Историко-этимологический словарь современного русского языка. Том I. «А»–«Пантомима»

Настоящий словарь является посмертным изданием труда доктора филологических наук, профессора Московского университета П.Я. Черных, скончавшегося 10 августа 1970 г.

Автор представил издательству всю рукопись словаря от А до Я. Однако смерть прервала в самом начале его совместную с издательством работу по подготовке рукописи к изданию. Не была завершена и работа автора по дополнению словаря новыми материалами, расширению словника, внесению некоторых изменений и исправлений в первоначальный текст и т. д.

Несмотря на известную незавершённость авторской работы над словарём и вызванные этим отдельные упущения и пробелы (отсутствуют словарные статьи для ряда общеупотребительных слов современного русского языка, такие, например, как кидать, кислый, скорый, колено, кость и др., не учтены некоторые материалы, дающие возможность уточнить хронологию слова и его этимологию), издательство сочло возможным издать словарь, поскольку труд этот, созданный известным учёным, крупным специалистом в области истории русского языка и, в частности, исторической лексикологии, представляет несомненную ценность.

В словаре собран большой фактический материал по истории и этимологии слов, показан путь развития слова, изменение его значения, его фонетического облика и орфографии.

Словарные статьи отличаются широким привлечением иноязычного сопоставительного материала (приводятся как однокоренные с рассматриваемым русским словом образования, так и его синонимы другого происхождения).

При известной неполноте словника исключительный интерес представляют те словарные статьи, в которых объясняется происхождение слов, впервые включённых в этимологический словарь. Это, в основном, новообразования на русской почве или сравнительно недавние иноязычные заимствования (лавсан, лазер, робот, стиляга, хаки и мн. др.). Представляет интерес и целый ряд оригинальных авторских этимологий (ерунда, обезьяна, фуфайка и др.).

При редактировании рукописи словаря редакция не вносила никаких конструктивных изменений в авторский материал. Словник словаря, структура словарной статьи, собственно этимология слова были сохранены в таком виде, в каком их дал автор.

Была проведена лишь проверка фактических данных: языковых параллелей, индоевропейских и праславянских реконструкций, многочисленных ссылок на источники (памятники письменности, произведения художественной литературы, словари, лингвистические работы и т. д.).

При проверке языковых параллелей редакторы привлекали именно те источники, с незначительными дополнениями, которыми пользовался сам автор; словари, вышедшие после смерти автора, не использовались.

При редактировании словообразовательной части словарной статьи редакция не корректировала указания автора на образование того или иного производного слова, были лишь более отчётливо выделены, в соответствии с точкой зрения автора, словообразовательные ступени: непосредственные производные от заглавного слова группируются по частям речи, производные второй ступени даются за производящими с указанием «отсюда», образования, однокоренные с заглавным словом, но не производные от него, даются отдельно с пометой «сюда же».

Редакция считает нужным отметить, что толкования значений в данном словаре (согласно замыслу автора), в отличие от толковых словарей общего типа, во-первых, не преследуют цели объяснить слово во всей совокупности его значений и, во-вторых, даются с учётом его истории и этимологии. При определении значения слова подчёркиваются этимологически важные детали в описании предмета или явления, в отдельных случаях используются толкования словаря Даля.

Для оказания помощи издательству при проверке языковых параллелей были привлечены Л. А. Фрейберг (латинский и греческий языки), канд. филол. наук Л.Н. Эзериня (древнерусский язык). Большую работу проделала д-р филол. наук Ж.Ж. Варбот, которой были проверены все индоевропейские и праславянские реконструкции, оказана помощь редакторам издательства в проверке языковых сопоставлений в этимологической части словарной статьи, устранены некоторые, выявившиеся в процессе редактирования, текстовые неясности и противоречия.

Все замечания и пожелания просим направлять по адресу: 113303, г. Москва, Малая Юшуньская ул., д. 1, издательство «Русский язык».

Назначение этимологического словаря – дать информацию о происхождении (этимологии) слов. Изучением этимологии слов занимается раздел языкознания, который также называется этимологией. Язык – общественное явление. Возникновение слова и его жизнь в языке – изменения его произношения (и написания), значения, форм (спряжения или склонения), сохранение его в течение многих веков или исчезновение или замена другим словом – связаны, с одной стороны, с историей языка, а с другой стороны – с жизнью народа–носителя языка, с развитием его материальной и духовной культуры, с природными условиями его обитания, с его социальным развитием, контактами с другими народами. Соответственно этимологические исследования должны базироваться на колоссальном фундаменте данных не только других областей языкознания, но и самых различных отраслей знания. Совокупность сведений, доступных исследователю при этимологизации одного какого-либо слова, даже в принципе не может быть исчерпывающей, поскольку не сохраняется свидетельств о точном времени появления слов (редкими исключениями являются некоторые слова, созданные известными общественными деятелями, писателями и т. п. в относительно недавнее время), равно как не фиксируются все этапы их изменений. Поэтому этимологическое решение в значительной степени основывается на научном восстановлении, реконструкции изменений, пережитых словом, и почти всегда представляет собою гипотезу. Следствием этого является множественность этимологических толкований одного слова, не только сменяющих друг друга, но и нередко допускаемых специалистами одновременно на определённом этапе развития науки. При этой специфике этимология как наука оправдывает своё назначение и развивается благодаря строгому следованию сравнительно-историческому методу, совершенствованию его приёмов, расширению привлекаемой информации. Поэтому этимологические решения, даже гипотетические, имеют научную и общественную значимость. Устанавливаемые этимологией связи слов дают языкознанию, помимо собственно лексикологических сведений, богатейшую базу для исследования истории звуков и форм языка. Носители языка, общество, пользующееся им, никогда не бывают безразличными к языку, и одно из проявлений интереса к языку – желание знать происхождение слов. Этимология удовлетворяет этот интерес и даёт, кроме того, материал для изучения истории самого народа – носителя языка.

Из сказанного выше следует ряд особенностей, отличающих этимологический словарь от других типов языковых словарей. Гипотетичность толкований, а тем более – их множественность, требуют от составителя словаря, во-первых, указания авторов толкований (с соответствующей библиографией) и, во-вторых, хотя бы краткого изложения авторской аргументации, особенно если составитель оказывает предпочтение одному из нескольких толкований или предлагает новое решение. Совершенно очевидна трудность выполнения этих требований в сжатых рамках словаря. Ситуация ещё более осложняется в словаре, рассчитанном и на широкого читателя. Здесь возрастает и необходимость выбора одного решения, и потребность в объяснении его, однако ориентация на читателя, не имеющего специальной подготовки, ограничивает возможности аргументации. Поэтому читатель неизбежно получает ограниченную информацию, а к составителю предъявляются особенно высокие требования в отношении научной объективности. Эти особенности этимологического словаря следует учитывать при обращении к нему.

Хотя всеми специалистами признаётся, что цель этимологии – выяснение происхождения слова, есть расхождения в понимании того, что собственно считать происхождением слова. Истории науки известны острые дискуссии между сторонниками корневой этимологии, считавшими достаточным установление корня слова и его первичного значения, и сторонниками этимологии – биографии слова, предполагающей прослеживание всех этапов истории слова, его изменений, от возникновения до современного состояния. Современная этимология признаёт равно необходимыми реконструкцию первичной структуры и значения слова и изучение его изменений до времени фиксации слова в письменности, но акцентирование того или другого аспекта исследования определяется научной позицией автора. Тип историко-этимологического словаря предполагает если не большее, то, во всяком случае, обязательное внимание к изменениям слова, включая и время его употребления в письменности, вплоть до современного состояния.

Даже при тождестве теоретических концепций авторов возможно различие этимологических словарей в отношении словника (списка рассматриваемых слов) и типовой структуры словарной статьи.

Учитывая всё вышеизложенное, следует признать, что в этимологическом словаре читатель получает информацию, объём которой, состав, глубина и форма подачи в большей степени определяются творческим лицом автора-составителя, чем в каком-либо ином языковом словаре.

Автор «Историко-этимологического словаря современного русского языка» проф. П.Я. Черных бо́льшую часть своей научной деятельности посвятил изучению словарного состава русского языка: лексики отдельных памятников письменности, некоторых писателей, различных периодов истории русского языка, диалектной лексики (см. список печатных трудов П.Я. Черных). Настоящий словарь явился следствием и итогом всех этих многолетних исследований учёного – крупного специалиста в области истории и диалектологии русского языка. Следует, однако, помнить, что, хотя автор завершил работу над рукописью словаря и сдал её полностью в издательство, он умер (в 1970 г.) до начала практической подготовки рукописи к печати, так что словарь был лишён авторской доработки, которая нередко бывает очень значительной и могла бы, помимо устранения случайных погрешностей, способствовать наиболее последовательному осуществлению авторского замысла. Дата кончины автора означает и верхнюю хронологическую границу научной информации, которая могла быть использована в работе над словарём, – почти два десятилетия назад. Автор словаря мог ознакомиться, например, только с несколькими первыми выпусками «Словаря русских народных говоров» (в 1970 г. вышел в свет 5-й вып.), объединившего ценнейшие для этимологии диалектные материалы, только с картотекой «Словаря русского языка XI–XVII вв.» (начал публиковаться с 1975 г.), с первым томом «Болгарского этимологического словаря» (Вл. Георгиев, Ив. Гълъбов, И. Займов, Ст. Илчев. Български етимологичен речник). Несколько лет спустя появились первые тома этимологических словарей славянских языков, которые знаменовали возникновение праславянской лексикографии: Etymologický sjovnik slovanských jazykú. Sv. I. Sest. F. Kopečný. Praha, 1973; Этимологический словарь славянских языков. Под ред. О.Н. Трубачёва. Вып. 1, М., 1974; Sł́ownik prasł́owiański. Pod red. F. Sł́awskiego. T. I. Wrocł́aw – Warszawa – Kraków – Gdańsk, 1974; началась публикация первого этимологического словаря лужицких языков (Н. Schnster-Šewc. Historisch-etymologisches Wörterbuch der ober- und niedersorbischen Sprache. 1. Bautzen, 1978). В 70–80-е годы вышли в свет многие монографии, посвящённые этимологии отдельных групп лексики, не говоря уже о диалектных словарях русского и других славянских языков. Без этих трудов немыслимы современные исследования по русской этимологии, но, обращаясь к словарю П.Я. Черных, следует учитывать, что авторская работа над ним была закончена до их появления. Значительный временной разрыв между завершением авторской работы и публикацией словаря неизбежно создаёт определённый момент устарения. Несмотря на это, словарь П.Я. Черных имеет значительную научную и практическую ценность. Это определяется и достоинствами словаря, и современным состоянием русской этимологической лексикографии.

Во «Введении» автор достаточно полно изложил свои взгляды на задачи этимологического исследования, назначение настоящего словаря и охарактеризовал специфику словника и структуру словарной статьи. Обратимся к реализации авторского замысла. Словарь предназначен для филологов разного профиля, и этому назначению соответствует достаточно ёмкие словник и словарные статьи. Такого типа этимологического словаря современная лексикография ещё не имеет, и уже это определяет в значительной мере его место в ней и значение. Состав словника зависит от назначения и объёма словаря. Поэтому автор ориентировался на общеупотребительные слова современного русского литературного языка. Сознавая спорность оценки многих слов с точки зрения общеупотребительности, П.Я. Черных прибёг к соединению этого критерия с историческими критериями: по мысли автора, словарь должен включать «все слова основного общеславянского фонда, употребляющиеся во всех или в некоторых славянских языках... и являющиеся... базой производства новых слов; старославянские слова, которые вошли в словарный состав древнерусского языка... и сохраняющиеся в современном русском... языке»; «незаимствованные слова, возникшие в среднерусскую эпоху»; «слова, заимствованные... в этот же период и в более позднее время (XVII–XIX вв.)» (см. «Введение»). Эти критерии не вызывают возражений, но представляются недостаточными, поскольку не охватывают все существенные для этимологической характеристики русского языка исторические пласты лексики: не упомянуты образования древнерусского периода и XVIII–XX вв., заимствования XX в. К чести автора, словник оказался в принципе шире объявленных критериев, так что в словарь вошли, например, многие поздние образования и заимствования типа кино, робот, причём некоторые введены в этимологический словарь впервые. В целом словник вызывает критические замечания не в плане включения того или иного слова, а в отношении пропуска многих слов. В значительной степени (для литературных слов типа коса „сельскохозяйственное орудие“, ковш, корысть, лог) это является, вероятно, следствием отмеченной выше незавершённости авторской работы, но есть и другой аспект. Учитывая объём данного словаря, можно признать оправданным исключение из словника собственных имён и малоизвестных диалектизмов. Однако, если для собственных имён есть специальный тип словаря – ономастический, то диалектная лексика не может быть принципиально отделена в этимологическом словаре от литературной. Многие диалектизмы хорошо известны широкому читателю из художественной литературы, проникают в разговорную речь и уже поэтому имеют право на появление в данном словаре (тем более, что среди таких диалектизмов есть и очень древние, праславянские образования, сохранившиеся в других славянских литературных языках).

Вслед за заглавным словом в словаре П.Я. Черных даётся его значение. Это необычно для этимологического словаря, где значения указываются лишь в тех случаях, когда у читателя, знакомого с литературным языком, могут возникнуть сомнения: для омонимов, диалектизмов, архаизмов. Автор мотивировал регулярное указание значений желанием уточнить существующее толкование слова, облегчить читателю сопоставление русского слова с приводимыми далее иноязычными соответствиями и, подчеркнув в обозначаемом словом предмете те или иные детали, подготовить читателя к восприятию этимологического решения (см. «Введение»). Это последнее намерение настораживает: существенными для возникновения названия и поэтому выделенными автором могли оказаться те детали предмета, элементы значения, которые уже не являются частью современного значения слова или находятся на периферии этого значения. Иногда это и происходило: так, значение коричневый толкуется „цве́та корицы, молотого жареного кофе, тёмного буро-жёлтого цвета“; здесь цвет корицы введён исключительно по этимологическим соображениям, так как, будучи основой номинации и первичным значением этого слова, вряд ли входит в его современное значение. Возможность такой архаизации следует иметь в виду. В принципе же введение значении заглавного слова в этимологический словарь, ориентированный и на широкого читателя, представляется полезным, поскольку избавляет его от дополнительных справок.

Статьи словаря построены по гнездовому принципу: в статье, посвящённой определённому слову, приводятся производные от него слова, сохранившие словообразовательные связи с производящим, то есть слова, являющиеся собственно объектом словообразовательного, а не этимологического анализа. Из русских этимологических словарей гнездовому принципу следовал словарь А. Преображенского. Так строятся нередко и словари, предназначенные для специалистов (например, уже упомянутый «Болгарский этимологический словарь» и словарь польского языка: F. Sł́awski. Sł́ownik etymologiczny języka polskiego. T. I–V. Kraków, 1963–1982). При этом учитывается, что, хотя специалисту и нет необходимости объяснять словообразовательные связи подобных слов, но их набор и структура часто оказываются полезными для суждения о происхождении исходного слова: его исконности или заимствовании, структуре корня и суффикса и т. д. Тем более нужно указание производных для широкого читателя: таким путём расширяется круг объясняемых слов. В данном словаре их число в итоге доведено до 13.560. Нахождение производных слов облегчается указателем.

Для суждения о происхождении русского слова очень важно наличие соответствий (близкородственных слов) в других славянских языках. Без поиска и анализа таких соответствий не может обойтись этимологическое исследование ни одного слова. В словаре же, вынужденном ограничивать объём информации и аргументации, эти инославянские соответствия не всегда находят место. Они обязательны в словаре для специалистов, популярные же этимологические словари чаще ограничиваются констатацией факта наличия соответствий. Хотя данный словарь предназначен не только для этимологов, инославянские соответствия здесь приводятся. Разумеется, это увеличивает объём статей и соответственно ограничивает их количество в томе, но читатель получает наглядное обоснование следующего за соответствиями заключения о древности русского слова. К сожалению, досадным архаизмом представляется принятое в словаре употребление термина общеславянский как определения праславянских (восходящих к праславянскому языку – общему предку всех славянских языков) слов, основ или корней. Более спорна необходимость приведения инославянских соответствий при анализе заимствованных слов, но можно согласиться с автором, что и здесь эти данные полезны (для суждения о времени и путях заимствования).

В тех случаях, когда русское слово не имеет близкородственных образований в других славянских языках, в словаре приводятся употребляемые там синонимы. Это новшество в построении словарной этимологической статьи. Такие материалы очень полезны для специалистов: они помогают выявлению принципов номинации данного предмета (действия, качества), а при анализе заимствованного слова показывают собственно славянские номинативные возможности или круг языков – источников заимствования (при славянских заимствованиях). Введение материалов этого рода в словарную статью усиливает её информативность и научную объективность, поскольку они могут не только подтверждать принятое автором этимологическое решение, но и способствовать его критическому восприятию. Поэтому это новшество представляется методически оправданным и перспективным. Правда, для широкого читателя его значение, вероятно, преимущественно познавательное.

В отличие от всех существующих этимологических словарей русского языка, настоящий словарь называется историко-этимологическим. Этимология слова и его история – это два периода в жизни слова, границей между которыми является его фиксация в письменности. Но это разделение весьма условно, этимология и история слова взаимно обогащают друг друга при изучении единой истории слова в широком смысле этого слова. Поэтому общей тенденцией в развитии современной этимологии является её расширение за счёт включения наиболее важных этапов письменной истории слова. Это особенно естественно для популярной этимологии, поскольку читателя не убеждает реконструкция первичной формы и значения слова без объяснения их изменений вплоть до современного состояния. Следовательно, тип историко-этимологического словаря, акцентирующего внимание ко всей истории слова, отвечает насущным потребностям отечественной этимологии. В словаре П.Я. Черных усиление собственно исторической части проявляется в регулярном указании времени первой фиксации слова в письменных памятниках, сообщении об изменениях грамматических характеристик слова, его орфографии, его значения. Правда, в ряде случаев эти указания нуждаются теперь в дополнениях, но и в настоящем виде соединение этимологической и исторической информации сохраняет свою ценность.

Выше уже отмечались трудности, которые неизбежно встают перед автором этимологического словаря при изложении этимологических версий. В популярных этимологических словарях, как правило, даётся только одно толкование происхождения слова, даже если слово признаётся трудным и существует несколько равноправных решений; библиографические данные не приводятся. Настоящий словарь в этом отношении занимает промежуточное положение между словарём для специалистов и популярным словарём. Автор не излагает все существующие объяснения происхождения слова, но, предпочитая одну версию, сообщает (для трудных слов) и другую (или другие) наиболее существенные версии. Так же П.Я. Черных поступает и в статьях, где предлагает собственное решение. Изложение нескольких версий даёт более объективное представление о состоянии решения вопроса, тем более, что предпочитаемое автором толкование далеко не всегда представляется наиболее доказательным. Авторские этимологии, выдвинутые во многих статьях, увеличивают значение этого словаря для специалистов, хотя эти решения не всегда убеждают. К сожалению, среди упоминаемых автором этимологических толкований нет ряда надёжных решений, разработанных славистами в 40–60-е годы (так, недостаточно внимания уделено «Этимологическому словарю польского языка» Ф. Славского, который к 1970 г. охватил уже лексину на А–К). Что касается этимологической библиографии, то П.Я. Черных обычно не даёт ссылок на литературу, лишь в отдельных случаях упоминая приоритет того или иного исследователя или автора малоизвестного толкования. Это облегчит восприятие широким читателем собственно этимологических толкований. В то же время из статей словаря и списка источников читатель получит сведения об основной этимологической литературе.

Составление этимологического словаря русского языка на современном уровне науки является очень масштабным предприятием, предъявляющим к автору самые высокие научные требования. Составление словаря, предназначенного для широкого читателя, осложняется тем, что, в сущности, ещё не выработаны рациональные характеристики этого типа словаря. Поэтому создание «Историко-этимологического словаря современного русского языка» – большая заслуга П.Я. Черных перед отечественной наукой. Публикация этого словаря означает признание научных заслуг автора и вносит большой вклад в решение актуальной задачи современной лексикографии – создание этимологического словаря русского языка, рассчитанного на широкого читателя.

Ж.Ж. Варбот

Основные задачи этимологического (или историко-этимологического) словаря, этимологического изучения слов понятны, и едва ли в этом отношении среди языковедов имеются расхождения. Объяснить происхождение каждого отдельно существующего слова, установить его первоначальную морфологическую членимость, выделить его исторический корень, определить исходное значение корневой части и пути развития первоначального значения – вот главная цель этимологических изучений и, следовательно, всякого этимологического словаря.

Не будем здесь распространяться ни относительно того, что́ следует понимать под «отдельно существующим словом», ни о понятии «исходного значения корневой части» и тому подобных проблемах общего языкознания. Практическое решение упомянутых вопросов не представляет особых затруднений. Первым специальным вопросом, вытекающим из формулировки основных задач этимологии, по моему мнению, следует считать вопрос о том, относится ли эта лингвистическая (или – у́же говоря – лексикологическая) специальность к области сравнительной грамматики родственных языков или к истории отдельного языка.

Не будет преувеличением сказать, что этимология, если речь идёт о научно поставленных этимологических исследованиях, является детищем сравнительно-исторической грамматики. Только после того как в результате длительных и настойчивых усилий языковедов разных европейских стран (Германии, Франции, России, Дании, Англии, Польши, Чехословакии и др.) было создано и разработано учение о закономерностях развития звуковой стороны слов в языках, родственных по происхождению, были заложены основы научной реконструкции корней праязыка, и этимология, наконец, вышла из пелёнок робких и субъективных гаданий и превратилась в научную специальность, судьбы которой теснейшим образом связаны с судьбами сравнительно-исторической грамматики.

Но следует ли отсюда, что этимология является всего лишь отраслью сравнительной грамматики родственных языков? Мне кажется, не следует. Не следует, прежде всего, потому, что в каждом отдельно взятом языке (представителе той или иной языковой семьи) слов, восходящих к эпохе общеязыкового единства, вообще говоря, немного, причём они, как правило, относятся к определённым лексико-семантическим группам: терминология родственных отношений, названия частей тела и т. п. По подсчётам Т. Лер-Сплавинского, в польском языке таких слов не набирается и двух тысяч². Подавляющее же большинство слов – позднего происхождения. Правда, в очень многих случаях эти поздние слова возникли на базе первоначального словарного фонда общеязыковой эпохи, в результате словопроизводства и словосложения, в результате смещения значений и использования слов экспрессивной речи, но десятки тысяч других слов не имеют никакого отношения к праязыку и являются заимствованиями.

Изучение всей этой массы слов в её движении и развитии немыслимо иначе, как в рамках истории отдельного языка, в связи с историей его носителя – народа, с историей в самом широком смысле слова, хотя, конечно, и данные сравнительной грамматики родственных языков играют при этом первостепенную роль.

Таким образом, правильнее было бы этимологию считать отраслью исторического языкознания, истории языка, или, точнее говоря, неотъемлемой частью исторической лексикологии отдельного языка, занимающейся изучением истории его словарного состава, истории слов. Этимологический словарь того или иного языка должен иметь подзаголовок, напоминающий об этой связи, как делают это, например, Эрну и Мейе, совместный труд которых «Этимологический словарь латинского языка» сопровождается подзаголовком: «История слов» (Ernout A., Meillet A. Dictionnaire étymologique de la langue latine. Histoire des mots. Paris, 1932; Idem.4-e éd. Paris, 1959). Ср. также у Г. Шухардта: «То, что мы называем этимологией, является не чем иным, как краткой историей слова»³

При такой целевой направленности этимологического словаря понятны те главные препятствия, от устранения которых в первую очередь зависит продвижение такого большого, серьёзного и трудного дела, каким является составление нового русского этимологического словаря.

Уровень этимологических исследований больше всего зависит от уровня исторической лексикологии и лексикографии. Не случайно появление в 1910 г. первых выпусков «Этимологического словаря русского языка» А.Г. Преображенского хронологически совпадает с завершением работ по изданию монументального труда И.И. Срезневского⁴, без ссылок на который не обходится почти ни одна статья в упомянутом этимологическом словаре (за вычетом поздних образований на славянской почве и поздних заимствований). Это и понятно. Чтобы ставить вопрос о происхождении того или иного слова, нужно сначала выяснить, давно ли это слово существует в данном языке, в какой фонетической форме и с какими основными значениями оно известно в памятниках письменности и т. п. Чем полнее и чем точнее исторический словарь данного языка, тем увереннее должен чувствовать себя составитель этимологического словаря.

В настоящее время, много лет спустя после выхода в свет последнего выпуска «Материалов для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского, положение нельзя считать удовлетворительным. И самые совершенные словари, хотя бы и исторические, стареют с течением времени: накапливаются новые данные, изменяется методика и техника лексикографической работы, повышаются требования и т. д. Между тем, посмертно изданный труд И.И. Срезневского и при своём появлении на свет не вполне отвечал, при всей своей грандиозности, строгим научным требованиям и не отличался полнотой. Главное, «Материалы» почти не заключали фактических данных по XVI–XVII столетиям, да и памятники XV в. были использованы Срезневским и его помощниками лишь частично.

Давно назрела необходимость в издании нового словаря древнерусского языка (или двух словарей: XI–IV вв. и XV–XVII вв.). Как известно, материалы для такого словаря (или двух словарей) собираются уже в течение нескольких десятилетий в Институте русского языка АН СССР⁵.

Отсутствие полного и отвечающего современным научным требованиям исторического словаря русского языка существенным образом задерживает развитие русской исторической лексикологии и этимологических исследований.

Как известно, начало этимологических изучений в области русского языка на основе сопоставления прежде всего родственных славянских языков, на широкой лингвистической базе относится в России к первой половине прошлого века. Уже более 100 лет назад, в 1842 г., был напечатан «Корнеслов русского языка» Ф.С. Шимкевича (1802–1843), белоруса по национальности, выдающегося полиглота, – словарь, в своё время, на основании отзыва А. X. Востокова, удостоенный половинной Демидовской премии Академии наук. Для 40-х гг. прошлого века это был словарь, стоявший вполне на уровне современной науки, правда, больше сравнительный, чем этимологический, хотя некоторые этимологии Шимкевича получили широкое признание (князь, окунь, сени и др.) или помогли последующим этимологам отыскать более или менее удовлетворительное объяснение (бог, говорить, голубь, зуба, меч, хлеб человек и др.).

После словаря Шимкевича в течение почти полувека у нас не появлялось этимологических словарей, хотя этимологические и историко-лексикологические изучения продолжались во всё возрастающем объёме. К 50–60 гг. относятся многочисленные лексикологические этюды Ф.И. Буслаева, к 70–80 гг. – «Этимологические заметки» А.А. Потебни, далее – работы Я.К. Грота, Р.Ф. Брандта, И.М. Желтова и др.⁶ В 1896 г. вышел в свет «Сравнительный этимологический словарь русского языка» И.В. Горяева, напечатанный в Тифлисе (вскоре, в 1901 г., переизданный). Несмотря на серьёзные недостатки этого труда, также в большей степени сравнительного, чем этимологического, несмотря на случайный, не систематический характер сопоставлений, на многочисленные ошибки, беспочвенно смелые, подчас произвольные, иногда даже странные объяснения, словарь И.В. Горяева, такого же выдающегося нашего полиглота, как и Ф.С. Шимкевич, но, как и он, не прошедшего строгой лингвистической школы, до сих пор является небесполезным справочником. Он сослужил свою службу и до некоторой степени подготовил появление словаря Преображенского (см. в словаре последнего многочисленные, хотя по большей части и неодобрительные, ссылки на словарь Горяева).

Любопытно, что упомянутые выше крупнейшие русские этимологи-лексикографы, все трое, не были представителями академической науки, языковедами-профессионалами, работниками научных учреждений и что словари свои они печатали на собственные средства. Они были этимологами-любителями. Ф.С. Шимкевич, питомец Киевской духовной семинарии, был некоторое время библиотекарем в Киеве, потом служил мелким чиновником в Петербурге, И.В. Горяев – тифлисский учитель, А.Г. Преображенский – преподаватель Московской 4-й гимназии. Сам по себе этот факт, мне кажется, свидетельствует не только об отставании в прошлом академической науки от жизни, но и о глубоком общенародном интересе у нас к этимологии, и о коренной связи теоретической этимологии с практикой преподавания русского языка в школе.

«Этимологический словарь русского языка» А.Г. Преображенского⁷, хороший для своего времени и до сих пор ещё далеко не утративший своего научного значения, теперь уже нельзя считать трудом образцовым и безукоризненным во всех отношениях. Автора при желании можно упрекать и в нечётком понимании задач этимологического словаря, и в расплывчатости термина «русский язык», и в недостаточной самостоятельности, и в упущениях библиографического характера и т. д. Недостатки первых четырёх выпусков словаря были указаны академиком Ф.Ф. Фортунатовым в его очень кратком и сухом отзыве, по тону и выводам более суровом, чем заслуживал этот «первый (по словам самого рецензента) в русской литературе опыт лингвистического пособия такого рода»⁸. В своём отзыве глава Московской школы сравнительного языкознания, как известно, очень редко и неохотно (и не всегда удачно) занимавшийся этимологизированием, касается почти исключительно внешней стороны словаря: неточностей в изложении чужих мнений, в транскрипции слов и т. д. Гораздо больше внимания уделил первому «Этимологическому словарю русского языка» академик Б.М. Ляпунов, который должен был в 1916 г. представить в Академию наук отзыв об остальных выпусках (до слова «строптив»), но в своё время не закончивший его и напечатавший в 1925–1926 гг. две статьи об этом, как он выражается, «капитальном издании»⁹. «Конечно, можно найти немало недостатков и ошибочных сопоставлений в „Этимологическом словаре“ А.Г. Преображенского, – говорит второй рецензент-академик, – частью по вине автора, частью по вине источников и пособий, которыми он пользовался. Однако можно сказать, что если первые четыре выпуска... были признаны в отзыве строгого и глубокого лингвиста (Ф.Ф. Фортунатова) полезным пособием и удостоены малой премии Ахматова, то следующие... выпуски должны быть признаны ещё более ценными, так как, во-первых, количество объяснённых слов в них является значительно бо́льшим, во-вторых, с каждым новым выпуском работа автора становится... совершеннее по исполнению» (ИОРЯС, XXX, с. 3). И далее: «Несмотря, однако, на эти недостатки, мы, благодаря осторожности и добросовестности автора, привлекавшего все доступные ему пособия по изучению общерусского языка, получаем в труде Преображенского весьма ценную книгу, восполняющую крупный пробел в русской лингвистической литературе» (там же, с. 9).

Мы преднамеренно не поскупились привести эти большие выдержки из статьи Ляпунова. В наши дни в среде языковедов-специалистов существует некоторая недооценка выдающегося труда московского учителя, время от времени обнаруживающаяся в устных и печатных выступлениях. Чтобы не быть голословным, упомяну хотя бы о статье начала 50-х гг. проф. М.И. Петерсона «О составлении этимологического словаря русского языка»¹⁰, где подчёркиваются теневые стороны словаря Преображенского (как, впрочем, и первых выпусков словаря Фасмера). Однако, в конце концов, даже М.И. Петерсон¹¹ вынужден был согласиться с Л.А. Булаховским¹², который считал, что «в целом словарь (Преображенского) на этом этапе языковедения, когда он выходил, в существенном удовлетворял поставленной задаче». Едва ли, однако, только «в целом» и только «в прошлом», то есть полвека назад, «Этимологический словарь» Преображенского «удовлетворял поставленной задаче»¹³. И хотя на современном этапе развития науки о языке он уже не может являться отправным пунктом, от которого следует продолжать исследования, у Преображенского всё же есть чему поучиться, особенно нашим начинающим этимологам, и прежде всего осторожному подходу к объяснению слов.

С 1950 г. отдельными выпусками в Гейдельберге начал выходить «Этимологический словарь русского языка» М.Р. Фасмера. М.Р. Фасмер (1886–1963), начавший свою научную деятельность в старой России, стал впоследствии одним из виднейших на Западе специалистов по славянским языкам, по греческому языку, по вопросам об отношении русского и других славянских языков к языкам Восточной и Южной Европы в древности. Словарь Фасмера был благополучно доведён до конца: в 1958 г. вышли в свет его последние выпуски (Vasmer М. Russisches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg, 1953–1958. Bd. 1–3). Составленный полвека спустя после словаря Преображенского в стране, где сравнительно-исторические исследования в области языка получили своё начало и всегда стояли на самом высоком уровне (если говорить, по крайней мере, об изучении индоевропейских языков), словарь Фасмера, конечно, в несравненно большей степени, чем словарь Преображенского, отвечает научным требованиям, которые в настоящее время могли бы быть предъявлены к этимологическим словарям. Прежде всего, словарь Фасмера превосходит ранее выходившие этимологические словари русского языка по количеству рассмотренных слов. Он вдвое больше словаря Преображенского, но это не главное. Фасмер отличается от своих предшественников на этом поприще также тщательностью и аккуратностью в подборе сопоставительного лингвистического материала, прекрасным знанием литературы предмета и вообще широкой лингвистической и историко-культурной эрудицией, счастливо сочетающейся со стремлением к научной объективности, с осторожностью исследователя и мыслителя. «Этимологический словарь русского языка» Μ. Р. Фасмера – крупный вклад в сокровищницу научной литературы по русскому и славянским языкам, выдающееся явление в истории послевоенного языкознания. Однако для русских, для советских читателей пользование этим трудом, особенно в качестве учебного пособия, представляет известные (и понятные) неудобства, да он и не был предназначен для этого. Не говоря уже о том, что словарь написан на немецком языке и, следовательно, в первую очередь для немецких читателей¹⁴ (Фасмер работал в Западном Берлине), он просто по своей, скажем, громоздкости не вполне отвечает этой цели. Словарь Фасмера заключает в себе не только слова общерусского языка, но и разного рода топонимические, этнонимические и т. п. термины, без которых можно было бы обойтись в пособии по языку (см. об этом ниже). Ещё в большей мере трудно примириться с чрезмерно широким пониманием термина «русский язык» как предмета этимологического изучения. В словаре Фасмера нашли себе место не только слова современного общерусского (литературного) языка, но и слова диалектные, областные и даже слова древнерусского языка и т. д., причём неясно, какими принципами руководствовался автор, включая в свой словарь одни слова и исключая другие. Много в этом труде слов (по нашему мнению) лишних, неупотребительных (и, пожалуй, никогда не употреблявшихся) в общерусском языке. Это слова восточного происхождения, напр., из слов на к: ка́ба – «кол для привязывания лодок», каба́в – «шашлык из баранины», клба́т – «куртка», каду́к – «эпилепсия» (ещё: ка́бра, кабу́ша, ка́вра, кавяга́, кага́, казы́ и т. п.). Обращает на себя внимание также некоторое преувеличение роли и значения немецкого языка, а из славянских – польского в развитии словарного состава общерусского языка, не только в XVII в. и в Петровскую эпоху (в отношении которой Фасмер, по-видимому, разделял точку зрения В.А. Христиани и И.А. Смирнова), но и в другое время. В ряде случаев правильнее было бы говорить о юго-западном (особенно западно-украинском) влиянии, а не о польском, или (в отношении других слов) о заимствованиях из голландского языка, из нижненемецких говоров, а не из общенемецкого языка. К недостаткам словаря Фасмера, конечно, следует отнести и скудость данных, относящихся к истории и хронологии этимологизируемых слов, в частности заимствованных из других языков, – существенный недостаток, потому что время заимствования нередко является важным свидетельством, помогающим установить источник заимствования и вообще происхождение того или иного слова. Встречаются в словаре Фасмера и некоторые, не всегда незначительные, фактические ошибки и неточности (неизбежные, однако, во всяком большом труде), на которые отчасти было уже указано в рецензиях, но в наши намерения сейчас не входит детальный разбор этого словаря, которому, несомненно, предстоит сыграть весьма заметную роль в развитии историко-лексикологических и этимологических исследований в СССР.

В 1963 г. вышел в свет первый выпуск «Этимологического словаря русского языка», издаваемого Московским университетом, заключающий букву «А». Два года спустя был издан второй выпуск (буква «Б»)¹⁵. Сказать что-либо определённое относительно этого словаря пока ещё трудно. Обращает на себя внимание громоздкость задачи, которую поставил себе авторский коллектив во главе с чл.-корр. АПН РСФСР Η.М. Шанским¹⁶: объяснить происхождение не только слов, «входящих в систему лексики современного русского литературного языка», «принадлежащих к его активной лексике», но и «устаревших и диалектных слов», а также антропонимов и топонимов (см. Предисловие, с. 3 и Введение, с. 5). Составители ЭСРЯ в широкой мере (хотя и не всегда последовательно и с должной точностью) пользуются данными картотеки среднерусского словаря Института русского языка АН СССР. Следует отметить также, что в первых двух выпусках словаря имеется (вероятно, преходящее, временное явление) немало разного рода упущений и ошибок.

Составление этимологического словаря русского языка в настоящее время в значительной мере облегчается наличием этимологических словарей других славянских языков и общего этимологического словаря славянских языков. Когда И.В. Горяев издавал свой словарь (см. выше), в его распоряжении из этой группы словарей, в сущности, имелся лишь «Этимологический словарь славянских языков» Ф. Миклошича, напечатанный в Вене, в 1886 г. (Miklosich F. Etymologiaches Wörterbuch der slawischen Sprachen. Wien, 1886). А.Г. Преображенский был в этом отношении уже в лучшем положении: кроме словаря Миклошича, он мог опираться на первые четыре выпуска «Этимологического словаря славянских языков» Э. Бернекера (Bemeker Е. Slawisches etymologisches Wörterbuch. A-mor. Heidelberg, 1908–1913), но тогда ещё не существовало этимологических словарей отдельных славянских языков, за исключением русского. Они появились позже. Сначала, в 1927 г., в Кракове был издан «Этимологический словарь польского языка» А. Брюкнера (Brückner А. Sł́ownik etymologiczny jęczyka polskiego. Kraków, 1927), переизданный потом (после смерти автора) в 1957 г. в Варшаве¹⁷. В 1941 г. в Софии вышел в свет «Етимологически и правописен речник на българския книжовен език» Ст. Младенова. В 50-х гг. появились этимологические словари чешского и польского языков: «Этимологический словарь чешского языка» И. Голуба и Ф. Конечного (Holub I., Koptčny F. Etymologický slovnik jazyka českého. Praha, 1952) и «Этимологический словарь польского языка» Ф. Славского (Sł́awski F. Sł́ownik etymologiczny języka polskiego. Kraków, 1952–1958, z. 1–6¹⁸). Таким образом, в отношении этимологических словарей отдельных славянских языков М.Р. Фасмер был значительно более обеспечен, чем все его предшественники. В настоящее время к словарям, которыми он пользовался, можно прибавить «Этимологический словарь чешского и словацкого языка» В. Махека, вышедший в 1957 г. (Machek V. Etymologický slovnik jazyka českého a slovenského. Praha, 1957¹⁹) и первые выпуски (А–Ж) нового болгарского этимологического словаря (Български етимологичен речник / Вл. Георгиев, Ив. Гълъбов, Й. Займов, Ст. Илчев. София, Бълг. Акад, на науките, 1962–1969. Св. 1–7²⁰).

Мы не называем здесь этимологические словари по другим индоевропейским языкам (см. «Список сокращённых обозначений источников»), из которых, после славянских, для составления этимологического словаря русского языка важнейшее значение имеют подобные словари языков балтийской группы, особенно литовского. С особым удовлетворением каждый составитель нового этимологического словаря русского языка должен отметить такое выдающееся событие, как завершение в 1965 г. большого, прекрасно выполненного «Этимологического словаря литовского языка» Эрнста Френкеля (Fraenkel Е. Litausches etymologisches Wörterbuch. Heidelberg; Göttingen, 1955–1965, Lfg. 1–19).

Словарь, к работе над которым я приступил в конце 1955 г., незадолго до того, как в Москве были получены первые выпуски словаря Фасмера, в отличие от последнего, рассчитан на широкий круг советских читателей, причём не только (и даже не столько) специалистов в области общего и сравнительного языкознания, сколько преподавателей русского и других славянских языков в высшей и средней школе, а также, может быть, преподавателей филологических и исторических дисциплин, на учащихся высшей (и отчасти средней) школы, аспирантов-гуманитариев, творческих работников, деятельность которых так или иначе связана с изучением русского языка, и просто любителей русского и славянских языков.

Это этимологический словарь общеупотребительных и общепонятных слов, словарь современного общерусского (или, иначе, литературного) языка в обычном смысле этого слова, т. е. языка, общего и обязательного для всех образованных русских людей (и, следовательно, образцового вообще для всех говорящих по-русски), языка, нормированного грамматически и в отношении лексических средств, языка, употребляемого и в письменной форме – в литературе (художественной, научной, публицистической и др.), языка книг, газет и журналов, языка административных органов, языка делового.

Конечно, решение таких вопросов, как «общеупотребительность», «общенародность» того или иного слова, вопросов частоты употребления (чаще или реже оно употребляется) и т. п., особенно в словаре, составляемом одним автором, в той или иной степени нередко может оказаться субъективным. Это зависит и от знания языка, и опыта составителя, от его «чувства языка». И в этом отношении составитель готов выслушать, вероятно, немало разного рода обвинений и упрёков. Не лишне, поэтому с самого начала отметить, что при отборе слов составитель пытался руководствоваться и соображениями более или менее объективного свойства.

Так, во-первых, словарь заключает (во всяком случае, такая задача стояла) все слова основного общеславянского фонда, употребляющиеся во всех или в некоторых современных славянских языках (включая русский), с давнего времени засвидетельствованные памятниками письменности и с давнего времени являющиеся постоянной базой производства новых, вновь возникающих слов.

Во-вторых, это те старославянские (древнеболгарские) слова, которые вошли в словарный состав древнерусского языка, сначала книжного, а со временем и народного, и сохраняются в современном русском (разговорном общерусском или только письменно-литературном) языке.

В-третьих, и «заимствованные слова, возникшие в среднерусскую эпоху, на начальной стадии формирования национального русского языка, отличающие русский (великорусский) язык от украинского и белорусского.

В-четвёртых, слова, заимствованные из западноевропейских и восточных языков в этот же период и в более позднее время (XVIII–XIX вв.) и прочно укоренившиеся в общерусском языке.

Таким образом, автор, в сущности, придерживается исторического принципа, исторических критериев отбора слов для этимологического словаря, следуя практике предшествующих отечественных составителей подобных трудов, начиная с Ф.С. Шимкевича, который назвал эти слова коренными, и кончая А.Г. Преображенским. Последний в начале предисловия к своему труду говорит: «В предлагаемом словаре слова исконно индоевропейские помещены все; из слов заимствованных, по возможности, без исключений вошли слова раннего заимствования; на позднейших же приведены лишь те, которые в каком-либо отношении представляют особый интерес».

При отборе слов, подлежавших включению в словарь, может быть, мною было допущено немало разного рода пробелов. В наши дни бурного вторжения науки в жизнь, в быт легко ошибиться, считая то или иное специальное, научное слово, научный или профессиональный термин пока ещё не вошедшим в общее употребление, тем более, что издание словаря (подготовка к печати, печатание) – дело долгое и за это время слово, вчера казавшееся слишком специальным, может оказаться к моменту выхода в свет словаря общеупотребительным и общепонятным.

В особенности это относится к физическим, химическим и техническим терминам. Включая в словарь, например, такие слова, как электрон, мы исключаем такие, как фонон или фотон. Предоставляя место такому слову, как изотоп, мы считаем себя вправе оставить без этимологического освещения такие слова, как изобара, изомер и т. п. Или возьмём другое явление – вторжение в разговорную речь медицинских терминов (например, анатомических, названий болезней, методов, способов лечения, наименований лекарственных препаратов и пр.): в словаре нашли место такие слова, как аспирин, валидол, инсульт, ишиас, йод, подагра, энцефалит, но туда не попали такие, как анатоксин, бифуркация, меланома, пахикарпин, пиелит, пипольфен и т. п. Из музыкальной терминологии пользующиеся словарём найдут объяснение происхождения таких слов, как, например, ария, виолончель, мелодия и др., названия нот: до, ре и пр.; но не найдут арпеджио, диез, ленто, модерато и т. п.

Словом, «Этимологический словарь современного общерусского языка» не есть ни «Этимологический словарь научных терминов русского языка», ни «Этимологический словарь иностранных слов» и не может заменить их.

Из сказанного следует также, что в словаре не получат этимологического освещения (в виде отдельных статей) и те диалектные (местные, областные) слова, которые в настоящее время воспринимаются как чуждые общерусскому языку, не общепонятные по значению и по форме, вроде, напр., поморских: атва́, бади́га, бахи́лы, ла́йва, мырь, па́зори, ря́нда и т. д., или донских: беле́зень, гондо́бить, журно́й, казан(е́ц), куза́, латри́га и др., или томских: зачемба́рить – «подпоясать», ошкур – «пояс мужских брюк», или общесибирских: ло́поть, ту́ез, хрушко́й и др.

От этого правила допускаются отступления лишь в тех случаях, когда диалектные слова привлекаются для объяснения, для построения этимологии того или иного общерусского слова (напр., рус. диал. ва́га – «весы» в ст. важный, сиб. оболока́ть – «одевать» и др. в ст. облако, сев.-рус. язве́ц, язви́к – «барсук» в ст. язва, южн.-влкр. пово́й – «женский головной убор» – в ст. вить и т. п.).

Примерно то же, по существу, можно сказать и о словах, в том числе и некоторых заимствованных, теперь уже вышедших из употребления в разговорной речи, в живом общении, в обиходе не только младших, но и старших поколений людей, говорящих на русском языке, слов, ставших непонятными, требующих специального толкования. Напр.: аксамит, детинец, изгой, огнищанин, тиун, из поздних: ложемент, кираса и т. п. В словаре, однако, нашли себе место такие историзмы, как, напр.: боярин (откуда впоследствии барин), или тем более такие, как шлем, щит, броня или панцирь (в известных случаях, с новым значением они не чужды и современному общерусскому языку), но, вообще говоря, этимологический словарь современного русского языка не может быть особенно полезен при изучении в школе памятников древнерусской письменности («Слово о полку Игореве» и др.). Давно уже назрела необходимость составить, сначала хотя бы с учебной целью, специальный этимологический словарь древнерусских терминов как пособие при изучении памятников древней письменности. Разумеется, в этимологическом словаре современного русского языка напрасно было бы искать также объяснения редких старославянских и новоцерковнославянских слов вроде абие, аналой, артус, епитрахиль, угобзити и т. п.

Таким образом, «Историко-этимологический словарь современного русского языка» ставит довольно ограниченную и скромную задачу, и это понятно, и едва ли можно упрекать автора за такое самоограничение его цели. Даже и большому авторскому коллективу в настоящее время было бы не под силу в сравнительно короткий срок составить в некотором роде этимологический тезаурус русского языка²¹. В связи со сказанным выше следует предупредить читателей ещё об одном обстоятельстве. Словарь даёт этимологии общеупотребительных русских слов, выражающих общие, а не единичные, индивидуальные понятия. Имена собственные (топонимы, гидронимы, личные имена, прозвища, фамилии и пр.), названия племён и народов (этнонимы) и т. п. другие слова также исключены на нашего словаря и в этимологическом отношении должны, по нашему мнению, составлять содержание особых, специальных этимологических словарей: топонимических, словарей личных имён, словарей этнонимов и т. д.

Построение статьи в нашем этимологическом словаре в некоторых отношениях, в деталях, несколько отличается от того, что мы обычно имеем в других словарях.

1) Сначала называется этимологизируемое слово (обязательно с ударением), причём при существительном после запятой указывается форма родительного падежа (ШУМ, -а) без ударения, если в единственном числе оно сохраняется на основе, или с ударением, если оно в единственном числе в косвенных падежах переходит на флексию (ТРУД, -а), даются необходимые грамматические указания.

2) Далее следует толкование слова, открывающего статью. Имеется ли в этом необходимость? Нужно ли каждый раз, в каждой статье повторять достаточно всем известные данные, заключающиеся в толковых словарях русского языка? Конечно, просто повторять эти данные было бы мало смысла. Но, во-первых, в нашем словаре толкование слова даётся сокращённо, до того минимума, какой только может быть допущен в таком тонком деле, причём определяется лишь основное значение или основные значения, с которыми данное слово обычно или чаще употребляется в общерусском языке. Оставляются в стороне случаи (иногда многочисленные) своеобразного употребления того или иного слова в том или ином контексте, относительно редкие переносные значения, фразеологические сращения и вообще явления фразеологии и т. д., а также опускаются стилистические пометы (за исключением некоторых отдельных слов, в том или другом отношении выходящих за рамки современного общерусского литературного языка). Во-вторых, толкование, объяснение слова, открывающего статью, в нашем словаре связано с лексическими данными по другим славянским языкам, где то или иное слово при общей (в историческом смысле) форме или общем происхождении с русским этимологизируемым словом может так или иначе отличаться от него по значению, по оттенкам значения, по сфере употребления. Толкование этимологизируемого русского слова подготавливает пользующегося словарём к правильному прочтению сравнительных данных по славянским языкам и в известной мере (в собственно этимологической части статьи) по другим индоевропейским. В-третьих, кроме естественного желания по возможности уточнить существующее толкование слова, составитель ставил своей целью также подготовить читателя, например путём подчёркивания той или иной детали при описании предмета, к тем выводам о происхождении заглавного слова, которые далее излагаются в собственно этимологической её части (см., напр., статьи: горностай, линь и др.).

3) Вслед за толкованием (т. е., в сущности, указанием реального значения) заглавного слова называются прямые производные от него; при существительном – прилагательные и далее (если они имеются) глаголы (напр.: ШУМ Прил. шу́мный, –ая, –ое, шумово́й, –а́я, –о́е, шумли́вый, –ая, –ое. Глаг. шуме́ть) и другие ближайшие, непосредственные, образованные с помощью суффиксов или иным путём производные существительные, за исключением, однако, существительных, выражающих субъективную оценку или эмоциональное отношение говорящего лица (уменьшительные, увеличительные, ласкательные, презрительные, бранные и т. п.), которые даются только в отдельных случаях; при заглавном глаголе совершенного вида называется соответствующий глагол несовершенного вида (и наоборот), при невозвратной форме (заглавной) – возвратная, далее – ближайшие отглагольные производные: существительные и др.; при заглавном прилагательном указывается наречие и другие ближайшие образования, связанные с основой данного прилагательного, и т. д. Называются только прямые производные (так сказать, производные «первой степени»). Производные «второй степени» (т. е. производные от ближайших производных), как правило, не называются (напр.: ВЫСО́КИЙ, –ая, –ое. Превосх. ст. вы́сший. Сюда же высь, высота́, вы́шка, вышина́, вы́шний, –яя, –ее, вы́ситься, но не даются высо́тный и высо́тник). В тех случаях, когда производное слово оторвалось от слова-производителя настолько, что воспринимается как отдельное, самостоятельное, оно (если этимологизируется) само становится заглавным словом. Ср. статьи ба́ба и ба́бочка, вить и вью́га, ле́бедь и лебёдка, пить и пья́ный и т. д.

Таким образом, наш словарь по расположению слов, по их группированию в значительной степени является «гнездовым», а не строго алфавитным. Конечно, «гнездование» слов, делающее столь неудобным, столь затруднительным пользование толковым или двуязычным словарём, было бы неправильно и неразумно относить к недостаткам этимологического словаря, одной из задач которого, напротив, является собирание слов в корневые гнёзда, распределение слов по гнёздам на основании общего происхождения слов каждой группы от одного и того же корня.

4) После перечня ближайших производных в статье приводятся сопоставительные данные по другим славянским языкам, которые располагаются – как правило – в таком порядке: восточнославянские – украинский, белорусский; южнославянские – болгарский, сербскохорватский, словенский; западнославянские – чешский, словацкий, польский, верхнелужицкий, нижнелужицкий. В некоторых случаях добавляются также кашубский и полабский. Сербскохорватские слова приводятся в сербской транскрипции (т. е. русской «гражданской», с добавлением некоторых специфических сербских букв), но слова с отражением общеславянского ě (ять) даются и в хорватской записи. Не трудно заметить, что во многих статьях инославянские соответствия приводятся не полностью, а частично (болг., с.-хорв., чеш., польск.). Это делается только в тех случаях, когда этимологизируемое слово – заимствованное (особенно в новое время). При этимологизировании незаимствованных слов неполнота сравнительных данных объясняется тем простым обстоятельством, что не во всех славянских языках могут оказаться соответствия. В других этимологических словарях при этимологизировании заимствованных слов не приводится вообще никаких сопоставительных данных из родственных языков. Между тем они нередко бывают полезны, потому что помогают составителю более уверенно строить этимологическую часть статьи, т. е. решать вопрос, откуда и когда данное заимствованное слово попало в русский язык. Наконец, ещё одно замечание. Когда в других славянских языках не оказывается соответствующих слов с тем же общеславянским корнем, что и в этимологизируемом русском слове, или когда значение заимствованного слова выражается (в других славянских языках) словом незаимствованным, славянским по происхождению, или и заимствованным, но из другого чужеязычного источника, мы не ограничиваемся простой констатацией этого факта, а приводим конкретные данные.

5) За соответствиями из других славянских языков следуют данные исторического характера. С какого времени слово известно, т. е. употребляется в русском языке? Встречается ли в древнейших памятниках письменности или оно вошло в обращение позже, в эпоху Нормирования национального русского языка в пределах Московской Руси? Или оно ещё более позднего происхождения, или совсем недавнее? Следуют ссылки на словари, причём особенно часто (по необходимости) приходится ссылаться на пока незаменимые «Материалы для словаря древнерусского языка» И.И. Срезневского и только изредка на картотеки древнерусского и среднерусского словаря (XI–XIV и XV–XVII вв.) Института русского языка АН СССР, почти недоступные даже для специалистов – историков русского языка. Указываются и другие источники для определения давности употребления в русском языке того или другого слова, при этом не только заглавного, но и ближайших производных от него. Где это необходимо, приводятся показания старославянского языка. В отличие от древнерусских данных, старославянские слова условно даются в кирилловской уставной транскрипции (с юсами, йотированными гласными и т. п.).

6) Статья завершается изложением этимологии заглавного слова. Если из предыдущего уже достаточно ясно, что этимологизируемое слово употребляется (или, по историческим данным, употреблялось) с общеславянской (или иначе – праславянской) эпохи, здесь восстанавливается (как предполагаемая, со звёздочкой) общеславянская форма (сокращённо о.-с.) этимологизируемого слова (причём только заглавного, без производных) и определяется его морфологический состав. Если оно не заимствованное и употребляется с общеславянской эпохи и вообще в этимологическом отношении не представляет трудности, этимологу обыкновенно остаётся лишь назвать тот предполагаемый (обще)индоевропейский (сокращённо и.-е.) корень или ту базу, основу (корень с расширителем или расширителями или с суффиксом), к которой по своему корню (или основе) в конечном счёте восходит (общеславянское слово. В этой части статьи мы обыкновенно пользуемся (как делают это и другие составители этимологических словарей) капитальным трудом Покорного (Pokorny J. Indo-gennanisches etymologisches Wörterbuch. Bern; München, 1959–1969. Bd. 1–2). Оттуда же, по большей части (с некоторыми сокращениями, а иногда с дополнениями по другим словарям), заимствуются и приводящиеся для доказательства общеиндоевропейской праформы сопоставительные данные по неславянским индоевропейским языкам, которые обычно располагаются в таком порядке: балтийские – литовский, латышский, древнепрусский; германские – готский, древневерхненемецкий и современный немецкий, древнеисландский и современный исландский, иногда – другие скандинавские языки (датский, норвежский, шведский), древнеанглийский, современный английский и др.; романские – латинский, иногда – современные романские языки; греческий; кельтские – древнеирландский и – в некоторых случаях – другие; язык Авесты; из современных иранских – персидский, афганский, осетинский; далее – древнеиндийский, или санскрит, иногда в сопоставлении с совр. хинди. В некоторых статьях имеются также ссылки на албанский, армянский, изредка тохарский А, В и хеттский.

Если этимологизируемое слово заимствованное и известно, что в славянских языках оно употребляется с общеславянской эпохи, статья по своему построению не отличается от тех статей, которые посвящены рассмотрению общеславянских незаимствованных слов, за исключением последней части: сопоставительные данные по другим индоевропейским языкам в этом случае излишни, важно лишь указать, из какого неславянского источника данное слово попало в общеславянский язык.

Иначе обстоит дело в тех случаях, когда заимствованное слово употребляется только в Русском языке (или в русском и других восточнославянских) и вошло в употребление более или менее поздно. Этимология таких слов сводится к указанию чужеязычного источника и, если это известно, пути проникновения слова в русский язык, причём, конечно, здесь могут возникнуть свои трудности, которые отсутствуют в других случаях.

Следует заметить, что автор словаря обыкновенно не ограничивается простым указанием чужеязычного источника, но стремится также, где это возможно, приводить краткую этимологическую справку о происхождении интересующего нас слова в том языке, из которого оно попало в русский.

Далеко не всякое слово имеет совершенно ясную этимологию, не вызывающую никаких сомнений, вопросов, споров и т. п. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что слов с бесспорной этимологией в любом языке (особенно в языке, прошедшем длительный и сложный путь развития) не больше, чем слов недостаточно ясных по происхождению или вовсе неизвестного происхождения. Конечно, слова заимствованные, особенно заимствованные поздно, тем более в новое время или в последние годы, обычно не представляют особых затруднений в этимологическом отношении (если не считать вопросов хронологического порядка и т. п.). Другое дело незаимствованные слова. Здесь, напротив, установить происхождение слова очень часто оказывается гораздо труднее, а иногда в данный момент и просто невозможно, хотя не следует в этом отношении преувеличивать существующие трудности и ударяться в безнадёжный пессимизм, характерный для некоторых, иногда и видных языковедов, когда им приходится говорить об этимологии как научной дисциплине.

Необходимо ли составителю этимологического словаря каждый раз обязательно обосновывать этимологическую часть статьи библиографическими данными, ссылками на использованную научную литературу? Одни авторы делают это (к ним из авторов этимологических словарей русского языка относятся Преображенский и Фасмер), другие считают это требование необязательным. Автор «Историко-этимологического словаря современного русского языка» примыкает ко второй группе составителей этимологических словарей, отступая от этого правила лишь в отдельных случаях, чтобы отметить приоритет того или иного исследователя из числа выступавших с объяснением данного слова или чтобы обратить внимание на какое-либо редкое, малоизвестное предположение и т. п. (библиографические сведения даются в «Списке сокращённых обозначений источников»). Таким образом, автор отступает от почти установившейся традиции, восходящей на почве славянской этимологической лексикографии к Бернекеру. Делается это не только потому, что этот словарь является всё же несколько сокращённым (если не кратким) этимологическим словарём и мы смотрим на него в значительной мере как на учебное пособие, но ещё и потому, что ссылки на разнообразные, часто многочисленные и противоречивые, кажущиеся непримиримыми мнения отечественных и зарубежных этимологов по поводу происхождения того или иного русского слова приносят мало пользы читателю, в особенности если он не искушён в вопросах языкознания, а иногда, вольно или невольно, и искажают точку зрения спорящих, если составитель словаря опускает фактическую сторону и аргументы, которые приводятся сторонником отвергаемого мнения: даже при желании составитель не может в своём труде отвести сколько-нибудь достаточное место для изложения фактических подробностей такого рода.

Автор этимологического словаря, если у него не имеется своего собственного обоснованного мнения относительно происхождения того или иного слова и твёрдого убеждения в своей правоте, обязан по возможности объективно взвесить эти разноречивые высказывания и остановить свой выбор на мнении, которое «устраивает» его как автора, и это мнение он излагает в своём словаре также и как своё собственное.

Отсюда, разумеется, не следует, что этимологии слов, которые даются в этом словаре, являются всякий раз этимологиями составителя словаря. Нет, они являются всего лишь этимологиями, которые автор рекомендует. В тех (в общем редких) случаях, когда общепринятые этимологические объяснения того или иного слова отвергаются автором, он, как нам кажется, всегда имеет возможность предупредить об этом читателя.

Таков обычный, принятый как правило в «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» порядок рассмотрения слов. От этого порядка иногда, по ходу изложения, имеются отступления, но они не выходят за рамки перечисленных пунктов и ограничиваются лишь перестановкой упомянутых пунктов рассмотрения: напр., хронологические данные могут оказаться в конце статьи, если они не имеют существенного значения для решения вопроса о происхождении слова (чаще это относится к заимствованным словам) и т. п.

Что касается самих принципов этимологического исследования, то не имеется большой необходимости излагать здесь общеизвестные условия, требования, которым должны удовлетворять разыскания в этой области и которые обязательны для каждого составителя этимологического словаря, говорить о необходимости считаться с данными сравнительного языкознания, особенно данными сравнительно-исторической фонетики индоевропейских языков, учитывая в то же время закономерности или возможности семантических изменений и те отношения, которые существуют между словом и вещью, отдавая, однако, должное непрочности и непостоянству связи между значением слова и его фонетической формой²² и принимая во внимание данные хронологического и географического порядка.

К тому, что обычно говорится в научно-популярной и учебной литературе по этимологии, хотелось бы добавить несколько слов о некоторых особых факторах лексических изменений, на которые ссылки в «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» встречаются, может быть, чаще, чем в других этимологических словарях. Во-первых, по вопросу о роли экспрессивного момента в процессе словотворчества. В методологических статьях по вопросам этимологии обыкновенно утверждают относительно семантической стороны дела, что значения сближаемых слов могут расходиться только в определённых рамках: ср. рус. город из о.-с. *gordъ при укр. горо́д – «огород», нем. Garten – «сад». В действительности же очень часто это утверждение подвергается серьёзным испытаниям, поскольку возможны изменения значений под влиянием экспрессивных факторов. Напр., о.-с. *noga – «нога» является новообразованием в общеславянском праязыке (ср. и.-е. *pē̌d «нога», латин, pēs, род. pědis). Вероятно, оно сначала значило нечто вроде «копыто» (ср. о.-с. *nogъtь при лит. *nagà – «копыто», «ноготь») и как название ноги (человека) было «экспрессивным» словом. Момент «экспрессии», то обстоятельство, что для названия, для обозначения того или иного предмета мысли может быть (для повышения выразительности слова, для выражения эмоционального, одобрительного или отрицательного отношения к предмету мысли) использовано в любом живом языке слово, по своему происхождению имевшее сначала совсем другое, нейтральное значение, иногда вносит путаницу в этимологические разыскания, потому что законы экспрессии, экспрессивного выражения, экспрессивного словотворчества пока ещё не поддаются учёту. Мне кажется, что значение экспрессивного начала в словотворчестве не следует преувеличивать (склонностью к такому преувеличению, как известно, страдают некоторые выдающиеся чешские этимологи, в частности Коржинек), но было бы неразумно вовсе игнорировать этот всё же немаловажный фактор лексических изменений.

Кроме фактора экспрессии, затемняющего этимологию многих слов и заставляющего искать в других языках параллели среди слов, находящихся далеко за пределами той фонетически и семантически связанной группы данного языка, к которой относится исследуемое слово, имеются ещё и другие «помехи», затрудняющие вскрытие первоначального морфологического состава того или иного слова, выделение его корня, определение исходного значения. Сюда относится и такое часто наблюдающееся явление, как «народная этимология», «поражающая» главным образом заимствованные слова. Заимствованные неосвоенные, незнакомые слова часто подвергаются переделке и переосмыслению вследствие сближения с созвучными знакомыми словами, получают новый морфологический облик и новый оттенок значения или даже новое значение и выглядят как позаимствованные слова, примыкая к тому или другому (из исконно существующих) корневому гнезду. Ср., напр., общерус. верстак нем. Werkstatt – «мастерская», палисад (в говорах: полусад) < франц, palissade – «изгородь», «частокол».

Случаи «народной этимологии» иногда бывает нелегко отличить от случаев калькирования иноязычных слов, вроде карамзинского влияние «франц. influence – тж. при латин. influere – «втекать», «впадать», «вливаться»). См. ещё апрель и др.

Кроме «народной этимологии» и калькирования чужеязычных слов, этимологу в его работе приходится преодолевать и затруднения иного рода. Он должен, например, постоянно помнить о таком важном явлении в жизни слов, как контаминация или смешение, скрещивание, гибридизация слов. В русском языке сюда, по-видимому, относится история слова луг (см.), возникшего в результате контаминации о.-с. *lǫk (ср. укр. лука́ – «луг», польск. ląка – тж. и др.), с о.-с. *logъ – «лощина» (ср. др.-рус. логъ, корень лег-: лог-), а позже (в XVII в.) – возникновение рус. дюжина (см.) на почве скрещения франц. douzaine – «дюжина» с рус. дюжий [мягкое д в дюжий (из дужий), надо полагать, также является следствием скрещения корня дуг- (из *dǫg-) с дяз- (из *dęg-); ср. диал. дя́глый – «здоровый»].

Во многих случаях трудно отличить «народную этимологию» от контаминации, которая, может быть, отличается от переосмысления не столько появлением нового элемента, «инородного тела» в структуре слова (это возможно и в случае «народной этимологии»), сколько отсутствием момента «созвучия», фонетической близости сцепляющихся слов. В таком случае мы просто констатируем факт гибридизации, сцепления двух совсем несозвучных слов, относящихся к разным, но близким семантическим группам (или даже к одной группе), но в родственных языках. Напр., в статье лапа (см.) приводится как пример соответствия чеш. tlapa – «(медвежья) лапа». Начальное tl- в данном случае можно объяснить на почве контаминации о.-с. *1ара с немецкими Tatze – тж. и устар. Тарре (ср.-в.-нем. tapре, совр. нем. tappen – «тяжело ступать»). Такие случаи имеются и в русском языке, и с этим фактором лексических изменений также приходится считаться, хотя и в этом отношении следует соблюдать при объяснении слов известное чувство меры. Об этом явлении см. интересную, построенную на обильном фактическом материале работу Отрембского (Otrębski I. Żусіе wyrazów w języku polskim. Poznań, 1948).

Иногда для объяснения отдельных слов я пользуюсь выражением «омонимическое отталкивание». Имеется в виду явление, сущность и роль которого достаточно освещена французскими языковедами, в особенности Жильероном и его учеником и популяризатором Доза, книга которого «Лингвистическая география» (Dauzat A. La géographie linguistique. Paris, 1922) получила настолько широкое распространение и признание, что это избавляет автора словаря от необходимости приводить здесь соответствующие примеры. См. ерш, лететь и др.

Во всех этих и подобных случаях этимологу приходится забывать о канонах сравнительной грамматики родственных языков и иметь дело с конкретной историей того или иного исторически сложившегося языка, где слова существуют не отдельно друг от друга, а в определённых соотношениях, составляя лексическую систему этого языка. Но здесь необходимо упомянуть ещё об одном явлении, которое стоит несколько особняком, – об «ошибочном (пере)разложении» слов, или, как говорят французы, décomposition fautive. Так появилось рус. баранка из *обарянка <*обварянка\ прост. зори́ть – «разорять» и др. Ср. укр. ба́чити – «видеть» из оба́чити <*об-о́чити (связано с око).

Наконец, несколько слов о достоверности этимологических построений.

Поставив себе задачей достижение максимальной убедительности того или иного объяснения, этимолог, по большей части, всё же вынужден работать не столько в области достоверного, сколько гипотетического. Конечно, элемент гипотетичности в языкознании, в истории человеческой речи, не является достоянием только этимологических разысканий. В большей или меньшей мере он имеется во всех сравнительно-исторических построениях, если речь идёт о дописьменном периоде. Но историку языка – этимологу приходится пользоваться гипотезой и оперировать словесными формами (разумеется, особо оговорёнными), придуманными ad hoc, возможными, допустимыми, но не засвидетельствованными ни в письменных памятниках, ни в живой речи, гораздо чаще, чем, скажем, историку языка – фонетисту, который ведь тоже не чуждается таких построений: ср., напр., предположение Фортунатова о наличии носового ě (ѣ) в общеславянском праязыке. Это предположение понадобилось основоположнику Московской школы языковедов для того, чтобы объяснить южнославянское ę в тех случаях, когда в других славянских языках имеется ě (ѣ); ср. ст.-сл. ꙁемл̑ѧ, с.-хорв. зѐмльē при др.-рус. землѣ, чеш. země (род. ед.). Элемент гипотетичности в этимологических разысканиях объясняется самим характером материала, с которым приходится иметь дело этимологу: отдельно существующих слов много, гораздо больше, чем типовых звуков или типовых грамматических форм и грамматических категорий.

В общем можно сказать, что достоверность любой этимологии, удовлетворяющей даже самым строгим научным требованиям, поскольку она имеет отношение к доисторическому периоду развития того или иного языка, не может быть больше достоверности археологического объяснения, когда оно опирается на показания памятников материальной культуры, или объяснения палеонтологического. Как говорит Г. Шухардт, «ни в области фонетики, ни в области семантики мы не можем рассчитывать на математически точные результаты; на всех наших этимологических операциях лежит печать вероятности»²³ (разрядка П.Я. Черных).

«Историко-этимологический словарь современного русского языка» состоит из трёх частей: вводной части, основной части и приложения.

Вводная часть содержит предисловие, написанное д-ром филол. наук Ж.Ж. Варбот, и «Введение», написанное автором словаря.

Основная часть содержит около 4.500 словарных статей, построенных по гнездовому принципу, которые включают 13.560 слов.

Приложение содержит список источников, использованных автором при объяснении истории и происхождения слов, список печатных трудов учёного, а также алфавитный словоуказатель, включающий слова, которые объясняются или упоминаются в словарной статье (заглавные слова выделены жирным шрифтом). При каждом слове указывается, в какой статье его искать.

Словарная статья построена следующим образом.

1. Заглавное слово с ударением и грамматическими формами (для существительных – род и окончание род. и. ед. ч.: УВЕ́РТЮ́РА, -ы, ж.; для прилагательных – родовые окончания: УБО́ГИЙ, -ая, -ое; для глаголов – форма 1 л. ед. ч.: УБЕЖДА́ТЬ, убежда́ю).

2. Толкование, которое не преследует цели объяснить слово во всей совокупности его значений, но даётся с учётом его истории и этимологии.

3. Производные слова, однокоренные с заглавным словом с пометой части речи, а для глагола – вида (УВАЖА́ТЬ. Сов. ува́жить (кого-что-л.). Сущ. уваже́ние. Прил. уважи́тельный, -ая, -ое.).

4. Славянские языковые параллели, однокоренные с русскими словами или, если нет однокоренных, слова другого корня, но обозначающие те же понятия (УВЕ́ЧЬЕ. Ср. блр. няве́чанне – «уродование», няве́чыць – «увечить», «калечить». В других слав. яз. отс. Ср. с тем же знач.: укр. калíцтво; польск. kalectwo; болг. сака́тоеъ).

5. История слова. Указывается время первой фиксации слова в памятниках письменности и в словарях. Сообщаются сведения об изменениях значения, произношения или написания слова, происшедших со времени его появления в языке.

6. Этимология слова. Объясняется, как возникло слово, является ли оно общеславянским, исконно русским или заимствованным.

Подробное описание структуры и содержания словарной статьи см. во «Введении», написанном автором словаря ²⁴.

абл. – аблатив

анат. – анатомия

аор. – аорист

архаичн. – архаичный

архит. – архитектура

астр. – астрономия

безл. – безличный глагол

библ. – библейское выражение

биол. – биология

бран. – бранное слово

букв. – буквально

бухг. – бухгалтерский термин

бывш. – бывший

былин. – былинное слово, выражение

в. – выпуск

вар. – вариант

вводи, сл. – вводное слово

вет. – ветеринария

вин. – винительный падеж

вм. – вместо

воен. – военное дело

возвр. ф. – возвратная форма

вопросит. – вопросительный

в разн. знач. – в разных значениях

встр. – встречается

г. – город

газ. – газета

геогр. – география

геол. – геология

геом. – геометрия

гл. – глава

глаг. – глагол

гл. обр. – главным образом

грам. – грамматика

губ. – губерния

д. – действие (в пьесе)

дат. – дательный падеж

дв. – двойственное число

действ. – действительный (залог)

детск. – детское слово

диал. – диалектное слово

Доп. – Дополнение

досл. – дословно, дословное (буквальное) значение

еванг. – евангельское слово, выражение

ед. – единственное число

ж. – женский род

жарг. – жаргонное слово

ж.-д. – железнодорожное дело

журн. – журнал

з. – залог

зват. – звательный падеж

знач. – значение

изд. – издание

им. – именительный падеж

инф. – инфинитив

ирон. – ироническое выражение

ист. – история

карт. – картина (в пьесе)

кл. – классический

книжн. – книжное слово

колич. – количественное (числительное)

ком. – коммерческий термин

косв. – косвенный падеж

кр. ф. – краткая форма

л. – 1) летопись; 2) лист

ласк. – ласкательное

лингв. – лингвистика

литер. – литературоведение; литературный язык

личн. – личное (местоимение)

лог. – логика

м. – мужской род

мат. – математика

м. б. – может быть

мед. – медицина

межд. – междометие

мест. – местоимение

местн. – местный падеж

миф. – мифологии

мн. – множественное число

многокр. – многократный

мор. – морской термин

муз. – музыка

напр. – например

нареч. – наречие

нариц. – нарицательное

нар.-поэт. – народно-поэтическое слово, выражение

н. вр. – настоящее время

неизм. – неизменяемое слово

нек. – некоторый

некратн. – некратный (вид)

неопред. – неопределённый (артикль, местоимение)

несов. – несовершенный (вид)

н. э. – нашей эры

об. – оборот (листа)

ок. – около (приблизительно)

опред. – определённый (вид, артикль)

отглаг. – отглагольное образование

отм. – отмечается, отмечено

относит. – относительное (местоимение)

отрицат. – отрицательное (местоимение, частица)

отс. – отсутствует

охот. – охотничий термин

п. – падеж

перен. – переносное значение

перф. – перфект

пов. накл. – повелительное наклонение

подразум. – подразумевается

полит. – политика, политический

полн. ф. – полная форма

порядк. – порядковое (числительное)

поэт. – поэтическое слово, выражение

превосх. ст. – превосходная степень

предл. – предложный падеж

презр. – презрительное

Приб. – Прибавление

прил. – прилагательное

Прилож. – Приложение

прим. – примечание

притяжат. – притяжательное (местоимение)

прич. – причастие

произв. – производное слово

произн. – произносится, произношение

протет. – протетический

прош. вр. – прошедшее время

р. – род

разд. – раздел

редк. – редкое слово

рел. – религия

род. – родительный падеж

с. – страница

сб. – сборник

сл. – следующие страницы

след. – следовательно

собир. – собирательное

собств. – собственно

сов. – совершенный (вид)

совр. – современный

соотв. – соответственно, соответствует

сп. – список

спец. – специальное слово

ср. – сравни

ср. – средний род

ср. ст. – сравнительная степень

ст. – статья

стар. – старинное слово

стих. – стихотворение

страд – страдательный (залог)

субст. – субстантив, субстантивированное (прилагательное, причастие)

суф. – суффикс

сущ. – существительное

с.-х. – сельское хозяйство

сц. – сцена (в пьесе)

т. – том

тв. – творительный падеж

т. е. – то есть

театр. – театральный термин

типогр. – типографский

т. наз. – так называемый

т. о. – таким образом

увел. – увеличительное

уд – ударение

указ. – указательное (местоимение)

уменьш. – уменьшительное

унич. – уничижительное

уп. – упомянутый

употр. – употребляется употребление

устар. – устаревшее слово, выражение

ф. – форма

фарм. – фармацевтика

физ. – физика

физиол. – физиология

филос. – философия

финанс. – финансовый термин

фольк. – фольклор

хим. – химин

христ. – христианская (эпоха)

церк. – церковное слово

ч. – часть

числ. – числительное

энкл. – энклитика, энклитический

энт. – энтомология

юр. – юридический термин

явл. – явление (в пьесе)

яз. – язык

f. – femininum женский род

ib. – ibidem там же

т. – maskulinum мужской род

n – neutrum средний род

pl. – pluralis множественное число

sing. – singularis единственное число

⌂ – начало собственно этимологической части

* – реконструируемые, предполагаемые формы

< – «из»

> – «в»

/ – граница стихотворной строки

: – параллельное употребление форм

= – равенство форм или значений

+ – соединение составных частей слова