Плотское мудрование

Что такое плотское мудрование? Образ мыслей, возникший из состояния, в которое люди приведены падением (108, 90).

Допустившие последование своим пожеланиям и плотскому мудрованию увлеклись ими, поработились ими, забыли Бога и вечность, истратили земную жизнь напрасно, погибли навеки (108, 90).

Земная мудрость – вражда на Бога: она не покоряется закону Божию и не может покоряться (108, 116).

Духовный разум ... признак Воскресения. Так, напротив, плотское мудрование – невидимая смерть души (109, 11).

Проводящие плотскую жизнь непременно имеют плотский образ мыслей, не помнят и не заботятся о вечности, имеют ложное отношение к земной жизни, признавая ее бесконечной и действуя единственно для нее...(109, 354).

Когда веру в Бога заменят соображения человеческие, тогда человек бедствует в волнах житейского моря. Способов человеческих к выходу из затруднительных обстоятельств он не видит, а воспоминание о Боге выкрадывается непостижимым забвением (111, 185).

Довольствующийся исполнением одних церковных постановлений и обрядов, при оставлении внимания к Евангельским заповедям или при недостаточном внимании к ним, низводит, по скудоумию своему. Закон с высоты духовного значения, отнимает у него для себя духовное достоинство его, всю сущность и гибнет в плотском мудровании своем и по причине плотского мудрования своего (111, 251).

Свойственно мертвым не чувствовать мертвенности своей; свойственно плотскому мудрованию не понимать и не ощущать погибели человеческой. По причине несознания своей погибели оно не сознает нужды в оживлении и на основании ложного сознания жизни отвергло и отвергает Истинную Жизнь – Бога (111, 295).

Запечатленных плотским мудрованием, упорно пребывающих в нем, больных неисцелимо Господь оставляет, предает их самим себе, предает гибели, принятой произвольно, удерживаемой произвольно (111, 295).

Евангелие учит нас, что падением стяжали лжеименный разум, что разум падшего естества нашего, какого бы он ни был достоинства природного, как бы ни был изощрен ученостью мира, сохраняет свойство падшего, остается лжеименным разумом (111, 472).

Не входи в спор, ни в рассуждение с сомнениями и возражениями, порождаемыми лжеименным разумом; мечом веры посекай головы этих змей, едва они выставят их из своего логовища! (111, 480).

Христово учение выше естественного, как Божественное.... Безумное начинание – объяснить вышеестественное человеческим рассуждением, очевидно, не могущим выйти из общего, обыкновенного, естественного круга (111, 481).

Умственные занятия способны отвлекать человека от смирения и Бога, привлекать к самомнению и поклонению своему «я». Святитель Игнатий (Брянчанинов) (112, 328).

Плотская мудрость упражняется во многих неполезных умствованиях и входит в некоторые тонкости, которые настоящую истину только затемняют. Но премудрость духовная философствует делами, а не словами. Она тогда считает, что решила труднейший вопрос, когда успокоит смущение нашей совести и покажет дорогу, выводящую нас из лабиринта страстей. Плотская мудрость не имеет твердого основания и колеблется, как тростник на ветру. Но духовная премудрость тверда и несомненна и бывает закреплена внутренним свидетельством совести, оправдана Духом Святым, ибо она пишется «не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2Кор. 3, 3) Плотская мудрость высокомерна и велеречива, но премудрость духовная смиренна и проста. Плотская мудрость имеет уста, но и духовная свои уста имеет: та – гремящие высокомерием, а эта проповедует истину кротчайшим словом Иисусовым. Плотская мудрость бывает надменна и презрительна, и это ее необманчивый признак. Но духовная премудрость кротка и человеколюбива. Плотская мудрость малодушна и лицемерна. Но такое ли действие духовная премудрость имела в своих христианах? Лицемерили ли они, когда их приводили к тиранам? Малодушествовали ли, когда им показывали острые мечи, разожженные огни, раскаленные сковороды, клокочущие оловом котлы, самых лютых зверей и прочие мучительные орудия, какие только человеческая злоба может выдумать? Устрашились ли они настолько, чтобы умолчать Истину, которая была запечатлена глубоко в их сердце? Они единодушно до небес возносили свой голос: «справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?» (Деян. 4, 19). Судите, а нам и смерть – приобретение. Усмотрев такое различие между плотской и духовной мудростью, уже без сомнения можем заключить, насколько одна человеку полезна и необходима и насколько, напротив, другая суетна и вредна. Что пользы человеку, если он будет прилежным испытателем природы, искуснейшим наблюдателем небесных течений и высокопарным оратором, но при всем том не почерпнет живой воды богопознания из источников израилевых и не будет знать тех таин, которые показывают путь к вечному счастью? Тогда такой человек несчастней всех и вся мудрость его будет поглощена. И потому, что мир не познал природной премудростию Бога, прогневавшись. Он благоволил «юродством проповеди спасти верующих» (1Кор. 1, 21). И как мы блаженны, что нам, верующим во Иисуса Христа, эта божественная мудрость всегда благовествуется в Евангелии, и ее наш дорогой Учитель обещает нам дать: «Я дам вам уста и премудрость» (Лк. 21, 15)! «Кто обращал взор к Нему, те просвещались, и лица их не постыдятся» (Пс. 33, 6). Платон, митрополит Московский (105, 386–389).

Замечательно, что Премудрость зовет к себе безумных: «кто неразумен, обратись сюда» (Притч. 9, 4). Стало быть, умникам нет входа в дом Премудрости, или в святую Церковь. Всякую умность надо отложить у самого входа в этот дом. С другой стороны, если всякая мудрость и ведение только в доме Премудрости, то вне этого дома, вне святой Церкви, только безумие, неведение и слепота. Дивное Божие учреждение! Входя в Церковь, оставь ум свой и станешь истинно умным; оставь свою самодеятельность и станешь истинным деятелем; отвергнись и всего себя и станешь настоящим владыкой над собою. Ах, если бы мир уразумел эту премудрость! Но это скрыто от него. Не понимая премудрости Божией, он вопиет на нее и безумных разумников продолжает держать в ослеплении (107, 70–71).

Спаситель образцом веры и жизни ставит дитя (Мк. 9, 36). Простота веры рождает простоту жизни; из той и другой происходит образцовый нравственный строй. Впустите сюда умствование – оно произведет разлад внутри и под видом лучшего устроения дел расстроит всю жизнь. Умничанье всегда кричит: «То не так, другое не этак; дай-ка я все устрою по-новому, старое не годится, наскучило». Но никогда еще нигде ничего доброго оно не устроило, а только все расстраивает. Уму следует слушаться того, что заповедано Господом. Правда, он называется царем в голове, но этому царю не дано законодательной власти, а только исполнительная. Как только примется он законодательствовать то нагородит неизвестно что, расстроит и нравственные, и религиозные, и житейские... порядки; все пойдет вверх дном. Великое несчастье для общества, когда в нем дают уму свободу парить, не удерживая его Божественной истиной! Это гнев Божий. О нем сказано: «О, если бы Ты... укрывал меня, пока пройдет гнев Твой» (Иов. 14, 13). В этом разгаре умственного своенравия лучше всего укрываться в простоту веры. Как во время бури лучше сидеть дома и не выходить в самонадеянности на борьбу с нею, так и во время бурного своеумия лучше не выходить на борьбу с ним и не хвататься за оружие умствования, чтобы противостоять ему. Простота веры сильнее умствований; облекись в нее, как в броню, и устоишь (107, 434–436).

Господь прощает грехи расслабленному. Радоваться бы, но лукавый ум ученых книжников говорит: «Он богохульствует» (Мф. 9, 3). Даже когда последовало чудо исцеления расслабленного в подтверждение той утешительной для нас истины, что «Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи» (Мф. 9, 6), – и тогда народ прославил Бога, а о книжниках ничего не сказано, верно, потому, что они и при этом сплетали какие-либо лукавые вопросы (Мф. 9, 1–8). Ум без веры лукав; то и дело кует лукавые подозрения и сплетает хулы на всю область веры. Чудесам то не верит, то требует осязательного чуда. Но когда оно бывает дано и обязывает к покорности вере, он не стыдится уклоняться, извращая или криво толкуя чудесные действия Божии. Так же относится он и к доказательствам истины Божией. Ему представляют и опытные, и умственные доказательства в достаточном числе и силе; он и их покрывает сомнением. Разбери все его предъявления и увидишь, что все в них – одно лукавство, хоть на его языке это слывет умностью; так что невольно приходишь к заключению, что умность и лукавство – одно и то же. В области веры апостол говорит: мы «мудры во Христе» (1Кор. 4, 10). Чей же ум вне области веры? Лукавого. Оттого и отличительной чертой его стало лукавство. Святитель Феофан Затворник (107, 205–206).

Если брату придет на сердце какая-либо мысль, а брат, стараясь понять ее своим умом, не сможет постичь мысли по причине высоты ее и не будет научен Богом, то приступают демоны и извращают значение мысли как хотят. Отечник (82, 391–392).

Замечание очень важное! Апостол запрещает «мудрствовать сверх того, что написано» (1Кор. 4, 6). Нарушение этого завещания непременно вводит в заблуждение, а заблуждения – в высокоумие и самомнение, в область демонов и в подчинение им. По этой причине для монаха часто бывает очень полезным отречение от знания, без которого можно спастись, льстящего более одной любознательности, сводящего с тесного пути смиренномудрия на широкий путь высокомудрия. Святитель Игнатий (Брянчанинов) (82, 391–392).

Представь себе, христианин, двух людей – обучившегося и не обучившегося христианской философии – и увидишь великое между ними различие. Тот и мудрствует, и говорит духовное, а этот – плотское. У того и мысли, и речи о Боге, слове Божием и Вечной Жизни, а у этого – о суете мира и роскоши. Тот думает и заботится, чтобы Вечную Жизнь получить, этот – как бы собрать богатство и найти честь и славу в этом мире. Тот равно может жить как в богатых и красивых покоях, так и в плохой хижине, этому хочется жить только в хорошем и красивом доме. Тому все равно как за богатой, так и за скудной трапезой сидеть, этот всегда помышляет о лучшей. Тот равно одевается как в дорогое, так и в скромное платье; этот хочет только в дорогом одеянии ходить и с евангельским богачом одеваться в порфиру и виссон. Святитель Тихон Задонский (104, 1589).

Рассуждение в новоначальных есть истинное познание своего душевного устроения... В средних оно есть чувство, которое непогрешимо различает истинно доброе от естественного и от того, что противно доброму... В совершенных рассуждение есть находящийся в них духовный разум, дарованный Божественным просвещением, который своим светильником может просвещать и то, что есть темного в душах других. Преподобный Иоанн Лествичник (57, 175).

Рассудительность есть око души и ее светильник, как глаз есть светильник тела. Преподобный Антоний Великий (66, 123).

Рассуждение... есть свет, и рождающееся от него прозрение есть самое нужное из всех добродетелей. Ибо что нужнее человеку, чем видеть тайные хитрости демонов и охранять свою душу при содействии благодати? Преподобный Петр Дамаскин (62, 146).

Рассудительность рождает бесстрастие, от которого рождается совершенная любовь. Преподобный Максим Исповедник (68, 244).

В рассудительности состоит премудрость, в ней разум и смысл, без которых нельзя ни созидать наш внутренний дом, ни собирать духовное богатство, как сказано: «Мудростью устрояется дом и разумом утверждается, и с уменьем внутренности его наполняются всяким драгоценным и прекрасным имуществом» (Притч. 24, 3). Рассудительность называется твердой пищей, свойственной «совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5, 14). Из этого ясно открывается, что без рассудительности не может стоять никакая Добродетель или пребывать твердой до конца. Ибо она есть матерь, хранительница и управительница всех добродетелей. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (53, 191).

Неутомимые жены! Сна не давали очам и веждам дремания, пока не обрели Возлюбленного! А мужи будто упираются ногами идут на гроб, видят его пустым и остаются в недоумении, что бы это значило, потому что Самого не видели. Но значит ли это, что у них меньше было любви, чем у жен? Нет, тут была любовь рассуждающая, боящаяся ошибки, по причине высокой цены любви и предмета ее. Когда и они увидели и осязали, тогда каждый из них не языком, подобно Фоме, а сердцем исповедал: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20, 28), и уже ничто не могло разлучить их с Господом. Мироносицы и апостолы – образ двух сторон нашей жизни: чувства и рассуждения. Без чувства жизнь не жизнь; без рассуждения жизнь слепа – много истрачивается, а мало дает здравого плода. Надо сочетать то и другое. Чувство пусть идет вперед и побуждает действовать; рассуждение же пусть определяет время, место, способ, вообще бытовой строй того, к чему склоняется сердце. Внутри сердце идет вперед, а на практике – рассуждение. Когда же чувства станут обученными в рассуждении добра и зла, тогда, может быть, можно будет положиться и на одно сердце. Ибо как из живого дерева сами собою идут отростки, цветы и плоды, так и из сердца только тогда начинает возникать добро, разумно вливающееся в течение нашей жизни (107, 116–117).

«Из сердца исходят злые помыслы» (Мф. 15, 19). В сердце же откуда? Корень их в живущем в нас грехе, а разветвление их, размножение и определенный вид в каждом – от его собственного произволения. Как же быть? Сначала отсеки все, что от произволения. Это будет похоже на то, как если бы кто на дереве оборвал листья, отсек ветви и сучья, и ствол отрубил почти до корня. Затем не позволяй выходить новым отросткам – самый корень и засохнет, то есть не позволяй исходить из сердца злым мыслям, а исходящие – отражай и изгоняй, и живущий в нас грех, не получая подкрепления, ослабеет и совсем обессилеет. В этом существо заповеди: «Трезвитесь, бодрствуйте» (1Пет. 5, 8) – «препоясав чресла ума вашего» (1Пет. 1, 13). Внимайте себе. При внимании надо держать рассуждение. Из сердца исходит не одно худое, но и доброе; однако не все доброе, внушаемое сердцем, нужно исполнять. Что истинно нужно исполнять – это определит рассуждение. Рассуждение есть нож садовника – одни ветки отсекает, а другие прививает. Святитель Феофан Затворник (107, 211–212).

Если доброго человека, от которого и благодеяния не видим, любим и почитаем только за то, что добр, и крайне бережемся оскорбить его, тем более Бога, Который есть наш Создатель, Промыслитель, хранитель, кормилец, защитник, помощник и, короче говоря, высочайший благодетель и человеколюбивый Отец, мы должны любить и почитать, насколько можем в немощной плоти, должны крайне беречься Его оскорбить как Единого благого. Поверь, возлюбленный, что лучше человек изберет смерть, чем грехом оскорбит Бога, если войдет в правильное рассуждение о Боге, Благость Которого столь велика, сколь велик Он Сам, и столько Его благодеяний оказано нам, сколько создано творений, и столько Его преславных дел, сотворенных Им ради нас, сколько дней, часов и минут прошло от нашего рождения. Без Него и Его благ мы и минуты прожить не можем, «Ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17, 28) (104, 1589–1590).

Рассуждение о вечности может подвигнуть и переменить человеческое сердце (104, 1590).

Рассуждение укореняет в сердце спасительные истины. О чем часто помышляем и чему поучаемся, то глубже укореняется в памяти и сердце. Помышляй часто и о великом и дивном деле Спасителя, и молись, и укоренится память в сердце твоем. Видишь Его образ в церкви и в доме – помышляй, что это образ Сына Божия и Небесного Царя и Бога твоего. Который ради тебя явился на землю и пожил, и потрудился. Видишь образ Богородицы – помяни, что это образ Той Пресвятой Девы, Которая плотию родила твоего Господа, и на руках носила, и материнским молоком питала... Так, когда будем часто о Нем и Его действиях рассуждать, то и углубится память о Нем в наших сердцах, что принесет великую пользу душам нашим. Святитель Тихон Задонский (104, 1590–1591).

Духовное рассуждение есть достояние совершенных христиан. Участвуют в этом благе значительно преуспевшие в благочестивом подвиге. Чуждо оно новоначальным и неопытным, хотя бы они были и старцами по телесному возрасту (109, 62).

Рассуждение, рассматривая все помышления и дела человека, устраняет всякую мысль и намерение лукавые, неугодные Богу, и удаляет от нас прелесть (111, 204).

В рассуждении соединены премудрость, разум, духовные чувства, отличающие добро от зла, без которых внутренний дом наш не созидается и духовное богатство не может быть собрано (111, 204). Духовное рассуждение приобретается чтением Священного Писания, преимущественно же Нового Завета, и чтением святых отцов, писания которых соответствуют роду жизни, проводимой христианином (111, 204).

Страх Божий да наставит нас трезвению, осторожности, а изучение Слова Божия и жизнь по Слову Божию да доставят нам духовное рассуждение, которое есть дверь в чертог добродетелей. Святитель Игнатий (Брянчанинов) (111, 205).

Истинная рассудительность приобретается истинным смирением. Первым доказательством его будет – открывать духовным отцам не только то, что делаем, но и о чем думаем; ни в чем не Доверять своему помыслу, но во всем следовать наставлениям старцев и считать хорошим или плохим только то, что они признают таковым. Это помогает христианину не только безопасно пребывать в истинной рассудительности и на правом пути, но и хранит ею невредимым от всех сетей диавольских.Авва Моисей (53, 194).

Всею силою и всем тщанием мы должны стараться смирением приобрести дар рассудительности, которая может сохранить нас от чрезмерности с обеих сторон. Ибо, как говорят отцы, крайности с той и другой стороны – и излишество поста, и пресыщение чрева, чрезмерность бдения и продолжительность сна и прочие излишества равно вредны. Ибо мы знаем некоторых, не побежденных чревоугодием, но низложенных безмерным постом и затем впавших в ту же страсть чревоугодия от слабости, вызванной чрезмерным постом. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (53, 199).

Многие удручили подвигами свою плоть, но, сделав это без рассуждения, отошли от здешней жизни без всякого плода, без всякого приобретения. Уста наши смердят от поста, все Писание мы знаем наизусть, песнопения Давида мы настолько усвоили себе, что они сделались как бы нашим произведением, но не имеем того, чего Бог требует от нас, – смирения. Изречения безымянных старцев (82, 301).

Получивший по благодати Божией дарование рассуждения от многого смиренномудрия должен всеми силами хранить это дарование и ничего не делать нерассудительно, чтобы, согрешая в ведении, за нерадение не подпасть большему осуждению. Тот же, кто не получил этого дарования, ни в коем случае не должен утверждать своего разумения или слова, или дела без вопрошения опытных, твердой веры и чистой молитвы, без которых он не может достичь правильного рассуждения (62, 144).

Рассуждение есть свет, показывающий тому, кто его имеет: время, когда можно начать действовать, устроение человека, крепость, знание, возраст, силу, немощь, произволение, усердие... и тому подобное. Потом: качество вещей, способ употребления их, количество, виды, намерение Божие, заключающееся в Божественных Писаниях, смысл каждого изречения. Рассуждение изъясняет все это, и не только это, но и намерение толкования святых отцов, ибо не только нужно знать, что делается, но и для чего делается. Делающий же что-либо без знания всего этого, может быть, и много трудится, но ничего не успевает достичь. Преподобный Петр Дамаскин (62, 133).

Для рассудительных бедность лучше и полезнее богатства, немощь и болезнь – здоровья, искушение полезнее спокойствия, и полезнее настолько, насколько более славными и сильными делают они подвижников. Святитель Иоанн Златоуст (36, 70).

Предание себя воле Божией, искреннее, благоговейное желание, чтобы она совершалась над нами, есть необходимое, естественное следствие истинного духовного рассуждения (111, 318).

Дар духовного рассуждения ниспосылается от Бога исключительно инокам, шествующим путем смирения и смиренномудрия. Святитель Игнатий (Брянчанинов) (112, 86).

Говорили об авве Агафоне, что все его действия проистекали из духовного рассуждения. Так он поступал в отношении к своему руководителю и в отношении к своей одежде. Он не носил одеяния, которое можно было бы назвать ни излишне хорошим, ни излишне плохим. Для продажи рукоделия он ходил в город сам и с сохранением внутреннего безмолвия продавал рукоделие желавшим купить его. Цена решету была сто медниц, цена корзине – двести пятьдесят медниц. Покупателям он называл цену; деньги, которые они подавали ему, принимал молча, никогда не пересчитывал их. Он говорил: «Что полезного для меня, если буду препираться с ними и дам им повод к употреблению божбы, даже если при этом я получу лишние деньги и раздам их братии? Бог не хочет от меня такой милостыни; Ему не угодно, чтобы грех примешивался к делу любви». Отечник (82, 57–58).

Рассказывают об авве Агафоне: пришли к нему некие, услышав, что он имеет великую рассудительность. Желая испытать, не рассердится ли он, спрашивают его: «Ты Агафон? Мы слышали о тебе, что ты блудник и гордец». «Да, это правда», – отвечает он. Они опять спрашивают: «Ты, Агафон, – клеветник и пустослов?». «Я», – отвечает он. И еще говорят ему: «Ты, Агафон, – еретик?» «Нет, я не еретик», – отвечает он. Затем спросили его: «Скажи нам, почему ты со всем, что бы ни говорили тебе, соглашался, а последнего слова не перенес?». Он ответил: «Первые пороки я признаю за собой, ибо это признание полезно душе моей, а признание себя еретиком означает отлучение от Бога, а я не хочу быть отлученным от Бога моего». Услышав это, они подивились его рассудительности. Древний Патерик (73, 27–28).

Авва Македоний не ел ни хлеба, ни бобов, только ячмень, истолченный и смоченный водой. Эту пищу долгое время приносила ему мать блаженного Феодорита, епископa Киррского, которая была с ним знакома. Однажды авва пришел к ней во время ее болезни и узнал, что она не соглашается принять пищу, необходимую для выздоровления, ибо и она проводила жизнь подвижническую. Он убеждал ее послушаться врачей и считать, что она принимает эту пищу не по прихоти, а по необходимости. «Вот и я, – сказал он, – сорок лет, как ты знаешь, употреблял один ячмень. Но вчера почувствовал слабость и попросил принести мне немного хлеба. У меня было такое рассуждение: Если я умру, я должен буду дать ответ Праведному Судии за свою смерть, как человек... который мог бы ее предотвратить, приняв немного пищи. И тебя прошу, чтобы ты мне теперь приносила не ячмень, а хлеб». Блаженный Феодорит (78, 131).