Высокопреосвященный Смарагд (Крыжановский), архиепископ Рязанский (+1863, XI, 11), по его жизни и деятельности
В историческом очерке жизни и деятельности архиеп. Смарагда (Крыжановского) мы исчерпали фактические данные, известные нам из документов и литературных и частных сообщений, но тут задача наша ещё далеко не оканчивается. Этот архипастырь был одной из тех особых личностей, биографию которых нельзя и несправедливо ограничивать только изложением фактов, хотя бы самым подробным и точным. Дело в том, что у таких людей все эти фактические частности являются лишь крайне фрагментарным и слишком условным отражением их оригинальной натуры, почему сами находят своё освещение в последней и не могут быть поняты истинно, пока не найден верный ключ к тайникам внутреннего первоисточника разных жизненных преломлений. А вот с этойто стороны преосвящ. Смарагд и остается трагической загадкой, не разъяснённой доселе. Прекрасно сказано, что его имя легло в знамение пререкаемо1, каким пребывает и до сего дня, ибо долго нельзя было даже говорить в защиту этого иepapxa, между тем ругать дозволялось всем невозбранно2. При жизни Смарагда у него издавна были клеветавшие враги3, и все иерархические его передвижения с кафедры на кафедру сопровождались какой-то неизбежной и неприятной молвой и нареканиями4. И теперь мнения духовенства бывших под управлением Смарагда епархий разделяются до противоположности – от превозносящих панегириков до порочащих хулений5. Близкие к архипастырю видели в этих клеветах лишь «участь всегдашнюю душ праведных, крепких и неподвижных»6, сам же он старался забывать и прощать врагов7; но известно, что «добрая слава лежит, а худая бежит». Своеобразно-исключительные особенности характера Смарагда породили о нём массу выдуманных анекдотов8, хотя бы иногда и лестных, придававших в потомстве былинную таинственность его личности, при чём на ней страдательно отразились некоторые частные неблагоприятные случаи9. Неудивительно, что в своё время он был «облагаем судом человеческим» и «во гроб лёг повитый тем же колючим тернием мнений людских»10, а «со смертью Святителя явились искушения, к нему относившиеся в новых формах, в новых переплётах»11. В результате констатируется, что «ни при жизни, ни после, архиепископ Смарагд не пользовался хорошей репутацией: в этом отношении о нём сложилось своего рода общественное мнение, вполне ему неблагоприятное»12.
По-видимому, дело решено бесповоротно; однако возбуждает сомнение прежде всего уже то, что, когда в 1879 году известный своими антииерархическими тенденциями «Церковно Общественный Вестник» раздражающе приглашал всех высказаться о Смарагде откровенно и непринужденно, на этот призыв от многих последовали голоса безусловно сочувственные, хотя редакция постоянно, намеренно и страстно подзадоривала к обратному и грозила имевшимися у неё разоблачениями, которых потом не рискнула опубликовать. Всё это до крайности подозрительно и тем более внушает сомнение, что о хулителях прямо говорят, будто они не щадят и отца родного13. С другой стороны, панегиристы тоже слишком субъективны и не всегда обнаруживают спокойную уравновешенность14. Подлинное достоинство Смарагда не раскрыто и не таксировано категорически, почему он ждёт себе если не благодарности, то хоть юридического беспристрастия, как подлежащий неумытному суду истории. Будем же справедливы и разберём главнейшие обвинения, чтобы получить объективную оценку личности и деятельности изображаемого иepapxa.
Глава первая
Вопрос о корыстолюбии и взяточничестве архиеп. Смарагда. – Известия о сем и проверка их. – Оставшееся по смерти Смарагда состояние, мотивы и способы его образования.
Самым важным и ходячим является нарекание относительно корыстолюбия и взяточничества архиеп. Смарагда, о чём доселе ходят фантастические легенды15. По-видимому, слухам на этот счёт верил и митрополит Московский Филарет16, смущавшийся оставленным наследством17, ибо, «по количеству сбережённого, трудно было всему придти законным путём, если не предположить каких-нибудь нечаянностей»18. Преосвящ. Иннокентий (Борисов) еще 6 марта 1842 г. писал, что Смарагд в Харькове, «при оставлении (тамошнего Архиерейского) дома (зa переводом в Астрахань) ограбил его, можно сказать, до последней нитки. Кроме того, что все остатки от прошедшего года взяты, не устыдились заграбить почти все деньги вперёд, за мои полгода, сдав за них негодные и устаревшие, не только свои, но даже своего эконома (Иерофея), вещи. Бессовестие неимоверное! И так поступлено было не с одним домом Архиерейским, а с целой Епархией... Уж чего, чего не мог я ожидать от новообразованных Владык, то этой низкой страсти... Бог с ним! Пусть разживается для торговли на Каспийском море!»19. И это писал в таком поносительном тоне о своём учителе и предместнике Иннокентий в то время, когда тот поддерживал с ним чисто дружеские отношения и уверен был во взаимности!?.. Понятно, что дpyгиe стеснялись ещё меньше и распространяли прямо позорящие слухи. Дурная молва была закреплена в Орле кощунственным «акафистом» с восклицаниями: « радуйся, Смарагде, великий сребролюбче!»20. Потом пустил её в шиpoкий всероссийский оборот известный по этой части специалист, даровитый сплетник † Н. С. Лесков в «Мелочах архиерейской жизни» (гл. Х и XI). Наконец, решительную санкцию дал бывший ученик Смарагда по Х-му курсу (1829–1833 гг.) С.-Петербургской Академии и затем её профессор Дмитрий Иванович Ростиславов († 18 февраля 1877 г.), констатировавший у него крайнюю стяжательность21.
Неясный слух постепенно креп и в итоге приобрёл силу догмата, но он поныне остаётся тёмным во всех существенных подробностях и отношениях, хотя, напр., в Орловской епархии (особенно от духовных лиц) доселе чаще всего только и слышно, что при Смарагде «брали, брали, брали», да ещё «били, били, били).
Прежде всего, здесь не совсем надёжны сами источники данных сведении. Так, преосвящ. Иннокентий был вовсе не беспристрастен к Смарагду и о Харьковских его делах писал преувеличенно, не проверив самолично и допустив много ошибочного22. Ещё сомнительнее всякие смутные сплетни и догадки, ходившие в некоторых кругах и нашедшие отклик в пресловутом «акафисте». Он совсем неясен для нас по своему виновнику23, или возводится к мотивам личного свойства по возникновению24 и распространению25, а по содержанию своему, будучи вовсе неискусной переделкой церковного акафиста св. Николаю Чудотворцу, представляет сплошное словоизвитие, лишённое достаточных указаний на конкретные реальные факты, которых у автора, как будто, вовсе и не было в наличности26. Более доверия должно внушать показание архимандрита Иерофея (Домницкого), ибо он служил непосредственно при Смарагде свыше 20 лет (с 4 март 1837 г. по 8 июля 1858 г., по день отъезда егo в Рязань) и потому прямо заявляет, что «редкие обстоятельства (минуты назидательной) жизни Смарагдовой могли ускользнуть от близкой его наблюдательности»27. Этот интимный человек говорит, что и в Орле жизнь владыки была в начале всячески свята, но именно в этом городе произошёл печальный перелом, когда получила возобладание стяжательная слабость, и ей стали своекорыстно злоупотреблять окружающие; столь прискорбный кризис усвояется влиянию келейника, который из Ваньки превратился теперь во всемогущего Ивана Андреевича, да ещё с аристократической фамилией (т. е. БончБруевича)28. И митрополит Московский Филарет слышал о «важности секретаря» Смарагдова29, но собственно уже Н. С. Лесков ославил его в качестве «ужасного Бруевича», в руце которого впаст страшно30, однако этим не устранил всех подозрительных недоумений относительно такой неожиданной и странной метаморфозы. Если оба – и архиерей, и секретарь – издавна (со времён Могилёва) были неразлучны, то каким образом могло случиться, что лишь в Орле подчинённый потянул начальника в пучину корыстолюбия? Всё это непонятно и заставляет допустить в рассматриваемых известиях излишнюю утрировку и тенденциозное искажение более простого факта, что, желая упокоиться в Орле, Смарагд сильнее заботился тогда об упорядочении своих капиталов, дабы употребить их на создание храма31, и для сего особенно пользовался услугами своего приближённого Бруевича. О последнем отзывается крайне невыгодно и о. Иерофей32, усвояя ему злоупотребления в смысле «закидывание сетей в глубину просительских карманов»33, и вообще приписывает ему гибельное влияние на Смарагда34, но здесь вероятным казалось естественное преувеличение вследствие антипатии к новому фавориту со стороны прежнего35, отстранённого от непосредственной близости к архиепископу и 17 марта 1847 г. удалённого из Орла в Мценск настоятелем Петропавловского монастыря. «С этого времени он не берёт на себя ответственности говорить» с полной решительностью36 и вовсе не даёт поводов заподозривать самого архипастыря в мздоимстве, хотя бы по соучастию со своим секретарём. Правда, категорически заявляют, будто «в Орле произошла перемена в отношении Смарагда к делам и просителям, та перемена, которая послужила основанием к известной всем молве о взяточничестве, существовавшем в ту пору в Архиерейском Доме. Эту перемену о. Иерофей очевидно (?!) приписывает влиянию ставшего близким к Архипастырю И. А. Б.»37. На самом деле у о. Иерофея нет ни малейшего намека на личную корыстность Орловского архиепископа, раз тот не сомневается в законности приобретений38 и отмечает неизменяемость высоконравственного состояния его39, в котором решительно подчеркивает невнимательность к материальному интересу40. Значит, вопрос о взяточничестве Бруевича нужно отделить от догадок на этот счёт о самом Смарагде. Но именно это не всегда делалось прежде и поныне. И если в Орловском духовенстве многие умели различать по данному вопросу архипастыря от его секретаря, то ещё больше таких, которые всё по этой части приписывают первому и доселе передают, будто Смарагд неименно возвращал просителю его бумаги со словами «прошение без нумера», когда там не было вложено кредиток...
Относительно И. А. Бонч-Бруевича наши сведения не вполне ясны и не совсем согласны. Архиеп. Никанор решительно протестует против тяжких нареканий на эту личность и характеризует с самой доброй стороны41. В столь же благоприятном тоне высказываются о нём и дpyгиe свидетели, иногда ссылаясь на свою «священническую совесть»42, причём сведения о его имущественном богатстве то опровергаются43, то прямо подтверждаются44. В таких противоречивых колебаниях решительный наклон не в пользу Бруевича даёт сам Смарагд, который в письме из Рязани от 22 апреля 1859 г. сообщает П. В. Шеншиной следующее: «Между служителями моими, и прочими меня окружающими, произошла перемена. Ивана Иванова уже нет при мне. Я его не мог держать далее при себе; потому что много открылось за ним проказ, вольностей и недобросовестностей, кои были б совершенно вредны, на будущее время, для моего интереса и спокойствия. Ив. Андр. Бонч-Бруевич хотя еще находится здесь, но уже собирается в свой путь. Негодная трава из поля вон! – На его место к 15-му мая ожидаю к себе прибытие родного брата. Семёна Петровича, из Киева... Я надеюсь найти в нём бескорыстного человека, вместо алчного и хищного волка..., надеюсь иметь помощника в делах, вместо ленивого и безрассудного невежи... Всё это сделал [купив у каретника отличную шарманку] самовольно и вопреки моему желанию неблагодарнейший Бр .. вич, имея свои виды и предполагая свои выгоды, кои однако ж не сбылись»45. Слова эти слишком определённы и с несомненностью убеждают, что Бруевич приехал в Рязань уже выработанным дельцом, который сформировался и опытно изощрился в данной области гораздо раньше, оставив по себе худую память и в Рязанской епархии46. С этой стороны теперь нельзя отрицать многообразных известий об Орловских подвигах Бруевича по части мздоимства47. Это тем более вероятно, что тогда он имел сильный вес у Смарагда48, как утверждали нечто подобное для его архиерейских экономов в Харькове (о. Иерофея)49 и в Рязани (протоиерея Никифора Алексеевича Страхова)50. В этом было бесспорное упущение Смарагда, по – увы! – такие явления слишком обычны и понятны в нашем архиерейском положении, почему встречаются далеко не редко51. Архиерей не всегда может об этом узнать своевременно52, или по условиям быта должен иногда терпеть в своих учреждениях подносы, поклоны53 и даже поборы54, как откровенно сознавался сам Смарагд, который был не в силах уследить за всеми окружающими лицами и околичными обстоятельствами55, хотя принимал к сему меры предосторожности и предупреждения56.
Этим мы вовсе никого не оправдываем, а только ставим вещи на свои места в исторической перспективе и указываем их относительную меру, которую многие склонны обратить в абсолютный масштаб для оценки нравственной личности Смарагда. Для последнего здесь не может быть речи даже о самом отдалённом активном соучастии. Он был больше эксплуатируемой жертвой, ибо взяточничество велось, вероятно, именем архиепископа и большинством усвоялось ему самому, откуда и пошла молва о его личном мздоимстве57. Но слухи эти по существу были неправильны и опровергаются солидными данными, где нет и намёков на лихоимство Смарагда. Напротив, в разных источниках мы читаем, что, будучи врагом сутяжничества и волокиты58, он везде старался истреблять взяточничество в ту пору, когда по местам «святокупство пускалось в ход с наглостью» самими архиереями59. Смарагд искоренял это зло и в Полоцке60, и в Астрахани61, и в Орле62, и в Рязани63, равно и сам был чист по этой части за Полоцкий, Могилёвский64 и Рязанский периоды65. В Могилёве им были удалены все подозрительные в корыстности лица66, вообще же там о взятках не слыхали и подносов чинить архиепископу не смели до такой степени, что память удержала, как один помещик презентовал десятка два персиков, а в пригороде Вуколове прихожане к своему храмовому празднику свв. Петра и Павла считали за непременный долг поймать в Днепре и поднести владыке живого осетра67. В Орле Смарагд предусмотрительно уничтожал лишние инстанции для поборов с духовенства68 и по случаю злоупотреблений грозил нарядить ревизию и даже испросить синодального чиновника, чтобы всё было исправно и во всей точности согласно с законами, и чтобы служащие имели страх и опасение.69 По всему этому подозрения насчёт личного архиерейского взяточничества и для Орловского времени ложными.70 Смарагд не допускал посторонних воздействий и в сутяжно-судебных делах давал обвиняемым все средства для защиты и оправдания71, а касательно родственного пристрастия смело свидетельствовал: «я на чужие места никогда не посягал, чтобы на них посадить своих родных; и никто в сём упрекнуть меня не может».72 При таких условиях трудно согласиться, чтобы разумный и порядочный человек одновременно мог подавлять в других и культивировать в себе страсть нечистого стяжания в виде такого или иного взяточничества, о чём нет у нас несомненных свидетельств.73
Наконец, темнота источников по этому предмету простирается и на сам объект их показаний о размерах оставшихся по смерти капиталов Смарагдовых. Некоторые просто упоминают об «огромном денежном наследстве»,74 митроп. Филарет указывает «около 100.000 рублей»,75 Д. И. Ростиславов постарался подсчитать не только количество дорогих вещей и кусков материй, даже множество выписанных из Москвы съестных запасов, не разрешённых, к употреблению монашествующей братии, но досконально разузнал по самым билетам и годы вкладов их в Опекунский совет, откуда вывел, что сверх найденных должны были существовать ещё суммы, прибранные к рукам добрыми людьми. И вот этот-то разыскатель чужого наследства утверждает, что после Смарагда фактически найдено «более 150.000 руб.»,76 между тем другой называет уже «четыреста пятьдесят тысяч рублей»,77 а сам Ростиславов все Смарагдово имущество оценивает свыше 11/2 миллионов рублей ассигнациями.78 Опять получается подозрительное противоречие в этих фантастических цифрах, которыми с такой легкостью играет завистливо-клеветническая арифметика…
По связи с этим (у † г. М. Пясецкого) подчёркивается: будто Смарагд был скуп для бедных родственников и не помогал им, почему один из наследников, родной племянник Рязанского владыки, учитель Черниговской Семинарии К. г. Крыжановский, сначала даже колебался брат свою долю капитала79. И тут есть нечто легендарное, ибо мы знаем, что, напр., в Могилёве у Смарагда «при архиерейском доме проживал родной его брат, учитель гимназии, человек одинокий (Семён Петрович], а также проживала вдова другого родного брата его [протоиерея Гавриила] с двумя сыновьями, которые воспитывались в Могилёвской семинарии, и маленькой девочкой – дочерью, которая воспитывалась в девичьем институте. Конечно, эта юность воспитывалась на счет дяди80. Сам Смарагд 28 июля 1836 г. писал Иннокентию (Борисову): «Я потерял брата (думаю и Вам не безызвестного), который был защитником, питателем и покровителем всех моих родных, остающихся без него совершенно сирыми. Желая пособить горю, в чём только можно, вознамерился я взять к себе для образования двух сирот-племянников; для чего, равно как и для утешения родных, послал я из Полоцка братца Семёна Петровича в Киевскую страну».81 И в других источниках мы читаем о «родственной благотворительности» Смарагда82, хотя он «со всеми домашними обходится отчасти не всегда приятно, даже иногда и сурово, не исключая и некоторых родных своих, имевших случай жить при Архипастыре.83 Нам сообщают, что «Владыка постоянно вспомоществовал своей невестке, вдове с дочерью покойного своего старшего брата протоиерея Гавриила Петровича, а в Полоцке и родительнице своей; также меньшему своему брату, Семёну Петровичу, кандидату Киевской Духовной Академии, коллежскому асессору, им же воспитанному: а двух племянников, сыновей брата о. Гавриила, воспитывал и содержал при себе. Из них один [Петр] умер в Киевской Академии, а другой [Константин], по окончании в ней Академического курса, состоял наставником в Черниговской Семинарии. В Харькове... Владыка сделал денежное пособие вышеупомянутой невестке вдове с дочерью и с сыном на отъезд их в Киев, на содержание и на покупку там дома; отправил их туда на жительство; и по-прежнему поддерживал вспомоществованием своего младшего брата, С. П., который не имел ни состояния, ни должности».84. Последнего Смарагд ценил гораздо выше себя зa его даровитость, но этот родич, доставил ему особенно много горя. Он страдал болезнью запойного алкоголизма и, лишившись всякой службы, жил в Рязани при Смарагде, «раздирая его утробу» уже одним сознанием, что «дети, имея такого отца, погибают, и должны погибнуть». 6 сентября 1860 г. Семён Петрович скончался, оставив на попечение своему брату двух мальчиков, из коих один вскоре умер 71/2 лет.85 Особо помогал Смарагд «любимой своей племяннице, Екатерине Гавриловне Флоринской, супруге бывшего Профессора Владимирской Семинарии, О. Н. Флоринского, судьбу коих, при помощи Божией, Владыка устроил и постоянно утешал эту достойную чету отеческим своим вниманием и попечительностью».86 Вообще же Смарагд всегда проявлял большое участие к своим родным, ближним и дальним, и помогал им всевозможными способами и средствами,87 а об них ниоткуда не известно, чтобы они колебались принять его наследство, переданное и разделённое по закону – без всяких осложнений.88 Ввиду всего сказанного, требовалась бы более деликатная осторожность в суждении о столь интимных родственных отношениях, если бы даже представлялось вероятным сообщение г. г. М. Пясецкого, чего совсем нет. Напротив, наследники всё получили спокойно и обнаруживали готовность употребить во благо без всякой обиды Смарагду. По крайней меpе, о. Иерофей решительно надеялся, якобы «всё, что владыка приобрёл, останется бедным, хотя бы то и родственникам», и в этом смысле писал одному из последних (о. Н. И. Флоринскому?), а тот уже 28 января 1864 г. отвечал так: «Глубокую приношу благодарность за писание о почившем отце нашем Архипастыре, и о том, как должно нам распорядиться его наследием. Приемлю советы любви вашей с любовию и сердечным согласием, и желаю от души, чтобы наследники покойного позаботились более о вдовицах и сирых. Писал я к шурину [т. е. именно к Константину Гаврил. Крыжановскому], чтобы и родство от сестры покойного [Фёклы Петровны Хомиковской] не оставил без участия»89 90.
Н. Глубоковский
* * *
Архиеп. Никанор, Биоrрафические материалы I, стр. 229.
Так † apxиeп. Никанор, в 1874 г. пo «Хронике» архиеп. Саввы, т.IV (Св.-Тр. Сергиева Лавра 1902), стр. 723.
См., напр., письма Смарагда к Иннокентию в «Рязанских Епархиальных Ведомостях» 1896 г., № 16, стр. 558.
См. «Орловские Епархиальные Ведомости» 1896 г., М 20, стр. 596.
† Г. М. Пясецкий, История Орловской eпapxии, стр. 958.
См. «Воспоминания» о. Иерофея на стр. 42 обор. – 43.
В письме о. Иерофею из С.-Петербурга от 30 ноября 1853 г. Смарагд говорит (отдельно на стр. 55 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 7–8, стр. 979): «О, Господи! Прости врагов моих и меня, бессильного и не могущего спокойно, как бы должно, переносить дьявольских козней их, помилуй Своим благоутробием! М-в (см. в «Христ. Чтении» 1913 г., № 2, стр. 188, т.4) многих и Дворян [Орловских] успел отвратить от меня и поселил в оных недоверчивость ко мне. Да воздаст ему Господь, яко же Сам весть!» См. ещё выше «Христианское Чтение» 1912 г., № 3, стр. 307; № 4, стр. 435–436; № 7–8, стр. 817,84, где Смарагд напоминает «Евангельский 3акон, повелевающий христианам не обращать внимания на обиды».
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 19 обор.
Ibid., л. 2 обор.
Ibid., л. 107.
Ibid., л. 84 обор., прим. Выражение взято из письма от 19 апреля 1859 г. из Рязани о. Иерофею самого Смарагда (отдельно на стр. 98 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 10, стр. 1253), который говорит: «Hе жалейте и вы, избранные друзья мои, о мне, если я изведён из глубины зол [Орловских], или, может быть, предназначен здесь ещё переносить ещё другие какие-либо искушения в новых формах, в новых переплётах».
Так, редакция «Церковно-Общественного Вестника» в № 26 за 1879 год (VI) на стр. 3в.
Так о † Д. И. Ростиславове † архиеп. Никанор, Биографические материалы I, стр. 15.
Напр., сам † архиеп. Никанор очень строг, но едва ли беспристрастен в суровых и уничижительных отзывах, о Григории (Постников, † 17 июня 1860 г.), митрополите С.-Петербургском (см. Биографические материалы I, стр. 289, 292, 295–296, 298–299, 306), которого наоборот весьма хвалит Иосиф Самчевский (в «Киевской Старине» 1893 г., № 11, стр. 204–207).
Так, даже нам сообщали, будто у Смарагда в приёмной архиерейского дома (в Орле?) на столике стоял его клобук, в который всякий проситель обязательно должен был опускать соответствующую мзду. Предполагается какая-то смешная игра в тёмную, совсем невыгодная для лихоимца, ибо он всегда подвергался риску даже совершенного обмана или вынуждался поверять каждую взяточническую лепту на глазах дававшего... Это напоминает нам другую басню, будто в Воронежской Духовной Консистории был поставлен «медведь» с кружкой и тарелкой для опускания просительских подаяний; но когда мы приехали в Воронеж на службу в 1890 г. и справились на месте, то оказалось, что этот «медведь» находится только в дремучем лесу человеческого сплетничества, особенно пристрастного по этой части к Консисториям и к духовенству вообще.
Из записок преосвященного Леонида, архиепископа Ярославского, в «Душеполезном Чтении» 1906 г., № 7, стр. 356, где сообщается, будто митр. Филарет сказал Леониду после перевода в Рязань Смарагда: «он обобрал одну eпapxию, оберёт и другую», а касательно Орловского пepиoдa см. выше № 2, стр. 188.
См. Письма м. Филарета к Высочайшим Особам II, стр. 205, 222.
Ibid. 11, стр. 210.
См. «Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских» за1869 г., кн. 1, отд. V, стр. 99.
Так в заключении всех «икосов» и «кондаков», по иногда в конце последних встречается довольно бессмысленное обращение: Анание, Каналие, Протоканалие!»...
См. «Христ. Чтение» 1912 г., № 2, стр. 183.
Для выяснения дела важны здесь общие между Смарагдом и Иннокентием отношения, которые представляют немало характерного и загадочного. Эти лица, по видимости, поддерживал и взаимно дружеские связи, но со стороны Иннокентия тут как будто не имелось полной искренности, и он с резкостью обнаружил недоброжелательные чувства к своему непосредственному предшественнику по Харьковской кафедре. Об этом совершенно ясно говорят приведённые в тексте выдержки (на стр. 707), а есть ещё и другие факты, свидетельствующие о пустой придирчивости Иннокентия к Смарагду из-за ничтожных копеек (см. выше 1912 г., № 10, стр. 1064,з). Напр., когда « Астраханским Епархиальным Начальством о. Иepoфей (Добрицкий) вызван был 18 февраля 1842 г. из Харьковской епархии (в Астрахань) и определён (там) экономом архиерейского дома», то Иннокентий на консисторском журнале о сем положил такую резолюцию: «Подобные перемены экономов при перемене Преосвященных вовсе неуместны и запрещены законом. По крайней мере, консистории не следовало, по увольнении сего недобросовестного человека, дозволять ему делать по дому архиерейскому таких расходов, кои показывают явное грабительство» (см. у о. проф. Т. И. Буткевича, Иннокентий Борисов, стр. 145). Тон резолюции неотразимо показывает, что Иннокентий нимало не думал держать при себе о. Иерофея, и возражал исключительно ради уязвления, которое было тем сильнее, что при переводе Смарагда в Астрахань Св. Синод внушал «не забирать при сём случае в противность Именного Высочайшего Указа 1726 г. ноября 26 дня людей к прежним их Архиерейским домам принадлежащих» (см. в Синодальном Архиве, дело Канцелярии Обер-Прокурора Св. Синода № 28.672).
Что до обвинений Смарагда Иннокентием в хищничестве, то... audiatur et altera pars. 1) Харьковский архиерейский дом был беден средствами сам по себе и ещё более оскудел при поступлении Смарагда, ибо ему прекратили выдачу 600 руб. асс. дополнительных его предшественника Мелетия Леонтовича († 29 февраля 1840 г.), почему он должен был ходатайствовать о возобновлении этого отпуска (см. выше 1912 г., № 9, стр. 945,161), как просил о помощи и сам Иннокентий 6 марта 1842 г., поскольку Смарагдово ходатайство не успело получить завершения (см. в Синодальном Архиве дело Канцелярии Обер-Прокурора Св. Синода № 28.782). Известная и митр. Филарету «бедность» Харьковского архиерейского дома (см. «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения» 1870 г., кн. XII, стр. 39) была до того велика, что, по словам самого же Иннокентия (в «Чтениях в Обществе Истории и Древностей Российских» 1869 г., кн. I, отд. V, стр. 99), Смарагд по оскудению в средствах «решился отправить по Епархии Иеромонаха за сбором милостыни, на вспоможение дому», жившему чуть не частными подаяниями (см. «Астраханские Епархиальные Ведомости» 1899 г, № 13, стр. 647–648), если архиепископ «с трудом изворачивался, чтобы содержать сам дом, штатную братию, служителей и певчих» (см. «Рязанские Епархиальные Ведомости» 1896 г., № 16, стр. 558). При таких условиях Смарагду нечего было и расхищать, а приходилось всё заводить чуть не с начала, и мы видели, что он действовал в последнем направлении. 2) О. Иерофей утверждает «невнимательность Архипастыря (Смарагда) (даже) к предметам его личной собственности», заверяя и по отношению к отъезду из Харькова, что он «с одним жезлом [ер. Мрх. VI, 8] переходил пути дальних переводов» (см. «Воспоминания» о. Иерофея л. 32 обор., 33 обор. Киевской ред. и ср. л. 32, 33 Ряз. ред., а выше 1912 г., № 7–8, стр. 808,34), – все претензии обратного свойства о «заграблении» чужих вещей были призрачны, хотя предъявлялись, на этот счёт с крайней грубостью (см. выше 1912 г., № 7–8, стр. 808,34), между тем бесспорно, что Смарагд в Харькове «исправил ризницу и экипажи и поставил эти предметы в наилучшее состояние» (см. «Рязанские Епархиальные Ведомости» 1896 г., № 16, стр. 558). Значит, объективные основания к позорящим обвинениям были во всяком случае шаткими, и Иннокентию тем более обязательна была особая сдержанность, что он являлся далеко не простым только знакомым для Смарагда. Напротив, последний в качестве инспектора Киевской Духовной Академии (с 30 июня 1821 г. по 30-е ноября 1826 г.) – считал и титуловал воспитанника её (1819–1823 гг.) Иннокентия «своим возлюбленным учеником» (см. письмо А. И. Белюгову от 20 января 1824 г. в «Христианском Чтении» 1909 г., № 10, стр. 1372) и потом поддерживал с ним самую почтительно-дружескую переписку (см. в «Рязанских Епархиальных Ведомостях» 1896 г., № 15–18 и 20), благожелательно приветствовал переход из Вологды в Харьков, сносился из Астрахани и Орла, принимал и устраивал разных его протеже (напр., Геппнера [см. «Рязанские Епарх. Ведомости» 1896 г., № 15, стр. 501; «Русский Архив» 1891 г., кн. I, стр. 380–381; у о. Г. И. Шавельского, Последнее воссоединение с православной церковью униатов Белорусской епархии, стр. 36–37 в прилож.], пocле архим. Иероним † 11 ноября 1876 г.), не всегда безупречных («Рязанские Епарх. Ведомости» 1896 г., № 15, стр. 502), а равно родных (ibid. 1896 г., № 17, стр. 592; № 18, стр. 639) и близких (ibid. № 16, стр. 560) в Полоцке, Астрахани и на Орловской епархии, и пр. Иннокентий внешне отвечал в том же тоне взаимного дружелюбия, но... той порой писал другим самые зазорные вещи о том, кто в это именно время называл себя пред ним «недостойным некогда наставником» и считал его «судьёй для себя, как подсудимого или ответчика» (см. Рязанские Епарх. Ведомости» 1896 г., № 16, стр. 558), сочувственно превозносил его проповеднические и иные литературные труды и т. п. Раз при таких условиях доходили до Смарагда столь диффамирующие суждения о нём Иннокентия, – тогда ничуть не странно, что первый не всегда был расположен славославить, второго и предпочитал в Орле не слышать о нём, а лучше вспоминать о Харьковской стерлядке, как пo рассказу прот. Т. С. П(авлов)а (бывшего преподавателем в Орловской Семинарии при Смарагде: ср. у † Г. М. Пясецкого, История Орловской епархии, стр. 946) передаётся у о. проф. Т. И. Буткевича (Иннокентий Борисов, стр. 409–410). Отсюда неудивительно и то, что, считая Иннокентия «прикровенным» или скрытным (см. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 10 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 3, стр. 389), Смарагд 24 мая 1853 г. писал о нём, что «коварный Крымец, несмотря на Божие посещение [болезнью], успевает в политическом миpе, и для нас ничего, кроме недоброжелательства его, ожидать нельзя» (ibid. на стр. 19 и в Христ. Чтении» 1911 г., № 5–6, стр. 753). Если же по сообщаемому им анекдотическому и сомнительному случаю о. Т. И. Буткевич допускает у Смарагда принципиальное нелюбие к Иннокентию, то по всему вышеизложенному подобная мысль является совершенно необоснованной. Скорее вероятно обратное. Есть известия от самого митрополита Московского Филарета (у † архиеп. Леонида в «Душеполезном Чтении» 1906 г., № 7, стр. 356), что «издавна преосвященный Иннокентий считал Смарагда гонителем своим», при чём «у преосвященного Иннокентия строги мысли» (дальше многоточие в подлиннике], и он в точно таком духе и действовал...
Всё отмеченное прямо говорит о пристрастности Иннокентиевских отзывов о Смарагде, имевших особую, чисто субъективную подкладку. О. Т. И. Буткевич склонен объяснять (мнимое) недоброжелательство тем, что «Смарагд всегда преклонялся пред великим догматическим умом Московского святителя Филарета» (Иннокентий Борисов, стр. 410 и 408), которого считают «сторонником систематического богословия и защитником схоластических традиций» (Протоиерея Г. П. Павского Христианское учение в краткой системе – с объяснительной статьёй издал Н. К. Никольский, Спб. 1909, стр. 144, 145); однако господству схоластики в богословии Смарагд вовсе не симпатизировал (см. «Христ. Чтение» 1912 г., № 1, стр. 62 и ср. 70), а Д. И. Ростuславов (лже)свидетельствует (в «Вестнике Европы» 1872 г., № 7, стр. 231), будто он «до самой смерти не забыл обиды», что «Филарет уколол его каким-то метким своим сарказмом», и якобы всячески старался поддерживать и распространять, о знаменитом Московском иерархе всё дурное... Это несомненнейшее противоречие уничтожает в корне все отмеченные догадки, и всякий должен согласиться, что тут нет истины, ибо veritas una, еrrоr multiplex... Иное дело – разность убеждений и взглядов. Смарагд никогда не любил безбожников, материалистов и вообще мечтателей – свободных и противников святых правил Правыя Веpы» и резко высказывался против антирелигиозной литературы (см. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 63 и 97 Киев. ред. и л. 63 и 98 и обор. Ряз. ред.; ср. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 118–119 и в «Христ. Чтеиии» 1911 г., № 12, стр. 1515), не допускал разных новомодностей в церковных делах (см. «Христ. Чтение» 1912 г., № 9, стр. 942–3; 1913 г., № , 2, стр. 182–3), но никогда не доходил до таких крайностей, чтобы «восставать, на неологов огнём и мечём», как сделал в мае 1837 г. ректор Вятской Семинарии архим. Никодим († 11 июня 1874 г. епископом Енисейским па покое) в конспекте богословских наук, составленном пo предписанию Комиссии Духовных Училищ и приблизившим автора ко всесильному ОберПрокурору гр. Н. А. Пратасову (Из записок преосвященного Никодима Казанского в «Трудах Вятской Учёной Архивной Комиссии» 1912 г., вып. III. Вятка 1912, стр. 44). Для Смарагда возможно лишь одно, что он, будучи строгим ортодоксалом, не сочувствовал богословским новшествам (неологизму) Иннокентия и – в качестве викария Ревельского – возбуждал пред С.-Петербургским митрополитом Серафимом дело о лекциях последнего в С.-Петербургской Академии, хотя этот загадочный эпизод передаётся крайне смутно (у † архиеп. Саввы, Хроника моей жизни VII, стр. 175), нигде не разъясняется и ничем не подтверждается, а в «секретном дознании об образе мыслей архимандрита Иннокентия», заподозренного и обвинённого в неолоrизме, нет ни малейших указаний на сопричастность Смарагда к этой тёмной истории (см. у † проф. Н. И. Барсова, Материалы для биографии Иннокентия Борисова I, стр. 19–25 и ср. 39–43, 45–47). По-видимому, между этими лицами давно существовали некоторые антипатии (cyдя по туманному намёку в письме Иинокентия к А. И. Белюгову из С.-Петербурга в начал 20-х годов X I X столетия в «Киевской Старине» 1882 г., кн. I I, стр. 516), но допустимы известные осложнения и на почве «неологизма», ибо Иннокентий не всегда был устойчив даже в теоретически-богословских привязанностях и, напр., в 1834 г. старался достать перевод библейских книг о. прот. Г. П. Павского, чтобы подарить его Киевской Академии (см. у о. проф. Т. И. Буткевича, Иннокентий Борисов, стр. 56), где был тогда ректором, а в 1843 году (25 ноября) отзывался о нём пренебрежительно, как о малоценном труде (см. у Н. М. Востокова в «Русской Старине» 1879 г., т. XXIV, стр. 660–661). Вообще же нам кажется, что взаимные отношения Смарагда и Иннокентия едва ли служат к чести второго, и они не набрасываются ни на первого, но только внушают особую осторожность касательно их отзывов друг о друrе. Во всяком случае, для своих первоначальных диффамирующих подозрений в Харькове о Смарагде сам Иннокентий не имел ещё тогда собственных наблюдений и, видимо, поддался влиянию и внушениям разных Смарагдовых врагов, которые были (ср. «Рязанские Епархиальные Ведомости» 1896 г., № 16, стр. 558 об «оклеветании двух или трёх врагов, кои не видят, что говорят и творят») и в числе которых мог быть собственный родственник Инпокентиев» (ср. выше 1912 г., № 9, стр. 950–953 и в Письмах архиеп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 19–23 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 5–6, стр. 754–758).
По словам † архиеп. Никанора, акафист был «изделием Орловского бурсачества» (Биографические материалы I, стр. 229 и 246), а † Г. М. Пясецкий говорит (История Орловской епархии, стр. 958 прим., 665), что его сочинил «один священник» Орловской eпapxии, как об этом ходят и теперь некоторые слухи среди Орловского духовенства. Есть даже такое известие (от бывшего при Смарагде учеником Семинарии – Иосифа А. Архангельского, священника села Покровского, что на Липовице, в Малоархангельском уезде: см. Историческое описание церквей, приходов и монастырей Орловской Епархии, т. II, стр. 655), будто бы «Хвалебное пение отцу нашему Смарагду» написал известный Петр Васильевич Kиpельский, который жил, умер (25 сентября 1856 г.) и погребён (как и младший брат Иван, † 11 июня 1856г.) в трёх верстах от Орла в своей деревне Киреевской Слободке (см. Русский Биографический Словарь, т. «Ибак-Ключарев», Спб. 1897, стр. 695–700). О последнем можем сказать только одно, что чувствуется некоторое нерасположение Киреевского к Смарагду даже по тому случаю, что последний хотел непременно перевести к себе из Оптиной пустыни о. Макария (Иванова, † 6 сентября 1860 г.), о чём см. «Христ. Чтение» 1913 г., № 1, стр. 119, 4 и ср. 1911 г., № 3, стр. 387, з (Письма apxиeп. Смарагда к архим. Иерофею, стр. 8, з). Нельзя сомневаться и в том, что Киреевский – по самой близости местожительства своего от Орла – хорошо знал всякие сведения о Смарагде и вполне мог переделать в отношении к нему готовый акафист св. Николаю Чудотворцу.
В другом месте † apxиeп. Никанор, пишет, что репутацию корыстолюбивого взяточника создал Смарагду уволенный от службы по нравственной слабости учитель Орловской семинарии, которому знающие люди приписывают сочинение сделавшегося известным кощунственного акафиста»: см. «Церковно-Общественный Вестник» VI (1879 г.), № 27, стр. 3в. Пo одним известиям, это было светское лицо, перешедшее на гражданскую службу и писавшее свой акафистный памфлет в соучастии с (двумя) преподавателями Орловской Семинарии. По другим слухам, идушим от Орловских старожилов, – напр., протоиерея села Герасимова в Карачевском уезде (см. Историческое описание церквей, приходов, и монастырей Орловской Епархии, т. I, стр. 397–399) Иакова Феодоровича Ангелова (который 6 февраля 1913 г. праздновал 50-ти летие священства: «Орловские Епархиальные Ведомости» № 9 за 3 марта 191З г., стр. 270–272), – акафист Смарагду составил инспектор Орловской Семинарии архимандрит Иринарх (Лавров) в соучастии ещё двух лиц (из преподавателей Семинарии). Если это верно, то нельзя не согласиться, что тут мы имеем печальный образчик неблагодарности и мстительности. О. Иринарх, бывший в унижении и загоне, выдвинут и возвышен был именно Смарагдом, который благоволил ему и покровительствовал, пока не вынужден был крайвостью освободиться от этого беспокойного и непокорного лица, оставившего пo себе весьма нелестную память в Орловской епархии. См. о нём Письма apxиeп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 24–25, 65, 68 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 5–6, стр. 759–760; № 9, стр. 1133, 1136.
Рассказывают, что – после акафиста Смарагду – «автор» его сочинил ещё пасквиль, и на тогдашнего Орловского губернатора (кн. Трубецкого?), кажется, под названием «Страшный суд» (или «Сон губернатора»). Это довольно длинное произведение более искусно и написано стихами, изображает не только губернатора, но и многих гражданских чиновников. Оба памфлета дали материал для взаимной пикировки этих Орловских владык, враждовавших между собой. Так, «акафист» рассылался повсюду и попал в руки губернатора, который поспешил уколоть им Смарагда и, привезши рукопись, ехидно допрашивал последнего, читал ли он это творение. Смарагд ответил утвердительно и проделал потом тоже cамоe с пасквилем на губернатора, но тот отнёсся к сему менее спокойно.
Для характеристики этого «творения» приводим пока две выдержки из самого начала, а весь «акафист» полностью надеемся опубликовать, в другом месте, снабдив его всякими разысканиями и комментариями. Кондак 1-й. «Возбранной сребролюбче, и изрядный обиралище духовных, миpy всемy назначаяй многоценные деяти приносы, и неисчерпаемое сластей море, воспеваем тя со скорбию, грабителю Смарагде: ты же, яко имеяй дерзновение ко Иуде, от всяких бед сицевых удалением (удавлением) своим свободи ны, да зовем ти: Радуйся, Смарагде, великий сребролюбче!» Икос, 1-й: «Анание образом, каналие существом, Иудеянина же суща естеством, яви себе всея епархии обиратель: сребролюбивую бо доброту души своея провидев, хитроественне Смарагде, научи всех вопити тебе сице: Радуйся, от утробы жидовинския рожденный; радуйся, яко стеблие достойное древа бывый (явивый); радуйся, стяжанием своим рождших тя удививый; радуйся, сосуде златовливанием ненаполняемый; радуйся; жаждущий ковчежец Искориотов ненапаяемый; радуйся, крине сребролюбия иудейского прозябание; радуйся, миро страстей благоухания; радуйся, яко тобою деется грабление; радуйся, яко тобою приносится всея епархии сетование. Радуйся, Смарагде, великий сребролюбче!».
См. «Орловские Епархиальные Ведомости» 1906 г., № 20, стр. 594–595 – согласно «Воспоминаниям» о. Иерофея на л. 4–5; ср. у † архиеп. Никанора, Биографические материалы I, стр. 249–250.
См. «Орловские Епархиальные Ведомости» 1906 г., № 20, стр. 597, 597–598, 599–601, 601, 597.
См. выше № 2, стр. 188.
См. Мелочи архиерейской жизни в Полном собрании сочинений Н. С. Лескова по изданию «Нивы», т. XXXV, Спб. 1903, стр. 65.
† Архиеп. Huкaноp, Биографические материалы I, стр. 251.
См. «Воспоминания» о. Иерофея на л. 79 обор. – 81 обор., а специально для Орла – л. 47 обор. – 48.
Ibid., л. 127 обор., прим.
См. и Письма архиеп. Смарагда к П. В. Шешниной в «Христианском Чтении» 1911 г., № 1, стр. 121–122.
Это с полной очевидностью проглядывает в сообщениях о том, как И.А. Бруевич желавшему выйти на покой Смарагду предлагал в Орле свой дом и как потом поехал с ним в Рязань, о чём см. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 93–94 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 10, стр. 1248–1249.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 42.
См. «Орловские Епархиальные Ведомости» 1906 г., № 20, стр. 597.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 106.
Ibid., л. 42.
Ibid., л. 48.
См., в «Церковно-Общественный Вестник» VI (1879 г.), № 27, стр. 4а–б.
См., напр., у Астраханского протоиерея Н. Васильковского и И. П. из Енотаевска в «Церковно-Общественном Вестнике» VI (1879 г.),
№ 46, стр. 6в; № 47, стр. 7а.
Нам не удалось проследить судьбу самого И. А. Бонч-Бруевича и его семьи. Знаем только по частным сведениям, что после него осталось пять сыновей, из коих двое уже скончались, а невестки проживают в Орле. Действительно, у Бруевича был в этом городе собственный дом (см. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иеpофею на стр. 92–93 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 10, стр. 1247–1248), но таковой давно продан, сам же он по смерти жены жил в последнее время в бедности и умер в Kиeве; остальные дети занимают чрезвычайно скромное служебно-общественное положение (один, по почтовому ведомству в Харькове, другой в Киеве при городском водопроводе) и не имеют независимой имущественной обеспеченности. Ср. Христианское Чтение» 1911 г., № 1, стр. 123.
Так, весьма компетентный и сведущий человек из Орловской гyбеpнии, знавший и помнящий Бруевича, категорически сообщает нам, что о последнем там жива очень худая память до сих пор. По его словам, Бруевич, действительно, нажил хорошее состояние имел два дома в Орле, а каждому из своих пяти сыновей дал в разных уездах Орловской губернии по имению: младшему – в Кромском уезде 500 дес., которыми ныне владеет его внучка, там же сыну Николаю – более 200 дес. и не меньше того сыну Андрею в Дмитровском уезде, а остальные дети получали соответствующие владения от отца в Болховском уезде. Всем этим наш корреспондент В. А. Шеншин удостоверяет, что Бруевич был, несомненно, богат (см. «Христианское Чтение» 1911 г., № 1, стр. 123). Вероятно, к нему именно относится и решительное утверждение † П. И. Бартенева (в «Русском Архиве» 1907 г., кн. III, стр. 480), что «и строгости Смарагда не были удачны: правитель eгo консистории до того разбогател, что в eго владение перешла прекрасная Орловская деревня знаменитого И. В. Лопухина» (сенатора, автора «Записок», † 22 июня 1816 г.).
См. «Христианское Чтение» 1911 г., № 1, стр. 127–128.
См. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иepoфeю на стр. 92, и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 11, стр. 1247, где приведена приписка на рукописи «Воспоминаний» о. Иерофея кем-то из Рязанских духовных лиц: «Мерзавец взяточник Бруевич, послуживший таким бесчестием для Архипастыря» (Смарагда).
Так, о. Е. Н. Острогорский писал нам (1911, II, 14) о Бруевиче: «Этот временщик во время посещений Владыкою Смарагдом г. Ельца делал визиты каждому священнику и за это от каждого получал по империалу, а священников в Ельце около сорока, если не более. Это мне известно потому, что в одной из церквей Ельца служил почти 60 лет мой брат протоиерей».
См. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 52, 92–94 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 7–8, стр. 976; № 10, стр. 1247–1249.
См. выше 911, № 9, стр. 949.
Д. И. Ростиславов в июне 1816 г. Писал из Рязани М. П. Погодину, что эконом apxиepейcкогo дома у Смарагда (прот. Н. А. Страхов) – «его почти alter ego»: см. у † Н. П. Барсукова, Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. XXI (Спб. 1907), стр. 174.
Напр., о злоупотреблениях архиерейского секретаря при преосвящ. Евгении Казанцеве († 27 июля 1871 г.) см. у прот. И. Благовещенского, Архиепископе Евгении Казанцеве: биографический очерк (Москва, 1875), стр. 37. «Богословский Вестник» 1912 г., № 5 (в статье «Профессор Московской духовной академии П. С. Казанский и его переписка с apxиепископом Костромским Платоном»), стр. 139: «духовенство бранило его (Филарета, архиеп. Черниговского, † 9 августа 1866 г.), как взяточника по злоупотреблениям Пармена». По словам † А. А. Титова (3аписки преосвящ. Никодима в «Душеполезном Чтении» 1911 г., № 7–8, стр. 367,2), о пользовавшемся особым влиянием у С.-Петербургского митроп. Серафима (Глаголевского, † 17 января 1843 г.) секретаре А. И. Суслове Московский протоиерей Казанского собора выразился: «известно, что дрожжи без сусла не бывают»... О П. Ф. Преображенском при епископе Тамбовском Макарии Булгакове († 9 июня 1882 г. митроп. Московским) и о Е. И. Корсуновском при его преемнике Феофане Говорове († 6 января 1894 г.), при котором происходили от этого денежные злоупотребления, см. Записки протоиерея В. Г. Певницкого в «Русской Старине» 1905 г., кн. IX, стр. 549, 550 сл., 553. О непосредственном преемнике Смарагдовом по Рязанской eпаpxии, преосвящ. Иринархе (Попове, † 25 сентября 1877 г.) прот. И. Г. Молчанов свидетельствует (Церковная летопись Успенской церкви села Городкович Спасского уезда Рязанской епархии, Рязань 1898, стр. 346): «он был архипастырь добрый, правдивый и нелицеприятный; только окружавшие его и близкие к нему, к прискорбию, были люди не совсем достойные и нередко срамили его». Даже восторженный панегирист «Иннокентиевской премудрости» (по выражению еп. Никодима Казанцева в «Душеполезном Чтении» 1911 г., № 9, стр. 68) – † проф. И. У. Палимпсестов сообщает (Мои воспоминания об Иннокентии, архиеп. Херсонском и Таврическом, Спб. 1888), якобы Иннокентий (Борисов, † 26 мая 1857 г.) обирал церкви (стр. 198 сл.), а некоторые его приближённые и действительно брали «нечто в роде взяток» (стр. 202).
Прот. И. Г. Молчанов, Церковная летопись прихода Успенской церкви села Городкович Спасского уезда Рязанской и, стр. 343: «Говоря о ревизии архипастырей, Смарагд коснулся при этом и их свиты, которая обычно путешествует с ними по епархии. «Что делать? Без свиты архиерею ездить нельзя. Нужно совершить богослужение. Как обойтись без протодиакона и без певчих? А что творят они, – архиерей совсем не знает, или узнаёт спустя много времени, когда всякие грехи прикрываются уже давностью».
Прот. И. Г. Молчанов, свидетельствует (ibid., стр. 342), что по поводу недоумения о некоторой враждебности к нему Рязанской Консистории, где он почти совсем не бывал, Смарагд только заметил: «вот оттого-то там тебя и забыли, что ты никого не знаешь»...
См. Письма архим. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 59 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 7–8, стр. 983, где он 18 декабря 1853 г. свидетельствовал, что «нужно бы ещё кое-какие Духовные Правления (сверх закрытого уже Кромского) позакрывать», как «лишние для поборов с Духовенства инстанции...».
Архим. Иерофей в своих «Воспоминаниях» о Смарагде пишет (л. 47): «Не составляя полного описания о жизни Архипастыря, я, насколько знаю, говорю о его честности, правоте и ревности к благоустроению вверенной ему паствы. Святитель Божий глубоко вникал в делопроизводство; вполне был убеждён в справедливости того, что творил. Но что касается до обстоятельств околичных, лиц соприкосновенных: то и Преосвященный – был человек; и глубина сердец ему, конечно, не была открыта».
Архим. Иерофей пишет (ibid., л. 127 и обор.): «Оканчивая наши воспоминания о Преосвященном Смарагде, с полной откровенностью мы готовы сказать и о состоянии своём и других, служивших при Архипастырской Особе в разных почётных (сюда не может быть, причислен, И. А. Б., т. е. Бонч-Бруевич) должностях в Архиерейском Доме. Владыка имел обыкновение, или осторожность внимательно следить, чтобы никто из старших домашних не мог. пользоваться каким-либо авторитетом извне; и потому со своими домашними, на этот раз, обходился отчасти не всегда приятно, иногда даже и сурово, не исключая и некоторых родных своих, имевших случай жить при Архипастыре».
Наш корреспондент В. А. Ш., бывший лично знакомым со Смарагдом и с Бруевичем, пишет, что при этом архиепископе, действительно, было взяточничество, но брали себе взятки лица, пользовавшиеся его доверием, и по всей вероятности – даже от его имени, почему о нём и пошла такая слава, а сам он об этом промысле своих приближённых мог и не знать.
† Архиеп. Никанор, Биографические материалы I, стр. 244 сл. См. и «Христианское Чтение» 1912 г., № 10, стр. 1073; 1913 г., № 2, стр.179; № 3, стр. 318.
В «Чтениях в Обществе Истории и Древностей Российских» 1869 г., кн. 1, отд. V, стр. 5 – так говорит преосвящ. Иннокентий (Борисов) о своём предместнике по Вологде, епископе Стефане (Романовском, † 4 декабря 1841 г.), переведённом в Астрахань, где ему преемствовал Смарагд, который ни разу не позволил подобных отзывов об этом иepapxе, хотя последний никогда (по ревизии Волынской Семинарии) был его личным врагом и причинил ему много горя. Не было ли у Иннокентия своеобразного пристрастия подозревать и обвинять своих соиерархов в сребролюбии, взяточничестве и т. п.? В этой среде примеры сему нередки и ныне, когда некоторые отличаются сплетнической подозрительностью дурного свойства вообще, а наипаче относительно своих «собратов» и ближних...
† Архиеп. Никанор, Биографические материалы I, стр. 238. См. Христ. Чтение» 1912 г., № 3, стр. 322, 153. О. Иерофей свидетельствует (в «Воспоминаниях» на л. 12 и обор.), что в Полоцке Смарагд не сберегал даже своего штатного жалованья, и оно расходовалось без остатка.
См. «Христ. Чтение» 1912 г., № 10, стр, 1073.
См. Орловские Епархиальные Ведомости» 1906 г., № 20, стр. 597, 599 (согласно «Воспоминаниям» о. Иерофея на л. 41 обор., 46 обор. – 47); «Астраханские Епархиальные Ведомости» 1895 г., № 15, стр. 391; «Церковно-Общественный Вестник» VI (1879 г.), № 34, стр. 6а.
См. выше № 3, стр. 316.
† Архиеп. Никанор, Биографические материалы I, стр. 247: «за время бытности Смарагда в Полоцке и Могилёве мы ручаемся нашей честью, что он нe только сам не получал ни откуда никаких приношений, но искоренял злоупотребления этого рода в других».
М. Филарет, Письма к Высочайшим Особам II, стр. 210: «в Рязани не нажито (Смарагадом) ничего, а всё приобретено в епархиях, бывших в его управлении прежде».
См. «Воспоминания» о. Иерофея на л. 15 обор.
Ibid., л. 15.
Письма apxиeп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 59 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 7–8, стр. 983; см. и выше на стр. 718, 38.
См. Письма архиеп. Смарагда к архим. Иерофею на стр. 52 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 7–8, стр. 976; ср. «Орловские Епархиальные Ведомости» 1906 г., № 20, стр. 599.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 121 обор.
Ibid., л. 123 обор.
См. Письма apxиeп. Смарагда к архим. Иepофeю на стр. 118 и в «Христианском Чтении» 1911 г., № 12, стр. 1514.
По крайней мере, нет о сём столь прямых показаний, какие имеются, напр., о Тульском, потом Олонецком преосвященном Дамаскине (Россове, † 31 июля 1855 г.), которого на покое не забывал своим вниманием Смарагд (см. «Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских» т. 244, кн. I за 1913 г., в смеси стр. 12, 26). О Дамаскине, за Тульский период его святительства (6 ноября 1821г. 19 декабря 1850 г.), епископ Никодим, (Казанцев) пишет (Mоё первое житие и инспекторство в Тульской семинарии в «Тульских Епархиальных Ведомостях» 1911 г., № 12, стр. 254): ,.все его недостатки заключаются в корыстолюбии, которое иногда (может быть, и без ведома его, чрез его приближённых) обращается в сущее грабительство». А о епископе Вятском Иоанникии (Образцове, †18 апреля 1880 г.) тот же Никодим пишет (см. «Труды Вятской Учёной Архивной Комиссии» 1913 г., вып. I–II, Вятка 1913, стр. 65), что при переводе одного смотрителя из Сарапула в Вятку «архиерей прельстился видно слишком порядочным гостинцем». См. ещё у † проф. Ал. П. Лебедева, Слепые вожди: четыре момента в исторической жизни церкви (Москва 1907), стр. 58 сл., 66 сл.
† Г. И. Пясецкий, История Орловской епархии, стр. 964.
См. Письма к Высочайшим Особам II, стр. 205.
См. «Вестник Европы» 1872 г., № 7 (июль), стр. 231.
См. «Астраханские Епархиальные Ведомости» 1895 г., № 15, стр. 394.
Ещё более старательно Д. И. Ростиславов высчитывает чужие деньги в своём анонимном сочинении «О православном белом и чёрном духовенстве в России», говоря, несомненно, о Смарагде следующее (т. I, Лейпциг 1866, стр. 281–282): «Другой очень недавно скончавшийся архиепископ оставил двум своим племянникам наследство в 160.000 р. Но тут надо принять во внимание следующие обстоятельства: 1) Капитал этот, как видно из даты билетов опекунского совета, нажит в течение 16 только лет, а покойник и прежде и после этих 16 лет был епископом почти столько же времени, в которое, по всем вероятностям, он должен был иметь огромные остатки от своих доходов. 2) На имя одного молодого человека, к которому покойник имел отеческое расположение ,он положил ещё задолго до своей смерти 30.000 р. 3) По слухам очень достоверным один из родственников покойника умел как-то самовольно присвоить себе капитал ещё более, нежели в 30.000 руб. 4) Опять по достоверным, можно сказать, неопровержимым известиям, одна особа, присутствовавшая при покойнике в последние дни его жизни, нашла возможность без помощи гражданской палаты сделать себя наследницей сего благодетеля [см. ниже прим. 77). По к. м. у покойника не оказалось никаких билетов кредитных учреждений за последние 6–7 лет, хотя вполне было известно, что он не раз посылал своего наместника отвозить в Москву по 5.000 руб. 5) Kpоме денег, осталось огромное количество одежды, кусков и отрезов, отличных шёлковых материй, ковров, серебряных и золотых вещей, архиерейских облачений, митр, парчи и пр. и пр. Принявши всё это во внимание, можно смело сказать, что, если бы покойник не роздал части своих денег ещё при жизни, если бы другая часть не была расхищена до, или после смерти, если бы всё имущество в вещах обратить в деньги, то составлен был бы капитал ещё больше, чем у предыдущего покойника» (свыше 11/2, миллионов руб. асс.). По сопоставлении с подлинными фактами (см. ниже к прим. 74) справедливо прибавить к этим фантастическим вычислениям, что тут именно смелость берущая воображаемые города и малодушная пред действительными крепостями...
† Г. М. Пясецкiй, История Орловской епархии, стр. 964 прим., 667.
† Архиеп. Никанор, Биографические материалы I, стр. 247.
См. «Рязанские Епархиальные ведомости» 1896 г., № 15, стр. 501. См. № 2, стр. 209, 78.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 106.
Ibid., л. 127 обор. – 128.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 102 обор.–103; ср. выше 1912 г., № 2, стр. 210, 78. 81.
См. у нас, Родословие Смарагда (Крыжановского), стр. 25–27, а выше 1912 г., № 2, стр. 212–215.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 105 обор.; ср. выше 1912 г., № 2, стр. 212, 84.
См. у нас, Родословие Смарагда (Крыжановского), стр. 24, 25, 26–27, 32–33, 34а выше 1912 г., № 2, стр. 210, 211, 212, 213–215, 222, 223.
См. ниже.
См. «Воспоминания» о. Иерофея, л. 106 обор.
Окончание главы в след. номере.