Чувства верующих и неверующих. Что они говорят нам о вселенной

По соцсетям носят высказывание известного атеиста Бертрана Рассела: «Мы не говорим о вере, когда речь идет о том, что дважды два четыре или что земля круглая. О вере мы говорим лишь в том случае, когда хотим подменить доказательство чувством». Речь здесь идет об очень распространенном представлении. Люди часто думают, что религия – это что-то, связанное с чувствами. Мы говорим о «религиозных чувствах», но вряд ли кто-то слышал об «атеистических чувствах».

Верующие нередко говорят о своем личном опыте. Как изменилась их жизнь, как иначе они стали смотреть на вещи. Что они теперь чувствуют – благоговение, надежду, радость обретения истины, присутствие Бога, сознание прощения грехов и сверхъестественного утешения.

Атеисты, со своей стороны, воспринимают религию как область незрелых эмоций, мечтаний, принятия желаемого за действительное. Это то, что происходит у вас в голове, а не во внешнем мире. Люди верят в Бога потому, что испытывают в этом глубокую личную потребность. Это форма психотерапии, которая ничего не говорит нам о реальности.

Члены каких-нибудь экзотических культов могут быть глубоко убеждены в доктринах своих общин, испытывать по этому поводу самые искренние переживания, но мы, со стороны глядя, согласимся, что эти столь драгоценные для них убеждения не имеют отношения к реальности.

Чтобы прийти к истине, мы должны, насколько это возможно, отложить наши желания, привязанности и эмоции – и вглядеться в мир, каким он является в действительности, а не каким бы мы хотели его видеть.

Добросовестный ученый старается максимально абстрагироваться от своих личных потребностей, желаний и переживаний. Как было написано в школьном учебнике физики, «реальность – это то, что существует независимо от нас и наших мыслей об этом». Реальный, внешний мир не вращается вокруг нас – он остался бы таким же, если бы нас на свете не было.

Ученый может быть глубоко привязан к какой-то теории, он может вложить в неё годы труда – но он должен отказаться от неё, если она перестанет соответствовать накопленным фактам.

В основании науки лежит такая важная добродетель, как смирение перед реальностью. Мир не таков, как мне и вам хотелось бы. Чтобы понять, каков он на самом деле, нам надо отложить наши хотения и исследовать вселенную какая она есть – а не какая бы нам больше понравилась.

Может быть, мне хотелось бы верить, что за окном на пальмах покачиваются кокосы и плещется теплое море – но, выйдя из подъезда в шортах и маечке, я обнаружу, что горько ошибся.

Чтобы жить в реальном мире – и попытаться его улучшить, – я должен понять, что он не обязан соответствовать моим даже самым глубоким желаниям. Наши желания могут нас страшно обманывать.

Верующие пламенно желают, чтобы у них был небесный Отец, Который после всех горестей и испытаний земной жизни ввел бы их в рай – но из этого никак не следует, что они туда попадут.

Надо быть очень осторожным, чтобы не принять желаемое за действительное. В этом контексте наука выглядит как мужественный поиск истины, а религия – как коснение в утешительном самообмане.

Где же здесь атеисты ошибаются? Главных ошибки три.

Во-первых, вера рациональна – это не отказ от разума ради своих хотений и переживаний. Ровно наоборот – это готовность покорить то и другое истине. Во-вторых, атеизм не менее эмоционален, чем христианская вера. В-третьих, наши субъективные переживания сами по себе на определенном уровне являются источником знания о мире и нас самих. Рассмотрим это подробнее.

Попытка свести веру к «переживаниям», увы, говорит о непонимании самого явления. Конечно же, вера, в общем случае, сопровождается переживаниями – сокрушением о грехах, благодарностью за прощение и новую жизнь, благоговейным изумлением перед Божьим величием, трепетной молитвой.

Но переживания тут не первичны. Вера (во всяком случае, церковная вера) не строится на переживаниях.

Дискредитировать переживания – еще не значит дискредитировать веру. Все мои переживания могут быть самовнушением или еще чем-то, но это никак не повлияет на то, что Бог реален, а Христос воскрес.

Более того, поиски мистических переживаний и безусловное доверие к ним – это скорее New Age. Христиане прекрасно отдают себе отчет, что переживания как таковые могут уводить нас от истины. В православном Предании есть специальное понятие – «прелесть», которое обозначает лжедуховный опыт.

Люди могут утверждать самые разнообразные вещи, ссылаясь на свои переживания, – кто в астрал летает, кто прошлые жизни вспоминает.

Как говорит Апостол, «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1Ин.4:1).

Нам необходим внятный внешний критерий, по которому мы могли бы отличать доброкачественный религиозный опыт от ложного.

Таким критерием является библейское Откровение, прочитанное в многовековом опыте Церкви.

Поэтому вера – это не переживания как таковые. Но что это такое?

На самом базовом уровне её можно определить как «решение принять нечто как истину и действовать, исходя из этого».

В этом отношении вера, например, в шарообразность земли – это именно вера, наше согласие принять за истину определенные свидетельства. Абсолютное большинство из нас никогда не летали в космос и не видели землю с достаточного удаления, чтобы сделать заключение о её форме. Конечно, это согласие очень легко и кажется само собой разумеющимся, но некоторые его не дают. В интернете есть общество плоскоземельцев, которое, иронично, имеет своих последователей по всему земному шару. Свидетельства (в данном случае о шарообразности земли) ставят вас перед выбором – вы можете принять их или нет.

Подобно этому люди могут верить (или не верить) в эффективность прививок или в то, что древний Рим существовал на самом деле. Вы, конечно, можете считать их неверие глупым – но факт, что так называемое «научное знание» тоже требует веры. Выбора, решения его принять.

Вера может сопровождаться эмоциями – а может и противоречить эмоциям. Например, доверить свою жизнь и здоровье хирургу – акт веры; при этом человек может испытывать острую панику и желание бежать из операционной куда глаза глядят.

Но – может возразить читатель – вера учителям в школе, историкам или врачам имеет свои разумные основания. Мы не доверим себя резать первому встречному. Мы убедимся, что перед нами дипломированный опытный специалист с хорошими отзывами.

Однако то же самое относится и к религиозной вере – было бы безрассудно кидаться в первое встречное учение без исследования, истинно ли оно.

В противоположность популярному атеистическому мифу христианство не требует «слепой веры». В мире, где (как и в первом веке нашей эры) есть множество разных религий и мировоззрений, вы неизбежно выбираете – и вам приходится объяснять хотя бы себе, почему вы следуете этому учению, а не другому.

Следующая вещь, которую стоит заметить, – атеизм менее всего избавляет людей от эмоциональных решений. Он сам, как правило, является заметно эмоциональным.

Можно ли сказать, что вера более эмоциональна, чем атеизм? Если мы обратимся к атеистической публицистике, нам сразу же бросится в глаза её эмоциональный, если не сказать взвинченный характер.

Конечно, бывают критики религии, принимающие намного более спокойный тон, но они менее известны и гораздо менее успешны коммерчески. Эмоции продаются намного лучше аргументов.

Парадокс атеистической публицистики в том, что, хотя она без устали прославляет рациональность, как раз рациональности там очень мало. В ней сверкает «пламя гнева, ярость страсти и уверенность в победе», и этого намного больше, чем аргументов по существу, которые мы могли бы подвергнуть анализу.

Истина атеизма провозглашается как настолько очевидная, что она не нуждается в доказательствах. Не видеть её могут либо жалкие полусумасшедшие глупцы, блуждающие в мире фантазий, «несчастные и невежественные души», либо злонамеренные обманщики, эксплуатирующие их постыдное легковерие.

Неудивительно, что аргументация по существу вытесняется бурными изъявлениями «насмешки и презрения», с которыми, например, Ричард Докинз призывает обрушиваться на верующих.

Причем эмоции, выражаемые атеистической публицистикой, носят преобладающе негативный характер. Это гнев, осуждение, грандиозные обвинения, язвительная ирония, показное презрение к ценностям и чувствам других.

Есть немного позитива – прославление науки, смелого духа новаторства и исследования, радости открытия тайн природы. Но это не главная тема, что, в общем-то, и понятно – радости науки совершенно параллельны, собственно, атеизму, среди ученых есть люди самых разных мировоззрений, в том числе и христиане. А если мы раскроем школьные учебники, то обнаружим, что европейская наука создана христианами.

Если человек увлечется наукой, это ни в коем случае не гарантирует, что он станет атеистом. Хуже того, чистый научпоп, даже хорошо написанный, коммерчески гораздо менее успешен, чем язвительная публицистика.

Уже очень давно – в советские годы – можно было заметить бросающийся в глаза парадокс атеистической литературы. С одной стороны, она уверяла, что Бога нет; с другой – выражала к Нему острую личную неприязнь, как к Кому-то определенно существующему. «Бога нет, и я Его ненавижу» – позиция, которая возникала и возникает очень часто, несмотря на всю её парадоксальность.

Конечно, есть очень разные атеисты с очень разным темпераментом, но если мы обратим внимание на наиболее заметных представителей атеистического лагеря, таких как тот же Бертран Рассел или другой знаменитый британец, Ричард Докинз, то их атеизм явно не состоит из «ума холодных наблюдений».

«Ветхозаветный Бог является, возможно, самым неприятным персонажем всей художественной литературы», – пишет Докинз, и продолжение пассажа мы не будем цитировать по причине его крайней грубости. «Мелочный, несправедливый, злопамятный деспот» – это еще самые мягкие слова из всех, которые Докинз находит для Бога.

Как пишет другой популярный (в том числе и у нас) атеистический автор, Сэм Харрис, «На данный момент мы знаем достаточно, чтобы сказать, что Бог Авраама не только недостоин необъятности творения; он недостоин даже человека». Актер (и известный атеист) Стивен Фрай, отвечая на вопрос корреспондента о том, что он скажет, представ перед Богом, рассказал о претензиях, которые он предъявит Всевышнему по поводу рака костей и паразитов, вызывающих слепоту у детей. Аналогичные претензии намерен предъявить Богу другой атеист – российский телеведущий Владимир Познер.

Всё это напоминает ситуацию из старого анекдота:

Учительница: «Бога нет! Давайте покажем в окошко фигу! А ты что не показываешь?»

Маленький мальчик: «Ну, если Бога нет, кому же показывать фигу? А если есть, зачем же портить с Ним отношения?»

Возможно, против своей воли – и явно против своего мировоззрения – воинствующие атеисты говорят о Боге, как о Ком-то реальном и очень важном, но при этом вызывающем у них острый гнев и неприязнь.

Сравнение с Дедом Морозом, к которому иногда прибегают сами атеисты, тут помогает увидеть абсурд ситуации. Никто не предъявляет претензий Деду Морозу и не осыпает его обвинениями и оскорблениями. Почему? Деда Мороза не существует, это сказочный персонаж – и мы об этом знаем. Мы не предъявляем претензий сказочным персонажам. Чтобы обрушиваться на кого-то с гневными нападками, его нужно считать существующим.

Впрочем, риторика в отношении верующих (в реальном существовании которых никто не сомневается) носит не менее эмоционально взвинченный характер.

Как говорит тот же Докинз о верующих, «Издевайтесь над ними! Насмехайтесь над ними! Публично! С презрением!» Другой знаменитый атеист, Кристофер Хитченс, говорит в одном из своих интервью, «Вы читали роман Камю «Чума»? Там в финале эпидемия заканчивается, город возвращается к нормальной жизни, но в глубине, в канализационных трубах, по-прежнему таятся крысы, и когда-нибудь они вновь пошлют свое зараженное потомство издыхать на улицах города. Ровно так же я воспринимаю религию».

Отечественный атеист Александр Марков полагает, что «Чтобы из глубоко верующего сделать рационального человека, атеиста, нужно не что-то разрушить, а что-то добавить в мозгу. Есть области в теменных долях коры, разрушение которых приводит к достоверному возрастанию склонности к религиозно-мистическим переживаниям».

Таким образом, противостояние атеизма и веры – это не противостояние холодного аналитического разума и эмоций. Религиозная философия может быть рациональной до сухости; атеистическая публицистика – исполнена самых бурных переживаний.

Но – как утверждают многие публикации в Сети – у атеистов есть веские причины для гнева! Религия отравляет всё, является источником всех невзгод и всех бед, всех войн, дискриминации, притеснения, невежества, жестокости – «корнем всего зла», короче говоря. Как тут не прийти в праведный гнев?

Для начала отметим, что сам факт гневливости атеистической публицистики в таких случаях не оспаривается. Но что гнев может означать в атеистической картине мироздания?

Гнев – это реакция на что-то, что мы воспринимаем как нечто недолжное. Мы гневаемся на несправедливое отношение (к нам или к другим), потому что верим, что люди должны поступать друг с другом справедливо. Мы гневаемся, когда нас обманывают или обворовывают, потому что полагаем, что обманывать и воровать – неправильно. Люди не должны так поступать. Они нарушают нравственные нормы, которых обязаны придерживаться.

При этом речь не только (и не столько) о нанесении ущерба нам самим. Человек, который выиграл у вас в честном состязании, лишил вас приза. Но вы хорошо поступите, если пожмете ему руку. Вот если он добился победы обманом – ваш гнев будет оправдан, хотя понесенный вами ущерб ничуть не больше.

Человек может испытывать гнев и там, где он сам никак не пострадал, например при виде несправедливости, которая совершается по отношению к другим.

Но если верна атеистическая картина мира, вся наша мораль – это не больше чем продукт биологической и социальной эволюции. Не существует какого-то объективного морального закона, который откуда-то из-за пределов социума предписывал бы людям, как они должны поступать.

Не существует какого-то вселенского добра и зла – есть только предпочтения людей (и их групп). В какой-то документалке я видел саудовского аравитянина, который с гневом клялся, что не допустит такого позора, чтобы его дочь вышла замуж по её личному выбору. В его культуре брак должны устраивать семьи молодых. Мы не очень высокого мнения о его обычаях, он – о наших; кто из нас несправедлив и заслуживает праведного гнева?

В атеистической вселенной этот вопрос невозможно поставить – не существует какой-то объективной правоты, есть только различные предпочтения. Гнев аравитятина по поводу наших возмутительных обычаев покажется нам совершенно иррациональным, даже смешным. Мы не обязаны следовать представлениям о должном, которые сложились в его культуре.

Но столь же иррациональным выглядит и гнев атеиста. В мире, где нет ничего объективно неправильного, никто никому ничего не должен, и негодовать на людей за то, что они поступают «не так, как должно», значит впадать в смехотворную иллюзию.

Более того, поведение людей – если мы принимаем материалистическую картину мира – полностью зависит от сложных процессов у них в мозгу, которые определяются законами природы, а свободная воля (как нас в один голос уверяют такие светила, как Докинз, Хокинг, Сапольский, Харрис и многие другие) – иллюзия.

Ветер сбивает с ног, дождь мочит, мороз морозит, стайные приматы ведут себя так, как у них сложилось в ходе эволюции, – негодовать на эти природные явления совершенно бессмысленно.

Однако говорить о том, что эмоции, которые мы найдем в атеистической публицистике, носят чисто негативный характер, было бы поспешно. Они заметно преобладают, но есть и нечто позитивное.

Например, атеисты стараются подчеркнуть, что приверженность науке и строгой рациональности не делает их неспособными воспринимать красоту природы или произведения искусства.

Конечно, атеист может быть человеком эстетически восприимчивым – в этом нет вопроса. Вопрос в другом – что именно он воспринимает? Есть ли там что воспринимать?

Традиционный взгляд на вещи говорит, что красота – это объективное свойство, присутствующее в мире. Когда мы поражаемся красоте гор, или морей, или далеких галактик, мы опознаём нечто реальное, подлинное, заслуживающее признания. Когда мы хвалим художественного или научного гения, мы не просто выражаем личное удовольствие – мы признаём то, что достойно признания. Было бы неправильно отказываться признавать Баха великим композитором или Менделеева – великим ученым. Но, поступая так, мы признаем, что в мире есть ценности – причем это не наши личные или групповые предпочтения. Человек, который не видит красоты природы, объективно неправ.

А это уже указывает на то, что мир не таков, каким его представляет материализм – в нём есть то, что не может быть описано на языке естественных наук. В частности эстетические и нравственные ценности.

Итак, атеисты – как и все остальные – переживают эмоции; причем без некоторых эмоций, особенно гнева по отношению к Богу и верующим, атеизм просто не мог бы выжить как популярное движение. Людей больше привлекают яркие переживания, чем формулы.

Можно согласиться, что наши эмоции могут сбивать нас с толку – и атеистический гнев является одним из ярких примеров этого. В атеистической публицистике много явной, легко проверяемой неправды – но это обычно вовсе не результат холодного, рассчитанного обмана. Это проявление гнева, который неизбежно (и сильно) искажает восприятие.

Если вы относитесь к какой-то группе людей с острой неприязнью, и эта неприязнь для вас очень важна – ваше описание этих людей неизбежно будет далеко от реальности.

Впрочем, восторженное обожание, которое отказывается видеть недостатки в своем предмете, тоже может затуманивать наш взгляд на мир.

Но значит ли это, что эмоции – это просто шум, который мы должны отключить, чтобы увидеть мир, как он есть?

Нет! Мы сами с нашим опытом и нашими эмоциями – часть этого мира. Хотя наши эмоции часто находятся в самом ужасном беспорядке, они говорят нечто важное о нас самих.

Эмоции показывают, что мы – существа определенного рода. Мы можем испытывать гнев в отношении жестокости и несправедливости – и это значит, что в нас глубоко присутствует понимание того, что милосердие и справедливость – это нечто реальное и важное, что-то, чего люди обязаны придерживаться.

Чувство восхищенного одобрения, которое мы выражаем, скажем, великому ученому, облагодетельствовавшему человечество своими открытиями, тоже указывает на то, что у человека есть подлинное благо и предназначение – и жизнь ученого соответствует ему больше, чем, скажем, жизнь бандита или богатого бездельника.

Наше чувство восхищения красотой – присутствующей в природе или созданной людьми – говорит о том, что красота существует, и мы, люди, созданы таким образом, что способны её воспринимать.

Иначе говоря, эмоции – хотя, конечно, не только они – указывают на то, что мы живем во вселенной, где есть добро и зло, цель и замысел. Во вселенной, которая не может быть сведена к материи и описана на языке физических законов.

Эмоции указывают на то, что атеизм ложен – и в этом отношении к ним стоит прислушаться.