К вопросу о происхождении человека

(Pithecanthropus erectus)

Если бы кто-нибудь выступил в Москве или в Петербурге с публичной лекцией «Происхождение человека от осла», без сомнения, сбор с лекции был бы полным. Но когда в тех же городах захотят предложить лекцию, имеющую заглавием «Библейское повествование о сотворении человека», то весьма возможно, что аудитория останется пустою. Многие и разнообразные причины произвели то, что многие люди готовы записаться в родню к ослу, лишь бы не считать своим праотцом Адама. С этим именем связано миросозерцание, которое во многом обвиняет людей (в первородном и личном грехах), много требует от них (нравственной чистоты), мало объясняет (мировых загадок) и не дает светлых перспектив, (предписывая подвиги и угрожая адом). Есть и еще недостаток у этого миросозерцания: оно старо, а люди алчут новизны. Если завтра кто-нибудь выпустит брошюру, утверждающую, что не существует закона тяготения, брошюра будет раскуплена, как несколько десятилетий назад нарасхват раскупалась шарлатанская брошюра «Земля неподвижна». Общество гораздо более интересуется новым, чем великим. Вот почему, когда появлялось какое-либо новое философское или религиозное учение, оно всегда большее или меньшее число лиц отвлекало от вечных истин христианства. Потом это новое учение забывалось, но на смену ему являлись еще новые, являлись и новые его последователи.

Так по естественному порядку вещей, когда во второй половине XIX столетия начала развиваться теория эволюции, она должна была приобрести себе последователей. Но особые свойства теории обуславливали то, что ее успех должен был превзойти успех многих отошедших в область истории учений. Эта теория ни в чем не обвиняла людей. Люди произошли от животных и сильно возвысились над ними в умственном отношении. Здесь преступления нет. Она не предъявила к людям никаких требований. Она объясняла все необыкновенно просто, и она сулила, что в борьбе человек обретет свое право и в эволюционном процессе встретит счастье. В завершение всего теория утверждала, что она основывается не на традиции, которая уже сама по себе всегда сомнительна, но на фактах, точно установленных наукою, теория называла себя научной, свои положения – строго научными выводами.

Многим казалось, что для доказательства истинности эволюционного миросозерцания достаточно доказать кардинальный пункт теории: животное происхождение человека. В период между 60–70 годами прошлого столетия работы многих ученых были направлены на то, чтобы дать такое доказательство. В 1870 году вышла посвященная ему книга Дарвина «О происхождении человека». Но здесь случилось нечто странное. Когда вышла книга, предлагающая доказательство, некоторые защитники теории стали говорить, что совсем нет нужды в этом доказательстве, что животное происхождение человека есть факт, необходимо предполагаемый общей теорией происхождения видов. Дело в том, что фактических доказательств происхождения человека от животных типов Дарвин не представил. Но если эти доказательства не были нужны эволюционистам, то их требовали люди, сомневающиеся и противники дарвинизма, и эволюционисты волею-неволею были принуждены их искать.

Что они нашли? В текущем 1909 году со стороны эволюционистов было бы в высшей степени уместно подвести итоги их исканиям и исследованиям. 1909-ый год для них – год юбилеев, а в такие годы естественно оглядываться на пройденный путь, производить оценку тому, что открыто и узнано, и суммировать результаты трудов. В текущем году исполняется столетие со времени выхода в свет книги Ламарка Philosophie zoologique, в которой он установил тезис о безграничной изменчивости организмов¹ . В текущем году исполнилось столетие со времени рождения Чарльза Дарвина и пятидесятилетие со времени выхода в свет его знаменитой книги – Origin of species by means of natural selection – Происхождение видов путем естественного отбора. По мнению автора настоящей статьи, этим юбилеям естественно сочувствовать людям самых различных лагерей. Такие ученые, как Ламарк и Дарвин, рождаются не каждый день и такие книги, как «Зоологическая философия» или «Происхождение видов» появляются на свет не каждое десятилетие. Много ценных наблюдений и идей в этих книгах останется навсегда достоянием науки, многое в них возбудит появление новых ценных идей, но несомненно, многое канет в лету. Оспаривать этого никто не может уже потому, что названные книги различаются во многом и расходятся в объяснении фактов. По вопросу о происхождении человека Ламарк высказал, что с точки зрения его теории следовало бы признать, что человек произошел от шимпанзе, «если бы не знали, добавил он, что происхождение человека было иное». Дарвин отрицал, чтобы человек произошел от шимпанзе, как равно отрицал и то, что знал Ламарк – непосредственное происхождение человека от Бога. С точки зрения Дарвина, человек произошел от ныне исчезнувших обезьяноподобных животных путем медленного и постепенного процесса. Natura non facit saltum. В истории мира не было события, чтобы от гориллоподобного существа родился ребенок – человек. Что есть теперь, то, по Дарвину, было и всегда: дети всегда воспроизводили тип своих родителей. Но по прежде господствовавшей теории все растения и животные распадались на систему видов, основные признаки которых вечно оставались неизменными, по Дарвину, изменчивость животных и растений безгранична, хотя между близко отстоящими между собою поколениями она очень ничтожна. Отсюда следует, что между первыми людьми и их последними чисто животными предками в роде ныне существующих антропоморфных обезьян существовал громадный ряд промежуточных поколений – посредствующих звеньев между человеком и обезьяной. Если их было много, то представляется в высшей степени вероятным, что кости некоторых из них должны были сохраниться. Палеонтологические изыскания должны были их найти. Такие изыскания во многих местах производились весьма тщательно. Что же: нашли ли остатки промежуточного звена между родом homo и животным миром? Некоторые утверждают, что да, что промежуточное звено, missing link, найдено, что это есть pithecanthropus erectus Дюбуа. Рассмотрение того, насколько данные антропологии отвечают данному утверждению, составляет задачу настоящей статьи.

Pithecanthropus erectus – прямоходящий обезьяна-человек – с 1894 года был предметом многочисленных исследований и обсуждений². Но русское общество в значительной части, по-видимому, познакомилось с pithecanthropus» ом только недавно и, главным образом, в своеобразных сообщениях Геккеля. Вот что сообщается у Геккеля в его «мировых загадках»: «За последние два десятилетия, пишет он, было открыто немало хорошо сохранившихся окаменелых скелетов полуобезьян и обезьян; среди них отыскались важнейшие промежуточные звенья, составляющую непрерывную цепь предков от древнейших полуобезьян до человека. Самой громкой и интересной находкой такого рода является окаменелый обезьяноподобный человек с острова Явы (курсив Геккеля), найденный в 1894 году голландским военным врачом Евгением Дюбуа; это пресловутый Pithecanthropus erectus. Он и есть в действительности missing link, мнимо недостающее звено в цепи приматов, которая непрерывно тянется от низших узконосых обезьян до наивысше развитого человека. Огромную важность, представляемую этой замечательной находкой, я обстоятельно оттенил в докладе «О наших современных знаниях, касающихся происхождения человека», прочитанном 26 августа 1898 года в Кембридже на четвертом международном зоологическом конгрессе. Палеонтолог, знакомый с условиями образования и сохранения окаменелостей, должен видеть в открытии питекантропа особенно счастливую случайность. Живя на деревьях, обезьяны (если случайно не попадают в воду) очень редко попадают после смерти в условия, допускающие сохранение и окаменение их скелета. Находкой этого ископаемого обезьянообразного человека с Явы палеонтология с такой же ясностью и достоверностью свидетельствует о происхождении человека от обезьяны, как это прежде засвидетельствовали источники сравнительной анатомии и онтогении; и ныне мы действительно обладаем всеми существенными материалами к истории нашего происхождения»³. Эту цитату из «Мировых загадок» поучительно дополнить цитатой из «Естественной истории миротворения» того же зоолога. «Самой важной ископаемой формой человекообразной обезьяны, которая до сих пор была найдена, пишет он, является знаменитый Pithecanthropus erectus, описанный в 1894 году голландским естествоиспытателем Евгением Дюбуа; не следует думать, что он открыл его случайно – он систематически, прилежно раскапывал яванский плиоцен. Это действительно обезьяноподобный человек; он стоит как раз по середине между известными человекоподобными обезьянами и низшими расами человека, так что в 1895 г. на международном зоологическом конгрессе в Лейдене о значении его возгорелся очень знаменательный спор. По этому поводу высказалось тогда около двенадцати авторитетнейших ученых; трое объявили, что череп и бедро этого большого антропоида принадлежит обезьяне, трое уверяли, что это останки человека: и около шести и более зоологов приняли их за то, что они собою действительно и должны представлять, если подойти к ним, следуя только законам логики: они приняли их за настоящую переходную форму между обезьяной и человеком, за то недостающее звено (missing link!) в ряде наших предков, которого так долго искали! Pithecanthropus alalus, которого снова призвала к жизни богатая фантазия гениального художника Габриэля Макса, обнаруживает строение, которое находится в полном соответствии с обломками ископаемого pithecanthropus erectus острова Явы (ср. мою систем. филогению III, стр. 633–650). На четвертом международном зоологическом конгрессе в 1898 г. в Кембридже, к этому важному вопросу вернулись снова и осветили его со всех сторон. Хотя съехавшиеся в большом количестве авторитеты науки и высказывали по этому поводу мнения, расходившиеся в мелочах, однако в главных чертах они вполне соглашались признать важное филогенетическое значение этой находки и пришли к тому выводу, что происхождение человека от ряда вымерших приматов отныне доказано научно (срав. мою лекцию: «О нашем современном знании происхождения человека». 1898. 7-ое изд. Бонн, изд. Штрауса)⁴.

Какое впечатление должен получить читатель от этих строк? Получается, что сравнительная анатомия и онтогения ясно и достоверно засвидетельствовали происхождение человека от обезьяны. Термин «сравнительная анатомия» общепонятен. Под ним разумеется наука, занимающаяся совместным изучением соответственных органов и частей тела у различных животных. Так, сравнительно изучают череп, конечности разных животных. Устанавливают гомологичность, т.е. соответствие органов. Наприм., крылья птицы гомологичны рукам человека и передним ногам млекопитающих, но не гомологичны крыльям бабочки. Дело в том, что анатомия позвоночных открывает у всех них общую основу или схему и констатирует существование у них четырех конечностей, которые функционируют различно (плавники, крылья, ноги, руки), но которые в сущности представляют вариации одной первоосновы. Эволюционисты полагают, что анатомическое сходство организмов определяет степень их родства и связь их по происхождению. Степень сходства равна степени родства. Онтогения – наука о развитии индивидуума, она включает в себя эмбриологию – науку о развитии зародыша в яйце или во чреве матери и изучение постэмбрионального развития. Эволюционисты полагают, что индивидуум в своем развитии повторяет историю своего рода. На стадии, предшествующей окончанию развития, индивидуум бывает похож на своих сравнительно ближайших предков (человек – на антропоморфных обезьян), на низших стадиях развития – на более отдаленных предков, вначале все зародыши бывают подобны самым низшим организмам, от которых, по теории эволюции, произошел весь органический мир. О том, о чем свидетельствует сравнительная анатомия и онтогения, свидетельствует с той же силою, по Геккелю, и палеонтология – наука об ископаемых органических останках. Найдены все «важнейшие промежуточные звенья, составляющие непрерывную цепь предков от древнейших полуобезьян до человека». Фраза несколько бестолкова: важнейшие звенья не могут составлять непрерывной цепи, но во всяком случае ясно, что не вполне умеющий выражать свои мысли автор хочет сказать, что все нужное для составления ясного и отчетливого представления о цепи человеческих предков найдено. В ряду найденных звеньев самым важным является окаменелый обезьянообразный человек, откопанный на яванском плиоцене. Съехавшиеся в Кембридж авторитеты науки согласны с тем, что происхождение человека от приматов отныне доказано научно.

Таковы положения Геккеля. Позволительно думать, что внимательный читатель еще раньше того, чем захочет проверить сообщения Геккеля, заметит в его вовсе недлинном изложении немало странного и едва ли даже согласимого. Все важнейшие звенья родословной цепи человека найдены, тогда anthropopithecus значит есть только мнимо недостающее звено, так и выражается Геккель, но потом все изложение Геккеля внушает мысль, что питекантроп был действительно недостающим звеном и притом даже относительно того, является ли он звеном восполняющим, разгорелся знаменательный спор и понятно, что все, признавшие его обезьяной или человеком, т.е. не признавшие, что он есть missing link, не увидели в нем и недостающего звена. Затем, Геккель говорит, что «хорошо сохранившихся скелетов обезьян и полуобезьян» открыто немало и затем в открытии питекантропа видит особенно счастливую случайность, так как жизнь на деревьях создает неблагоприятные условия для сохранения посмертных останков. Но ведь таких обезьяньих останков, по Геккелю, нашли немало. Потом, обезьяны живут на деревьях, люди живут на земле, но питекантроп не был ни обезьяной, ни человеком, а промежуточным звеном, и где он жил, Геккель не знает. Наконец, по Геккелю, сравнительная анатомия и онтогения и немалое число хорошо сохранившихся окаменелых скелетов уже десятилетия с ясностью свидетельствуют о происхождении человека от обезьяны. Но тогда какой же смысл имеет соглашение кембриджских авторитетов, что отныне происхождение человека от приматов доказано научно? Значит, ранее оно не было доказано? Но если оно не было доказано раньше, то оно осталось недоказанным и на кембриджском конгрессе, ибо из изложения самого Геккеля нетрудно догадаться , что на этом конгрессе по вопросу о питекантропе не было представлено ни новых данных, ни новых соображений. У Геккеля неясно: все на кембриджском конгрессе признали происхождение человека от приматов или только авторитет. Если только авторитеты, то по какому принципу Геккель делил членов конгресса на имеющих авторитет и не имеющих его?

Но без сомнения многие по поводу вышенаписанного скажут: это – бесплодная и бессильная попытка придираться к словам, факт – окаменелый обезьянообразный человек с острова Явы – остается фактом. Для автора в высшей степени интересно, как лица, познакомившиеся с антропопитеком только по Геккелю, представляют собой яванскую находку: в виде ли окаменевшего трупа, в виде ли хорошо сохранившегося скелета с некоторыми дефектами (не достает нескольких головных костей, нескольких ребер, костей передних конечностей)? Но автор решительно утверждает, что никто на основании изложения Геккеля не представит яванскую находку такою, какова она на самом деле. Сознательно или бессознательно – это дело совести Геккеля, но его изложение всякому непосвященному в дело читателю дает совершенно ложное представление о факте.

На самом деле яванское открытие сводится к следующему. Дюбуа, дарвинист по убеждениям, нашел близ Триниля в центральной части Явы на глубине 12–15 метров от поверхности равнины и одного метра от поверхности реки Бенгаван обломок коренного зуба. Это произошло в сухое время года – в сентябре 1891. Месяц спустя в одном метре расстояния от первой находки была найдена черепная крышка какого-то существа. В августе 1892 г. Дюбуа в 15 метрах от места первоначальной находки нашел бедряную кость, в октябре еще один зуб, но почему-то за этим зубом Дюбуа не признал никакого значения и не дал описания его в своей книге. Вот и все открытие. Как можно видеть, перечисленные находки стали известны в 1891 и 1892 годах, а не найдены в 1894, как пишет Геккель в «Мировых загадках», и совокупность их никак не может быть названа ни окаменелым человеком, ни окаменелой обезьяной, ни даже окаменелым посредствующим звеном. Найдены были эти кости в слоях, образованных вулканическими туфами, т.е. в рыхлых продуктах вулканических извержений. Под растительным слоем был слой неплотного песчаника, а под ним слой песчаника более крупнозернистого вследствие примеси к нему лаппилей (мелких камешков, выбрасываемых вулканами). Была изучена и фауна, остатки которой были найдены в тех же условиях, и на основании геологических и палеонтологических данных Дюбуа заключил, что тринильская находка принадлежит к плиоценовой эпохе – скорее новейшей, чем древнейшей. Все кости, по мнению Дюбуа, принадлежали одному индивидууму. Черепная крышка по своей форме наиболее подходит к черепу гиббона. По своему объему, который по измерениям Дюбуа, равняется 900 кубическим сантиметрам, он представляет среднее между объемом черепа больших антропоморфных обезьян (500 кубич. сантиметр.) и европейцев (1500 куб. сантиметр.). Зубы по своей величине меньше, чем у антропоморфных обезьян, по своей коронке приближаются к обезьяньим. Бедро, по-видимому, человеческое, но отличается от обычного типа сравнительно большей округлостью и большей вогнутостью. По этим костям Дюбуа определил, каковы должны были быть остальные кости проблематичного существа, затем, каково было и само существо. Так знаниями и воображением Дюбуа был создан образ питекантропа – промежуточного звена. Создана была и его генеалогия.

Принять ли нам эту реставрацию и эту генеалогию, как несомненные истины или предварительно обсудить ценность данных, на которых они утверждаются? Позволительно думать, что мыслящий человек в таком важном вопросе необходимо предпочтет последнее.

Первый вопрос, который возникает с необходимостью, состоит в том: действительно ли найденные кости принадлежат одному индивидууму? Дюбуа утверждает это на том основании, что кости, как показывает он, найдены на равной глубине и в недалеком расстоянии одни от других (бедро найдено в 7 саженях расстояния от черепа). Это основание многими было признано достаточным. Для Геккеля, по-видимому, самый вопрос представляется кощунством. Один русский дарвинист в приложении к переводу книги Уоллеса «Дарвинизм» об этих костях писал: «Можно теперь считать доказанным, что они принадлежат одной особи»⁵. Другие дарвинисты менее решительны. В книге Габриэля и Адриана Мортилье Le Préhistorique ставится вопрос: «Четыре костные обломки принадлежат ли одному и тому же индивидууму?» и дается ответ: «Это не доказано, но это вероятно» (ce n'est pas prouvé mais c'est probable)⁶. А покойный Вирхов (воздерживавшийся от следования дарвинизму) утверждал, что бедро принадлежит человеку-сифилитику, а череп – большой обезьяне⁷. Таким образом, первый вопрос оказывается неразрешенным.

Но примем как вероятное предположение, что кости принадлежат одному индивидууму, возникает новый вопрос, насколько на самом деле при современном состоянии знания возможна реставрация Х по таким реликвиям, которые были найдены на Яве? Реставрация головы по части черепа вообще считается сомнительной. Дюбуа мог значительно ошибиться в определении его емкости. Затем он приписал челюстям животный характер, но зубы, подобные найденным, встречались у людей (в новокаледонском черепе). Рост тринильского субъекта Дюбуа определил по бедру, но отношение бедра к росту, не говоря об индивидуальных вариациях, различно у различных человеческих рас и у антропоморфных обезьян совершенно иное, чем людей. Руководясь предвзятою теорией, соединенною с убеждением, что совершил великое открытие, Дюбуа легко мог совершить дело реставрации, но уже те, которые руководились предвзятою теорией, но не были заинтересованы в открытии, реставрировали яванские останки и оценивали значение находки различно. Так, в учебнике зоологии проф. Гертвига, переведенном на русский язык с изменениями и дополнениями академика Заленского, где проводятся дарвинистические воззрения, питекантроп определяется, как вымершая обезьяна, похожая на гиббона громадных размеров⁸. Деннерт в своей книге против Геккеля приводит справку из Визилера относительно того, как естествоиспытатели относятся к питекантропу. «Вирхов. Краузе, Вальдейер, Ранке, Кольман, Селепка, Ф. Циттель, Теп-Кате, Бранка. Клаатш признали его за чисто обезьяний череп; напротив, за череп человека приняли: Турнер, Кунингам, Кейт, Лидкер, Мартин, Матчи, Топинар; и наконец, за череп промежуточной формы: Дам, Мануврье, Марш, Нелинг, Вернау, Пети, Швальбе»⁹.

Но для того чтобы быть предком людей, питекантроп должен был жить раньше людей. У Дюбуа и следующих за ним это и утверждается. Они относят существование питекантропа к плиоцену, т.е. к эпохе, относительно которой вообще принято думать, что человек во время ее не существовал. В настоящее время опубликованы новые данные, из которых следует, что питекантроп не мог быть нашим предком. Прежде чем их излагать, нужно объяснить, как ставится вопрос. Согласно геологической классификации, земля пережила три периода и теперь переживает четвертый. Третичный период характеризовался развитием млекопитающих. Последняя эпоха этого периода называется плиоценовой. За ней следует четвертичный период, начинающийся плейстоценовою эпохою (во многих местах – ледниковою), за которою идет современная. Человек жил в плейстоценовую эпоху. Теперь приходят к выводу, что питекантроп был современником человека. Вот что пишет Л. Первенкьер в Revue scientitique «Вопрос о древности питекантропа решается, пишет он, по-видимому не так, как это предполагал Дюбуа. Это следует из двух новых работ Фольца и Бранки. Первый из этих авторов¹⁰ изучал в 1906г. область Триниля, в восточной Яве, где найден питекантроп. Он констатировал, что это ископаемое было погребено в вулканических туфах и пепле выброшенных группою Лаву – Кукузан. Нужно было определить древность извержений этих вулканов. Сравнив их с другими вулканами Явы и Суматры, Фольц пришел к заключению, что Кукузан восходит к древнему деллювию и что Лаву – новее. Форма русла реки Соло приводит к заключению, что пласты, содержащие ископаемые останки, не могут быть моложе нового диллювия. Отсюда следует, что питекантроп восходит к средине четвертичного периода. Он оказывается современником человека и потому не может быть его предком. Самое большее, это есть некоторый опыт человеческого развития из ветви Hylobatides (гиббоновых). К тому же заключению приводят новые работы Бранки¹¹ и даже самого Дюбуа¹², хотя этот последний сообщаемым им фактам дает иное истолкование. Бранка в своей работе дает отчет о гигантских раскопках (было перемещено более 9000 кубических метров), произведенных под руководством Селенки при участии инженеров и геологов. Кости, собранные в том отложении, где найден питекантроп, образуют содержимое 40 ящиков. Эти материалы еще не изучены вполне, и Бранка дает только первое обозрение их. Два обломка представляют особенный интерес, это – два коренных зуба, из которых один, по-видимому, принадлежит антропоморфной обезьяне, другой – человеку. Найдены и следы человеческой индустрии: древесный уголь и кухонные останки. В тех же отложениях найдено незначительное количество пресноводных моллюсков; их исследовал Мартин, компетентность которого в этой области неоспорима. Все виды принадлежат к существующим теперь. Бранка выводит из этого, что питекантроп не выходит за пределы четвертичного периода, как это указал еще Фольц и поэтому он не может признан посредствующим звеном между обезьяной и человеком, несмотря на остеологические аналогии (заключения по сходству в костях). Я уже сказал, продолжает Первенкьер, что, по-моему, аналогичное заключение вытекает и из изысканий Дюбуа. Он со своей стороны производил раскопки в области Триниля и собрал очень богатую фауну, заключающую рыб, черепах, крокодилов, птиц и многочисленных млекопитающих (Hyaena, Felis, Sus, Hippopotamus, Tapirus, Rhinocerus, Stegodon, Elephas, Bos, Bibos, Leptobos, Semnopithecus, Macacus и т д.)¹³. За исключением Stegodon'а и Leptobos» а все эти животные и теперь еще в значительном количестве живут на Яве. Дюбуа относит их к верхнему плиоцену, но присутствие настоящих слонов скорее заставляет их отнести к четвертичному периоду. По всему Pithecanthropus erectus принадлежит, по-видимому, к четвертичному и даже среднечетвертичному периоду. Бесспорно, это ископаемое представляет большой интерес, но оно не имеет того значения, которое ему хотели приписать. Кроме того, фрагментарное состояние костей оставляет открытую дверь для споров»¹⁴.

Но со времени открытия питекантропа прошло более пятнадцати лет. Геккель говорит, что в последние десятилетия было открыто еще не мало окаменелых обезьян и полуобезьян, устанавливающих неразрывную связь человека с животным миром. Ископаемые антропоморфные обезьяны, правда, имеются, но обезьяны с таким значением, какое им приписывает Геккель, составляют предмет эволюционной веры, а не палеонтологического знания. Поэтому и споры шли не о них, а только о яванском питекантропе. Фолц, как мы видели, на основании геологических, а Бранка на основании палеонтологических данных, отвергли генеалогическое значение питекантропа. Но в самое последнее время сделало открытие останков палеонтологического человека, которого сближают с питекантропом, и вопрос о промежуточных звеньях снова выступил на сцену. Цитированная статья Первенкьера и посвящена собственно сопоставлению питекантропа и недавно найденного ископаемого человека из La Chappelle-aux-Saints.

Реликвии яванского питекантропа спорны. «Это не имеет места, пишет Первенкьер, относительно ископаемого человека из Cappelle-aux-Saints, о котором Буль недавно сделал доклад в академии наук¹⁵. Здесь ясно все, и отложение определено хорошо. Три аббата, компетентность которых известна, Ж. и А. Буйссони и Бардон, раскапывая коррецкий грот¹⁶, собрали различные человеческие кости, которые передали для исследования Булю, ученому профессору палеонтологии в музее. Принимая во внимание кости животных и кремни, найденные с человеческими останками, представляется бесспорным, что они принадлежат к среднему четвертичному периоду, к той его фазе, которую исследователи доисторического времени называют эпохой Мустье. Кроме того, состояние, близкое к окаменению, и морфологические признаки достаточно доказывают глубокую древность останков. Человеческие останки представляют собою череп, разбитый на множество кусков (но, однако, так, что было возможно реставрировать его без произвольных предположений), челюсть, несколько позвонков и длинные кости. Очевидно, они принадлежали индивидууму – старику (как указывает состояние коренных швов и зубной полости), роста сравнительно невысокого (1м. 60 см.=2 арш. 4 вершк.), но с очень развитою головою, поражающую своим животным видом, и обезьяноподобными чертами. Этот череп долихоцефального типа (головной показатель=75)¹⁷ обращает на себя внимание всей совокупностью своих признаков, главнейшие из которых, по Булю, суть следующие: большая толщина костей, приплющенность мозговой коробки, скошенный назад лоб, сильное развитие надбровных дуг, выдающихся также , как в неандертальском череп и проходящих широким желобом от отростка одной глазной впадины до такового же у другой, сильное развитие очень сдавленной затылочной части, непрямое положение затылочного отверстия, сплющенная форма затылочных мыщелков (выступов костей, служащих для прикрепления мышц или входящих в состав сочленений), малый объем сосцевидных отростков. Лицо не менее необыкновенно. Лицевой прогнатизм¹⁸ значителен. Орбиты велики и выдаются. Короткий и широкий нос отделен от лба глубокой складкой. Верхняя челюсть выдается вперед, сообщая лицу характер животного рыла. Небный свод очень длинен. Края зубных ячеек почти параллельны, как у антропоморфных обезьян. Зубы неизвестны. Челюсть характеризуется шириною мыщелка, незначительною глубиною сигмоидальной выемки, сильною толщиною кости, кривизною соединения и отсутствием подбородка. В общем, череп из Chappelle-аux-Saints воспроизводит в усиленном виде черты черепной крышки из Неандерталя и Спи, челюсть напоминает нолетскую, Спи, Малярно. Это тем более важно, что эти кости, найденные в очень отдаленных пунктах Западной Европы принадлежат почти одному и тому же веку. Не остается сомнений, что в этих различных случаях имеют дело с некоторым нормальным типом людей, которые жили в среднем четвертичном периоде. Подлинность и значение некоторых из этих останков сильно оспаривались. Если Катрфаж и Гами избрали неандертальский череп, как типичный для расы, то не менее выдающиеся ученые – Вирхов и Карл Фогт смотрели на этот череп, как на череп идиота или урода. Теперь взгляд первых находит себе подтверждение. Ни у какой из ныне существующих рас нельзя найти всех тех черт низшего типа, которые представляют череп из Chappelle-aux-Saints. Он занимает низшее место в лестнице человечества. В том, что этот череп принадлежит человеку, не может быть сомнений. Решение вопроса о том, видеть ли в этом человеке особый вид, зависит от того, что каждый понимает под видом. Несомненно, как отмечает Буль, если бы дело шло о хищном или жвачном, то не стали бы колебаться в том, чтобы дать ему особое место в классификации. Мне представляется верным, прибавляет Буль, что совокупностью своих черт группа Неандерталь-Спи-Шапель-о-Сент представляет низший тип, приближающийся к антропоморфным обезьянам более, чем какая-либо другая человеческая группа. Морфологически, кажется, ее должны поместить между яванским питекантропом и современными низшими расами, что, спешу я (Буль) прибавить, не рождает в моем духе мысли о существовании прямых генетических связей. Во втором сообщении (21 декабря), подлинного текста которого у нас еще нет, Буль дал несколько дополнительных сведений важного значения. Из сообщений аббатов Буйссони и Бардона видно, что скелет был найден в углублении, голова его лежала на куче камней. Очевидно, он был погребен. Отсюда вытекает, что культ умерших уже существовал в эту отдаленную эпоху. Это тем более является основанием для утверждения, что дело идет о человеке. Человек был несомненно примитивный, потому что он не знал употребление огня, по крайней мере, не нашли следов очага, обстоятельство отрицательное, не могущее иметь большой доказательной силы. Во всяком случае этот ископаемый человек мог производить только грубые орудия. Не видно скульптуры, нет никаких украшений. Артистические идеи не родились еще в этом бедном мозгу, мы видим их появление только позднее, в верхнем четвертичном периоде. Но человек, который создавал эти интересные произведения скульптуры и удивительные создания живописи, новые образчики которых открываются постоянно, стоял несравненно выше, чем бедное существо из Chappelle-аux-Saints. Его мозг был развит гораздо более. Нижняя часть головы у него сообщала лицу вид правильный и гармоничный»¹⁹.

Человек из Chappelle-aux-Saints жил, по мнению, исследователей найденных костей в эпоху Мустье. В доисторической хронологии теперь руководятся преимущественно классификацией эпох Мортитье. Классификация эта составлена преимущественно на основаниях открытий во Франции, но ее пытаются применять всюду, тем уместнее ее было применить к находке в Chappelle-aux-Saints –пункте, отстоящем далеко от тех мест, именами которых Мортилье обозначил доисторические эпохи в своей классификации. Древнейшие европейцы не употребляли металлов. Они жили в каменном веке. Этот век Мортилье подразделил на два периода: древний – палеолитический и новый – неолитический. В первом периоде люди выделывали орудия из камня путем оббивки, во второй – к оббивке они присоединили полировку, поэтому иначе эти периоды называются периодами оббитого и периодом полированного камня. В свою очередь каждый из этих периодов подразделяется на эпохи. Палеолитический обнимает собою шеллийскую, ашеллийскую (первоначально Мортилье объединял эти эпохи), мустье, солютрэ, магдален. Эпоха Мустье (название от пещеры в Дордоньи) наиболее характеризуется орудием, носящим название «острие мустье». Это – усовершенствованный coup de poing (кулачный удар) предшествовавших эпох. Там он представлял собою камень более длинный, чем широкий, заостренный с одного конца и округленный с другого, он двухсторонне симметричен. В эпоху Мустье он является более заостренным и с одной стороны стесанным, так что он становится гораздо легче. Еще Мустье характеризуется каменным скребком, может быть для обдирания древесной коры и шкур. Костяные орудия отсутствуют. Последующее время палеолитического периода характеризуется усовершенствованием и дифференциацией орудий и развитием искусств. По мнению Мортилье, человек палеолитического периода не имел религии и не хоронил своих мертвецов. Многие оспаривали этот тезис. Новое открытие также идет против Мортилье. Обезьяноподобный человек Мустье, оказывается, имел культ умерших. Едва ли справедливо утверждать, что этот человек имел только то, что нашли в Chappelle-aux-Saints. Argumenta e silentio всегда должны быть принимаемы cum grano salis. Но и теперь указывают нечто весьма высокое в этом человеке типа Мустье: он в своей заботе о мертвых уже стремился к вышечеловеческому, думал и заботился о том, что лежало за пределами земного существования.

Пусть, так скажут многие, но все-таки он – промежуточное звено, только более близкое к человеку нашего времени, чем яванский питекантроп. Достаточно ли обосновано такое утверждение? Позволительно думать, что нет. Уже Буль устраняет вопрос о прямой генеалогии. Но еще много раньше его образец поучительного отношения к открытиям дали Катрфаж и Фогт. Катрфаж умер с убеждением, что люди не имеют животных предков и что человечество произошло от одной пары прародителе Фогт производил людей от обезьяны. И, однако, Картфаж обезьяноподобный неандертальский череп признал нормальным, а Фогт – патологическим. Если бы эти ученые в данном случае руководились духом Геккеля, они поступили бы наоборот. Фогт должен был бы использовать факт ради теории промежуточных звеньев, а Катрфаж во имя отрицания этой теории должен был бы отвергнуть нормальность звена. Они поступили так, как следует всегда поступать каждому. Но возникает другой вопрос: почему признанный Картфажем факт не поколебал его отрицания животного происхождения человека? Картфаж давно умер, но из его книг, равно как и из книг других противников животной родословной человека, легко вывести ответ на этот вопрос. Ответ таков: физическая близость человека к обезьяне нисколько не уменьшает той пропасти, которая отделяет в психическом отношении человека от всего животного мира. Человек живет животной жизнью, следовательно, он должен иметь животное тело, но в человеке есть нечто, чего нет ни у какого животного и чего он не мог получить ни от каких животных путем наследственности или отбора, ибо из суммирования наследств, каждое в отдельности из которых равно нулю и из отбирания нулей нельзя получить не только единицы, но и бесконечно малой дроби. Как всегда человек создавал различия между растениями и животными, так он всегда сознавал различие между животными и собою. Древние греки назвали животных ἄλογα, т.е. бессловесные и безразумные. Животные не владеют способностью речи, они издают звуки, выражающие чувства удовольствия и страдания, они кричат от страха и криком извещают о найденной добыче или о приближении врага, между животными есть способные говорить, каковы попугаи, скворцы и, однако, признак бессловесия всегда и бесспорно приписывался животным. Убеждение, что животные бессловесны, имело для себя основание в сознательном или бессознательном отрицании у животных психической способности, обусловливающей дар слова. Животные не могут говорить, потому что не владеют сознательным мышлением. Мышление животных бессознательно. Должно разъяснить различие между сознательным и бессознательным мышлением. Положим, мне сообщили широты Москвы (55°45») и Парижа (48°50») и разность их долгот (35°14 »), я на основании этого легко вычислю, что расстояние между данными городами более 2300 верст. Я представляю себе ясно, каким образом у меня получился этот числовой результат и почему я должен признать его правильным. В то время как я мыслил, процессы моего мышления были наблюдаемы мною. Остановимся на другом примере. Я бегу по лугу, мне встречается на пути канава, я замедляю на мгновение движение, затем делаю прыжок и оказываюсь по другую сторону канавы. Для того, чтобы сделать этот прыжок, я должен подумать о ширине канавы, о том усилии, какое я должен употребить, чтобы перепрыгнуть ее, моя воля должна была дать согласие на совершение данного усилия, и уже после этого должен был последовать прыжок. Но в своем сознании я не наблюдал психического процесса, который привел меня к указанному физическому действию, он происходил где-то вне поля зрения моих духовных очей и для моего наблюдения оказался доступным лишь его результат. Это мышление бессознательное, оно называется так, потому что не сознается мыслящим. Человек пользуется и сознательным, и бессознательным мышлением, и нетрудно путем самонаблюдения убедиться, что на долю последнего приходится наибольшая часть логической жизни. Животное владеет исключительно бессознательным мышлением. Лань, преследуемая собаками и совершившая отчаянный прыжок через пропасть, без сомнения раньше этого прыжка совершила длинный ряд умозаключений. Она решила сложную проблему механики. Но об этих совершенных ею логических операциях лань никогда не узнает, как никогда не узнает слепой от рождения старик, что в юности его кудри были черны как смоль и потом стали белы, как снег. Смотря на бои и игры животных, мы можем видеть очень сложные приемы и маневры, о которых никто не скажет, что они совершаются инстинктивно или что они явились плодом сознательного размышления; нет, животные прибегают к этим приемам, потому что путем бессознательных логических процессов пришли к бессознательному признанию их целесообразности. Как сознательное, так и бессознательное мышление может приводить к ошибкам, поэтому человек приходит к истине или заблуждению двумя путями, а животное – только одним. Не имея сознательного мышления, животное не может иметь и языка. В словах языка выражаются логические отношения между понятиями, но животное, владея лишь бессознательным мышлением, никогда не наблюдает таких отношений и поэтому не может выразить их в звуках. Как слепой не может написать трактата по оптике, так животное не может создать языка. У животных не может быть логической теории, как у слепых не может быть теории цветов. И поэтому мы должны рассуждать так, что осел не может написать логики не потому, что он глуп, а потому что он никогда не наблюдал логических процессов; результаты логических выводов являются для его наблюдения всегда ex abrupto, как ex abrupto являются для нас театральные превращения на сцене, механизм которого скрыт за кулисами.

Но сознательным мышлением не исчерпывается то различие, существование которого между животными и собою всегда признавал человек. Указанное различие резко и очевидно, по-видимому люди никогда не считали его важнейшим. Именем презренных животных порою называли тех, которые по силе своего мышления даже выдавались среди людей. Говорят, что человек издавна считал себя царем природы, венцом творения, был убежден, что все сотворено «его ради», и современные ученые усиленно стараются доказать, что человек ошибался. Они поучают человека, что земля не представляет собою центра Вселенной, что создания земли живут сами для себя, а не для человека, что красивая окраска цветов существует для привлечения насекомых²⁰, а не для услаждения человека и т.д. Эти рассуждения представляют собою плохую философию природы и обнаруживают полное непонимание человека. Не в своей силе, не в своей свободе, не в своей царственной власти над природою человек издавна полагал свое отличие от животных и свое превосходство над животными; нет, таковое отличие он всегда полагал в сознание своей подчиненности. Никакое создание из живущих на земле, кроме человека, не признает никаких иных законов, кроме естественных, только духу человеческому открываются непосредственно законы духовные, подчиняться которым он считает себя обязанным. Человек сознает, что в своем поведении он должен подчиняться некоторым высшим законам, что не все – равно полезное – одинаково позволительно и не все действительное законно; человек отрицает то, что есть, во имя того, что должно быть. Человек имеет представления о вещах. Он допускает, что его представления о вещах могут не соответствовать вещам, что представление должно проверять, ложные должно заменять истинными и нужно стремиться к увеличению числа последних. Вещи, смотря по их форме, человек разделяет на красивые и безобразные и признает, что они должны воплощаться в красивой форме. Наконец, действия людей он подразделяет на добрые и злые и считает обязанностью людей совершать исключительно первые. Так, менее других подчиненный власти природы, человек оказывается подчиненным присущим его душе высшим стремлениям и признаваемой им высшей власти. Везде и всегда, мы видим, человек пытался вступать во взаимоотношения с высшей властью, и эти взаимоотношения названы религией. Животные отличаются от растений с внешней стороны тем, что способны к произвольному движению, с внутренней – тем, что имеют ощущения. Человек с внешней стороны отличается от животных тем, что имеет язык; с внутренней – тем, что имеет религию. И даже когда он отрицает существование Бога, он подчиняется власти нравственных принципов и в своей деятельности руководится идеалами, поднимающимися над действительностью. Животные имеют жизнь душевную, человек имеет жизнь духовную. Как между растениями и животными нет связывающего звена, так нет его и между животными и человеком: нельзя расположить животных в психическом отношении по такой лестнице, чтобы они постепенно приближались к человеку; не видно, чтобы шимпанзе был более способен усвоить язык, чем муравей, или чтобы оранг был более способен подчиняться требованиям идеалов, чем ящерица.

Но говорят, что люди представляют собой многообразие ступеней и, поднимаясь высоко в своих высших представителях, своими низшими типами приближаются к животному миру. Относительно этого тезиса должно сказать, что он установлен был без прочной основы и что исследования и изыскания идут вразрез с ним. Пытаются сближать детей с животными, дети, конечно, по существу должны быть более тесно связаны с землею, жить более животной жизнью, чем старики. Но в детях, однако, проявляются многие идеальные свойства человеческой природы в сильнейшей степени, чем у взрослых, в детях легко насадить религиозную веру и религиозность²¹. Ссылка на идиотов несостоятельна с точки зрения самой теории эволюции. От идиотообразных предков не могли произойти люди. Идиоты – тип патологический, дегенерационный, а не эволюционный. Но помимо идиотов, конечно, и нормальные люди могут ниспасть до животного. Это, однако, не доказывает, что животное может подняться до человека. Органическое вещество может распасться и после смерти организма распадается на неорганические вещества, но никто еще не видал, чтобы неорганические элементы без присоединения некоторого Х превратились бы в организм. Так, человек может потерять разум, но обезьяна не может найти его. Указывают на дикарей. Последние десятилетия обогатились ценными исследованиями по этнографии некультурных племен. Вывод из этих исследований тот, что представления эволюционистов о дикарях, выражаясь мягко, были фантастичны. Исследователи, жившие с дикарями (а Дарвин, Спенсер, Геккель не жили с ними), а не наблюдавшие их с птичьего полета подтверждают слова Лонгфелло:

… that in all ages

Every human heart is human (The Song of Hiawatha).

Дикари Австралии, оказывается, имеют сложное социальное устройство, богатый религиозный культ, разработанные религиозные верования. То же самое должно сказать о дикарях Африки²². Дикари и дети живут в теологическом периоде. Их миросозерцание религиозно. Но ведь теологическое состояние отстоит далее от животного, чем позитивное. Ведь все четвероногие – позитивисты. Не видно, чтобы они верили во что-нибудь, кроме земли, они даже не глядят на небо. Возможно, что есть дикари, не имеющие религиозных верований и культа, хотя таких дикарей не знает этнография. Геккель, руководясь исследованиями Саразенов, указывает таковых в веддах (дикарях с Цейлона). Но здесь трудно понять и Геккеля, и Саразенов. П. Саразен докладывал на конгрессе по истории религий в Базеле, что, по его мнению, нельзя рассматривать как религиозные некоторые обряды, употребляемые веддами при погребении умерших и существующий у них «танец дротика». Если у них имеются и еще какие обряды, то они совершают их бессознательно, они практикуют религиозные операции (celebret), потому что их совершали их предки²³. Что представляет эта речь Саразена? Подтверждение того, что говорили Катрфаж, Лаппаран и др., именно, что теперешние дикари имели предков более развитых, чем они сами. Смысл обряда может затеряться, но обряд не может возникнуть без смысла. Теперь уже и эволюционисты признают, что от дикарей нашего времени до обезьяны очень далеко, т.е. в сущности ровно столько же далеко, как и от обезьяны до культурных людей. Остается промежуточные звенья отыскивать в ископаемых людях. Но там, где изыскания кроме костей дали еще сведения о духовной стороне жизни палеонтологического человека, исследователю приходится повторять слова, сказанные уже десятилетия тому назад лицом, по его собственному заявлению, потерявшим веру в библейские повествования и пророчества – Кинэ. «Вот, что представляется моему удивленному взору, пишет Кинэ, этот человек, являющийся для меня как бы новорожденным, едва выступившим на свет Божий, этот человек имеет одну мысль, которая владеет им: мысль о мертвых. Кажется, что смерть своих товарищей он представляет, как второе рождение. Вблизи них он помещает оружие, топоры, каменные копья, чтобы они могли охотиться за мамонтом, гигантским и северным оленем. Он кладет около них куски лошадиного и медвежьего мяса, чтобы они могли удовлетворить первый голод. Далее, он заключает камнем вход в погребальную пещеру. Вместе с появлением человека на земле посреди мира мамонтов и медведей явилась в первый раз мысль о связи живых с умершими. В первый раз одно поколение стало помнить о другом, которое ему предшествовало. Явление совершенно новое в мире: существа не следуют более одни за другими, как слепой поток. В этом существе, в котором, я не знаю, должен ли я видеть равного или раба всех других, инстинкт бессмертия высказывается среди мертвецов. После этого, как отличным от других представляется мне это существо. Я наблюдаю его с большим вниманием и серьезностью. Какое будущее предстоит этому существу, едва умеющему построить для себя хижину лучшую, чем у медведя, и которое уже обеспокоено мыслию дать лучшее убежище своим мертвецам? Мне кажется, что я только что коснулся камня, на котором покоится здание вещей божеских и человеческих»²⁴.

Следующие одно за другими открытия постоянно доставляют то, чему удивляется Кинэ. 12 (30-го июня по старому стилю) августа 1908 г. Гаузером в Дордоньи был откопан скелет молодого индивидуума неандертальского типа, около которого были оббитые камни типа ашеллийского и Мустье и кости крупных млекопитающих. Скелет по Гаузеру был погребен²⁵. Но сторонники трансформизма продолжают настаивать, что раньше этих людей жили другие, которые не хоронили своих мертвецов и которые более, чем люди Мустье, приближались к обезьянам. Прямой довод в защиту их теории тот, что в прошедшем жили люди по своему внешнему виду более приближающиеся к обезьянам, чем какое-либо племя из современных, и жили обезьяны, более приближающиеся к людям, чем теперешние антропоиды²⁶. Этот довод, как было сказано, не смущал Картфажа, потому что если бы человек по своему внешнему виду и совсем не отличался бы от обезьян, но с духовной стороны был тем, что он есть, между человеком и обезьяной оставалась бы непроходимая бездна. Но, кроме того, сторонники эволюции не хотят заметить, что если животная эволюция и не существовала, то за всем тем палеонтология непременно будет отыскивать формы морфологически (а не генеалогически) представляющие собой промежуточные звенья между существующими. Если существует эволюция, то должно происходить, с одной стороны, вымирание существующих форм жизни, с другой – возникновение новых. Если нет эволюции, то должен происходить только первый процесс. И человечество за все время своего не только исторического, но и палеонтологического существования наблюдало только этот процесс вымирания. Никаких новых форм жизни не явилось на глазах человека, конечно, разумея под новыми формами не oenothera Lamarkiana²⁷, а нечто более важное, но многие старые формы вымерли на глазах человека. Таковы: мамонты, пещерные львы, пещерные тигры и медведи, костистые носороги, гигантские олени, туры, морские коровы, птица моа и много других. Многие животные вымирают. Таковы: зубры, белые носороги, окапи. Есть серьезные основания утверждать, что в недалеком будущем должны погибнуть крупные хищники и многие толстокожие. Своеобразная фауна Австралии (утконос, ехидна) тоже едва ли долговечна. Смерть и умирание типичных форм наблюдает около себя человек, но природа не делает никаких намеков на то, что она находится в потугах рождения новых форм. Но если так, то очевидно, что в прошедшем форм промежуточных типов должно было быть более, чем в настоящем. Отсюда и следует, что палеонтология должна отыскивать переходные формы. Но как произошли эти формы, на самом деле не знает никто. Никто доселе не объяснил, как образовались человеческие расы. Для проверки предложенных гипотез имеются данные тысячелетий, но эти данные ничего не дали. Истории рас не существует, даже нет тени этой истории. Но если неизвестно, как произошли расы, то тем более с научной точки зрения неизвестно, как произошел человек.

Косвенные доводы и указания, как произошел человек, выводимые из данных сравнительной анатомии и онтогении, имеют значение лишь для лиц, принявших на веру такие догматы: 1) степень сходства пропорциональна степени родства и 2) индивидуум в своем развитии повторяет историю своего рода, онтогения отражает в себе филогению. В различных стадиях своего развития зародыш воспроизводит типы своих предков (беспозвоночных, водных позвоночных, млекопитающих).Но это предположения, а не положения. Объяснение форм из принципа наследственности из принципа наследственности – не только не объясненного, но даже и не выясненного (наследственность и ее границы точно не определены), не может быть признано удовлетворительным. Факт будет объяснен, когда дается объяснение из наличных, а не из палеонтологических условий. Должно еще отметить, что генеалогическая реставрация на основании онтогении и вообще выводы, построяемые на признании их значения для филогении, уже нередко сбивали с толку и отводили от истины²⁸.

Эволюция есть предмет веры, а не факт знания. Может ли быть эта эволюционная вера совмещена с верою христианскою? Можно ли совместить веру в животное происхождение человека с верою в богочеловека Христа? Книги некоторых эволюционистов проникнуты верою в личного Бога и в провидение, которое и управляло эволюционным процессом. В таком духе написан Годри (†1908) «Опыт философской палеонтологии»²⁹. Уоллес происхождение человека от обезьяноподобных животных объясняет высшим воздействием³⁰. Вообще среди дарвинистов имеются не только монисты, но не мало и теистов. Допускалась и возможность соглашения дарвинистов с Библиею. У нас мысль об этом высказал Тимирязев³¹. О покойном Рачинском говорят, что он хотел напечатать рассуждение о таком соглашении в «Церковных Ведомостях», издаваемых при Св. Синоде, но что его друг – покойный обер-прокурор К.П. Победоносцев отклонил печатание этого своеобразного соглашения. Действительно, соглашать можно факт с верою, но как соглашать веру с противоположною верою. Сущность дарвинистической веры: первочеловечество стояло крайне низко в интеллектуальном и моральном отношении, на нем сильно тяготело еще звериное наследство от животных предков. Сущность христианской веры: первочеловечество было невинно и чисто (догмат творения по образу Божию), но оно свернуло с прямого пути восхождения к Богу, приняло в себя зло и порчу (догмат падения). Через боговоплощение на земле человечеству представляется возможность и даются силы возвратиться и найти спасение в единении с Богом (догмат искупления). Эволюционная теория проста как элементарная геометрия. Христианское учение сложно и глубоко, как жизнь. Эволюционная теория утверждается на произвольном и широком толковании явлений. Христианское учение для верующего есть непосредственно переживаемая истина. В себе человек находит два закона – идеальный, направляющий к небу, и эмпирический, склоняющий к земле и часто ко греху. С точки зрения теории эволюции, всякий тип нормален и человек таков, каким он должен быть. Да никаких норм должного теория эволюции не предлагает и не может предлагать. Третьего дня обезьяна, вчера – вниз человек, сегодня – человек, завтра может быть сверхчеловек, все это нормально, все это вышло из пустоты и все это направляется к пустоте. Христианство говорит человеку, что он есть отступление от идеала и что он должен при помощи свыше стремиться к тому, чтобы воплотить в себе идеал – в этом залог блаженства. Этому учению отвечают глубочайшие стремления нашего духа. Многие на пространстве последних десятилетий печатно сообщали о себе, что они бросили веру в Библию во имя теории эволюции. Они отошли от Христа. Когда при жизни Христа многие из его учеников, не вместив Его учения, отошли от Него, Он «сказал двенадцати: не хотите ли и вы отойти? Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин.7:67–68).

Господи, к кому нам идти?