Глава 7. 1905 год

«Если бы Всевышний дал мне в удел будить сердца арфой златострунной, если бы вещать про дела давно минувших дней было мне доступно, – то не престал бы я твердить про «Росс», какой бы ветхостью он ни порос. О, Росс, старый Росс! сколько воспоминаний будишь ты, какие тяжкие вызываешь ты мечты!

Легко сказать, что некогда в вечно цветущей Калифорнии были русские владения; над лазурными берегами Тихого Океана развевался русский флаг, а по вершинам гор её парил двуглавый орел!., но как это перечувствовать, если вспомнишь, что все это «дела давно минувших дней, предания старины глубокой». Эти предания однако составляют одну из блестящих страниц русской летописи, свидетельствующих о былой русской отваге и предприимчивости, служат памятником того поступательного движения России, которое особенно ощутительно проявилось в течение двух последних столетий. Русское поселение в Калифорнии «Росс» было завершителем, венцом тех подвигов, начало которым положил славный казак Ермак Тимофеевич. Сколько сия небольшая страничка о русской Калифорнии говорит нашему сердцу, чему только у остатков некогда грозного форта здесь нельзя научиться! Тут и следы русской военной доблести и гражданского мужества, тут и памятники русского благочестия и русской народной культуры. Здесь было лучшее, что русский дух, русский ум мог дать и создать. А между тем, кому в России известен сей драгоценный уголок, кто из русских знает о трудах и подвигах наших калифорнийцев, кто благодарно вспоминает память их? Боюсь перечислять имена таковых, ибо скоро пришлось бы остановиться. Кто, наконец, из русских людей, живущих или проезжающих Калифорнию, завернул в это дорогое для русского самосознания место? «Был здесь Епископ Владимир, Епископ Николай со спутниками (а теперь скажут еще «и Епископ Тихон со спутниками»), а других русских посетителей мы не знаем», – так говорят живущие в Форт-Россе. К счастью, эти архиерейские посещения старого «Росса» свидетельствуют, что хоть некоторые истинно русские люди еще помнят свою историю и дорожат всяким фактом её. О последнем, о таковых посещениях и будет у нас речь, но прежде чем говорить о сем, а попутно с сим и о настоящем Форт Россе, позвольте, читатель, сказать несколько слов о прежнем «Россе».

Почти сто лет тому назад, именно 8 Марта 1806 года, на небольшом парусном судне отплыл из Ситхи в Калифорнию поверенный Русско-Американской Торговой Компании Розанов, отплыл он с торговою целью. Но помимо сего Розанов имел и другую, более важную миссию: исследовать берега Тихого Океана южнее Ситхи и присмотреть, не окажется ли где места удобного для основания поселения с целью разведения агрикультуры и меховой торговли с туземцами. К сему времени торговые дела Компании значительно расширились, в ведении её было почти все население Аляски, а все продовольствие получалось из России. Для разрешения сего вопроса, который чем дальше, тем все более озабочивал Управление Компании вследствие дальности и неудобства путей сообщения с центральными местами России, последнее и решило выбрать соответствующее для сей цели место на западном побережье Америки. Самым благоприятным пунктом для сего было побережье в пределах нынешней Северной Калифорнии или Нового Альбиона, как тогда эта местность называлась. Сюда-то и направились наши моряки, это место и облюбовали, наметив границы будущих русских владений от реки Колумбии и до С. Франциско. Планы сии пришлось осуществить уже преемнику Розанова, Кускову, хотя в более скромных размерах. Сей отважный росс, после плавания вдоль западного берега на судне «Кадьяк», 8 Января 1809 года пристал в бухте, названной им «Румянцев порт» и известной теперь под именем «Bodega bay», под 38 гр. ш. и 123 гр. д. Кусков оставался здесь до месяца Августа, исследовал за это время близлежащие окрестности, установил дружественные сношения с местными жителями, построил несколько бараков и жилых помещений и, наконец, запасшись достаточным количеством шкур выдры и бобра, 17/29 Августа отправился обратно в Ситху, оставив небольшую дружину в Румянцевском порту для развития дружественных сношений с индейцами. Без сомнения, Кусков дал благоприятный отзыв о местности, в которой он остановился, потому что в 1811 году он возвратился обратно в «Румянцев Порт» с широкими полномочиями утвердиться в нем более основательно. Прежде чем делать это, Кусков занялся более тщательным исследованием окрестной местности с целью подыскать более подходящее место для агрикультурных занятий. Русские углублялись внутрь страны вверх по течению быстрой и многоводной реки, впадавшей в океан в 8 милях от порта, но слишком гористая и каменистая почва русла реки не оказалась пригодною для устройства где-либо в нем поселения. В память своего путешествия по ней (подымались далее 50 миль вверх) русские назвали эту реку «Славянка», перенесши свои исследования к берегам океана. Здесь, в 16 милях на север от порта, они нашли большую плоскую возвышенность, расположенную у подножья цепи гор на высоте 100 ф. над уровнем моря и называвшуюся по-индейски Мадшуи-нуи. Местность эта изобиловала такими же богатствами, какие были и в Румянцевом Порту и даже в большей степени: земля была удобна для посевов и огородничества, пастбище для скота громадное, лес для кораблестроения и других нужд в изобилии, климат умеренный. Правда не было здесь такой бухты, как Румянцевская, но глубокий берег позволял судам свободно приставать здесь. Занятая Кусковым площадь равнялась одной тысяче акров и находилась под 38° 33» ширины и 123° 15» долготы. Благодаря и подаркам и дружественному образу действий Кусков заручился согласием индейцев, – ибо власти испанцев не было здесь заметно, – на устройство поселения и энергично принялся за возведение необходимых построек. Прошло несколько месяцев, и русские на берегу Тихого Океана воздвигли все необходимые для своей колонии здания и даже присоединили к ним с севера и юга две башни, снабженные пушками, которые делали этот русский уголок неприступным, сообщая ему вид крепости. 30 Августа 1812 года селение было торжественно открыто и наименовано «Россом». На первых порах число жителей равнялось 175, из них 95 русских и 80 Алеутов. Такой успех новых пришельцев обеспокоил испанцев. Хотя они и не особенно интересовались своими владениями на север от С. Франциско, тем не менее, не желали от них совершенно отказываться. Не будучи в состоянии воспрепятствовать русским витязям поселиться в Калифорнии, испанцы оказались бессильными впоследствии заставить эту небольшую дружину удалиться с занятых ими берегов. Посему, вместо открытой борьбы, они вступают с русскими в дипломатические переговоры. По поручению коменданта г. С. Франциско еще в Августе 1812 года, т.е. почти пред самым открытием «Росса», сюда явился испанский офицер Moraga с 7 солдатами для тайного осмотра «русской крепости». Возвратившись к своему начальству 1 Сент, т.г., Moraga доложил, что русские очевидно намерены навсегда остаться в Калифорнии, ибо достаточно укрепились. В Январе 1813 года этот офицер опять является в «Росс», чтобы справиться о способах торговли, практикуемых русскими. Принят и на сей раз любезно и ознакомлен со всем, что можно было показать. Наконец, в Июне 1814 года тот же Moraga посещает в третий раз «Росс» с специальною целью исследовать его укрепления. Результатом всех этих посещений офицера Moraga было то, что в 1815 году Кускову было предложено от имени Вице-короля Испании уничтожить селение «Росс», если он не желает нарушать дружественных отношений, существующих между Россией и Испанией. На сие Кусков ответил, что без ведома Главного Правителя Компании Баранова он не может предпринимать ничего подобного. Такой же ответ он дал на совещании в Сан Франциско, куда он приглашен был по случаю приезда туда русского корабля «Рюрик» под командой лейтенанта О. Коцебу. Этим пока и закончились переговоры об оставлении русскими Калифорнии. «Так как испанцы видели, что «Росс» был неприступен какой бы то ни было силе, какую калифорнийцы могли бы выставить против него, то они и оставили русских в покое», – говорит автор «Русского поселения в Калифорнии». Вот золотые слова! Горсточка русских людей, осевших в далекой и неведомой стране, укрепилась собственными средствами настолько, что пред нею трепетала целая область страны воинственного народа, какими были некогда испанцы. Свежо предание, да верится с трудом! В жизни «Росса» 1816 год имел большое значение, обеспечив его существование на будущее время до оставления русскими Калифорнии, т.е. до 1842 года, а также представляет год конечного его развития и благоустройства.

В описании современников старый «Росс» изображается в следующем виде. Селение расположено было в 8 милях от устья реки «Славянки», известной ныне под именем «Russian River» («Русская река»), на плоской возвышенности, окруженной оврагами и горами, затруднявшими доступ неприятелю. Самая крепость занимала четырехугольник в 300 х 250 ф. и обнесена была восьмивершковыми частоколами, скрепленными поверху толстыми бревнами со вделанными в них спицами. На северном и южном углах этого четырехугольника были установлены караульные башни, причем в первой из них было 14, а во второй 20 пушек. Башни эти или форты были сделаны из толстых бревен и имели очень внушительный по тому времени вид. В пределах крепости помещались следующие строения: часовня в с.-восточном углу, а на запад от неё ряд складов и цейхгаузов. На противоположной южной стороне центральное место занимал дом управляющего и коменданта крепости, а на запад от него дом офицеров гарнизона и контора, а на восток – дома для служащих и казармы для солдат. За стенами крепости были расположены отдельные домики для алеутов и индейцев, ветряная мельница, разные мастерские, амбары, кожевенный завод, скотные дворы и пр. службы с примыкавшими к ним огородами и полями, а на берегу была устроена хорошая пристань, большой навес для байдарок, такой же для склада строительных материалов, корабельно-строительная мастерская, кузница и баня. Население «Росса» доходило до 400 человек, кроме коих здесь жило большое количество индейцев, нанимавшихся для различных работ. Помимо охоты за пушными зверями и ловли рыбы, чем занимались преимущественно алеуты, земледелие и скотоводство были главными источниками благосостояния колонии. Для посевов русские могли занимать земли сколько угодно, а для пастбищ вечно зеленеющие поля и леса являлись незаменимыми. Мы видим, что в «Россе» ходили табуны лошадей и тысячи голов крупного и мелкого скота. Продуктов от этих отраслей промышленности было не только достаточно для местных нужд, но большое количество их отправлялось в Ситху. Туда же посылались соленое и сушеное мясо, молочные продукты, смола и т.п. В мастерских селения выделывались разные деревянные, железные и др. вещи, которые находили хороший сбыт на Калифорнийских рынках, а на верфи было построено несколько судов для испанских офицеров и монахов, равно как и для собственных нужд. Одним словом «Росс» превратился в цветущий промышленный центр Сев. Калифорнии, вызывая зависть и удивление соседей. Посетивши его в 1824 году, капитан, раньше упомянутый нами лейтенант О. Коцебу, так отзывался об этом русском уголке: «Я, признаюсь, не могу воздержаться от соображений, сколь великую пользу извлекла бы эта страна, сделавшись провинцией нашей могучей Империи, равно как и сколь великую пользу она принесла бы России. Она была бы неистощимой житницей для Камчатки, Охотского края и для всех поселений Русско-Американской Ко. Эти места, часто страдая от Недостатка зерна, получили бы новую жизнь от тесной связи с Калифорнией». Помимо «Росса» в распоряжении русских были раньше занятый «Румянцевский порт» с значительными постройками в нем, устье реки «Славянки» с учрежденным на ней постом, а также группа из шести островов, расположенных в 32 милях от входа в С. Францисковский Залив, занятых в 1812 году, – Farallones Islands. Острова эти богаты были чайками и пингвинами, которых убивали здесь до 50 000 ежегодно, а также котиками (seáls) и морскими львами (sea lions), которых убивали до 2 000 ежегодно. В 1836 (году) Управляющий Костромитинов исхлопотал у Губернатора право построить склады Компании на каком угодно месте залива г. С. Франциско и выбрал берег, где стоит ныне городок Sausolito, а после него барон Врангель возбудил ходатайство об уступке русским долин Sonoma и San-Raphael для устройства в них поселений. Были поселения русских в Новой Гельвеции (Sacramento), а также в «Хлебниковой» и «Костромитинова» дачах. В целях добиться положительных результатов своих ходатайств барон Врангель, посетив Мексику, к которой отошли все испанские владения в С. Америке, и заручившись согласием вести переговоры по представлении на сие полномочий от Русского Правительства, отправился в С. Петербург. Но здесь его ожидало полнейшее разочарование. Русское Правительство, заключив Договор с Англией и С. Амер. Соед. Штатами в 1824 году, по коему обязалось не распространять своих владений в Америке ниже 54° 40» широты, не могло дать Врангелю желанных полномочий, а только дало разрешение вести переговоры по торговым делам своей Компании. Возвратившись со столь ограниченными полномочиями в Мексику, барон Врангель получил согласие местного Правительства заключить торговый договор с Россией, если бы переговоры были ведены уполномоченными на сие лицами, – и только. Одновременно с сим Мексикой было поручено своему посланнику в Лондоне разузнать, какие предложения могли бы последовать со стороны России по поводу ходатайств барона Врангеля. Но Русское Правительство, связанное договором 1824 г., не могло дать поддержки сему последнему, и вследствие сего миссия его была даже отчасти во вред интересам Компании. Мексиканцы обратили внимание на СеВ.Калифорнию и планы русских поселенцев. Правительство велело учредить военные посты во всех местах, где были русские поселения с целью следить за их развитием. Коменданту было предоставлено право раздавать земли мексиканским гражданам, чтобы предотвратить захват их русскими. В «Росс» стали являться под разными предлогами мексиканские офицеры. Видя такое отношение к себе мексиканцев и не ожидая ниоткуда поддержки, Русско-Американская Торговая Ко. решила ликвидировать свои дела в Калифорнии. Уполномоченный её Костромитинов вступил в переговоры сначала с Правительством Мексики в лице генерала Валейо о покупке «Росса», но когда последний отказался от покупки, предполагая, что русские и так оставят свое добро в его пользу, то Костромитинов продал в Декабре 1840 года селение «Росс» и другие места Швейцарии капитану Sutter’y⁷⁵¹ за 30 000 долларов. Весь 1841 год прошел в передаче русскими своего имущества новому владельцу. Капитану Sutter’y было передано следующее: крепость размером в 1088 квадратных футов с двумя башнями, дом в 6 комнат с кухней и коридором, размером 36 х 58 футов, другой дом в 6 комнат, размером 24 х 48 ф., дом для таможенных офицеров в десять комнат, размером 22 х 60 ф., барак в 8 комнат 24 х 66 ф., три склада, кухня, тюрьма и часовня с колокольней. Вне крепости было передано: кузница, кожевенный завод, баня, слесарная, столярная, хлебопекарня, две ветряных мельницы и одна лошадиная мельница, три гумна, колодезь, конюшня, молочная, овчарня, два коровника, два козьих сарая, сарай для свиней, десять навесов, восемь бань, десять кухонь, 24 дома с огородами у каждого. Сюда вошло имущество и разные строения на «Костромитинова», на «Хлебникова», «Георгиевской» дачах и в Порту Румянцева, а также шхуна «Константин», переименованная потом во «Sacramento».

В Январе 1842 года русские отбыли в Аляску, а с их отбытием закончилось русское дело в Калифорнии. С тех пор «Росс» переходил из рук в руки, постепенно все ветшая и разрушаясь. После Sutter’a владельцами его были Torres, Benitz и Call, в настоящее же время⁷⁵² тот участок поселения, на котором стояла крепость, приобретен штатом Калифорнией от Mr. Call’a на деньги, собранные по общественной подписке, за $ 3000, как историческая редкость, для предохранения от окончательного разрушения...

Посетить историческую местность Ф. Росса, помолиться здесь о блаженной памяти тех, кто прославил так русское имя, было давнишним желанием Преосвященнейшего Тихона, но частые и продолжительные путешествия Его Преосвященства по епархии препятствовали осуществлению сего святого желания, и только 22 Февраля с.г. старик «Росс» или нынешний Форт Росс удостоился принимать русского православного Архиерея, хотя, надо сказать, не в первый раз, ибо посетили Форт Росс и Преосвященный Владимир и Преосвященный Николай⁷⁵³, во время своего управления Алеутской епархией. Утром 22 Февраля Его Преосвященство Преосвященнейший Тихон, в сопровождении Архимандрита Феоклита, Священников о. Ф. Пашковского и о. П. Попова, Н.Ф. Гривского и A.A. Кальнева⁷⁵⁴, отбыл на пароходе в г. Sausolito. Отсюда путь до станции Casadero, конечный пункт железнодорожной линии North Shore, лежал по красивой и богатой долине, мимо станции Ross Valley (Русская долина), по берегу Bodega bay («Румянцева порт») через Russian River («Славянка»), мимо станций «Moskow» и «Russian River». Проезжая эту местность, невольно приходилось повторять слова Преосвященнейшего Николая, так поэтически описавшего ее: «Какой воздух, какая природа: одно очарование!» Тут действительно было чем полюбоваться, на что посмотреть и вознестись в облака заочны. В 12 ч. 20 м. дня мы прибыли в Casadero, а отсюда нам надо было самим позаботиться о дальнейшем способе путешествия, так как до Форт Росса еще оставалось 15 миль. Мы могли бы взять билеты прямого сообщения и до более дальнего пункта Sea View, в 12 милях от Casadero и в 3-х от Форт Росса, куда пассажиры продолжают путь на дилижансе (stage), но ввиду того, что билеты половинной стоимости (клерикальные) даются только до Casadero (1 д. 90 ц.), цена же билета до Sea View 6 дол., мы решили взять билеты до Casadero, а там приплатить за омнибус. Однако расчет оказался не совсем выгодным, ибо за омнибус потребовали 3 д. с человека (имеется в виду везде цена в оба конца), да потом еще от Sea View пройти 3 мили в Форт Росс и обратно. Пользуясь нашею нерешительностью, один из местных обывателей (Casadero местечко небольшое, расположено в лесу, вроде русского хутора), чтобы отбить нас от дилижанса, предложил свезти нас в Sea View за 10 д., потом повысил цену на 2 д. и наконец согласился свезти в Форт Росс и обратно за 15 д. Делать было нечего, надо было согласиться, ибо другого подводчика не было, а пройти 15–16 миль в жаркий день с запасом провизии было бы трудно, если принять во внимание, что среди нас был Владыка и 70-летний старец Архимандрит. Перекусив немного на берегу притока Русской реки, мы в 1 ч. дня уже продолжали путь на довольно вместительном рессорном тарантасе, запряженном четверкой сытых, бодрых лошадок. Дорога лежала по склонам гор, поросших густым лесом, то подымаясь в гору, то опускаясь круто вниз. Несмотря на жаркие дни, стоявшие в это время, в лесу было очень сыро, и пришлось ехать почти все время по грязи. Лес производил приятное впечатление своею девственною красотою и своим величием. Он состоит преимущественно из красных деревьев (Redwood), которые, как великаны, группировались друг возле друга, взаимно щеголяя своею стройностью и громадным размером. Иные деревья достигают 10–12 ф. в диаметре. Среди этих великанов, как бы по снисхождению их, приютились и другие породы лесного царства Калифорнии: дуб, сосна, манзонита, евкалипт, лавры и др. кустарные растения. Трудность и медленность пути сглаживалась тем разнообразием картины, какая всюду расстилалась перед нами. Иногда густой, непроницаемый шатер зеленого леса сменялся ясным голубым небом с ниспадающими лучами заходящего солнца, и глазам представлялась широкая даль, увлекая собою ум к созерцанию величия Создателя. Время переезда от Casadero до Sea View, при всей своей продолжительности, прошло незаметно. Сему не мало способствовало пение духовных песнопений и патриотических песен, какими сопровождался наш путь. Очутившись на большом открытом холме с одиноко стоящим на нем зданием, занимаемым почтовой конторой Sea View, мы увидели вдали безбрежные пространства Тихого Океана. Чем-то величественным, могучим повеяло от этих водных стихий. Борьба, вечная борьба с землею, с человеком была написана на его поверхности. Только янтарная струя воды, время от времени выпускаемая китом, играла на солнце радужными цветами и свидетельствовала, что жизнь возможна и в нем. Спустившись с этого холма и проехавши небольшой лесок, мы очутились у цели своего путешествия; перед нами, как на ладони, стоял старый «Росс», именуемый ныне «Форт Росс». По внешнему виду казалось, что здесь было когда-то большое русское село, одно из тех, которые попадаются на больших торговых трактах, но вследствие изменения тракта оставшееся в стороне от жизни и мало-помалу заглохшее в своем одиночестве. Подъезжая к Форт Россу, мы увидели сад, разведенный русскими руками, обнесенный частоколами с полу развалившимися воротами, с такими воротами, какими в наших деревнях запирается почти всякий двор. Такие же ворота ведут и в самый Форт Росс. Не знаю, что думали и чувствовали другие, но мне в момент въезда в Форт Росс вспомнились те помещичьи возвращения в свои разоренные усадьбы, которые так часто встречаются в произведениях наших лучших писателей. Когда проигравшийся улан, или исстрадавшийся департаментский чиновник, или какой-либо свободной профессии человек, некогда бывший богатым, но вследствие столичной жизни обнищавший, приходил в себя и возвращался в свою деревню, чтобы поднять свое благосостояние, и вместо роскошного отцовского дома встречал покосившийся с заколоченными ставнями домишко, с заспанной бабой на крыльце вместо дворецкого, пустые пространства, носившие следы скотных и птичьих дворов, а вместо амбаров, полных зерна и хлеба, только полуразвалившиеся срубы, – то великая жалость и негодование изображались на его лице, жалость и негодование прежде всего к самому себе. Нечто подобное приходится испытывать и русскому посетителю Форт Росса.

Внимание наше было привлечено прежде всего зданием часовни. Это небольшое продолговатое здание, размером 25 х 30 ф., с двумя куполами – один над колокольней, а другой над самой часовней, – очень достаточно сохранившееся, несмотря на свою 90-летнюю давность, в течение коей пришлось, верно, ему перетерпеть много невзгод. На куполе часовни уже не сохранилось поперечной перекладины креста, но на колокольне такой еще стоит. Так как часовня находится почти у самых ворот, в с.-восточном углу бывшей крепости, то мы здесь и остановились и направились к ней. Висевший на двери замок убедил нас, что присмотр за нею существует. Вскоре нам встретился молодой человек, оказавшийся сыном Mr. Call a, который собственно владеет бывшим русским поселением, исключая участка, на коем стоят старые русские здания величиною в 21/2 акра, проданные им штату за 3000 дол. Молодой человек любезно отозвался на нашу просьбу, отворил часовню, и мы с благоговением переступили порог её. Сравнительная чистота и порядок нас приятно удивили: у передней стены помещалась платформа с кафедрой, по бокам коей стояли подсвечник и аналогий русской работы; середина часовни была занята скамейками, употребляемыми в инославных храмах, причем у задней стены стояла скамейка с надписью «made by the Russians in 1812», a вдоль западной стены тянулась скамейка хотя и без надписи, но несомненно русского производства. В колокольне стоял стеклянный ящик с предметами древности; тут были две казацких шпаги, солдатский штык, несколько картечей, монеты, ключ, замок, бритва, ночник-лампочка и др. Совершив краткое благодарственное молитвословие, мы оставили часовню, довольные тем, что внутренний вид её всетаки напоминал дом молитвы. По заявлению Mr. Call^,a, окрестные жители иногда сходятся в Ф. Росс для общественной молитвы, которая совершается в часовне по временам. Посему ли или потому, что все строения находятся в ведении Штата, но «мерзости запустения» не было в ней. После часовни мы собирались осмотреть и другие здания, пока ночная тьма не скрыла их от нас, но тут вдруг наш возница предложил нам не терять времени, а отправляться на ночлег в Sea View, потому что в Форт Россе не имеется для сего удобного помещения. Это нас удивило и озадачило, надо было действительно придти к какому-либо заключению на сей счет. За помощью в данном случае обратились к тому же молодому Mr. Call’y, но от него только узнали то же, что было сказано нам возницею: гостиницы нет, а из частных домов только дом его отца, а дом ближайшего соседа в двух милях. В крайнем случае мы решили, с согласия Преосвященнейшего Владыки, провести ночь под открытым небом, ибо уезжать, ничего не осмотревши, нам казалось преступным. В то же время мы завели разговор о старых домах, как будто еще пригодных для жилья. После некоего колебания и массы предупреждений, что в них нет никаких удобств и даже необходимых принадлежностей, Mr. Call отворил нам бывший губернаторский дом, и мы к своему удовольствию увидели, что в нем можно без особого риска укрыться от ночной прохлады. Дом состоит из шести больших комнат с кухней; были в них столы и стулья и даже посуда, как признак того, что в нем помещалась недавно гостиница. К этому дому примыкал офицерский дом о десяти комнатах, в коих оказались и кровати с матрацами, но конечно без постельного белья и с признаками запустения. Тут и предстояло нам провести эту ночь. В одной из комнат губернаторского дома лежала регистрационная книга бывшей здесь гостиницы; развернув ее, мы к великому утешению прочли следующую запись Преосвященнейшего Николая: «1897 года 31 Марта. Посетил сие священное для всякого русского место. С грустью взирал на мерзость запустения на месте святе. Господь да упокоит души почивших рабов Божиих и да простит согрешения тем, кто дерзнул отдать сие место, купленное ценою русской крови». Эта запись выражала то, что должен чувствовать истинно русский человек при мысли о прошлом Форт Росса. Не менее знаменательной надо признать и запись одного из спутников Преосвященного Николая, – Иеромонаха (ныне Игумена) Севастиана, который написал следующее: «The undersigned, a native bom of California, and a priest of the Holy Orthodox Russian Church has visited the historic landmarks of Fort Ross – sacred to the hearts of christians, who observe the progress of each and all Governments and nations with jealous eye. I have had honor to visit this place and pray in the old cemetery yonder on the hill (for we could not in the church, which is now, – since the stars and stripes have been raised, – a house of cattle) in company with the Most Rev. Bishop Nicholas and Mr. P. Grepachevsky».

Освоившись с своим «губернаторским» помещением, в часов 7 вечера мы уже сидели за «губернаторским» столом, подкрепляясь однако не губернаторскими блюдами, а чем Бог послал. Mr. Call был так внимателен, что снабдил нас хлебом, молоком и яйцами вдобавок к сухоядению, привезенному нами с собою, а Г. Гривский оказался знакомым с кулинарным искусством, так что мы попробовали и блинов ввиду масленицы. Однако благорастворение воздуха и достигавший нашего слуха рокот океанских волн не позволил нам долго засиживаться за нашею скудною трапезою, и мы вскоре были под сводами благодатного калифорнийского неба, любуясь красотами природы, которые, благодаря ясности ночи, были доступны нашему наблюдению. Что-то волшебное было во всей этой красоте. Среди зеленого поля, как на мягком бархатном ковре, спал, казалось, русский богатырь «старик Росс» и спал богатырским сном. Ни ходившие вокруг люди, ни блеявшие вблизи стада, ни пение птиц и шум деревьев, ни даже рев океанских волн, ничто не способно было нарушить его мертвый, исторический сон, – и спит он и день и ночь вот уже более пятидесяти лет таким сном. Тихо, как бы боясь мертвого покоя, спустились мы к берегу океана, где казалось была жизнь, где заметна была даже борьба. Шум волн, их тщетные усилия взобраться как можно дальше на берег, разбить нависшие над ними скалы, вызывал только снисходительную улыбку вблизи стоящих гор, естественных стражей против непрошеных гостей. Горный воздух, насыщенный морской влагой, растворенный целебным ароматом трав и полевых цветов, освежающе вливался в истомленные груди. Среди ночной этой тишины, при том фантастическом пейзаже, какой приобретала вся окрестность при лунном свете, послышался со стороны пяти путников, высоко стоявших на скале, давно известный приговор: «Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно, в роковом его просторе много бед погребено»... Жутко делалось от этих звуков, жутко потому, что перед глазами была страшная действительность. Присоедините к сему чистое, лазурное небо, усеянное мириадами звезд с яркою луною среди них, – и вы нарисуете себе картину, какую представляет собою «Форт Росс» в ясную калифорнийскую ночь.

Истомленные дневным путешествием и разными впечатлениями, а наипаче думами о прошлом места, по которому бродили, мы возвратились в свое временное жилище, чтобы хотя сном дать покой не столько телу, сколько уму и сердцу. Другого дня в нашем распоряжении было только утро, так как надо было тронуться в путь не позже 91/2 ч.у., чтобы захватить поезд, оставляющий Casadero для San Francisco в 2 ч. 20 м. дня. В 6 ч. у. все из нас были на ногах, а Владыка и о. Феоклит поднялись гораздо раньше. Не теряя времени, мы продолжали осмотр старины, прерванный за поздним временем вчера, а, главное, надо было успеть побывать на кладбище и помолиться о покоящихся на нем. Спустившись к старой бухте, мы нашли здесь небольшую пристань, к которой приставала теперь только один раз в неделю шхуна владельца Форт Росса. Пройдя затем по западной, береговой линии крепости, мы остановились у полуразвалившейся башни или форта, откуда открывается вид на кладбище, расположенное на противоположном холме. Чтобы пройти на него, надо преодолеть немалые трудности: спуститься в глубокий овраг, перебраться через протекающий в нем ручей и потом взобраться еще на большую высоту, чем та, с которой спустились. Владыка и 70-летний старец Архим. Феоклит бодро взбирались на крутую гору, а за ними и их более молодые спутники. На кладбище оказалось менее памятников, чем во время посещения его Преосвященнейшим Николаем. Пластины от срубов еще валялись кое-где, а креста уже не было. Валялась здесь по-прежнему «деревянная колонна, но без признаков какой-либо надписи, несколько надгробных камней и деревянных пластин, но более всего было здесь маленьких холмиков в виде довольно правильных четырехугольников с одичавшими на них цветами»... Из валявшихся пластин был сложен небольшой сруб, а в средине его, как видно из здесь помещаемого рисунка⁷⁵⁵, водружен крест. Пред этим крестом и совершено было Преосвященнейшим Тихоном молитвенное поминовение раба Божия Александра (Баранова) и всех «зде лежащих православных христиан». Горечь с одной стороны, что такое дорогое место, как могилы славных предков, находится на распутье и попирается бродящими здесь стадами, с другой – некоторое успокоение, привнесенное молитвою, тесно переплелись в эти минуты в наших сердцах. На обратном пути мы прошли к берегу океана, чтобы обойти высокий подъем. Вследствие тяжелой росы обувь наша очень промокла. Владыка с о. Архимандритом, усевшись на камне у скалы, просушивали на солнце свои ноги, Н.Ф. Гривский воспользовался этим временем и искупался в водах, омывающих некогда русские берега, я занялся сбором ракушек и других безделушек, а о. Петр с А.А. Кальневым взяли на себя труд приготовить завтрак.

Возвратившись в «Губернаторский дом», мы должны были есть по образу древних евреев при исходе из Египта, с препоясанными чреслами и с посохами в руках, ибо возница торопил нас с отъездом, – в противном случае он не ручался за то, что мы поспеем к поезду. Делать было нечего, спешили, как могли, так что едва успели занести свои имена в памятную книгу. И вот, если будущий русский посетитель Форт-Росса развернет сию книгу, то в ней прочтет следующую знаменательную запись Преосвященнейшего Тихона: «1905 года 23 Февраля. Посетил Форт Росс, бывшее русское селение, и молился в часовне и на кладбище. Время кладет все большую печать разрушения. Утешительно, однако, что в часовне ныне нет уже той «мерзости запустения», которая была найдена там Преосвященным Николаем. Можно надеяться, что с продажею Форт-Росса Правительству Штата, недавно состоявшеюся, дорогие для русского сердца постройки будут поддерживаться».

Простившись с молодым г. Саll’ом, оказавшимся очень предупредительным и любезным хозяином, и помолившись на часовню, ровно в 91/2 ч. у. мы оставили Форт Росс, осененный на прощание Святительским благословением. Удаляясь все дальше и дальше от него в горы, мы не могли не задаться мыслию, в подражание поэту:

Когда придем на склон сих гор,

Воспоминаний тайных полны,

То вновь Форт-Росса вид и волны

Обрадуют наш жадный взор...

Пройдут годы, пройдут десятки их, а посещения русскими православными Архиереями Форт Росса останутся памятными в истории его и будут светлыми днями среди того неприглядного будущего, какое по-видимому ожидает его⁷⁵⁶.

Ф.П.»⁷⁵⁷