Достоверны ли евангельские свидетельства о Рождестве Христовом?

В Сети (особенно в рождественские дни) довольно часто мелькают разъяснения того, что евангелисты в своих рассказах о Рождестве Спасителя были неправы – не так всё было, и не могло быть так. Они, как установили «британские ученые», противоречат друг другу, а свидетельства внешних источников, например о датах правления тех или иных властителей, их опровергают.

Конечно, всю эту критику стоит обсудить по существу. Но прежде нам стоит обратить внимание на сам подход к рассмотрению новозаветных свидетельств.

Критика Евангелия часто подается как пример торжества незаинтересованного, научного подхода, над «слепой верой».

Евангельский рассказ – как торжествующе заявляют скептики – полон явных ошибок и противоречий, и верующие придерживаются его только потому, что эмоционально вложились. А такая эмоциональная приверженность мешает видеть истину.

Но мы все во что-нибудь вложились, и сказать: «Я был неправ всё это время» – мучительно для любого из нас. Я знаю коммунистов, которые, несмотря на крах СССР, продолжают упорно верить в идеалы марксизма-ленинизма. Вообще, нетрудно найти приверженцев идеологий и культов, которые хранят им верность, несмотря на их очевидную несостоятельность. И не только культов.

Система высшего образования, особенно США и Западной Европы, – это среда, мягко говоря, недружественная к христианской вере. Если вы преподаватель в колледже и стремитесь к tenure, то есть пожизненному найму, вам лучше вписываться в общее мировоззрение вашей среды.

Это не значит, что люди цинично продают научную добросовестность за теплое местечко на кафедре – они вполне искренни. Просто искренние убеждения формируются, в том числе и под влиянием среды, с которой нам надо ладить.

На восприятие Библии в академической среде оказывает огромное влияние сложившаяся интеллектуальная и даже политическая атмосфера – отношение к текущим идеологическим модам или палестино-израильскому конфликту.

«Британские ученые доказали» в области Библии значит только то, что «адвокаты одной из сторон изложили свое видение происшедшего». Адвокат необъективен – он защищает определенную сторону.

Мысль о том, что неверие как таковое каким-то образом делает вас «объективным», независимым от ваших личных устремлений или настроений в среде людей, которые для вас важны, ни на чем не основана.

Неверие не является «объективным». Это позиция, за которую у человека могут быть вполне субъективные и эмоциональные причины держаться.

Незаинтересованный подход едва ли возможен. Каждый из нас выступает адвокатом какой-то позиции – этого не нужно пугаться.

Человеку, который говорит: «Вот я-то ни во что не вкладывался, у меня чисто научный, объективный подход», скорее всего, просто не хватает рефлексии.

Все мы обжились внутри определенного мировоззрения, выстроили нашу жизнь на каком-то основании. У нас всех сформировалась какая-то интеллектуальная среда, от которой мы зависим.

Признав, что у каждого из нас есть что защищать, мы можем, по крайней мере, отказаться от довода ad hominem – «он защищает эту позицию потому, что имеет личную заинтересованность». Конечно, имеет. Мы все имеем. Признав это, можно будет перейти к рассмотрению доводов по существу.

Очень часть критика Нового Завета строится по такой схеме:

1. Богодухновенный текст должен обладать такими-то свойствами.

2. Текст Евангелий ими не обладает.

3. Следовательно, он не является богодухновенным.

4. Следовательно, свидетельство апостолов ложно, Христос не воскресал, и Бога нет.

Так обычно строится и критика новозаветных свидетельств о Рождестве Спасителя. Эта схема, однако, сложилась в полемике между атеизмом и одной специфической формой христианства – библейским фундаментализмом в том виде, в котором он оформился в США где-то к первой трети ХХ века.

Для фундаменталистов важно, что текст Библии обладает свойством непогрешимости – в Библии, как в безупречном и истинном слове Божьем, не может быть противоречий и ошибок. Если в Библии можно найти разночтения и неточности, дело христианства проиграно, Бога (Бога Библии, во всяком случае) не существует, Христос не воскресал, и разочарованному «библейскому верующему» остается только податься в атеисты.

Атеисты (часто происходящие из той же среды) – стремятся показать, что дело именно так и обстоит: в Библии есть явные противоречия и ошибки.

Именно такова история отпадения, например, известного библеиста Барта Эрмана – он обнаружил, что первосвященник, при котором Давид взял хлебы предложения, в 1Цар.21:1–6 назван Ахимелехом, а в Евангелии Авиафаром (Мк.2:26). Эрман, воспитанный в крайнем фундаментализме, решил, что этот пример опровергает безошибочность Библии, впал в большую душевную смуту и в итоге отпал от веры.

Однако сама игра по таким правилам возникла в весьма специфической культурной среде и отражает узкоконфессиональные взгляды на Священное Писание.

Свидетельства апостолов о Рождении, жизни, проповеди, смерти и Воскресении Господа Иисуса может быть истинным – но при этом они не обязаны совпадать во всех мелких деталях. В реальности рассказы нескольких разных добросовестных и заслуживающих доверия свидетелей об одном и том же событии никогда не совпадают. Если бы такое совпадение во всех деталях имело место, это давало бы серьезные основания подозревать сговор или последующую редактуру, и тогда любимым аргументом критиков были бы не «противоречия», а «подозрительная гладкость».

Мы все оказываемся в немного разных точках обзора, беседуем с разными участниками событий, что-то врезается нам в память, что-то нет.

Попробуйте опросить свидетелей одного и то же события, например гостей на свадьбе, и вы обнаружите неизбежную разницу в деталях. При этом они в целом верно передадут суть происшедшего – раб Божий Иоанн обвенчался с рабой Божией Марией, а потом они поехали на свадебный пир в таком-то месте. Никому в голову не придет заявить, что раз люди по-разному вспоминают детали, то и свадьбы никакой не было.

Допустим, мы читаем два письма, которые получили от двух свидетелей этого события – назовем их, например, Сергей Матвеев и Олег Лукин. А некий скептик пытается нам доказать, что свадьбы вообще не было.

Мы внимательно читаем сообщения Матвеева и Лукина, а скептик указывает нам на явные проблемы в их свидетельствах. Например, Матвеев пишет, что на свадьбе подавали «отменное красное вино», а Лукин «выпил шампанского за здоровье молодых».

«Так красное вино или шампанское?» – ехидно спрашивает скептик. Наверное, мы найдемся что ответить – мы, конечно, сами не были на этой свадьбе, но можем предположить, что на столе могло быть и то, и другое.

Матвеев говорит о том, что на свадьбе был старый друг Ивана, Андрей Иванов, со своей женой Ольгой («ну, высокая такая блондинка, вы её помните»). Лукин тоже упоминает Андрея Иванова – но при этом ни слова не говорит о его жене.

«Так кому нам верить? – спрашивает скептик – Матвееву, который говорит о том, что Иванов был с женой, или Лукину, который ни про какую жену не говорит, да и вообще не упоминает никаких блондинок, ни высоких, ни низких?»

«Ну, наверное – ответим мы – Лукин по каким-то причинам сосредоточился на Андрее. Может, они долго беседовали, пока жёны были в своей компании. Или еще что-то. В любом случае ни Лукин, ни Матвеев не ставят своей целью предъявить нам полный список гостей».

«А вот, – обращает внимание скептик, – Матвеев пишет, что были все школьные друзья Ивана. А Лукин – что Сидоров не смог прийти потому что был в отъезде. Так кто тут прав? Были все, или Сидорова не было?»

«Наверное, – ответим мы, – выражение «были все» следует понимать в обычном, разговорном, приблизительном смысле, как «почти все», все кроме Сидорова».

«Все авторитетные специалисты по русским свадебным обычаям говорят, что русские на свадьбе обязательно кричат «горько». Ни Матвеев, ни Лукин о таких криках не сообщают. Следовательно, вообще сомнительно, что авторы когда-нибудь бывали на русской свадьбе».

«Ну, – возразим мы, – они же не протоколируют свадьбу посекундно... Да и крики «горько» не так уж и обязательны».

«Вы всё время выкручиваетесь и оправдываетесь – но посмотрите, с каким трудом!» – торжествующе говорит скептик и наносит смертельный удар. «У Матвеева кафе, где был свадебный пир, называется «Бедия», у Лукина – «Братья Грузины». Как можно доверять «свидетелям свадьбы», которые даже не могут правильно назвать кафе?»

В самом деле, тут нам приходится тяжело. Матвеев и Лукин явно расходятся в своих показаниях. Если бы у нас была возможность навести справки, мы бы обнаружили, что оба названия почему-то принадлежат одному и тому же заведению, расположенному по адресу Херсонская ул., 20, корп. 1. Но, поскольку у нас такой возможности нет, мы остаемся в растерянности.

Между тем скептик наращивает удары: «А вот надпись, которую ученые обнаружили на заборе всего в пятистах метрах от места предполагаемой свадьбы – «Петя+Маша = любовь». Мария, стало быть, любила Петра, а не Ивана. Как же вы говорите, что она вышла за Ивана замуж?»

Наши робкие предположения, что невеста наверняка не единственная Мария в округе, выглядят довольно жалко. Как попытка спасти свою веру в то, что «Мария вышла замуж за Ивана», любой ценой, несмотря на все сокрушительные доводы против этого. Под градом указаний на явные ляпы и ошибки в письмах Матвеева и Лукина мы начинаем сомневаться – а была ли свадьба? Вдруг Матвеев с Лукиным составили заговор и водят нас за нос?

Впрочем, если речь идет о свадьбе, такого скептика вряд ли примут всерьез. Но все приведенные им доводы характерны для критики сообщений апостолов о евангельских событиях.

Любые умолчания объявляются противоречиями, а любые противоречия – неразрешимыми и указывающими на то, что апостолам не следует доверять. Гиперскептицизм, который показался бы неадекватным, даже смешным, в любом другом случае, здесь подается как обязательный.

Почему? Как заметил один мой неверующий собеседник, сообщение о чьей-то свадьбе не требует от нас пересматривать всю нашу жизнь. Нам, в общем-то, всё равно. Но этого нельзя сказать о Евангелии. Проблема с ним не в том, что оно «противоречиво», а в том, что оно имеет несопоставимо большее значение, чем что бы то ни было еще. Но исторические свидетельства не делаются недостоверными от того, что угрожают нашим сложившимся представлениям о мире. Их следует рассматривать – как и любые другие исторические данные – по существу.

Критики Евангелия говорят о том, что рассказы о Рождестве у Матфея и Луки «невозможно согласовать». На самом деле можно, и очень легко – как мы увидим чуть дальше, – но прежде стоит сказать несколько слов о разнице между противоречиями (которые подрывали бы достоверность свидетельства) и расхождениями (которые всегда присутствуют в исторических свидетельствах о любых событиях).

Невозможность согласования свидетельств – то есть ситуация, когда мы должны были бы признать, что, по крайней мере, некоторые свидетели говорят неправду – возникает только тогда, когда такая реконструкция событий, при которой все их сообщения были бы верны, невозможна.

Например, сообщения: «Иисус родился сверхъестественным образом, без земного отца» и «Иисус родился обычным путем, а потом Ему приписали необычное происхождение» согласовать невозможно. Они взаимно отрицают друг друга. А вот «Иисуса, Марию и Иосифа посетили пастухи» и «их посетили волхвы» – вполне возможно. Эти события ничуть не исключают друг друга.

Вернемся к примеру со свадьбой. Если Матвеев сообщает нам о том, что Андрей Иванов был со своей женой, Ольгой, а Лукин Ольгу не упоминает, мы можем объяснить это по-разному. Ольга как раз отошла поболтать с приятельницей, когда Лукин увидел Иванова и отметил для себя его присутствие. Лукин не был уверен, придет ли Иванов – и поэтому подчеркнул, что он на свадьбе был. Ольга по каким-то причинам уехала раньше (или прибыла позже), и какое-то время Андрей Иванов был один. Мы не знаем точно, что произошло – но то, что возможности согласования рассказа Матвеева и Лукина существуют, говорит о том, что тезис «кто-то из них говорит неправду» не обоснован.

Так и в случае с предполагаемыми расхождениями между евангелистами. Для того, чтобы доказать необоснованность тезиса «кто-то из них говорит неправду», нам достаточно показать, как их рассказы могли бы быть согласованы.

Один из вопросов, которые ставят в отношении евангельских рассказов о Рождестве Спасителя, – это вопрос о расхождениях в родословиях у Матфея и Луки. Если мы начнем выписывать имена, которые приводят евангелисты, в таблицу, мы обнаружим, что списки практически совпадают в промежутке между Авраамом и Давидом, но вот дальше – между Давидом и Иосифом, мужем Марии, – они резко расходятся.

В истории Церкви это расхождение получало два объяснения.

Первое относится к обычаю левирата, который упоминается в Библии. «Моисей сказал: если кто умрет, не имея детей, то брат его пусть возьмет за себя жену его и восстановит семя брату своему» (Мф.22:24).

Как пишет блаженный Феофилакт Болгарский, «Некоторые спрашивают: как Матфей называет Иосифа сыном Иаковлевым, а Лука – Илиевым? Ибо невозможно, – говорят, – одному и тому же быть сыном двух отцов. На это отвечают, что Иаков и Илий были единоутробные братья, но от разных отцов, что, по смерти Илия, жену его взял Иаков, чтобы восставить от неё детей, и что поэтому Иосиф называется сыном Иаковлевым по природе, а Илиевым – по Закону».

Другая версия – то, что святой Лука приводит родословие Марии. Как пишет профессор А.П. Лопухин, «Но кто же такой Илий? По наиболее вероятному предположению, которое заменило собой в науке ранее принятое объяснение Юлия Африкана (ср. Толкование на Евангелие от Матфея, гл. 1), это был отец Пресвятой Девы Марии. Сама Она, по еврейскому обычаю, не вводится в число членов родословия Христа, но зато евангелисту было очень важно указать, что Христос по плоти является настоящим потомком Давида, что он и делает, давая родословие отца Марии и показывая, что Мария действительно происходила от Давида».

В пользу второго предположения говорит то, что святой Лука дает описание происходящего как бы глазами Марии. Мы узнаём из его Евангелия сведения, которые могли бы исходить только от Неё, поэтому для него было бы естественно привести именно Её родословие.

Так или иначе, оба родословия вполне могут быть истинными.

Другое часто звучащее заявление – это то, что рассказы о Рождении и детстве Иисуса у Матфея и Луки «противоречат друг другу». И в самом деле, хотя оба евангелиста говорят о безмужнем зачатии Спасителя, они приводят разную последовательность событий Его детства.

У Матфея мы читаем о таких событиях:

1. Иосиф узнает о беременности Марии, и хочет тайно отпустить Её.

2. Ангел возвещает Иосифу, что Дитя – от Духа Святого.

3. Рождение Иисуса.

4. Волхвы приходят поклониться родившемуся Царю.

5. Иосиф, получив откровение от Ангела, бежит в Египет.

6. Ирод истребляет младенцев в Вифлееме.

7. После смерти Ирода святое семейство возвращается в землю Израилеву.

У Луки мы видим другое:

1. Ангел возвещает Захарии о грядущем рождении святого Иоанна Крестителя.

2. Ангел возвещает Марии о грядущем Рождестве Спасителя.

3. Мария посещает Елисавету.

4. Иосиф и Мария идут в Вифлеем, чтобы принять участие в переписи.

5. Рождение Иисуса.

6. Благовестие пастухам, пастухи приходят поклониться Младенцу.

7. Иисуса приносят в Храм, где Его встречают старец Симеон и Анна Пророчица.

«Так что же, по-вашему, произошло на самом деле после Рождения Иисуса – Иосиф с Марией и Младенцем побежали в Египет или преспокойно понесли Младенца в Храм?» – спрашивают скептики. Недоразумение тут возникает из-за того, что мы склонны воспринимать все эти события как почти одновременные. Этому помогает художественная традиция, которая изображает Марию, Младенца, Иисуса, Ангелов, пастухов и волхвов на одном холсте – как будто они все собрались в один момент, а на заднем плане уже маячат солдаты Ирода. Богослужение Рождества – и на Востоке, и на Западе – тоже упоминает все эти события так, что у человека внешнего может создаться впечатление их одновременности.

В реальности эти события происходят далеко не одновременно – и когда мы внимательно рассматриваем свидетельства евангелистов, мы легко можем выстроить их последовательность:

1. Ангел возвещает Захарии о грядущем рождении святого Иоанна Крестителя (Лк.1:11–17).

2. Ангел возвещает Марии о грядущем Рождестве Спасителя (Лк.1:26–38).

3. Мария посещает Елисавету (Лк.1:39–56).

4. Иосиф узнает о беременности Марии и хочет тайно отпустить Её (Мф.1:18–19).

5. Ангел возвещает Иосифу, что Дитя – от Духа Святого (Мф.1:20).

6. Иосиф и Мария идут в Вифлеем, чтобы принять участие в переписи (Лк.2:1–5).

7. Рождество Иисуса (Мф.1:25, Лк.2:7).

8. Благовестие пастухам, пастухи приходят поклониться Младенцу (Лк.2:8–20).

9. Иисуса приносят в Храм, где Его встречают старец Симеон и Анна Пророчица (после примерно 40 дней очищения, см. Лев.12:2–5).

10. Волхвы с Востока (как мы можем предположить, примерно через два года, см. Мф.2:16) приходят поклониться Младенцу.

11. Иосиф, получив откровение от Ангела, бежит в Египет (Мф.2:13–15).

12. Ирод истребляет младенцев в Вифлееме (Мф.2:16).

Таким образом, повествования Матфея и Луки, хотя подают события с несколько разных углов, ни в чем не противоречат друг другу и легко выстраиваются в последовательный рассказ.

Еще одно сообщение святого Евангелиста Луки, которое часто оспаривается, находится в Лк.2:1–3: «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город».

Здесь критики выдвигают целый ряд возражений.

Некоторые из них относятся к датировке этого события, некоторые – к тому, что необходимость возвращаться каждому в свой город выглядит неправдоподобной.

В самом деле, в Римской империи люди могли переезжать с места на место, многие жили не там, где родились, и необходимость всем возвращаться к месту рождения для проведения переписи вызвала бы огромную смуту, на которую обязательно бы обратили внимание историки. Кроме того, поскольку налоги собираются с людей по месту жительства, естественно именно там их и регистрировать.

Но это возражение исходит из, вероятно, неправильного понимания слов Евангелиста Луки. Что значит «по всей земле»? Совершенно необязательно «по всей Римской империи», потому что такие слова, как «все» или «повсюду», в Библии нередко означают «всё, относящееся к данному рассказу». Например, в стихе: «Фарисеи же говорили между собою: видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за Ним» (Ин 12:19), речь очевидно идет не о «всём мире» в смысле всей планеты или хотя бы Римской империи, а в лучшем случае, всего израильского народа. Так в этом случае «вся земля» может означать «всю Иудею».

Более того, необходимость возвращаться «каждому в свой город» может относиться не ко всему вообще населению, а только к людям в определенных условиях – например, тем, у кого может быть налогооблагаемая собственность в другом городе.

Представьте себе, что у меня есть квартира в Твери, но я нашел работу в Москве и снимаю там жилье, а тверскую квартиру сдаю кому-то еще. Я должен буду появиться в Твери, чтобы подтвердить, что квартира моя и я здесь официально живу.

Более трудную проблему представляет собой датировка переписи – мы читаем, что эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. Между тем, древнееврейский историк Иосиф Флавий сообщает («Иудейские Древности» 18, 1), что Квириний появляется в Иудее, чтобы произвести перепись, только в 6 году новой эры, уже после смерти Ирода Великого (около 4 года н. э.)

Существуют, по крайней мере, три возможных объяснения этого несоответствия.

Противоречие между Евангелистом Лукой и Иосифом Флавием не обязательно должно разрешаться в пользу Флавия. У нас нет оснований почитать Иосифа Флавия непогрешимым – историки, тщательно исследующие его тексты, пришли к выводу, что они с высокой вероятностью содержат ошибки.

Например, Даниэль Шварц, профессор иудаики на кафедре еврейской истории и современного еврейства Еврейского университета в Иерусалиме, обращает внимание на то, что Иосиф Флавий может смещать хронологию или ошибочно описывать одно и то же событие, о котором ему стало известно из разных источников, как два разных.

В частности, Шварц пишет, что посольство Агриппы I в Иудею в 38 году н. э. при Клавдии, о котором сообщается в «Иудейских древностях» 18.238–39, было ошибочно продублировано, основываясь на другом источнике, в главе 19.292–99, как если бы это было прибытие Агриппы несколькими годами позже в качестве правителя Иудеи.

Поездка Вителлия в Иерусалим с целью отстранения Понтия Пилата, о которой сообщается в главе 18.90–95, была ошибочно продублирована в 18.122–26 как поездка, имевшая место в следующем году. С точки зрения Шварца (и некоторых других), сам метод расположения материала, к которому прибегал Иосиф Флавий, мог приводить к ошибкам в хронологии.

Это не делает Флавия плохим историком – заметим еще раз, что свидетельство (в частности, свидетельство историка) может быть верным в целом, но содержать ошибочные детали. Но это обращает наше внимание на то, что если кто-то из авторов – Лука или Флавий – ошибается, это не обязательно Лука.

Тем более, что евангелист Лука, особенно во второй своей книге, «Деяниях апостолов», проявляет большую историческую точность в том, что касается римских обычаев, юридической практики, титулов должностных лиц и вообще исторических деталей.

Трудно ожидать от него грубой небрежности в отношении переписи – особенно учитывая то, что на момент написания книги она была относительно недавним прошлым.

Однако существует и другая возможность разрешить эту трудность. В предложении «Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею» слово «первая», «протос» может быть переведено и как «до». В частности, именно в этом значении оно вошло в русский язык – в таких словах, как «протоевангелие» или «протоиндоевропейский». В этом случае фраза переводится как «эта перепись была до правления Квириния Сириею», что могло бы означать желание автора отделить её от переписи 6 г. н. э., которая была хорошо известна из-за того, что вызвала восстание Иуды Галилеянина.

Существует и предположение, что Квириний был правителем Сирии дважды: в период, когда произошло Рождение Христа, и в более позднее время. Как пишет профессор А.П. Лопухин, «Подходящим предположением в разрешении этого трудного вопроса может быть догадка некоторых толкователей (прежде всего Цумпта, а потом Кейля, Вигуру и др.), согласно которой Квириний был два раза правителем Сирии: в 750–753 гг. от основания Рима и в 760–766 гг. (Вигуру). Основанием для этого предположения служит надпись, найденная на одном римском (тибуртинском) памятнике. В этой надписи, довольно поврежденной, упоминается о каком-то правителе, который дважды правил Сирией в царствование Августа. Имеются основания полагать, что здесь имеется в виду именно Квириний. В таком случае он мог производить два раза перепись: первый раз – до Рождества Христа, второй – после этого события».

Но любая попытка рассмотрения историчности Евангелий неизбежно натыкается на философский и мировоззренческий вопрос.

Рождество, о котором мы говорим, есть событие сверхъестественное. Более того, окружённое целым рядом связанных с ним сверхъестественных событий. Ангелы возвещают (сначала Марии, потом Иосифу) что Младенец родится без земного отца. Потом Елисавета (зачавшая в старости своей) пророчествует о Марии как о «Матери Господа». Потом сама Мария возвещает пророчество о том, что Её «ублажат все роды». Потом ангелы являются пастухам, чтобы возвестить рождение Спасителя. Потом Анна и Симеон, опять-таки по пророчеству, узнают Младенца в храме. Потом волхвы – каким-то не вполне ясным, но тоже явно сверхъестественным образом – узнают о рождении Младенца и приходят поклониться Ему, пробудив убийственную паранойю Ирода. Потом Иосиф получает откровение бежать в Египет, а волхвы – не возвращаться к Ироду. Вся история плотно насыщена сверхъестественными событиями – и неизбежно ставит нас перед вопросом о том, как к ним относиться.

Неверующие историки в этой ситуации заявляют, что такие события невозможны – или, во всяком случае, серьезный историк не может воспринимать их как реально происшедшие. История – это наука, а наука должна стремиться к объективности. Она должна быть конфессионально нейтральной. Вы же не ожидаете от историка, что он будет принимать как факты заявления о сверхъестественных событиях в других религиозных традициях? Если, например, основатель мормонизма Джозеф Смит уверяет, что ему явился ангел Мороний – должен ли историк исходить из реальности этого явления?

На это можно возразить, что мы можем рассматривать сообщения о сверхъестественном как любые другие сообщения – они могут быть истинными, могут быть ложными, в этом надо разбираться в каждом конкретном случае.

Но в рамках определенной методологии сообщения о сверхъестественном исключаются из рассмотрения с самого начала. Какие бы события ни окружали Рождение Иисуса из Назарета – точно не эти.

Но – обратим внимание – в этом случае историк выступает не как человек конфессионально нейтральный, а как человек, подразумевающий совершенно определенную картину мира. Материализм. Бога нет, никакие сверхъестественные вмешательства невозможны в принципе, любые сообщения о них должны интерпретироваться как ложные. Любые события должны находить объяснения в рамках материалистической картины мира, где никаких чудес, ангелов и пророчеств не может быть, потому что не может быть никогда.

Но этот подход сразу – до рассмотрения каких-либо свидетельств – объявляет Евангелия недостоверными. Предполагаемые расхождения между евангелистами (или евангелистами и внешними источниками) рассматриваются в условиях уже принятого решения: такого, как описано в Евангелии не было, и быть не могло.

Но если мы отказываемся от того, чтобы заранее присягать материализму – мы свободны рассматривать евангельские свидетельства о Рождестве по существу. И в этом случае у нас нет оснований отвергать их достоверность.