[Рец. на:] Беседы по русской истории: Книга для чтения в школе и дома

Книга по отечественной истории, предназначенная для чтения народа, должна быть оцениваема главным образом со стороны пригодности ею для читателей, – со стороны умения автора дать подходящее чтение народу. С этой точки зрения и мы постараемся оценить книгу, заглавие которой выписано.

Первые сведения из отечественной истории, как и из некоторых других областей знания, мы получаем раньше умения читать и раньше школы. В каждой даже непросвещённой семье есть некоторый запас исторических сведений, полученный разными путями. Личные воспоминая кого-либо из старших в семье о событиях недавнего времени, устные предания старины глубокой, подслушанные из песни слепца или пересказа былинщика, начитанность в житиях отечественных святых, церковная проповедь, наконец, разговорный язык с его историческими пословицами и с постоянными эпитетами некоторых исторических лиц, – все это пути, которыми проникают в простую среду и поддерживаются в ней отрывочные исторические знания. Этими же путями чрез посредство старших или грамотных доходят первые сведения о прошедших судьбах родины до ребёнка и неграмотного человека. Конечно, при случайности объединить сведения разных семейств и разных детей бывает не одинаково. Тем не мене среди нашего народа есть особенно популярные исторические имена и особенно любимые события, которые можно считать до некоторой степени общеизвестными. После имён русских святых, в обители и к мощам которых путешествует русский богомолец, и событий ИЗ их жизни, о которых он наслушивается или начитывается во время богомолья, наиболее знакомых русскому народу из родного прошлого является то, что сохранилось в народных былинах или в живом языке и что случилось на памяти современников. – Эти сведения далее не отличаются одинаковым достоинством: они могут быть верны или искажены, отрывочны и бессвязны или прикрашены легендой. Тем не мене и здесь можно подметить одно направление, отмечающее исторические представления простого человека, господствующий вкус в их передачи. Это направление характеризуется назидательностью, являющейся естественным следствием общечеловеческой потребности искать лучшего в прошедшем и поучаться там, – а кроме того это направление воспитано в народ еще издавна агиографической литературой. Господствующий вкус народа требует от исторических из- вестей занимательности. Недаром на народном языке слово „история“ означает любопытный, из ряда вон ведающийся случай, недаром исторические предания облекаются дородней памяти в пёстрые легенды. Занимательность есть естественное условие живучести и распространения исторических сведений. – Все это необходимо иметь в виду при составлении популярной книги по русской истории, потому что все это главным образом и определяет ее план, исправление и форму. Такая книга отнюдь не должна иметь вид учебника, обыкновенно представляющего всего понемногу, сухо и схематично передающего события истории. Популярная книга, рассчитанная на ребенка младшего школьного возраста и на простого человека, может говорить не обо всем, а по выбору, приспособленному к потребностям читателя. Но обязанная говорить обо всём, эта книга, обжимающая отечественные события, начиная с событий, бывших тысячу лет тому назад, до смерти покойного Государя, обязана рассказать о весьма многом, обо всём том, что стоит историческим вопросом перед вниманием простого человека. Напр. так называемые мертвые исторические памятники, которые доселе питают живое религиозное и патриотическое чувство народа (древние храмы и монастыри, дворцы и кремли и пр.), важнейшие памятники, вызывающие простую мысль на истерические догадки, а нередко и на легенды, обязательно должны найти в книге хоть короткие исторические очерки. Иначе книга будет не полна. Далее, выбрав предметы, интересующие народную мысль, популярная книга должна рассказывать о них назидательно, живо и увлекательно. Поэтому самой подходящей для нее литературной формой является беседа. Такие обязанности налагаются на автора книги по отечественной истории для народного и школьного чтения в кругу читателей.

Наука со своей стороны предъявляет к книге требования, хотя и очень скромные. Предоставляя выбор материала потребностям читателя, зная, что в истории он ищет скорее известной чем исторической правды и преже всего занимательного, историческая наука не имеет. права требовать от народной книги, чтобы она представляла систему и систему новую, чтобы она выдвигала на первый план предметы, которые стали важны по современному признанию науки, чтобы наконец передача сведений была совершенно согласна с критически обработанными источниками. Эти требования должно предъявлять к популяризации другого высшего порядка, имеющей в виду более развитых читателей. От народной книги можно требовать одного – избегать заведомых ошибок и быть, возможно, ближе к источникам родной истории. Развитие и вкус нашего народа остаются на степени вкуса и развития древнерусского человека, который писал летописи, жития и сказания и читал их, учась урокам и порядкам старины, поучаясь жизни угодников или ища развлечения. Не ходя далеко, не стараясь подделаться под вкус и язык народа, автору популярной книги по отечественной истории придется быть внимательным к источникам и передавать их возможно точнее. Выгода получается двойная. Самый простой читатель будет иметь знание не по догадкам и соображениям историка, которые всегда могут рухнуть, а по историческим памятникам, драгоценному достоянию исторической науки, лежащему в ней прочным фундаментом. В тоже время книга будет проста, назидательна и интересна, потому что она народна по самому существу.

Смотря на разбираемую книгу с сейчас указанных точек зрения, при ее положительных достоинствах можно заметить и существенные недостатки. Написанная в самой подходящей литературной форме беседы, она не безукоризненная, прежде всего по плану. В ней есть предметы, посторонние русской истории, и заметно отсутствие предметов, которые всего менее могут быть опущены в книге для народа. Беседа о славянских апостолах введена в ряд бесед по русской истории не только основательно сама по себе, но и по причинам, непонятным для читателя. Но зачем помещены беседы о Коссовской битве и падении Византии, он едва ли догадается. Передавая эти важные события православного мира, автор забыл сказать, что после них во всей подлунной остался один только царь православный, не упомянул об исторической миссии России по отношению к православному востоку, не смотря на то, что по поводу одной войны нашей с Турцией он припоминает эти турецкие победы (250 стр.). С другой стороны в книге есть необъяснимые пропуски. Церковно-исторические элементы в книге вообще незначительны. Читатель не найдёт здесь рассказов о св. Борисе и Глебе, о св. Михаиле Черниговском, о святителях Московских, о Валаамских и Соловецких Чудотворцах, а между тем известно, как чтит народ этих святых, как хорошо знает он эти имена. Из гражданской истории пропущены известия о казнях Иоанна ІV, так что читатель не найдёт ответа, почему этого царя все, в том числе и автор „Беседы“, зовут Грозным. Этот пропуск, вероятно, явился потому, что в рассказе о таком предмете как казни трудно быть назидательным. Может быть, потому же самому в беседе о Петре Великом пропущены бунты стрельцов и козни царевны Софьи, ни слова не говорится об отношении народа к реформам императора. Если наша догадка верна, то мотивы пропуска указанных предметов нам не кажутся убедительными, потому что назидать могут не только труды, слава и добро, но и грехи, и темные даянья (последние отрицательным образом). Почему то не нашлось в „беседах“ места и великому вольному Новгороду, воспетому былиной. – Заметны попытки систематизации исторического материала, которые нельзя назвать удачными. Напр. рядом поставлены рассказы о ІІечерском монастыре (Монашество и монастыри 63–70) и о преп. Сергии. Но место первого после беседы о нашествии татар и возвышении Москвы может только спутать хронологическая представления читателя и не помогает в тоже время общему представлению о древнерусском монашестве (что имел автор в виду), потому что систематизация не доведена до конца. Именно общежительный устав монашеской жизни описывается и в той и в другой беседе (стр. 66 и 85) но частям без указания на то, что преп. Сергий устроил жизнь своего монастыря так же, как раньше его преп. Феодосий.

На этих двух беседах мы должны остановиться, оценивая книгу и со стороны назидательности и занимательности, насколько та и другая зависит от отношения автора к историческим памятникам. В похвалу автору можно поставить то, что он знаком с первоисточниками и нередко обращается к ним. Указанные беседы впрочем, представляют некоторые неловкости в отношении к передачи исторических памятников. Для беседы о монашестве и монастырях автор сильно сокращает Печерский патерик, так что рассказ становится сух и малоинтересен; беседа об Ирен. Сергии составлена по житию его, написанному Епифанием премудрым, составлена подробно с обращениями к читателю, с назидательными рассуждениями. Ни то ни другое отношение к памятникам нельзя считать удачным. Известно, что лучше запоминается и читается с большим интересом рассказ подробный, с индивидуальными чертами лиц и бытовой обстановкой. По- этому сокращение Печерского патерика, особенно Нестерова, „Жития преп. Феодосия“, одного из первых по своим историческим и литературным достоинствам печатника, является положительно в ущерб назидательности и занимательности беседы. Возьмём самую любопытную сторону Феодосиева жития – изображение любви матери к сыну и любви сына к матери и борьбы сей последней с любовью к подвижничеству. Отношение сторон и их душевное состояние прекрасно характеризовано словами „Жития“: „По лете об единим веки видевши (мать прев. Феодосия) и (Феодосия), пекуща просвиры, оучернишеся от ожжения печнаго сжали еи зило, паки начат о том бранити ему, овогда ласкою овогда грозою, дрогой же биюще и да останется дела такового. Божественный же юноша в скорби велице бе о том, и недоумея, что створити“¹. Отношения между сыном и матерью таковы – они любят, но не понимают друг друга. Первая из любви к сыну не хочет отдать его подвижничеству, второй любя мать не может удержаться от подвигов. Отсюда смешанность чувств в душе матери и сына: жалость и гнев, выражаемые то лаской то лозой, в душе матери, при родительном незнании, что делать с странным сыном, скорбь и недоумение в душе Феодосия и тоже незнание что делать. В житии мы найдём и конец этой борьбы. Она кончилась тогда, когда в душе подвижника словами Евангелия „аще кто не оставит отца и матерь....“ разрешилось его недоумение. В беседе передаются факты, но их смысл не указан ясно. А между тем развитие этой стороны жития было бы желательно не в интересах только занимательности и правдивости передачи памятники, но и в виду назидательности, именно потому, что в следующей беседе рассказывается об иных отношениях к родителям другого подвижника. Сопоставляя отношения преп. Сергия к родителям с отношениями преп. Феодосия к матери, читатель вынесет впечатление о последнем просто как о непокорном сыне. При большей внимательности к памятнику этого не произошло бы. В таком случае не пропали бы многие интересные подробности патерика, которые не нашли себе места в сухом и схематическом пересказе. Беседа о преп. Сергии погрешает в другом отношении. Из желания быть назидательным, автор обращается к читателю с приглашением навидаться (стр. 71), делать ряд выписок из одного слова м. Филарета, шипеть витиеватым языком. По нашему мнению все это совершено излишне. Можно было бы ограничиться подробным рассказом о жизни и подвигах преп. Сергия и факты говорили бы сами за себя. Гораздо удачнее составлена следующая беседа о св. Стефане Пермском, обстоятельно передающая житие святого, написанное

тем же Епифанием. Относительно занимательности книги надо сказать следующее. В ней есть прекрасные беседы и живо написанные страницы. Лучшими беседами надо признать „Нашествие татар“, „св. Стефан Пермский“ „Братства в Южной и Западной России“ и последние беседы начиная с беседы о св. Тихона Задонского. С особенным интересом читаются рассказы об отечественной войне 12 года, о крымской войне, о последней турецкой, – пересыпанные интересными эпизодами из военного быта. – Скучны и слабы беседы, в которых отсутствует биографический или эпизодический элементы, беседы, предающие о важнейших явлениях русской государственной истории: „Суздальская Земля“, „Возвышение Москвы“. Если автор счёл нужным познакомить читателя с этими центральными фактами русской истории, то непонятно, почему он говорит о них так сжато и поверхностно. Читатель не найдёт достаточного объяснения, почему центр русской исторической жизни переносится с юга на север и почему здесь на севере верх берёт Москва, – хотя все это предметы не трудные для понимания и поддающиеся самому простому пересказу. О собирании Руси московскими князьями в книге находятся только обмолвки. – В ней найдутся кроме того мнения давно отвергнутые наукой, напр. о Несторе, как первом летописце (стр. 69), о том что первые расколоучители были книжными справщиками. – Язык книги вообще хороший, исключая беседы о преп. Сергии витиеватой и растянутой (особенно кон. 77 и нач. 78 стр.) Впрочем встречаются и грамматические неправильности („давнее“ 175 стр., „повсюду“ 173 стр.).

Итак, оценивая разбираемую книгу как популярно-исторический опыт, мы, хотя не назовём ее безукоризненною, можем, однако признать за нею положительные достоинства.

С. Смирнов