Знаменитый русский канонист А.С. Павлов

Посвящается его памяти

Издание второе

Из сборника Учено-литературного Общества при Императорском Юрьевском Университете

16-го августа 1898 года, после продолжительной тяжкой болезни, тихо отошел в иной лучший мир заслуженный ординарный профессор Московского Университета тайный советник Алексей Степанович Павлов.

Со смертыо Алексея Степановича русская наука понесла тяжелую утрату, а Московский Университет лишился одного из своих талантливейших профессоров, пользовавшегося громкою и вполне заслуженною известностью в ученом мире.

В самом деле, кто из русских ученых не знал имени Алексея Степановича Павлова? Кто из лиц, хотя бы один только раз видевших его, не помнит этого величавого старца, с тонкими и строгими чертами лица, с горевшими до конца жизни юным блеском глазами, с громкою, несколько замедленною речью, постоянно поглощенного интересами науки или, как говорили про него, в бытность A. С. преподавателем Казанской Духовной Академии, студенты, его слушатели, постоянно «заряженного научными новостями»?

И вот, его уже меж нами нет... Неутомимый работник, посвятивший на служение науке 40 лет неустанного труда, наконец, опочил от дел своих.

На мне, едва ли не единственном ученике покойного, лежит долг помянуть добрым словом этого замечательного ученого и человека. Кроме личных воспоминаний о покойном, у меня сохранились письма A. C., писанные ко мне в продолжение моего с ним знакомства (в течение почти 14-ти лет); некоторыми из них я и воспользуюсь в своем дальнейшем изложении.

A. С. родился в 1832 году в далекой Сибири и происходил из духовного сословия (был сын причетника Томской епархии).

He беззаботное детство, не веселую юность сулила судьба сыну скромного причетника, который собственными силами должен был пробивать себе дорогу. Вот как вспоминает сам A. С. об этом прошлом в одном из писем (от 5-го февраля 1894 г.), написанном в ответ на мое письмо, в котором я уведомлял его о постигшем меня, вскоре по приезде в г. Юрьев, тяжком горе (о смерти моего отца): «…Что сказать мне на Ваше скорбное письмо, первое ко мне из Юрьева?

Исполнилась над Вами с беспощадною точностью пословица: «беда не приходит одна». Но «идеже преизбудет горе, преизбудет и утешение», т. е. и малые радости жизни будут казаться великими. Так и я изжил свою жизнь, начиная с 12-ти летнего возраста: горя, лишений и всяких бед было, есть и будет много, но благодарение Господу и за то счастье, какое выпало на мою долю. Оно у меня уже все назади, а впереди –

Подожди немного

Отдохнешь и ты.

По окончании курса в Тобольской семинарии¹, как лучший воспитанник» ее, A. С. в 1854 г. (22 лет от роду) поступил в Казанскую Духовную Академию. К этому времени молодая Академия, благодаря энергии и неусыпным трудам знаменитого в ее истории ректора Григория (1844–1852), достигла во всех отношениях цветущего состояния. В числе ее преподавателей было уже много даровитых ученых, удачно выбранных ректором Григорием; кроме того, год поступления A. С. в Академию совпал с двумя выдающимися событиями в жизни Академии: в этом году она получила свое главное ученое сокровище – собрание рукописей Соловецкой библиотеки и Анзерского скита, а также огромное количество старопечатных книг из Синодальнаго склада, отобранных от раскольников, разборкою и изучением которых с особою ревностъю занялся молодой студент: далее, в тоже время стал издаваться при Академии, получившей, благодаря своему богатому содержанию, большую известность и распространение духовный журнал: «Православный Собеседник»², ревностным сотрудником которого сделался A. C., и, наконец, в 1856 году во главе Академии стал считавшийся в то время первым русским канонистом арх. Иоанн. Обстоятельства, таким образом, благоприятствовали расцвету ученых талантов A. С.

Годы студенчества (1854–1858), несмотря на строгие порядки и суровую дисциплину, царившие в академической жизни, особенно в ректорство грозного арх. Иоанна (про которого студентам того выпуска, к которому принадлежал A. C., сложили даже стихи: «Ходит ректор Иван Грозный, палкою стучит»³, были лучшею парою жизни A. C., и о своем пребывании в Академии покойный вспоминал удовольствием. Материальное положение A. С. к концу студенчества тоже улучшилось, так как начальство Академии разрешило ему давать уроки сперва в семействе генерала А. Л. Корсакова, а потом в семействе гг. Могилатовых⁴.

Время студенчества пролетело быстро, и 1858 г. A. С. блистательно окончил курс Академии первым магистром (утвержден в степени 1 сентября 1858 r.). Однако вступление в жизнь не было для A. С. особенно благоприятным и на первых порах ему пришлось испытать неудачу: хотя A. С. окончил курс первым, но при Академии оставлен не был, не смотря на то, что бакалаврские вакансии тогда и были; произошло это не по вине молодого магистра, а по личному произволу нового ректора Академии арх. Иоанна, который, будучи недоволен всем найденным в Академии и, между прочим, прежним ее учебным направлением, наложил опалу на весь этот (VII) выпуск, да и вообще желал заместить все имеющиеся в Академии преподавательские вакансии лицами монашествующими⁵. Таким образом А. С. был назначен на службу в Казанскую семинарию по классу общей и русской церковной истории. По счастью кафедра литургики и каноники, за отсутствием желающих занять ее лиц из монашеского состояния, осталась вакантною и ее все-таки пришлось заместить А. С., так что в Казанской семинарии он прослужил только одно полугодие.

10 января 1859 г. была первая его лекция no предмету литургики о задаче и характере этой науки, и с этого времени начались его одушевленные курсы, впервые возбудившие в Академии живой интерес к изучению обеих наук, считавшихся прежде одними из скучнейших в академическом курсе.

A. C. Павлов с самого начала вступил на кафедру с настоящим научным навравлением и обнаружил себя вообще более ученым, чем профессором. Его занимали больше самостоятельные кабинетные работы, чем обыкновенные лекции, в которых нужно было передавать всякие сведения, и старые, и новые, и свои, и с чужих слов. Он любил работать, прокладывая в исследовании, какого бы то ни было предмета непременно новые пути, открывая в нем новыя стороны, еще не замеченные другими, и поправляя чужие исследования. Эта черта его ученого характера выражалась даже в манере его чтения лекций, ясной, экспрессивной, придававшей каждой мелочи и подробности какую-то особенную значимость. Направление этих лекций было историческое, какого держались и другие лучшие наставники того времени, времени сильнейшего возбуждения в Академии исторического интереса.

Литургика, несмотря на множество совершенных им работ по ее предмету, была у него менее любимою наукою, чем каноника, которую он с самого начала службы разрабатывал вполне самостоятельно. В первое полугодие он читал историю церковного права в греко-римской империи, довольно систематически знакомя студентов с историей памятников этого права, а также с историей взаимных отношений между церковью и государством, и с характером имущественных судных прав церкви в греко-римской империи. Второе полугодие все посвящалось историческому обозрению русского церковного права, особенно в древней России. Соловецкая библиотека, заключающая в себе несколько драгоценных материалов по этой части, заняла все его внимание и дала ему возможность сделать даже много новых научных открытий, послуживших первым фундаментом его ученой известности.

ІІостоянно занятый учеными работами, он избегал всяких посторонних занятий в Академии, и вне ее; сверх своей постоянной должности, некоторое время он преподавал только немецкий язык; в 1860 г. был секретарем внешнего правления, да уже под конец своей службы в Академии, из-за недостатка средств к содержанию после женитьбы (в январе 1863), зимой 1863 г. взял на себя уроки русского языка в Мариинском женском училище (теперь 1-я женская гимназия⁶, с жалованием 486 р. в год, послужившим весьма важным подспорьем к скудному академическому содержанию.

Женитьба A. С. была явлением в академической жизни весьма необычным, своего рода геройским подвигом. Как люди, окончательно еще не пристроенные, наставники Академии, между прочим, воздерживались от вступления в брак и жили одинокими бобылями, аскетами науки. Само начальство не совсем доброжелательно смотрело на семейных наставников, стараясь «избегать» их⁷. Уже известный нам ректор Академии Иоанн часто говаривал: «Понатолкали в Академию женатых да попов! Что-нибудь одно – либо баба, либо наука»⁸.

Под влиянием таких взглядов, многие из наставников возводили свое безбрачие даже в принцип, серьезно убедив себя, что семейная жизнь вредит научным занятиям»⁹.

Вскоре после женитьбы, A. С. задумал перейти из Академии в Казанский Университет, где, по уставу 1863 г., положено было, в числе нескольких других новых кафедр, открыть новую кафедру церковного права. Юридический факультет, к которому эта кафедра была причислена, для замещения ее достойным кандидатом, прежде всего, обратил свое внимание на ближайшего академического канониста. В продолжение около месяца, до его избрания в Совете Университета, на лекции его в Академии, для личного знакомства с его преподаванием, ходили профессора Университета, декан юридического факультета Ю. А. Микшевич и профессор A. В. Соколов, – довольно характерная черта тогдашних отношений между Академией и Университетом. В феврале 1864 г. состоялась его баллотировка в Совете, после которой он прямо допущен был в Университете к преподаванию в звании доцента. Сначала он рассчитывал, что будет послан для приготовления к своей кафедре за границу и потому 19 марта заявил академическому правлению, что совсем оставляет Академию, но потом, будучи допущен к чтению лекций и без посылки за границу, переменил это заявление и в апреле, на годичном запросе правления наставникам Академии об их намерении продолжать службу в будущем году, написал, что продолжать свою службу при Академии «желает со всем усердием, не смотря на переход в Университет», о том же написал и к обер-прокурору Св. Синода, прося дозволить ему проходить службу при обоих заведениях. Но просьба эта не была уважена¹⁰, и 17 сентября A. С. был уволен от духовно-училищной службы.

В 1865 г. состоялась, наконец, командировка A. С. от Казанского Университета за границу с ученою целью на годичный срок. Время заграничной командировки A. C. провел в Германии, главным образом, в Гейдельберге, где с особым усердием предался изучению наук юридических, в особенности римского права, так как хорошо понимал, что без солидных знаний в этой области является невозможною разработка канонического права, как науки юридической, каковою она является по Уставу 1863 г. В это же время A. С. завязал свои первые знакомства с некоторыми знаменитыми европейскими учеными, между прочим, с известным византологом Цахариэ фон-Лингенталь, с которым A. С. состоял в тесной дружбе до самого конца жизни Цахариэ.

Возвратившись из-за границы, A. С. скоро сделался в Университете видною ученою силою и в 1867 г. был возведен уже в звание экстраординарного профессора.

Ко времени пребывания A. С. в Казанской Академии и Университете относится расцвет его учено-литературной деятельности. В это время им напечатаны следующие труды: 1) Происхождение раскольнического учения об антихристе» – отрывок из его курсового сочинения на степень магистра (Прав. Соб. 1858 г. II. 138:262); 2) Древние русские пасхалии на осьмую тысячу лет (ІІрав. Соб. 1860 г. III. 331); 3) О причетниках двоеженцах (Руков. для сельск. паст.1860 г.); 4) Древние христианские праздники в честь мучеников (Странник. 1860г., июль); 5) Страстная неделя (Дух. Беседа. I860 г., № 14); 6) О празднике Пятидесятницы (там же); 7) Земское (народное и общественное) направление русской духовной письменности в XVI в. (Прав. Собеседн. 1863 г., 1, 292; II, 364¹¹. После перехода в Университет, его литературные работы специализировались и сосредоточились исключительно в области канонического права. Таковы были его исследования: 8) О кормчей инока-князя Вассиана Патрикеева (Учен. Записки Казан. Унив. 1864 г. I, стр. 489–498); 9) Личные отношения супругов пo греко-римскому праву (там же 1865 г., стр. 89); 10) Об участии мирян в делах церкви с точки зрения православного канонического права, – речь на университетском акте (там же 1866 г., стр. 481–526); 11) Первоначальный славяно-русский номоканон (там же 1869 г. прилож. стр. 1–100). Последнее сочинение, вместе с исследованием о кормчей Вассиана, открыло целый ряд капитальных работ по разработке памятников русского церковного права, которой А. С.еще в Академии посвятил свое особенное внимание; Академия Наук удостоила это сочинение Уваровской премии. Это было последнее казанское сочинение A. С.¹². Кроме перечисленных сочинений, работая над рукописями Соловецкой библиотеки, он издал за это время иесколько ценных древних памятников, таковы: Церковно-судебные определения Киприана, митрополита новгородского ХVII в. (ІІрав. Соб. 1861 г. III, 335); Послание старца Елеазарова монастыря Елеазара к в. кн. Василию Иоанновичу (там же 1863 г. I, 337); ІІослание Геннадия новгородского к московскому собору 1490 г. (там же 1863 г. I, 476); Три доселе неизданные послания кн. Андрея Курбского (1863 г. II. 156, 343, 451:550): Полемические сочинения инока-князя Вассиана Патрикеева (1863 г. III, 95:180); Апокрифическое слово о судиях и властителях (1864, I, 365); Два послания в. кн. Михаилу Ярославовичу тверскому константинопольского патр. Нифонта и русского инока Акиндина о поставлении на мзде (1867 г. II, 236). В V т. Летописей Тихонравова изданы им же: Путешествие инока Михаила ко св. местам; Повести о скверном бесе; Плач городецких раскольников при постройке единоверческой церкви¹³.

В 1870 г. A. С. оставляет Казань и переселяется с востока России на юг. Еще 9 сентября 1869 r., по предложению ректора Новороссийского Университета Ο. И. Леонтовича, A. С. был избран ординарным профессором каноническаго права в Новороссийском Университете и был утвержден министром, хотя с тем условием, чтобы он читал лекции в Казанском Университете до конца 1869 –70 уч. г., так что преподавание канонического права в Новороссийском Университете A. С. начал лишь с осени 1870 г.

Несмотря на столь лестное для молодого ученого повышение по службе, A. С. на первых порах чуствовал себя в Одессе не особенно хорошо и часто вспоминал о Казани. «Переезд из Казани в Одессу, писал он мне (5 февраля 1894 г.) был для меня словно переселением на другую планету, атмосфера которой совсем не приходилась к моей велико-российской натуре: ею могли дышать и наслаждаться только еврей, поляк, немец, грек, и, пожалуй, хохол, сроднившиеся со своим положением «хлопца» у этих «панующих» национальностей. Мы «москали» только увеличивали разношерстность этой разноплеменной толпы и отличались от нее только тем, что они составляли из себя крепко сомкнутое целое, а мы по обыкновению, тянули все врознь…»

Скоро, однако, многое изменилось к лучшему и A. С. горячо полюбил молодой Университет и впоследствии с большим удовольствием вспоминал о своем пребывании в Одессе. «…Через какие-нибудь 5 лет «нашего полку прибыло», писал он в том же письме, «мы сами составили силу, если не в количественном, то в качественном смысле, так что в конце-концов мне жаль было покидать юный университет, а последнему жаль было расстаться со мною (имею на это официальное доказательство, в виде бумаги от Совета, которую велю положить с собою в гроб). А жена и теперь бы, без малейшего колебания, вернулась в Одессу. Да будет так и с Вами по отношению к Юрьеву, с которым, вероятно, и Вам придется скоро расстаться ...»

С большим удовольствием вспоминает о своем пребывании в Одессе A. С. и в письме к проф. Новороссийского Университета A. В. Маркевичу от 15 ноября 1889 г., помещенном в Записк. Импер. Новоросс. Универ. т. 53 (25-летие Университета¹⁴): «Что 14 лет тому назад отвечал я Совету Новороссийского Университета на его предложение не оставлять службы в этом Университете, то повторяю и теперь: Пять лет моего пребывания в Новороссийском Университете составляют лучшую пору моей научно-литературной деятельности. В это время я удостоен от Совета Новороссийского Университета почетного диплома на степень доктора церковного права и от Императорской Академии Наук – диплома на звание ее члена-корреспондента. Тогда же я избран был в действительные члены нескольких столичных ученых обществ (Филологического общества при С.-Петербургском Университете и Московского археологического общества¹⁵). С воспоминанием обо всем этом, не могу не сохранять чувства глубочайшей признательности тогдашнему личному составу Совета Новороссийского Университета за его постоянное и, в высшей степени, поощрительное для меня внимание к моим ученым работам. Это внимание выражалось в назначении мне денежных пособий на ученые экскурсии в вакационные месяцы в Москву и Петербург, для занятий в тамошних библиотеках и архивах, и в экстренных затратах, по моим представлениям и просьбам, значительных сумм на приобретение в университетскую библиотеку книг по моей кафедре, и наконец – в заказах на снятие факсимилированных копий с нужных мне греческих рукописей, например – с номоканона, хранящегося в библиотеке Оксфордскаго Университета. Благодаря этой нравственной и материальной поддержке со стороны Совета Новороссийского Университета, я имел возможность напечатать, в сравнительно краткое время, следующие ученые работы, помещенные частью в университетских Записках, издававшихся под моей редакцией, частью в ученых изданиях 2-го Отделения Императорской Академии Наук:

1) Исторический очерк секуляризации церковных земель в России (З. Н. Ун. т. VII¹⁶); 2) Номоканон при Большом Требнике (ibid. т. VIII¹⁷); 3) Новый наказный список по Стоглаву (ibid. т. IX); 4) Заметки о греческих рукописях канонического содержания в Московской Синодальной библиотеке (ibid. т. XVI): 5) Отрывки греческого текста канонических ответов русскаго митрополита Иоанна II (XI в.), изданные параллельно с современным славянским переводом и снабженные объяснительными примечаниями (Изд. Ак. Н.); 6) Письмо к академику Броссе (теперь покойному) о грузинском номоканоне (ibid.), и 7) Замечания на программу издания в русском переводе толкований на церковные правила, принадлежащих греческим канонистам XII в. Аристину, Зонаре и Вальсамону (3. Н. Ун. т. XVI)».

В это же время у A. С. созрел план составления полной истории византийского права и рецепции его в России, как свидетельствует о том сам A. С. в предисловии к т. наз. «Книгам законным»¹⁸. A. С. предполагал начать с критического издания славянских текстов, в которых были приняты и в продолжение многих веков употреблялись у славян источники византийского права, вместе с чем, должна была идти разработка и так наз. внешней их истории, т. е. разрешение вопросов о времени и месте появления того или другого источника в славянском переводе, о способах его распространения и употребления в данной стране и о тех переменах, каким он подвергался при этом в своем составе и редакции; затем уже должна была следовать т. наз. внутренняя история, задача которой объяснить – насколько юридические нормы, содержащиеся в том или другом источнике иноземного права, привились к жизни принявшего их народа и какое вообще влияние оказали они на развитие и установление местной юридической жизни¹⁹.

Какую грандиозную задачу ставил себе великий русский ученый! Какой важный пробел в нашем юридическом образовании был бы восполнен, в случае осуществления хотя бы в некоторых частях, этой задачи!

Новороссийский Университет высоко ценил научную деятельность A. C.: доказательством этого служит то, что Совет Университета, по единогласному ходатайству юридического факультета, в заседании 28 марта 1873 г. избрал A. С. почетным доктором канонического права «во внимание к неутомимой и истинно-полезной и важной его научно-литературной деятельности». Интересным, при этом, представляется самое ходатайство факультета о возведении А. С. в степень почетного доктора. «Юридический факультет говорится, между прочим, в этом ходатайстве, допустил бы со своей стороны, несправедливость, не воздавши должное по заслугам этого ученого деятеля, не предупредив в том какой-нибудь другой университет, умеющий ценить ученые заслуги»²⁰.

В Одессе A. С. оставался сравнительно не долго, и летом 1875 года получил лестное для себя приглашение занять в старейшем, Московскм Университете кафедру канонического права, ставшую вакантною вследствие смерти проф. H. К. Соколова. Совет Новороссийского Университета, узнавши заранее о приглашении A. С. в. Москву, в заседании 28 апреля, по предложению профессоров Вальца и Дювернуа, просил его остаться, но A. С., хотя и чувствительно благодарил Совет, однако остаться в Одессе не согласился. Его прельщала Москва, главным образом, своими двумя замечательными книгохранилищами – Московской Синодальной библиотекой и библиотекою Румянцевского музея, в которых до сего времени он мог только работать урывками, во время командировок в Москву из отдаленной от нее Одессы; с переселением же в Москву, он мог уже не расставаться с этими книжными сокровищами.

В Москве A. С. выступил во всеоружии своей огромной эрудиции и богатых знаний, составляя во все время пребывания в Московском Университете его славу и гордость.

Однако в течение многих лет (до введения гонорара, no уставу 1884 г.) материальное положение A. С. было весьма тяжелым. Москва, кроме почета, не дала знаменитому ученому, ничего. Жалованье осталось прежнее, а между тем жизнь в Москве с многочисленною семьею оказалась много дороже. Поэтому A. C., чтобы свести концы с концами, приходилось урезывать себя во всем – квартиру приходилось нанимать подешевле и поменьше и, во избежание детского шума, работать по ночам. Дешевые квартиры имели, конечно, много неудобств; между прочим, были очень холодны. Никогда не забуду одной из таких квартир, на которой A. С. (часто менявший квартиры, желая найти недорогую и удобную, чего, конечно, в Москве достигнуть невозможно), по необходимости прожил довольно долго. Часто бывая на этой квартире (помещавшейся на Поварской, в Борисоглебском переулке) зимою в трескучие морозы, я заставал такую картину: в кабинете, за большим письменным столом, перед разложенными книгами и рукописями сидит в пледе и валенках A. С. и согревает дыханием свои руки; посидевши немного у стола, он обыкновенно вставал – подходил к печке, немного отогревался – и снова принимался за работу. На первых порах даже необходимой мебели в квартире не было, и не на что было ее купить. Но и при такой экономии, денег часто не доставало, и незадолго до 20-го числа каждого месяца знаменитому русскому канонисту приходилось делать мелкие займы у кого-либо из своих товарищей, обыкновенно у H. С. Тихонравова, с которым покойный был в большой дружбе. Когда впоследствии материальное положение A. C., благодаря гонорару, сделалось вполне обеспеченным, он часто говаривал: «Дали белке орешки, да зубов уже нет».

He смотря на все жизненные невзгоды, учено-литературная деятельность A. С. не ослабевала. За это время он напечатал: 1) Новый перевод толкований на церковные правила (Правосл. Обозр. 1876 г. т. I, 730); 2) Критические опыты пo истории древнейшей греко-русской полемики против латинян – обширное сочинение, написанное для Академии Наук, по поводу историко-литературного обзора полемических сочинений против латинян A. Н. ІІопова, и полное новых литературных открытий (напечат. из XIX отчета Академии о присуждении Уваровских премий). СПБ. 1878 г.; 3) О книге Заозерского «Церковный суд» (Критическое Обозрение 1879 r., № 4); 4) Теория восточного папизма в новейшей русской литературе канонического права (Прав. Обозр. 1879 г. т. III. 476:734); 5) Памятники древне-русского канонического права, изданные в VI т. Русской исторической Библиотеки (СПБ. 1880); 6) О сочинениях, приписываемых русскому митрополиту Георгию, – открытое письмо E. Е. Голубинскому (Прав. Обозр. 1881 г. т. I. 344 и отдельно: М. 1881); 7) Вопрос о ереси жидовствующих, – ответ г. Иловайскому (Совр. Извест. 1884 г. № 266); 8) Книги законные, содержащие в себе в древне-русском переводе, византийские законы земледельческие, уголовные, брачные и судебные (М. 1885); 9) 50-я глава кормчей книги (M. 1887 г.²¹, 10) Могут ли незаконнорожденные быть поставляемы на священно-служительские степени? (Церковн. Ведомости 1889 г. № 9); 11) Неизданный памятник церковного права XII века (Журн. Мин. Нар. Просв. 1890 г. кн. 10); 12) ІІо поводу некоторых недоумений в науке церковного права (Чтения в Обществе Люб. Дух. Просв. 1891 r., т. I, 640²²); 13) Два ответа В. С. Соловьеву об инквизиции на Востоке (Моск. Ведом. 1891 r., № 341; 1892 г. № 8); 14) Мнимые следы католического влияния в древнейших памятниках юго-славянского и русского церковного права (Чтения в Общ. Люб. Дух. Просв. 1891 г., т. II, 693; 1892 г., т. I, 192, 425:527); 15) Недоумения по вопросу о восприемничестве и духовном родстве, как препятствие к браку (1893 г., т. I. 354:483); 16) О начале Галицкой и Литовской митрополий (Русское Обозрение. 1894 г. кн. 5); 17) По поводу полемики против сенатского толкования о давности в применении к церковным землям (Там же, 1894 г., кн. 12); 18) О каталоге греческих рукописей Иерусалимской патриархии (Древности Моск. Арх. Общ. 1894 г., т. XV, вып. I); 19) Неизданные памятники церковного права (Византийский Временник. 1895–1896 гг.) и 20) Номоканон при Большом Требнике, новое от начала до конца переработанное издание (Ученые Записки Моск. Унив., вып. 14 и отдельно: М. 1897 г., 520 стр.).

Что касается преподавательской деятельности А. С., то курс лекций церковного права, читанный им в. Московском Университете, по богатству заключающагося в нем материала, систематичности и ясности изложения, со всею справедливостыю, может быть назван одним из лучших: в нем нет ни одного слова лишнего, ничего непонятного или недоговоренного. A. С. излагал свой курс в следующей системе: во введении, после предварительных замечаний о науке церковного права, ее задачах, методе и положении ее в целой системе права, он излагал весьма подробно источники церковного права (их виды, относительная важность, история их на Западе и на Востоке – в церкви греческой и русской). Система действующего права, в курсе A. C. распадается на две части: внутреннее право церкви и внешнее право ее. Первая часть, трактующая о внутреннем праве церкви, в свою очередь, делится на два большие отдела:

1) церковное устройство (здесь содержится учение о личном составе церковного общества и учение о церковном правительстве – hierarchia jurisdictionis);

2) церковное управление; здесь подробно рассматриваются три полномочия власти церкви:

а) власть учащая (potcstas magisterii) и ее проявления; б) власть освящающая (potestas ministerii sive ordinis); здесь излагается, между прочим, брачное право – один из лучших отделов курса; в) власть правительственная, potestas jurisdictionis – (между прочим, церковный суд). В этом же отделе помещается имущественное право церкви. Часть вторая, содержащая внешнее право церкви, излагает, учение церкви в ее внешних отношениях: 1) к государству (весьма интересным является здесь талантливо изложенный исторический очерк этих отношений); 2) к другим христианским исповеданиям (с точки зрения канонической и с точки зрения государственного права). Kypc церковного права A. С. отличается строго-юридическою конструкцией. A. С. первый из русских канонистов положительно заявил, что церковное право «по существу своему прежде всего есть наука юридическая, для разработки и изложения которой необходимо такое же отношение к ее материалам, какое вообще усвоено разработке и изложению наук юридических»²³).

Кроме чтения лекций церковного права, A. С. вел в Московском Университете практические занятия по римскому праву, которое он основательно изучил во время своей заграничной командировки; один раз он даже выступал, главным оппонентом на диспуте по поводу диссертации по этому предмету и обнаружил здесь обширное знакомство с литературою его. Кроме Университета, покойный некоторое время преподавал римское право в Лицее в память Цесаревича Николая.

Так, в непрерывных трудах, проходила жизнь знаменитого ученого, посвятившего науке все, свои силы и способности, все свое время: и ранним утром, и позднею ночью, и в будни, и в праздник А. С. можно было застать погруженным в ученые изыскания, окруженного многочисленными книгами и фолиантами. Сам всецело преданный науке, он того-же требовал и от других, и пишущему эти строки, во время приготовления, под его руководством, к профессорскому званию, строго заказывал не брать никаких посторонних занятий и уроков, приговаривая при этом: «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь». Постоянно «заряженный научными новостями», замкнувшийся в своем кабинете, A. С. не был человеком общества, он избегал всякой общественной деятельности, никогда не занимал никакой административной должности, да и вряд-ли был к тому способен по своему характеру. Как ученый, A. С. был весьма требователен не только пo отношению к другим, но еще более к самому себе: взявшись за разработку известного вопроса, он ставил себе целью исследовать его со всех сторон так, чтобы можно было считать этот вопрос уже совершенно оконченным; он придавал большое значение даже внешней стороне – стилю, можно сказать, был строг ко всякому слову. Вообще угодить A. С. было не легко, и свое мнение он ценил весьма высоко.

Суровая жизненная школа, которую с самого детства должен был пройти A. C., конечно, наложила свой отпечаток на личности и характере покойного, казавшегося на вид тоже строгим и суровым²⁴. Но кто знал A. С. ближе, тот не раз мог убедиться, что строгий, суровый по виду, A. С. в действительности обладал душою мягкою и доброю. Никогда не забуду я дня, в который мне пришлось надолго расстаться с моим дорогим учителем (по случаю моей командировки заграницу). В этот день A. С. уезжал в Казань (куда он был назначен председателем экзаменационной комиссии); поэтому наше прощание состоялось на Нижегородском вакзале, куда я приехал его проводить. Садясь в отходящий поезд, он благословил меня в далекий путь. Слезы катились по щекам этого, казавшегося всем суровым, старца…

Новое, от начала до конца переработанное издание Номоканона при Большом Требнике, было последним капитальным трудом A. С. По приезде из Петербурга (куда A. С. был назначен председателем государственной испытательной комиссии), A. C., прихварывавший еще и раньше, окончательно занемог и слег в постель, a 16 августа его уже не стало. Умер он в полном сознании, и еще в день его смерти сын покойного читал ему «Церковные Ведомости». Смерть была тихая.

Похороны покойного состоялись 20 августа и были также скромны, как была скромна и самая жизнь покойного. По случаю вакационного времени, многих из товарищей и почитателей покойного в Москве не было. Отпевание тела почившего было совершено в церкви Императорского Лицея в память Цесаревича Николая профессором богословия Московского Университета протоиереем Η. А. Елеонским, соборно с профессором богословия Московского Сельскохозяйственного Института A. В. Мартыновым, законоучителем Лицея священником И. И. Соловьевым и священником И. Фуделем. При отпевании в храме присутствовали: попечитедь Московского округа П. А. Некрасов, профессора, друзья и почитатели памяти почившего ученого²⁵.

На гроб покойного были возложены венки: от Императорского Московского Университета; от Юридического факультета серебряный, с надписью: «Славному труженику, знаменитому канонисту»; от Императорского Археологического Общества, от Юридического Общества, членом кοторого состоял покойный; от редакции Русского Вестника; от семейства И. И. Шаховского – «Великому ученому».

Погребение состоялось на Ваганьковском» кладбище. Над могилою усопшего проф. И. Т. Тарасов произнес прекрасную речь следующего содержания:

«Почил ты вечным сном, маститый дорогой товарищ! Но ты не умер, ты жив; – ты, неутомимый труженик, ты жив в трудах твоих, ты жив, как учитель будующих учащихся поколений; ты жив в оставленном семье твоей славном имени твоем; ты жив, как пример доброго семьянина, честного гражданина и благочестивого христианина. Вечная тебе память, знаменитый русский ученый! Sit tibi terra levis! Прости! Прощай!»

Затем, произнесены были прощальные слова оставленным пpи Московском Университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре канонического права И. Д. Липеровским, указавшим на значение покойного для науки канонического права, и доцентом Московской Духовной Академии И. М. Громогласовым, который, перечислив ученые работы покойного и указав на его дружеские отношения к лицам, работавшим под его руководством, положил «земной поклон» от Московской Академии, почетньм членом которой был почивший.

Пишущий эти строки произнес следуюшие слова: _«Вдали от Москвы я получил известие о твоей кончине, мой дорогой учитель, и едва поспел сюда, чтобы поклониться твоему праху и сказать тебе последнее – прости. He думал я о столь скорой с тобою разлуке и надеялся еще долго пользоваться твоими мудрыми советами и указаниями… Господь судил иначе... He стало деятеля, 40 лет неутомимо трудившегося на пользу русской науки; не стало искуснейшего законоведа, знатока права Православной Церкви, которой ты, верный сын ее, оказал неоценимую услугу твоими трудами… Угас светильник, в течение многих лет ярко горевший в Московском Университете. Здесь теперь не время входить в подробную оценку ученых работ твоих. Имя твое, пользовавшееся еще при твоей жизни почетною известностью не только в России, но и во всей Европе, будет долго жить в трудах твоих… Спи мирным сном, дорогой наставник, и прими земной поклон от вечно признательного и благодарного ученика».

После речей могила была засыпана землей, и на ней водружен металлический крест.

Пройдут годы… на смену нам выростут новые поколения, а имя A. С. Павлова все будет жить в науке.

Список печатных трудов A. С. Павлова:

Происхождение раскольнического учения об антихристе (Православный Собеседник, 1858 г., т. II, 138:262).

Песня об «Аллилуевой жене» и несколько других раскольнических духовных стихов, изданных в «Сборнике русских духовных стихов», В. Варенцова, СПБ. 1860 г.

Страстная неделя (Дух. Беседа, 1860, № 14, 409–428).

Древние христианские праздники в честь мучеников (Странник, 1860, т. III, отд. II, 1–23).

Древние русские пасхалии на восьмую тысячу лет от сотворения мира (Правосл. Собес. 1860, т. Ш, 331–356).

Церковно-судебные определения Киприана, митрополита Новгородского (Там же, 1861 г., т. III, 335–348).

ІІраздник Пятидесятницы (Дух. Беседа, 1861 г. № 23, 121–131).

Каков должен быт канонический суд о причетниках двоеженцах (Руков. для седьск. паст, 1862, т. III, 534–538).

Плач городецких раскольников при постройке единоверческой церкви (изд. в Летоп. русск. литер. и древн. Н. Тихонравова, 1863 г., т. V, отд. II, 149–152).

Духовные стихи раскольников (Там же, отд. III, 80–84).

ІІовесть о скверном бесе (Там же, стр. 89–90).

Путешествие инока Михаила во святые места (Там же, стр. 103–104).

Земское (народное и общественное) направление русской духовной письменности в XVI в. (ІІравосл. Собес. 1863 г., т. I, 292; II, 364).

Послание старца Елеазарова монастыря к в. кн. Василию Иоанновичу (Там же, т. I. 337–348).

Послание Геннадия Новгородскаго к Московскому собору 1490 г. (Там же, т. I, 476–481).

Три доселе неизданные послания князя Андрея Курбского (Там же, т. II, 156–162, 343–348, 451–462, 550–571).

Полемические сочинения инока-князя Вассиана Патрикеева (Там же, т. III, стр. 95–112, 180–210).

Апокрифическое слово о судиях и властителях (Там же, 1864 г., т. I, 365–374).

О кормчей инока-князя Вассиана Патрикеева (Ученые Записки Казан. унив. 1864 г., т. I, 489–498).

Личныя отношения супругов по греко-римскому праву (Там же, 1865 г., 83–104).

Об участии мирян в делах церкви с точки зрения православного каноническаго права (Там же, 1866 г., 481–526).

Два послания в. кн. Михаилу Ярославичу тверскому константинопольского патриарха Нифонта и русского инока Акиндина о поставлении на мзде (Прав. Соб. 1867 г., т. II, 236–253).

Первоначальный славяно-русский номоканон. (Учен. Зап. Каз. Унив. 1869 г., прилож., стр. 1–100).

Исторический очерк секуляризации церковных земель в России [1503–1580 г.] (Зап. Новор. унив., т. VII, стр. 1–167).

Номоканон при Большом Требнике, изданный вместе с греческим текстом, до сих пор неизвестным, и с объяснениями издателя. (Там же, т.VIII, 1–240).

Eще наказный список пo Стоглаву (Там же, т. IX, стр. 1–37).

Отрывки греческого текста канонических ответов митрополита Иоанна II (Зап. Импер. Акад. Наук, 1873 г., т. ХХ II, прилож. № 5).

Письмо к академику Броссе о грузинском номоканоне (Там же, 1874 г., т. XXV, № 1).

Замечательнейшие рукописи канонического содержания в Московской Синодальной (бывшей патриаршей) библиотеке (Зап. Новор. Унив. т. XVI, стр. 144–175).

Замечания на программу издания в русском переводе церковных правил с толкованиями (Там же, т. XVI, прилож. стр. 1–17).

Новый перевод толкований на церковные правила (Правосл. Обозр. 1876 г., т. I, стр. 730–746).

ІІорфирий Леонтьевич Карасевич. Некролог. (Моск. Ведом. 1878 г., № 65).

Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПБ. 1878, стр. 4–210 (из XIX отчета Академии о присуждении наград гр. Уварова).

Критическая статья о книге H. А. Заозерского «Церковный суд» (Критическое Обозр. 1879 г., № 4, стр. 1–10).

Теория восточного папизма в новейшей русской литературе канонического права (Правосл. Обозр. 1879 г., т. III, 476–499; 734–765).

Памятники древне-русского канонического права, ч. 1. (Русск. Истор. библ. т. VI). СПБ. 1880.

Есть ли твердое каноническое основание для содержащегося в 253-й статье устава Духовных Консисторий правила об осуждении на всегдашее безбрачие лица, брак которого расторгнут по нарушению им супружеской верности? (Напечат. в изданной по распоряжению г. обер-прокурора Св. Синода книге: «Мнения н отзывы по вопросу ο праве лиц, брак которих расторгнут пo причине нарушения ими супружеской верности, на встунление в другой брак». Изд. 2-ое. СПБ. 1893, стр. 87–120).

О сочинениях, приписываемых русскому митрополиту Георгию. – открытое письмо E. Е. Голубинскому (Прав. Обозр. 1881, т. I, 344–353 и отдельно: М. 1881).

Вопрос о ереси жидовствующих на VI археологическом съезде – ответ г. Иловайскому (Соврем. Извест. 1884 г. № 266).

Книги законные, содержащие в себе, в древне-русском переводе, византийские законы земледельческие, уголовные, брачные и судебные (СПБ. 1885; тоже в Сборн. Отделения русск. языка и словесности Императ. Акад. Наук, т. ХХХVIII, № 3).

50-я глава Кормчей книги, как исторический практический источник русского брачного права (М. 1888; тоже в 5 вып. Учен. Зап. Моск. Унив., отдел юридич. Ср. Христ. Чтен. 1882 г., т. I, 367–404; 1883 г., т. I, 358–416; 1885 г., т. II, 612–652; 1886 r., т. I, 111–132).

Могут ли незаконнорожденные быть поставляемы на священно-служительские степени? (Церков. Ведом. 1889, № 9).

Неизданный памятник церковного права II в. (Журн. Мин. Нар. Просв.1890, Х, 275–300 и отдельно: СПБ. 1890г.).

По поводу некоторых недоумений в науке православного церковного права. (Чт. в Общ. люб. дух. просв. 1891, т. I, 640–667).

Дополнительная историческая справка по вопросу о существовании инквизиции на Востоке (Моск. Вед. 1891 г. № 341).

Quosque tandem? Ответ Вл. С. Соловьеву (Там же,1892 г., № 8).

Мнимые следы католического влияния в древнейших памятниках юго- славянского и русского церковного права (Чт. В Общ. люб. дух. просв. 1891 г., т. II, 693–741; 1892 г., т. I, 192–249, 425–438, 527–572).

Продолжающиеся недоумения по вопросу о восприемничестве и духовном родстве, как препятствие к браку. (Там же, 1893 г., т. I. 354–408, 483–519).

Библиографическая заметка об издании А. Дмитриевского: Евхологион IV века Серапиона. еп. Тмуитского. (Визант. Времен. 1894 г., т. I вып. 1, 207–213).

Русские поминки по Цахариэ фон-Лингенталь (Там же, вып. 2, 464–468).

Кому принадлежат капонические ответы, автором которых считался Иоанн, еп. Кипрский (Там же, вып. 3–4, 493–502).

О начале Галицкой и Литовской митрополии (Русск. Обозр. 1894 г., V, 214–251).

По поводу полемики против сенатского толкования о давности в применении к церковньм землям (Там же, ХII. 602–625).

О каталоге греческих рукописей Иерусалимской патриархии (Древности, труды Импер. Моск. Археолог. Общ. 1894 r., т. XV, вып. 1, 69–79).

Неизданные памятники византийского права:

1) Синодальное постановление патриарха Сисиния о не венчании второбрачных (Визант. Времен. 1895 г., 7, 11, вып. 1–2, 152–159).

2) Канонические ответы Никиты, митроиолита Ираклийского (XI–ХII в.), в их первоначальном виде и в позднейшей переработке Матвея Властаря (Там же, стр.160–176).

3) Канонические ответы Никиты, митрополита Солунского (Там же, т. II, вып. 3, 278–387).

4) Синодальный акт Констант. патриарха Михаила Анхиала 1171 г. о приводе архиереев к присяге на верность императору Михаилу Комнину и его новорожденному сыну Алексею, с формою самой присяги (Там же, стр. 388–393).

5) Синодальное постановление Констант. патриарха Харитона (1177–1178 г.) о третьем браке, редактированное Феодором Вальсамоном (Там же, вып. 4. 503–511).

6) Подложная дарственная грамота Константина Великого папе Сильвестру в полном греческом и славянском переводе (Там же, 1896 г., т. III. вып. 1. 18–82)

7) К вопросу о хронологическом отношении между Аристином и Зонарою, как писателями толкований на церковные правила. (Журн. Мин. Нар. Просв. 1896. I. 172–199.

8) Номоканон при Большом Требнике, новое от начала до конца переработанное издание (Ученые Зап. Моск. Унив. вып. 14 и отдельно: М. 1897 г., 520 стр.).