РАЙ

Радуюсь, что наша Оптина тебе так понравилась, что показалась раем. Впрочем – от нас самих зависит наш рай: потерпи, смирись – и обрящешь рай в себе самой. Как говорит один святой: «Не ищи ни Рима, ни Иерусалима, а уготовь дом души, и к тебе придут не только Петр и Павел, но Сам Господь с Пречистой Матерью Своей и с сонмом Ангелов и святых». Поэтому не унывай, что ты не достигла сего, а старайся и начинай не сверху, а с нижней степени – т.е. со смирения, самоукорения. Говори себе: я недостойна, чтоб живою жить в раю, сподоби меня хоть по смерти вместе с благоразумным разбойником наследовать Твой рай (прп. Анатолий, 18).

* * *

Труден наш век для спасающихся, но знай, радость моя, что рай сладости никто никогда не получал без труда, скорбей, болезней и слез.

Люта зима, люты страдания, но сладок рай. Зачем бояться нам мучителей, разве мы не желаем сладости райской, и если желаем, то твердо будем верить в помощь Божию (прп. Иосиф, 19).

* * *

Вход в рай, в вечное блаженство открывается не нашими трудами и добрыми делами, а заслугами и искупительной жертвой Спасителя Христа Бога нашего. Прежде всего, это совершается через Таинство Крещения, которым омывается первородный грех Адама, и человек становится способным к принятию Божественной благодати Господа Иисуса Христа, которой мы и вводимся в жизнь вечную, а наши добрые дела, т.е. совершение евангельских заповедей, нужны только как доказательство нашей любви к Господу, ибо сказано в Евангелии: любящий Меня заповеди Мои соблюдает (ср.: Ин. 14, 21). Без любви к Господу невозможно блаженство, нельзя войти в рай, обязательно спросят:

– А ты любил Господа?

– Любил!

– А чем ты это докажешь?

– По силе моей, сколько мог, исполнял заповеди Божии, которые и есть доказательство любви.

– Ну, иди.

А если вход в рай открывался не заслугами Спасителя, то тогда могли бы войти в него язычники, магометане, евреи и пр. Поэтому мы должны надеяться не нас свои дела, а на милосердие Божие (прп. Варсонофий, 20).

* * *

Что это? Благовест? А знаете, что он собой изображает? Архангельский глас, который прозвучит при конце мира. Об этом конце и напоминает нам благовест. Когда-нибудь и мы услышим тот страшный глас. Но сейчас раньше звона нас предупредили о нем, и мы уже ожидали его. Тогда с тем гласом будет не так – внезапно, без всякого предупреждения раздастся он, а за ним Суд, Страшный Суд, который будет длиться не год, не месяц, даже не день, а один миг, одно слово решит участь всего человечества. Только слова «приидите» или «отыдите» – и все кончено! Блаженны, кто услышит «приидите», – для них начнется радостная жизнь в раю, и это уже навеки. Хорошо в раю!

Достоевский, который бывал здесь и сиживал на этом кресле, говорил о. Макарию, что раньше он ни во что не верил.

– Что же заставило Вас повернуть к вере? – спрашивал его батюшка Макарий.

– Да я видел рай. Ах, как там хорошо, как светло и радостно! И насельники его так прекрасны, так полны любви. Они встретили меня с необычайной лаской. Не могу забыть я того, что пережил там, – и с тех пор повернул к Богу!

И действительно, повернул он круто, и мы веруем, что Достоевский спасен.

В Апокалипсисе апостол Иоанн тоже изображает рай: в виде великолепного храма на двенадцати основаниях. Одно основание – яхонт, другое – сапфир, третье – тоже драгоценный камень. В этот храм ведут двенадцать ворот, и каждые состоят из одной цельной жемчужины.

Так рисует апостол Иоанн Богослов град Господень, Новый Иерусалим. Но, конечно, ничего в том описании нельзя понимать чувственно, и двенадцать ворот эти вовсе не похожи вот хотя бы на святые ворота скита Оптиной церкви.

Объяснявшие Откровение говорят, что под двенадцатью воротами надо разуметь двенадцать апостолов, просветивших Христовым учением вселенную (прп. Варсонофий, 29).

* * *

Великая награда уготована любящим Господа. Апостол Павел говорит: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1Кор. 2, 9).

Да, бесконечно блаженны будут сподобившиеся получить Жизнь Вечную. Что такое рай, мы теперь понять не можем. Некоторым людям Господь показывал рай в чувственных образах, чаще всего его созерцали в виде прекрасного сада или храма. Когда я еще жил в миру, Господь дважды утешил меня видениями рая во сне. Вижу я однажды великолепный город, стоящий на верху горы. Все здания города необыкновенно красивы какой-то особенной архитектурой, какой я никогда не видел. Стою я и любуюсь в восторге. Вдруг вижу, приближается к этому городу юродивый Миша. Одет только в одну рубашку, доходящую до колен, ноги босые. Смотрю на него и вижу, что он не касается земли, а несется по воздуху. Хотел я что-то у него спросить, но не успел: видение кончилось, и я проснулся. Проснулся я с чувством необыкновенной радости в душе. Выйдя на улицу, я вдруг увидел Мишу. Он, как всегда, спешит, торопится. «Миша, – говорю, – я тебя сегодня во сне видел». Он же, взглянув на меня, ответил: Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем (Евр. 13, 14)⁶². Сказав это, он быстро пошел вперед.

В другой раз вижу, что стою в великолепном храме. Царские двери открыты, служат пасхальное богослужение. На амвоне стоит диакон из одной казанской церкви. Говорит он песню Пасхального канона, а хор вторит ему. Особенно запечатлелись в моем уме последние слова: «Совершен речеся». Удивительно пел хор. Я никогда в жизни не слышал такого пения: казалось, что звучал каждый атом воздуха. Пение это умиляло и приводило в неописуемый восторг. Теперь уже я, грешный, таких снов не вижу, не дает Господь такого утешения – иди так на жизненном пути, – а хотелось бы еще хоть раз пережить те восторги. Помню, долго я был под впечатлением сна. Старался припомнить каждую его подробность. Думалось мне еще, отчего это в небесном храме я видел нашего диакона. Стал о нем расспрашивать знающих его людей. Сначала получал неудовлетворительные ответы: бас у него, говорят, отличный. Что бас – ради него в рай не попадешь. Потом я узнал, что он тайный подвижник.

О, если бы нас всех Господь сподобил улучить рай небесный! Впрочем, нужно надеяться на это: отчаиваться – смертный грех. Разные есть степени блаженства, смотря по заслугам каждого: иные будут с Херувимами, другие – с Серафимами и так далее, а нам бы только быть в числе спасающихся (прп. Варсонофий, 29).

* * *

Воспоминание райских удовольствий тоже может предохранить человека от падений.

В одном монастыре жил инок по имени Пимен. Был он из малороссов, неграмотный, уже старец лет семидесяти. По послушанию колол дрова, носил воду, разводил очаг. Повар монастырский отличался вспыльчивым характером, часто, рассердившись, бил отца Пимена чем попало: кочергой, ухватом, метлой. Никто никогда не видел, чтобы отец Пимен рассердился на повара или сказал ему обидное слово. Иногда кто-нибудь из братии спросит:

Больно тебе, отец Пимен?

– Ничего, по горбу попало, – ответит он, и его старческое лицо осветится улыбкой.

Однажды один иеромонах этой обители заснул на молитве и увидел сон: оказался он в саду с деревьями необыкновенной красоты, покрытыми плодами, испускающими тонкое благоухание.

– Кто хозяин этого чудесного сада? – подумал иеромонах и вдруг видит отца Пимена.

– Как, ты здесь? – воскликнул он.

– Господь дал мне сие – это моя дача. Как сделается на душе тяжело, я ухожу сюда и утешаюсь.

– А можешь ты мне дать райских плодов?

– Отчего же, с удовольствием, протяни мне твою мантию.

Иеромонах протянул, и отец Пимен насыпал в нее много чудных плодов. В это время иеромонах увидел своего покойного отца, бывшего священником.

– Тятенька, тятенька, и ты тут! – радостно воскликнул он и протянул к нему свои руки. Kонец мантии выпал из рук, а с ним и плоды упали на землю.

Иеромонах проснулся. Было утро. Иеромонах подошел к окну своей келии и услышал крик:

– Ах ты негодяй! – кричал повар. – Опять мало воды принес, надо, чтобы все ушаты были наполнены, а ты и не заглянул в них вовсе, скотина!

Ругаясь, повар тузил отца Пимена кочергой сколько у него хватало сил. Иеромонах вышел.

– Оставь его, – обратился он к повару. – Отец Пимен, где ты сейчас был?

– Да заснул немного в поварне и по старческой памяти забыл воды принести в достаточном количестве, чем и навлек на себя справедливое неудовольствие повара.

– Нет, отец Пимен, не скрывай от меня, где ты сейчас был?

– Где я был? Там же, где и ты. Господь по неизреченной Своей милости уготовил мне сию обитель.

– А что было бы, если бы я не уронил плоды? – спросил иеромонах.

– Тогда они остались бы у тебя, и ты, проснувшись, нашел бы их в мантии, но только я тогда оставил бы монастырь, – отвечал отец Пимен.

Вскоре после этого отец Пимен скончался и навсегда переселился в уготованную ему обитель. Да сподобит и нас Господь вселиться во святые Его дворы со всеми благоугодившими Ему (прп. Варсонофий, 29)!