О «Катехизисе» митр. Антония Храповицкого. Переписка с архиеп. Феофаном Полтавским

Ваше Преосвященство, Достойный Владыко!

Давно не писал Вам. Причина тому главная – моя болезнь. Ненормальная беженская жизнь подорвала и без того слабое мое здоровье. У меня туберкулезное поражение бронхиальных и гортанных желез. Это – от сырости, от ненормального питания. Лишь в Софии я получил возможность приняться за лечение. Здесь я имею возможность и жить в сухом помещении, иметь необходимое для лечения питание.

Но, собственно, пишу Вам не о своей болезни. Это пришлось к слову. А – по делу. Дело же таково. Вы, конечно, знаете, что вышел в свет «Катехизис» митрополита Антония и что «Катехизис» этот одобрен Синодом. Я нахожу, что Синод сделал ошибку. В своем «Катехизисе» митрополит Антоний провел свои любимые личные взгляды по догматическим вопросам. И с особенною настойчивостью проводит свой взгляд на догмат Искупления. Он учит, что Искупление совершено не на Голгофе, а в Гефсимании. И самое Искупление понимает не так, как понимают его святые отцы Церкви. Не буду говорить о других погрешностях. Я нахожу, что митрополит Антоний не имел права излагать свои личные взгляды в «Катехизисе» , тем более что они противоречат учению Церкви. Я пишу в этом смысле доклад на предстоящий Собор. Мы с преосвященным Серафимом убеждали его и письменно, и лично – оставить в силе «Катехизис» митрополита Филарета. Говорили, что Синод не имеет права вводить тот «Катехизис», так как «Катехизис» митрополита Филарета утвержден центральной всероссийской властью. Пока увещания наши не имели успеха… До Собора времени осталось, впрочем, не мало, и, быть может, члены Синода одумаются. А если не одумаются, возможна новая смута в Церкви. Законоучители Сербии и Болгарии отказываются принимать «Катехизис» митрополита Антония. Некоторые из них пишут опровержение на «Катехизис» и думают печатать свои опровержения …

Мне было важно знать Ваш взгляд на это дело. Не откажитесь сообщить мне его.

Желаю Вам всякого благополучия.

Прошу Ваших молитв о моем здоровье.

Архиепископ Феофан

Ваше Высокопреосвященство, Владыко святый!

Благодарю прежде всего Бога, что Он даровал мне милость получить от Вас письмо, в коем я почувствовал дух любви. Благодарю и Вас. Да умножит сие Господь во славу Свою и спасение мое! Дай Вам Бог и доброго здоровья.

Надеюсь, что помалу поправитесь…

Из Вашего сообщения я увидел, что Ваша поездка в Канны (во Францию) отлагается до выздоровления. По-видимому, такова пока Божия воля…

Но думаю, что со временем что-то изменится, – и к лучшему для Заграничного Церковного Управления… Впрочем, что Господь даст.

Относительно подворья могу сообщить, что милостью Божиею пока существуем. Средств месяца на 2 – 3 еще есть, а далее – верою живем, как и все время.

Скорбей не очень много, слава Богу, – но не забыты и мы Господом. Некоторые и Вам известны … Но надеемся, что свет пересилит за молитвы преподобного Сергия и за наше покаяние. С пожданием потерпим …

Перехожу к главному вопросу Вашего письма – о владыке, митрополите Антонии («Катехизисе» его).

Прежде всего почитаю для себя радостным сообщить Вам, что в сердце моем Господь даровал добрые чувства и к нему. А потому, что буду писать Вам, напишу не только без страстности и пристрастности, – с Божиею помощью, – но лишь по совести и любви (об этом я еще после напишу).

Обо всем «Катехизис» я с самого начала составил впечатление, что владыка, митрополит Антоний, индивидуально не призван к подобного рода работе; у него нет дарований к составлению «Катехизисов». «Катехизис» – по самой задаче своей – краткой «символической» книги, – должен быть прежде всего ортодоксальным, – а затем – точным. Между тем по душевному складу своему Владыка – индивидуален по мировоззрению (хотя и считает себя церковным) и неосторожно-тороплив в выводах и формулировках.

Вследствие этого в том, что принадлежит в «Катехизис» ему (а не есть повторение «Катехизиса» митрополита Филарета), много необстоятельного, неточного; а, несомненно, есть и прямо неверное.

Из всех пунктов Вы главным образом остановились на вопросе об Искуплении.

Должен сказать Вам, что я этим вопросом довольно усердно занимался в 1924–25-м годах. И у меня составилось записок и выписок до 250–300 страниц. А именно:

1-я глава: религиозно-психологическое восприятие догмата Искупления (это мои личные переживания, осмыслившие мне живо и опытно эту истину).

2. После я написал главу об Искуплении – по богослужению (Октоиху, Триодям, праздникам, литургии).

3. Затем специально с этой точки зрения просмотрел и осветил Священное Писание, – особенно же Послания апостола Павла.

4. Затем набрал довольно много выдержек из святых отцов, а в отдельности – подробно обследовав святого Иоанна Дамаскина («Точное изложение православной веры»), и целиком переписал трактаты епископа Феофана Вышенского об Искуплении (из книги «Начертание христианского нравоучения»).

Это большая часть материалов.

5. Наконец, приступил к критике книги Е.Н. Трубецкого «Смысл жизни», который во многом (и существенном) сходится с митрополитом Антонием, – почему последний и рекомендует эту книгу.

В 6-й главе предполагал рассмотреть книгу митрополита Антония «Катехизис» и его статью [«Догмат Искупления»] (см.: Богословский вестник, 1917, июль-сентябрь)… Но не успел еще.

Наконец, в 7-й главе имел намерение коснуться католицизма и протестантизма по этому вопросу (отчасти наброски сделаны).

В Предисловии же особая глава посвящена религиозно-гносеологическим предпосылкамо вере и знании (часть написана, а часть – в подробном конспекте).

И хотя все это – в недоделанном еще виде, но материалы настолько подавляюще-очевидны, что не требуется никаких особенных знаний, дабы понять существенное учение Церкви. И потому и я нисколько не считаю дерзостью утверждать, что излагаемые мною дальнейшие пункты по вопросу об Искуплении – являются церковными воззрениями в существе своем.

Что же касается второстепенных деталей вопроса, а также (и в особенности даже) точности формулировок, то я не могу считать себя здесь совершенным и весьма желал бы помощи Вашей, а если это пока Вам невозможно, то прошу написать мне, согласны ли Вы в существенном с изложенными ниже пунктами.

По вопросу об Искуплении обычное воззрение, как известно, носило название юридической теории: сущность ее сводится к идее «выкупа», «умилостивления», страдания «за» людей.

Эта точка зрения рациональному мышлению казалась непостижимой по существу, ибо переносила сущность дела Спасителя в тайны Божественной жизни Пресвятой Троицы; а главным образом, она «возмущала» моральное чувство своею видимою элементарностью и несогласием с представлением о Боге, как «Любви». Поэтому явилась нравственно-психологическая теория, которая (если ее брать в чистом виде) переносит центр спасения в самого человека, в его нравственно-психологические переживания, вызываемые делами (тоже Любовью, главным образом) Спасителя.

Но внимательных философов и наблюдающих [за] действительной духовной жизнью человечества эта точка зрения не удовлетворяет: ибо она противоречит действительности (беспомощности всяких способов «самоспасенства») и почти уничтожает дело Господа Иисуса Христа – сводя его к учению, примеру и заражающему действию на психику людей, а существенно (в самом себе) бессодержательному, как бы пустому.

Потому явилась точка зрения онтологическая, особенно излюбленная новыми философами. Она переносит центр в дело Господа Иисуса Христа, в существенно-важное значение именно Его дела, Им и в Нем совершившегося [1]. И в этом отношении она несколько будто бы сближается с так называемой юридической теорией. Но разница в том, что онтологисты, – исходя (как мне кажется) из той же (только более скрытой) идеи о «рациональном» (будто бы) уяснении догмата, с одной стороны, и из желания установить спасение и на деятельности самого же человека (как и в нравственно-психологической теории), – они переводят центр тяжести главным образом в человеческую природу Господа Иисуса Христа, в факт Боговоплощения, как начала богочеловечества всего человеческого рода. Отсюда у них выдвигается Воплощение, но меркнет дело «Креста» (от Назарета до Голгофы [2]), не говоря уже о мнимости «объяснения» [3], а потом и об неудовлетворительности его; ясно видно, что эта точка зрения находится в противоречии не только с юридической теорией (ими поносимой не меньше психологистов), но, главное, и с изначальным учением Слова Божия и Церкви о центральном значении «Креста» и «Жертвы» в деле Господа Иисуса Христа.

_______

[1] А чрез Него, – поскольку Христос есть «всечеловек » по силе восприятия Им «всеединого» человека, – и во всем человечестве. Человечество само во Христе искупило себя (не вместо, а вместе).

[2] Крест они тоже допускают, но главным образом в смысле выстрадания праведности Сыном Божиим в ограниченном и падшем человеческом существе.

[3] В сущности, однородного почти с нравственно-психологической теорией, лишь более глубокой.

Поэтому остается возвратиться к церковной точке зрения, которую с философско-богословской точки зрения, – кажется, – можно бы назвать мистическо-реальной, по главному моменту этого воззрения. Но дело, конечно, не в наименовании, а в существе воззрений.

Основные пункты его (как это мы усвоили и из Предания живого, и из Предания писанного, и из Слова Божия, – о чем поразительно ясно говорят мне и собранные мною материалы) таковы:

1) вне всякого сомнения, – по Писанию и Преданиям, – центр дела Господа Спасителя сводится к Кресту, – понимаемому как в широком смысле этого понятия вообще, так и в особенности Креста Голгофского в тесном смысле. И Гефсимания тут занимает лишь один из моментов Крестного Подвига, и притом со стороны даже не самой существенной – Божественной или даже Богочеловеческой, а – преимущественно человеческой, а потому и не самой действенной в деле Искупления человечества [4];

[4] С этой точки зрения все предыдущее есть лишь путь ко Кресту, а все последующее – следствия его. Ясно отсюда видно различие между онтологической и мистическо-реальной точкой зрения.

2) в деле же Креста самую существенную ценность имеет то, что он принят был Самим Богом;

3) и принят был «за» род человеческий, то есть не только «по причине» падения, не только «для» людей, но именно и главным образом «за» людей, то есть «вместо» них;

4) если же принять эту установку вопроса, тогда ясно поднимается последующий пункт: какой смысл в этом Кресте за других? Ответом на него является учение о Жертве. Этот пункт настолько незыблем в Писании, у Святых отцов и в богослужении, что подавляет своею очевидною несомненностью. И можно утверждать, что если исключить, отвергнуть эту идею Жертвы в деле Иисуса Христа, то отпадут и Писания, и Святые отцы, и службы, и самая литургия. Это – очевидно. Не говорю уже о зловредных последствиях такого лжеучения для грешной души. Идея ЖЕРТВЫ – несомненна, как факт, устанавливаемый всецерковным сознанием и самим Словом Божиим;

5) когда же человеческому сознанию хочется осмыслить этот факт, то православное воззрение должно прежде всего остановиться в благоговении пред неизреченной тайной, поскольку все Божественное, в Боге, в Сыне Божием происходящее, а тем более – в Пресвятой Троице совершающееся, есть дело неизреченное (апофатическая точка зрения в богословии);

6) одно лишь можно и должно утверждать, – как на основании Откровения, так и по философским соображениям, – что для Бога имеет цену, действенность только то, что в Нем Самом совершается. В частности, дело Сына Божия, воплотившегося и пострадавшего, имело и имеет значение главным образом потому, что оно совершило нечто, – притом самое существенное в деле спасения мира, – в недрах Пресвятой Троицы (сия «измена» десницы Вышнего). [5]

[5] В частности, – по отношению к Отцу, как <Причине> всего и в Самом Божестве, и в домостроительстве спасения.

Здесь самый центральный пункт Спасения, Искупления, дела Христова;

7) что именно и как совершилось Там сие, – в последней глубине – для всякой тварной природы недомыслимо (Недомыслимо, конечно, изменение в существе Божием);

8) но несомненен факт, что Писание и Предание ставят это в теснейшую связь именно с Крестом Христовым, как Центром Его служения;

9) несомненно и то, что Писания утверждают об изменении в «отношениях» (говоря человекообразно, но верно) Бога к человеку после «крестной славы» Сына Божия [6]; это изменение называется «примирением», Результатом же сего было ниспослание Духа Святого в день Пятидесятницы по ходатайству Сына;

[6] По «домостроительству», «изменение», прекращение «вражды».

10) а если так, если центральное место занимает Крест, то человеческому сознанию хочется понять, по возможности (катафатический момент в богословии), его значение в деле Сына Божия во Святой Троице. И тут-то встает идея всякой жертвы – страдания для умилостивления. Эта идея – по отношению к Отцу Небесному – очевидно установлена и в Писании, и в Предании. Следовательно, она факт Божественной жизни Пресвятой Троицы;

11) отсюда и берет начало так называемая юридическая (иногда называют ее «объективно-юридической») точка зрения. Следовательно, она совершенно законна, правильна и является совсем не выдумкой… «юридического» Запада, а Откровением Слова Божия, развитым позднее в творениях всех Святых отцов Востока;

12) если же и кажется она иногда грубо-судебной и будто бы противоречащей элементарным понятиям нравственности и воззрениям о Боге, то это лишь оттого, что всякая аналогия (а без аналогий в богословии невозможно обойтись, – ведь и так называемая нравственно-психологическая теория построена на аналогии: от наших переживаний – к Божиим), по необходимости, грубее самой истины. И притом она излагается нередко приспособительно к популярному пониманию. Но в существе ее, в корне так сказать, самое зерно юридической теории совершенно правильное, – поскольку она выражает идеи мистическо-онтологические: устанавливает центр Искупления в недрах Божиих и ставит его в зависимость от Крестной Жертвы;

13) поэтому между мистическо-реальной и юридической точками зрения нет разницы в существе дела: последняя есть лишь наглядная форма первой;

14) не буду далее останавливаться на подробностях вопроса о Жертве: кому принесена Жертва? почему? и прочее. Они несущественны; и то или иное решение, или хоть аналогия не могут устранить факта значения Жертвы;

15) но нужно остановиться все же на некоторых пунктах этой идеи-факта. И прежде всего на понятии о Боге. Хотя сие неизреченно в последней основе; но несомненно, что ходячее представление о Любви Божией грешит великим субъективизмом и антропоморфностью, притом еще и в падшей природе духа нашего. Между тем во всем Слове Божием устанавливается очень резко (особенно в Ветхом Завете, что и должно быть) идея правды Божией, больше – идея гнева Божия, что, в сущности, равносильно отлучению или клятве, проклятию. Конечно, это кажется человекообразным; но для человека нет другого языка, кроме человеческого; и, однако, этим самый факт утверждений Откровения о правде гнева ничуть не устраняется.

И если человеческая мысль стремится все же приблизить факты Откровения к своему понятию (пусть даже несовершенным путем), то несовершенство не есть еще отрицание существа дела. А существо дела было в «разрыве» отношений Бога с людьми, – а не только и не столько людей с Богом (хотя причиной этого разрыва, «изгнания из рая», а не «ухода», было человеческое падение, человеческая воля). А если так, – а это так (хотя бы и недоступно нам было и есть все это), тогда необходимо было «заполнить» этот разрыв. И так как для Бога всякое тварное существо ничтожно, то необходимо было Божественное участие Сына Божия, Который и «умилостивил» (говоря образно, но словами Писания) Отца Своего, «удовлетворил Правде», «примирил с Богом», «разрушил клятву» (это постоянно в богослужении употребляется), сокрушил «средостение вражды»: освободил из-под «чуждой власти» диавола и прочее;

16) другое недоумение вызывается идеей жертвы «за» других, идеей вменения грехов человечества Спасителю, а Его «заслуг» – людям.

Это вопрос тоже частный, не существенный. И хотя бы не понимали его, все равно идея страдания «за» пребывает неизменной. Здесь могут приходить на помощь и онтологическое воззрение о родовом всеединстве людей, о «втором Адаме», и психологическое объединение в любви. Но и тут ценно опять не это само по себе, а то, что это вменено было Себе Божиим Сыном пред Богом Отцом. Все же прочее можно принять как дополняющий и приближающий к нашему опыту материал. И несомненно, он не только интересен, но и весьма ценен в таком значении;

17) впрочем, и для христианского богословия (начиная с самого Откровения), и еще больше для существа дела, то есть для христианской жизни, – как в этом, так и в других догматических вопросах не столько важно «понимание», сколько самый факт бытия, нами воспринимаемого (что и есть сущность «понимания»), на нас действующего. И этот «динамический» смысл догматов, в частности так называемые плоды Искупления, не только указывается в Писании, но и оправдывается на постоянном опыте (пока – отчасти, а в свое время – всецело: когда Сын покорит все Отцу). Здесь мы сближаемся с нравственно-психологической теорией; однако сближение это на перифериях, но при различии центров;

18) далее можно было бы говорить о так называемой субъективной стороне Искупления, или об «усвоении заслуг» Господа Иисуса Христа. Последняя формулировка опять-таки неприемлема для психологистов, и даже для онтологистов, но она несомненно есть у Святых отцов. Сошлюсь хотя бы на святого Иоанна Дамаскина и епископа Феофана Затворника, которые прямо употребляют эти термины; и, безусловно, она неразрывно связана с мистическо-реальной точкой зрения; и наоборот, без нее «юридическая» точка зрения впала бы в крайность (во что и впадает отчасти католицизм, а еще более – протестантизм). Церковное же воззрение обязывает к «усвоению» дела Христа;

19) в чем оно? С нравственно-психологической, или субъективной, точки зрения – в вере и спострадании [7] Христу Искупителю; или продолжении Искупительного Креста в каждом из нас;

[7] Креста в широком смысле слова – подвига всей жизни.

20) но и это не самое существенное здесь, а то, что это лишь путь для привития человека ко Христу Ходатаю; привитие же самое совершается Духом Святым, посланным опять-таки ради «Крестной славы», или «заслуг», Сына Божия. Дух же Святый творит еже хотети и еже деяти. Благодатию спасаемся.

Не от дел, да никтоже похвалится. Это «объективная» сторона «усвоения». Бог дал Духа в сердца наши, вопиющего: Авва Отче; и ходатайствующего неизреченными глаголы в нас, как Дух Сына;

21) а если так, если и в «усвоении» самое главное принадлежит опять Богу, благодати, то этим еще более утверждается факт совершения и содевания доселе спасения не «нашими силами», а милостью Божиею, от Него Самого исходящей и в Нем Самом основание к тому имеющей. А так как учение о благодати, то есть незаслуженном даре, занимает центральное место в христианстве, – то оно рушится вместе с ложным учением об Искуплении, совершенном «вместо» нас, об Искуплении, ходатайствующем доселе пред Отцом нашим. Тогда падают все «таинства».

На этом вынуждаюсь остановить свое письмо, – неожиданно так распространившееся;

22) можно добавить, что правильно воспринятая точка зрения об Искуплении включает в себя и моменты так называемые онтологический и нравственно-психологический, – но как подчиненные; сближаясь, однако, более тесно с так называемой объективно-юридической точкой зрения.

Между прочим, имеет свое место и идея родового единства человечества (новый Адам), не занимая, однако, центра, а лишь являясь одним из звеньев к основному положению – ходатайству единого Ходатая пред Отцом Небесным, Господа Иисуса Христа, восшедшего на «небеса», – [ходатайству] Своею Кровию;

23) таким образом, в последнем основании дело Искупления из плана человеческого, через Богочеловеческий Подвиг Спасителя, переносится в план Божественный, в недра Пресвятой Троицы, частнее – к Богу Отцу, Который в Святом Духе, ради Сыновнего Креста посылаемом, восстанавливает общение с человечеством. Благодатию спасаемся, а не «законами».[8]

[8] Нравственно-психологическая и онтологическая теории мною ощущаются в последней их глубине, аминь, – как иудаистически-язычески «законнические"… Понятно ли?

Итак, суть Искупления совершается в Пресвятой Троице Крестом Сына.

Заканчивая письмо, я вижу, как таинственен вопрос и ответственно богословствование о нем; вижу, как он сложен и связан самым существенным образом с массой других вопросов; вижу, как он чрезвычайно жизнен, и потому искажение его в какой-либо части, а тем более – центральной, повлечет к зловреднейшим духовно последствиям.

Потому должно быть чрезмерно осторожным в формулировках.

И, высказывая изложенные выше пункты, я не считаю их совершенными и готов был бы с особой радостью услышать Ваши указания, – и притом по двум направлениям: прежде всего, согласны ли Вы, считаете ли Вы церковными изложенные основные тезисы (пункты 1– 4, 6, 9–11, 15) и выводы (пункт 23) и затем уже благоволите (если есть время) остановиться и на второстепенных пунктах и написать мне.

Но главное, пока отпишите хотя бы Ваше мнение по существу дела. Очень прошу Вас.

А письмо это все целиком прошу возвратить мне (для материалов моих, ибо Вам в нем нужды нет). Хорошо бы хоть с летучими пометками в тексте самом.

Прошу молитв.

Ваш послушник недостойный

Епископ Вениамин.

Ответ на мои мысли

Ваше Преосвященство,

Достойный Владыко!

Благодарю Вас за письмо и за присылку конспекта по вопросу о догмате Искупления в связи с делом о «Катехизисе» митрополита Антония. Я признаю правильными основные положения Вашего конспекта. Но в частности не имею возможности вникнуть по болезни и по недостатку свободного времени.

У Вас, во время пребывания митрополита Антония в Париже, вероятно, были разговоры с ним по поводу его « Катехизиса». Удалось ли Вам переубедить его? Нам пока это не удалось. Слишком он уже уверен в своей непогрешимости.

Хотелось бы не доводить этого дела до Собора. Но если митрополит Антоний не проявит уступчивости, придется апеллировать к Собору. Не сознавая того, митрополит Антоний сам себе роет яму. А услужливые «друзья» его плохую оказывают ему услугу, приспособляясь к нему чрез меру и с нарушением правды.

Прилагаю при сем Ваш конспект.

Прошу святых молитв Ваших.

Ваш искренний богомолец Архиепископ Феофан.

1926. III. 30 София

P.S. Неужели не устроит нас и этот Собор? Я нахожусь в безвыходном положении. Живу на счет частной благотворительности. Не имею ни своего угла, ни своих средств к существованию. Если бы не добрые люди, то давно бы умер. Однако благодарю Господа за все!

А.Ф.

Приветствую Вас с наступающим праздником Святой Пасхи!

А.Ф.