СВЯЩЕНСТВО

Не всякий может приближаться к Богу, но только тот, кто, подобно Моисею, способен вместить славу Божию. Святитель Григорий Богослов (11, 70).

Необычайное чудо, неизреченная сила, страшная тайна – Таинство Священства! Оно духовно, свято, достойно чести, неукоризненно, и его-то Христос, снизойдя, даровал недостойным! (113, 577).

(Таинством Священства) спасен мир и просвещена тварь... Им устраняется с земли беззаконие, им водворяется на земле целомудрие, через него приведен в бездействие диавол, развращенные стали сосудами освященными, блудники – чистыми и нескверными, неразумные сделались вождями правды, беззаконники – добрыми и благочестивыми. Через него упразднена держава смерти, ад утратил силу, разрешена Адамова клятва, Небесный чертог уготован. Им человеческая природа возводится на степень бесплотных (26, 601).

Священство с полным дерзновением восходит от земли на Небо до созерцания Самого Невидимого и, припадая, молится Владыке о рабах, вознося слезы и воздыхания сослужителей и с горячностью предлагая их в дар своему Владыке вместе с молением и покаянием, и испрашивает у милосердного Царя прощения, помилования и милости, чтобы снизошел Дух Утешитель и освятил Дары, предлагаемые на земле... Предстоящий иерей совершает молитву обо всех. Тогда души приступают и в Страшных Тайнах приемлют очищение от скверны (26, 602).

Таинство Священства касается горних сводов, невозбранно восходит к Небесам, светло и свободно прокладывает пути вместе с бесплотными (26, 600).

Для защиты городов и селений возводят стены, а христианские общества охраняют священные иереи. Преподобный Ефрем Сирин (28, 376).

Священство настолько выше всякой власти, насколько дух превосходнее плоти (35, 423).

Насколько одаренные разумом люди отличаются от бессловесных, такое же должно быть различие между пастырями и пасомыми... (35, 415).

Священнослужение – совершается на земле, но по чиноположению Небесному (35, 424).

Предстоит священник, низводя Святого Духа. Совершает продолжительное моление, чтобы благодать, нисшедшая на Жертву, воспламенила через нее души всех и сделала их более светлыми, чем очищенное огнем серебро (35, 425).

Что священники совершают на земле, то Бог довершает на Небе, мнение рабов утверждает Владыка. Не значит ли это, что Он дал им всю небесную власть? (35, 426).

Какая власть может быть больше этой? «Отец... весь суд отдал Сыну» (Ин. 5, 22); а я вижу, что Сын весь этот суд вручил священникам (35, 425).

Люди, живущие на земле и еще принадлежащие ей, поставлены распоряжаться небесным и получили власть, которой Бог не дал ни Ангелам, ни Архангелам (35, 426).

Священники получили власть не свидетельствовать только очищение, но совершенно очищать не проказу телесную, но нечистоту душевную (35, 427).

Тот, кому вверено Тело Христово (Церковь), должен содержать его в наилучшем благосостоянии и превосходной красоте, наблюдать, чтобы какая-нибудь скверна или порок или что-нибудь из таких пятен не повредили ее красоты и благолепия (35, 453).

Священник приступает к Богу, как если бы ему вверен был весь мир и сам он был отцом всех... прося и умоляя о прекращении повсюду войн и усмирении мятежей, о мире и благоденствии, о скором избавлении от всех тяготеющих над каждым бедствий, частных и общественных... (35, 471).

Если кто получит честь Священства и будет в ней ходить достойно и беспорочно, то она доставит ему жизнь и нетленный венец (36, 919).

Когда ты сильно возжелаешь Священства, то противопоставь этому желанию геенну, отчет, какой нужно дать... противопоставь наказания (43, 39).

Звание наставника и священника весьма важно и достойно удивления, и поистине Божественное указание необходимо для того, чтобы был избран человек достойный (45, 652).

Священник, совершающий Крещение и приносящий Бескровную Жертву, своими руками участвует в этом деле, а освящает и сообщает силу его действиям Святой Дух (45, 970).

То, что вручено священнику, может даровать только Бог, и чего бы ни достигла человеческая мудрость, она окажется меньше, чем благодать. Святитель Иоанн Златоуст (46, 827).

Кто принял истинное Священство и подчинил себя великому Архиерею, тот, конечно, и сам пребывает иереем вовек, и смерть не помешает ему остаться иереем навсегда (23, 393).

Сила слова делает и священника важным и досточтимым, отделяя его через новое благословение от сообщества многих. Вчера и прежде был он одним из простого народа, а сегодня – становится наставником, предстоятелем, учителем, совершителем сокровенных Таинств – и все это он делает, нимало не изменившись по телу или виду. Но, внешне оставаясь тем же, чем и был, он преобразился в невидимой душе некоей невидимой силой и благодатью. Святитель Григорий Нисский (113, 578).

Кроме важности обычая, который, как знаем, дошел до нас через апостольское предание, и Священное Писание открывает, что, когда, по повелению Святого Духа, апостолы посылали Павла и Варнаву проповедовать Евангелие язычникам, «совершив пост и молитву и возложив на них руки, отпустили их» (Деян. 13, 3), – да научимся, с каким благоговением должны стараться и дающие и приемлющие, чтобы Таинство такого благословения не совершалось небрежно. Святитель Лев Великий (113, 578).

Господь наш, определяя достоинство епископа и образ Своей Церкви, сказал в Евангелии Петру: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16, 18–19). С того времени преемственно продолжается поставление епископов. Святитель Киприан Карфагенский (113, 576).

Кто дает благодать епископства? Без сомнения, ты ответишь: Бог. Но Бог дает ее через человека. Человек возлагает руки, а Бог изливает благодать; священник возлагает смиренную руку, а Бог сообщает достоинство. Святитель Амвросий Медиоланский (113, 577).

Священство поставлено как бы в середине между естеством Божеским и человеческим, чтобы Одному служить, а в другом производить перемену к лучшему. Преподобный Исидор Пелусиот (51, 93).

«Пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились» (Лк. 17, 14). Священство есть Таинство, в котором Дух Святой через служителя своего рукополагает достойно избранного, чтобы совершать Тайны и пасти Христово стадо.

Должность пастырей и церковных учителей в том, чтобы учить, а учение это состоит в следующем: наставить на истину, отразить противоположные мнения, утверждать в добрых нравах, а бесчинных приводить к исправлению. Совершать Тайны и общие молитвы, как, например: крестить, подавать Приобщение, принимать покаяние и прочее. Дана еще от Спасителя нашего пастырям церковным власть связывать и разрешать, или власть ключей, которая состоит в том, что они могут, да и должны неисправного христианина или крайне ожесточенного явного грешника, после многих увещеваний, напоследок именем Христовым отсечь от общества Церкви Христовой и объявить его не христианином, – это и значит связать. Но если таковой, смягчившись благодатью Божией, потом принесет истинное покаяние, он принимается опять в члены Церкви Христовой, – это и значит разрешить. Для этой важной власти должно быть единственное основание – слово Божие.

...При этом я не могу без некоторого страха вообразить тяжесть архиерейского звания. Ибо попечению его поручен залог драгоценнейший – души, искупленные бесценной Кровию Единородного Сына Божия. И эти чистейшие создания, сотворенные по образу Божию и по подобию, надо всемерно хранить, чтобы начертанное в них святейшее подобие ничем не истребилось и не помрачилось сияние славы образа Божия. Надо их подкрепить, скорбящих утешить, отчаявшихся поднять, развращенных исправить, невежественных наставить, дерзких обуздать, нераскаянных привести в чувство, кающихся утешить и из разнообразных видов составить лекарство, сохраняющее душевное здоровье. «Было ко мне слово Господне: сын человеческий! Я поставил тебя ел ражем дому Израилеву... и Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иез. 3, !б8). Платон, митрополит Московский (106, 203–205).

«И другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан» (Лк. 4, 43). Это – «ибо на то Я послан» – священству нашему надо принять себе в непреложный закон. И апостол заповедал нам, в лице святого Тимофея: «проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим. 4, 2). Истину на землю принес Господь и Дух Святой, исполнивший апостолов в день Пятидесятницы, и она ходит по земле. Проводники ее – уста иереев Божиих. Кто из них затворяет уста свои, тот преграждает путь истине, просящейся в души верующих. Оттого и души верующих томятся, не получая истины, и сами иереи должны ощущать томление от истины, которая, не получая исхода, тяготит их. Облегчись же, иерей Божий, от этой тяготы – испусти потоки слов Божиих в отраду себе и в оживление вверенных тебе душ. Когда же увидишь, что и у тебя самого нет истины, возьми ее: она – в Святых Писаниях и, исполняясь ею, препровождай ее к твоим духовным детям, только не молчи. Проповедуй, ибо на это ты призван. Святитель Феофан Затворник (107, 318–319).

Священник должен стоять с Ангелами, славословить с Архангелами, возносить жертвы на горний жертвенник, священнодействовать со Христом, воссоздавать создание, восстанавливать образ Божий, творить для горнего мира и, скажу более: быть богом и делать людей богами (11, 62).

Надо привлекать народ к порядку своей добродетелью и не силой обуздывать, но убеждением. Ибо все, что делается не добродетельно, кроме того, что оно насильственно и неприятно, еще и непрочно (11, 26).

Блажен, кто, восприняв на себя власть над народом, чистыми и великими жертвами примиряет Христа с живущими на земле. Святитель Григорий Богослов (14, 274).

Намеревающийся быть священнослужителем перед Богом должен все свое дело совершать как священнодействие и сделаться живым закланием в жертве живой и в служении словесном, не повреждая души грубым и тяжеловесным облачением жизни. Чистотой своей жизни должен он утончить все житейские начинания до подобия нити паутины, приближаясь к тому, чтобы стать парящим в горнем, легким, воздушным, утончая в себе телесное (греховное) естество. Святитель Григорий Нисский (17, 328).

Я не могу, Владыко, говорить, хотя бы и хотел. Ибо что вообще скажу я, будучи нечист и в помыслах, и в действиях, и во всех представлениях? Однако, уязвленный душою и горя внутри, я хотя бы нечто желаю сказать Тебе, о Боже мой. Ибо я вижу всего себя, и Ты, как Бог мой, ведаешь, что я от самого рождения осквернил все телесные и душевные члены свои, будучи весь грехом.

Усматривая милость и человеколюбие и многие твои благодеяния, которые Ты соделал на мне, я становлюсь безгласным, и едва не мертвею, и постоянно тужу и печалюсь, несчастный, так как я недостоин всех Твоих благ. Когда же, придя в себя, я хочу, Христе, помыслить в уме о множестве грехов своих и о том, что я не сделал в жизни ни одного доброго дела, но вместо наказания и праведного Твоего гнева, который я должен был бы понести как много раз огорчавший Тебя, Ты, напротив, удостоил меня ныне столь великих благ, то прихожу в отчаяние и боюсь Суда Твоего, так как доныне я повседневно прилагаю грехи к грехам. И трепещу, чтобы великого милосердия и человеколюбия Твоего Ты не обратил мне в ярость большего наказания, так как, благодетельствуемый Тобою, я тем более являюсь неблагодарным к Тебе, будучи злым рабом у Тебя – благого Владыки. Поэтому всему прочему, что служило к терпению, доставляя мне надежду Жизни Вечной, я много раз радовался, как Тебе одному ведомо, уповая через то на благость и милосердие Твое. Ибо для того Ты, Христе мой, и взял меня от всего мира и отделил от всех родных и друзей, чтобы помиловать и спасти меня. Уверяемый в этом Твоею благодатью, я имел ненасытную радость и твердую надежду. О двух же этих последних, которым Ты, Царь мой, благоволил быть во мне, я не знаю, что мне сказать. Они и душу мою, и ум лишают слова, и останавливают действия и всякие мысли, и даже отягощают величием славы Твоей, едва не убеждая меня. Спаситель мой, так упраздниться, чтобы ничего не говорить, ничего не делать, ничего этого не касаться.

И я сам недоумеваю, удивляюсь и печалюсь, как я, несчастный, согласился служить и литургисать при таких неизреченных Таинствах, на которые Ангелы трепещут взирать без страха, чего убоялись пророки, услыша о непостижимом деле славы и вместе Домостроительства, о чем апостолы, мученики и множество учителей вопиют и взывают, что они недостойны открыто исповедовать о том всем находящимся в мире. Как же я, погибший и блудный, как я, презренный удостоился стать игуменом братий, священнодействователем Божественных Таинств и служителем Пречистой Троицы? Ибо когда полагается хлеб и вливается вино в знаменование Плоти и Крови Твоей, Слове, тогда там бываешь Ты Сам, Бог мой и Слово, и они поистине делаются Телом и Кровию, наитием Духа и силою Вышнего. И мы дерзаем касаться Бога неприступного, лучше же – обитающего во свете неприступном – не только для этой тленной человеческой природы, но и для всех умных воинств Ангелов. Итак, это неизреченное, это сверхъестественное дело и предприятие, для совершения которого я поставлен, внушает мне также созерцать перед очами смерть. Поэтому, оставив радости, я объят бываю трепетом, так как знаю, что ни мне, ни кому-либо другому невозможно литургисать достойно и проводить в теле жизнь как бы ангельскую, лучше же – сверхангельскую, дабы, как показало это слово и содержит Божественная истина, и по достоинству стать ближайшим к Богу самих Ангелов, как прикасающемуся руками и вкушающему устами Того, Которому они предстоят со страхом и трепетом.

А какая душа понесет суд над братьями, над которыми я поставлен быть пастырем? Какой ум будет в состоянии неосужденно испытывать мысли каждого из них в отдельности и все свои обязанности нести без опущения, избавляя себя в то же время от осуждения их? Я не думаю, чтобы это каким-либо образом возможно было для людей. Итак, я убеждаюсь и хочу лучше быть учеником, служа воле одного и слушая слова его, чтобы за одно это и отчет отдать, чем служить нравам и волям многих, испытывать их мысли, исследовать намерения и еще глубже исследовать их действия и помыслы, потому что и меня ожидает Суд, и я должен дать ответ за грехи тех, пасти которых по неизреченным судьбам Божиим из всех избран я один. Ибо каждый будет судиться и даст, конечно, отчет в том, что он сам сделал доброго или злого. Я же один за каждого воздам ответ. И как я хочу спастись или быть помилованным, когда я даже для спасения своей жалкой души не могу показать никакого дела? Ибо вполне будь уверен, что я не имею что сказать, так как никогда не сделал ни малого, ни великого дела, через которое могу избавиться от вечного огня. Но, о человеколюбивый и благоутробный Спаситель, дай мне, смиренному, Божественную силу, так чтобы я разумно через слово пас тех братий, которых Ты дал мне, наставляя (их) на пажити Божественных Твоих законов, и возводил бы их в обители Горнего Царствия спасенными, целыми, невредимыми, блистающими красотой добродетелей и достойными поклонниками страшного престола Твоего. И меня также недостойного восприими от мира, хотя и покрытого многими греховными язвами, но однако вместе с тем и служителя и непотребного раба Твоего, и к ликам избранных, имиже веси судьбами, вместе с учениками моими сопричти, дабы мы все вместе видели славу Твою Божественную и наслаждались неизреченными благами Твоими, Христе. Ибо Ты – наслаждение, утешение и слава горячо любящих Тебя во веки веков. Аминь (59, 128–131).

Гимн 30. Благодарение Богу за дары, которых святой отец удостоился от Него. И о том, что достоинство священства и игуменства страшно даже для Ангелов.

Как расскажу я, Владыко, о Твоих дивных и чудных делах?

Как поведаю словом о глубине судеб Твоих,

Которые Ты повседневно совершаешь на нас, рабах Твоих?

Как презираешь Ты бесчисленное множество согрешений моих

И не вменяешь, Владыко, злых деяний моих?

Но милуешь и питаешь меня, Спаситель мой, просвещаешь

и покрываешь,

Как исполняющего все Твои заповеди?

И не только милуешь, но и, более того,

Сподобляешь меня предстоять пред Твоею

Славою, и силою, и величием,

И, изрекая глаголы бессмертия, беседуешь со мною,

Немощным, и презренным, и недостойным жизни?

Как просветляешь Ты оскверненную мою душу,

Соделывая ее чистым и Божественным светом?

Как делаешь светоносными мои жалкие руки,

Которые, греша, я осквернил греховными сквернами?

Как изменяешь руки мои блистанием Божества Своего,

Из нечистых претворяя их в святые?

Как очищаешь Ты, Христе, скверный язык мой,

Соделывая меня причастником вкушения Плоти Твоей?

Как удостаиваешь и Сам меня видеть, и мною быть видимым,

И быть держимым руками моими. Ты – содержащий всю вселенную,

Незримый для всех Небесных Чинов

И неприступный даже для Моисея, первого во пророках?

Ибо увидеть лицо Твое не сподобился ни он,

Ни кто другой из людей, дабы не умереть.

Итак, каким образом Тебя, непостижимого и единого неизреченного,

Тебя, для всякого невместимого и для всех неприступного,

И держать, и целовать, и видеть, и вкушать,

И иметь в сердце своем, Х ристе, сподобляюсь я

И остаюсь неопалимым, радуясь вместе, и трепеща,

И воспевая великое Твое, Христе, человеколюбие?

Итак, как люди слепые и плотские, не ведущие Тебя,

Не чувствуя, лучше же, показывая свою

Болезнь, и помрачение, и всех благ

Лишение, дерзают говорить:

Какая нужда иметь человеку Священство,

Если он не приобретает чего-либо одного из трех:

Либо пищи телесной, либо дохода золота,

Либо одной из высоких и богатых епископских кафедр?

О помрачение! о ослепление! о крайнее безумие!

О большое несчастие! о великое неведение!

О земные и пустые суетные слова!

О дерзость! о мудрование Иуды предателя!

Ибо как тот страшную Владычнюю вечерю

И Пречистое Тело вменил в ничто

И даже лучшими счел немного сребреников,

Так и эти тленное нетленному и Божественному

Предпочитая, избирают душевное удавление.

Скажите мне, о суетные люди, если то знаете,

Кто, стяжав Христа, станет более нуждаться в ином

Каком-либо из благ настоящего века?

Кто, имея в сердце благодать Духа,

Не стяжал Честную Троицу, в нем обитающую,

Просвещающую и Богом содевающую?

Кто, сделавшись богом по благодати Святой Троицы

И сподобившись вышней и первой славы,

Счел бы что-либо более славным того,

Чтобы литургисать и видеть высочайшее Естество,

Все совершающее, неизреченное и неприступное для всех?

Или пожелал бы чего-либо более блестящего в жизни,

В этой ли, помысли, кратковременной,

Или в иной, согласись со мною, не имеющей конца?

Если бы знал ты сокровенную глубину Таинств,

То не понудил бы меня говорить об этом или писать.

Ибо я трепещу и боюсь, начертывая нечто Божественное

И, как тень, изображая письменами для всех неизреченное.

Если бы ты увидел Христа и получил Духа,

И через Них обоих приведен был бы ко Отцу,

То знал бы, что говорю я, и о чем повествую тебе,

И что велико и страшно, и превыше всякой

Славы и блеска, начальства и власти,

Богатства и могущества и всякого царства –

С чистой совестью сердца литургисать

Чистой и Святой и непорочной Троице.

Не говори мне о безгрешности тела

И о тех действиях и свидетельствах, глубины которых не разумеешь,

Но послушай, что сказал Бог через апостолов,

И через премудрого и огнеязычного Василия,

И через простые свидетельства Златоустого отца,

И через Григория, хорошо богословствующего об этом;

Послушай и уверься, каковым должен быть

Литургисающий Богу, Творцу всех;

И от твоего благоговения и добродетели

Ты подивишься и величию этого достоинства.

Не обольщайтесь, братия, и отнюдь не дерзайте

Прикоснуться или приступить к Неприступному естеством.

Ибо кто не отречется от мира и того, что в мире,

И не отвержется души своей и тела,

И весь, всеми чувствами, не сделается мертвым,

Ни на что из приятного в мире сем не взирая с пристрастием,

Ничего совершенно не желая из вещей мира

И не услаждаясь никакими речами человеческими,

Кто не сделается глухим и слепым для мирских

Дел и обычаев, действий и слов,

Хотя и видя то, что оку свойственно видеть,

Но не дозволяя ничему войти внутрь, в сердце,

И запечатлеваться в нем чертам и образам этих предметов,

Равно и слушая то, что воспринимает слух человеческий,

Но пребывая как бы бездушным и бесчувственным камнем

И не помня ни звуков, ни значения слов,

Тот не может таинственную и Бескровную Жертву

Приносить чисто по естеству чистому Богу.

Ибо если поистине на деле восчувствует это,

То удалится от всего мира и того, что в мире,

И познает и поверит мне в том, о чем я снова хочу писать.

Всякий, кто перешел тот темный воздух, который Давид

называет стеною (Пс. 17, 30)

И отцы наименовали морем житейским,

И вступил в пристань,

Тот, придя в нее, находит всякое благо.

Ибо там рай, там древо жизни,

Там сладкий хлеб, там питие Божественное,

Там неисчерпаемое богатство дарований,

Там купина горит неопалимая

И сапоги на ногах моих разуваются тотчас.

Там расступается море и я прохожу один

И вижу в водах врагов потопляемых.

Там созерцаю я древо, в мое сердце

Ввергаемое, и все горькое в нем претворяется.

Там обрел я скалу, мед источающую,

И с тех пор душа моя не была причастна скорби.

Там нашел я Христа – Подателя этих благ –

И от всей души своей последовал за Ним.

Там ел я манну – хлеб ангельский –

И не возжелал более ничего человеческого.

Там увидел я сухой жезл Ааронов процветающим

И подивился чудодействиям Божиим.

Там бесплодную душу свою я увидел плодоносящею

И как сухое дерево дает прекрасный плод.

Там нечистое и блудное сердце свое

Я узрел чистым, целомудренным и девственным

И слышал в душе своей: радуйся, благодатная,

Ибо Бог с тобою и в тебе вовеки!

Там услышал я повеление: омойся в купели слез

И, сделав так, уверовал и внезапно прозрел.

Там я похоронил себя во гробе через совершенное смирение,

И Христос, придя с безмерною милостию,

Отвалил оттуда тяжелый камень пороков моих

И сказал: сюда гряди как бы из рва – от мира сего!

Там увидел я, как бесстрастно пострадал Бог мой

И как, будучи бессмертным. Он сделался мертвым

И воскрес от гроба, не нарушив печатей.

Там увидел я будущую жизнь и нетление,

Которое Христос дарует взыскующим Его,

И обрел Царство Небесное, внутри меня находящееся,

Которое есть Отец, Сын и Дух –

Божество нераздельное в трех Лицах.

Не предпочитающие Его всему миру,

Не считающие славою, честию и богатством

Одного только поклонения, служения и предстояния Ему

Недостойны и этого чистого видения,

И наслаждения, и радости, и всех благ,

Которых не приобщатся не стяжавшие покаяния,

Если не научатся и не вкусят, как сказали мы, всего этого

И тщательно не совершат всего того, что сказано Богом моим.

И тогда едва кто достоин с великим страхом и благоговением,

Если бы Бог повелел, коснуться Неприкасаемого,

Ибо не всем позволительно служить таковым вещам,

Но если кто приимет всякую благодать Духа

И от утробы матери чист будет от греха.

Помимо же повеления от Бога и Его избрания,

Удостоверяющего душу человека через Божественное озарение

И возжигающего ее желанием Божественной любви,

Неблагоразумно, думается мне, священнодействовать Божественные вещи

И прикасаться к неприкасаемым и Страшным Тайнам,

Которым подобает всякая слава, честь и поклонение,

Ныне и всегда, непрестанно во все веки.

Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 164–169) .

Гимн 38. Учение с богословием, в котором говорится о священстве и вместе о бесстрастном созерцании.

Благодать действует и через недостойных, так что мы освящаемся и через недостойных иереев. Блаженный Феофилакт Болгарский (113, 483).

Богу всегда принадлежит благодать. Богу и Таинство, а человеку (совершителю Таинства) – одно служение. Если он хорош, то согласуется с Богом, действует с Богом; если плох, то через него совершает Бог видимую форму Таинства, а Сам дарует невидимую благодать. ...Не думайте, будто от нравов людей и действий зависят Божественные Таинства: они святы от Того, Кому принадлежат. Блаженный Августин (113, 483).

Благодать действует и через недостойных, не ради них, но ради ищущих пользы... (45, 566).

Бог действовал и через волов при Кивоте, когда хотел спасти свой народ (1Цар. 6). Разве жизнь священника или добродетель его может совершить что-либо подобное? Дары Божий не таковы, чтобы они зависели от священнической добродетели. Все происходит от благодати – дело священника отверзать уста, а все совершает Бог; священник же исполняет только видимые действия (45, 771).

Случается, что миряне живут в благочестии, а священники в неправде, и потому через них не надлежало бы совершаться ни Крещению, ни приношению Тела Христова, если бы благодать искала везде только достойных. Но ныне Господь обыкновенно действует и через недостойных, и благодать Крещения нимало не оскорбляется жизнью священника. Говорю это, чтобы кто-либо, строго рассматривая жизнь священника, не стал соблазняться, рассуждая о том, что он совершает в Таинствах. Ибо человек ничего не привносит от себя, но все это есть дело силы Божией, и Бог освящает вас в Таинствах. Святитель Иоанн Златоуст (113, 483).

Всякий достоин веры (призванный) к очищению тебя, только бы он был из числа получивших на это власть, не осужденных явно и не отчужденных от Церкви. Ты, требующий врачевания, не суди судей, не разбирай достоинства очищающих тебя, не делай выбора, глядя на родителей. Даже если один лучше, другой ниже, но всякий выше тебя. Рассуди так: два перстня – золотой и железный, и на обоих вырезан один и тот же царский лик, и обоим сделаны печати по воску. Чем одна отличается от другой? Ничем. Распознай вещество на воске, если ты всех премудрее, скажи, какой оттиск железного и какой золотого перстня? И отчего они одинаковы? Ибо хотя вещество различно, но в печатях нет различия. Так и крестителем да будет у тебя всякий, ибо хотя бы один превосходил другого по жизни, но силы Крещения равны, и одинаково может привести тебя к совершенству всякий, кто наставлен в той же вере. Святитель Григорий Богослов (113, 483).

Или будь бесстрастен по-ангельски, мудро пребывая как бы вне мира и плоти, и таким образом вступи на эту небесную лествицу, или, осознав свою немощь, устрашись высоты, угрожающей и великим падением для недостойных, держись за жизнь, общую большинству и не стремись к Священству.

Кто, пренебрегая многими и большими заповедями, возьмется учить других, тот должен считаться уже не малейшим в Царстве Небесном, а величайшим в муках геенны. И потому тебе надо остерегаться, чтобы не увлечься к учительству примером тех, которые приобрели дар слова и искусство состязаться и, поскольку могут красноречиво и убедительно доказать, что захотят, слывут владеющими духовным знанием у тех, которые не умеют различить силу и качество его. Ибо одно – свободно владеть словом и говорить чисто, а другое – проникать в «сущность небесных глаголов и чистым сердцем созерцать глубокие и сокровенные тайны, чему никак не поможет человеческое учение и светская ученость, но одна чистота, просвещенная Святым Духом. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (53, 428).

Кто утешит скорбь сердца моего? Сказав: скорбь, я показал любовь к Спасителю. Любовь же эта есть действие Духа, или лучше, существенное Его присутствие, ипостасно видимое внутри меня как свет. Свет же этот несравним и весь невыразим. Кто отделит (и разлучит) меня от чувственных вещей, от которых я избавился однажды и скрылся от них, став вне мира? Кто даст мне тишину и спокойствие от всего, дабы я насытился красотою и созерцанием Того, непостижимость Которого воспламеняет во мне эту любовь? Ипостасная же любовь есть несколько постижимое в Нем. Ибо любовь есть не имя, но Божественная сущность, сообщимая и непостижимая и совершенно Божеская. Сообщимое постижимо, а что выше его, то – никоим образом. Поэтому я и сказал тебе, что та любовь постижима и что она ипостасна, как сообщимая и постижимая. Ибо все постижимое и сообщимое есть, конечно, сущность ипостасно сообщимая и точно так же постижимая, так как не имеющее сущности и есть ничто и называется ничем. Божественное же и несозданное естество пресущественно, так как оно превосходит сущность всего тварного; называясь пресущественным, оно, однако, имеет сущность и Ипостась, будучи мыслимо превыше всякой сущности и совершенно несравнимо с тварной ипостасью, ибо оно все неограниченно по природе. Неограничиваемое же как ты назовешь ипостасью? а не имеющее ипостаси есть ничто; как же оно сообщимо мне?

Если же ты не веришь, то я приведу тебе свидетелем Павла, утверждающего, что и то и другое верно. Ибо когда он говорит, что имеет внутри Христа, говорящего и вещающего ему Пресвятым Духом, то утверждает, что Божество сообщимо и ограничиваемо. Которое, однако, соприсутствовало в нем неограниченно и непостижимо. Когда же представляет обитающим во свете неприступном и свидетельствует, что Оно никогда не было видимо человеком (1Тим. 6, 16), тогда показывает неограниченность Его и непостижимость. Ибо как он приобщился или всецело коснулся Того, Кого никто из людей никогда не видел? Никоим образом, конечно, скажешь ты мне, если ты не желаешь спорить со мною. Когда же опять он говорит тебе: «Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца» (2Кор. 4, 6), то какого иного Бога, скажи, дает разуметь тебе, как не Того, Который обитает во свете неприступном и Которого никоим образом никто из людей никогда не видел? Ибо Сам Пресущественный, будучи исперва несозданным, воспринял Плоть и видим был для меня сотворенным, Сам всего меня, Им воспринятого, дивно обожив. Веруешь ли этому, скажи мне, и ничуть ли не сомневаешься? Итак, если Бог, соделавшись человеком, как веруешь ты, обожил меня – человека, которого Он воспринял, то я, соделавшись богом по усыновлению, вижу Бога по естеству. Того, Кого никто из людей никогда не мог, да и совершенно не может увидеть. Те же, которые восприняли Бога делами веры, и, возрожденные Духом, наименовались богами, видят Его Самого – Отца их, всегда обитающего во Свете неприступном, имея Его обитателем, живущим в них самих, и сами обитают в Нем – совершенно неприступном. Это есть истинная вера, это дело Божие, это печать христиан, это Божественное общение, это сопричастие и Божественный залог, это есть жизнь, это Царство, это одеяние, это хитон Господень, в который облекаются крещающиеся верою, не в неведении, говорю тебе, и не в бесчувствии, но через веру с чувством и знанием, чтобы ты не сказал, что я лишь верую, что облекся во Христа. Я не говорю: веруй этому, но дело веры (и утверждение веры, и правое исповедание веры) и несомненное совершенство (полноту) веры имей, оттого что ты с чувством и знанием облекся во Христа, сияющего, блистающего славою Божества и в яснейшем свете всего тебя изменяющего, между тем как ты неизменно остаешься двояким из того и другого: по усыновлению – Богом, по природе же весь являешься не чем иным, как человеком. Когда же ты соделаешься таковым, как сказал я тебе, тогда приди и стань с нами, о брат мой, на горе Божественного ведения и Божественного созерцания и мы услышим вместе Отчий глас.

Увы, насколько лишены мы Божественного достоинства! Насколько удалены от Жизни Вечной! Насколько Небо отстоит от земли преисподних и несчастным образом некогда там удержанных, настолько или даже еще более все мы поистине отстоим от достоинства Божия и Божественного созерцания, хотя, сверх ожидания, говорим, что обитаем с Ним и имеем в себе пребывающим и обитающим всего Того, Кто живет в неприступном Свете; и, сидя в преисподней, хотим еще философствовать о том, что над землею, и на небе, и превыше небес как точно знающие, и рассказывать о том всем, и называться знатоками и основательными богословами и таинниками неизреченных откровений, что и есть, конечно, признак бесчувствия. В самом деле, неужели не бесчувствен и даже более того тот, кто, родившись несчастно в преисподней, и обитая в совершенном мраке настоящего мира, и не узрев света Будущего Века, который совершенно воссиял на земле и непрестанно сияет, утверждает, что знает и разумеет то, что на Небе, и видит все тамошнее, и прочих тому учит? Ибо подобно тому как слепец, захотевший спорить со зрячими и утверждать, что эта монета – медная, и эта печать кого-то другого, а не царя, и вычеканенные на монете буквы означают то-то и то-то, поистине был бы необычайным чудищем для слышащих и видящих, что монета эта – золотая и весьма звонкая и печать поистине царская, показывающая неподдельный образ царя, а начертание означает его имя; так то же самое и с нами бывает, но мы не допускаем, чтобы нечто подобное могло случиться, и никого не стыдимся: ни самих святых, ни Ангелов, сверху взирающих на наши дела. Но на нас исполняется слово Господне, говорящее, что видящие не видят и, опять, слышащие затыкают скорее душевные уши и отнюдь не слышат глаголов Духа (Мф. 13, 13). Хотя телесными, плотскими ушами они и слышат, но духовные уши сердца имеют закрытыми и совершенно не могут слышать Бога. Ибо они никоим образом не в состоянии снять с самих себя покрывала гордости и нечувствия, потому что сами на себя возложили его добровольно и хотят иметь очи и уши закрытыми и потому думают, что видят и слышат. Если же кто скажет им: послушайте, чада мои, снимите покрывало с сердец ваших (2Кор. 3, 15), то они раздражаются за эти самые слова, что он назвал их не отцами, но чадами, и, возымев к нему от этих слов тем большую ненависть, не могут понять находящуюся в них страсть, лучше же – страсти, помрачающие ум и сердце и удаляющие от Бога уже воспринятых Им. Рабы самомнения и гордости, добровольно ставшие ими и отдавшиеся в плен, они всегда исполняют свою волю; оставив Божии законы, они сами себе суть закон, и не Богу, но себе самим они служат – о дерзость! – вместо славы Божией ища своей славы и стараясь создать ее всякими делами и способами. Итак, слава Христова есть Крест и страсти, которые Он подъял ради нас, чтобы нас прославить. Но они не хотят этого претерпеть, как Он претерпел, и отказываются сделаться причастниками славы Божией, предпочитая – о нечестие! – славу от людей, и избирают добровольное отлучение от Бога. Но Ты, Христе мой, избавь надеющихся на Тебя от гордости и скверного пристрастия к суетной славе, и соделай причастниками Твоих страданий и славы, и сподоби нас быть нераздельно Твоими ныне и в будущие веки веков. Аминь. Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 220–224).

Гимн 47. О богословии и о том, что изменившемуся через причастие Святого Духа и не сделавшемуся с познанием богом по усыновлению непозволительно учить людей вещам Божественным.

О, как высок сан страшного и чудного Священства! Блажен, кто чисто и неукоризненно живет в этом достоинстве (26, 603).

Сподобился ты, брат, сана Священства? Приложи старание благоугождать Владыке чистотой, и праведностью, и божественною мудростью, и светлым девством. Будь пламенным ревнителем, как целомудренный Иосиф, чистым, как Иисус, странноприимным, как Авраам, нищелюбивым, как Иов, любвеобильным, как Давид, кротким, как Моисей; заблудшего возврати на путь, хромого подкрепи, падшего подними, немощных защити и делай все тому подобное. Преподобный Ефрем Сирин (26, 607).

Священнику нужно быть чистым, как если бы он стоял на Небесах посреди Небесных Сил (35, 425).

Священники возведены на такую степень власти, как бы уже перенеслись на Небеса, превзошли человеческую природу и освободились от наших страстей (35, 426).

Душа священника должна светиться красотой, чтобы она могла радовать и просвещать души (35, 434).

Священник должен быть достойным и негордым; суровым и благосклонным; властным и общительным; беспристрастным и услужливым; смиренным и нераболепным; строгим и кротким, чтобы он мог противостоять всем препятствиям (35, 439).

Священнику нужна гораздо большая чистота, чем прочим, а кому нужна большая чистота, тому предстоит больше случаев очерниться, если он постоянным бодрствованием и великим напряжением сил не сделает душу свою неприступной для этого (35, 469).

Душа священника должна быть чище солнечных лучей, чтобы никогда не оставлял его Дух Святой (35, 468).

Тот, кто молится... за всю вселенную и умилостивляет Бога за грехи всех, не только живых, но и умерших, каким должен быть сам? Даже дерзновение Моисея и Илии я считаю недостаточным для такой молитвы (35, 471).

Священник сам должен настолько во всем превосходить тех, за кого молится, насколько предстоятелю следует превосходить находящихся под его покровительством. А когда он призывает Святого Духа и совершает Страшную Жертву и часто прикасается к общему для всех Владыке, тогда, скажи мне, с кем наряду мы поставим его? Какой потребуем от него чистоты и какого благочестия? Подумай, какими должны быть руки, совершающие эту службу; каким должен быть язык, произносящий такие слова; какой чистой и святой должна быть душа, приемлющая такую благодать Духа? Тогда и Ангелы предстоят священнику, и целый сонм Небесных Сил, и место вокруг жертвенника наполняется ими в честь возлежащих на нем (35, 471).

Священник должен быть не только чист, так как удостоился столь великого служения... но и весьма благоразумен и опытен во многом: знать все житейское не менее живущих в миру и быть свободным от всего более монахов, живущих в горах (35, 472).

Выходящий на проповедь в особенности должен презирать славу, преодолевать гнев, быть исполненным великого благоразумия (35, 474).

Потому и не вверено Священство ни Ангелам, ни Архангелам, ибо они безгрешны, чтобы по строгости они внезапно не поражали молнией грешников из народа. Но человеку, рожденному от человека, подверженному похоти и греху, вверено это седалище, чтобы, встретив грешника, он, вследствие собственных прегрешений, был более человеколюбивым (35, 775).

Нужно, чтобы священник, бодрствуя, вел подвижническую жизнь и чтобы она стала зеркалом для народа (40, 707).

Чище солнечных лучей должна быть рука, раздробляющая эту Плоть (Агнец); уста – наполняемые духовным огнем; язык, обагряемый Страшной Кровию. Помысли, какой чести ты удостоен, какой наслаждаешься Трапезой! При виде чего трепещут Ангелы и на что не смеют взглянуть без страха из-за исходящего от этой Трапезы сияния, тем мы питаемся, с тем сообщаемся и делаемся одним телом и одною плотью со Христом (41, 826).

Иерею Божию, священнодействующему перед Богом, надлежит быть мирным и тихим, не жестоким, не коварным, не сребролюбивым, чтобы прежде всего в его душе был совершенный Бог, и тогда он по своему подобию изменял бы свой народ (44, 897).

Священник как бы общий отец целой вселенной. Поэтому ему нужно заботиться обо всех, как обо всех заботится Бог, Которому он посвятил себя. Святитель Иоанн Златоуст (45, 658).

Бог возжигает светильник иерея и ставит его на подсвечнике – на его светоносной кафедре, чтобы, как молниями, он озарял Церковь и догматами, и деяниями, свободными от всякой тьмы; а народы, видя лучи животворного света, направлялись к ним и прославляли Отца светов (50, 22).

Если иерей назван и призван быть примером стаду (1Пет. 5, 3) и светом Церкви (Мф. 5, 14), то его свойства должны отпечатываться в подчиненных, как печати на воске. Поэтому если хочешь быть светом, то не терпи шутливости и смехотворства, чтобы не научить многих бесчинству. Иерей – Ангел Господа Вседержителя (Мал. 2, 7). Ангел же не знает смеха, служа Богу со страхом (50, 185).

Достойны Священства только некоторые и немногие, держащиеся той мысли, что оно есть отеческая попечительность, а не самовластие (50, 384).

Божественные постановления повелевают удостоившимся Священства быть в трудах и подвигах преимущественно перед всеми, чтобы подначальные, видя трудящимися тех, которые имеют право приказать, от стыда проявляли больше ревности к доблестной жизни. Обыкновенно же воздействует не столько слово, сколько нрав учащих (50, 467).

Те, на кого возложен драгоценнейший венец Священства, должны украшаться больше добродетелями, чем богатством, считать достойным удовольствием целомудрие и не уступать над собою власти чреву и страстям, которые от чрева. Потому что не власть надо считать чем-то, служащим к удовлетворению желаний, но терпение признавать властью; а если предстоит опасность из-за добродетели или благочестия, не бежать от смерти. Устрашившись, они подвергнутся осмеянию или неохотно пойдут туда, где обещано то, чего они желали в здешней жизни – сопребывания с Богом (51, 68).

Вот украшения священнодействующего: добродетели – его богатство, целомудрие – наслаждение, довольство малым – утешение, успех подчиненных в добродетели – радость. Если же кто, руководствуясь противоположными правилами, хвалится именем священника, он не священ и не достоин права начальства. Преподобный Исидор Пелусиот (51, 354).

(Предстоятелю слова) не должно величаться или торговать словом учения, льстя слушателям ради удовлетворения собственному сластолюбию или своих нужд; надо быть такими, какими следует быть говорящим перед Богом и во славу Божию (6, 395).

Не будь тяжел в выговорах, обличай не скоро и не со страстью, ибо это признак высокомерия (7, 274).

Да не надмевает тебя высота церковного сана, но более да смиряет, ибо преуспеяние в смирении есть преуспеяние души, а лишение и бесчестие рождаются от высокомудрия. В какой мере будешь приближаться к высшим степеням, в такой мере смиряй себя, боясь примера сынов Аароновых. Познание богочестия – познание смирения и кротости. Смирение – подражание Христу, а превозношение, вольномыслие и бесстыдство – подражание диаволу (8, 51).

Настоятеля да не надмевает сан, чтобы ему не лишиться блаженства, обещанного смиренномудрию (Мф. 5, 3)... Как тот, кто прислуживает многим раненым, промывает им раны и оказывает помощь в зависимости от характера повреждения, не считает этого поводом к превозношению, но скорее к унижению, томлению и тяготе, так тем более тот, кому поручено врачевать недуги братства, как общий слуга для всех и обо всем обязанный дать отчет, должен много думать и беспокоиться... и отличаться кротостью нрава и смирением сердца. Святитель Василий Великий (8, 135–139).

Высокомерный делает из себя жилище бесов; а кто облечен в смирение, тот пребывает в Боге (28, 117).

Смирение приобретает тебе расположение – всякого человека и делает тебя любезным Богу, Ангелы радуются, видя тебя, а бесы приходят в смущение. Даже завистливые, которые ненавидят тебя, внутренне изумляются тебе, потому что они упоены яростью, а твое сердце спокойно и мирно. Никто в дольнем мире не живет такою высокою жизнью, как смиренный, и только совершенные из людей достигают высоты смирения. Приятно и сладостно иго смирения; кто несет его на себе, тот проходит высокое и великое служение. Преподобный Ефрем Сирин (28, 118).

Нужно бояться... не сделать бы по высокомерию бесполезным для себя предшествующий труд и не явиться бы недостойным совершенства, к которому нас влекла благодать Духа. Преподобный Макарий Египетский (33, 328).

Высокомерие по своей великой тяжести может перевесить и высочайшую праведность и легко увлечь ее вниз (35, 544).

Смиренномудрие есть основание нашей мудрости. Хотя бы кто очень много построил сверху – милостынями, молитвами, постами, всякой добродетелью, но если в основании предварительно не положил смирения, все будет строиться тщетно и легко разрушится (37, 320).

Чем больше станем мы преуспевать в добродетели, тем более постараемся смирить себя и быть скромными. Хотя бы мы взошли на самый верх добродетелей, но если добросовестно сравним свои добрые дела с благодеяниями Божиими, то ясно увидим, что наши добродетели не могут сравниться и с малейшей частью того, что сделано для нас Богом (38, 327).

Нет ничего хуже высокомерия, оно лишает нас самого обыкновенного благоразумия, выставляет глупцами или, вернее, делает безумными (41, 598).

Смиренный не уловляется никакою страстью; его не может возмутить ни гнев, ни любовь к славе, ни зависть, ни ревность. А что может быть выше души, чуждой этих страстей? (41, 670).

Ничто так не отчуждает от человеколюбия Божия и не подвергает огню гееннскому, как преобладание высокомерия (42, 66).

Когда в нас есть высокомерие, то вся наша жизнь делается ничтожной, хотя бы мы подвизались в целомудрии, девстве, молитве, милостыне и других добродетелях (42, 66).

Высокомерие есть не что иное, как развращение души и самая тяжелая болезнь, происходящая не от чего другого, как только от безрассудности. Святитель Иоанн Златоуст (42, 108).

Возлюби смиренномудрие, хотя ты и велик, чтобы возвыситься в день Суда. Преподобный Нил Синайский (48, 243).

Старайся безумие высокомерия удержать браздами скромности, приобрести себе наружность, приличную человеку благонравному, и ни глазами, ни бровями, ни языком, ни походкой не показывай в себе признаков такой болезни (51, 70).

Смотри, чтобы твое ни с чем не сравнимое высокомерие не вынудило когда-либо Божественное, преисполненное снисхождения Естество показать Свое могущество, которое может и здесь предать тебя конечной гибели, а там подвергнуть самым жестоким наказаниям. Преподобный Исидор Пелусиот (51, 357).

Уста смиренномудрого изрекают истину, а кто противоречит ей, подобен слуге, ударившему Господа по щеке Преподобый Марк Подвижник (54, 6).

Если какой-либо иерей случайно, или по диавольскому действию, или по своему произволению впадет в какой-либо смертный грех, пусть он не дерзает совершать литургию, пока не очистит свой грех покаянием, ибо совершающий литургию в смертном грехе крайне прогневляет Бога.

Святой Иоанн Златоуст так говорит в своих беседах на Евангелие от Матфея: «Ничем так не прогневляется Бог, как недостойным священнодействием». Тот иерей, который недостойно служит святую Литургию, наводит гнев Божий не только на себя одного, но и на весь народ, ибо если пастырь тяжко согрешает, то многие овцы терпят злое, подобно тому как за грех Давида нашло неожиданное смертное всегубительство на народ израильский.

Иерей, находящийся в гневе и вражде, как и в другом каком смертном грехе (ибо гнев есть тяжкий смертный грех), пусть не дерзает совершать службу, пока не разрушит вражду примирением и не очистит смертный грех покаянием.

Хотя бы иерей и не имел на своей совести какого-либо смертного греха, однако он должен ходить к духовному отцу, чтобы приносить Богу свое покаяние и исповедание, ибо если кто и может по благодати Божией соблюсти себя от смертного греха, то от малых прегрешений в слове, деле и помышлении никто не может сохранить себя, ибо они случаются нечаянно и бессознательно. Давид говорит: «Кто усмотрит погрешности свои?» (Пс. 18, 13). Многие не вменяют себе в грех малые прегрешения, а ведь и малые грехи, если умножатся, тоже могут отяготить совесть и погубить душу человеческую. Как один большой камень, если привязать его к шее человека, погрузит его в воду, так и песок, хотя он и мелкий сам по себе, но если насыпать его полный мешок и привязать к шее, тоже погрузит человека в бездну. o Вот как нужно смотреть на малые, но умножающиеся прегрешения. А поскольку иерей должен часто совершать литургию и причащаться Божественных Таин, то и подобает ему часто исповедоваться даже и в малых прегрешениях, чтобы иметь возможность достойно входить в общение со Христом.

Также и паству свою пусть иерей поучает и побуждает к частому исповеданию грехов, чтобы частым покаянием они очищали души, ибо душа, не очищенная частым покаянием, чужда Богу и не может получить спасения.

Все иереи пусть повелевают своим женам причащаться Пречистых Божественных Таин Тела и Крови Христовых во все святые посты четыре раза в год, ибо иерей, совершающий часто литургию и причащающийся, но?имеющий жену, никогда не причащающуюся, оскверняется от нее как от неверной, безбожной, как от трупа, когда имеет с ней супружеское общение. Всякое лицо, не причащающееся часто Тела и Крови Христовых, не будет иметь части со Христом, но вменится с неверными и безбожными, и будет он как труп, ибо сам Господь говорит в Евангелии: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. б, 53).

Также и чад своих, и всех домашних, хотя бы они и не хотели, иерей должен убеждать и привлекать к частому Причащению Святых Таин, чтобы в иерейском доме не было никого, чуждающегося Христа и враждебного Богу. ибо чуждающийся Святого Причащения чуждается Христа Бога, а чуждающийся Христа Бога – враг Ему. Кто не хочет хоть однажды быть со Христом Богом, тот приемлет часть с сатаною и пребывает противником Богу. Кроме того, иерей и всех людей паствы своей должен побуждать к частому Причащению Святых Таин и всячески стараться привести их к этому, твердо помня, что всякий не причащающийся Христа, не есть христианин, что все дела такого, даже и добрые, – ничто перед Богом и что такой уже при жизни погиб. О погибели же всякой души иерею придется дать ответ в День Судный. Святитель Димитрий Ростовский (103, 162–163).

Нечистому приступать к жертвоприношению – значит оскорблять Бога. Святитель Григорий Богослов (14, 361).

Сподобившись божественного и честного Священства, прежде всего ты обязан себя самого всегда приносить в жертву умерщвлением страстей и плотских сластей и таким образом дерзать приступать к Животворной и Страшной Жертве, если не желаешь быть сожженным Боже ственным огнем... Ибо если и Серафим не дерзнул без клещей прикоснуться к углю (Ис. 6, б), как ты коснешься без бесстрастия? Через Него же ты будешь иметь и язык освященным, и уста очищенными, и непорочные душу и тело, и руки блистающими ярче золота, как слуга преестественного Огня и Жертвы.

Осознай поглубже силу сказанного, потому что ежедневно видишь это спасительное Божие Таинство, которое увидев однажды, старец Симеон изумился и просил смерти. И если ты не имеешь извещения от Духа Святого, что ты благоприятный посредник между Богом и человеком, как равноангельный, то на гибель себе не дерзай (без страха, трепета и искреннего желания чистоты) на всесвятое и страшное священнодействие Божественных Тайн, перед которыми благоговеют Ангелы и от которого благоговейно воздерживались многие из святых, чтобы, подобно Озе, не быть изъятым из среды живых, по Суду Всевышнего (68, 380).

Дерзновенно подойдя под иго Священства, право твори пути свои и право правь слово истины, со страхом и трепетом творя этим свое спасение. Ибо Бог наш есть Огонь поядающий, и если ты коснешься Его как золото или серебро, то не бойся сожжения, подобно вавилонским отрокам в печи. Если же ты из травы и тростника – из горючего вещества, как мудрствующий о земном, то бойся, чтобы не сжег тебя Небесный Огонь, если не убежишь от гнева, как Лот (воздержанием от Страшных Таин), или не поспешишь омыться в слезах покаяния. Только облившись водою слез, ты станешь неопалимым и неуязвимым для огня правды, как некогда слабое растение купины... (68, 391).

Не имея силы отстать и очиститься от страстного расположения по причине долговременной привычки, как дерзаешь ты, окаянный, касаться того, что неприкосновенно для Ангелов? Итак, или вострепещи и воздержись от Божественного священнодействия и тем умилостиви правду Божию, или, как бесчувственный и неисправимый, попусти себе впасть в руки Бога Живого, Который не пощадит тебя, но немилосердно накажет за то, что ты бесстыдно дерзаешь приступать к Царской вечери с душою оскверненной и одетой в рубище, когда ты недостоин даже входа в царский чертог, а не только возлежания на вечери. Преподобный Феогност (68, 392).

Один иерей... славился благочестием и многими, по внешнему впечатлению, был почитаем достойным, но втайне сластолюбствовал и осквернялся. Однажды, когда он, совершая Божественную литургию, дошел до Херувимской песни и, преклонив голову перед Святой Трапезой, начал читать: «Никтоже достоин...», внезапно упал мертвым, потому что душа оставила его (68, 382).

Не думаю, чтобы в среде священников было много спасающихся; напротив – гораздо больше погибающих, и именно потому, что это дело требует великой души (45, 38).

Я... прихожу в ужас, видя, на что отваживаются некоторые безумцы, которые решаются бесстыдно и опрометчиво искать Священства и принимают его, не будучи призванными Христовой благодатью, не зная того, что огонь и смерть собирают для себя они, бедные (36, 607).

Как золото, смешанное с грязью, не терпит вреда, и жемчуг не изменяется, прикасаясь к нечистому, так и Священство не оскверняется недостойными (36, 919).

Если кто осмелится недостойно захватить эту честь (Священство), он готовит самому себе кромешную тьму и немилостивый Суд (36, 919).

Величайшее наказание заслужат те, которые, достигнув этой власти собственными усилиями, будут плохо исполнять это служение или по нерадению, или по нечестию, или по неопытности (35, 450).

Даже того, кто отличался бы великим благочестием, не бесполезным для власти Священства, не осмелюсь тотчас избрать, если он не окажется имеющим вместе с благочестием и великое благоразумие (35, 437).

Ничто так не раздражает Бога, как недостойное священнодействие (41, 433).

Никому нельзя следовать за Христом иначе как оставив всякую грубую и низкую заботливость. Ныне же священники Божии хлопочут и о сборе винограда, и о жатве, и о продаже, и о покупке вещей. Служившие сени (т. е. ветхозаветное священство) были совершенно свободны от всего этого, хотя им и вручено было служение телесное; а мы, призванные в самое Святилище, входящие в истинное Святое Святых, принимаем опять на себя заботы, свойственные купцам и трактирщикам. Отсюда и большое небрежение о Писаниях, и леность в молитвах, и нерадение обо всем прочем. Нельзя же ведь с одинаковым старанием делить себя на то и другое (41, 851).

Если даже и кто-нибудь один отойдет из этой жизни без посвящения в Таинства (по вине священника), не ниспровергает ли это всего его спасения? Ведь гибель и одной души составляет такую потерю, которой не может выразить никакое слово. Если спасение ее имеет такую цену, что Сын Божий сделался для этого человеком и столько претерпел, то подумай, какое наказание повлечет за собой ее гибель? (43, 39).

Насколько велико достоинство имеющего Священство, настолько больше у него и опасностей, потому что одно исправное служение может возвести его на Небо, а одна неисправность может ввергнуть в геенну. Святитель Иоанн Златоуст (45, 842).

Не одно и то же – грешить мирянину и священнику; и это явствует из Закона, потому что за согрешившего иерея повелевается приносить такую же жертву, как и за весь народ (Лев. 4, 3). Но если бы грех не был равносилен, Закон не поставил бы приносить равную жертву. Большим же делается грех не по естеству, а по достоинству совершающего. Ибо если падает тот, кто должен держать в порядке других, то это падение делается более важным из-за достоинства падшего (50, 382).

Определяя путь к Священству, скажу, что принявший эту власть прежде чем понес на себе власть божественных законов, приступил к ней не ко благу подначальных. А кто упражнялся в роли подчиненного и оказался искусным в начальнических добродетелях, тот приступает к служению, имея самое высокое качество – опытность. Первый, принимаясь воспитывать других прежде, чем благоустроил себя, погрешает против Истины; а другой, прежде благоустроив себя и изведав дело на опыте, окажется способным благоустраивать других (51, 45).

Чем большей чести сподобились (иереи), тем большее понесут наказание за то, что не исправило их благодеяние (51, 268).

Для решившихся жить недостойно чести Священства сан увеличивает наказание (51, 298).

Не одинаковое... понесем наказание, если согрешим прежде, чем сподобились Священства, и после того, как удостоились его. В последнем случае наказание будет гораздо более тяжким. Ибо те, которые, сподобившись такого сана, не сделались лучше, достойны более строгого наказания. Величие сана естественным образом делается причиной большего наказания (52, 343).

Не жалуйтесь... на Божественный Промысл, что он если не повелел, то и не воспрепятствовал священнодействовать недостойным. Напротив, подивитесь Его долготерпению, которое в скором времени, если недостойный не образумится, подвергнет его таким наказаниям, что жалующиеся ныне, ужаснувшись, восхвалят нелицемерный приговор (52, 364).

Кто славен делами добродетели, тот является подлинным украшением Священства, а кто, не имея внутренних достоинств, прикрывается их внешним благолепием, величаясь только одним саном, тот по Суду Истины причисляется к поддельным людям (52, 377).

Хотя Священство возвышеннее и по достоинству больше даже и царской власти, однако принявшим его надлежит не превозноситься им над другими, но самым достойным и соответствующим ему украшением считать благоразумную кротость, помня, что Священство выше всякой человеческой почести и всякого сана, но удостоившиеся его по Божественной благости и по Божию распределению приняли его на себя ради пользы других, и недостойно было бы оскорблять его самоуправством (52, 402).

Оскорбить почтившего тебя Бога – страшнее всякого бедствия и наказания. Ибо не столько... будет мучения, сколько стыда за оскорбление Того, Кто тебя прославил... Поэтому принявшие Священство должны блюсти себя как храм и стать недоступными для всякой самовольной и низкой страсти. Преподобный Исидор Пелусиот (52, 428).

Первое место дай Богу, а следующее затем – иерею, земному Христу, руководителю твоей жизни. Спеши за ним на крыльях, безмолвно покоряйся ему; с ним радуйся, когда устремляешься вверх, и ему подчиняйся, когда падаешь, чтобы, устрашившись, опять вознестись высоко (15, 91).

Овцы, не пасите пастырей и не выходите из своих пределов; для вас довольно, если вы на доброй пажити. Не судите судей, не предписывайте законов законодателям. Святитель Григорий Богослов (12, 154).

Не покорившиеся посланным от Господа не только их бесчестят, но и Самого Пославшего и навлекают на себя более страшный суд, чем жители Содома и Гоморры. Святитель Василий Великий (6, 404).

Постарайтесь, возлюбленные, повиноваться епископу, пресвитерам и диаконам: тот, кто им повинуется, слушает Христа. Священномученик Игнатий Богоносец (113, 576).

Возлюби иереев Божиих, ибо они друзья благого Бога и ходатайствуют за нас и мир (26, 605).

Кто презирает священника, тот презирает и Господа его. Преподобный Ефрем Сирин (32, 134).

Когда ты видишь Господа, закланного и предложенного, священника, предстоящего этой Жертве и молящегося, и всех окропляемых этой драгоценною Кровию, то думаешь ли ты, что находишься среди людей и стоишь на земле? (35, 425).

Безумно не уважать власть священников, без которой невозможно получить спасение и обетованные блага (35, 426).

Мы должны почитать священников больше своих отцов: отцы родили нас от крови и от хотения плоти (Ин. 1, 13), а священники стали виновниками нашего рождения от Бога, блаженного пакибытия, истинной свободы и благодатного усыновления (35, 426).

Невозможно священнику скрыть свои недостатки: и малые из них скоро делаются известными (35, 434).

Все начинают судить о священнике не как о существе, облеченном плотью и имеющем человеческую природу, но как об Ангеле, непричастном никаким слабостям (35, 435).

За один разговор свой священник подвергается такому множеству нареканий, что часто, обремененный их тяжестью, падает от уныния; его судят и за взгляд, самые простые действия его многие разбирают, замечая и тон голоса, и выражение лица, и громкость смеха (35, 445).

Чистосердечно почтим имеющих степень Священства, зная, что если кто любит друзей Царя, то такого еще более любит Царь (36, 919).

Господь принимает на Себя как честь, воздаваемую Его служителям, так и презрение (38, 704).

Ты овца? Повинуйся своему пастырю, не убегай из ограды, люби веру, не уклоняйся от жезла пастыря, так как он поражает тебя не для того, чтобы убить, а чтобы отвратить от заблуждения (43, 994).

(Любите пастырей)... как дети родителей, потому что через них вы родились для вечности, через них – получили Царство, их руками совершается все, через них отверзаются вам врата небесные. Пусть никто не противится, пусть никто не прекословит! Кто любит Христа, тот будет любить и священника, каков бы он ни был, потому что через него сподобился Страшных Таин (45, 557).

Если любишь Христа, если любишь Царство Небесное, то уважай тех, через которых ты получишь его (45, 557).

Если я принял на себя обязанность ходатайствовать о всех вас и должен буду дать отчет в этом, то тем необходимее становится для меня ваша молитва. Ради вас я принял на себя большую ответственность, следовательно, и вы должны подавать мне большую помощь (45, 567).

Если ты презираешь священника, то презираешь не его, а рукоположившего его Бога. А откуда, скажешь, известно, что Бог рукоположил его? Но если ты не имеешь убеждения в этом, то суетна твоя надежда. Если Бог ничего не совершает через него, то ты ни Крещения не имеешь, ни Таин не причащаешься, ни благословений не получаешь, а следовательно, ты не христианин. Что же, скажешь: неужели Бог рукополагает всех, даже и недостойных? Всех Бог не рукополагает, но через всех Сам действует, хотя бы они были и недостойными, для спасения народа (45, 768).

Мы, кому не дозволено судить наших братьев, неужели станем изощрять язык против священников? Разве достойно извинения, когда в своем глазу мы не замечаем бревна, а в чужом тщательно рассматриваем сучок? Разве ты не знаешь, что, судя так, ты готовишь себе Суд еще тяжелее? Я говорю это, не оправдывая тех, кто правит Священство недостойно, но сожалея и плача над ними. Однако я говорю, что на этом основании они не могут быть судимы подчиненными, даже если жизнь их заслуживает сильного порицания. Ведь если Бог сделал слышным Свой голос через ослицу и если через прорицателей даровал духовные благословения, действуя через неразумные уста и через нечистый язык ради иудеев, которые оскорбляли Его, тем более Он устроит все Свое ради вас, благомыслящих, даже если священники недостойны, и пошлет Духа Святого (46, 826).

Станем же бояться Бога и почитать Его священников, оказывая им всякую честь, чтобы нам воспринять воздаяние от Бога и за собственные подвиги, и за великое попечение о Его священниках (46, 827).

Кто почитает священника, тот будет почитать и Бога, а кто стал презирать священника, тот мало-помалу дойдет и до оскорблений Бога. Хотя бы священник был и не благочестив, но Бог, видя, что из благоговения к Нему ты почитаешь даже и недостойного чести, Сам воздаст тебе награду (113, 589).

Будем, возлюбленные, оказывать всякое уважение тем, кому дарована сила Святого Духа. Священнический сан имеет великую важность: «Кому простите грехи, тому простятся» (Ин. 20, 23). Поэтому и [апостол] Павел говорит: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны» (Евр. 13, 17) и почитайте их «преимущественно с любовью» (1Сол. 5, 13). Ты заботишься только о себе и, если хорошо устроишь свое благосостояние, ты не ответствен за других. А священник, хотя и хорошо устроил собственную жизнь, если не станет усердно заботиться о тебе и обо всех вверенных ему, то вместе со злыми пойдет в геенну и может погибнуть не за свои, а за ваши дела, если не исполнит как должно всего, к чему он призван. Итак, зная, как велика опасность для них, оказывайте им доброе расположение.

Это имеет в виду и апостол Павел, когда говорит: «...ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, (и притом не просто, но) как обязанные дать отчет» (Евр. 13, 17). Поэтому следует относиться к иереям с великим уважением. Если же и вы, вместе с другими, будете нападать на них, то и ваши дела не будут иметь успеха. Ибо пока кормчий в хорошем расположении духа, находящиеся на корабле вне опасности. Но если они раздражают его неприязненным и обидным обращением с ним, тогда он не может ни быть внимательным, ни исполнять как должно свое дело и против воли подвергает их бесчисленным опасностям. Так и священники, если будут пользоваться у вас уважением, могут содействовать вашему спасению; если же вы будете огорчать их, то они опустят руки... Вспомни, что Иисус Христос сказал иудеям: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте» (Мф. 23, 2–3); а священники сидят уже не на Моисеевом, но на Христовом седалище, ибо они приняли Христово учение, как об этом и Павел говорит: «Мы – посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас» (2Кор. 5, 20).

Не видите ли, как все покоряются мирским начальникам, хотя часто бывают лучше их по роду, и по жизни, и по уму. Но из уважения к тому, кто их поставил, ни о чем таком не думают и благоговеют перед волей царя, каков бы ни был получивший от него начальство. Вот какой показываем страх, когда человек рукополагает! Когда же Бог рукополагает, мы презираем рукоположенного, поносим, уязвляем бесчисленными ругательствами и изощряем язык на священников, тогда как нам запрещено осуждать и братий!

Чем же можно это извинить, если в своем глазу не замечаем бревна, а в глазу другого тщательно замечаем сучок? Не знаешь ли, что, осуждая таким образом других, ты готовишь самому себе строжайший суд?

Зная все это, будем и Бога бояться, и священников Его почитать, воздавая им всякую честь, чтобы и за собственные добрые дела, и за почтение, оказываемое им, получить от Бога великое воздаяние. Святитель Иоанн Златоуст (113, 590).

Священство есть божественное достояние, оно драгоценнее всякого имущества. Оскорбляют же его больше всего те, которые плохо исполняют свое дело и которых не следовало бы вовсе посвящать, чтобы по недомыслию люди не осмеливались упрекать Священство за провинности недостойных. Ибо если в мирских должностях различают должность и плохо исполняющего ее, и должность остается в своем чине и достоинстве, а поругавший ее несет крайнее наказание, то по какой причине в Священстве смешивают эти вещи, и грехи исполняющих служение не как должно люди стараются приписывать самому Священству? Поэтому пусть умолкнут уничижающие Священство из-за недостойных и не заостряют сами на себя карающего меча. Пусть порицают недостойных как губителей, как врагов благочестия и добродетели; Священство же да прославляют и увенчивают как определяющее всякому, что кому следует. Ибо при его содействии мы и возрождаемся, и причащаемся Божественных Таин, без которых невозможно стать причастниками небесных наград, по неложным изречениям самой Истины (50, 316).

Если без Таинств невозможно сподобиться божественного жребия, Таинства же совершаются не кем иным, как Священством, будем чествовать Священство... Преподобный Исидор Пелусиот (50, 317).

Если мы не принимаем священников с полным убеждением и верой как святых, но смотрим на них как на грешников, как мы можем надеяться, что нам будет даровано через них совершенное отпущение грехов? Ибо Господь говорит: «По вере вашей да будет вам» (Мф. 9, 29). И точно, по мере нашей веры: насколько веруем в них, постольку и получаем отпущение грехов (60, 118).

Предположим, что земной властитель прислал к тебе какого-либо из малейших слуг своих, одетого бедно, в ветхие рубища... но этот слуга принес тебе грамоту... в которой властитель провозглашает тебя своим братом и другом и обещает спустя некоторое время сделать тебя соучастником царствования, увенчать твою голову царским венцом и облечь тебя в царское одеяние, скажи мне, как бы ты отнесся к этому слуге? Принял бы его и почтил как царского слугу и ради таких великих и истинно царских обещаний и такой светлой славы, тебя ожидающей, возрадовался бы вместе с ним, облагодетельствовал его по силе своей и пообещал благодетельствовать и в будущем или презрел бы его и отослал с пустыми руками и бесчестием потому только, что он одет бедно и пришел пешком? Если предположим, что ты презрел его и царь узнал об этом, то похвалил бы он тебя за это или осудил бы? Если бы сам ты был царем, то не счел ли бы ты укором и бесчестием себе такого презрения, оказанного твоему слуге? Конечно, так. Ты так разгневался бы на него, как если бы он тебе самому оказал презрение, как если бы в лицо тебя укорил, что имеешь таких слуг, и сказал бы: кто поставил его судьей над моими слугами? Не слугу моего он укорил, что по своей небрежности носит он такие бедные и грязные рубища, а меня самого, что я немилосерд и держу слуг в таких лохмотьях. Таким образом, ты раскаялся бы, что наделал таких обещаний этому человеку, презревшему твоего слугу... когда тот человек пришел бы к тебе, ты не принял бы его за то, что он восхитил собственный свой суд и осудил твоего слугу... Преподобный Симеон Новый Богослов (60, 119).

Может быть, у некоторых едва ли есть человек униженнее, чем совершитель Божественных Таин. Презренный смехотворец порочного зрелища у них удостаивается большего почтения.

Это не потому говорится, что с нашей стороны возникла бы досада, не из мстительного чувства и не от высокого мнения о себе. Нет, Бог свидетель! Служители Евангелия давно с Павлом определены быть отребиями мира и в уничижении видеть свою славу. Но дал бы Бог, чтобы это оканчивалось на одном несчастье и терпении пастырей! Дал бы Бог, чтобы только на этом оканчивалось! Надо опасаться, чтобы это не было плодом или причиной общей развращенности нравов. Когда презрен держащий в руках священный залог веры, не простирается ли это и до самого Того, который этот великий залог поручил? Ибо, кажется, невозможно, чтобы этот драгоценный залог был более всего? любим и уважаем, а тот, кому он вверен, был бы презрен.

А чтобы все это еще не усугубилось, надо вам, пастыри, звание свое утверждать собственным примером. Едва ли может быть больший соблазн и преграда делу Божию, если ни жизнь, ни дела не соответствуют учению. Хладеет слово благочестия в устах того, сердце которого не зажжено небесным огнем любви Божией. Да и притом дается повод другому думать, что и сам предлагающий истину едва ли прямо уверен в ней, если он одно говорит, а другое делает. Слово Божие такому говорит: «Неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого (а творящий иное), ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя... как же ты, уча другого, не учишь себя самого... Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога?» (Рим. 2, 1, 21, 23).

Если можем сожалеть, что некоторые пастыри недостаточно просвещены учением, тем более жалеть надо, если иные и к Богу малоусердны, и их жестокую душу не слишком пронзает страх Божий. Благочестивый пастырь и без долгого учения примером поможет, а ученый, но без благочестия – нисколько, или что созиждет учением; то разорит своей дурной жизнью. Впрочем, ничего не может быть драгоценнее, ничего любезнее, ничего достойнее, чем пастырь, в котором учение соединено с благочестием. «Кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5, 19). Платон, митрополит Московский (106, 203–208).

(1Пет. 2, 9)

В Ветхом Завете не все назначены быть служителями Божиими, а только одни перворожденные. Но так как и их выкупали по определению Закона, то вместо них на постоянное отправление службы Господней был назначен один род левитов.

Но в Новом Завете не некоторые, но все без исключения должны быть жрецами Вышнего и священниками. Ибо все христиане, освященные Кровию Христовой, есть, по слову апостола Павла, «царственное священство, народ святой» (1Пет. 2, 9). Все обязаны возносить жертвы духовные, благоприятные Богу. И потому в Апокалипсисе все, всякого чина и состояния, удостоившиеся предстать престолу Господа славы, с радостью благодарения к Нему вопиют: «Ты... соделал нас царями и священниками Богу нашему» (Апок. 5, 9–10). Есть подлинно и в Новом Завете почтенные особым саном пастырства и учительства, но они только руководители в священнодействии. И когда священник совершает духовную жертву, всякий вместе с ним ее приносит, как касающийся священного Потира. Нет в Церкви Христовой простых зрителей, а все – действующие лица. Платон, митрополит Московский (106, 203).