Юродство блаженного старца

Подвиг юродства старец Николай принял на себя в то время, когда к нему стало ездить много посетителей. Давние его духовные чада не припомнят, чтобы батюшка в молодые годы юродствовал. Хотя проявлением юродства можно считать то, что батюшка всегда жил в трудных условиях, не стараясь их улучшить: терпел холод и голод (на острове была большая проблема с дровами, а хлеб тоже привозили не часто, и не всем он доставался), в домике терпел мышей (не давал ставить мышеловку), а когда посетители видели мышиный помет прямо на кровати батюшки, он говорил: «Они мне колыбельную поют: « Спи, батюшка, спи «».

Типичные приемы юродивых: разговор языком жестов и движений, говорения на непонятных языках, чтение стихотворений в ответ на вопросы, детскую игривость – все это батюшка стал употреблять как воспитательные средства, для того чтобы спрятать под покровом юродства прозорливость и дар чудотворения. Но со временем посетители начали понимать язык батюшки. Если он кого-то бил по щеке, то люди понимали, что так старец изгонял какую-то страсть. Если быстро бежал впереди человека, это означало, что его вскоре откуда-то погонят или обстоятельства сложатся так, что нужно будет бежать. Однажды батюшка сам пояснил значение своего быстрого бега так: «Что вы за мной бежите? Если бы вы в церковь так бежали, как за мной бежите!»

Если старец брал себе какую-то вещь: священнический крест, скуфейку, платок, фотоаппарат, даже епископский посох, а потом возвращал владельцу ее обратно – это означало, что он берет на себя часть служения этого человека, разделяет с ним его крест и благословляет на проходимое поприще. Если начинал усиленно кормить, то горьким, то сладким – значит, делился благодатью или предсказывал испытания.

Здесь мы приведем два наиболее ярких примера. Вспоминает настоятельница Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря игуменья Варвара: «Помню, приехал он к нам, сели мы завтракать, а я очень плакала. Он берет мой стакан с чаем, кладет в него сахар, соль, варенье, кусочек селедки. Полил все постным маслом, размешал ложечкой и говорит мне: «Матушка, выпей, только все до дна: и горькое, и сладкое, и кислое – все до дна!» Глотка три выпила и говорю, что больше пить не могу. А батюшка успокоил: «Что не сможешь, я допью», – и допил».³¹

Незадолго до затвора батюшка напоследок напитал любимую свою паству. «Батюшка зашел в домик и вышел снова с булкой хлеба в руках, разделил на всех. Затем снова ушел и вернулся с банкой жидкого малинового варенья и пригласил всех со словами: «Мои драгоценные, мне хочется вас покормить». Все стали подходить по очереди, а батюшка давал каждому по ложечке варенья, причем очень благоговейно, просил подставлять руку, чтобы ни капелька варенья не упала». ³²

Вообще, когда гости бывали в домике у батюшки, он кормил их «до упора», заставлял съесть больше, чем человеку хотелось. Питал своей благодатью на будущее время. А иногда таким образом обличал в грехе чревоугодия и лечил от него.

При этом часто сопровождал свои действия шутливостью.

Особенно обращало на себя внимание говорение на иностранных языках: эстонском, немецком, латыни. Тем самым он предугадывал национальность или местожительство человека, его профессию. Также батюшка часто говорил формулами. «Сера в воздухе горит – вот и вышел ангидрид. Ангидрид да плюс вода – получилась кислота». Или вспоминал физические законы: «Величина деформации прямо пропорциональна действующей силе».³³ Так иносказательно старец напоминал о смирении, вразумлял человека, что надо приложить усилия, как потрудишься духовно – такой и будет результат. Ибо законы духовные так же непреложны, как законы физики.

Часто, как это и бывает у блаженных, под юродством скрывалось обличение. Духовные стихи пел и читал батюшка всегда со смыслом. Если видел и чувствовал что-то неладное в чьей-то душе, то выбирал нужный духовный стих. Обличения старца не уязвляли душу, а даже веселили поначалу, а потом заставляли задуматься. Вот что рассказал один из паломников. «Открылась дверь, и на крыльцо вышел батюшка. Он напевал песенку про Иерусалим, которую я часто от него потом слышал. Затем отец Николай зачем-то прочел стишок из курса химии – про альдегид. Посмотрел эдак на нас, еще не благословляя, после чего сказал мне нечто по-эстонски, после чего отец Георгий засмеялся... Потом батюшка Николай еще раз посмотрел на меня и сказал фразу по-немецки: «Учиться- учиться, только не работать». Мы так и покатились со смеху. Это было просто в точку! Во- первых, мама у меня действительно немка, и во-вторых мой склад характера такой, что мне по сердцу больше что-то читать, изучать, чем заниматься физической работой. К тому же я увлекался когда-то химией, делал разные эксперименты в этой области».³⁴

В юродивой форме старец обличал женщин, которые носили брюки, даже если (как это и сейчас часто бывает с паломниками на святых местах) они одевали поверх брюк юбки, – таких женщин он называл мужскими именами, часто называл женщину именем ее мужа с ее собственным отчеством. Иногда такое именование означало, что в семье нет лада, и жена всегда стремится брать верх над мужем.

Юродствовал старец не только ради обличения, но, как мы говорили выше, из желания скрыть себя. Так, батюшка никогда не говорил сам проповеди в храме – читал по книжке. Хотя кое-кто заметил, что часто он держит эту книжку «вверх ногами».

Но главное, что хотел скрыть батюшка ради своего великого смирения под покровом юродства – это Божий дар прозорливости.