Епископ Пантелеимон (Шатов) об архимандрите Таврионе

Выступление Епископа Смоленского и Вяземского Пантелеимона (Шатова) «Воспоминания об отце Павле (Троицком)».

Фрагмент об архимандрите Таврионе

14 / 02 / 2012

Я тоже с детства воспитывался в атеистической среде. Хотя мои родители были очень хорошими людьми, но в Бога они не верили, и поэтому я тоже не знал, что есть Бог, и был уверен, что Его нет. И когда я пришел к вере, я увидел вокруг себя людей, которые имели веру, но жили очень по-разному, и мне тогда один мой знакомый сказал: ты поезжай под Ригу, там есть такое место Елгава, и в этой Елгаве есть подворье, скит монастыря женского, и там есть архимандрит Таврион, и, познакомившись с ним, ты поймешь, что такое живое православие. Когда я съездил к отцу Тавриону, я действительно понял, что такое живое православие.

Я не буду сегодня рассказывать про отца Тавриона, это не тема нашей сегодняшней с вами встречи, но скажу, чтобы вы поняли, что когда я приезжал от отца Тавриона в Москву и бывал на службах, то мне казалось, что священники служат, как знаете, в такой замедленной съемке. Вот у отца Тавриона служба была очень динамичная, очень быстрая, наполненная какой-то удивительной силой благодатной. А в Москве было такое впечатление, что служба очень идёт медленно, очень неторопливо, очень как-то вяло слова произносятся, тихо, негромко, причём не то чтобы негромко, молитвенно, а формально. А вот у отца Тавриона служба совершалась так, что она захватывала. Такое было впечатление, что отец Таврион брал как-то нас всех за руку и тащил -буквально тащил, а не вел, тащил за собой в Царство Небесное. Такой образ у меня создался, когда я размышлял о том, чем отличается служба отца Тавриона от служб обычных московских. Отец Таврион на службе проповедовал дважды: после Евангелия на Литургии и в конце Литургии. Его проповеди всегда были или очень строгими, обличительными, или очень радостными, очень контрастно всегда это было. Это не было вялое произнесение каких-то чужих слов – он говорил очень просто, он говорил об одном, и вдруг заканчивал, и говорил и начинал говорить о чем-то другом. Но когда ты знал людей, собравшихся в храме, ты мог даже сказать, о ком он говорил в данный момент. То он говорил о храмах, которые закрываются на санитарный день, а храм должен быть открыт всегда – и ясно было, что это он говорит для батюшки, который приехал из другого города и с ним вместе служил. То он говорил о воспитании детей, и ясно было, что он говорил уже для женщин, которые приехали со своими детьми. То он говорил строго о монахинях о монашейской жизни. Было так иногда вот просто интересно даже для меня самого – я знал людей, которые слышали то, что говорил отец Таврион – прямо им. И вот конечно, эта служба – с этими проповедями, с этим общенародным пением, отец Таврион сам всегда выходил на левый клирос и там регентовал. Иногда вдруг он говорил, что мы хорошо поем, иногда говорил «врозь поете» – и очень сердился. Такая служба была очень живая. Менял облачение во время службы – например, красное на белое, еще на какой-то другой цвет, у него там было все очень осмысленно; алтарь был весь наполнен цветами, цветами было заполнено все пространство алтаря, горели очень яркие лампы, очень яркий был свет. По сравнению с Москвой службы были другие.

Когда ты бывал там, у отца Тавриона, ты чувствовал, что зло уходило из твоего сердца, и хотя присутствовало, но присутствовало как бы вне сердца, и можно было с этим злом бороться, Можно было от этого зла избавляться, можно было сопротивляться этому злу. Но проходило какое-то время, и ты чувствовал, что ты уже больше не можешь противиться этому злу, что оно уже стало опять привычным для тебя, что оно вошло в твою душу, у тебя нет сил, чтобы сопротивляться каким-то мыслям нехорошим, или нет сил удержаться от слов нехороших, что-то сделать нехорошее. Так вот, я понял, что такое живое православие, и поэтому когда я узнал, что есть такие люди, как отец Таврион, я старался найти руководителей духовной жизни, тех людей, которые могли бы помочь мне понять ,что же такое духовная жизнь. Как Бог, Сотворивший этот мир, является основой всякого бытия, так и духовная жизнь – она может быть явлена каким-то человеком, а не системой понятий. Конечно, можно воспринять другую личность через творение, через писания, скажем, этой личности, и можно, и нужно читать писания святых, творения святых изучать, и через это приобщаться к духовной жизни. Но даже Евангелие, в котором записаны слова Господа нашего Иисуса Христа, может быть истолковано и толкуется по-разному. Когда мы с вами хотим узнать истину, обращаемся к Богу – мы должны быть готовы услышать то, что нам непонятно, и что не следует из нашего логического рассуждения, что не следует из нашего опыта. И вот поэтому когда ты встречаешь человека, который духовно выше, чем ты, человека, который может ответить на твой вопрос, как поступить: так или по-другому; человека, который сам имеет духовный опыт; человека который знает волю Божию – конечно, только тогда ты узнаешь, что же такое духовная жизнь и что такое живое православие. И вот поэтому встреча с отцом Павлом была для меня и для тех, кто знал его, началом какой-то другой жизни. Я старался к отцу Тавриону ездить несколько раз в год, и задавал ему самые важные вопросы, и получал от него самые важные ответы, которые определяли мою жизнь. Но после того, как отца Тавриона не стало, я искал духовного руководства, искал священника, который бы меня исповедовал, искал духовника. Не скажу, что это было совсем неудачно – у меня были другие духовники, у которых я исповедовался, но всё-таки я думал, что есть люди, которые могут на твои вопросы отвечать очень определённо и ясно. Люди, которые могут помочь тебе понять то, чего ты не понимаешь; люди, которые знают твою меру, будут советовать тебе сделать то, что тебе по силам – с одной стороны, а с другой стороны – сделать то, чего ты сам, может быть, не знаешь, к чему ты не готов, а что ты думал, что ты не сможешь этого совершить. И вот однажды я услышал от отца Владимира Воробьёва, что есть такой старец, который знает волю Божию. Отец Владимир не сказал ни имени этого старца – просто сказал, что есть такой старец, и если я хочу, я могу что-то у него спросить. Я тогда был молодым священником, и у меня было вопросов гораздо больше, чем тогда, когда я только крестился, потому что путь священника – это путь гораздо более трудный, чем путь просто христианина. У священника гораздо больше ответственность. Священник не только устраивает свою собственную жизнь – он устраивает жизнь прихода. Священник помогает людям, которые приходят к нему на исповедь, людям, которые часто задают ему вопросы, на которые ты не знаешь ответа. Можно ли мне встречаться с этим юношей; можно ли мне готовиться к монашеской жизни; можно ли мне поступить в какой-то там институт; а можно ли мне делать операцию; а как мне быть, когда муж меня бьет и дерется, можно мне оставить его или жить с ним – и многие другие вопросы, на которые, конечно же, нельзя ответить, не зная воли Божией, и можно что-то советовать, но всё-таки ответить на эти вопросы определенно бывает очень сложно и трудно, да и невозможно, наверно, для нас – людей, которые не имеют того опыта, который есть у отца Павла, у отца Тавриона, у других подвижников благочестия; у тех святых, которые жили в XX веке, претерпели гонения, были в лагерях в ссылках; святых, которые знали дивных старцев; святых, которые научились молиться и молились всё время, удивительных святых, которые обладали великими дарами Божиими.