Василий Иванович Воздвиженский, Николай Сергеевич Ермонский
Авторы воспоминаний – Н. С. Ермонский (1889–1979) и В. И. Воздвиженский (1895–1981) – сыновья пресвитеров Большого Успенского собора. Судьбы их в чем-то схожи.
Николай Сергеевич Ермонский родился в Рязани в семье диакона. С переездом отца в Москву на место служения в Большом Успенском соборе сына отдали в 1-ю московскую гимназию, которую он окончил с медалью в 1908 году. Склонность к точным наукам определила его дальнейший путь: Ермонский поступает в Московский университет на физико-математический факультет и через пять лет, в 1913 году, оканчивает его. Свои знания и талант Ермонский отдал преподавательской работе. Любовь к пению проявилась у мальчика очень рано: с десяти лет он начал петь у отца, пел в гимназическом хоре, в университете, наконец, дома с отцом, братом и сестрой устраивал у рояля семейные вечера или просто музицировал (иногда в вечерах участвовал брат П. Г. Чеснокова, воспитанник Синодального училища Лев Чесноков – хороший виолончелист, товарищ Ермонского по Московскому университету). По просьбе отца в начале 1911 года Николаю Сергеевичу разрешили петь в басовой партии Синодального хора на правах любителя (без жалованья). Более того, тогда же, весной, он совершил с хором триумфальную поездку в Европу. В ноябре 1911 года Ермонский участвовал в юбилейных концертах Синодального училища, в феврале 1912-го – в службах памяти патриарха Гермогена. Пение в Синодальном хоре стало той нитью, которая связала его с Синодальным училищем. Когда в сентябре 1914 года открылась вакансия преподавателя и воспитателя (после ухода А. Н. Спасского), Ермонский занял это место и оставался в должности младшего воспитателя и преподавателя арифметики, алгебры, геометрии и физики до закрытия Синодального училища. Ему легко было находить общий язык с учениками, в воспитании которых он пытался применять прогрессивные методы. После реорганизации Синодального училища Николай Сергеевич еще некоторое время преподавал в Московской народной хоровой академии. Осенью 1923 года он прочел несколько лекций по музыкальной акустике в Московской консерватории. В дальнейшем, до выхода на пенсию, он преподавал математику в техникуме Северной железной дороги, в техникуме железнодорожного строительства, во Всесоюзном заочном институте железнодорожного транспорта. В 1962 году Ермонский опубликовал пособие для заочных техникумов «Элементы высшей математики». В последние годы жизни Николай Сергеевич посещал храм Ильи Обыденного на Остоженке, куда его влекла любовь к церковному пению; здесь в особые дни он читал за службами.
Василий Иванович Воздвиженский родился в Москве в семье священника Большого Успенского собора Иоанна Сергеевича Воздвиженского. Первый раз отец привел сына на испытание в Синодальное училище, когда тому исполнилось семь лет, – но по уставу детей такого возраста не брали. Воздвиженский был принят в училище в январе 1904 года, в старшее отделение церковноприходской школы с характеристиками: голос – хороший, слух – посредственный. Занятия продолжались в первом и втором классах, пока в мае 1906 года отец, по совету врачей, не забрал сына из училища и не определил его в 1-ю московскую гимназию. Здесь Воздвиженский, так же как Ермонский, пел в хоре у Д. И. Зарина. Окончание гимназии приходится на 1914 год, и в этом же году он поступает на физико-математический факультет Московского университета. Через год Воздвиженский решает идти добровольцем на фронт, но сначала едет в Петроград на курсы и уже после них попадает на Кавказский фронт. В 1919 году Воздвиженский начал служить в Красной Армии, в войсках связи в Петрограде. Находясь недолгое время в Москве, Василий Иванович участвовал в церковном хоре, состоявшем в основном из родственников, под управлением брата. Возвращение в Москву в конце 1920 года была связано с поступлением в Московский лесотехнический институт, который Воздвиженский окончил в 1926-м. За годы работы в Гидроэнергопроекте В. И. Воздвиженский прошел путь от инженера-экономиста до начальника бюро и главного специалиста. Он принимал участие в проектировании многих крупных гидроэлектростанций Советского Союза (Днепрогэс, станции на Ангаре), занимался также разработкой ряда научных проблем. Труды Василия Ивановича отмечены многими высокими правительственными наградами. Музыка и пение всегда были рядом с ним: он собрал богатую коллекцию грамзаписей, в которой находил для себя отдохновение; мог в какой-нибудь праздник от начала до конца пропеть церковную службу.
Люди, подобные Н. С. Ермонскому и В. И. Воздвиженскому, остались в памяти знавших их не только своими делами, но всем своим духовным обликом.
Воспоминания о московском Большом Успенском соборе
Вероятно, уже мало осталось людей, посещавших Успенский собор и помнящих службы в нем. Между тем в настоящее время проявляется большой интерес к нему как к одному из самых древних храмов русской православной церкви, вошедших в историю русского государства. Высказывается мнение о полезности появления памяток о том, что ушло в безвозвратное прошлое. Поэтому нам, очевидцам, лично соприкасавшимся с жизнью Успенского собора, показалось небесполезным рассказать все, что мы помним и знаем о быте собора, его традициях в последний период его существования как действующего храма. Конечно, наше описание отдельных сторон соборной жизни, основанное на личных впечатлениях, не может претендовать на полноту, а поскольку написанное нами не есть специальное исследование, то не исключены и некоторые пробелы, а может быть, и кое-какие неточности.
Прежде чем перейти к воспоминаниям, считаем нужным отметить основное в истории собора. Он был построен первоначально в 1326 году при великом князе Иване Калите по совету и благословению святителя Петра, митрополита Московского. Собору предстояло стать кафедрой московских митрополитов, что в период роста московского княжества имело большое значение. Святитель Петр хотя и именовался по «ставленной» грамоте митрополитом Киевским, но занимал первенствующее положение в церкви и государстве как митрополит Московский. После установления на Руси патриаршества все важнейшие государственные акты совершаются в стенах собора перед гробом (мощами) святителя Петра и перед Владимирской иконой Божией Матери, а сам собор часто именуется «Домом Божией Матери».
Когда в 1700 году было упразднено патриаршество, Успенский собор не превратился в обычный епархиальный: его передали в непосредственное подчинение Святейшему Синоду как высшему органу управления церковью через открытую в Москве Московскую Святейшего Синода контору. Таким образом, Успенский собор не вошел в состав московской епархии и потому формально не подчинялся московскому митрополиту. Особое положение Успенского собора проявлялось, в частности, в том, что в нем, в отличие от всех московских храмов и монастырей, имя московского митрополита не поминалось ни на великой, ни на сугубой ектениях, ни на великом входе – оно поминалось лишь в тех случаях, когда богослужение совершалось самим митрополитом.
Собор был открыт для всех ежедневно, причем не только в часы богослужений, но и между литургией и вечерней; царившая тогда в соборе тишина прерывалась временами тихим пением молебнов, которые причт (дежурные пресвитер и дьякон) совершал по просьбам молящихся. Такие молебны служились чаще всего перед иконой Владимирской Божией Матери, у левого клироса, а в последние годы, после прославления святителя Гермогена, также у его гробницы в юго-западном углу собора. В эти часы, между литургией и вечерней, открывался доступ в Петропавловский придел, где можно было приложиться к мощам святителя Петра и к другим святыням.
Во время перерыва между литургией и вечерней в соборе оставались зажженными лампады, горели свечи, которые ставились приходящими богомольцами; вся обстановка способствовала духовному сосредоточению, что и влекло многих в эти часы тишины и безмолвия в Успенский собор.
Собор имел свой устав, в соответствии с которым строился распорядок его жизни. Основными ежедневными богослужениями являлись: утреня – в будние дни в четыре часа утра, литургия – в девять часов утра, вечерня в воскресные и праздничные дни – в три или в четыре часа (в зависимости от времени года). Под воскресные и праздничные дни вместо утрени служилась всенощная: в летний период (от Пасхи до Воздвижения) – в шесть или семь часов вечера, в осенне-зимний период (от Воздвижения до Пасхи) – в два часа ночи на праздничный день. В период Великого Поста было особое расписание. В 1906–1908 годах утреня служилась в семь часов утра.
В соответствии с подобным порядком более чем полгода Успенский собор в вечернее время (после вечерни) закрывался и никаких богослужений в эти часы не совершалось; даже под Рождество Христово всенощная служилась не накануне вечером, а в час ночи. Исключением были две всенощные, которые служились не в ночь, а вечером в канун праздника: под день святителей московских, когда в собор торжественно приносилась икона св. Алексия из Чудова монастыря, где хранились его мощи, – чтобы прославить вкупе всех четырех святителей московских (5 октября по старому стилю); после 1912 года также в канун дня памяти св. Гермогена (17 февраля по старому стилю)586.
В Успенском соборе было три придела.
Первый придел – Петропавловский, во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла – расположен в левом переднем углу собора, слева от главного алтаря. Вдоль его левой стены помещались киоты с частицами мощей многих святых, а также особо чтимые иконы. В правой стене придела, отделяющей его от главного алтаря, сделан проем для гробницы с мощами святителя Петра, основателя собора. К ней можно было подойти как из придела, так и со стороны главного алтаря. Молящиеся же могли подойти к гробнице лишь тогда, когда в соборе не было богослужения. Возле раки с мощами святителя Петра была расположена гробница с мощами митрополита Феогноста, его преемника. Престольный праздник придела – 29 июня старого стиля.
Второй придел – Димитровский, во имя великомученика Димитрия Солунского – расположен в правом переднем углу собора, то есть справа от главного алтаря. Придел был доступен для богомольцев только раз в году, в день престольного праздника – 26 октября старого стиля.
Третий придел – Похвалы Пресвятой Богородицы – расположен в юго-восточной (правой передней) части собора. Он тоже был доступен только раз в году, в престольный праздник – в субботу пятой недели Великого Поста.
В каждом из приделов в дни их праздников служились литургия и молебен, а накануне – вечерня с чтением акафиста.
К Успенскому собору был приписан Николо-Гостунский собор, располагавшийся в каменной пристройке к колокольне Ивана Великого. Вход в собор был или по наружной широкой каменной лестнице со стороны Успенского собора, или с улицы по внутренней лестнице. Там каждое воскресенье и в праздничные дни причтом Успенского собора совершалась литургия, а накануне дней св. Николая (6 декабря и 9 мая) также и всенощная с чтением акафиста. Своего причта в Гостунском соборе не было.
Успенский собор не имел своего прихода; в нем не совершались такие обычные для приходских церквей службы, как крещение, венчание, отпевание. В соборе также не проводилась исповедь с причащением молящихся – ни среди года, ни в течение постов. Случаи причащения отдельных молящихся могли иметь место лишь при служении литургии в приделах собора в дни престольных праздников этих приделов.
Причт Успенского собора состоял из следующих лиц:
протопресвитера (настоятеля собора – митрофорного протоиерея, назначавшегося Синодом из числа заслуженных протоиереев; в богослужениях протопресвитер занимал первое после епископа место, выше всех протоиереев и архимандритов Москвы);
двух сакеллариев (ключарей);
семи пресвитеров (так назывались в Успенском соборе священники);
протодиакона и пяти диаконов;
двух иподиаконов (в сане диакона).
В числе сакеллариев и пресвитеров были и состоящие в сане протоиерея, а в числе диаконов – протодиаконы, перешедшие из кафедральных соборов других городов. Все члены соборного причта, кроме протопресвитера (назначаемого Св. Синодом), назначались Синодальной конторой и епархиальному ведомству не подчинялись.
Такой состав причта определялся как общим распорядком, установленным в соборе, так и числом совершавшихся в нем богослужений.
Как уже говорилось, причт обслуживал также Николо-Гостунский собор, в его обязанности входил выезд со святынями (часть древа Креста Господня, гвоздь от Креста Господня, особо чтимые иконы) для служения молебнов на дому у верующих (для этого пользовались специальной каретой, и в таких поездках участвовали, кроме пресвитера, диакон, иподиакон и сторож). Но в наибольшей степени численность соборного причта и самый подбор его членов, пресвитеров и диаконов, определялись отсутствием в его составе псаломщиков: чтение и пение на богослужениях в будние дни, а частично и в праздники, было возложено на самих соборян.
О чтении на богослужениях
Чтение в соборе как в будние дни, так и в воскресные дни и праздники было возложено в основном на диаконов, которые назначались отдельно для каждого богослужения – наряду с диаконом для сослужения пресвитеру, совершавшему службу. Исключением являлось чтение Шестопсалмия и канона, которое всегда возлагалось на сакеллариев.
Перечислим все (кроме Евангелия), что читалось диаконами в соборе во время обычных богослужений.
На всенощной:
1. Паремия (в случае праздника).
2. «Сподоби, Господи, в вечер сей».
3. «Ныне отпущаеши» и «Святый Боже» («Ныне отпущаеши» в Успенском соборе никогда не пелось).
4. Псалом 33-й «Благословлю Господа на всякое время» по слова «не лишатся всякаго блага».
5. Шестопсалмие.
6. Кафизмы.
7. Псалом 50-й (после Евангелия).
8. Канон (с пением ирмосов).
9. Первый час.
На литургии:
1. Часы.
2. Апостол.
О пении на богослужениях
В будние дни в соборе пели только соборяне, обычно шесть-семь человек: сакелларий, два-три пресвитера, два диакона и иподиакон. Без облачений, только в рясах, становились они не на клиросе, а посередине собора, между двумя передними столпами, в один ряд лицом к алтарю.
Перед ними располагались раскладные аналои (разножки), а позади – большая дубовая скамья со спинкой, которая отгораживала поющих соборян от рядом стоявших молящихся.
Пение велось по напевам Успенского собора; оно было одноголосным, в басовом регистре. Такое пение – столповое – создавало особенную выразительность; им как бы подчеркивалась преемственность нынешнего соборного богослужения от богослужения во времена «истинных хранителей апостольских преданий» (из тропаря московским святителям), чьи мощи лежали здесь же, близ поющих587.
Каждый член причта должен был обладать хорошим голосом (басом) и музыкальным слухом. Поэтому каждое освобождавшееся место заполнялось только после проб кандидата в пении и в чтении. В результате отбора в причт попадали не одни москвичи, но и украинцы, сибиряки, волжане, костромичи, рязанцы и т. д. Хотелось бы отметить, что в последнее десятилетие прошлого века в числе пресвитеров собора был ушедший затем в монашество приснопамятный старец – иеросхимонах Алексий, затворник Зосимовой пустыни, обладавший густым красивым басом.
В воскресные и праздничные дни всенощную и литургию пел Синодальный хор, и его пение, в отличие от пения соборян, было многоголосным. Хор размещался на двух клиросах, а при совместном исполнении клиросами некоторых песнопений (под общим управлением регента правого клироса) певцы левого клироса несколько выходили за его пределы и поворачивались в сторону правого клироса. Так исполнялись: на всенощной – «Благослови, душе моя, Господа», «Свете тихий», «Хвалите имя Господне», Великое славословие; на литургии – «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», «Единородный Сыне», Херувимская песнь, Символ веры, «Милость мира», «Отче наш».
Но и в присутствии Синодального хора значительное место на всенощной занимало пение самих соборян: ими исполнялась вся лития (стихиры и «Господи, помилуй»), а также антифоны перед Евангелием, «Воскресение Христово видевше» (в алтаре). После Великого славословия соборяне в алтаре пели «Воскрес из гроба» или «Днесь спасение». На всенощной под обычное воскресенье соборяне пели также антифоны перед Евангелием. Стоя посередине собора, без облачений, они делились на два лика, каждый во главе с сакелларием, и пели антифоны попеременно.
Поскольку в осенне-зимний период всенощная под воскресные и праздничные дни служилась не накануне вечером, а в ночь (в 2 часа), Синодальный хор пел на всенощной в сокращенном составе – только мужскими голосами, басами и тенорами588. Исключением являлись молебен под Новый год, а также богослужения в ночь на Великую Субботу и Светлое Воскресение.
Чин богослужения
В будние дни все богослужения – утреню, литургию и вечерню – служили очередные пресвитер и диакон при пении соборян. Всенощную под рядовое воскресенье служили также очередные пресвитер и диакон. Всенощная служилась с литией и благословением хлебов, но без поли- елея. На литии соборянами пелась первая литийная стихира празднику Успения «Подобаше самовидцем слава». В то время как пресвитер и диакон в облачении выходили на середину собора через Царские врата, все остальные соборяне (кроме протопресвитера) без облачений выходили с пением упомянутой стихиры один за другим, начиная с сакеллариев, из алтаря через северную дверь и, пройдя через левый клирос на середину собора, становились по обе стороны служившего пресвитера, как бы подражая апостолам, «от конец земли совокупльшимся» для погребения Пречистой Матери Учителя и Господа. По окончании литии, когда хор начинал петь стихиры «на стиховне», соборяне в том же порядке возвращались в алтарь и на середине собора оставались только служившие всенощную пресвитер и диакон.
Всенощная под праздничные дни служилась очередными пресвитером и диаконом, с литией, благословением хлебов и полиелеем. На литию и на величание через Царские врата выходил на середину собора весь причт во главе с протопресвитером – все в облачениях.
Литургию в воскресные и в праздничные дни служили соборяне: протопресвитер, сакелларий и пресвитер при сослужении протодиакона и диакона. В случае архиерейского служения кроме соборян участвовал архимандрит из какого-либо московского монастыря. Попутно отметим, что при архиерейском служении средняя часть собора между столпами ограждалась невысокими переносными перилами. После «Отче наш» в воскресные и праздничные дни всегда произносилась проповедь, причем проповедник назначался епархиальным начальством из числа настоятелей приходских церквей Москвы.
Для обслуживания собора имелся постоянный большой штат сторожей, в обязанности которых, кроме уборки и охраны, входила очень трудоемкая работа по зажиганию и тушению разного рода светильников: свечей на подсвечниках, лампад, а в большие праздники паникадил – электричества в соборе не было.
Из десяти паникадил самым интересным являлось подвешенное между двумя передними столпами, ближе к амвону – серебряное с узорами. Это паникадило зажигали чаще других, и иногда оно было заправлено не свечами, а лампадами. Все десять паникадил зажигались только на праздники Пасхи, Рождества Христова и Успения; в другие праздники горело три или пять паникадил, и обязательно то, что висело над амвоном.
Сторожа собора носили длинные черные и красные кафтаны из сукна, отделанные позументами. Значительным был и штат звонарей на Ивановской колокольне, которая, заметим, обслуживала только Успенский собор. Для обеспечения своевременного звона соборным сторожем подавался сигнал при помощи небольшого, но очень звонкого колокола, подвешенного на наружной стене собора (в левом переднем его углу), а в темное время дополнительно еще сигналом ручного фонаря.
Звон Ивановской колокольни отличался от других московских звонов: обычно на московских колокольнях звон начинался с перебора малых колоколов, за которым постепенно вступали более крупные и, наконец, ведущий большой колокол, в такт которому подстраивался звон всех колоколов, которые продолжали оставаться заметными в общем звучании. На Ивановской колокольне тоже начинали малые колокола, но за ними почти сразу вступала группа колоколов средних (которые по своим размерам не уступали большим колоколам московских церквей), а потом и ведущий большой колокол. В результате звон сливался в единое мощное звучание, на фоне которого лишь изредка выделялись малые колокола. И несмотря на некоторую хаотичность ивановского звона, он был гармоничен и впечатлял своей массивностью.
Успенский собор имел три входа: главный западный и боковые северный и южный, расположенные в передней части здания, у самой солеи. Основным и постоянно действующим был западный вход; перед ним была закрытая паперть, что защищало внутренность собора от наружного холодного воздуха при открывании дверей. Боковые входы папертей не имели, и поэтому открывался только северный левый вход, и то преимущественно летом.
Въезд на соборную площадь, внутрь ограды, разрешался лишь митрополиту и архиереям; все прочие, как духовенство, так и богомольцы, невзирая на служебное положение, должны были идти пешком от ворот ограды, причем не только в часы, когда совершалось богослужение, но и в другое время дня.
Конечно, более глубокое и полное представление о быте Успенского собора можно получить только познакомившись с его уставом589. Однако в памяти сохранились наиболее яркие особенности. Укажем некоторые из них.
В Великий Четверг в девять часов утра, до литургии, в соборе совершалось Елеосвящение, после чего проводилось помазание миром. В тот же день через каждые три-четыре года совершалось освящение мира. Оно варилось в течение первых трех дней Страстной Седмицы в особых котлах-печах Мироваренной палаты, расположенной рядом с собором Двенадцати апостолов, при непрерывном чтении Евангелия диаконами приходских церквей Москвы, специально для этого назначаемыми. В Великий Четверг утром до литургии миро разливали в особые сосуды; их переносили в Успенский собор, устанавливали в алтаре вокруг престола и освящали на литургии одновременно со Св. Дарами. В те годы, когда не совершалось мироварение, в Великий Четверг в конце литургии совершался – в воспоминание о Тайной Вечери – обряд омовения ног. Между двумя задними столпами строили помост со скамьями по обеим его сторонам, на которых и располагались участвовавшие в обряде.
Вынос Плащаницы в Великий Пяток, в отличие от общепринятого, совершался до начала вечерни. Архиерей с соборянами до начала службы выходил из алтаря, совершал каждение приготовленного для Плащаницы места («гроба»), затем, возвратившись в алтарь, брал с престола Плащаницу и выносил на приготовленное место посередине собора. Таким образом, вся вечерня, в отличие от общепринятого, совершалась перед Плащаницей. На утрени в Великую Субботу после обнесения Плащаницы вокруг собора ее сразу уносили в алтарь, а не возвращали на прежнее место.
В Светлый день Пасхи литургия в Успенском соборе совершалась не вслед за Светлой заутреней, а отдельно – в шесть часов утра. Чтение Евангелия на литургии происходило так: на амвоне, лицом к алтарю, то есть на восток, протодиакон читал Евангелие на славянском языке, а три диакона, стоявшие на приготовленных возвышениях перед западными, северными и южными входами, то есть на все стороны света, – на других языках. Евангелие читалось и в алтаре. Вспоминается, как последний до революции митрополит Московский Макарий, много потрудившийся над просвещением народов Алтайского края, читал на одном из алтайских наречий.
Вспоминается и другое: кажется, митрополитом Филаретом (Дроздовым) был разослан по московским храмам и монастырям указ – не начинать благовест в Пасхальную ночь прежде, чем последует первый удар с колокольни Ивана Великого. Интересно также отметить, что во главе духовенства в крестных ходах из Успенского собора всегда шел его сакелларий. В тот же первый день Пасхи, в три часа дня, в соборе служилась вечерня с участием митрополита и при пении Синодального хора.
В заключение хочется напомнить о последних памятных событиях, связанных с жизнью собора до 1917 года.
В 1912 году было прославление и открытие мощей св. патриарха Гермогена. В течение нескольких суток собор не закрывался, чтобы дать возможность всем пришедшим и приехавшим издалека помолиться у мощей новопрославленного святителя.
В 1917 году на Поместном соборе было постановлено восстановить на Руси патриаршество. По древнему обычаю записки с именами трех кандидатов были положены перед иконой Владимирской Божией Матери. Для вынутия жребия пригласили из Зосимовой пустыни затворника-старца иеросхимонаха Алексия. Жребий пал на архиепископа
Тихона, который и был возведен в Успенском соборе на патриарший престол. .
Этим актом Успенский собор закончил свое существование как свидетель многих крупных событий в истории русского народа590.
Комментарий
Воспоминания Воздвиженского и Ермонского – плод коллективного творчества двух очевидцев, принимавших непосредственное участие в службах Успенского собора, усвоивших во всех тонкостях особенности соборного устава. Живя памятью тех лет, каждый из них записал то, что помнил; потом, соединив написанное и отредактировав текст, они получили первый вариант воспоминаний – он относится к середине 1970-х. В 1979 году с рукописью познакомился известный московский регент Н. В. Матвеев и посоветовал внести ряд дополнений. Уже после кончины Ермонского Воздвиженский взялся доработать рукопись, и в результате появился второй, а вскоре и третий, окончательный вариант текста, датированный 20 февраля 1980 года.
Весь материал хранится в семейном архиве у внука В. И. Воздвиженского.
* * *
В 1912 году отмечалось 300-летие со дня кончины патриарха Гермогена, в 1913-м – открытие и прославление его мощей (с участием патриарха антиохийского Григория), в 1914-м – переложение мощей в новую раку.
Особое положение Б. Успенского собора в связи с древней певческой традицией, сохранявшейся в нем, было закреплено постановлением Сената 1846 года, в котором говорилось: «...Петь при богослужении придворное пение, за исключением тех церквей, в коих исконно ведутся другие напевы, то есть в церквах греческих, грузинских, молдавских, а также столповое – в Московском Успенском и Новгородском Софийском соборах, демественное – в монастырях и единоверческих церквах, киевское – в Киево-Печерской лавре». В I860 году композитор А. Ф. Львов, находясь в Москве, познакомился с напевом Большого Успенского собора и сделал первые записи образцов. Прошло много лет, прежде чем члены Московского общества любителей церковного пения В. Н. Кашперов, Ю. Н. Мельгунов и В. Ф. Комаров записали напев собора полностью с голоса сакеллария о. Петра Виноградова. Труд их был опубликован в Москве в 1882 году в виде сборника «Собрание церковных песнопений напева Московского Большого Успенского собора». Здесь представлены в одноголосном изложении в цефаутном ключе песнопения всенощного бдения («Блажен муж», «Господи, воззвах» на восемь гласов, прокимны дневные, стихиры на литии, «Бог Господь» на восемь гласов, антифоны восьми гласов, ирмосы на Преображение Господне), литургии св. Иоанна Златоуста (прокимны дневные, причастны седмицы и др.), литургии Преждеосвященных Даров, прокимны великие, молебное пение ко Пресвятей Богородице и др.
Тех, кто пел ранние службы зимой, называли «зимниками». Как рассказывал Ермонский, пели эти службы неважно, «без вдохновения и желания», кое-как.
Назовем источники, которые дают дополнительные сведения о внутренней жизни и распорядке Большого Успенского собора, а также о его истории:
1) газеты «Московские церковные ведомости» и «Московский листок» – освещение отдельных служб и крестных ходов;
2) копия с расписания 1866 года, составленного сакелларием Московского Большого Успенского собора о. Петром Виноградовым, с указанием дней, в которые богослужения в Успенском соборе совершаются с полиелеем или со всенощным бдением и в которые должны петь вместо братии синодальные певчие (РГАДА, ф. 1183, оп. 4, № 516а).
3) Извлечение из устава Московского верхового Большого Успенского собора. М., 1910;
4) О московских крестных ходах, совершаемых из Успенского собора, с показанием времени и причины их учреждения. Изд. 2-е. М., 1904;
5) Дорофеев В. Большой Успенский собор в Москве. Чтения для московских фабрично-заводских рабочих. М., 1904;
6). Марков В. Из московской церковной старины. На память о Московском Большом Успенском соборе. Вып. 1. Изд. 2-е. М., 1905;
7) Шмелев Г, Из истории Московского Успенского собора. М., 1908.
На примере записки о пресвитере С. М. Ермонском, составленной его сыном (автором публикуемых воспоминаний), можно получить представление о жизни одного из священников Успенского собора.
«Протоиерей Сергий Михайлович Ермонский родился 19 мая 1861 года в Касимове Рязанской губернии в семье соборного священника, обучался и окончил курс в Рязанской духовной семинарии. Обладал хорошим голосом (басом), пел сперва в семинарском, а потом в архиерейском соборном хоре Рязани. В 1887 году посвящен во диаконы ко храму Введения Пресвятой Богородицы, а вскоре перемещен диаконом в Казанский женский монастырь, где прослужил до 1897 года.
Славясь в Рязани и окрестностях как голосом, так и умением пользоваться им при совершении богослужения, Ермонский получил настойчивое приглашение одного из кафедральных епископов (кажется, Иустина) перейти на должность соборного протодиакона, но отказался. Приглашение граничило по тону с приказом, и, говорят, епископ, рассерженный отказом, пригрозил отцу диакону, что переместит его священником в какое-нибудь село.
В то время в московский Большой Успенский собор требовались священнослужители с хорошими басами. Слух о голосе рязанского диакона дошел до старосты собора, которым был тогда известный всей России адвокат Ф. Н. Плевако. Он пригласил о. Сергия для переговоров. После раздумий – ведь предстояло изменение всего уклада жизни – тот согласился перейти в Успенский собор.
После обычной пробы Ермонский, принятый на должность пресвитера, был в марте 1897 года поставлен в священники. Так началось его служение в Успенском соборе. Во время этого служения он был назначен ризничим собора и возведен в сан протоиерея, получил ряд наград, совместно был законоучителем в одной из московских школ.
В 1918 году, после переезда в Москву советского правительства, все кремлевские соборы были закрыты, а все служившие в них остались без работы. Недавно лишь избранный Поместным собором патриарх Тихон мог только с прискорбием сообщить причту патриаршего Успенского собора, что пока не в состоянии ничем помочь им в таком их нерадостном положении. Пришлось устраиваться, кто где может.
В это время оказалось свободным место псаломщика в храме священномученика Антипы, и о. Сергий решил послужить и в этом звании. Когда он явился к патриарху за благословением на переход, Святейший с печальной шуткой сказал: «Ну что же, протоиерей, послужи дьячком». Вскоре из антиповского храма ушел священник, и на его место был назначен о. Сергий.
Если в Успенском соборе он славился среди богомольцев как отменный совершатель богослужения (об этом, между прочим, упоминается в «Журнале Московской патриархии», 1978, № 3), то по условиям службы в соборе он не был им близким духовным руководителем: в соборе не существовало прихода. Перейдя же в приходской храм, исполняя требы прихожан, о. Сергий расположил их к себе и сблизился с ними духовно благодаря приветливости и простоте обращения. В числе прихожан были люди всякого положения: и простецы, и служащие, и ученые. Ко всем у него находилось нужное слово. Его любили и уважали не только коренные, так сказать, прихожане, но и посещавшие храм св. Антипы молящиеся из других приходов, которые прослышали от близких об о. Сергии.
Чтобы быть ближе к храму, он оставил прежнее местожительство в доме соборян Успенского собора и с разрешения властей переехал вместе с матушкой в освободившуюся двухкомнатную хибарку на территории храма, в которой до 1917 года жили сторож и просвирня и которую, конечно, своими руками пришлось переделывать, приводя в соответствующий для обитания вид. Времена были трудные во всех отношениях.
Свое служение как священник он начал с того, что по просьбе прихожан стал обучать их детей Закону Божиему, чего в советской школе они, конечно, были лишены. Однако вскоре ему было это категорически запрещено.
В храме – вероятно, по недостатку средств – не имелось постоянного хора. Тогда о. Сергий, желая привлечь прежде всего детей, организовал из них хор, который пел до самого закрытия церкви св. Антипы в 1929 году.
В то время произошло прискорбное в истории Русской Церкви событие. При общем волнении и неустойчивости в мыслях часть людей, быть может, искренно желавших улучшений в церковной жизни, задумала произвести ряд реформ, не согласных с духом православного уклада. В числе этих людей были как миряне, так и духовные лица, вплоть до архиереев. Они восстали против только что избранного на Поместном соборе патриарха, образовали свое «Высшее церковное управление», избрали своего митрополита (женатого Александра Введенского) и начали всеми способами кампанию по привлечению на свою сторону верующих и духовенства. Называли они свое сообщество «обновленцами» и «живою церковью».
Им, конечно, лестно было привлечь на свою сторону авторитетных в среде верующих священников и диаконов. И вот перед Пасхой 1922 года о. Сергий, не связанный с «обновленцами» ничем, неожиданно получает известие, что так называемый «Высший церковный совет» награждает его наперсным крестом с украшениями. Если бы он принял «награждение», то тем самым оказался бы в среде тех, кто признал правомерной власть отколовшихся от патриарха Тихона. О. Сергий отверг награду, подчеркнув тем самым непризнание «живой церкви».
Он возложил на себя поднесенный прихожанами крест с украшениями лишь в 1926 году, когда был награжден им законным патриаршим управлением.
Во время служения в храме св. Антипы он был назначен благочинным церквей своего округа («сорока»). Но в 1927 году, в ночь на субботу перед Троицею о. Сергий был арестован и потом вынужден был покинуть Москву, куда смог возвратиться лишь в 1933 году, когда храм был уже закрыт. Сначала он поселился в Зарайске, а затем – уже недомогавший, тяжко больной – жил в семье старшего сына. Окончил свое земное существование он в родительском доме в Касимове 9/22 марта 1942 года, на 82-м году жизни, и погребен рядом со своими отцом и матерью.