Богословие как наука
Лекция, подготовленная (вечером) накануне Воздвижения – в четверг 1907, IX, 13, была сказана в понедельник 17 сентября 1907 г. студентам I (LXVIII) и II (LXVII) курсов
Во свете Твоем [Господи] узрим свет.
Опять начинается наша учебно-педагогическая чреда. Отхлынувшие было молодые силы восполнены свежими заместителями – и снова открывается прибой богословско-научной пытливости. И кому приходится стоять неподвижно среди этих стен, тот видит пред собой как бы прилив и отлив живых волн. И вот эта аналогия вызывает на серьезные размышления. Она прежде всего говорит о гармоническом соответствии в разных частях природы, но, не переходя в тожество, указывает и существенные различия. А последние таковы, что механическое не равно органическому, и живое не должно быть просто копией мертвых процессов безжизненной повторяемости. Значит, и у нас прилив не может быть только восполнением происшедшей убыли, когда он заранее осуждал бы себя, обрекая на жалкую роль пассивной фигуры для оставшегося пустого места. Очевидно, требуется привнести нечто новое по сравнению с предшественниками, чтобы сделать больше и лучше их и двинуть вперед общую работу. Этим начертывается непременная задача для наших новых членов, которые без подобных ресурсов и целей не имеют права на самое существование среди нас. Правда, без них мы и сами скоро прекратили бы свое бытие, но всегда достойнее умереть идейной силой, чем сохраняться мертвой окаменелостью, тормозящей органический рост жизни. И, к счастью, мы сразу же находим нечто действительно новое, доселе невиданное у нас в таком значительном количестве. Его даст нам привхождение многочисленного элемента представителей созидательного пастырского дела с опытом своих лет (иногда совсем почтенных) и с уроками практического служения [Разумеется то обстоятельство, что в этом учебном году на 1-й (LXVIII) курс поступило в число студентов много священников – прим. автора]. С этими запасами они должны внести трезвость взгляда, уравновешенность настроения, методичность напряжения, – и пока уже это одно будет высоко полезным вкладом в нашу научно-педагогическую работу. Все мы нуждаемся именно в указанных факторах. Не буду напоминать особенно, какими гибельными результатами сопровождалось отсутствие их в процессе самой педагогической жизни, где утрата равновесия вызвала полнейшую сумятицу. Неизвестно стало, кто кого учит и чему люди учатся, раз науки усвоялись не ради свойственной им истины, а последней начали принципиально «корчемствовать» в интересах целей то субъективно партийных, то прямо злостных. В нашей специальной области путаница достигала порой чуть не апогея. Достаточно отметить, что пытались иногда опрокинуть все здание богословской науки и смести самый академический фундамент. Одни твердили, что богословие христианское, естественно, подлежит ведению и компетенции всякого разумного христианина, как такового, и следовательно, не может быть «собственностью специалистов», которые и культивируют эту дисциплину в качестве особой отрасли знания. И новейшие наши церковно-политические движения свидетельствуют, что не-богословские голоса старались давать тон и получать верх в обсуждении богословских тем. Твердо и гордо звучал лозунг, что члены тела Христова все и одинаково «востязуют всяческая» (1Кор. 2, 15) [Имеются в виду слова 1-го послания к Коринфянам: «духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» – прим. ред. БВ]. Если же так, то специализация неизбежно суживает и принижает предмет «общего пользования», обращая его в объект ограниченного кругозора интеллектуальной пытливости. И вот богословская наука, которая огромному множеству нашего православного общества всех градаций кажется ненужной, является теперь уже ортодоксально подозрительной и рационалистически опасной, либо прямо вредной и для высших иерархических кругов, и для разгонных газетных фельетонов [Сколько припоминаю, – в последнем случае разумеются газетные выходки (убитого <большевицкими? мерзавцами? [вытерто]> в 1918 году) известного сотрудника «Нового времени» Михаила Осиповича Меньшикова, немало злословившего о русском духов(ничестве) и богословии и по поводу столетнего юбилея Петроградской академии (в декабре 1910 года) напечатавшего позорный фельетон «Пир во время чумы» – прим. автора].
Во всем этом не столько научных убеждений, сколько недисциплинированных настроений, которые самим своим возобладанием неотразимо удостоверяют законность, необходимость и важность строгой богословской научности. С ними было бы легко покончить, но тут уже присяжные богословы восстают на самих себя. Они категорически выражают, что богословской науки как равноправной другим научным дисциплинам, собственно, и нет совсем. Она возможна лишь в будущем, когда всецело будет построена на революционных началах, причем христианство явится процессом постепенного развития in indefinitum из некоторых первичных эмбриологических зародышей! Здесь общепризнанная научность будет прибретена именно тем, что свои прежние абсолютные авторитеты теология заменит относительными эволюционными факторами [cм.: Prof. Otto Pfleiderer. Die Entwicklung des Christentums. Munchen, 1907. S. VII – прим. автора].
Человеку, конечно, легче иметь дело с относительным и подвластным, чем с абсолютным и повелительным; он больше тяготеет к произвольному, чем к обязательному... Значит, перестроить богословие по указанному методу было бы не трудно – с надеждой на общечеловеческий успех. Беда вся в том, что это поведет к искажению самого объекта изучения. В нем эволюционистам не нравится его абсолютность, но что же делать, если такова природа самого предмета? По крайней мере несомненно, что он рисуется в новозаветных писаниях со строго божественным достоинством и прежде всего должен быть принимаем в этом абсолютном качестве. Нам возражают, что с такими свойствами он не находит себе законного места в цели миробытия и превращается в миф, а потому для собственного самосохранения должен спуститься до уровня относительно-исторической величины. Но вовсе не верно, чтобы для христианской божественности не было исторической основы. Напротив, она есть и, утверждая самый факт, раскрывает его историческую необходимость. А последняя коренится в том, что для данной цели все исторические ресурсы оказались недостаточными и непригодными настолько, что систематическое применение привело лишь к совершеннейшему истощению. Настал такой момент, что все должно было бы погибнуть при прежних средствах, и спасение могло последовать лишь от факторов новых, т. е. вышемирных. Этим естественно вызывалась нужда во вмешательстве высшем, или божественном, которое и оказывается натуральным в ходе исторического процесса. И апостол Павел свидетельствует (Гал. 4, 4), что Бог послал Своего божественного Сына, когда «пришла полнота времен», – или, после того, как были исчерпаны все обычные способы, доступные человечеству.
В результате получается, что само относительное приобретает основу своего бытия в абсолютном, а чем каждый может убедиться личным опытом и вдумчивым наблюдением.
Но дальше подчеркивают, что само знание человеческое ограничено, а потому притязания на абсолютность изобличают их эссенциальную ненаучность, Однако здесь богословие как наука напрасно смешивается с верой, исповедующей абсолютную истину, ибо оно вовсе не претендует на абсолютную исключительность в ряду всех других научных дисциплин. Богословие только исследует абсолютный объект в исторических условиях его обнаружения и относительными силами человеческими. Понятно, что тут и успехи могут быть тоже относительными. При всем том крайне ошибочно, будто именно относительность служит мерилом научности. Совсем наоборот! Первая для людей неизбежна, но ничуть не является конечным идеалом. При эссенциальной относительности наше знание потеряло бы смысл и цену, так как оно превратится тогда в простое повторение условностей, которые не могут дать завершительного итога. Тут будет лишь бесплодное круговращение без самодовлеющей цели и увенчивающего результата, а это есть несомненная и неустранимая смерть для всякого человеческого знания. Последнее стремится вперед и приносит все жертвы и усилия единственно для того, чтобы овладеть истиной, для всех бесспорной и обязательной или абсолютной по ее окончательности, не допускающей никаких недоумений и разысканий. Разумеется, наши средства для сего недостаточны, но гуманитарная наука верит в общечеловеческий разум всей мировой истории, где бесчисленные частичные приобретения, якобы, должны образовать своей совокупностью безграничную сумму, а в христианско-богословской области мы ждем решительного увенчания вовсе не от человеческой немощности. Там мы не столько познаем Бога, сколько бываем познаваемы от Него (Гал. 4, 9), ибо предмет познания доходит до нас путем откровения Абсолютного в Абсолютном или в адекватной форме, и мы приготовляемся к его восприятию божественным возрождением, и отсюда в нас рождается и утверждается непоколебимая уверенность, что некогда мы увидим Познаваемое лицом к лицу (1Кор. 13, 12) со всей непосредственностью наиточнейшего созерцания. Следовательно, в христианском богословии абсолютные факторы обещают и обеспечивают абсолютный результат. Но и во всех других областях знания наша неизбежная относительность почерпает силу лишь в общении с абсолютным, которое окрыляет наши напряжения и озаряет светом высшего единства все относительные успехи. С этой стороны богословие, верное своему идеалу, будет наиболее совершенным знанием, если оно не забудет, что – в качестве науки – должно средствами человеческого разума стремиться к постижению объекта своей веры.
Таким служит для нас Христос-Искупитель, о Котором сообщают писания Нового Завета. Нам нужно достигнуть точного познания лица и дела Господа-Спасителя, а для сего вполне подлинным источником могут быть послания св. апостола Павла. Всем своим существом он ярко иллюстрирует обязательность абсолютного для плодотворности человеческого познания, ибо приобрел целостное христианское ведение лишь исповеданием божественности Христа. В этом отношении эллинский благовестник есть научный богослов kat v evxoch,n и может служить безусловно пригодным для нас авторитетом. Наряду с этим не менее бесспорно и историческое достоинство его посланий для отчетливого и объективного осведомления с жизнью Господа нашего Иисуса Христа.