Миссионерская беседа со штундистами по поводу указываемых ими причин отделения от церкви Православной

Штундист. Представил такие доводы в оправдание своего отступничества: «если я возвращусь в православие, то опять буду играть на скрипке, пьянствовать, развратничать и тому подобное».

Миссионер. Разве тебя, когда ты был православным, насильно влекли или тащили в корчму и разве насильно заливали там водкой? Твоя добрая воля была – пить и упиваться, как и теперь – твоя же совершенно воля и в рот не брать водки. Не потому ты не пьёшь, что стал штундистом, а потому, что решил не пить. – Но вот ты, и будучи штундистом, если захочешь, – придёшь домой и станешь пить и играть на скрипке, и никто тебе не помешает этого делать, никто не воспретит и скрипки не отнимет. Ведь где и сказано, в чьём учении, как не в учении православных, что «пьяницы царствие Божия не наследуют». – За что же и священник, как мне известно, обличал тебя на исповеди, и в других случаях, как не за пьянство. А играть на скрипке ты научился, как сам же объяснил, ещё будучи парубком, значит в такую пору, когда человек имеет уже свободную волю избирать, что хочет и когда сам же должен ответствовать за такие или иные свои поступки. Да хотя бы и в детстве ты научился музыке, – что же в ней ты можешь найти такого недоброго или предосудительного?

Музыка сама по себе прекрасна, как и язык наш, если мы употребляем его для хороших и пристойных речей. Но как язык наш ни при чём, если мы, владея им, произносим худые и скверные слова и речи: так и музыка, на которой также можно выражать хорошее и худое, не виновата, если на ней мы играем только лишь одно худое да непотребное. Святой царь и пророк Давид – какой был великий праведник пред Богом, однако ты хорошо же знаешь, что он играл, пел и даже танцевал. И это не только не было противно Богу, но даже и очень приятно Ему. Известно, что жену его Мелхолу, посмеявшуюся над его духовной радостью и восторгом, какие выказал он, когда, шествуя пред ковчегом завета, плясал и играл, – Бог подверг тяжкому наказанию безчадия. Знаешь ли ты это из слова Божия, которому как сам говоришь, безусловно и безпрекословно веришь?

Штундист. Так это Давид, а не кто другой, и он, вероятно, играл перед Богом свои псалмы, а не что-либо другое.

Миссионер. А тебе кто же, в самом деле, мешает на скрипке, как и Давид на своих гуслях, петь Божественное, хотя бы и те же самые псалмы Давидовы? Чем укорять нас и стращать себя; ты именно музыки не оставляй, а учись ещё больше, да играй и говори всё пристойное, и это не только не противно, но и приятно будет Богу.

Штундист. Ну, положим если так, что и святые занимались музыкой и чрез то не согрешали, то она и не противна Богу.

Миссионер. А ты разве этого не знал?

Штундист. Не то, что не знал, а оно мне как-то на ум не пришло, а в Св. Писании я начитал, что её выдумали нечестивые люди, происшедшие от братоубийцы Каина, а, следовательно, я думал, если её выдумали такие, то и она сама, как и они, противна Богу, и нам не только не полезна, но даже вредна.

Миссионер. Так рассуждать, значит – неправильно рассуждать и противоречить себе.

Штундист. Как это так?

Миссионер. А так. Ведь ковка железа выдумана людьми из потомства тоже Каина нечестивого. Но разве ковачество или кузнечество Богу противно и людям вредно? совершенно нет. Напротив – всякое доброе занятие само по себе не может быть ни хорошим, ни дурным, но если оно ведётся честно, то и Богу приятно и людям полезно.

Штундист. О музыке я ещё читал в Евангелии, что она была причиной смерти такого великого праведника, как Иоанн Предтеча.

Миссионер. Как так? Вы разве думаете, что причиной такого преступления была именно музыка? Бог с вами! Не скрипка и не какие-либо другие музыкальные инструменты были тому виной. Не упейся и не пожелай Ирод убить Иоанна, то, была бы на пиру или не была музыка, смерть Предтечи не последовала бы. По-твоему, значит, тут в стороне совсем и Ирод, и Иродиада со своею дочерью Иродией, и строгие обличения пророка Предтечи, которые приходилось выслушивать от него блудникам – Ироду и Иродиаде, тут даже в стороне и воля Божия, допустившая мученическую кончину св. Иоанну, всё в стороне, вся причина убийства – музыка и в ней всё зло?

Штундист. Ну, то всё-таки я православным быть не могу.

Миссионер. Почему?

Штундист. Потому, что наша штундовая вера самая лучшая.

Миссионер. Как так?

Штундист. Она на меня не налагает никаких уз, я никому ничего не плачу́: заплатил царю подать, вот и всё.

Миссионер. Напрасно ты как и думаешь, что та вера и самая лучшая, которая не налагает на своих последователей никаких уз. Напротив, такая вера должна быть что ни на есть самая худшая. Доселе все вероисповедания проповедовали труды, подвиги, усилия, чтобы угодить Богу и заслужить Его благоволение и наконец, спастись, – только эти вероисповедания разным образом свои требования предъявляют и в таком или другом виде, в той или другой степени их осуществляют. О православной же вере, проповеданной Самим Христом и Апостолами, в учении их и Христовом сказано, что путь в Царствие Небесное тернист и узок; а значит и весьма труден, а следовательно, им не только налагаются узы, но даже и самые тяжёлые, объемлющие или покрывающие как тело, так и душу. Это и понятно, почему так, – почему неизбежно нужны узы на пути нашей жизни вообще и на пути к спасению в особенности. Спасение – наивысшее благо для нас; значит, ради его мы и трудиться должны всего больше и телом и духом, так как и самое блаженство, кто сподобится его в жизни вечной, будет и для тела и для души. Сам Спаситель наш, живя, во плоти на земле, подъял множество трудов ради нас и для примера нам, а Апостолы и все святые много, весьма много потрудились ради праведности своей и оправдания пред Богом, а мы если желаем быть с ними, то должны следовать по стопам их! Если вы никому ничего не платите и думаете, что хорошо делаете, то очень плохому учит вас вера ваша. Православная же вера, которой вы отреклись и которая одна есть вера истинная, учит нас вот чему, в противоположность учению вашему штундистскому: «воздадите всем должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь». (Рим. 13:7). Таким образом, по нашему учению выходит совсем напротив. Она требует и повелевает всем платить: иному, как например Государю – урок и дань, и честь, – другому только урок, а третьему только дань, а четвёртому платить только честью, а всякому трудящемуся, примерно ради тебя физически, нужно заплатить и деньгами, так как он для того и потрудился, для того и напрягал свои мускулы – физические силы, чтобы потом, получив от тебя благодарность, в каком бы то ни были виде, иметь чем поддержать – вознаградить свои ослабевшие силы. Тут выходить взаимная человеческая услуга, – работник тебе платит и помогает трудом, который ты сам должен бы исполнить, а ты работнику даёшь деньги или хлеб, который он также сам себе должен приобрести.

Если же бы никто и ни за что никому не платил, то, как возможен тот труд, на который Господь осудил нас на земле? Да и из-за чего и для чего тогда кто стал бы трудиться, если бы за свои труды не получал платы для поддержания сил, нужных при работе? И как тогда могли бы существовать на свете люди? Разве путём насилия, грабежа и разбоя? К таким ужасным выводам неизбежно должны мы прийти, если станем рассуждать согласно с тобою, но всё это не только противно христианству, но и здравому разуму и естественному человеческому чувству.

Ты говоришь ещё в похвалу своей веры, что она наилучшая потому, что «заплатил царю подать – вот и всё, больше ничего не нужно». Совершенно не всё; разве в том только и состоят все наши обязанности к Государю нашему, чтобы заплатить подать и только! А где же в таком случае наша любовь и преданность Царю? или – ваша наилучшая вера сего не знает и вам не делает подобных предписаний? По-вашему, всё на подати зиждется? Когда нужно, например, Государю защищать вас же самих от врагов наших внешних, когда нужно для этого войско, когда нужно при этом, чтобы у войска была стойкость и самопожертвование до смерти, вы бы тогда выставили против врага, вместо всего этого свою одну подать? Что же тогда сталось бы с вашей одной податью, – или думаете, что она устрашила бы или отвратила бы вражьи штыки и пули? Государю нужна личная служба подданных для их же блага. Когда нужно, например, Государю строить государственные крепости, ты готов бы заплатить подать и оставаться в покое, – но тут нужно твоё умение и труды, за которые тебе и заплатят хорошо. Государство – великая семья, где, если нет подчинения меньших старшим, нет там и порядка и ещё более чем в обыкновенном частном семействе: на порядке и подчинённости свет стоит, а без сих условий и стоять не может. Это мы прекрасно видим из истории многих народов, которые стали сильны и славны, благодаря их правильной жизни, такой жизни, где во всём порядок, – тогда как где его не было, там погибли целые царства, которые были прежде грозой для остальных меньших себя царств. Где вы и как при таком учении вашем соблюдёте заповедь о подчинении, преданности и любви меньших к бо́льшим и взаимно подчинённых к подчинённым и взаимно? При вашем учении, где всё сводится к монете, где всё продажно, – это совершенно невозможное дело. А при том же, мы-то православные – разве податей не платим, – все её платим так или иначе; однако ещё не пришли к тому заключению, что от этого мы уже и пред Господом доблестнейшие слуги и заслуженные сыны отчизны.

Вы, скажу вам, в учении своём и веровании сухи, далеко ещё суше, чем учители ваши – немцы. Те ещё не дошли до такой глубокой мудрости (отрицания и продажности), как вы. Но это, впрочем, и не удивительно: заблуждение рождает заблуждение и разрешается не одним детёнышем, и иногда многими и при том самыми безобразными и страшными уродами. Ещё – почему ты не можешь быть православным?

Штундист. Потому, что ваши православные живут не по Божьему, не мирно, не согласно, не честно и не любовно, а мы стараемся жить по-братски, как жили ученики Христовы, делясь одни с другими и помогая каждый кто кому чем может.

Миссионер. Это хорошее дело, если только действительно так вы делаете, да при том делаете не из видимого хвастовства. Но не думайте, что и у нас этого не делают добрые люди, – делают это и у нас, только это вам не всегда видно. Дела истинного благодеяния и милосердия таковые, что их не видит левое око, когда творит правое, не знает левая рука, когда творит правая, и не делаются они напоказ, для виду или ради похвалы людской. Есть у нас много милосердных людей. Где же это калеки и разного рода несчастные находят себе помощь, защиту и призрение? неужели у вас? раньше и доселе они обходятся совершенно без вашей помощи; а обходятся потому, что совершенно в вас не нуждаются. Пойдите по городам и увидите, сколько там выстроено разного рода богаделен и больниц, домов призрения и прочих, выстроенных на общественные христианские подаяния или и на частный счёт? Есть такие из наших, слава Богу, христиане, что сами содержат даже большие приюты, лечебницы, так что в них многие тысячи находят себе помощь и благодеяние и не хвастаются этим, или и не сожалеют о своих крупных затратах. Где же у вас что-либо подобное, по сёлам или по городам, – где плоды той преславной любви вашей к ближнему, которою вы сами же себя восхвалили и превознесли до небес. Да сказать же нужно и то, что не все и вы живёте так, как приказал жить Христос, равно как и между нашими, действительно, есть такие, которые не любят делиться ничем своим с ближними, а пристрастились к земному добру и за «дверима» этого пристрастия не видят и не помышляют ни о чём истинно добром. Не браните, поэтому, и не упрекайте нас, а имейте снисхождение; а истина всё-таки на нашей, и не на вашей стороне, как вы и из сего последнего со мной разговора видите. Надеюсь, что и на будущее время Господь поможет разоблачить все ваши ложные и пагубные мудрования.

Штундист. Не хвалитесь наперёд, не доказавши всего прежде обстоятельным и аккуратным образом. Вот, например, что вы мне ответите, если я скажу вам, что «погибну ли я или спасусь, никому до этого положительно нет никакого дела, это совершенно моё личное дело: я сам себе властен».

Миссионер. Говоря это, вы первее всего отрицаете всякую власть над собою, думаете, что вы совершенно ни от кого и ни от каких законов не зависите; между тем ты прекрасно знаешь, что убить себя самолично, или заставить кого-либо убить себя – тебе никто не позволит и даже за такое покушение и ты сам, и сторонние, которые тебе стали бы содействовать в этом, были бы наказаны. Ты член и, так сказать, собственность общества, и лишить её всего общества не имеете права: ни ты и ни кто-либо другой. Самоубийство строго преследуется законами государства, при том же ты должен знать, что самоубийца идёт против природы собственной, а вместе и против воли Божией; Бог творец вложил в нашу природу глубокую любовь к житию земному, как бы для напоминания того, что тем ещё больше у нас должно быть желание и старание о жизни будущей, которая не скоротечна, как сие земная жизнь, а безконечна и вечна. Закон же человеческий – государственный у нас совершенно согласен с законом Божественным и также гнушается такой насильственной смерти, а потому и воспрещает её каждому человеку, хотя каждый, как заметил и ты о себе, властен сам в себе. После сего, скажу тебе, оставь свои увёртки и скажи прямо я искренне – желаешь ли ты возвратиться ко Господу, желаешь ли по-прежнему быть православным или нет?

Штундист. Если будет на то Господня воля, то я и возвращусь.

Миссионер. Неужели ты позволяешь себе думать, что на это нет её? Она всегда такова, чтобы грешник не погиб, а обрёл спасение. Тебе Он желает сего же блага – спасения, которое, знай и никогда не забывай того, в одной ограде – св. Церкви Православной.

Не виновата же воля Божия, если, несмотря на то, что во многих беседах с тобой тебе объяснено и доказано всё, в чём ты только сомневался или что отрицал, ты всё-таки остаёшься упорным в своём заблуждении. Ясно тебе представлено, что истина в нашей только Православной Церкви, а в штунде ложь и погибель. Не воля же Божия повинна в том, что ты самовольно и самоохотно, оставив путь истины, идёшь ложным путём, конец которого – погибель, воля Божия остаётся Божией, и твоя твоею; ты – создание разумное и свободное, и тебя Господь не принуждает, не насилует. Ему угодно только то доброе, что человек свободно избирает и творит, потому что только таковое и прочно и нам приятно.

Итак, перед тобою, заблудшая овца, две дороги; одна ко спасению, а другая к погибели; оставь же последнюю и избери первую, умоляю, прошу тебя; но заставлять тебя не стану, – сам избирай, что тебе нравится: только помни, что если погибнешь, то никто в этом не будет повинен, исключая тебя самого.

Штундист. Если я возвращусь в православие, то опять буду нуждаться, как и прежде, когда был в нём. А теперь мне братия наша, спасибо им, помогает.

Миссионер. Вот это важнее для меня всего, прежде тобой сказанного. Теперь я прекрасно понимаю, кого перед собою вижу и с кем имею дело. Прежде я думал, что ты действительно честно ищешь истины и усердно тебе старался открыть и представить её, а теперь вижу, что ты душа продажная, что в деньгах ты полагаешь всё счастье и даже в них мыслишь спасение. Жаль, что с тобой я так много потратил и труда и времени. Тебе, значит, нужно денег, а не чего-либо другого. Спрошу тебя – много ли получаешь себе пособия в год от братии.

Штундист. Рублей 25

Миссионер. Ну, то знаешь, что я тебе скажу?

Штундтт. А что?

Миссионер. Объясню тебе, кто ты.

Штундист. Объясните.

Миссионер. Ты второй Иуда, Иуда продал Христа за 30 сребреников, а ты продаёшь Его и всё дело Его за 25 руб. Прощай, если ты не намерен изменить мыслей своих, то я не желаю с тобой и видеться.

Окружной Миссионер Священник

Савва Богдано́вич