Аксиологический смысл концепции христианского самоотречения в наследии святителя Феофана Затворника

Свой широко известный труд «Путь ко спасению» святитель Феофан Затворник определил как краткий очерк аскетики. Этот очерк, не являясь в научном, строго академическом отношении системным изложением нравственно-аскетических воззрений его автора, характеризуется глубокой внутренней цельностью, пронизанной пафосом актуального исполнения евангельского императива нравственного самоотречения, ставшего для самого святителя Феофана Затворника ярким путеводным ориентиром в его восхождении к идеалу христианского совершенства.

Представляя собой одновременно учение, традицию и метод, аскетика заключает в себе основной принцип отношения человека к своему природному существованию. Этос самоотречения, полагаемый в основание христианского подвижничества, оформляется в учении святителя Феофана Затворника в парадигму высших нравственных ценностей, заключающих в своём содержании глубокий аксиологический смысл. Задача выявления в творениях святителя Феофана Затворника ценностной значимости возвещаемых им религиозных и нравственно-дидактических истин представляет в своей теоретической сущности аутентичное постижение этического смысла, его учения, содержащегося в уникальном богатстве его сотериологии и аскетики.

Осознавая свою причастность к богословской традиции Церкви в русле православного святоотеческого предания, святитель Феофан Затворник полагал, что рождение аскетики из императива евангельского самоотречения открывает перед человеческой личностью перспективу достижения идеальной полноты бытия в границах естественной нормы природного строя человеческой жизни. Призвание к идеальной норме бытия здесь телеологически соотносится с реальными возможностями человеческой природы. В своих моральных выборах и поступках человек призван к воплощению в своей жизни религиозных и нравственных ценностей, способных сообщить его онтологическому статусу нравственно-аксиологическое оправдание и высший метафизический смысл. Индивидуальная человеческая природа располагает необходимым ресурсом, реализуемым на протяжении жизни в исполнении миссии восхождения личности к нравственному совершенству, богоподобию и святости. Святитель Феофан Затворник придаёт исключительную аксиологическую значимость открываемому им соответствию данного Богом природного ресурса идеальной задаче богоуподобления человека. В аксиологических воззрениях святителя Феофана данный Богом природный ресурс предполагает нравственную ответственность человека за право распоряжения своим уникальным естественным даром по своему усмотрению. Это право каждый человек реализует в стихии данной ему свободы. Исполнение Евангелия включает отказ от собственной воли и безусловное подчинение принципу нравственного самоотречения, в следовании которому человек способен «пользоваться истинной свободой»¹и творить то, что «изберёт душа его»². Нравственная свобода личности простирается до пределов трепетно переживаемой ответственности за соблюдение целостности души как изначально ниспосланного природного дара, призванного стать естественной предпосылкой на пути достижения конечной цели человеческого предназначения в парадигме уже совершенно новой привилегии иметь возможность стать «новым творением»³.

Данный человеку в акте его творения Богом уникальный естественный дар святитель Феофан называет «первым преимуществом»⁴и говорит, что это первое преимущество является основанием «всех других преимуществ»,⁵поскольку представляет собой «целость естественного благодатного состава»⁶. В этой формуле святителя Феофана природное начало объявляется сосудом естественной благодати, сообщающей своим присутствием в индивидуальной природе человека «целость» души и открывающей себя в своей феноменологии в этосе целомудрия. В учении святителя Феофана Затворника добродетель целомудрия составляет и конституирует тот непоколебимый фундамент личностной святости, утверждаясь на котором, «человек назначен быть вместилищем необыкновенно высоких сил, готовых излиться на него из источника всех благ»⁷. Феофановская интерпрентация сущностного понимания целомудрия как первичной природной благодати, являющейся предпосылкой причастности человека к ниспосылаемому Богом сверхъестественному Божественному дару, содержит в себе герменевтический ключ к выяснению сокровенного смысла Евангельского текста:

«И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать» (Ин. 1:16).

Величие значимости естественной нравственной благодати в приведённой евангельской экзегезе чрезвычайно высоко поднимает достоинство этоса целомудрия в царстве этических ценностей. Это обстоятельство блистательно подтверждается сотериологическим значением добродетели целомудрия, какое она имеет в воззрениях святителя Феофана Затворника как выразителя патристического учения о нравственном идеале христианской святости. В аскетической традиции Православного Востока ценность достоинства целомудрия во все времена воспринималась в его фундаментальном значении в качестве уникального природного дара, который среди всех природных достоинств человека, данных ему от рождения, является самым благородным, но в то же время самым хрупким и ничем не восполнимым естественным даром. Этос целомудрия заключает в себе уникальную ценность, ни с чем не сравнимую и ничем не возвратимую привилегию, высокому аксиологическому статусу которой каждый человек обязан своей честью и достоинством. Харизма соблюдения неприкосновенности целомудрия гарантирует право личности на самоуважение и заключает предпосылку смиренного упования праведника на его причастность к высшему благу с привосокуплением «некоторой ублажающей его уверенности спасения, и уверенности необманчивой»⁸.

Сохранение целомудрия есть соблюдение идеальной естественной нормы природного бытия в её изначальной целостности и неповреждённости. Этос целомудрия представляет собой одно из важнейших проявлений нравственного достоинства личности, избравшей путь христианского самоотречения и стремящейся к актуальному достижению идеала евангельской святости в парадигме эсхатологического учения Церкви, осуществляющей свою спасительную миссию в мире между событиями Воскресения Христа и Его Вторым пришествием. Когда человек преодолевает и побеждает иррациональные стихийные влечения своей природы и подчиняет свои вожделения требованиям нравственного императива и Божественного закона, он соблюдает ту индивидуальную форму своей неприкосновенности и внутренней целостности, которая становится гарантией его благородства, достоинства, чести и славы как носителя образа Бога, создавшего его чистым и непорочным. Перу святителя Феофана Затворника принадлежит крылатый афоризм:

«Не падавший всегда юн»⁹.

Этос целомудрия награждает своего носителя даром ясного и ничем невозмутимого мира, простого и одухотворённого благодушия и непостыдного дерзновенного энтузиазма в молитвенном предстоянии перед Богом. Душа, постоянно пребывающая в естественной благодати целомудрия «сохраняет непритворное весёлонравие»¹⁰и «радость духовную»,¹¹ ей присущи «живость, лёгкость, непринуждённость доброделания»¹²; обитающая в этой душе «сила Духа влечёт к себе всех»¹³. Нравственное достоинство, «принадлежащее сохранившемуся целым в лета юности»¹⁴ становится основанием непоколебимости личной религиозной веры и христианского благочестия «во всю жизнь»¹⁵.

Принцип соответствия природного ресурса нравственному предназначению человеческой личности заключает в своём сущностном содержании этическую программу, адресованную всем, но эта программа может быть актуализована совершенно различными путями в зависимости от жизненного выбора каждого отдельного человека. Единство нравственного идеала и различие путей, ведущих к его актуальному достижению, предельно лаконично сформулировано в чеканной формуле святителя Филарета Московского в его Слове на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, в котором он, рассуждая о достоинствах «златого таланта девства»¹⁶ и «серебряного таланта брака»¹⁷, говорит, что «девство и брак не для всех, но целомудрие для всех»¹⁸..

Девство есть самоотречение от брака, а брак есть самоотречение от индивидуального эгоизма. Целомудрие как фундамент природного совершенства есть условие и результат отказа личности от филавтии, любви к себе, вместо которой должна возрождаться «безжалостность к себе и непощадение»¹⁹ себя, вплоть до «жажды страдания, желания умучить себя»²⁰.

Святитель Феофан Затворник напоминал своим современникам о необходимости суровой решимости в намерении жить по Евангелию и указывал на примеры угодников Божиих, в житиях которых их первые шаги на пути «обращения к Богу или первые действия богоугождения означаются умучением, истомлением и истощанием плоти»²¹.

В своём уединённом затворе Святитель Феофан был погружён в благодатную и живоносную стихию православного аскетического подвига. По своему опыту он знал, что христианский путь есть «путь тесный и прискорбный»²², что «теснота и притрудность неизбежны по самому свойству христианской жизни и подвизания в ней»²³. Для святителя Феофана христианский путь отмечен знаком трансцендентности. Этот путь означает «переселение сердцем в будущий век»²⁴. Следуя своему высшему предназначению, душа преодолевает границы своей имманентной замкнутости и вступает в царство Божественной благодати. Благодать «разрывает узы, державшие человека в грехе, изгоняет из сердца самосожаление, человекоугодие, склонность к чувственному и земность, и на место их возбуждает безжалостность к себе, бесвкусие к чувственному, предание себя позору всякому и переселение сердцем в будущий век с чувством странничества здесь»²⁵.

Смысл христианского самоотречения заключается, по учению святителя Феофана Затворника, в решительном преодолении филавтии, эгоистической любви к себе, и в безусловном следовании за Христом.

Аксиология святителя Феофана Затворника представляет собой развёрнутый нравственно-богословский комментарий к Евангельскому тексту:

«Любящий душу свою погубит её, а ненавидящий душу свою в мире сем, сохранит её в жизнь вечную» (Ин. 12:25).

Святитель Феофан вскрывает перед читателем парадоксальный характер ущербности эгоистической любви грешника к самому себе:

«Когда грешил ты, то не себя только терял, но, теряя себя, отделялся и от Бога. Теперь, возвращаясь из греховного плена, после того как возобладал ты собою, возврати себя и Богу»²⁶.

Святитель Феофан Затворник учит, что человек должен предаться Богу всей тримерией своего естества, он должен предать Богу свой ум, «чтоб умудриться»²⁷, он должен всецело положиться на волю Бога, «чтоб освятиться»²⁸, он, наконец, должен отдать Богу свое сердце как средоточие эмоционально-чувственной сферы души, чтобы достичь блаженства, или, как выражается святитель Феофан, «чтоб облаженствоваться»²⁹. В своём обычном состоянии «сердце не может не быть обладаемо чем-нибудь»³⁰среди объектов внешнего мира. Но это обладание «страждет несытостью и тоскою»³¹. Поэтому последователю Христову не следует «поблажать своим чувствам и влечениям, не тем услаждаться, что нам нравится, а тем, что Бог объявил благом»³², и стремиться лишь к вечной блаженной жизни в Боге, которая в своей абсолютной полноте соответствует идеалу нравственного достоинства богоподобной человеческой личности.

Перед лицом абсолютной и высшей ценности, какой является совершенство души достигшей в своём восхождении к Богу, высокой степени духовной сформированности, богоподобия и святости, человек должен откликнуться на евангельский зов своим онтологическим и аксиологическим самополаганием и актуально осуществить Божественный замысл о своём конечном предназначении. Ценностный ответ заключает в себе следование уникальному смыслу заключенного в ценности объективно значимого блага. В своей предельно трансцендентальной заданности евангельский призыв к следованию за Христом имеет в качестве предпосылки достигаемой причастности к абсолютному благу актуальное самоотречение личности в нравственно-аскетическом смысле. Следование всегда предполагает самоотдачу, отказ от своего «я», от своей автономии. Следование за Христом есть путь преодоления имманентных границ самолюбия, включающего космофилию, гордость и чувственность. Это путь преодоления состояния косности и инертности, в котором находится падшее человеческое естество.

В подвиге следования за Христом человек преодолевает свою гордость и чувственность через возрастание в смирении, воздержании и любви. Святитель Феофан учит, что «надо жить в отсечении своей воли и разума, в борении и погублении страстей, или непрестанном самоумерщвлении и самораспинании»³³. Следование за Христом и возрастание души «в новой жизни требует постоянного напряжения, внутреннего и внешнего»³⁴, когда под «внешним» подвигом в аскетической христианской традиции имеется в виду деятельная борьба с грехом, имеющая своей целью решительную победу над естественным эгоизмом, гордостью и чувственностью как проявлениями начал филавтии, коренящихся в глубинной сущности человеческого греха, а под внутренним подвигом – подвиг созерцательной жизни, включающий трезвение, внимание, блюдение помыслов, молитву, блаженное безмолвие, созерцание нетварного света. «Возлюбившие блаженное безмолвие проходят делание умных сил и подражают образу их жизни³⁵».

На мрачном фоне конечной обречённости земной человеческой жизни святитель Феофан Затворник явил в своих творениях сияние торжества христианской святости в её победе над эгоизмом и чувственностью, в её актуальном осуществлении нравственного подвига христианского самоотречения как предвестника воскресения и бесконечной блаженной жизни в Боге.

В своих аскетических сочинениях святитель Феофан Затворник предначертал идеал христианской святости в парадигме его нравственно-аксиологического содержания, открыв перед своими современниками перспективу духовно-религиозного восхождения к заповеданному Евангелием совершенству как задачу актуального исполнения Евангелия, как задачу, стоящую перед каждой конкретной человеческой личностью и перед всем человечеством в его вселенской полноте, в его всемирно-историческом предназначении. Аксиологический смысл концепии христианского самоотречения, открываясь в феноменологии каждой отдельной человеческой личности, способен оказывать своё конструктивное этическое влияние на уровень качества сформированности общественной структуры. Россия, явившая миру второй после Византии величественный образец православной христианской цивилизации, как и Византия, утверждалась на том же самом нравственно-аксиологическом фундаменте Предания, который был создан умозрительным и аскетическим опытом отцов Древней Церкви и который в XIX веке, в условиях относительного обмирщения христианской жизни в России, вновь в прежнем величии и подлинном достоинстве его сотериологической значимости был актуализован в богословском наследии святителя Феофана Затворника.