Глава 24. Процесс московских священников

10 мая 1922 г. в московских газетах был опубликован приговор суда по делу о лицах, обвинявшихся в агитации против конфискации ценного церковного имущества. Священники и благочинные города Москвы Заозерский, Добролюбов, Надеждин Христофор, Вишняков, Орлов, Фрязинов, Соколов, Телегин, а также граждане Брусилова, Тихомиров и Рахманов были приговорены к смертной казни, другие лица на разные сроки заключения.

Кто в церковной Москве не пережил остро этого процесса? Сколько народа знали этих священников и с каким трепетом следили за их поведением на суде? Какое мужество проявили подсудимые и сколько правды сказали?

Кто бывал в приемной патриарха Тихона, в Троицком подворье на Самотеке, отлично помнят огромного, тучного, размашистого и быстрого в походке патриаршего эконома отца архимандрита Анемподиста Телегина, который при изъятии ценностей церкви этого подворья, облачившись, заявил свой протест комиссии, а потом разоблачился и вышел из храма. Такой земной и плотяный по виду монах совсем не казался героем духа и нравственной силы. Однако патриарх знал своего эконома, этого простого, малообразованного человека. Когда из суда приходили и сообщали о его поведении, патриарх с улыбкой говорил: «Ну, мой Анемподист не сдастся, на него я надеюсь».

Газета «Правда» (№№ 85,95.30 апреля 1922 г.) дала описание его допроса, далеко не полное, опустив многое неприятное для советской власти, о чем рассказывали слушавшие процесс.

– Я по убеждению монархист, – заявляет иеромонах Чудова монастыря Телегин.

– К партии принадлежите?

– Нет, я беспартийный... служитель престола.

Трибунал заинтересовался столь неожиданно вынырнувшим монархистом.

– Как же вы монархист, когда монарха нет? Ведь апостол Павел говорит: повинуйтесь существующей власти.

– Я и повинуюсь: живу тихо, смирно, как все смертные, власти не касаюсь.

– Где же вы служите?

– Был штатным священником первой Донской казачьей бригады. Теперь служу в домовой церкви патриаршего подворья.

– Это вы там оскорбили комиссию?

– Да, я назвал членов ее грабителями и насильниками. Я служитель престола, и мне очень тяжело, когда отбирают священные предметы.

Мужественно держал себя отец Анемподист до последней минуты своей жизни.

Священник, сидевший с ним в одной камере, рассказывал, как он нетерпеливо ждал казни. «Жду не дождусь, – говорил он, – встречи с Господом моим Христом».

Веселый, он принял в свои руки приговор над собой. «Наконец-то вы пришли за мной», – сказал он. «Распишитесь»... «С удовольствием» – ответил он и особенным росчерком украсил свою подпись на бумаге.

Другой священник, отец Заозерский, тоже осужденный за противодействие ограблению храмов, когда его вывели после суда на Лубянскую площадь в Москве, широким крестом крестил приветствовавшую его толпу. Обритого и остриженного, его вместе с отцом Анемподистом Телегиным и другими лицами из белого духовенства застрелили в роковом «корабле» чрезвычайки. Так называлось помещение архива бывшего страхового общества, которое занимало на Лубянке ЧК, а потом ГПУ и НКВД. Внутри этого здания имеется темный полуподвальный, небольшой, но высокий, в два этажа, зал, напоминающий собой трюм корабля. Кроме нар для заключенных, посреди этого зала имеется несколько маленьких глухих комнат для прежних сейфов, где и расстреливали осужденных.

Удивительно было поведение вдов убитых из белого духовенства. Одна из них, из-под черного головного платочка сияя глазами, говорила другой: «Как мы счастливы с вами, матушка, как мы счастливы. Какой смерти сподобились мужья наши. За веру венец мученический прияли. Теперь надо только молиться за них. Нет, и молиться не надо: это они за нас пред Господом молятся».