Троеручица

Троеручица – икона Божией Матери, с именем которой связана история из жизни св. Иоанна Дамаскина Лев Исавр иконоборец, противник Иоанна Дамаскина, приверженца иконопочитания, донес калифу, что Иоанн хочет предать Дамаск врагам. За это свирепый калиф приказал отрубить Иоанну руку и вывесить публично, но Иоанн вымолил возвратить руку, которая помощью св. Богородицы чудесно срослась. Тогда Иоанн в воспоминание приклеил (или подписал) к иконе Богородице изображение серебряной руки и перевез икону с собой из Дамаска в лавру Саввы Освященного, где позднее был монахом. В XIII в. св. Савва, архиепископ сербский перевез ее в Сербию, а потом в монастырь Хиландарь на Афоне. В 1661 г. в Москву принесен верный список с иконы и был помещен патриархом Никоном в Воскресенском монастыре (Новый Иерусалим), в воспоминание о чем 28 июня совершается празднование. Наиболее точный список хранится также в мужск. Белобережск. пуст. в Орловск. губ. Троица Пресвятая. Если до некоторых познаний о свойствах божественной сущности и до признания единства Божия человек доходит путем собственных размышлений, то до такой истины, что Бог един по существу и троичен в лицах, что есть Бог Отец, есть Бог и Сын, есть Бог и Дух Святой, что в сей Св. Троице «ничтоже первое или последнее, ничтоже более или менее, но целы три ипостаси, соприсносущны суть себе и равны» (симв. св. Афанасия), – до этой истины не может возвыситься естественными силами никакой человеческий разум, измыслить ее не в состоянии никакая человеческая мудрость. Догмат о троичности лиц в Боге есть догмат богооткровенный в особенном и полнейшем значении этого слова, догмат, собственно христианский. Исповедание этого догмата отличает христианина и от иудеев, и от магометан, и вообще от всех тех, которые знают только единство Божие (что исповедовали и лучшие из язычников), но не знают тайны о триипостасности Божества. В самом христианском вероучении этот догмат есть догмат коренной или основной. Утверждение его служит основанием всего христианства и христианского вероучения. Без признания трех лиц в Боге нет места ни учению о Боге-Искупителе, ни учению о Боге-Освятителе, так что, можно сказать, христианство как в целом своем составе, так и в каждой частной истине своего учения опирается на догмат о Св. Троице; без него христианство держаться не может. Вот почему изложение учения о Св. Троице составляет главное содержание всех символов, какие употреблялись и употребляются в православной церкви, равно как и всех частных исповеданий веры, написанных по разным случаям пастырями церкви. Являясь краеугольным догматом христианства, догмат о Пресвятой Троице в то же время есть и самый непостижимый. Никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын (Матф. 11, 27). Совершеннейшая непостижимость этого высочайшего догмата обусловливается самой сущностью его. Там, где дело идет о самом существе бесконечном, человеческий разум, ограниченный по самой природе своей, является бессильным вместить в свои узкие рассудочные понятия понятие бесконечного. Не объясняет сущности этого догмата и, откровение; оно только указывает на бытие Отца, Сына и Св. Духа в триипостасном существе Божием (Матф. 28,19 и др.), но того, как существует Троица в своей сущности не разъясняет, и понятно почему. Причина этого та, что нет образов для представления в нашем понятии этого возвышеннейшего из всех догмата, и нет слов в языке человечества для его выражения. Самое живое воображение и самый проницательный ум человеческий не могут постигнуть: каким образом в Боге три лица, из которых каждое есть Бог, не три Бога, а один Бог? Каким образом может существовать и действительно существует такое отношение между природою и лицом, каково в Боге, т. е. единство природы и троичность ипостасей, когда на всегдашнем опыте мы видим иной совершенно образ соотношения между существом и личностью, образ внутреннего тождества или слияния природы с личностью в форме индивидуума? Каким образом все лица Св. Троицы остаются совершенно равными между собою и в то же время так различными, что одно из них является началом других, а другие зависимы от него по бытию: Сын – чрез рождение, Дух Св. – чрез исхождение? По обычным человеческим представлениям такое отношение между лицами – признак подчиненности одних другим. Что такое, наконец, в Боге рождение и исхождение, и какое различие между ними? Все это ведомо только Духу Божию; Дух бо вся испытует, и глубины Божии (1Кор. 2, 10). Указанными свойствами этого догмата – его важностью в системе христианского вероучения и непостижимостью объясняется и вся его история. Сколько ни старались в разные времена постигнуть его человеческие умы, побуждаемые к тому его важностью, они никогда не могли ни понять, ни отвергнуть его. Они могли извратить его, или не веровать в него, но чтобы уяснить или опровергнуть его, этого сделать они были не в состоянии. Усилия человеческого разума в отношении к этому догмату посему должны направляться не к уяснению самой сущности догмата, а лишь нашей веры в него и ее оснований, чтобы представить его в виде более доступном для себя. Такую раздельность и отчетливость, с какой церковь преподает своим членам учение откровения о Св. Троице, оно получило в церкви постепенно, в связи с возникавшими ложными о нем учениями; посему прежде изложения откровенного и церковного учения об этом догмате, для яснейшего его уразумения, является необходимым обозрение неправильных учений о Св. Троице, по поводу которых раскрывалось и уяснялось представителями церкви содержание откровенного учения об этой тайне и составлялись церковные вероопределения. Соответственно различию лжеучений, возникавших в разные времена, и церковь в известные времена раскрывала преимущественно те стороны догмата, которые извращались еретиками. В истории этого постепенного раскрытия ею догмата о Св. Троице можно различать следующие три периода: 1) изложение догмата до появления арианства, когда раскрывалось преимущественно учение об ипостасности божеских лиц при единстве Божества; 2) определение учения о единосущии при ипостасности божественных лиц в борьбе с арианством и духоборчеством; 3) состояние церковного учения о Троице в дальнейшее время, – после окончательного определения его на втором вселенском соборе. Период первый. – В самые первые времена христианства не было полно и точно выражено все содержание откровенного учения о Св. Троице. Исповедовали Отца и Сына и Св. Духа в формуле крещения, в символах веры, развившихся на основании этой формулы, взятой из Евангелия (Матф. 28, 19), в славословиях Св. Троицы, богослужебных песнопениях и мученических исповеданиях веры, но в частнейшие определения свойств и взаимных отношений лиц Св. Троицы не входили. Второй период.– К концу III в. монархианство потеряло свою силу. На место его выступили арианство и македонианство, с появлением которых настала эпоха вселенских соборов; в борьбе православия с этими лжеучениями открылся новый период в раскрытии учения о Св. Троице. Существенною чертою этих лжеучений была мысль об иносущии в отношении к Отцу Сына и Св. Духа: арианство применило ее к Сыну, а македонианство и к Духу Святому. Сообразно с этим в этот период раскрываемо было преимущественно учение о единосущии лиц Св. Троицы, в связи с учением о единосущии приобрело большую точность и определенность и учение об ипостасных различиях божеских лиц. Период третий. – Изложение веры, составленное под руководством Духа Святого отцами первого и второго вселенских соборов и частнее разъясненное вселенскими учителями IV века, по определениям III-го и последующих вселенских соборов не должно было подлежать ни дополнениям, ни сокращениям и, следовательно, должно оставаться навсегда неизменным и неприкосновенным, неизменным даже по букве. Сообразно с этим вселенская церковь во все последующее время не делала ни дополнений к Никео-Цареградскому определению догмата о Св. Троице, ни убавлений его, не приходила даже и к мысли о надобности каких-либо дополнительных определений догмата. Это, как и самое запрещение изменять символ, вытекало из того именно убеждения, что в кратких, но многосодержательных положениях символа исчерпано и выражено все, что окрыто Богом о Св. Троице и было древне-церковным учением, почему пытаться знать о Св. Троице более того, что в нем содержится, было бы неуместною и бесплодною смелостью. Главною заботою ее, поэтому, сделалась забота о целостном и неповрежденном сохранении догмата в той форме, какую он получил в Никео-Цареградском вероизложении. Поэтому и те из отцов и учителей церкви после второго вселенского собора, которые были верными и точными выразителями вселенского учения о Св. Троице, лишь только разъясняли применительно к, потребностям своего времени, но без всяких существенных изменений, добавлений или убавлений, то, что унаследовано было ими от соборов и отцев IV в. Догмат о Св. Троице изложен церковью во всех трех символах, ныне употребляющихся в ней, – в символе святого Григория Чудотворца, в Никео-Цареградском (в 1, 2, и 8 чл.) и в символе святого Афанасия. В последнем учение церкви о Троице выражено с наибольшею полнотою и раздельностью, и именно так: «Вера кафолическая сия есть: да единого Бога в Троице, и Троицу во единице почитаем, ниже сливающе ипостаси, ниже существо разделяюще. Ина бо есть ипостась Отча, ина Сыновня, ина Святаго Духа. Но Отчее, и Сыновнее, и Святаго Духа, едино есть Божество, равна слава, соприсносущно величеству. Каков Отец, таков и Сын, таков и Святый Дух... Тако: Бог Отец, Бог Сын, Бог и Дух Святый: обаче не три бози, но един Бог... Отец ни от кого есть сотворен, ни создан, ни рожден. Сын от Отца самого есть, не сотворен, не создан, но рожден. Дух Святый от Отца не сотворен, не создан, ниже рожден, но исходящ... И в сей Троице ничтоже первое или последнее, ничтоже первое или последнее, ничтоже более или менее, но целы три ипостаси, соприсносущны суть себе и равны». Все учение об этом глубочайшем таинстве веры, так раздельно представленное в описываемом св. Афанасию символе, очевидно, сводится к следующим трем положениям: I. Бог троичен и троичност сия состоит в том, что в Боге три лица или ипостаси: Отец, Сын и Святой Дух. II. Каждое лицо Троицы есть Бог, однако, Они суть не три бога, а суть единое Божественное существо. III. Все Лица Троицы различаются между Собою личными свойствами. Что касается частностей до библейского и церковно-исторического учения о Пресвятой Троице, то они представляются в следующем виде: это учение в зачаточном состоянии раскрывается уже Ветхом Завете в образах: о Премудрости Бога и Слова, по которому Он творил мир (Притч. 8, 22; Прем. 7 сл. Скр. 24); об ангеле Иеговы (Быт. 16, 7; 22, 17, 12; 31, 11, Исх. 3, 2; 63, 8), ангеле Завета, имени и славе Божией (4Цар. 31, 4, 3Цар. 8, 29); о Духе Божием, посылающем Мессию (Исх. 48, 16; 61, 1; Зах. 7, 12). Указания на различие лиц Божества можно усмотреть в трисвятом серафимской песни (Ис. 6, 3), в множественности понятия Elohim, в формуле благословения священников (Чис. 6, 24). Ясно выступает вопрос в Новом Завете. Христос Сам говорил о Себе, как о Сыне Божием, не только с религиозной точки зрения, но в самом метафизическом понимании, так, Воскресший Спаситель поставляет Себя на ряду с Отцом и Св. Духом. Наконец, на это указывает обряд крещения (Мф. 28, 19) в формуле «во имя», где Сын называется подобно Отцу и Духу. Кроме сего Новый Завет (Иоан. 8, 56; 17, 5) ясно говорит о существовании Христа в существе Божием до появления на земле. Апостолы подтвердили учение о существе X. прежде всего ссылками на Ветхий Завет (Кор. 10, 4; 1Петр. 1, 11; 1Иоан. 1, 1; Кол. I,15), где Христос – перворожденный всей твари» – служит посредником создания видимого и невидимого мира (Иоан. 1, 3; 1Кор. 8, 6; Кол. 1, 16). Они называют Иисуса Владыкой (Евр. 1,3), Сыном Божиим, единородным, первородным, собственным. В тринитарных местах (Римл. II, 36; 1Кор. 8, 12) определеннее вырисовывается понятие имманентного бытия X. в Боге на ряду с Отцом и Св. Духом. X. именуется Словом, Логосом, т. е. божественным существом, ибо «Слово бе к Богу и Бог бе Слово» (Иоан. 1, 1, 2; 14). Св. Иустин Философ первый подвергает раскрытию догмат о Т. Он понимает под «Логосом» греческое «разум», т. е. божественное мышление, часть Бога: «Сын рождается, когда Бог вначале все создал чрез Него». Он рождается, значит, перед творением и является служителем воли Отца. Таким образом, Он равен Богу и вместе с тем подчинен Ему: в этом заключается ошибка Иустина, раскрытая постепенно. Никейский собор мало занимался выяснением этой ошибки, определяя лишь отношение Сына Божия к миру. Отцы церкви вплоть до Оригена различают слово внутреннее и слово произнесенное, понятия заимствованные у Филона. Тертуллиан учил, что Бог и Слово относятся, как Отец и Сын, причем Сын рождается, когда Бог желает создать мир, следовательно, Сын подчиняется Отцу. Эта ошибка замечается и у Оригена, по которому Бог, как бы абсолютная энада и заключает потенциально мыслимые определения. Сын мыслится Отцом, но мыслится актуально, родившись во внутренней жизни Бога, как особая ипостась. Вместе с тем Ориген неправильно отождествляет вечный акт рождения Сына с актом творения мира, двумя актами, которые подчиняются вседовлеющей воле Бога Отца. Абсолютно Богом Ориген называет только Отца, ибо Сын относится к категории сотворенных и подчиненных существ. По учению Савеллия, представителя модалистического монархианизма, Бог – единая нераздельная монада, могущая принимать на Себя формы Отца, как в откровении Ветхого Завета, Сына, как в откровении Нового Завета и Св. Духа, сошедшего на апостолов. Существо Божие модифицирует, является модусом, отсюда название учения – модулистическое. Совершив последнюю модификацию, Бог «сократится» т. е. вернется к прежней монаде, Логос умолкнет и бытие мира прекратится. Представители монархианизма динамического Феодот кожевник и Феодот банкир, Артемон, еп. самосатский Павел учили, что Христос был простой человек, что Божество в Него не воплощалось, а что действовала в нем, как и в пророках божественная сила, только в более сильной мере. Бог воздействовал на Христа посредством принципа Логоса. Арий и его последователи ариане пошли дальше и отрицали и Божество Искупителя и Божество Логоса. Логос существует, как ипостась равная Богу, а не пребывающая в нем, Сын и Отец различны и первый подчинен последнему. Сын начал особо существовать с определенного момента, «было некогда, когда Его не было» и значит Он не совечен Отцу. Сын является Богом лишь по благодати и сотворен по воле Отца, как необходимый Ему посредник для приведения мира в бытие, ибо мир не может вытерпеть непосредственного воздействия Отца. Отсюда и Дух Св. так относится к Сыну, как Этот к Отцу. Православное учение в лице отцов церкви, начиная от Никейского собора, вступило в деятельную борьбу с арианством и монархиантром. Св. Афанасий александрийский, Василий Великий и Григорий Назианзин доказали ошибочность отрицания ипостаси Сына и имманетности Его в Боге. Они учили (никейск. символ), что Сын рождается из существа Отца, что рождение Сына предвечно и что Сын единосущен Богу Отцу, будучи тождествен и Логосу. Бог Отец «родитель Своего образа, видя Себя в нем, радуется о нем» и немыслим момент существования Отца без Сына, именем которого заменяется понятие Логос. Отец не рождается и не исходит, Сын рождается от Отца, а Дух Св. исходит от Отца. Все 3 лица имеют равную силу, честь, славу и достоинство. Полное раскрытие смысла получило особенно значение Св. Духа, в доникейский период отодвигаемое на второй план. На 2-м вселенском соборе 381 года окончательно в точных формулах был выражен символ веры. Оставалась еще задача раскрыть тайну троичности, задачу, выполненную на западе Августином и на востоке Иоанном Дамаскиным. Августин дал прекрасную аналогию образу Божию: духовная природа человека, дух, который есть не что иное, как любовь, состоит из субъекта любви, ее объекта и самой любви, иначе троичность подобна трем понятиям: «mens ipsa notitia mantis u voluntas или memoria (самосознание в себе), intelligentia (мышление) и voluntas, chaitae (способность любви). Однако и это сознавал сам Августин, аналогия эта лишь слабое представление образа Божия, того, что есть на самом деле. Иоанн Дамаскин выразил своим учением о взаимопроникновении ипостасей завершительное слово понятия Т. для восточного богословия. С той поры учение о Т. оторвалось от своей естественной почвы, от христологии. Оно утеряло поэтому свой прежний смысл и интерес. В средние века задачей богословия было указывать границы возможного в выражениях и словах, ибо суть вопросов не могла быть никем оспариваема. Новые века ознаменовались пробуждением интереса к вопросу ο Т., троичном Боге в форме несколько иной у германского философа Гегеля и др.