I глава

Мы имеем традиционный, веками сложившийся и принятый тип изображения воскресения Господа Иисуса Христа, в котором на первом плане помещается гроб Воскресшего. Эта иконографическая подробность встречается решительно во всех композициях нашего сюжета. Каковы ни были бы его персонажи, как ни была бы сложна и запутана обстановка события, в какой бы форме – символической или историко-реалистической – ни передавалось евангельское повествование об этом центральном во всем христианстве факте, мы везде встречаем изображение гроба Господня. Возьмем ли мы древнейшую композицию на барельефе латеранского саркофага (№ 171), который считается первым и начальным памятником нашего изображения, когда древние христиане еще не дерзали касаться резцом или кистью самого воскресения, – остановимся ли на реалистической композиции Таддео Гадди в ц. Марии Новой во Флоренции, пред нами – прежде всего гроб Христа или под символической монограммой Спасителя, или же в форме классического саркофага, на котором сидят ангелы. И конечно, гроб Христа в Иерусалиме – этот уникум в целом мире – был единственным предметом, который притягал, до сих пор притягает особенное внимание всех христиан и который заставил одного благочестивого паломника воскликнуть в священном восторге: Ἱεϱουσαλὴμ… ὁ ὁμφαλος τῆς γῆς, ἡ μέση τοῦ ϰόσμου!

Отсюда, для иконографии воскресения Христа очень важно определить отношение между св. гробом в Иерусалиме и воспроизведением этого гроба первыми христианскими художниками-реалистами, которые пытались передать евангельское повествование в исторической обстановке, и их попытки в истории искусства получили значение в некотором смысле норм. Так, наши изображения в своей основе имеют исторический гроб Христа.

Отсюда, мы должны прежде всего обратиться к представлениям древних евреев о загробной жизни и посмотреть, к чему обязывали они живых? Однако в настоящее время нельзя говорить о религии иудейской без того, чтобы не определить своего отношения к догме рационалистов, по которой – иудейские эсхатологические воззрения вообще целиком заимствованы были у древних вавилонян, и, следовательно, погребальные обычаи древних евреев также представляли простую копию обычаев вавилонских. Факты говорят обратное, и к ним мы должны также обратиться (см. приложение).

Идейная бедность, крайняя туманность и неопределенность вавилонской эсхатологии мешали ей быть жизненным, практическим фактором. Она говорила о жизни теней – душ умерших, описывала их странствования и всевозможные фантастичные приключения, но совершенно порывала всякую связь души с телом. Душа могла явиться на землю, произвести известное катастрофическое действие среди живых, однако с момента смерти она становилась по существу совершенно иной субстанцией и уже не могла иметь никаких отношений к телу. Смерть была резкой и окончательной гранью, которую перейти нельзя. Соединения в какой бы то ни было форме между телом и душою после смерти уже не может быть. Отсюда, погребение тела у вавилонян имело особый, характерный смысл. Тело становилось именно прахом, теряло всякое значение и делалось в своем роде ненужным предметом, который может быть дорог для того, кто был умершему чем-нибудь обязан, признателен, напр., за данную жизнь – детям и т. д. По такому чисто естественному чувству, близкому к ощущениям фетишиста, родственники и должны были заботиться о погребениях умершего. Погребение трупа у вавилонян – это особый род благодарности к усопшему, которого оставить, бросить на уничтожение – претить нравственному чувству. Известно, что вавилоняне погребали умерших в глиняных горшках¹, но как, это наука знает не вполне точно, потому что ни один барельеф, каких в настоящее время открыто много, равно как и тексты, ничего не говорят об этом. Мало того, не смотря на тщательные разыскания, на множество открытий в области древней Месопотамии, наука до сих пор не знает вавилонско-ассирийских гробниц древнейшего периода, и ученые соглашаются обычно с гипотезой, что «ниневитяне и вавилоняне рассматривали бассейн Халдеи, как землю предков, их прародину, и что по этому вследствие религиозного и сыновнего почтения они переносили останки дорогих и любимых мертвецов к предкам их расы. Ассирияне, жившие по верховьям Тигра, помещали в лодки останки любимых покойников и, доверив их волнам реки, с плачем сопровождали до места их последнего успокоения» (Проф. С. С. Глаголев)². Некоторые археологи утверждают, что в Вавилоне и Ассирии вообще и не существовало погребальной архитектуры³. И думается, что это утверждение главное основание может иметь в раскрытом выше воззрении ассиро-вавилонян на труп. Для них тело умершего человека – ненужный, потерявший всякое значение и смысл предмет. Особенно беречь его для чего-нибудь не нужно. Следовательно, у вавилонян не было никаких логических посылок и побуждений для развития погребальной практики и особой архитектуры, как у других народов, признававших хотя в самой зачаточной форме метампсихозис. Практический эпикуреизм, сквозящий во всех открытых гимнах, был вполне естественным следствием воззрения на загробную жизнь. Совершенно в ином положении находились древние евреи. Мы видели, что они постулировали, по крайней мере, для праведников (а каждый иудей потенциально считал себя таковым) – суд над умершими и воскресение тела для будущей блаженной жизни в царстве Мессии. Отсюда само собой следовало, что и отношение к телу умершего должно было быть иным, чем у вавилонян: тело временно перестало быть оболочкой для души, но настанет момент, когда душа опять вернется к нему, и начнется субстанционально прежняя жизнь души и тела. Таков был тот логический путь, которым древне-иудейская мысль оправдывала свое бережное, почтительное отношение к телу умершего. И в курсах истории архитектуры гробницы, современные Давиду и Соломону, имеют значение источников вообще для характеристики тогдашнего состояния строительного искусства в Палестине.

Первые сведения о способах погребения у евреев сообщает история Авраама. В Хевроне Сарра умерла. Авраам, очутившийся в таком горестном положении на чужбине, среди неизвестного народа, обратился к хеттеям с предложением продать место для погребения жены. Такое место и было уступлено ему за 400 серебряных сиклей. Там уже была устроена для погребения двойная (makp(f)elah) пещера (Быт.13). Очевидно, такие пещеры были в большом ходу у ханаанских насельников: это – или естественные пещеры в известковых пластах, образовавшиеся вследствие того, что вода, насыщенная углекислотой, проникла в толщу пласта и, изменяя углекислую известь в легче растворимую двууглекислую, образовывала сначала пустоты, а потом и гроты, которые, быть может, вследствие весенних размывов, открывались наконец наружу отверстием, – или же искусственные, вырытые в склонах гор. Погребения в таких пещерах-склепах практиковали также потомки Авраама вплоть до Иосифа Аримафейского, отдавшего свой склеп для тела Спасителя. Гористая, богатая уклонами, Палестина позволяла практиковать этот хананейский способ обращения с мертвыми останками. Гробница первого патриарха в Хевроне сохранилась до настоящего времени ⁴. Это – пещера в виде просторной крипты, куда непосредственно на пол или на искусственное возвышение и помещались умершие. По мнению ученых, геологически можно доказать современность пещеры Аврааму, и лишь ограда – кругом нее – воздвигнута, несомненно, при Ироде, который вообще заботился о сохранении национальных священных реликвий, и, конечно, к числу их относилась гробница родоначальника еврейского народа.

На основании некоторых замечаний Евангелистов, мы можем сделать вывод, что евреи своих мертвых тщательно завертывали в несколько полотен и в таком закутанном виде клали в пещерный склеп. (Мф.15:46; Лк.23:53; Ин.11:44; 20:5–7). Бывали случаи и мумификации. Так, тело Иакова после смерти в Египте было набальзамировано, и египтяне 70 дней предавались плачу (Быт.60:3); на основании Геродота, Saulcy догадывается, что из этих 70 дней в течение сорока совершалось намащивание и наполнение трупа различными консервирующими веществами, и тридцать дней продолжался траур по усопшем⁵. После того мумия помещалась в приготовленной пещере. Не смотря на всю случайность настоящего погребения, мы можем видеть, как ревниво относились евреи к телу усопшего: не смотря на весь свой национальный сепаратизм и отвращение к язычеству, они воспользовались египетским обычаем, чтобы подольше сохранить дорогое тело. Так же мумифицировано было тело Иосифа, перенесенное позднее из Мизраима в родовой склеп в Хевроне.

Этот тип погребальных камер прочно привился вообще на аравийском полуострове, и во многих местах там до сих пор сохраняется много древних пещерных гробниц, совершенно торжественных с палестинскими. Чаще эти гробницы устраивались в скалах, украшались колоннами, фронтонами, разными обломами, смешанными с египетскими и ассирийскими мотивами. Наиболее употребительны были просторные, высокие погребальные камеры, в которых по стенам устраивались особые продолговатые ниши, куда и помещались останки умершего. Как на особенно типичную, можно указать на одну из таких гробниц – в Medaїu-Salih (сев. Аравия). Это – в каменном склоне горы пробитая пещера и разделанная в целую комнату, близкую по своей форме к квадрату⁶. Здесь обычно находил упокоение целый род⁷. Не совсем еще отчетливая вера в воскресение тела заставляет однако евреев заботиться при жизни, где можно положить всю семью, род. В этом, конечно, сказывалась тесная, человеческая связь живых, которые свои чувства и представления переносили и за гроб.

Погребальные пещеры-склепы употреблялись в Палестине и позже, в христианскую эпоху. Члены христианского общества следовали своему национальному обычаю и устраивали по-прежнему семейные склепы. Очень интересен один такой склеп недалеко от Назарета в деревушке Шефа-Амерь, относимый к IV веку нашей эры. Он также сделан в скале, дверью служит большая каменная плита. Внутри камеры устроено три гробницы в виде римских катакомбных аркосолиев. Стенные плоскости заняты колоннам, изображениями птиц, разными христианскими символами. Снаружи вход украшен виноградной лозой, вырастающей из двух ваз по бокам двери⁸. Таков приблизительно и был склеп-пещера, куда Иосиф Аримафейский положил Пречистое Тело Спасителя (ср. Мф.27:59–60; Мк.15:46; Лк.23:53; Ин.19:40–42.)

С течением времени в Палестину начали проникать иноземные влияния, которые повлияли и на погребальную практику потомков Авраама. Очень рано египтяне принесли сюда свой тип – не пещерный склеп, а тип монолитный, который привился в Иерусалиме. К таким сооружениям прежде всего следует отнести египетский монолит в Силоамской долине недалеко от Иерусалима, который считается одной из самых ранних палестинских одиночных гробниц: архитектурные особенности позволяют отнести к досоломоновской эпохе. Силоамский памятник представляет собой трапецоидальный монумент в 3 метра высоты и по горизонту 6 метр. 10 сант. – 5 метр. 60 сан. Дверь с запада ведет в небольшую (2 метр. 43 сант. кв.) переднюю, из которой – вход в камеру. Вогнутый потолок этой комнаты сложен, как в обычных египетских строениях. Две ниши в стенах назначены для трупов. Снаружи – грубый египетский карниз⁹. Достаточно беглого взгляда на этот памятник египетского влияния, чтобы заключить, что это не что иное, как измененный, развитой пещерный тип, о котором была речь выше. Силоамский монумент не сложен из камня, а высечен из всей толщи каменного склона скалы, из которой он выступает тремя сторонами – передней и двумя боковыми, а задней прислонен к скале. Так что, собственно говоря, это – та же пещера, только вынесенная из горной массы наружу и обделанная в правильную форму. Несомненность и очевидность этого подтверждает другой монолитный памятник-гробница Авессалома, сына Давида, особенно известная у жителей Палестины (рис.1). Археологические исследования подтверждают ее древность: большинство ученых согласны, что гробница Авессалома современна этому мятежному царевичу¹⁰.

Рис. 1.

Св. писатель кн. 2 Царств повествует, что Авессалом еще при жизни выпросил себе в долине царей место, на котором устроил полустолб (metzebet) и назвал его «рукой Авессалома» (XVIII гл.). Этот metzebet был собственно гробницей для останков своего строителя, который, как не носивший короны и, кроме того, опальный не мог быть погребен в общей царской усыпальнице. Однако придворный этикет позволил ему быть в царской долине, которая называлась иначе «долиной Иосафата» и была назначена для погребения коронованных особ иудейского народа (рис. 2).

Рис. 2

Иосиф Флавий сообщает несколько интересных подробностей об этом metzebet'е. Он говорит: «Авессалом еще при жизни воздвиг себе в царской долине мраморный столп (στήλην λίθου μαρμαρίνου) в двух стадиях от Иерусалима, который назвал рукой Авессалома» (Antt. VII, X, 3). Из слов иудейского историка о материале и расстоянии от Иерусалима этого монумента мы можем заключить, что последний был цел в его время, и он имел возможность видеть его. Об этом же сооружении упоминает и знаменитый бордосский паломник (333 г.) в своем описании св. Земли. Он пишет там: «Item ab Hierusalem euntibus ad porta, quae est contra oriente, ut ascendatur in monte Oliueti, uallis quae dicitur Iosaphat; ad partem sinistram, ubi sunt uineae, est et petra ubi Iudas Scarioth Christum tradidit, a parte uero dextra est arbor palmae, de qua infantes ramos tulerunt et ueniente Christo substrauerunt. Inde non lange quasi ad lapidem missum sunt monumenta duo monubiles mirae pulchritudinis facta: in unum positus est Isaias propheta, qui est uere monolitus, et in alium Ezechias, rex Iudaeorum»¹¹. Ученые принимают, что под этим вторым монументом и нужно разуметь тот именно столп-гробницу Авессалома, о которой у нас речь¹². Нижняя – монолитная – часть этой гробницы представляет собой огромный квадрат (6 метр. 24 сант. ширины и 6 метр. 50 сант. высоты), высеченный из скалы. Род двора окружает базу справа, слева и сзади. На монолитном квадрате водружена верхняя часть, сложенная из больших тесанных камней: барабан диаметром в нижнюю часть сведен в толстый шпиль каменной кладки. Каждая сторона этого квадрата украшена двумя ионическими колоннами и двумя же полуколоннами, прислоненными к угловым пилястрам. На колоннах покоится дорийский фриз с тринадцатью розетками и четырнадцатью триглифами. Под фризом виден египетский карниз. С южной стороны устроена небольшая дверь квадратной формы. Кроме того, по остальным сторонам основного квадрата зияют три бреши. Чрез среднюю брешь можно войти внутрь гробницы. Потолок комнаты образован двумя – один над другим – концетрическими кругами. Стены заняты аркадами¹³.

Saulcy, изучавший этот памятник, в соединении деталей ионического, дорийского и египетского стилей не видит ничего такого, что заставляло бы относить его к эллинистической эпохе. Он думает, что Палестина, находившаяся под перекрестными влияниями, с разных сторон, должна была непременно воспринимать элементы и мотивы, которые находились еще в зачаточном состоянии у соседей¹⁴.

В той же Иосафатовой долине есть гробница, близкая по своей архитектуре к Силоамскому памятнику и гробнице Авессалома. Это – гробница Захарии (рис. 3), которую Бордосский паломник называет ошибочно гробницей пр. Исайи (см. выше).

Эта гробница также высечена из скалы в форме четырехугольника (около 6 метр. длины и ширины в основании), но покрытие здесь иное: не барабан, а четыреугольная пирамида, представляющая одно целое с корпусом гробницы. Фасадные украшения немногим разнятся от украшений гробницы Авессалома¹⁵. Особенный интерес представляет гробница Захарии в том отношении, что до сих пор не открыто ни малейшего намека на дверь или спуск во внутреннее пространство памятника, но несомненно, что в нем есть или был поставлен саркофаг, иначе зачем было помещать такой монумент среди некрополя. Пр. Олесницкий находит у св. ев. Матфея указание на этот памятник (23:29–35): обличая фарисеев, Господь Иисус Христос упрекает их в убийстве первосвященника Захарии, сына Варахии, памятник которого был ими украшен. По преданию, которое находит подтверждение свое во внешнем виде монумента, некогда он был разделан огненно-красной краской, напоминавшей кровь праведника, невинно убитого между жертвенником и алтарем¹⁶.

Такой монолитный тип гробниц практиковался у древних евреев людьми богатыми, знатными, которые еще при жизни заботились об устройстве себе посмертного жилища. Интересно, что по идеологии ветхозаветных свв. писателей – считалось позорным наказанием лишить человека погребения в том месте, где нашли упокоение его родные, единоплеменники (Исх.14:18–19). Под влиянием этого евреи не менее египтян заботились о погребении, и мы находим в Палестине – особенно в Иерусалиме – массу гробниц, которые в основном не отступают от типа монолитного. Люди среднего достатка не могли, конечно, сооружать пышных, стильных гробниц – монолитов, напоминавших по своим архитектурным подробностям жилые помещения. Им приходилось довольствоваться чаще искусственными пещерами в нижней части горного склона, вырытыми параллельно горизонту, так что не нужно было спускаться в них, как в катакомбах. Особенно высоко – на вершинах горы – гробниц не делали, потому что под влиянием геологических местных условий почва вершин очень часто осыпалась, вследствие этого – обычно погребальные пещеры высекали в начале горного склона. Пр. Исайя обращается с порицанием к одному иерусалимскому жителю за то, что тот соорудил себе гробницу на вершине горы (22:16).

Такова была и пещера, в которую Иосиф Аримафейский положил Тело Спасителя.

В настоящем своем виде (рис. 4) эта пещера совершенно потеряла первоначальную топографию, так что можно говорить теперь только о месте погребения Господа, в подлинности которого сомневаются одни только протестанты. – На северо-западе от голгофской возвышенности путник входит в ротонду (50 метр. диаметр.) из массивных 18 колонн, поддерживающих галерею из 18 аркад. В центре ротонды находится пещера, где лежало Тело Спасителя. Однако, чтобы составить себе правильное представление о первоначальном виде этого погребального склепа, мы должны обратиться к евангельским данным. По словам свв. евангелистов, Иосиф Аримафейский предоставил Господу пещеру, в которой еще никто не

был положен (Лк.23:53), так как у него была другая пещера. (Мф.27:60 – ἐν τῷ ϰαινῷ αὐτοῦ μνημείῳ – ср. Мф.9:17 – ἀλλὰ βάλλουσιν οἶνον νέον εἰς ἀσϰοὺς ϰαινοὺς. – также 13:52 и др.), где, вероятно, покоились его родичи. Эта частность имеет для нас в настоящем случае большое значение, потому что позволяет согласиться с мнением пр. Олесницкого, который предполагает, что эта новая пещера была неокончена. Владелец успел сделать только антишамбрь – переднюю и первую гробничную камеру вчерн, как Провидение остановило дальнейшую выделку локул, потому что наскоро сооруженное ложе в виде простой скамьи и послужило местом упокоения Тому, Кто не имел, где главы преклонить. Замена локул скамьей подтверждается тем, что Мария, придя к низкому входу в пещеру, увидела двух ангелов, сидевших на месте, где лежало Тело Господа (Ин.20:5,11,12): на локуле сидеть нельзя было, конечно. Бывшую уже в употреблении пещеру Иосифа Аримафейского удалось найти нашему палестиноведу также недалеко от Голгофы¹⁷. Гроб Спасителя высечен в скале и первоначально был закрыт каменной плитой, которая была отвалена ангелом. Позже, когда начался приток паломников к Святыне, и небольшая пещера оказалась слишком тесной, так что не могла быть приспособлена к богослужебным целям, она была совершенно вырублена из материковой скалы, и с двух сторон – северной и западной образовался широкий проход (почти 9 футов на западе). Собственно такая переделка относится к IV веку, когда Константин Великий, пораженный мерзостью и запустением на св. месте, которое император Адриан старался всячески загрязнить (он построил там на насыпи капища Зевса и Венеры), очистил эту площадку от языческих остатков и открыл из-под насыпи гроб Господень¹⁸. Далее, он был выделен из горы и получил форму классического нагробного монумента в виде часовни. Передняя часть тогда же была удалена, и осталась собственно гробница-камера¹⁹. Таким образом, ревностью императора-христианина простая погребальная пещера, ничем не отличавшаяся от обычных пещер иудеев среднего достатка, получила форму монолита, какую нам характеризуют гробницы Авессалома и Захарии. Однако этим не удовольствовался Константин. Евсевий Кесарийский говорит: «вместе с словом, предметы обращаем в дела… И вот, как бы голову всего, прежде всего украшал (он) священную пещеру, божественный оный памятник, при котором некогда ангел, облиставая светом, благовествовал всем является пакибытие. И так ее (пещеру) прежде, как бы голову всего, царское любочестие испестрило отборными колоннами и множайшим убранством, просветивши всякими украшениями»²⁰.

Св. гроб сделался центром Иерусалима, Палестины и всего христианского мира, куда началось паломничество с самых отдаленных мест вселенной. Человеческая мысль начала соединять свое спасение с посещением св. гроба: быть у него, осязать, приложиться к самой земле, на которой лежало Пречистое Тело Спасителя мира – значило вдохнуть в себя новые живительные благодатные силы, силы для несения креста в земной юдоли, где человек-христианин прежде всего – мученик, страдающий. Конечно, посещение гроба Первого христианского Мучника, Божественного Страдальца есть благодарный подвиг, спасение души. Все, взятое из св. гроба – камень, масло из горящих там лампад – все это священные реликвии, все обладает особыми силами, священно²¹. Каждый паломник уносил с собою из Иерусалима известное представление о форме и архитектурных особенностях св. Гроба, которые и передавал на своей родине или же распространял письменно в виде дневников, описаний или благочестивых размышлений. Блаж. Иероним говорит²²: «долго было бы исчислять ныне, сколько во все время от вознесения Господня до настоящего дня благовестников, сколько мучеников, сколько искуснейших в церковном учении мужей ходило в Иерусалим. Все они думали, что в них меньше будет религиозности, меньше знаний, и что они не достигнут высшей добродетели, если не поклонятся Христу в тех местах, где заблистало со креста первоевангелие».

Итак, с IV века пещера Спасителя представляла собою монолитную гробницу, расширенную имп. Константином и освобожденную от антишамбра: эта гробница была заключена при нем же в колоннаду.

У нас нет вполне ясных данных о характере покрытия колоннады кругом св. гроба, которую ученые называют памятником Константина. Однако у Евсевия есть одно, хотя и очень неясное, замечание, которое может быть полезно нам. Сказав об украшении пещеры и устройстве базилики, примыкающей к устью пещеры, Евсевий возвращается опять в своем описании к св. гробу и говорит: «τούτων δ’ ἀντιϰϱὺ, τὸ ϰεφάλαιον τοῦ παυτὸς ἡμισφαίϱιον ἦν, ἐπʼ ἄϰϱου τοῦ βασιλείου ἐϰτεταμένον. ʻΟ δὴ δυωϰαίδεϰα ϰίονες ἐϭτεφάνουν, τοῖς τοῦ Σωτῆϱος ἀποϭτόλοις ἰϭαϱιϑμοῖ ϰϱατῆϱϭι μεγίϭτοις ἐξ ἀϱγύϱου πεποιημένοις τὰς ϰοϱυφὰς ϰοσμούμενοι"²³. Архим. Антонин, на которого мы уже указывали, так переводит настоящее место: «напротив (всего) этого была голова всего, полушарие, распростертое на краю базилики. Его венчали 12 колонн, равночисленные апостолам Спасителя, украшенных наверху величайшими чашами, сделанными из серебра»²⁴. Из этих слов церковного историка видно, что на колоннах, окружавших св. пещеру, покоилось полукружие, полусфера, купол; в том месте, где купол прикасался к колонне, поставлена серебряная чаша. И зритель, конечно, видел, что чаши составляют продолжение колонн.

Итак, при Константине Великом место, где было положено Пречистое Тело Спасителя, получило совершенно иной вид. Вместо простой пещеры в склоне горы, паломники созерцали выступившую из плоскогорья комнату с каменным же ложем, и кругом такой своеобразный будки были поставлены мраморные колонны (12), на которых покоился купол с блестящими чашами.

Для христианской иконографии имело бы большое значение открытие иллюстрирующего св. гроб времени Константина какого-нибудь памятника. И проф. Олесницкий считает таким памятником бамбергскую пластину из слоновой кости, хранящуюся в Мюнхенском музее, на которой изображено воскресение Христа по раннейшему переводу: на переднем плане там находится изображение св. гроба Господня в виде монументальной гробницы с дверцами. Вот что говорит проф. Олесницкий: «что касается фигурирующего на рельефе памятника гроба Господня, то он так соответствует описанному Евсевием (Vit. Const. 3:33) divinum monumentum базилики Константина, с одной стороны, и характеру архитектуры того времени, с другой, что в его подлинности не можешь быть сомнения. Художник несомненно, быль в базилике Константина и снял вид памятника с натуры. Так точно описать скалистый грунт, среди которого возвышается памятник, мог только очевидец. Что художник быль в Иерусалиме, это доказывают еще удивительно точно и мастерски воспроизведен¬ные восточные костюмы жен-мироносиц – простые сара¬фаны и длинные с головы до ног спекающиеся покры¬вала. И лица мироносиц – самые типические палестинская лица. Можно думать, что занимающая нас картина была сделана в Иерусалиме по заказу самой царицы Елены кем-либо из придворных художников, посланных в Иерусалим для работ в строившейся базилике». «Памятник гроба Господня стоит между грудами камней и имеет форму римских колумбариев». «В стенах (памятника) расположены ниши, в которых стоят статуи, и одна из статуй, фигурирующие по левой стороне входа, представляет фигуру самого императора Константина. Вероятно, на правой стороне стояла статуя матери Константина, но ее заслоняет фигура ангела, сидящего у входа в памятники»²⁵. Мы с большим уважением и благодарностью относимся к работам проф. Олесницкого, однако не можем не сказать, что в данном случае наш ученый палестиновед переоценил значение бамбергской пластины. Достаточно одного взгляда на композицию бамбергскую (рис.5),

чтобы видеть, какую плохую иллюстрацию Евсевия мы имеем в ней. Прежде всего, что такое представляет собою со стороны типологический гроб этой композиции? Он состоит из двух частей: нижнего куба, сложенного из мелких (если принять мнение проф. Олесницкого, что перед нами натуральный масштаб памятника) вытесанных камней и украшенного двумя статуями в нишах по бокам двустворчатой двери, и верхней ротондообразной (тамбур?) надстройки с куполом. Эта последняя также сложена из тесанного камня и заключена в аркаду из двенадцати (по паре) колонн. Весь памятник богато украшен обломами и медальонами. Ни со стороны архитектонической, ни со стороны декоративной гроб пластины нашей нисколько не отвечает описанию Евсевия, который ни слова не говорит о двух частях – этажах св. гроба. И мы склонны думать, что прототипом или оригиналом в данном случае для художника служила не пещера Господня с константиновскими колоннами, а обычный греческий тип надгробных монументов и так называемых хорагических памятников, которые ставились в честь победителей. Те и другие представляли собой двухэтажное сооружение: низ – большей частью квадрат из цоколя, на котором ставили ротонду, окруженную колоннами и покрытую куполом (ложным). Таковы, напр., мавзолей в Галикарнасе и львиная гробница в Кинде. Но особенно интересен для нас в настоящем случае хорагический памятник Лизикрата в Афинах (335–34 гг. до Рожд. Хр.). На сложенном из крупных рустованных камней квадратном подножии возвышается круглое в плане сооружение, убранное коринфским ордером и увенчание плоским мраморным куполом (рис. 6). Кольцевая в плане колоннада состоит из шести колонн, заделанных в стену почти на половину своего диаметра и опирающихся своими базами на обходящий вокруг всего здания профилеванный плинтус. Сходство этого античного памятника с гробницей бамбергской пластины поразительное: если немного поднять квадратное подножие лизикратовского памятника и заменить аркадой шесть колонн ротонды пластины, то мы получим доказательство, что автор бамбергской композиции был хорошо знаком с античным типом мемориальной архитектуры и, когда должен был изобразить гроб Господень, то античные черты перенес на палестинское сооружение. Так, ничего исторического в изображении на бамбергской пластине нет: там пред нами простая декорация св. гроба, а не копия обделки св. пещеры Константином Великим, как о ней повествует Евсевий. И это именно заставляет признать, что художник не только не был вызван, как думает проф. Олесницкий, для работ в базилике Константина, но и никогда не был в Иерусалиме. Как нельзя дерево бамбергской пластины считать исторической копией дерева около св. гроба в саду Иосифа Аримафейского, так нельзя и за всей бамбергской композицией признавать столь большое значение, какое придавал ей проф. Олесницкий. Мы еще вернемся к бамбергской композиции ниже, пока заметим, что пещера в такой конструкции более соответствует очень позднему изображению (XVI в.), какое нам оставил Бернардино Амико²⁶.

Какова же была св. пещера в эпоху Константина Великого? Ответ на это можно найти только в тех паломнических записях, о которых мы говорили выше. Эти воспоминания или благочестивые описания служат для нас главным источником в вопросе реконструкции св. гроба после константиновских стараний дать св. месту надлежащий вид.

Полного и вполне исчерпывающего описания интересующего нас предмета мы не имеем в паломнических дневниках: каждый путешественник по свв. местам эпохи наиболее блестящей в истории христианства – IV–VIII вв. – обращал свое внимание не на все, что имел пред глазами, а что представляло для него интерес частный. Но и здесь нельзя придавать абсолютного значения словам паломников, потому – что, с одной стороны, религиозный восторг, особенное одушевление, овладевавшее человеком при виде того места, о котором ходило столько рассказов, полных манящей прелести, заставляло паломника очень часто превращаться в поэта и для большей конкретности своего описания преувеличивать или уменьшать действительность. С другой стороны, в паломнических описаниях мы часто встречаем совершенно абсурдные, невозможные сведения, которые говорят об отсутствии у автора всякого критического отношения к тому, что ему рассказывали в св. земле. Так, Бордосский паломник, о котором мы упоминали, говорит, что он видел в св. земле крипту, где Соломон мучил бесов, а Бревиарий добавляет, что в этой же пещере Соломон и запечатал множество нечистой силы. Бревиарий же уверяет, что он видел там же тот рог, из которого Давид и Соломон были помазаны на царство²⁷. Конечно, к подобным россказням мы должны относиться так же, как к красноречивым уверениям наших бобылок-паломниц, что во св. земле им показывали кусок лестницы, которую Иаков видел во сне! Крайняя степень субъективизма здесь часто не зависит от интеллигентного уровня рассказчика и находится в каком-то особенном отношении, связи с процессом воспоминания о том, что воспринималось в состоянии несколько экстатическом. Здесь человек не лжет намеренно, но он невольно теряет чувство меры и сам верит тому, что выдумывает под влиянием минуты. Поэтому, нужно очень осторожно относиться к сообщениям даже самых знаменитых путешественников и проверять их, только тогда мы будем иметь известия историчные. У Евсевия мы находим замечание, что при нем на месте воскресения Христа была скала с пещерой – πέτϱα – ἄντϱον εἴσω²⁸. Кирилл Иерусалимский также говорить о μνῆμα πέτϱας или о πέτϱα τοῦ μνήματος – т. е. о скале, которая напоминала собою или имела значение памятника²⁹. Такое название св. гроба мы встречаем и у паломников. Антонин Плацентин (570 г.) говорит, что памятник (monumentum) высечен из скалы (petra) естественной³⁰. Адамнан (670 г.) и Беда (720 г.) повторяют то же самое³¹. Эта выделяющаяся из общей массы плоскогорья скала (petra) – monumentum с пещерой и останавливала внимание паломников. В этом случае пред нами пример обычного словоупотребления, которое редко различает в собственном смысле гроб от стоящего над ним памятника и термин monumentum прилагает вообще к тому месту, всему сооружению, которое в одно и то же время служит и гробницей, и памятником. Только у Адамнана мы встречаем попытку разграничить monumentum и sepulchrum. Под первым он понимает каменную массу – монолит, в котором устроена пещера – грот, а под вторым – самое ложе Христа³².

О форме этого монумента нам сообщает Виллибальдь (723/26 г.г.). Он говорит, что в нижней части монумент имел квадратное очертание, а вверху был subtilis³³. Из сопоставления с Антонином можно сделать вывод, что заканчивался монумент пирамидальным (metae) покрытием, которое, конечно, кончалось острием (subtilis)³⁴. При Виллибальде на крыше монумента был крест³⁵.

В самый монумент можно войти. На это достаточно ясно указывает термин Евсевия τὸ ἱεϱὸν ἄντϱον³⁶. Бордосский паломник (333 г.) называет св. место crypta³⁷, паломница Евферия (380 г.) – spelunca – грот³⁸. Так же Павла и Евстохий (386 г.)³⁹; Адамнан⁴⁰.

Итак, паломники до VIII века представляли себе св. гроб в виде высеченной из камня будки квадратной формы с пирамидальным покрытием, которое было увенчано крестом; в такой монумент с одной стороны можно было войти внутрь св. пещеры, где находилось ложе Преч. Тела Спасителя.

Все паломники в один голос говорят о лежащем при входе в св. пещеру камне, который, как верили, был отвален Ангелом, явившимся в момент воскресения. Этот камень упоминают: Кирилл в своих катех. бес.⁴¹, Иероним, сопутствовавший паломнице Павле (404 г.)⁴², Бреварий (VI ст.)⁴³, Антонин (570 г.)⁴⁴, Бернард (820 г.)⁴⁵. Однако в позднейших описаниях паломников, бывших во св. земле после перестройки св. места пресвитером Модестом (616–626), мы встречаем уже два камня. Так – Адамнан (670 г.)⁴⁶, Беда (720 г.)⁴⁷. Виллибальд (723–26 г.г.) прямо заявляет, что он видел камень не настоящий, лишь его копию⁴⁸.

Св. место гроба Господня, помимо той обширной колоннады, покрытый полукуполом, о которой говорят все исследователи⁴⁹, было защищено также особой решеткой. Нужно сказать, однако, что сведения об этом ограждении мы находим лишь у Сильвии (прибл. IV в.), сведения очень неопределенные, которые с трудом поддаются топографическому анализу. Одно несомненно, это – что была решетка внутренняя (cancelli interiores) и внешняя (cancelli exteriores). Можно только приблизительно говорить, что внутренняя решетка находилась при входе во св. гроб⁵⁰, а внешняя окружала последний и удерживала народ на расстоянии⁵¹. Вот – контуры, общая схема того изображения св. гроба, как он представлялся паломникам IV–VIII вв. Мы намеренно большее внимание уделяли воспоминаниям тех путешественников, которые были в Палестине до VII века, потому что, как известно, именно в половине VII века пресвитер Модест должен был приняться за реставрацию св. места после страшного опустошения в 614 году полчищами Новоперсидского царя Хозроя Парвиса. И, строго говоря, у нас нет определенных данных по вопросу о том, в чем выразилась эта реставрация? Восстановил ли реставратор вполне константиновские сооружения или же руководствовался больше личным вкусом? Поэтому, и паломнические воспоминания VII и далее веков приобретают особое значение.

Более подробных архитектонических указаний у паломников мы не находим, так как они уделяют больше места описаниям декоративного характера, которые, конечно, для нас не имеют в настоящем случае интереса. Однако и приведенных схематических черт достаточно, чтобы составить себе отчетливое представление о монументе гроба Господня.

Сравнительно небольшого размера монолитный монумент имел квадратную форму, и грани боков сходились вверху наподобие пирамидального покрытия, увенчанного крестом. Вокруг монумента была решетка с проходом против устья пещеры. При входе в самую пещеру находилась такая же решетка. Недалеко от монумента паломники созерцали отваленный Ангелом камень, которым был завален вход.

Мы уже говорили выше не раз, что такой вид был придан св. гробу Господню во вторую четверть IV века, когда первый христианский император пылал ревностью ко св. местам. По его приказу, обычная погребальная пещера была выделена из общей массы горного спуска через прорытие с боков и зада широкой траншеи: получилась совершенно новая, таким образом, форма – не пещера просто, а род часовни, монолитная будка – гробница. Твердый скалистый грунт дал полную возможность совершенно выдвинуть монумент из общей плоскости горы, так что зрителю могло казаться, будто бы он поставлен прямо на земле. Для нас не интересно, кто были каменщики здесь, но нельзя не задаться вопросом, что послужило архитектурным прототипом такой формы монумента? Откуда была она заимствована?

Этот вопрос не трудно разрешить, если мы вспомним, что говорили выше о формах погребений у древних иудеев в Палестине.

Древние евреи всегда погребали мертвецов в пещерах гор. Люди богатые и знатные не удовлетворялись таким простым способом и чаще высекли из горного склона громадный монолит, в котором утраивали одну-две комнаты с местами для трупов. Такие монументальные сооружения сохранились до настоящего времени в долине Иосафата. Это – гробница Авессалома и гробница Захарии. Как мы видели, это последняя представляла собой монолит квадратной формы с пирамидальным покрытием⁵².

Мы не хотим утверждать, что Константин скопировал план гробницы Захарии при возобновлении св. гроба, но должны подчеркнуть здесь полное сходство двух монументов по форме. Для нас важно не то, что гробница Захарии могла быть прототипом, а то, что при работе обратились не к античным формам монументов, а к местным палестинским. Великому императору было, конечно, приятнее выдержать во всем стиль и характер земной родины и обычаев Господа Христа. И он обратился не к Риму с его роскошными гробницами Цецилии Метеллы (60 г. до Р. Х.), Августа (28 г. до Р. Х.), Адриана (135 г. по Р. Х.) и др., а к тем монументам, которые были у него пред глазами в окрестностях св. города.