалы населяют камыши или развалины. Здесь и там возвышается из ядовитых болот какой-нибудь более значительный кусок земли, огражденный земляною насыпью, низкий остров или уединенная груда развалин, как немой свидетель минувшего величия. Бродячие номады на севере и юге, тупые обитатели болот в центре являются теперь наследниками разрушенного царства Навуходоносора. Какой контраст между древней цивилизацией и теперешним вырождением! Некогда, насколько достигал глаз, роскошные пальмовые рощи, волнующиеся хлебные поля, цветущие города и дома, страна, которую мы так охотно называем колыбелью человечества, а теперь – открытая земля Нод, куда убегают дезертиры и преступники, страна запустения и невежества, эльдорадо для разбойников и убийц».

Подобными свидетельствами об удивительном исполнении пророческих предсказаний о судьбе разных народов можно бы наполнить целую книгу¹. Очевидно, что это исполнение есть факт, устранить который нельзя. Таким же несомненным фактом должно признать исполнение пророческих предсказаний о Мессии, Спасителе мира. Можно спорить о том, сколько этих предсказаний, можно перетолковывать некоторые из них, относящиеся к отдельным событиям, но нельзя отвергать того, что пророки действительно возвестили явление Спасителя мира за много веков, что за целые столетия вперед они изобразили Его таким, каким Он пришел, и начертали судьбы христианства. 53-я глава Исаии, изображающая страдания будущего Избавителя человечества, столь удивительно соответствует всему, совершившемуся на Голгофе, что по справедливости может быть названа написанной у подножия креста Христова. Вообще, справедливо говорит один автор о мессианских пророчествах: «Согласие многочисленных пророчеств о Мессии в существенных пунктах предсказания, весь организм предсказаний от первоевангелия до пророчества о последнем суде, слияние предсказаний со всею историей народа, – делает доказательную силу их неотразимой».

Таковы факты, представляемые нам историей пророчества. Верующая мысль может объяснить их только тем, что пророки были органами всеведущего Бога, что, по слову Апостола, они говорили, будучи движимы Духом Святым (2Петр. I, 21). По библейскому воззрению, знание будущего принадлежит одному только Богу. В этом знании будущего библейские писатели и полагают отличие Иеговы от богов языческих. «Пусть они», – говорит Исаия о богах языческих, – «пусть они представят и скажут нам, что произойдет; пусть возвестят что-либо прежде, чем оно произошло. Скажите, что произойдет; пусть возвестят что-либо прежде, чем оно произошло. Скажите, что произойдет в будущем, и мы будем знать, что вы боги» (Ис. 41, 22–23). В то же время Иегова о Себе самом устами Исаии свидетельствует: «Я возвещаю от начала, что будет в конце, и от древних времен то, что еще не сделалось» (46, 10). «Я, Господь, проникаю сердца и испытываю внутренности».

Что можно возразить против этого библейского объяснения факта пророческих предсказаний? Говорят: силы человеческого духа известны нам не во всей их полноте, и потому мы не можем еще с уверенностью утверждать, чтобы знание будущего, обнаруживаемое в пророчествах, лежало за пределами естественных сил человека. При этом обыкновенно напоминают о том, что многое, считавшееся некогда непонятным и сверхъестественным, по мере расширения области человеческих познаний, становилось ясным и оказывалось естественным.

Но едва ли справедлив этот крайний скептицизм. Едва ли для признания чего-либо превышающим силы человеческие нужно ждать и требовать окончательного изучения человека. Напр., для уверенности в том, что человек не в состоянии поднять земной шар, вовсе не требуется ждать того времени, когда будут изучены в точности все мускулы и нервы человеческого тела и все законы механики. Невозможность здесь ясна сама собою и признается всеми. Равным образом, для здравого смысла очевидно, что мы не можем знать с уверенностью того, что еще не существует, и для познания чего нет точек опоры ни в прошедшем, ни в настоящем. Законы нашего обычного мышления, неизменность которых является необходимым условием всякого исследования, не допускают такого знания. И если мы видим, что подобным знанием обладали пророки, то мы обязаны признать чрезвычайность, сверхъестественность этого факта, – его божественное происхождение.

Но, возражают нам далее, факт пророческих предсказаний не есть что-либо исключительное. История знает немало таких предсказаний, которые исполнились, и, для объяснения которых мы, однако, не считаем нужным прибегать к божественному вмешательству. Равным образом, говорят, история свидетельствует, что у всех народов древности были прорицатели или мантики, приписывавшие себе общение с божеством, и усвоявшие дар проникать в божественные советы и их истолковывать.

У греков, напр., были не только отдельные прорицатели как Тирезий, Калхас, Полидам, но существовали целые учреждения, вроде оракулов в Дельфах или Додоне, имевшие своей задачей предсказывать будущее.

Мы должны сказать, что факты, о которых здесь идет речь, давно известны апологетам Библии, и, тем не менее, они не колеблют изложенного выше взгляда на происхождение библейских пророчеств. Все предсказания, на которые указывают, как на аналогию для библейских пророчеств, существенно отличаются от последних. Им, прежде всего, не достает той ясности, которая принадлежит библейским пророчествам, и они не выходят за пределы простых предположений. В этих предсказаниях, далее, выступает момент рефлексии, рассуждения, так что они более имеют характер логических заключений, чем выражений непосредственного чувства. Когда, напр., философ Бекон предсказывал, что со временем будут строить разного рода машины, способствующие быстрому передвижению, когда Лейбниц говорил, что распространившиеся в его время разнузданные мнения приведут к революции, когда наш родной поэт с уверенностью утверждал, что он своими песнями воздвиг себе нерукотворный памятник, к которому не зарастет народная тропа, – то все это мы напрасно будем приравнивать к библейским пророчествам: здесь только последовательные логические выводы, сделанные умными людьми из общепризнанных положений и хорошо выяснившихся фактов.

Равным образом, и факт существования прорицаний или мантики у всех древних народов не может быть сравниваемо с библейским пророчеством. Можно бы много говорить об отличии языческих прорицаний от ветхозаветных пророчеств. Но для нашей цели достаточно указать на следующее.

Цветущее время языческих прорицаний везде падает на периоды, предшествующие развитию культуры. Напр., у Греков, все любимцы богов, удостоивавшиеся общения с ними, каковы Тирезий, Калхас, Полидам и др., жили во времена мифические. В период же культурного процветания Греции прорицатели и гадатели считались простыми обманщиками, а оракулы служили предметом насмешек для философов и поэтов. Таким образом, свет знания подорвал в корне языческую мантику, и она не могла устоять пред ним. Не такова была судьба ветхозаветного пророчества: оно не исчезло пред светом знания; оно существовало не в доисторические только времена еврейского народа, а на всем протяжении истории. Мало того, особенное значение пророчество получило именно тогда, когда стала процветать письменность и сделалась сильна рефлексия. Это показывает, что в пророчестве мы имеем дело с явлением совершенно иного порядка. Значит, и объяснять его нельзя так, как объясняют языческие прорицания.

Вообще, рассматривая сходные по внешности с библейским пророчеством явления, мы можем сказать, что стремление вступить в общение с божеством и узнать божественную волю существовало у всех народов. Но, где не было помощи свыше, там это стремление не только оставалось бесплодным, но и служило источником грубых суеверий и обмана. Только в пророчестве это стремление было удовлетворено, потому что пророков воздвигал сам Бог, благоволивший непосредственно открывать им свою святую волю.