Миссионерская деятельность протоиерея Стефана Кашменского среди сарапульских молокан

Одним из самых известных православных священнослужителей Вятской епархии середины – второй половины XIX в. является протоиерей Стефан Никифорович Кашменский. Выпускник Киевской духовной академии, получивший прекрасное богословское образование, он известен в первую очередь своей миссионерской деятельностью среди вятских старообрядцев. Именно по инициативе С. Кашменского были созданы Вятское православное миссионерское общество, а также противораскольническая школа, ставшая крупнейшим в епархии учебным заведением по подготовке православных миссионеров. Проповедническая деятельность о. Стефана среди староверов достаточно хорошо изучена, однако почти ничего не известно о его работе с адептами инославных конфессий. В данной статье мы попытаемся рассмотреть взаимоотношения С. Кашменского с сарапульскими молоканами.

Молокане относятся к особому русскому религиозному течению, получившему название «духовные христиане». Молоканство возникло в начале 70-х гг. XVIII в. на территории Тамбовской губернии. В последующем общины молокан возникли не только в центрально-чернозёмном районе, но и в степной полосе (Северная Таврия) и даже в Закавказье, куда сектантов ссылали целыми семьями. В 30–40-х гг. XIX в. молоканские общины появились рядом с южными и восточными границами Вятской губернии. Так, одним из крупнейших молоканских центров являлось Среднее Поволжье (прежде всего Самарская губерния). Немало молокан проживало и на Урале, куда в своё время ссылали молоканских активистов, в том числе и Якова Уклеина – родного брата основателя секты. Всё это создавало благоприятные условия для появления духовных христиан и на территории нашего края.

Первая молоканская община на Вятской земле возникла в Сарапульском уезде. Впоследствии рассматриваемое религиозное течение развивалось именно в Сарапульском и в соседних с ним волостях Елабужского уезда, не затрагивая других районов губернии. Широкое распространение молоканства на юго-востоке края объясняется несколькими факторами. Во-первых, уже отмеченной географической близостью с крупными молоканскими центрами (Среднее Поволжье и Урал). Во-вторых, Сарапульский уезд был на третьем месте в губернии (после Глазовского и Малмыжского) по численности старообрядцев. Среди них преобладали беспоповцы, отдельные толки которых (например, бегуны) также отличались негативным отношением как к самодержавному строю, так и к официальной церкви. Таким образом, идеи молоканства попали на благодатную, хорошо подготовленную почву. Наконец, следует отмстить ещё один чрезвычайно важный фактор. Апогей движения приходится на середину – вторую половину 60-х гг. XIX в. В это время в ряде волостей Сарапульского уезда возник острейший конфликт между бывшими удельными крестьянами и властями, связанный с осуществлением здесь земельного размежевания. В результате его проведения крестьяне лишились значительной части принадлежавшей им ранее земли. При этом местное православное духовенство однозначно встало на сторону властей, призывая прихожан к смирению. Естественно, подобная позиция не могла не отразиться на авторитете церкви. Этим сразу же воспользовались молокане, которые не только поддержали крестьян, но и возглавили антиправительственное движение в крае. Молокане выглядели в глазах местных жителей как народные заступники, что резко повысило их популярность и привело к многократному увеличению адептов секты. Как видим, быстрому распространению движения именно на юго-востоке губернии способствовала и крайне напряжённая социальная ситуация, при которой народное недовольство реализацией крестьянской реформы приобретало религиозную оболочку.

Во второй половине 1866 г.– начале 1867 г. о своём переходе в секту стали заявлять жители целых сёл. Наибольший размах это движение получило в Мостовинской, Соколовской и Галановской волостях Сарапульского уезда¹. В 1867 г. в Мостовинской волости молоканами себя объявили 98 семейств, насчитывавших 541 человека (264 мужчины и 277 женщин). В Галановской волости было 143 молоканские семьи численностью 720 человек (357 мужчин и 363 женщины). В Соколовской волости насчитывалось 9 молоканских семейств численностью в 52 человека (28 мужчин и 24 женщины)². Кроме того, 48 молокан (25 мужчин и 23 женщины) проживали в самом Сарапуле³. Наконец, в ряде источников (например, в статье православного миссионера Н. Тихвинского) отмечается, что молоканство получило распространение и в ряде сёл Елабужского уезда, однако точных данных о численности сектантов в них не приводится⁴.

Таким образом, довольно сложно установить точную численность молокан на территории Вятской губернии, поскольку далеко не все крестьяне, разделявшие идеи духовных христиан, открыто заявляли о своём выходе из православия, а кроме того, отсутствуют статистические сведения о молоканах в других уездах. Тем не менее численность одних только сарапульских молокан, открыто исповедовавших новую веру, к концу 1867 г. достигла 1361 человека. Менее чем за два года количество молокан в Сарапульском уезде выросло примерно в 13 раз.

Резкое увеличение численности молокан в Вятской губернии не могло не остаться без внимания Центра. В ряде столичных изданий (в частности, в «Москве» и «Вечерней газете») были опубликованы статьи о массовом отходе вятских крестьян от православия. Этими материалами сразу же заинтересовались государственные органы, в первую очередь Святейший Синод, МВД и Министерство юстиции. Так, Министерство внутренних дел поручило вятскому губернатору взять дело о массовом распространении молоканства под личный контроль. В первую очередь ему предписывалось лично ознакомиться с ситуацией в Сарапульском уезде и собрать наиболее полные сведения о самой секте (время появления в крае, формы деятельности, лидеры и пр.).

В августе 1867 г. вятский губернатор Н. В. Компанейщиков прибыл в Сарапул. Ознакомившись с работой местных правоохранительных органов, он признал её неудовлетворительной. «Судебный следователь титулярный советник Ольшанский своим бездействием и уклонением от исполнения служебных обязанностей усиливал волнение в крестьянах и ставил администрацию в затруднительное положение»,– писал Н. В. Компанейщиков в рапорте министру внутренних дел⁵. Позднее названный судебный следователь был отстранён от ведения дела.

Кроме кадровых перестановок губернатор принял и ряд других мер по недопущению дальнейшего распространения молоканства на вверенной ему территории. Так, он предложил находящемуся в Сарапуле представителю Корпуса жандармов открыть в Мостовинской волости стационарный наблюдательный пункт. При этом командированный туда жандармский унтер-офицер должен был пройти подробный инструктаж с разъяснением сущности молоканства и наиболее эффективных методах борьбы с ним. Всю получаемую информацию унтер-офицер обязан был немедленно предоставлять не только своему прямому начальству, но и вятскому губернатору.

Ещё накануне приезда Н. В. Комнанейщикова в Сарапул местные правоохранительные органы арестовали нескольких молоканских активистов. Глава губернии решил лично пообщаться с ними, однако разговора явно не получилось. «Этих людей я лично спрашивал о причинах их упорства, но получил самые бестолковые ответы… Все вразумления с моей стороны оказались тщетными. Я полагаю, что они их поняли, но притворились идиотами»,– отмечал губернатор⁶.

Наконец, помимо беседы с арестованными молоканами в сарапульской тюрьме Н. В. Компанейщиков решил посетить районы, охваченные сектантским движением. В частности, он прибыл в Мостовинскую волость, где располагались идейные центры молоканства – деревни Заборье и Ендовка⁷.

Общение с местными жителями убедило губернатора в том, что «в этой местности появилось чистое молоканство и именно молокане возбуждают неповиновение к платежу повинностей. Следовательно, молоканство составляет причину беспорядков, а большинство крестьян, не заражённых лжеучением, выказало совершенную покорность»⁸.

Таким образом, в результате своей поездки в Сарапульский уезд губернатор Н. В. Компанейщиков окончательно убедился в крайне опасном характере секты. Основную угрозу он видел не столько в антицерковной сущности духовных христиан, сколько в их антиправительственной направленности. Губернатор сделал вывод, что именно молокане были главными организаторами крестьянских бунтов и именно они продолжали подталкивать местных жителей к бойкоту выкупных платежей. По мнению Н. В. Комнанейщикова, стабилизация социальной ситуации на юго-востоке края возможна лишь при условии ликвидации секты или её максимального ослабления. На достижение этой цели будут направлены все последующие усилия губернской администрации.

Вскоре после отъезда губернатора из Сарапула местные власти приступили к повальным арестам не только молоканских активистов, но и многих рядовых адептов секты. В течение октября – ноября 1867 г. в сарапульский тюремный замок было помещено 193 молоканина, из них три женщины⁹. Большинство арестованных находилось в остроге до марта 1868 г., при этом условия их содержания были очень тяжёлыми. Камеры, в которых сидели молокане, были переполнены и плохо отапливались. Пищевой рацион подследственных также отличался крайней скудостью. Впоследствии это привело к нескольким летальным исходам¹⁰.

Для координации усилий в деле решения молоканской проблемы департамент общих дел МВД по предложению вятского губернатора создал в октябре 1867 г. специальную следственную комиссию¹¹. В её состав вошли представители правоохранительных органов, местной администрации, а также духовенства. Последнее представлял известный православный священник – вятский кафедральный протоиерей Стефан Кашменский. На него возлагались особые надежды в борьбе с молоканством, что объяснялось несколькими причинами. Во-первых, С. Кашменский был хорошо образован и считался блестящим проповедником. Во-вторых, он имел определённый опыт работы среди старообрядцев, который мог быть полезен при работе с молоканами. Наконец, Кашменский, в отличие от приходского духовенства Саралульского уезда, не был вовлечён в рассмотренный земельный конфликт, поэтому мог быть более благожелательно встречен сектантами.

С. Кашменский прибыл в Сарапул 23 января 1868 г. и прожил здесь до 28 марта 1868 г.¹² За это время он неоднократно выезжал в молоканские сёла, но основную работу развернул в сарапульском тюремном замке, где содержались арестованные духовные христиане. Первоначально сектанты встретили миссионера крайне враждебно, устроив ему настоящую обструкцию. Ему пришлось использовать весь свой ораторский талант, для того чтобы заставить себя слушать. Уже с середины февраля 1868 г. молокане стали охотнее идти на диалог, благодаря чему священник смог детальнее познакомиться с их религиозными воззрениями. «Сколь сильно было упорство сектантов, столь же мрачны и возмутительны были их идеи. Отвергая крестное знамение, поклонение иконам, посещение храмов, отвергая все таинства, они говорили: «Христос есть добрый разум. Из кого добрые мысли исходят, тот и Христос»,– отмечал в своём отчёте отец Стефан¹³.

Ещё сильнее священник был шокирован отношением молокан к светским властям, в том числе и к царю. «Сектанты никак не хотят государя императора именовать царём, повторяя, что признают лишь одного царя – небесного. Они неуважительно относились к священной особе помазанника божия, употребляя лишь его имя и фамилию. Даже касательно самого имени императора у них допускалось кощунственное, с крайним оскорблением царского величия, применение некоторых слов из Священного писания», – указывал С. Кашменский¹⁴. Как видим, в политических воззрениях сарапульских крестьян произошла серьёзная трансформация. Значительная их часть избавилась от царистских иллюзий, перейдя в разряд убеждённых противников существовавшего строя. Этому способствовало не только распространение молоканской доктрины с её негативным отношением к самодержавию, но и карательные акции властей в отношении крестьян, осуществлённые с применением армейских частей.

Впрочем, среди арестованных сектантов было немало колеблющихся, готовых покинуть секту. Однако сделать это они долгое время не решались, боясь мести со стороны молоканских лидеров. «Во время увещаний в тюремном замке смотришь на иного и по лицу его ясно видишь, что он верит словам твоим, и что только стыд, а более всего страх перед коноводами удерживает его от заявления о своём обращении… Впоследствии, после освобождения из замка, некоторые объясняли мне, что они ещё в остроге готовы были обратиться в православие, но боялись главных заправителей в своих камерах: «Иногда подошёл бы к тебе и сказал, что ты, батюшка, правду говоришь, но за нашим братом присматривают. Дёрнут сзади за одежду и отведут подальше», -вспоминал своё общение с арестантами С. Кашменский¹⁵.

Как уже отмечалось, о. Стефан работал не только с подследственными, но и с оставшимися на свободе сектантами. Вместе с другими миссионерами он неоднократно выезжал в населённые пункты, являвшиеся оплотом молокан (Заборье, Бисарки и пр.). Как правило, православные священники совершали подобные поездки без полицейского сопровождения, что свидетельствовало о личном мужестве этих людей. Первоначальная реакция сектантов на появление в их сёлах миссионеров была крайне негативной, и лишь боязнь судебного преследования удерживала молокан от совершения открытых противоправных действий в отношении священнослужителей. Однако уже после нескольких часов общения с Кашменским отношение сарапульских молокан к гостям менялось: они уже не проявляли внешней агрессии, внимательно слушали миссионеров, иногда вступали с ними в дискуссию. В последнем случае С. Кашменский проявлял себя не только как блестящий полемист, но и тонкий психолог. Выпускник Киевской духовной академии легко побеждал в диспуте малограмотных крестьян, но в то же время он никогда публично не унижал своих оппонентов, а при обострении спора умело переводил разговор на другие темы. Тем самым он демонстрировал своё интеллектуальное превосходство, но не настраивал людей против себя, сохраняя возможность последующего диалога В конце января 1869 г. Святейший Синод, по представлению епископа Аполлоса, назначил Стефана Кашменского старшим миссионером Вятской православной миссии¹⁶. При этом ему было рекомендовано сосредоточить основные усилия на ликвидации молоканского движения в Саралульском уезде, вызывавшего большую обеспокоенность в Петербурге. С 13 февраля по 4 апреля 1869 гг. протоиерей вновь находился в Сарапульском уезде, где не только проповедовал среди местных молокан, но и вёл занятия с представителями клира Это были своеобразные курсы повышения квалификации, на которых Кашменский, уже имевший богатый опыт общения с молоканами, готовил молодых священников к работе с ними.

Таким образом, Стефан Кашменский внёс существенный вклад в дело ликвидации молоканского движения на юго-востоке Вятской губернии. Он не только лично вернул в лоно православной церкви несколько десятков молокан, но и подготовил опытных миссионеров, которые продолжили его дело. Активная проповедническая деятельность православного духовенства в сочетании с мощным давлением со стороны административных и правоохранительных органов способствовали отходу от сектантов основной массы новообращённых. Если в 1870 г. в одной лишь Мостовинской волости насчитывалось около 600 молокан¹⁷, то к середине 80-х гг. XIX в. во всём Саралульском уезде оставалось лишь 80 сектантов, открыто заявлявших о своих религиозных убеждениях¹⁸. Из мощного религиозно-политического течения молоканство в крае вновь превратилось в мелкую замкнутую секту.