Жизнеописание старца Николая Гурьянова¹

Предварим наше² жизнеописание портретом старца, который сохранен не только во множестве любительских и профессиональных фотографий, а также в видеозаписи, но и с любовью запечатлен в слове.

Именно слово может отразить тайну и тишину, которая охватывала душу при встрече со старцем. Тайна эта была в надмирности подвижника. Старец мог предстать перед людьми как «ветхий деньми», особенно, когда выглядывал из окошечка своего домика или появлялся на пороге, – казалось, что пришел он из прошлых тысячелетий, таким древним, величественным был его облик. Но тут же батюшка начинал шутить, быстро убегая от посетителей, и в ответ на высокие мысли сказать: «Я ребенок, вот и играю!»

Все знали, что у батюшки больные ноги, – он ходил, опираясь на палку, но сколько свидетельств о том, что за батюшкой было не угнаться, когда он бежал (чаще всего паломники говорят:

«Будто летел») по острову. «Сила Моя в немощи совершается»!

От батюшки исходил свет и тепло, и всегда чувствовалось неземное происхождение этой силы, освещающей и согревающей души людей. А внешне он был необычайно скромен. Ходил всегда в стареньком выцветшем подряснике, в такой же скуфеечке, а в то время, когда еще путешествовал – уезжал с острова для встречи с духовными чадами и друзьями, его видели в стареньком беретике, иногда в маминой кофте поверх рясы и плащике, калошах. По острову батюшка ходил в валенках, а руки всегда были открытыми, даже когда на морозе он часами помазывал паломников «иерусалимским маслицем».

Весь облик батюшки был поучителен, его благословение действенно, и «не ищущие своего», по слову апостола Павла о Божественной любви, паломники, находясь рядом со старцем, могли бы воскликнуть: «Для меня достаточно того, что я сподобился видеть вас!»³

«Облик батюшки трудно описать словами. Это удивительная чистота, свет и доброта. Необыкновенная любовь. Необыкновенная святость. И необыкновенный голос. «Ну, до свиданья, дорогие мои, Ангела Хранителя!» – благословляя всех, произносил батюшка таким голосом, забыть который просто невозможно».⁴

Говорил батюшка мало (недаром любил пословицу: «Слово – серебро, а молчание – золото»), но любил петь, пел у себя в домике, аккомпанируя себе на фисгармонии, любил попеть с народом, часто читал духовные стихи. И как будто одни и те же песни и стихи все время повторял батюшка, а смысл их открывался по-новому для разных людей.

Батюшкино совершенство выражалось даже в дикции – когда он говорил, был ясно различим каждый звук. Хотя часто он намеренно начинал говорить на непонятных для людей языках или на языке, понятном только кому-то одному из паломников.

Как сказала одна из духовных чад батюшки: «Вокруг него все было возвышенно и гармонично. Все в его окружении было другое, чем в нашей обыденности, все дивно и трепетно».

Но узреть эту гармонию могли только духовные, а не телесные очи. Потому что телесным очам представлялась совсем другая картина: «У отца Николая окна в комнате были закрыты наглухо, он не видел дневного света из своей комнаты. Свет был только на кухне. Батюшка же молился в комнате, в которой не было света солнечного, не было воздуха».⁵ Но и эта тяжелая картина могла служить поучением, тот же паломник пишет: «Для нас это стихийное бедствие, настолько мы привыкли к комфорту... Хотя у старца Николая не было солнечного света, но в нем самом горел Божественный свет – от молитвы и смирения. И он, как древний святой в патерике, мог сказать: «Не вставай, солнце! Ты мне мешаешь зреть Божественный свет!"»

Сам батюшка не любил, когда его так превозносили. Однажды, провожая паломников, сказал: «Я вам сейчас свою фотографию подарю». И вынес шоколадку: на обложке медведь на цирковом шаре во весь рост. «Вот это моя фотография», – сказал батюшка, вкладывая в руки подарок. И еще проговорил: «До свиданья, не забудьте моего страдания».⁶

Часто батюшка спрашивал: «А ты меня помнишь?»

И теперь понятно, что память о старце значит больше, чем только память об одном из угодников Божиих, – это постоянное напоминание о жизни по евангельским заповедям, это память о Вечности, в которую мы все будем призваны.

Молитвами приснопоминаемого старца протоиерея Николая Гурьянова да сохранит и помилует нас всех Господь.